Une image de notre amour

Взгляд размывал окружающую картину, искажал ровные линии стен и коридоров. Пелена в действительности не позволяла смотреть на что-то, отвлекаться, переводя внимание. Само сознание пыталось сделать акцент исключительно на обжигающей боли в середине груди, что больше распаляло. Непонимание в смеси с раздражением горело высоким костром с кончиков пальцев. Длинные языки пламени касались мыслей, плавили и соединяли их в огромный ком возмущения, под их весом голова становилась все тяжелее. Арсений вцепился в перила, жадно глотая воздух. Тело встряхнуло, а мышцы непроизвольно напряглись. Вытягиваясь в идеальную струнку, он сухо откашлялся. Горячая слезинка медленно скатилась по щеке и отпечаталась влажной дорожкой на ней падая вниз. Дыхание на миг перехватило, а глаза широко распахнулись. Голубой океан тонул в собственных соленых водах, а угрюмые облака над ним отражались в каплях, которые отчаянно выскакивали из бушующих волн, сверкая и навсегда пропадая из виду сливаясь с синевой. Переполненные берега эмоций выдавливали всю боль через вновь появляющиеся крохотные блики на коже. Подрагивающими пальцами француз очертил направление влажной дорожки. Рваный выдох окончательно выбил землю из-под ног. Бездна принимала в свои холодные объятья, аккуратно проходясь по плечам ледяным ветром, а после надавливая на них. Ноги предательски подкосились. Опираясь, Арсений сильнее сжал широкие перила. Пожар вспыхнул с новой силой. Гнев, словно масло, вылился в бушующее пламя, которое сейчас захватило каждый сантиметр тела. Он вскинул руками и принялся судорожно вытирать слезы. Щеки раскраснелись от постоянных тяжелых касаний, но мужчина продолжал тереть глаза и места, где скатывались ненавистные соленые капли до тех пор пока не почувствовал болезненную сухость. С усилием подняв ногу, Арсений шагнул на первую ступеньку впереди. Губы поджались в одну тонкую полоску, а ряды зубов сцепились, противно скрипя. Белый шум звучал в ушах, потому как француз абсолютно не хотел слышать своих размышлений и ощущать что-либо. С высоко поднятой головой он прошелся вдоль лестницы. Жгучая буря продолжала крутиться внутри, а сердце разъяренно билось о стенки ребер. Арсений старательно восстанавливал дыхание, но добиться размеренности в нем не представлялось возможным. Комок отвращения застрял в горле. Резко вставив ключ в замок, он провернул его, дожидаясь характерного щелчка. Не церемонясь с излишней аккуратностью, Попов выдернул кусочек потертого металла. Дверь захлопнулась за спиной, а твердые шаги отозвались скрипом деревянных половиц. Арсений лихорадочно хватался за воздух вокруг, но так и не смог поймать заложенного в нем спокойствия. Короткие ногти впивались в кожу ладони, оставляя следы чем-то похожие на кровавые полумесяцы. Чувства рвали все изнутри в неистовом приступе желания быть наконец услышанными. Кулаки мужчины с грохотом столкнулись с поверхностью стола. Удар эхом разнесся по аудитории, затмевая звенящую тишину на ничтожно короткое мгновенье. Кожа возле костяшек приобрела ярко алый оттенок, а ураган пароксизма уменьшился на пару метров, видимо, уходя к нервам, дабы упомянуть о нарастающей физической боли. Француз выпрямился и показательно смахнул несуществующую пыль с кафедры. Осторожно поправляя рубашку он унял более привычный спектр негативных эмоций. С отчаянными криками они в очередной раз забились по темным углам рассудка. В висках все ещё стучало, но более терпимо, а с этим мужчина всегда справлялся отлично. Арсений сел на стул и откинулся на спинку. «Racaille, зачем говорить о том чего нет, так ещё и припоминать то, что мне бы не хотелось? Он ведь знает, сука, знает, а все равно давит. Хотел выдавить из меня чистосердечное таким способом или, блять, с какого возникла такая тема? Думает, что я могу испортить ему жизнь только лишь своим предвзятым отношением во