Andermatt

      Чонгук сначала подумал, что ему мерещится, что у него галлюцинации от температуры, но знакомый запах парфюма отца заставлял сомневаться. Кажется, этот человек действительно здесь, приехал и стоит перед ним, глядит с неприязнью в глазах, кривит губы в какой-то ненормальной сумасшедшей улыбке. За ним два здоровяка охранника, и даже на их каменных лицах застывает гримаса, не предвещающая ничего хорошего, только чистое отвращение. Они будто псы, готовые разорвать свою добычу на части, скалятся и потирают здоровенные кулаки.       — Не ожидал меня здесь увидеть? — посмеивается Чинён.       Он идет вперед, толкая Чонгука ладонью в грудь, что мальчику приходится удержаться за стол, чтобы не упасть. Он все еще не понимает, где реальность, а где его температурный бред, поэтому со страхом в глазах пялится на отца. Где-то внутри зарождаются злость и обида, которые с каждой секундой растут все больше. Пока что не могут найти себе выхода из-за стопора, в который впал Чонгук, но в нужный момент будут готовы взорваться.       — Значит, вот в каком месте ты отбываешь свое наказание, — Чинён оглядывается и кривит губы. — Безвкусно. Хотя, чего еще ожидать от моего братца, верно? Ну это ладно, с ним я еще поговорю и вправлю мозги, на родину вернется и будет жить так, как должен. Но сейчас я приехал за сыном, который сбился с пути.       Чонгук до белых костяшек сжимает спинку стула, смыкает челюсти.       — Пошел вон отсюда, — Чонгук находит в себе силы и смотрит отцу в глаза, пока в его собственных хлещет огонь ненависти. — Как ты вообще посмел сюда приехать?       — Давай только без этого, Чонгук, — Чинён поднимает ладони вверх и хлопает. — Ты ведь прекрасно знаешь, что вся малина все-равно закончилась бы, не так ли?       — Я сказал, пошел нахуй отсюда! — Чонгук срывается и ломанным из-за больного горла голосом кричит, пытается толкнуть отца, но один из его псов скручивает парня пополам, заставляя кричать уже от боли.       — За эти мерзкие слова в мою сторону ты получишь вдвое больше, чем планировалось, — ледяным голосом объявляет Чинён. Он подходит к сыну и дергает его за волосы, заставляя посмотреть на себя; наслаждается болезненным выражением лица. — Ты думал, свалишь сюда и останешься тут подставлять задницу какому-то фермеру? Думал, я не узнаю о том, что тебя трахает мужик по имени Ким Тэхён?!       Внутренности леденеют, а сердце единственное, за что жизнь Чонгука все еще может держаться. Оно бьется с бешеной скоростью и так и норовит выскочить из груди. Имя любимого человека, произнесенное из этих грязных уст, заставляет дрожать от страха за него. Что если первым они навестили Тэхёна? Что если он сейчас в опасности?       Чонгук пытается дергаться и кричать, пытается вырваться из крепкой хватки, но на все сопротивления лишь получает коленом в живот. Закашливается и на несколько мгновений не может сделать ни единого вдоха. Отец снова хватает Чонгука, но уже за челюсть и больно ее сдавливает.       — Ты, сука мерзкая, думал, можешь меня обойти? Думал, найдешь лучшую жизнь и останешься в ней навечно? — стискивает челюсть еще сильнее, что Чонгук практически скулит. — Ты забыл, кто твой отец? Забыл, что я не идиот? Ничего страшного, мои люди подправят твое представление о мужеложстве. Ты узнаешь, насколько большую ошибку ты сделал, когда лег под подобного себе.       Резким ударом Чинён бьет сына в челюсть с такой силой, что предыдущая рана на губе рвется сильнее, и кожа на скуле слегка лопается.       — Можешь подправить с другой стороны, — Чинён дает команду одному из громил, и тот бьет Чонгука справа, нанося практически те же увечья.       — Мразь, — плюется на задыхающегося от боли парня один из псов.       Лицо Чонгука напоминает кровавое месиво, хотя кровь идёт только из раны на скуле и на губе, но ее достаточно, чтобы попасть даже в глаза. Он не чувствует ничего, кроме желания сдохнуть прямо на этом полу. Чувствует, как его бьют ногой в живот; чувствует, как его лицо наскоро обтирают тряпкой, смоченной спиртом, но боли от этого он не чувствует.       Чонгук отключается тогда, когда с него сдирают халат и выпинывают на улицу, да так сильно, что он падает на землю. Последнее, что он помнит, это белый снег, окрашивающийся в алый.       ***       — Братишка, я купил нам пиццу, только своим не говори, а то…       Подняв глаза, Мингю ошарашенно ахает. Стулья перевернуты, скатерть на столе испачкана чем-то красным. Если присмотреться, то можно увидеть яркие капли алой крови.       — Блять, — выдыхает Мингю и со всех ног несется наверх. — Чонгук!       Ким залетает в комнату, но друга в кровати нет. Одеяло откинуто, но никаких следов борьбы нет, чего не скажешь о кухне. Дрожащими руками достав мобильный, Мингю набирает друга. Приглушенная вибрация и мелодия слышатся из тумбочки.       — Да сука! — Мингю находит телефон Чонгука, лежащим в верхнем ящике.       Парень бегом спускается по ступенькам и выбегает во двор, думая, что может быть Чонгук из-за температуры сошел с ума и пошел прогуляться.       — Да ну нахуй! — кричит Мингю, как только замечает кровь на белоснежном снегу. — Какого хуя!       Паника лишь растет, волнение за друга пробивает череп, выплескивается с ругательствами, плещет в крови. Мингю понять не может, это его галлюцинации, и Чонгук на самом деле спит в комнате, борясь со жгучей температурой, или он снова проебался и оставил Чонгука одного на произвол судьбы с температурой под сорок.       Он видит, как к дому подъезжает машина Тэхёна и выдыхает с облегчением. Фермер выходит из автомобиля с пакетом продуктов и выпускает своих собак. В этот раз Мингю их не боится, ведь в голове звучит набатом мысль о том, что с Чонгуком могло случиться что-то ужасное.       — Что случилось? — спрашивает Тэхён серьезным голосом.       Он сразу почувствовал, что что-то не так, когда увидел открытые ворота во двор. Чимин с Юнги должны вернуться чуть ли не к ночи, а больше никого тут быть и не должно.       Мингю вытирает перчатками раскрасневшийся нос со сливой на самом кончике и подбирается от вида серьезного Тэхёна. Он и так мужчину побаивается, потому что Тэхён здоровый и выглядит властным, а сейчас тем более. Сейчас на его лице пелена тревоги и серьезности, брови будто бы магниты, тянутся друг к другу, почти соединяясь, а губы зажаты в тонкую полоску. Бао и Аврора, выбегающие вслед за хозяином, добавляют его виду опасности.       — Я пришел, а его тут нет, и там кровь на полу, и дом пустой, и…       — Пытался ему позвонить? — перебивает Тэхён.       — Его телефон в тумбочке, он его не взял! — Мингю готов сорваться и зарыдать на месте, словно маленький мальчик. — Это точно его отец приезжал, больше некому.       Тэхён замечает краем глаза кровь на снегу и следы, будто кого-то волочили. Он громко выдыхает сквозь губы и кивает сам себе.       — Садись в машину, — говорит Тэхён Мингю, а сам идет закрывать дом на ключ.       Он открывает дверцу машины для алабаев, и когда те запрыгиваю в салон, чем пугают уже сидящего там Мингю, Тэхён остается на улице. Он пытается угомонить панику и мыслить рационально, но выходит плохо. Вот ведь еще утром он держал своего мальчика в руках, а теперь тот черт знает где и черт знает в каком состоянии. Мысли о том, что ему может быть больно и плохо разрывают черепную коробку. У него ведь температура не сбивалась, он весь день как потерянный котенок, даже веки с трудом поднимал, а тут такое. Все-таки Тэхён залетает в салон, громко захлопывая дверь, и выезжает со двора, параллельно набирая Юнги.       — Слушаю, — отвечает лучший друг.       На фоне болтает Чимин, и слышно рождественские мелодии. Кажется, парочка в торговом центре.       — У нас проблема, Чонгука забрал отец, — сразу выдает Тэхён, потому что времени тянуть попросту нет.       На том конце повисает пауза, и, кажется, Юнги находит более тихое место для разговоров, потому что все посторонние звуки стихают.       — Повтори, я не понял тебя, — просит Мин.       — Чонгука забрал отец, Юнги, мы с Мингю сейчас едем за ним.       — Как это произошло вообще?! — вопит Юнги.       — Мингю отъехал на какое-то время, а когда вернулся, то Чонгука не было дома. На полу на кухне капли крови и на снегу перед крыльцом тоже, наверное, завязалась драка, — рассказывает Тэхён. — Сейчас мы едем его искать.       — Какого хуя вас не было дома?! Почему оставили его одного?! — Юнги кричал и матерился, на фоне слышится обеспокоенный голос Пака. — Где, мать его, был Мингю?       — Ему пришлось отъехать по делам на каких-то полчаса. Откуда кто-то из нас мог предугадать, что его ебанутый папаша решит приехать и забрать его? — Тэхён действительно пытается не кричать в ответ, стараясь управлять машиной в этих снежных заносах.       — Да что ты, блять, говоришь? — Юнги не перестает кричать и, судя по звукам, отмахивается от Чимина, который пытается перехватить трубку. — А тебя я смотрю вообще не волнует, что твоего парня скорее всего отпиздили и увезли хуй пойми куда, да? Что, поимел и плевать, что с ним теперь станется, да?!       На линии повисает тишина. Юнги понимает, что сильно перегнул палку, он ведь так не думает, на самом деле, но волнение за племянника бьет под дых. Тэхён слышит, как Чимин громко ругается и, кажется, лупит мужа.       — Не думал, что ты такого мнения обо мне, друг, — усмехается Тэхён, и сам представить не может, что ему на Чонгука может стать похуй. — Не буду закатывать истерик, как делаешь сейчас ты. Как только я найду его, то верну домой. До скорого.       Тэхён со злостью кидает телефон на панель и запускает ладонь в волосы. Не желая думать еще и об ужасных словах Юнги, потому что посторонних мыслей вполне достаточно, Тэхён жмет на газ сильнее. Мингю все это время вжимается в сидение, пытаясь быть тише воды ниже травы, ведь настолько злого Тэхёна он видит впервые.       — Простите меня, Тэхён, я не думал, что все так обернется, — вдруг говорит парень, наконец-то поворачивая голову к мужчине. — Чонгук сказал, что ничего страшного, если я уеду на полчаса; сказал, что все будет нормально. Меня не было реально полчаса, и его гандон отец за это время его выкрал. Я не хотел, Гук мне ведь как брат.       — Успокойся, Мингю, ты не виноват. Чонгук — не маленький мальчик, и не нужно принимать его за беспомощного. Никто не мог предусмотреть того, что случилось.       — Но вы ведь тоже волнуетесь.       — Конечно, я волнуюсь, Чонгук мне очень дорог, — Тэхён делает в голове пометку, что они выезжают за пределы деревни, и, как назло, следы от шин заметает снегом. — Но относиться к нему как к ребенку — идея не самая лучшая. Все же он взрослый человек, способный выпить лекарство в нужное время.       — Вы против заботы? — удивляется Мингю, ведь казалось, что Тэхён и есть то самое определение заботы о любимом человеке.       — С чего ты взял? — вздыхает Тэхён. — Я хочу и буду заботиться о нем, но также я хочу воспринимать его как взрослого человека со своими принципами. Чонгук самостоятельный, если вы все этого не заметили. Его буквально бесит, когда с ним носятся и перебарщивают этим вниманием. Шутки шутками, но мало кому понравится, когда тебя зрелого воспринимают за малолетку, не способного принимать решения. И я не говорю о том, что забота о любимом и дорогом человеке — это что-то плохое, вовсе нет. Просто важно понимать, что твой партнер — личность самостоятельная, не инвалид и не ребенок, чтобы следить за каждым его действием. Да, ты ушел из дома по своим делам, но Чонгук ведь согласился, верно? — Мингю кивает. — Если бы он попросил тебя остаться и посидеть с ним, в силу его плохого самочувствия, то ты бы так и сделал. Но он ведь не останавливал тебя? — Мингю крутит головой. — Значит, он расценил свое состояние так, что вполне мог побыть в одиночестве меньше часа. И винить себя в произошедшем смысла нет, только энергию отнимет. Сейчас мы его найдем, вернем в дом, а завтра будем отмечать Рождество.       Мингю нечего сказать, ведь он прекрасно понимает, что Тэхён целиком и полностью прав. Нет смысла забивать голову лишними мыслями в то время, когда нужно сосредоточиться на поисках друга.       — Они не могли далеко уехать, — говорит Мингю, чувствуя, как Бао тычется ему в шею мокрым носом. — Он меня хочет съесть, да?       Тэхён кидает взгляд на пса, которому уже просто-напросто скучно и усмехается.       — Нет, он пока что не голоден, — фермер пожимает плечами и видит испуганные глаза пацана.       Они доезжают до той части леса, в которой темно из-за деревьев, только фары помогают разглядеть чуть присыпанные снегом следы шин, ведущих в сторону города, в котором располагается аэропорт.       Тэхён нервно стучит по рулю, выдает свою тревогу, но привычка держать все под контролем, выработанная за все те годы работы на ферме, не позволяет показать себя со слабой стороны. Тэхён волнуется и переживает, просто не видит смысла в том, чтобы психовать и дергаться. Этим делу не поможешь.       Просто Тэхён уверен в том, что найдет своего воробушка и сделает все, чтобы он больше никогда не был подвергнут опасности. За время, что они знакомы, Тэхён видел красок жизни больше, чем за все года ранее. Чонгук яркий и громкий, он буквально везде. На ферме, в домике, который видел столько нежностей и поцелуев; в машине, в которой Чонгук проспал в совокупности более суток; в вольере с кроликами, где Чонгук становился определением слова «нежность». Но самое большое место парень занимал в тэхёновом сердце. Тэхён, по правде говоря, и не знал, что способен влюбиться так сильно. Когда он встречался с Манон, то там не было даже половины тех чувств, которые мужчина испытывает к Чонгуку. Кажется, что до воробушка любви вообще не было. А Чонгук, такой мягкий и дерзкий одновременно, занял все его мысли, подчинил себе и не отпускает. И Тэхёну в действительности стало обидно от слов Юнги, который кинул их не подумав.       — Тэхён, — обращается к мужчине Мингю спустя минут десять тишины, и когда тот вопросительно кивает, то продолжает. — Мы ведь вернем Чонгука?       Мужчина впервые видит пацана таким растерянным и поникшим. Ведь обычно у него как будто мотор в заднице, и рот не закрывается ни на секунду.       — Конечно, мы его вернем, — Тэхён треплет его волосы по-отечески. — Мне его еще немецкому учить и помогать с учебой, поэтому иначе и быть не может.       ***       Чонгук просыпается от сильной головной боли, будто его виски сжимают с обеих сторон. Он касается ладонью лица и чувствует подушечками неровности раны на скуле. Кожа лопнула от ударов. Удары. Отец.       Вспомнил.       Он приоткрывает один глаз и видит салон машины. Спереди сидят двое громил, один из которых ударил Чонгука. Этот пес ведет машину, а второй что-то нажимает на экране планшета.       — Очнулся, — даже не глядя на сына говорит Чинён. — Надеялся, ты всю дорогу до Сеула будешь в отключке.       У Чонгука нет сил отвечать и язвить, как бы сильно он того не хотел. Голова болит нещадно, а температура, кажется, поднялась еще выше. Тело дрожит из-за недомогания, и выпить чего-то желательно теплого хочется с каждой секундой сильнее. Он прокашливается и кутается в пижаму, в которой он так и остался, сильнее, надеясь, что этот несчастный кусочек тряпки согреет. Чонгук смотрит на свои ноги и видит один тапочек. Второй где-то потерял. Чонгук вздыхает и снова закашливается мокрым кашлем. Даже дышать больно, и в груди все саднит и чешется.       — Ну, сынок, рассказывай, как ты пришел к такой жизни, — Чинёни откладывает телефон и смотрит на сына. — Как случилось так, что ты стал педиком?       Чонгук смотрит в ответ и в неприязни кривит губы. Средний палец сына вырастает перед лицом Чинёна.       — Ну ты мелкая паскуда, — Чинёни бьет Чонгука по лицу снова и снова, срывая на нем всю злость. — Зря я тебя не бил. Думал, что все можно словами решить, но ты даже представить не можешь, какое удовлетворение я чувствую сейчас. С такими, как ты, нужно только так. Дома выбью из тебя всю дурь.       Лицо Гука будто опустили в кипящий чан с водой, все горело и было до жути больно. Казалось, что от ударов слазит кожа.       — Я все думал, как же так, что ты мне не звонишь, не умоляешь забрать тебя оттуда, из ебучих гор. Еще и телефон выключил. Думал, что ты созреешь, думал, что просто показываешь свой ебанутый характер, а потом мне на почту приходят фотографии, где мой сын, которому я подарил жизнь, вырастил и обеспечил всем необходимым, лабызается с мужиком, — Чинён будто выплюнул последние слова, было видно, как он сдерживает себя от очередного удара. — И все встало на свои места. Хорошо, что на ферме у твоего ебыря есть неравнодушные люди. — Эгиль. Ясно, что только тот ублюдок мог сделать такую пакость. — Мой брат тебя надоумил, да? Хотя, он мне не брат после такого, но тебя еще можно спасти, поэтому, по приезде в Корею, отправлю тебя к специалистам. Они сделают так, что тебе даже вспоминать о том фермере противно будет.       Чонгук встрепенулся, как только отец упомянул тех специалистов. Он о таком наслышан, и факт, что этот ужас происходит до сих пор в современном обществе, удручает. Он уже точно не позволит никому лезть к себе голову, лучше умрет, но забывать Андерматт и его жизнь тут он не намерен. Более того, Чонгук не станет эту жизнь отпускать. Только бы придумать, как из машины выбраться.       — Знаешь что, отец, — Чонгук хрипит, сам свой голос не узнает, но молчать не хочет. Чинён поднимает глаза, полные ненависти. — Пошел ты нахуй.       Чонгук плюет в лицо Чинёна и пытается открыть дверь, но та сразу же блокируется.       — Сука, — Чинён смеется и засучивает рукава рубашки. — Ты ведь сам себе хуже делаешь, дурачок.       Чонгук терпит ровно восемь ударов, по четыре в каждый бок. Он чувствует огненную боль в рёбрах. Чонгук несколько минут пытается отдышаться и вымученно стонет.       Вдруг машина глохнет посреди леса, в этой его части не видно ни огней города, ни огней деревни. Вечереет, становится темно, как ночью. Снег не идет, поэтому ничего, кроме фар не освещает дорогу. Лишь высокие сосны смотрят ввысь и пугают своим величием. Снега, что лежат на их ветвях, слишком тяжелые, поэтому слышно, как часто они осыпаются вниз. Чонгук выглядывает в окно и не видит буквально ничего.       — Что за херня? — спрашивает Чинён, отвлекаясь от сына. — Почему мы стоим?       — Машина, кажется, заглохла, — один из псов смотрит на начальника виновато, как будто его вина в том, что машина встала.       — Ну так делайте что-то, чего расселись? — рявкает Чинён и заглядывает в телефон, а когда обнаруживает, что в этом месте нет сети, то раздраженно убирает гаджет в карман.       Псы выходят из машины и поднимают ее капот. Один из них возвращается за телефоном и включает на нем фонарик, чтобы подсвечивать. Проходит пятнадцать минут, но машина не спешит подавать признаки жизни. Оба пса то у капота что-то делают, то садятся в машину, пытаясь ее завести, но все тщетно.       — Какого черта вы так долго? — не выдерживает Чинён и орет на обоих. — Заночуем тут?!       — Мы пытаемся, господин Чон, нам нужно еще немного времени, — заикаясь оправдывается тот, который за рулем.       Когда ни через пять, ни через десять минут, машина не заводится, Чинён раздраженно надевает на себя пальто, что аккуратно лежало в багажнике.       — Сиди тут и только попробуй что-то выкинуть, — Чинён больно схватил Чонгука за подбородок, практически выплевывая слова сыну в лицо.       Чонгук остается в машине один, оглядывается по сторонам и не видит ничего, кроме темноты и поднятого капота. Он не дурак, отец сам вырастил его таким, что везде нужно проявлять хитрость и находить выход даже из самых сложных ситуаций. Понимая, что в лесу холодно, он заглядывает в багажник, но находит в нем только плед и какие-то шлепки. Понимая, что шлепки — это лучше, чем босиком гулять по сугробам, Чонгук надевает их на носки и берет плед, кутаясь в него, чтобы создать ощущение мнимого тепла. Он очень надеется, что в Андерматте есть хороший доктор или хорошее похоронное бюро, потому что после такой прогулки по лесу он в лучшем случае сляжет с воспалением легким, а в худшем — умрет.       Капот начинает дымиться, и Чонгук понимает, что лучшего момента для побега нет. Он настолько тихо, насколько возможно, открывает дверцу машины, благо придурки забыли ее заблокировать снова, и готов плакать от холода, которым обдает лицо. Он не закрывает дверцу, чтобы не создавать лишнего шума и идет вперед, сразу срезая в сторону деревьев, чтобы его фигура не маячила на дороге. План Чонгука предельно прост: он пешком возвращается в дом. Насколько это реально, Чонгук понятия не имеет. Учитывая то, что он готов откинуть ласты от дубака прямо на месте, далеко он не пройдет. Все же он надеется, что сумеет поймать машину и уехать с хорошими людьми обратно. Он даже не надеется, что у него получится связаться со своими, потому что ни единого номера он наизусть не помнил. Возможно, тот, кто его подвезет, будет сам иметь номер телефона владельца фермы, но это были лишь надежды.       Чонгук пытается бежать как можно быстрее, лишь бы отец его снова не поймал. Когда он слышит крики и громкие маты, то пытается ускориться настолько, насколько это возможно. Спустя немного времени он перестает слышать голоса, перестает видеть огоньки фар машины. Только сейчас Чонгук осознает, что он оторвался. Парень выдыхает и прыгает на своих двух. От адреналина он забывает о головной боли, а от холода снега, что он загреб в шлепки, ног практически не чувствует. Чонгук вспоминает тот вечер, когда бездумно отправился в лес, потому что боялся, что Тэхёна съели волки или он умер от пурги. Говорил же, что сделает это снова, вот, держит свое обещание. Только теперь бежит, куда глаза глядят, лишь бы самого себя спасти от вечной тирании своего зазнавшегося отца.       Чонгук потерял счет времени, он понятия не имеет, куда бежит, насколько он далеко от дороги. Просто двигается и пытается не упасть, молится, чтобы хотя бы одна машина проехала мимо. Лицо болит теперь не только от мощных ударов, но и от холода. Он, кажется, нос отморозил, потому что его кончика он даже не чувствует. Плед, хоть и теплый, но совсем не помогает от минусовой температуры. Чонгуку хочется волком выть от того, насколько становится плохо.       Впереди виднеется свет автомобиля, и он становится как будто глотком свежего воздуха. Чонгук старается двигаться быстрее настолько, насколько позволяет общее состояние и мышцы. Он чувствует, будто сделан из пластилина, и сейчас он медленно застывает на морозе. Чувствует себя так, словно он в дурном сне пытается бежать быстрее, но получается только медленнее.       — Помогите, — хрипит Чонгук, машет руками в воздухе, боится, что машина сейчас проедет и ее водитель его не заметит.       Чон уверен, что это не машина отца, потому что едет та в другом направлении. Он бежит ближе к проезжей части и старается кричать громче, но голос его не слушается. Слишком ослаб и охрип. Машина слишком близко и, к огромному сожалению Чонгука, проезжает мимо, не собираясь останавливаться. В момент отчаяния и безысходности он набирает грудью воздуха и кричит, что есть мочи.       — Помогите мне! — крик смешивается со слезами и истерикой, Чонгук падает на снег и готовится к худшему своему финалу.       Он уже не чувствует конечности, так сильно промерз. Рыдает и даже не замечает, как проехавший мимо автомобиль сдает назад, доезжает до него и включает дальний свет. Не слышит, как открываются дверцы, как к нему подбегает человек. Он только тихо плачет, но даже этот плач звучит хрипло и мокро.       Сначала Тэхёну показалось, что он слышит крик, даже у Мингю переспросил, не померещилось ли ему. А потом снова услышал жалобную просьбу о помощи до боли знакомым голосом. Остановив машину, он приглядывается к стороне леса, разглядывает, сдает назад и видит сгорбленную фигуру. Тэхён пулей вылетает из машины и несется через сугробы к лесу. Из-за густого слоя снега, мужчина то и дело проваливается в него, падает, но снова поднимается на ноги. Когда он наконец-то достигает сгорбленной фигуры, трясущейся и дрожащей, то ахает от облегчения и усилившейся тревоги сильнее.       — Чонгук-и, посмотри на меня, малыш, — Тэхён поднимает голову парня осторожно, чтобы в случае чего не навредить, и оказывается прав, потому что все лицо Чонгука буквально в крови. — О Боже!       У Тэхёна нет времени на то, чтобы осматривать Гука, потому что тот дрожит как листик на ветру. Мужчина подхватывает обледенелое тело на руки и несется к машине, стараясь не упасть, ступая в снег. Мингю уже держит дверцу на задние сидения приоткрытой. Из багажника скулят Бао и Аврора, наблюдая за тем, как человека, с которым они привыкли играть и дурачиться, и кто был не прочь накормить их лишним ломтиком сыра, сейчас избитого и покалеченного погружают в салон.       — Я убью его отца и скормлю его твоим собакам, — истерит Мингю, когда видит лицо лучшего друга. — Возьму и убью этого ублюдка!       — Мои собаки дерьмо не едят, — отвечает Тэхён, пытаясь унять дрожь во всем теле, но в большей степени в ладонях. — Обратно ты поведешь, нужно его отогреть.       Мингю беспрекословно подчиняется и усаживается на водительское сидение, выкручивает обогрев на максимум и оборачивается назад. Он только сейчас видит Чонгука и то, в каком состоянии он оказался.       — Я в порядке, только замерз немного, — голос Чонгука хриплый и дрожит, зуб на зуб не попадает.       Почему-то взгляд Чонгука виноватый, это замечает Мингю и утирает слезу незаметно от всех. Трудно видеть лучшего друга в таком состоянии. Щеки измазаны в собственной крови, на правой виднеется рассеченная кожа. Кончик носа побелевший совсем немного, но на фоне цвета лица устрашает.       — Что с его носом? — обеспокоенно спрашивает Мингю у Тэхёна.       — Отморозил, — отвечает фермер.       Тэхён пытается взять себя в руки, и это дается ему невероятно тяжело, потому что волнение, страх и самая настоящая безысходность легли на плечи тяжелым грузом. Когда-то он уже отогревал от холода брата, но тот провел на морозе не так много времени и был пьян, но не избит. У Тэхёна кулаки чешутся, но поехать за отцом Чонгука было бы глупым решением, потому что сам Гук нуждается в помощи.       Он резким и быстрым движением снимает свой пуховик и тянется к мокрой одежде Чонгука. Он снимает пижаму вместе с нижним бельем, чтобы осмотреть кожу вплоть до пальцев ног, на наличие обморожений. Когда он обнаруживает синие разводы на ребрах, то громко выругивается, обещая отпиздить каждого, кто приложил руку к мучениям воробушка. Мингю, как только видит следы побоев, отворачивается и смаргивает слезы, что продолжают проступать на глазах. Он никогда не видел Чонгука в таком состоянии, а когда тот калечился сам, то разряжал обстановку подшучиваниями, только сейчас они были бы лишними.       — Ну что там? — нетерпеливо спрашивает Мингю, не желая своей кислой рожей делать обстановку еще более нагнетающей.       — Волдырей нет, обморожений тоже не вижу, кожа красная, но из-за мороза это нормально, — задумчиво отвечает Тэхён. — Слушай, нужно его отогревать, но постепенно, снимай свой пуховик.       Тэхён надевает на Чонгука комплект запасных горнолыжных штанов и куртки, что всегда предусмотрительно хранит в багажнике, осторожными движениями просовывает его руки и ноги в одежду. Надевает на мальчика свой пуховик и на голову натягивает пушистый капюшон. Пуховик Мингю он подкладывает Чонгуку под попу и обворачивает его вокруг ног. Разворачивает Чонгука таким образом, чтобы он вытянул ноги на заднем сидении и принимается растирать ступни.       — Я нормально, — снова подает голос Чонгук, не желая сидеть и молчать, пока все вокруг него копошатся.       — Конечно, ты нормально, воробушек, — нежным голосом отвечает Тэхён, наконец обращая внимание на любимое лицо, сейчас совсем не похожее на настоящего Чонгука.       — Я стал некрасивым, да? — Чонгук подносит ладонь к носу и чувствует, насколько кончик ледяной. — У меня еще и нос отвалится.       — Ты всегда будешь самым красивым, и нос твой не отпадет, вот увидишь.       В бардачке у мужчины всегда лежала пачка антисептических салфеток, поэтому он просит Мингю передать ее ему. Одной за другой он вытирает лицо Чонгука и убирает следы крови с нежной кожи. Аккуратно обходит разрыв на коже, чтобы парню не было больно.       Из багажника скулят алабаи и жалобно смотрят то на хозяина, то на Чонгука. Собаки понимают, что произошло что-то нехорошее, но как помочь — не знают. Чонгук обращает внимание на Бао, что повесил голову и смотрел на него, и вытягивает руку, чтобы погладить пса. Сам Бао громко застучал хвостом и принялся вылизывать ладонь Гука с такой прытью, будто бы своими слюнями залечит любые раны.       Тэхён слабо улыбается и смотрит на Чонгука, который даже в таком ужасном состоянии все равно радуется, что его ладонь облизывает собака.       — Малыш, — Тэхён привлекает внимание Гука, — у тебя что-то болит?       Чонгук отрицательно крутит головой.       — Отец не сильно бил, хотел только синяки оставить.       Мужчина опускает глаза и сдерживается снова, чтобы не поехать за уродом дальше в лес.       — Мингю, езжай в деревню, — говорит Тэхён и стягивает собственные ботинки, чтобы натянуть их на ноги Чонгука. — Черт, тебе бы сейчас теплого чая попить.       Спустя минут десять, проведенных в полнейшей тишине, Чонгук решает подать голос, потому что ему кажется, что он достаточно отогрелся.       — Тэ, — Чонгук тянет свои ладони к тэхёновым и сжимает их не сильно, насколько позволяют отогревшиеся мышцы. — А можно я заночую у тебя?       — Конечно, можно, малыш, — Тэхён шепчет, поглаживая шершавые ладошки. — Расскажи мне, что произошло, пожалуйста.       Тэхёна гложило то, что Чонгук подвергся такому жестокому насилию, а его не было рядом. Он не считает Чонгука слабаком, но может здраво оценить свои силы и силы своего воробушка.       — Да что рассказывать, — Чонгук говорит слегка неестественно из-за хрипоты. — Приехал этот гандон со своими уебками охранниками, сказал, что недоволен тем, что меня поебывает мужик, и приложил несколько раз об свой кулак. И говнарям своим сказал сделать то же самое. Один вот, — Чонгук тычет себе в щеку, — рассек кожу. Я отключился, и они увезли меня. Хотели в аэропорт, но машина встала. Ну я и сбежал, пока они в капоте копошились.       Тэхён вздыхает и трет глаза. Он так сильно перенервничал, да он до сих пор на нервах сидит. Он уже несколько раз, пока Чонгука не нашли, допустил мысль о том, что он его больше никогда не увидит, что потерял его.       — Тебе будто медом намазано в лесу, — хмыкает Тэхён, наконец-то наклоняясь к Чонгуку и целуя его губы.       — Эй! Не ломайте мою психику, это уже слишком! — завопил Мингю, как только увидел в зеркале заднего вида парочку. — Ну пожалуйста!       Бедняга и так старается унять дрожь в руках из-за всей этой ситуации с пропажей лучшего друга и нормально вести машину, так тут еще и телячьи нежности эти.       — Удивительно, что такой извращенец, как ты, стесняется обычного поцелуя, — говорит Чонгук после получения нужной дозы губ мужчины.       Мингю почему-то ничего не отвечает, лишь опускает обеспокоенный взгляд на дорогу, старается вести машину ровно, и когда видит огни деревни, то обращается к Тэхёну:       — Хён, в какую сторону мне ехать?       — Езжай по главной дороге до самого конца, а потом съезжай налево, — дает инструкции фермер. — Дальше дом сам узнаешь, ты ведь был на моем участке.       — Понял, — кивает Мингю, все еще зажатый и скукоженный, как изюм. Даже не язвит, почему-то.       Чонгуку даже не хватает его совершенно идиотских шуточек.       Когда машина подъезжает к нужному дому, Тэхён в первую очередь застегивает пуховики на Чонгуке.       — Как себя чувствуешь? — мужчина прикладывает ладонь ко лбу парня, проверяя на наличие температуры. Лоб снова до ужаса горячий.       — Как вареное яйцо, — тянет Чонгук, закашливаясь.       Тэхён поджимает губы и выходит из машины, выпуская алабаев из багажника, а потом берет Чонгука на руки и тащит его в дом. Заметив, что Мингю топчется у машины, мужчина окликает его.       — Ты чего там стоишь? Пошли в дом, понадобится твоя помощь.       Несмотря на то, что Чонгук в состоянии действительно сваренного в кипятке яйца, он находит в себе силы рассмотреть внимательно дом Тэхёна. Он еще ни разу не был тут, даже тогда, когда все пришли к нему на участок, вышло так, что в дом не заходил никто, все веселились на улице. Но сейчас Чонгук по-настоящему ахает от того, как все буквально кричит о том, что тут живет никто иной, как Ким Тэхён. Обои цвета топленого молока идеально сочетаются с деревянными арочными проходами. Под потолком надежно закреплены балки, на которых держатся фонарики, слегка освещающие комнату. Чонгуку хочется спросить, где находится основной свет, но как по щелчку Тэхён щелкает по выключателю и из-под балок выливается яркий свет. Интересное решение, и выглядит это уютно и ненавязчиво. Из-за того, что дом одноэтажный, кажется, что потолки ниже, оттого ощущение уюта в доме возрастает в тысячу раз.       Тэхён несет Чонгука сразу в спальню, чтобы уложить его на постель. В это время мальчик оглядывает все вокруг. У Тэхёна много полочек со стоящими на них безделушками, сейчас на них в основном стоят рождественские украшения и маленькие елочки. В спальне мужчины горит приглушенный свет над кроватью, и это единственный источник освещения сейчас. Кровать, на которую его заботливо опускают, просто огромных размеров. Тут поместится примерно десять Чонгуков, и то место останется. Мало того, что матрас нереально мягкий и упругий, так заправлена она наимягчайшим пледом. Чонгука будто бы в облако опустили.       — Я перееду к тебе только из-за одной твоей кровати, — утверждает Чонгук, чувствуя, как мужчина заботливо расстегивает оба пуховика и снимает с него ботинки.       — Ради Бога, воробушек, — усмехается Тэхён слегка запыхавшимся голосом.       Мужчина хмурится, когда видит и слышит закашливающегося Чонгука.       — Я в полном порядке, Тэ, — говорит и кашляет через слово Чонгук.       — Нужно вызвать врача, — Тэхён качает головой, наблюдая за тем, как краснеет лицо Чонгука от кашля.       — Не надо…       — Это не обсуждается, Чонгук.       Осадивший Гука твердый и мрачный голос заставил замолчать сразу же. Тэхён злился, только на кого — непонятно. На Чонгука? Так он не виноват, что сегодняшний вечер оказался таким. На себя? А сам он тут причем? На Мингю? Вполне возможно, но Чонгук сомневается.       Пока Тэхён вызывает врача, игнорируя тысячу и одно сообщение от Мин Юнги и Пак Чимина, Чонгук разглядывает спальню еще раз и уже представляет, как будет засыпать тут под боком у фермера. У Тэхёна тут даже гардеробная есть. С улицы дом выглядит низким, особенно по сравнению с тем, что был у дяди с Чимином, но по площади он больше. Это видно даже невооруженным глазом. На стене висит огромная плазма, а под ней стоит, кажется, плейстейшн. Ну все, Чонгука отсюда мужчина не выгонит ни за что.       Тэхён вызвал врача, и сейчас звонит Юнги. Тот отвечает спустя буквально один гудок и осыпает уши друга слезными извинениями. Тэхёну не особо хочется их выслушивать, потому что есть дела поважнее. Поэтому отвечает коротко и ясно:       — Мы нашли Чонгука. Сейчас мы у меня ждем врача, приезжайте.       Мужчина сбрасывает вызов и видит копошащегося Мингю где-то в коридоре.       — Проходи сюда, чего встал то, — Тэхён идет на кухню и задевает Мингю плечом, наклоняясь к его уху: — Иди к своему другу и поговори с ним, если тебя что-то гложет.       Пацан наконец-то сбрасывает ботинки на пол и шагает в сторону спальни, где пластом лежит Чонгук. Когда последний замечает Кима, то привстает на локтях, сразу морща лицо от резкого движения. Недомогание все еще тут.       — Бро, что с тобой? — спрашивает Чонгук.       Мингю садится на край постели подле Чонгука и неловко складывает ладонь в ладонь.       — Гук, — Мингю поднимает виноватый взгляд и вздыхает, — прости меня, что оставил тебя одного. Если бы я не ушел, то ничего бы не было.       — Гю…       — Нет, Чонгук, я виноват, даже если Тэхён говорит, что моей вины в этом нет. Ты ведь заболел по моей вине, так еще и получил пиздюлей из-за меня. А что если бы мы с Тэхёном тебя не нашли? Что если бы ты до сих пор бегал по лесу и искал помощи? Да я бы никогда себе простить не смог, если бы с тобой что-то случилось, и я не смог бы тебя увидеть. Ты ведь мой брат, даже если не родной, но все равно брат.       Мингю, наверное, впервые говорил такие слова Чонгуку, не пытаясь снова увести все в шутку. Какие шутки, когда тут такое? Когда жизнь Гука встала под угрозу, какие тут могут быть шутки?       — Мингю, послушай меня, — Чонгук чувствует ебучую температуру и слабость, все сильнее поглощающую тело из-за нахождения в теплом помещении. — Ни твоей, ни моей, ни чьей, кроме моего утырка отца тут вины нет. То, что он долбоеб, совсем не значит, что мне нужно постоянно быть под чьей-то защитой. Я же не ребенок, за которым глаз да глаз нужен. Я вообще на тебя не злюсь, не загоняйся из-за этого, мы ведь братаны.       Чонгук ставит перед другом кулак, который тот с соплями под носом и влагой в уголках глаз, отбивает своим. Чонгук не успевает сообразить, когда Гю хватает его в свои объятия и практически душит, всхлипывая ему в ухо.       — Зато у нас носы теперь почти похожи, — замечает Мингю и достает свой телефон, открывает на нем камеру и протягивает Чонгуку.       — Ебучий случай! — восклицает Чон, как только видит свою физиономию. — Тэхён! Ты — мазохист, если решил поцеловать эту морду сегодня.       — Ну, во-первых, не морду, а лицо, — Тэхён заходит в комнату с подносом, на котором стоят три чашки, кажется, чая. — А во-вторых, я буду целовать тебя в любом твоем состоянии.       — Что будет с моим носом?! Почему кончик такой ярко-красный? — Чонгук буквально заливается нытьем, забывает про свою температуру и продолжает трогать нос. Ему все-равно на рану длиной примерно в один сантиметр, все-равно на синяк на скуле.       — Зато ты можешь играть оленя Рудольфа в детских рождественских постановках, — смеется Мингю, хлопая в ладоши пару раз.       Чонгук замолкает и щурит глаза, протягивая телефон обратно другу.       — Ты когда такой умный стал? Давно по ебучке не схлапатывал?       Стоит оглушительная тишина, а Тэхён закатывает глаза. Вдруг Чонгук с Мингю одновременно прыскают со смеху и снова отбивают кулачки.       — Все с твоим носом будет нормально, — все-таки Тэхён решает ответить на вопрос парня, который, несмотря на веселый смех, не может скрыть в глазах лютого беспокойства. — Зимой будет немного мерзнуть, а так ничего страшного.       Стук в дверь оповещает всех о приходе врача, и Тэхён спешит ее открыть.       Ничего серьезного, кроме рассеченной кожи на скуле у Чонгука не обнаруживают. Переломов ребер нет, но есть сильные ушибы; признаков обморожения тоже нет.       — Врач сказал, что ты в рубашке родился, раз не заработал себе пневмонию или чего похуже, — сообщает Тэхён, когда заходит в спальню, проводив доктора.       В руках у мужчины рецепт с лекарствами, а на лице маска облегчения. Когда Чонгук увидел, что это Тэхён подобрал его в лесу и в его машине он оказался, то сам запереживал от тревоги на лице мужчины. Таким Тэхёна он не видел еще ни разу, и надеется, что больше не увидит. Чонгук не хочет быть причиной постоянного беспокойства.       Частый стук в дверь заставляет Чонгука с Мингю вытянуть шеи, чтобы посмотреть в окно и попытаться разглядеть, кого там принесло.       — Дядя твой приехал, — говорит Тэхён и идет открывать дверь.       Чимин с Юнги залетают вихрем в помещение и пытаются отдышаться, будто сто километров только что пробежали.       — Где мой мальчик?! — вопит Чимин, красными глазами прожигая в Тэхёне дыру.       Тэхён кивает головой в сторону спальни и идет вслед за другом, не желая обращать внимание на Юнги.       — Чонгук-и, — Чимин моментально всхлипывает, как только видит искалеченное и измученное лицо парня. — Господи, я твоего отца прирежу, честное слово!       — Нужно будет встать в очередь, хён, — усмехается Чон и принимает крепкие объятия старшего.       