Во Тьме... лишь я?..

Обращение от автора:

Дорогие читатели!

С каждым уходящим годом мы оставляем позади множество событий — радостных, сложных, запоминающихся. Этот год для многих был полон испытаний, но я хочу верить, что, несмотря на все трудности, он подарил каждому из нас что-то значимое: новый опыт, моменты счастья или, возможно, уголок покоя в наших любимых историях.

Для меня этим уголком стал мой фанфик, а вы, мои дорогие читатели, стали его неотъемлемой частью. Ваши отклики, обсуждения и теплые слова поддерживали меня в те моменты, когда вдохновение казалось далёким. Именно благодаря вам этот мир, полный магии, борьбы и чувств, продолжает жить и развиваться.

Фанфик для меня — это не просто текст, а целый мир. Это истории, в которых герои ищут ответы, сталкиваются со своими страхами и обретают силы идти вперёд. Истории, которые, возможно, помогают нам самим задуматься о важном, найти вдохновение или просто провести уютный вечер в компании знакомых персонажей.

Знаю, что ожидание новой главы бывает долгим, но я надеюсь, что ваше терпение окупится. Сегодня я с гордостью и радостью хочу представить вам новую главу — мой новогодний подарок вам, как знак благодарности за вашу поддержку и веру в эту историю. В этой главе вас ждут неожиданные повороты, эмоциональные моменты и, конечно, немного тепла и света, которые мне так хотелось передать.

И, конечно же, хочу поздравить вас с наступающим Новым годом! Пусть он принесёт вам много счастливых мгновений, искренней любви, здоровья и вдохновения для ваших собственных приключений — будь то в реальной жизни или в мире любимых книг.

Спасибо, что вы есть. Спасибо, что путешествуете вместе со мной по этим строкам, делитесь своими мыслями и ощущениями. Пусть новый год станет началом ещё одного удивительного пути — в наших жизнях и в этой истории.

С теплом и благодарностью, Ваш автор, NKim ♡

***

Обращение от соавтора.

Дорогие мои, я присоединяюсь к словам нашего дорогого автора. Скоро наступит Новый Год, поэтому я поздравляю вас всех с наступающим! Желаю вам всем здоровья, счастья, любви, удачи, благополучия, мирного неба над головой и конечно же терпения!

Вы прождали больше полугода в ожидании новой главы и всё это время были с нами в своих отзывах на сайте и в чате нашего тг канала. Вы подавали нам идеи и арты для нашей истории и, что самое главное, поддерживали в нас желание и дальше писать, а не бросить на полпути, хотя это даже не половина и не четверть... Вы показывали, что вам нравится эта история так же как и нам и что вы с нетерпением ждёте новую главу и что ваш интерес не угас.

Что ж, я спешу Вас порадовать, эта долгожданная глава наш с NKim новогодний подарок вам. В ней вас ждёт очень, я повторюсь, очень много неожиданностей, интересных сцен, смеха и радости. Так что, мой вам совет, усядьтесь поудобнее, сделайте себе много закусок, заварите себе побольше чая (советую делать с большим запасом. Лично я заварю себе Эрл Грей с бергамотом) и выпадите на пару часов из жизни.

А теперь берём в руку чашку наивкуснейшего горячего чая, пролистываем вниз и наслаждаемся...

Приятного прочтения)))

***

Уже около дверей она обернулась и посмотрела на уже уснувшего Усяня. Она счастливо улыбнулась, глядя на это невозможное, но родное чудо. — Сладких снов, А-Ин. И спасибо тебе, за всё... — еле слышно сказала она чтобы не потревожить чуткий сон человека, давно ставшего ей младшим братом, и тихо вышла, закрывая дверь.