всех смыслах этого слова? Да кто ему этот Антон, чтобы защищать?» Француз выдохнул, прикрывая веки. Вопросы метались по уже пустой голове, где мерзким липким слоем сплетались чувства, затихая под самой корочкой сознания. «С какой стати я стал рассуждать об абсолютном абсурде? Детский лепет, не более. А эти перепады не есть что-то новое, так что акцентировать внимание на этом не имеет смысла. У меня есть дела куда важнее, чем никчемный анализ личности. Что за вздор!» Мужчина открыл глаза и сфокусировался на бумагах, сложенных в стопочку. Руки слегка дрожали, поэтому пришлось открыть крышку ноутбука, дабы для начала доделать ненавистный отчет, а после переходить к листкам. Арсений не рассчитывал на то, что всю свободную пару проведет не за тривиальными беседами с Добровольским, которые каким-то необычайным образом всегда превращались в теплые разговоры, что невольно заходили на личную жизнь и пересказы забавных историй из семьи Паши. Крохотное разочарование проскользнуло между воспоминаний. Глухой стук разрушил всё представление, в моменте рассыпающееся на осколки перед ним. — Войдите, — сглотнув, вымолвил Попов. Ручка неуверенно опустилась, а между дверью и косяком показалось лицо молодой девушки со смущенной улыбкой. — Здравствуйте, Арсений Сергеевич, — произнесла та, немного неловко заправляя светлые пряди за ухо. — Здравствуй, Оксана, — приподнимая уголок губ, француз озадаченно рассматривал студентку. — Что случилось? — У нас сейчас пара у Вас. Можно войти? — Да-да, разумеется. Извините, отчет показался мне довольно увлекательным занятием, — скомкано ответил преподаватель. — Конечно, это намного лучше, нежели вести пару у первого курса, — Суркова рассмеялась, шагая в сторону огромных рядов. Одарив девушку очаровательной улыбкой мужчина приподнялся и взял в руки журнал, оглядывая студентов, которые не спеша проходили в аудиторию. — Оксана, скажите, пожалуйста, кого нет, — француз обернулся. — Попрошу честно и искренне, как Вы умеете. Арсений не пытался льстить и без того обаятельной старосте. Она впечатлила преподавателя ранее: своей миловидной внешностью и удивительно красивой застенчивостью, когда та разговаривает с людьми старше и выше по положению. Мимика в сочетании с обворожительным видом не могли показать и капли требовательного характера Сурковой, хотя каждая неуверенная реплика не выглядела наигранной, как и робкая улыбка на губах. Вчера она вполне смело отчитывала своего одногруппника за опоздание, зарекаясь не прикрывать его, как она выразилась: «ленивую задницу» перед преподавателями, а после пары французского уведомила всех о том, что отправила домашнее задание в беседу, при этом прошептала и о готовом решении рядом, дабы те для приличия переписали его в тетрадь, если не собираются делать сами. Мужчине, безусловно, симпатизировали настойчивость и желание работать, поэтому поймать одну волну понимания не составило труда. — Все в сборе, — расплываясь в улыбке, произнесла студентка. — Я могу к Вам подойти после, уточнить пару моментов относительно прошлой темы? Оксана предупредила его о весьма странном шифре, чтобы сообщить фамилии отсутствующих и держать безупречный авторитет хорошей старосты в глазах остальных. — Можете, — снисходительно кивнул Арсений. Час непрерывной лекции утомил мозг, а не совсем компетентные студенты усугубляли ситуацию, поэтому лишь ослепительно яркая улыбка Сурковой, направляющейся к кафедре, сглаживала напряжение. — Арсений Сергеевич, хочу сразу поблагодарить, правда спасибо огромное, что согласились на эту сомнительную авантюру, — протараторила Оксана. — Не нужно, я всё понимаю. Так кого сегодня не было? — Только Сидорова, но он обещал исправиться, честно! — Вскликнула девушка, с надеждой заглядывая в глаза напротив. — Отлично, тогда жду от него выполненного домашнего задания и полного конспекта. — Завтра будет тут в восемь утра стоять с тетрадью в зубах, уверена. — Я не сомневаюсь в Вашем умении направлять людей на путь истинный, — улыбаясь, произнес мужчина. — Вы мне льстите, Арсений Сергеевич, — её щеки загорелись едва заметным румянцем.