Стрипы

Чужие губы, они, как бедствие. Как конец чего-то светлого и прекрасного. Как конец помощи и дружбы. Пальцы сжимают чужую руку на собственной щеке и отрывают с нажимом. Она от губ чужих отстраняется, глядя на Лизу совсем ошарашенно. Так, как смотрят на сумашедших. Темноволосая отстраняется, облокачиваясь спиной на диван, и смеется тихо. Смеется, но Кристина видит за этим смехом боль и отчаянье Лизы. Отчаянье, что было в самой грудине Андрющенко и преследовало постоянно. Захарова его видела, как бы та не пыталась этого скрыть. — Ты поцеловала меня, — ставит перед фактом, а голос подавляется максимально. Сейчас жалость вся к ней пропала, осталось лишь собственное разочарование. — Ты меня выручила, спасибо. — Лиза устало улыбается первое время, пока улыбка не меркнет от взгляда на Крис. Крис, которой не смешно и совсем не радостно. Она взгляд этот подавленный видит, уставший. — Ты чего это? — Меня это так заебало. Кристина, принеси, подай, иди нахуй, не мешай, так? Тебе вообще похуй на всех кроме себя? — ее будто бы с цепи срывает. Все те эмоции, что внутри хранились, сейчас выходили наружу. Она выплескивала свою обиду и горечь, свое разочарование. — Тебе вообще было плевать на мои чувства сейчас? Ну да, конечно, будет до конца отрицать свои чувства к Кире, но при этом держать рядом Крис, потому что она удобная, так что ли? Ведешь себя как сука последняя. Разберешься в своей голове, тогда и приходи. Хлопок двери заставляет девушку вздрогнуть. Она не успевает сказать что-либо в ответ Кристине, как та уходит, оставляя Лизу совершенно одну с собственными мыслями. Было тяжело осознать что-либо в этом всем. Мысли будто бы перемешались. Она бы самой себе соврала, если бы сказала, что Кристина не права. Что Андрющенко в действительности ценит ее как подругу. Вернее, она ценит конечно, но со временем, Лиза перестала думать о чувствах других людей. Ей было важно выжить. Это не она, это обстоятельства. Она так себя успокаивала. Громкая музыка ударяет по ушам, но все, что можно услышать Кире, это лишь свою обиду. Она не могла злится на Лизу, не могла ее ненавидеть. Лишь жуткую обиду чувствовать и обиду на себя саму. Что она, блять, делала не так? Медведева ведь в действительности пыталась исправится, пыталась помогать как может. Как может. Кира могла продавать наркоту в баре и на эти деньги покупать Юле лекарства, оплачивать их счета и покупать им еду. Откажись от этого заработка, она бы не смогла этого всего делать. Не в этой ситуации, когда и самой нужно было жить. Взгляд карих глаз цепляется за Захарову, что из гримерки вылетает, вся растрепанная и злая. Чувствовала ли Кира какие-то негативные эмоции к ней? Нет. Самая главная слабость Андрющенко была в том, что Кира ее знала. Знала, что она разучилась испытывать хоть какие-то эмоции к кому-либо, кроме Юли. Крис это лишь показательное наказание для блондинки. Осознание, что ее никогда так не поцелуют. Что она не достойна поцелуев темноволосой. — Кирюх, я не хотела, — пытается завести разговор Шума, пытается сохранить дружбу. — Хотела, — взгляд карих глаз прожигающий. Буквально говорящий: Кира знает, что происходит в голове Крис. Знает каждую ее мысль. — Но я знаю, что ты не решилась бы. Знаю, что это мое наказание. От слов Медведевой становится лишь более тошно. Осознание, что она лишь пешка в игре этих двоих, что не могут никак общий язык найти и поговорить, блять, нормально. Кристина считала, что Лиза делает все правильно по отношению к блондинке и та это знала. Но она не считала правильным играть на чувствах. Вытащи все из карманов, оставь нищей до копейки, но