***

Массивная декоративная дверь открылась с мягким шорохом, привлекая внимание своей утончённостью и детализированной красотой. Центральный круглый элемент из белого мрамора был украшен изысканной резьбой, изображающей мифических существ: драконов с витиеватыми хвостами и цилиней с мерцающей гривой. Величественные птицы, будто застывшие в танце, прятались среди замысловатых переплетений лиан, цветов и плодов, создавая иллюзию живого сада, запечатлённого в камне. Декоративные элементы придавали то самое изящество, которое можно увидеть, разве что, на картинах у лучших художников Поднебесной. Вокруг центрального круга располагались иероглифы с изречениями прежних глав Вэнь — одно из своих любимых нынешний глава Ордена увидел сразу, как только бросил свой взгляд на дверь — «Знающий других силен, но знающий самого себя могуществен» её изрёк четвёртый глава Вэнь, он был гениален, любил философствовать, правда, покинул этот мир получив удар обмазанным в яду чжунгуо янцзин шэ, кинжалом. Верхняя же часть двери была сделана из тёмного дерева и богато украшена сложными орнаментальными узорами, создавая впечатление той самой величественности его родного Клана. Вэнь Жохань, выйдя из дверей клана, направился прямо к столу, где накануне сидел — там его уже ждали свежие фрукты и чай, от которого поднимался тонкой струйкой ароматный пар. Остальные члены его семьи также заняли свои места. Пространство было пустым, кроме клана Вэнь никого не было. Ордена Лань ещё нет? Удивительно. Глава Вэнь, отпивая чай из пиалы, вспоминал, как прошлой ночью столкнулся с Вэнь Цин в общей зале — он остался там, чтобы обеспечить безопасность для своей семьи и дождаться возвращения племянницы. Жохань считал своим долгом лично убедиться, что ничто не угрожает его семье. Для него это было не просто обязанностью лидера, но и выражением глубоко укоренённой ответственности за близких — ответственности, которую он нёс с юности, когда впервые стал свидетелем, как безрассудство может разрушить всё, что тебе дорого. Жохань понимал, что здесь опасаться ему нечего, вряд ли Хэй’ань навредит им, а сильнее него здесь никого не было. Да и любопытно, что же потребовалось Старейшине от его племянницы. Ночь была тиха и лишь редкие звуки, издаваемые Жоханем, прерывали её безмятежность. Он сидел и наслаждался уединением; рядом с ним стоял небольшой столик, на котором умещались, разве что, кувшин вина, чарка, да две тарелочки с дим-самом и жареными пирожками. В рука Жоханя была книга со стихами Ли Бо, он как раз читал «Ночь на лодке на Янцзы», когда дверь отворилась с лёгким скрипом и из неё вышла бледная Вэнь Цин. — Тебя долго не было, — разрушил тишину Вэнь Жохань, переворачивая страницу и привлекая к себе внимание. — Да и выглядишь бледно. Мне стоит начинать переживать? Вэнь Цин остановилась на мгновение, стараясь успокоить дыхание. Она выглядела так, будто не ожидала встретить его здесь. Её волосы были растрёпаны, одежда помята, а на лице оставила свой отпечаток усталость. — Дядя, я... прошу прощения, мне пришлось задержаться, — ответила она, избегая его взгляда. — Состояние господина Вэя... с его желудком не всё в порядке, да и Золотое ядро перестало справляться — не получается залечить обожжённые меридианы. Ваше представление не обошлось без последствий, — небольшой осуждающий тон проник в речь целительницы. — Потребовались некоторые настои. — Это всё или есть ещё что-то, о чём я должен знать? — Жохань внимательно смотрел на племянницу, та быстро взяла себя в руки, не позволяя ему увидеть лишнее. — Нет, дядя, это всё. Я просто немного устала, слишком много всего, — Вэнь Цин неопределённо взмахнула рукой, принижая важность происходящего. Вэнь Жохань, склонил голову, продолжая наблюдать. Он отпил из пиалы и вздохнул, понимая, что ситуация может быть сложнее, чем кажется на первый взгляд. Жохань отложил книгу и жестом пригласил Вэнь Цин сесть за столик. — Присаживайся, А-Цин. Расскажи подробнее, что произошло. Мы должны быть уверены, что всё под контролем, — сказал он, его голос звучал мягко, но не терпящим возражения. Вэнь Цин села напротив дяди, пытаясь успокоиться — она взяла чарку с вином, алкоголь приятным теплом прошёлся по пищеводу, оседая небольшой тяжестью в желудке. Схватив палочками жареный пирожок, с удовольствием надкусила его подрумяненный бок, совсем не замечая, как из глаз начали течь слёзы. Вэнь Цин с удвоенной силой налегла на алкоголь и еду, кивая в благодарность Жоханю, когда он наливал ей очередную чарку или пододвигал тарелку с едой, которую он успел попросить добавить. — Слёзы — это лучшее очищающее средство для души. Не стесняйся моего присутствия. Жохань внимательно наблюдал за племянницей, та давно научилась скрывать свои чувства и как лекарь, и как Вэнь. Так что видеть её в таком состояние сродни чуду, и Жохань не хотел прерывать его. Вэнь Цин смогла позволить себе выплакаться, не рассказывая, что именно произошло. Слёзы катились по щекам, смешиваясь с вином и едой, но Вэнь Цин продолжала есть и пить, чувствуя, как эмоции переполняют её. Вэнь Жохань молча сидел рядом, его присутствие было тихой, но значимой поддержкой. Он не задавал вопросов и не делал попыток прервать её слёзы. Его безмолвная поддержка, казалось, говорила: «Я здесь, я понимаю». Каждое движение Вэнь Жоханя напоминало выверенный танец — спокойный, но полный внутренней силы. Когда он наливал чарку или пододвигал тарелку, в его жестах читалась не просто забота, а уверенность лидера, чьё присутствие само по себе вселяло уверенность. Вэнь Цин чувствовала это — молчаливую поддержку, которая не требовала слов. Его неподвижная фигура за столом казалась таким же неизменным символом клана, как и стены их дома.