Чимин всегда такой искренний, такой прозрачный и честный в своих действиях, что хочется, чтобы это солнышко было рядом постоянно. В меру жесткий и прямолинейный он бывает только тогда, когда все под его контролем, но сейчас был не тот случай.       — Как ты себя чувствуешь? Врач уже приходил? Где у тебя болит? Нужно отвезти тебя в город? — Чимин заваливает вопросами и вытирает слезы, потому что Чонгука, черт побери, жалко до жути!       Гук не успевает ответить и видит перед собой виноватое лицо дяди. Чимин двигается и позволяет мужу сесть рядом с племянником, обнять его и что-то прошептать на ухо.       — Извини меня, Чонгук, меня не было рядом, и я не помог тебе, хотя обещал всегда подставить тебе плечо, — искренне сожалеет Мин.       — Хён, не надо. Ты не виноват. Да никто не виноват! — из последних сил говорит Чонгук, потому что спать хочется неимоверно сильно. Он будто сопротивляется неземной силе, стараясь держать глаза открытыми.       — Нет, Гук-а, я виноват в том, что в свое время не дал отпор своему брату, и вот к чему это в итоге привело. Я испугался, а ты за это поплатился.       Чонгуку нечего ответить на слова дяди, ведь тот не выпрашивает извинений ради чувства облегчения. По глазам Чонгук замечает, что Юнги действительно сожалеет о собственных страхах, действиях и решениях.       — Я эгоист, раз не сделал тогда ничего и просто сбежал, — продолжает Юнги. — Даже если я сказал тебе, что не бежал от гнета брата, все-равно со стороны это выглядит так. И ощущается, кстати, тоже так. Я просто оказался трусом.       — Хён, но я ведь не лучше! — вдруг осознает Чонгук. — Я ведь тоже сбежал сюда, отключил телефон, прервал с ним связь и спрятался, будто маленький ребенок. Разве это не делает и меня трусом?       — Не зря вы двое — родственнички, — хмыкает Чимин, чем заставляет всех улыбнуться и засмеяться. — А вообще, я за все время, что ты, Гук-и, тут находишься, чувствую, что мы попали в самое настоящее кино. Сначала драма и романтика, а сегодня вот — боевик.       Чонгук выпучивает глаза и боится, что слова хёна были сказаны в негативном ключе, но Чимин спешит развеять дурные мысли сразу же.       — Но мне так нравится! Мы ведь все одна семья! — Пак улыбается так широко, что глаз не видно.       Юнги обнимает мужа, а Чимин скрывает лицо в его шее. Незаметно и совсем тихо к парочке подсаживается Мингю, только по другую сторону от Чимина, и укладывает голову на плечо старшего, сразу же зарабатывая подзатыльник от Юнги.       Хмурый и недовольный Мингю усаживается в кресло у окна и глядит на умиротворенную парочку.       Юнги поднимается с места и наконец-то смотрит на друга, которого пару часов назад сильно обидел. Да он даже не подумал, когда говорил те ужасные слова, уже после разговора и скинутого Тэхёном звонка, осознал, насколько проебался.       Тэхён выходит из комнаты, и Юнги идет за ним, желая поскорее прояснить ситуацию. Тэхёна он находит на кухне, где мужчина греет молоко на плите, добавляя в него ложку меда.       — Я наговорил лишнего, Тэ, — начинает Юнги, опираясь на косяк. — Вообще не имел этого ввиду, прости меня. Я бы никогда так о тебе не подумал, ты ведь знаешь, все сказал на эмоциях, психанул.       Тэхён вздыхает и выключает плиту, выливает молоко в огромную кружку и размешивает ложкой.       — Я понял тебя, — фермер поворачивается к другу и улыбается краешком губ, пожимая протянутую ему ладонь.       Тэхён не умеет долго обижаться по пустякам. Знает, что Юнги просто вспылил, знает, что мужчина слишком добрый, чтобы нести всякую чепуху всерьез. К тому же, они действительно лучшие друзья, практически как Мингю с Чоном, только в их отношениях все менее драматично, чем у младших.       — К тому же, я не хотел вчера себя так вести, — продолжает Юнги. — Просто он ведь мой племянник, я вижу его совсем еще соплей зеленой, а тут у него такой взрослый парень. Я знал, что вы бы не стали заниматься ничем таким в нашем доме, когда мы буквально в соседней комнате, поэтому прости еще раз.       Тэхён пытается, честно пытается всеми силами держать лицо и унять смех, который так и рвется наружу. В голове картинки, как он на весу доводил Чонгука до оргазма, что у того и ноги, и руки дрожали. У него вся шея полна следов прошлой ночи, поэтому Ким мысленно благодарит Бога, что надел с утра водолазку с высоким горлом.       — Друг, безусловно, — Тэхён хлопает Юнги по плечу и выходит из кухни.       Нечего портить психику Мин Юнги сейчас, потому что возможностей для этого будет еще куча.       Тэхён не успевает дойти до спальни, как слышит агрессивный лай алабаев, а потом громкий стук ворот о железный забор. Тэхёну слышатся маты посторонним голосом, и зубы сжимаются, потому что становится ясно, кто там пришел. За спиной Тэхёна появляются Юнги и Мингю. Последний увидел знакомую рожу в окно.       — Ты уверен, что хочешь с ним встретиться? — задает вопрос другу Тэхён.       — Куда уж дальше тянуть. Надо отвязаться от него раз и навсегда.       Никто не удивлен, что отец Чонгука нашел дом Кима, ведь тут к любому местному подойди, красивую улыбку покажи да несчастные глаза, так тебе распишут подробно на какую улицу свернуть. В Андерматте люди простые, без предрассудков, к тому же, к Тэхёну часто приезжают заказчики, а Чинён бизнесмен и выглядит он соответствующе.       — Тэ, не надо, не открывай ему дверь, — умоляет Чонгук, когда Тэхён ставит на тумбочку у кровати кружку с горячим молоком, и тянет мужчину к себе. — Пожалуйста, — добавляет он уже шепотом, потому что Тэхён наклонился к нему и заботливо подарил мягкий поцелуй.       — Я не спущу ему и его прихвостням с рук твои увечья. Обещаю, что больше он не побеспокоит.       Тэхён встает и, несмотря на попытки Чонгука его остановить, выходит из комнаты и сразу слышит бешеный стук в дверь. Её, кажется, пинают ногами.       Фермер стискивает зубы и открывает дверь.       — Ну имущество то портить зачем? — говорит Тэхён, пресекая попытку взрослого, но на вид вымотавшегося мужчины, пройти внутрь. — Я, кажется, никого не приглашал.       — Отойди от двери, сука, — шипит Чинён, явно уставший.       Когда он заметил, что Чонгука в машине нет, то был готов вырвать волосы на голове. Настолько сильную злость он не ощущал, кажется, никогда. Она потекла по венам, заставляя мужчину выплеснуть ее на капот и расхреначить кулак; заставляя подправить морды собственных парней, потому что придурки не догадались проследить за подростком. Да и машина слишком долго компостировала мозги, не позволяя выехать из ебучего холодного леса.       Чонгука он хотел прибить не потому что сын сбежал в ночной лес, даже не подумав о собственной безопасности, не подумав о том, что он и не одет толком. Он хотел сына уничтожить за непослушание. Какого черта малолетка, не смыслящая ничего в этом мире и ничего не умеющая, смеет показывать характер? Чинёна этот вопрос в собственных мыслях раздражал невероятно сильно.       — Я сказал, чтобы ты отошел нахуй! — как бы мужчина не старался, но сдвинуть руку Тэхёна с дверного косяка просто не получалось. Он как будто из стали сделан, сколько же в нем силы? — Он ведь у тебя, да? Знаю, что у тебя, вижу по твоей наглой роже. Только вот я тебя засажу, и закончится ваша гейская херня, это я тебе обещаю…       — Тэхён! — мужчина раздосадовано вздыхает, когда чувствует ладошки на своей спине, старающиеся отвести его назад. — Не разговаривай с ним, прошу тебя, давай закроем дверь и…       — Сынок, ты даже представить не можешь, насколько я устал, выходи сюда, пока я твоему благоверному не подарил контрольный в лоб.       Угрожает, но при этом пытается лебезить.       — Какой же ты мерзкий мудак! Уходи отсюда, я тебя ведь послал уже, ты что, не уяснил, что я никуда не поеду?! — Чонгук срывает голос, пытаясь сдержать слезы, но истерика накрывает. Он просовывает голову между Тэ и косяком, пытаясь держаться на ногах.       