— До свидания. — До свидания, Оксана. Смущенная улыбка снова засияла на лице, быстро кивнув студентка вышла из аудитории, оставляя после себя необычайную легкость. Такое точечное стеснение и безмятежная искренность трогали своей простотой, располагали к человеку. Суркова излучала необъяснимое умиротворение, какое Арсений ощущал не так часто, чтобы спутать с чем-то другим. Мелкая дрожь спала тяжелым камнем с тела и, если бы француз был честен сам с собой, он бы мог проследить объективную причину всего происходящего, но приоритеты, в очередной раз, ограничились скоротечным расслаблением. Погрузившись в работу, преподаватель не заметил прошедших часов. Разум вымотался окончательно, не предпринимая и попыток рационально мыслить. Удивленно взглянув на часы, Арсений попрощался с учеником и сбросил звонок, который длился дольше отведенного времени. В спешке написал тому сообщение, где прикрепил тест и, как высококультурный человек, пожелал красочных снов с исполнением всех поставленных целей. Закидывая ноутбук в вычурный кожаный портфель, он направился к выходу. Над четким планом вечера подумать не удалось вовсе, поэтому действовать стоит по ситуации. Француз называл такие порывы «импровизацией» или «как не стоит поступать, если у вас присутствует мозг», впрочем, все зависело от настроения. Мужчина спустился, обменялся парой вежливых фраз с чудной женщиной в гардеробе и покинул здание. Черная иномарка ослепила ярким светом фар. Арсений сел на переднее сиденье, принимая удобное положение. Не задумываясь, он набрал номер человека, который поддержит любые глупости, что часто вылетают из его уст. — Серега, привет, — кладя руку на руль, произнес он. — Арс! Ну ничего себе звоночек. — Да, у иностранцев роуминг дорогой, извини. — Ну конечно, — усмехнулся собеседник. — Как московский Париж? — А давай я тебе во всех подробностях расскажу, только у себя, окей? — Приглашаешь что ли? — Голубем вышлю приглашение, ты только дождись, — весело хмыкая, уточнил француз. — Но, если виски составит тебе компанию на моем балу, можешь не дожидаться. — Граф Попов, выйди, а то слишком много привилегий. Не думали, что я могу быть занят? — Ты не бываешь занят. Если отвечаешь, значит не трахаешься, не выкобенивайся. — О, боже, я не выдержу этих странных слов в трубку. Буду через сорок минут. — Души змею и приезжай, — кинул напоследок Арсений, закатываясь тихим смехом. «Идиот» - послышалось из динамика, сливаясь с короткими гудками. Мужчина улыбнулся, завел машину и почти бесшумно выехал с парковки института. Желтое свечение фонарей заглядывало внутрь салона, окрашивая его в свой небрежный блеклый цвет. Пестрящие огни города мелькали за окном, а особенно громкий шум моторов просачивался сквозь, чем слегка раздражал водителя, крепко сжимающего кожу руля. Арсений не переносил суеты на дорогах, в особенности Московских, потому как вездесущий гул и недовольные лица прибавляли всему городу в целом больше нервозности, бесполезной тревоги что-то не успеть. Франция поселилась в его сердце, глубоко цепляясь за каждую венку, въелась в мысли прекрасными видами и размеренным темпом жизни, теперь отзываясь приятным теплом. Словно башней спасения на горизонте показалась высокая многоэтажка. Преподаватель повел плечами в приятном предвкушении аромата собственной квартиры. Несколько минут в довольно чистом лифте казались абсолютной вечностью. Как только он открылся француз подлетел к двери и завалился в уютное помещение. Сбросив надоедливо идеальную обувь Арсений упал на мягкий диван, что принял в свои бархатные объятья. Тягучая нежность растеклась по всему телу, а глаза закрылись, погружая в сладостную