сердце не трогай. Губы поджимаются, а все, что может сейчас Крис, это вернуться к своей чертовой работе. Ключ попадает в дверной замок не с первого раза. Юлю качает из стороны в сторону, ноги почти не держат ее. Время уже было позднее, остатками трезвого разума понимают, что нужно не шуметь. Что мама и Лиза уже наверняка спят и будить их нельзя, тем более, когда Чикина в таком состоянии. Разум-то понимает, но вот тело совсем нет. Девушку клонит в сторону шкафа, чуть ли не снося его и заставляя тихо материться себе под нос. Вот же черт. С ног кое-как стягиваются ботиночки, а куртка остается где-то на полу. Некоторое время блондинка дает себе перевести дыхание, пока в глаза голубые не ударяет яркий свет, что столь резко включился в прихожей. — Ты опять у своей Киры до поздна сидела? Опять пьяная… — голос чужой такой разочарованный, такой взволнованный. Юля смотрит на мать, улыбаясь ярко. Улыбкой столь выдающей ее алкогольное опьянение. — Я сижу тут каждую ночь, жду тебя, волнуюсь. Тебе же вообще плевать. Ты уже больна, Юля, ты понимаешь это? Твоя Кира довела тебя до алкоголизма. — Не надо сюда Киру приплетать. Она хорошая… очень очень хорошая, — шепчет девушка и чуть ли на месте этом же не вырубается. Чувствует обидный подзатыльник и чуть хныкать начинает. Упирается, когда чьи-то руки грубо ее поднимают. — Ты обещала лечь спать, мам. Тебе нельзя волноваться, я сама разберусь, — тихо проговаривает голос темноволосой, прежде чем утащить младшую в комнату да спать уложить. Сердце больное стучало каждый раз все сильнее. Давление скакало, а дыхание становилось тяжелее. Сердце материнское уже было на последних силах. На глаза каждый раз слезы наворачивались, когда младшую дочь заставала в таком виде. Слишком ее девочка погрязла в этом ужасе… Ранние рассветы постепенно заменялись зимней тьмой. На часах было около четырех утра, а на небе лишь чернота непроглядная. Ноги, что в штаны теплые были облачены, перебивались с места на место. Лиза пыталась понять, какими путями ей до дома добраться, ведь обычно это не занимало таких проблем, имея под боком двоих водителей. Но сейчас же взгляд зеленых глаз наблюдал за тем, как Крис, совершенно не смотря в сторону младшей, усаживается в машину свою. Не зовет, не приглашает взглядом. Уезжает почти сразу же, оставляя за собой лишь пыль и взгляд раздраженный. Что же говорить про Киру, то на нее она и сама не смотрит. Разочарование все еще плещется в груди, совершенно не желая отпускать. Почему она вообще что-то чувствует по отношению к этой ситуации? Кира ей же совсем никто. Никто, но сердце болезненно сжимается от осознания ситуации и чужого «предательства». Она холодный взгляд карих глаз на себе ловит, но игнорирует. Гордая. Дожидается лишь, когда младшая уедет, прежде чем создать попытки отойти от клуба. Все было как в анекдоте или слишком плохой сказке. Направо пойдешь, алкашей найдешь, налево свернешь, изнасилование сыщешь. Нервов на это все не хватало. Тратить же деньги на такси совершенно не хотелось. Без помощи Киры она совсем не знала, как они с Юлей выживут этот месяц. — Эй, красавица, познакомимся? — слышится пьяный голос какого-то мужлана, подходящего все ближе к девушке. В горле встает ком, а руки неосознанно сжимают в кармане ключи в том случае, если нужно будет защититься. К слову, когда мужчина подходит уж слишком близко, боковым зрением Лиза улавливает машину. Не ту, чья хозяйка, в надеждах Андрющенко, ее простила, а ту, что всегда рядом оказывается, даже когда не просят. Автомобиль Киры останавливается прямо перед ней, когда голос мужика становится все громче