Equal

      Дресс Роза стонет и плачет, остатки зданий пылают в огне, а жалкие людишки — чертовы поганцы, которые посмели выжить — стекаются к центру созданной им клетки. Дофламинго медленно и по-королевски вальяжно спускается по нитям. Огромная вмятина, которую Мугивара проделал его телом, остается позади, а впереди него — сам противник, в свете очков выглядящий как красная уродливая куча, еле дергающаяся, едва живая.       Ступни в узких туфлях бесшумно опускаются на разбитый тротуар. Дофламинго со вкусом поводит плечами и идет вперед, жадно разглядывая распластавшегося на животе мальчишку. Тот выглядит жалко и уже совсем не так угрожающе, как минуту назад — покрытый пылью и кровью, с полуприкрытыми глазами и ртом, с выпяченной напоказ задницей. Проклятый Ди, который посмел бросить ему вызов, человек, за которым он следил слишком долго и позволил взять над собой верх.       Булькающий нездоровый смех вырывается из него, смех, в котором смешались все его ненависть и одержимость, чертова болезнь под названием Монки Д. Луффи, начавшаяся с улыбающегося постера и заканчивающаяся расплющенными внутренними органами. Он кашляет снова, даже не удивляясь крови на пальцах, и продолжает медленно идти вперед. Расстояние между ними сокращается, а людишки убегают все дальше, даже не пытаясь помочь своему герою, говоря что-то о пиратах и недоверии. Ну что, Люси, где их хваленая благодарность? Смысл, ради которого ты жертвовал собой?       Остановившись рядом с Мугиварой, Дофламинго скалится еще злораднее, наблюдая, как тот пытается отползти, болезненно стонет и царапает землю ногтями, делая одно крохотное движение за другим. Начищенные до блеска туфли лениво следуют за ним, как и неотрывно следят глаза: вот оно, вот его правильное место — возле королевских ног. Спустя минуту Дофламинго это надоедает: он берет паршивца за шкирку и тащит за собой в ближайшее здание — многочисленные тараканы, которые помогают Мугиваре испортить его планы, должны появиться в любой момент.       — Молчи, — шипит он рассерженно, когда тот пытается позвать на помощь, и затыкает резиновый рот ладонью. Входит в здание через дыру и оказывается в захламленной спальне: двухспальная кровать так и манит, но брезгливость оказывается сильнее: Дофламинго предпочитает просто прижать мальчишку к стене, безвольного и слабого, сдавив предплечьем шею.       Наконец-то Мугивара в его власти, наконец-то он может делать все, что пожелает.       Тот упрямо и гневно смотрит на него в ответ. В кофейных глазах неукротимый огонь и сила настолько чудовищная, что кожа против воли покрывается мурашками, тонкие губы сжаты в нить, а не улыбаются как обычно, и от этого лицо кажется старше. Продолжая ухмыляться, Дофламинго снимает с него шляпу и небрежно откидывает прочь.       — А ну отдай! — пытается кричать тот, но выходит у него лишь сиплый шепот.       Дофламинго нет дела до какой-то шляпы, он просто хочет увидеть его волосы, такие же как у Роджера или предателя Ло, черные и непослушные волосы Ди. Он зарывается в них пятерней с таким наслаждением, что едва не сдерживает стона, а мальчишка замирает под пальцами, глядя уже не яростно, а удивленно.       — Минго?       — Что за плебейское прозвище, — рычит, грубо сжимая пряди, заставляя запрокинуть голову.       Тот нервно сглатывает, а Дофламинго пялится на его шею и дернувшийся вниз кадык. На изящные ключицы и крестообразный шрам меж распахнутых пол кардигана, поджарый живот и выступающие бедренные косточки. Облизывает взглядом, будто растаявшее на солнце мороженое, не в силах больше прятать собственное помешательство. Кто бы знал, что однажды увидев мальчишку в Импел Дауне, он буквально сойдет с ума?       Впервые за сорок лет Дофламинго хочет кого-то настолько безумно.       Не медля ни секунды, он припадает к шее мальчишки, кусая так сильно, что другому бы вырывал кусок мяса. Резиновая же кожа лишь тянется, на ней почти не остается отметин, но Дофламинго старается, делает все, чтобы оставить тому подарок. Сотрясается от дрожи сам, когда тот вскрикивает, дергается под его зубами. У него уже стоит так жестко, что болезненно тянет в паху, но он не спешит и медленно зализывает место укуса, развратно проводит по мочке уха и ухмыляется, когда слышит прерывистый вдох.       Ощущать власть над Монки Д. Луффи ужасно приятно, видеть смущение на порозовевших щеках и в округлившихся глазах, не отрываясь, глядящих на него. Дофламинго поглаживает вихрастый затылок теми самыми пальцами, которыми недавно уничтожал Дресс Розу, да еще и так нежно, что изумляется сам себе.       Еще несколько часов назад он представлял, как грубо будет трахать его, сколько боли причинит, стоит им остаться вдвоем, а теперь делает совсем другое. Убирает руку с лохматых волос не для того, чтобы ударить, а дразняще касается соска, сжимая его и выкручивая, а потом целует в приоткрытый рот. Вот так просто: берет и целует. Уже лет десять ни с кем не целовался, растоптанный после предательства Росинанте, а сейчас скользит губами по чужим и нисколечки об этом не жалеет. Чувствует кровь во рту — Мугивара кусается, пытаясь оттолкнуть, но это заводит лишь сильнее. Он держит тому челюсть и силой впихивает язык, а сам прижимается теснее, жестче, елозит возбужденным членом по гладкому телу.       — Скажи мое имя. Мое полное имя, — велит в перерывах между поцелуями.       Тот вертится, пытаясь вырваться, но едва может пошевелиться, а Дофламинго сжимает его сосок так сильно, что заставляет ахнуть и непроизвольно податься навстречу. Вдавливает их тела вместе, делая еще слаще и острее, сжимая тягучее и пульсирующее внизу живота. Оба пахнут кровью и потом, вымотанные после боя, и дрожат — один от похоти, а другой от отвращения.       — Монки Д. Луффи, — первым шепчет в маленькое ухо.       Ведет языком по влажной горячей шее и сходит с ума от соленого вкуса моря на загорелой коже, от напряжения, с которым мальчишка пытается освободиться от его объятий. Равный ему. Не знающий страха.       — Дофламинго, — говорит Мугивара, и торжествующий хохот срывается с его искривленных в ухмылке губ. Он смеется и смеется, а в ушах звучит твердый голос, наполненный отчаянной злостью и непокорностью, хохочет, а по позвоночнику бегут мурашки, потому что даже будучи беспомощным, тот все равно умудряется подавлять. Темные глаза смотрят в самую душу, властные и упрямые, а Дофламинго вдруг с отчетливой ясностью понимает, что готов сделать все, что угодно, лишь бы тот продолжил так на него глядеть. Продолжил сверлить туда, где все сгнило и безповоротно запятналось грехами, потому что от взгляда Монки Д. Луффи чувствует себя живым.