негу. Мужчина лениво потянулся, приподнимая руки вверх, и непроизвольно зевнул. Рубашка отвратительно скомкалась, касаясь расслабленного тела. Раздосадовано выдохнув он поднялся, осторожно стаскивая с себя белый хлопок. Легкая футболка вместе с объемными штанами расположились на противоположном крае дивана. Арсений натянул одежду с изумительно вкусным запахом свежести, вновь подмечая прекрасный выбор кондиционера. Несмотря на напущенную аккуратность, он все же походил на обыкновенного среднестатистического россиянина, к чему разум старательно хотел привыкнуть, потому что за границей посчастливилось побывать исключительно среди всегда вычурно одетых людей. Преподаватель поправил выбивающиеся пряди, прошёлся вдоль небольшой, но просторной, светлой квартиры, прибирая мелкие недочеты. Едва различимый звук поющей птички послышался в прихожей. — Наконец-то, — открывая дверь, произнес француз. Матвиенко улыбнулся и переступил порог, оказываясь в крепких объятьях. — Ничего себе, так рад меня видеть? — Нет, виски, на самом деле, — Арсений выхватил бутылку из рук, радостно щебеча о качестве купленного алкоголя. — Понял, что Москва встретила тебя не так хорошо, как бы хотелось, так что небольшой презент. — Понял только по телефонному разговору? — Арс, ну ты не так часто зовешь выпить что-то крепче пива, тем более под рассказ об, о, господи боже, своей личной жизни, — показательно распахнув глаза, подметил Серёжа удивленным тоном. — Пребывание в Москве не есть личная жизнь, так что зря приезжал получается. — Я приехал посмотреть квартиру и тебя, так что не зря получается, — бесцеремонно толкнув мужчину в плечо, он прошел внутрь, рассматривая белые стены. Арсений последовал за ним, попутно рассказывая о каждых деталях, которые восхищают красотой. К примеру, высокий шкаф практически во всю стену помимо отличной вместительности, имеет и чисто эстетическую сторону: поразительный оттенок серого, тоненькие углы, блестящая поверхность раздвижных дверей, где красовалось большое зеркало с волнистыми краями, — это гармонично сочеталось, казалось бы, в обычной мебели. Всё в квартире было выполнено в одних светлых оттенках, но каждая вещь отличалась от другой, что впечатляло, заставляя возвращаться сюда снова. — Экскурсовод из тебя отличный, теперь давай посидим на той самой «охерительнонеобычнобелой кухне» и будем разговаривать о неожиданной причине твоего запоя, — отозвался Матвиенко, прерывая монолог француза. — Точно, блять, Паша еще та сволочь, — открывая бутылку, выпалил мужчина. — Добровольский что ли? Неужто запретил трахаться со студентками? Как он мог? — Если бы, — выдохнул Попов. — Наоборот одобрил. — Тогда в чем проблема? Никогда не поверю, что ни одна не клюнула на твой шикарный стиль и французский акцент. — Серег, я приехал строить карьеру, а не спать с учениками — это, во-первых, а во-вторых прежде чем, так скажем, «дать зеленый свет», он упрекнул меня в непонятно откуда взявшейся влюбленности и надавил с помощью Алисы, наверное, требуя чистосердечного. — Ладно, ты у нас мистер неприкасаемость в стенах института, но с чего у него вообще возникли мысли об этом? — Какая-то никчёмная сцена, — припадая губами к стакану с алкоголем, ответил Попов. — Арс, твои всегда никчёмные сцены на самом деле оказываются дохуя какими кчёмными. Рассказывай. И Арсений рассказал. Выдал практически всё, что только мог соединить в предложения, потому как бокал за бокалом продолжал выпивать невероятно, как ему показалось, успокаивающий виски. Тема, которую он затрагивал в этой беседе, вызывала ощущения легкого трепета, словно кто-то невесомо касался чувствительных нервов пушистым перышком, выводя линии или заботливо смахивая невидимые пылинки. Преподаватель подбирал различные синонимы для описания студента, что так звонко и искренне смеется, чьи зеленые глаза выражают баснословный спектр эмоций, трогая