У Чимина, на самом деле, не получилось удержать Чонгука в постели. И сейчас он сам не спешит выходить из спальни, замечая, в каком состоянии находится его собственный муж. Юнги играет желваками, стоя за стеной, поэтому Чинён его не видит; он разминает кулаки больше из-за неврного напряжения, чем нежели из-за желания поскорее вступить в драку. Юнги вообще не любитель побоищ, в отличие от его племянника, которому попиздиться с другом как пить дай.       Тэхён поддерживает Гука за талию и не может остановить его словесный поток.       — Я ненавижу тебя! — плюет Чонгук. — Только попробуй хотя бы что-то сказать про него, и я тебе глотку перережу собственными ногтями!       Гука не на шутку испугали обычные слова о том, что отец прострелит Тэхёну голову, а разыгравшиеся благодаря температуре и собственному бреду картинки в голове, на которых Тэ не дышит и не откликается на собственное имя, заставили впасть в истерику. Он заслоняет своим телом, что выглядит немного забавно, потому что Чонгук ниже Тэхёна сантиметров на пятнадцать точно, но все равно пытается закрыть его собой.       Чинён смеется и громко вдыхает носом воздух, прислоняя к ноздрям палец. Он действительно старался быть терпеливым, но рука сама тянется к пистолету. Он не шутил, когда сказал, что не пожалеет пули в лоб фермера.       — Я считаю до трех, — Чинён настолько незаметно выставляет дуло прямо напротив лица Кима, что повергает в шок всех присутствующих. Даже своих псов. — Либо ты уходишь вместе со мной и прекращаешь заниматься этой гадостью, либо твой ебырь проживает свои последние секунды в мире земном. Выбор за тобой, сынок.       Чонгук не просто рыдает, он трясется и жмется к Киму ближе, но боится сделать лишнее движение и спровоцировать отца.       — Уберите оружие, — холодно отзывается Тэхён, готовясь перехватить пистолет.       — Я озвучил свои условия, — преспокойно отвечает Чинён. — Один, два…       — Чинён, ты заигрался, — Юнги наконец выходит на свет и смотрит на человека, который портил его жизнь столько, сколько он себя помнил. — Убери пистолет, ты не глава мафии, а лишь жалкий вор, наебывающий поставщиков. Выглядишь убого.       Юнги ни капли не скучал по наглой роже, что была всегда недовольна. Мин не помнил, чтобы мужчина когда-либо искренне улыбался. Всегда носил на лице маску отрешенности и вечной озлобленности.       — О, братец, — вдруг оживляется Чинён, снова мерзко смеясь. — А я смотрю, вы тут собрались огромной компанией, чтобы подставить свои жопы друг другу, я прав? — Чинён замечает Мингю, что стоит где-то в глубине коридора со сложенными на груди руками. — Мингю, твои родители в курсе, чем ты тут занимаешься? Не волнуйся, я обязательно им расскажу.       — Я так не думаю, — в своей привычной манере отвечает Ким, крутя головой и прочищая мизинцем ушную раковину, после вытирая палец об одежду. — Если вы не съебетесь, то вообще уже никому и ничего не расскажете. Из тюрьмы ведь это трудно будет сделать.       — Чего сказал? — Чинён даже опустил пистолет, настолько он ошалел от наглости малолетнего друга сына.       — Вы еще и глуховаты, — Ким закатывает глаза. — Так вообще бесите! А про тюрьму это я не пошутил, если вдруг вы так подумали. Разозлили меня. Очень сильно, особенно когда Чонгука из-под моего носа выкрали. А уклонение от налогов это дело опасное, если вы зоветесь бизнесменом, господин Чон, ой какое опасное! — Мингю будто бы нарочно тянет гласные в словах, распаляя Чинёна все сильнее. — Вы ведь помните мою тетушку? Чудесная Ким Минсу работает в налоговой и будет весьма огорошена моим рассказом о вас и ваших нехороших делах!       — Что ты несешь, ублюдок малолетний? — рычит Чинён, конкретно так подустав от слишком долгого дня.       Мингю все с тем же пофигистическим выражением лица выходит вперед, равняется с Тэхёном и ухмыляется в лицо старшему Чону.       — Один мой звонок, и через полчаса в вашем кабинете проведут обыск на наличие тех самых документов и припрятанных денюжек. Думаю, жена ваша соберет все свои вещи и свалит куда-нибудь, может, на Ямайку? А вот вам не повезет, в ближайшем аэропорту вас найдут, поэтому, — Мингю делано вздыхает и качает головой, делая вид, что ему жаль, — я бы советовал надышаться воздухом свободы, если не собираетесь отступать и оставить Чонгука с господином Мином в покое.       Выпученные глаза мужчины пронзительно смотрят на Ким Мингю, который мало того, что его разозлил, так еще и вздумал запугивать. Какая зараза малолетняя! Чинён поднимает руку с пистолетом, от злости целится в Мингю, уже почти нажимает на курок, но Тэхён вовремя бьет по ладони, что та не удерживает оружие, и оно оказывается в ближайшем сугробе.       Громилы уже собираются встать на защиту босса, готовясь к драке, как слышат грозное рычание за спинами. Бао с Авророй стоят на дыбах, скалятся и, словно быки, перед которыми красная тряпка, готовятся бежать.       — Еще один шаг, и я спущу собак, — все так же спокойно и хладнокровно сообщает Тэхён. — И на вас, господин Чон, тоже. Вы даже понять ничего не успеете, как они прокусят вашу руку и повредят кости. Мои собаки воспитанные, но они все еще собаки. Не думайте, что я простой фермер, не способный защитить себя и тех, кого люблю, поэтому прошу вас, без глупостей.       Мужчина чувствует крепкую хватку сбоку и сам стискивает Чонгука одной рукой, всем видом показывая, что никуда не отпустит и никому не отдаст.       — Пошли в комнату, ты еле на ногах стоишь, — Тэхён уводит Гука подальше от двери, потому что тот снова стоял на сквозняке.       Чонгук оборачивается и видит, как на него смотрит отец. В глазах плещется что-то помимо ненависти и омерзения. Но Гук слишком далеко, чтобы разобрать и тем более, чтобы сделать выводы. Его отец не изменится, никакие события не заставят его засунуть свои тупые принципы себе в задницу, а потому он продолжит отравлять жизнь всем, и даже самым близким. Гук уводит взгляд и разочарованно кривит губами.       Этот урод все еще его отец, и до одури больно понимать, что ему репутация и ебучие бумажки дороже благополучия единственного ребенка.       — Юнги-я, не думал, что ты предашь меня, — Чинён устал. Он так устал за этот злоебучий день, что нет сил кричать и возмущаться, поэтому сейчас мужчина стоит и расслабленно смотрит на младшего брата. За спиной Юнги разозленным орлом на него глядит паренек, имени которого он не знает. — Бросил семью, скрылся в горах. И все для чего? Чтобы тебя поебывал мужик?       — Как же узко ты мыслишь, Чинён, — говорит Юнги, подустав от присутствия старшего поблизости. — Из-за этого ты никогда не сможешь понять родного ребенка.       — Зачем мне понимать то, что абсолютно противоестественно? Это же блядство какое-то! — Чинён сплевывает и достает пачку сигарет. Закурив, он возвращает взгляд брату.       — Блядство — это быть таким толстокожим уебком, как вы, — вдруг вскликивает Пак, который и сам порядком устал от тупого мужика. — Когда в старости вы останетесь один, потому что любовь для вас противоестественна, я с удовольствием задам вам вопрос о том, счастливы ли вы. А пока что уезжайте, вас никто не хочет видеть ни в этом доме, ни в этой деревне.       Чинён смеется. Он до конца не верит в смысл происходящего, потому что не ожидал, что устроится такой цирк. Чонгука вызволять смысла нет — ясно дали понять, что не отдадут и не позволят. У него тут целая армия защитников, а устраивать массовое убийство как-то желания не было. Охранники стоят по струночке за его спиной, заледеневшие и, кажется, с кирпичами в штанах, потому что ни Бао, ни Аврора не спускают с них глаз.       — Наша встреча не последняя, запомните это, — Чинён тушит ботинком сигарету и поднимает глаза в ночное небо, выдыхая. — Чонгук одумается. Одумается и вернется, а вот ты, Юнги…       — Буду молиться, чтобы в итоге одумался ты, — перебивает Юнги, готовясь закрыть дверь. — Подумай о единственном сыне и расставь приоритеты. Чонгук тот ребенок, которым родные родители должны гордиться, а не презирать. Он заслуживает, чтобы ты его любил, но ты слишком занят своими компексами и их проецированием на него. Чимин прав, старость подкрадется незаметно, а ты можешь остаться один. Подумай об этом. У тебя на это куча времени, а пока что помни о том, что у Мингю есть все, чтобы прикрыть твой бизнес и посадить тебя за решетку.       