и противнее. Тонкая рука ручку переднего сиденья дергает, но та не поддаётся. Лишь окно открывается, дабы Лиза увидела безразличное лицо блондинки. — Лишь назад, кисуль, — произносит, будто бы это не Лиза. Будто бы это просто какая-то встречная стриптизерша из клуба, но точно не Андрющенко. — Ты серьезно?! — возмущается, фырчит, но все же на заднее сиденье усаживается, захлопывая дверь прямо перед мужчиной. Чувствует, как машина с места трогается слишком резко. — Мне… — Я знаю. Тебе не нужна была моя помощь. — произносит и взгляд карих глаз переводит на зеркало, глядя через него на темноволосую. — Ты всегда со всем справляешься сама, Лиза. Больше слов нет. Они не разговаривают, будто бы совсем незнакомы друг с другом. В груди Лизы плещутся боль и обида. Было за саму себя обидно, ведь она действительно поверила Кире. Понадеялась, что будет что-то возможно у них после всего этого. Когда Юльку вытащат. Но это же Медведева. Ей априори нельзя верить. Взгляд зеленых глаз в окно устремляется, рассматривая то, как на стекле проявляются капли дождя. Такие же горькие капли, как те, что по щекам Лизы текут. Совершенно беззвучно, так, чтобы Медведева ни в коем случае не узнала. Она высаживает ее у парадной и уезжает почти сразу же. Старшая наблюдает за чужой машиной еще некоторое время, пока та не скрывается за поворотом на выезд из двора. Холодный дождь противно капает на волосы, заставляя их прилипать к влажному от слез и погоды лицу. Тело дрогнет, замерзает, но Андрющенко все еще смотрит в одну точку, будто бы пытаясь чувства свои проанализировать. Такое поведение Киры было достаточно обидным. Забавно, она всегда так к ней относилась, но стоило Медведевой отнестись так в ответ, то становилось обидно и больно. На губах появляется болезненная усмешка, перерастающая в смех. Такой истерический, полный безнадеги. Сейчас, стоя под этим дождем, что заставляет полностью промокнуть, Андрющенко очень ощутимо осознает, что она совсем одна. Что она всех вокруг от себя оттолкнула своей же глупой обидой на мир. Осталась одна наедине с собой и это было самым страшным, что могло произойти. — Лиза… — тихий шепот звучит в темной комнате слишком громко, врезается в уши. Голос младшей уже не был пропитан алкоголем. Скорее искренностью, не пьяной, а детской. Такой, которую может говорить лишь Юля. — Бельчонок, спи… — пытается успокоить, осторожно гладит по волосам чужим и прижимает к себе. Еще не хватало, чтобы она маму разбудила. — Я люблю Киру. По-настоящему люблю, как взрослые. — тихо шепчет, пока по щеке течет слеза от осознания этого. На душе тепло совсем становится, а сама Чикина лишь к сестре прижимается сильнее. — Я так еще не любила… Подъезд встречает девушку сыростью и прохладой. Она медленно плетётся до этажа своего, пытаясь хоть как-то собраться. В руки себя взять, дабы такой не показаться перед Юлькой. В нос ударяет яркий запах сигарет, а взгляд зеленых глаз цепляется за фигуру, похожую на подростковую, что сидит на подоконнике между пролетов и курит. Блондинка, совсем на здешних ребят не похожая. Новые соседи. Единственное, к чему приходит Лиза в таком состоянии и вздыхает тяжело. Она могла бы сейчас высказать ей пару ласковых за курение в подъезде, даже окно не открывая, да и в принципе шугнуть девчонку, но сил уже не оставалось. Все, что могла сделать Андрющенко, это посмотреть осуждающе и продолжать свой путь к квартире. Дрожащими руками попасть в замочную скважину и пройти в квартиру собственную. Дверь за собой закрыть, лишь чтобы потом скатиться по ней на пол, стараясь в голос не зареветь. Нельзя было, ведь Юля спала…