сердце. — Он такой яркий, знаешь, как палитра, — чуть пошатываясь, он приложил ладонь к щеке, старательно удерживая голову в ровном положении. — Я таких не встречал даже во Франции, в России, нигде вообще — это странно и интересно. — Арс, — начал Матвиенко, вглядываясь в затуманенные глаза напротив, — тебе, наверное, кажется. Может, аристократия и выдержанность во всём наскучила и сейчас даже проявление чего-то настоящего для тебя необычно. Я не знаю, что сказать на этот счёт, серьёзно. Это уж больно похоже на нездоровый интерес, который всегда может перейти в симпатию. — Не хочу и слышать об этом! — Вскрикнул мужчина, прерываясь тихим иканьем. — Он — студент, я — преподаватель, если бы не было этих ролей ничего бы не изменилось. Даже если бы мы встретились вне института и пошли на свидание, даже если бы переписывались днями где-то в тиндере, даже если бы мы прогуливались по парку и сели на одну лавочку, а его собака прицепилась к моим брюкам. Никогда, если бы не он. — Что ты несешь? Что за торги? Боже, — подхватывая француза под руку, Серёжа потянул его на себя, — тебе нужно поспать. Достаточно на сегодня, завтра тебе ещё пары вести. — А он вчера ещё с перегаром пришёл и всё смущался так мило, когда я упрекнул его, — хихикнул Попов, облокотившись на теплое плечо. — Теперь студент будет преподавателя отчитывать. — Ну и пусть, у него такие разнообразные эмоции, мимика, — с грохотом падая на кровать, выдавил Арсений. — Я хочу видеть это чаще. Преподаватель накрылся большим белым одеялом, смешно дергая носом. Тихое сопенье послышалось буквально через минуту пустого взгляда Матвиенко на расслабленное тело мужчины. — Паша не выдумал, лишь предугадал, Арс, — вздохнул Серёжа, направляясь к выходу. Солнечные лучи вместе с прохладным ветром врывались в помещение сквозь настежь открытое окно. Ледяной утренний воздух проходился по темным растрепанным волосам, вызывая множество крохотных мурашек. Арсений нахмурился, поджал губы и недовольно простонал от омерзительной сухости во рту. Одеяло завернулось в непонятный комок, сковывая мышцы, что теперь неприятно ныли. Мозг не посылал никаких отчетливых мыслей, только черную картинку, заполняющую всё пространство. Нелепо потягиваясь, мужчина дотянулся рукой до телефона, который гудел неимоверно раздражающей мелодией. Он отключил будильник, закрыл глаза ладонью и перевернулся на бок, скрываясь от надоедливых желтых лучей. Состояние внутри кардинально разнилось с погодой на улице. Будто мрачная, мерзкая сторона встретилась с искрящимся весельем, которое отчаянно пытается вторгнуться на противоположный край, раскрасив своими разнообразными цветами однотонный фон. Француз судорожно вдохнул мороз спальни, откашлялся и сглотнул, дабы разбавить песок в горле. Терпеть отвратность всего организма в данный момент не хотелось совершенно, поэтому он поднялся с кровати и поплелся на кухню, где стояла минералка, заботливо отставленная Матвиенко. Наконец восстановив привычный водный баланс, преподаватель мысленно поблагодарил друга за столь щедрый жест. Рассудок отказывался запоминать все происходящее из-за чего Арсений, сам того не осознавая, очутился в ближайшей пекарне, где ежедневно покупал латте. Видимо, его здравомыслия хватило только на механическое передвижение конечностей. — Вам на овсяном? — уточнила молодая девушка за стойкой. — Обычное молоко, пожалуйста, — очаровательно улыбаясь, отозвался француз. Быстро кивнув, она отвернулась к кофемашине. Мужчина отвлекся на телефон, который во всю вибрировал от сообщений Серёжи. Сергей Матвиенко. 8:10 Неужто проснулся? А ключи под ковриком нашёл или украли? Эти Ваши приличные районы недолюбливаю, везде же есть всякая шушера, еще и помимо тебя.

Арсений Попов. 8:11

Все окей. Спасибо, шушера ;)

Сергей Матвиенко. 8:11 А че так сухо отвечаешь?

Арсений Попов. 8:11

В горле сухо, а на душе кошки скребут.