Юнги так сильно не хотел ругаться, не хотел закатывать скандал из-за того, что было так давно. Какой смысл в том, чтобы ворошить прошлое? Лишний раз трепать себе и остальным нервы? А оно того стоит? Юнги сомневается. В груди таилась надежда, что когда-то Чинён одумается и поймет, что его мнение не является единственно правильным. Но это была лишь его глупая надежда, большего он сделать не мог.       — Да-да! — восклицает Мингю, уже что-то стащивший с кухни, но услышав свое имя, выходит в коридор. — Тётушка Минсу будет рада очередному бизнесменишке! Ну, вы же ее знаете, она вспыльчивая, может и своих знакомых подключить. А вы знаете, что ее бывший — это начальник тюрьмы для особо опасных преступников?       — Все мы всё знаем, у тебя же рот не закрывается, — отвечает Чимин, когда Юнги все-таки закрывает тяжелую дверь.       Уже в машине Чинён морщится, не понимая, как мог проебаться, и теперь возвращался домой ни с чем. В груди скребет непонятно что и это что-то отодвигает злость на задний план. Но это злит еще больше.       Чонгук не знает, что когда Чинён возвращается в дом, то первым делом идет в комнату сына и еще долго сидит на его кровати, опуская печальный взгляд вниз. На кровати единственным предметом, напоминающем о Чонгуке, был плюшевый медведь. Мужчина крутит его в руках и обреченно вздыхает. Из комнаты он выходит уже на рассвете.       ***       Как и ожидалось, на утро Чонгук сполна ощутил свои ночные перебежки по морозному лесу. Ощутил благодаря еще более высокой температуре, голосу, который охрип так сильно, что было сложно разобрать слова, и заложенный нос, из-за забитости которого невозможно было учуять никакого запаха. Последнее было особо обидно, потому что хвойный запах геля для душа Тэхёна он обожал. И все-равно Чонгук пошел умываться, потому что нечищенные зубы он ненавидел. В зеркале он увидел свой нос, внутренне крича и рыдая от собственного вида. К ярко-красному кончику абсолютно идеально подходили мешки под глазами и припухшие веки. Он выглядел ужасно, но, благодаря температуре и общему состоянию с недомоганием и всем прочим, сил гундеть практически не было. К тому же, Тэхён в любом случае целовал его все утро, обнимал своими большими ручищами и в пунцовое от смущения ухо шептал самые смущающие и ласковые слова, лишь бы воробушку стало хотя бы немного полегче.       Тэхён сказал, что обязанности по делам фермы он снова передал Джанин, чем сильно взбесил Чонгука, потому что:       — Не нужно из-за меня отменять все свои дела! — скорее просипел, чем сказал, Чонгук.       Но внутри мальчик чувствовал облегчение, потому что рядом с Тэхёном ему спокойнее; появляется ощущение огромной силы рядом, как будто он был маленьким котенком, а Тэхён человеком, подобравшим его с улицы и унесший в безопасное место. И сам Тэхён был по своей натуре безопасным местом воробушка.       Чимин с Юнги не смогли остаться на ночь и забрали Мингю с собой, чтобы позволить Чонгуку побыть в тишине и предстать перед Рождеством в лучшем здравии, чем в котором он был все вечер и утро.       — Выпей это, — Тэхён принес мальчику теплую воду с порошком от кашля.       Мужчина в целом просидел все утро рядом, каждые полчаса мерил у больного температуру и цокал, когда та не спадала.       — Ты слишком со мной носишься, Тэ, у тебя ведь свои дела есть, — Чонгук снова закашливается и громко дышит через рот.       — Сейчас мое главное дело — это твое здоровье.       — А как же Рождество? Пропустишь праздник из-за меня сопливого? Если да, то не нужно, ты можешь идти и…       Чонгук затыкается, потому что Тэхён впивается в его губы мягким поцелуем.       — Я же заразный, зачем рискуешь?       — Чтобы перестал говорить всякий бред. Все придут сюда, чтобы провести Рождество с нами, с тобой, воробушек. Это семейный праздник, не забыл? — говорит Тэхён, вычитывая инструкцию для очередного сиропа.       Вчера вечером, Тэхён сам отправился в аптеку и очень удивился, когда нашел там все прописанные врачом препараты, ведь обычно там может не быть в наличии даже обычного парацетамола. Даже если бы аптека опустела, Тэхён был готов отправиться в столицу и купить все нужное там, но Бог сжалился и не послал уставшего мужчину слишком далеко.       Чонгуку приятно слышать слова о семье, включающие его самого в эту ячейку. Выходит, он и есть часть семьи?       — Ты весь день хмурый, — вдруг говорит Тэхён, когда проходит полчаса, и Чонгуку снова нужно выпить лекарство. — Из-за вчерашнего?       Гук кивает головой и грустно улыбается.       — Он все еще мой отец, и я не ожидал, что он так просто уйдет. Точнее, ожидал, но надеялся на… на…       — На то, что он все-таки попытается понять тебя? — подсказывает Тэхён и ложится рядом, обнимая своего мальчика.       — Да, наверное, — Чонгук грустно вздыхает и по мере своих физических возможностей старается вдохнуть носом воздух, но напрасно. — Просто я всегда знал, что он мудак, что ему плевать на меня и мое мнение. Он всю жизнь перекраивал меня под свои представления, а я в ответ только психовал и бесился, дерзил очень часто. Но он никогда не поднимал на меня руку, из-за этого я думал, что все не так плохо. А вчера он просто взял и все разрушил и исчез. И вроде бы я должен быть рад, что он наконец-то свалил из моей жизни, но почему-то так хреново, как будто я маленький ребенок, которого предали и оставили на улице в метель одного.       Тэхён стискивает Гука крепче в своих объятиях, оценивая степень его температуры. Ким выдыхает в облегчении, ведь наконец-то лоб мальчика еле теплый, а значит температура спала.       — Твой отец зациклен на своих принципах, и это его ошибка. Наверное, он многого просто не понимает, потому что не слушает остальных, но так жить нельзя, поэтому, оказавшись сейчас без тебя под боком, мне кажется, что долго он не продержится, — Чонгук жмется к мужчине ближе, ложится к нему на грудь и чувствует, как одну ноздрю, аллилуйя, наконец-то разложило, поэтому он сиюминутно втягивает хвою, пока его организм расщедрился. — И, знаешь, ровно так же, как он все ещё твой отец, ты — все ещё его сын. Надеюсь, что жизнь без тебя даст ему мудрости не упасть в грязь лицом в будущем перед своим единственным наследником.       Чонгук долго молчит и боится озвучить то, что хочет сказать, ведь это полностью противоречит его поведению и отправке нахуй родного отца еще вчера. А Тэхён терпеливо ждет, потому что уже понял, что Чону требуется время, чтобы сказать что-то о семье.       — Я бы хотел, — наконец начинает парень. — Хотел бы, чтобы он понял и принял меня.       — И это абсолютно нормально, Чонгук, — Тэхён гладит руки Чонгука, чувствуя гордость за него. — Главное помни, что и сейчас ты не один. Юнги, Чимин, Мингю и я будем рядом. Хотя, твой друг так любит лезть на рожон буквально ко всему, что движется, так что насчет него я не могу быть уверен на сто процентов.       Знал бы Тэхён, как Чонгуку важны эти слова именно сейчас, когда мальчик так уязвим как морально, так и физически. Гук смеется, чувствуя неземное счастье, находясь в родных руках, покачиваясь в них так, словно он малыш в колыбели.       — Я люблю тебя, Тэхён, — шепчет Гук, поднимая глаза на мужчину, что нежно обводит своими его собственные черты.       — А я тебя сильнее, — Тэхён тоже своего рода любитель лезть на рожон.       Один, два, три…       — Эй! А ты ничего не попутал? С чего ты взял, что я люблю тебя меньше, Ким Тэхён?!       Бао с Авророй, что мирно грелись у камина, навострили уши, как только услышали грохот и оры со стороны двора.       В дом залетает Чимин, отчитывающий своего мужа и Мингю за то, что первый не взял пакет с маринованной индейкой, а второй зачем-то решил купить елку перед тем, как приехать к Тэхёну, и рассыпал ее иголки в машине.       — Вот вам и Рождество!       В этот вечер Чимин точно пригубит бутылочку красного полусладкого.