Сергей Матвиенко. 8:12 Ага, кто бы сомневался. — Здравствуйте, Арсений Сергеевич, — послышалось где-то под ухом. Француз поднял голову и уткнулся взглядом в яркую зелень напротив, которая поблескивала уже знакомыми искорками. Удивление смешалось с непониманием и встало невнятным клубом пара перед глазами. Антон широко улыбнулся, сосредоточенно рассматривая уставшее лицо преподавателя. В груди зажегся крохотный огонечек любопытства и блеклой, практически неразличимой радости. Присутствие, постоянно ускользающих из общей картины понимания, веселых отблесков придает удивительный шарм ярким эмоциям парня. Ощущения непривычно приятны и очаровательны, словно наблюдаешь за свечой, где мерцает и подрагивает пламя. Оно плавит воск под ней, что после тягучими серыми каплями скатывается к подножью, собираясь в одно невыразительное пятно. Процесс завораживает своей неторопливостью от яркого начала до непримечательного конца, где лужица наконец захватит власть над чудным светом, который впоследствии напомнит о себе лишь черной кружащейся дымкой в воздухе. Чувства действительно сравнимы с этим явлением, что и вызывает восхищение, удивление, потому как та самая метафоричная свеча никогда не заканчивалась рядом с Арсением Сергеевичем – продолжала гореть, изредка потухая в его отсутствие. — Антон, здравствуй! — Забавно размахивая ладонью, поприветствовала его девушка. — И тебе доброго утра, Лиз, — ответил юноша, вновь возвращая внимание к голубизне океана мужчины. — Арсений Сергеевич, а Вы чего тут в такую рань? Невероятно глупый вопрос, но интерес стучал по корочке подсознания, не оставляя и шанса на бездействие. Шастун продолжал бессовестно явно следить за быстрым морганием собеседника и судорожным сглатыванием. — Здравствуйте, — произнес он, неуверенно приподнимая уголок губ. — Кофе обычно здесь беру. А Вы пары прогуливаете или вовсе не собирайтесь идти в институт? — Собираюсь, разумеется, у нас же дополнительные сегодня. — Рад, что Вы помните, — тихий смешок слетел с его уст. — Я только сюда за булочками с вишней захожу. Они стоят пройденных километров, — расплываясь в приторной улыбке, проговорил студент. — Вы пробовали? — Не удостоился еще такой возможности. — Давайте я Вас угощу? Антон взглянул на Арсения Сергеевича, широко распахнув глаза, в которых светилась прелестная невинность и искренность. Мужчина несколько смутился, слегка сводя брови. Улыбка продолжала сиять на его лице, выдавая те желанные и настоящие мысли, но произнес он совершенно отличное от них: — Я не думаю, что это правильно и... — Как плата за дополнительные, не будьте таким серьёзным, — перебил Шастун. — Лиза, можешь, пожалуйста, завернуть еще две? Девушка поставила горячий напиток на поверхность рядом с кассой и удовлетворительно качнула головой, аккуратно складывая румяную выпечку в небольшой бумажный пакетик. — Ваш латте, — Елизавета осторожно пододвинула стаканчик к краю. — И вот эта шикарная выпечка, конечно, — подхватив плетеные ручки, он протянул пакет преподавателю. — Антон, это не обязательно, правда, — неловко перенимая предмет из рук студента, напомнил Арсений Сергеевич. — Они отлично перебивают запах перегара, — юноша подмигнул. — До встречи? Студент безмятежно улыбнулся и склонил голову, пытаясь поймать отведенный взгляд преподавателя. — До встречи, — хмыкнул мужчина, обрисовывая глазами белый кафель кофейни. Арсений Сергеевич безучастливо кивнул собственным мыслям, а после благодарно посмотрел на собеседника с высоко поднятыми уголками губ и развернулся в сторону звенящих колокольчиков на двери. Антон проследил за удаляющимся черным пальто, в очередной раз подчеркивая излишнее внимание к фигуре этого человека, но огонек свечи внутри продолжал мерцать. В погоне за теплом, он не зациклился на основной причине, впрочем, в этом и не было острой необходимости.