***

Размышления Жоханя прервал звук приближающихся шагов, за которыми последовало занудно-вежливое приветствие главы Лань. Снаружи в зал вошли они — в строгих белых одеждах с голубыми узорами, как будто сама их сущность была вылеплена из правил и традиций. Одинаковость нарядов подчеркивала их собранность, но Жохань видел в этом лишь орден копий, старательно повторяющих образ идеального порядка. И не понятно, кого они пытаются пародировать. Вэнь Жохань был уверен, что их основатель Лань Ань не выглядел всегда так... вылизано. — Всегда готовы, — с идеальной осанкой отозвался глава Лань, занимая своё место. Один из сыновей уже наливал ему свежесваренный чай. Лань Цижэнь лишь мягко отказался. — Надеюсь, сегодня мы обойдёмся без... устрашающих демонстраций. — Ох, наивно полагать, что обойдёмся, — небрежно бросил Жохань, отхлебнув чая. — На что надеяться? — полюбопытствовал выходящий из своих дверей Цзинь Гуаншань. Сегодня он выглядел намного лучше, чем вчера. Его длинные волосы, обычно уложенные в аккуратную причёску, были собраны в высокий хвост, подчёркивающий утончённые черты лица, а жёлто-белые одежды с золотыми узорами отражали блеск его статуса. Лёгкая улыбка на губах не скрывала самоуверенности. — Что вы вновь не будете подпалены, — елейно улыбнулся Жохань, с удовольствием наблюдая, как глава Цзинь содрогается, а улыбка сползает с лица. — Ни за что, — с улыбкой ответил, садясь за стол. — Не успели встретится, а уже собачитесь, — глава Лань пододвинул поближе к себе приглянувшееся блюдо с ягодами шизандры. — Никакие нормы для вас не писаны? — Глава Лань, вроде взрослый человек, глава Ордена, а так и не усвоили, что норма для всех своя, — отпил глоток уже остывшего чая Вэнь Жохань. — Да и не собачимся мы. Лишь обмениваемся любезностями, не так ли, глава Цзинь? — Абсолютно так, Великое Солнце. — Постарайтесь сдерживать свои... нормы, — ответил глава Лань, его взгляд скользнул к идеально сидящим рядом сыновьям. — Я не хочу, чтобы мои наследники наблюдали за подобным. — Ах-ха-ха, — не удержался в своей реакции Жохань. — Это же как долго они должны наблюдать, чтобы все те правила, вбитые им с пелёнок, вдруг перестали быть важными для них? Это вы так в собственных сыновей не верите или в собственные правила? Холодное молчание главы Лань было красноречивее любых слов. Он продолжил есть ягоды, игнорируя Жоханя, а в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь треском благовоний. Вскоре двери вновь отворились — в зал буквально втащили Не Хуайсана. Его старший брат, Не Минцзюэ, выглядел как воплощение грозы, пока младший, запыхавшийся, пытался привести себя в порядок. — Я надеюсь, что мы не сильно заставили вас ждать, — поклонился глава Не в извинение, прежде чем сесть. — Диди иногда забывается во времени. — Не сильно я и забылся! Тебе лишь бы наговорить на меня, — надулся Хуайсан, однако, стоило ему обратить внимание на парящую книгу по центру их круга - тут же ободрился. — А уже решили, кто будет читать? — Нет, мы пока ждём всех участников сего мероприятия. — А можно в этот раз я буду читать? Ну пожалуйста? — умоляюще смотрел на всех Не Хуайсан. — Стоит дождаться всех, а уже потом решать. — Глава Лань, думаю, с других не убудет, если мой брат прочитает новую главу. Книга не маленькая, все успеют. — Как я уже и сказал, стоит дождаться всех. — Вот вредный ст... — получив удар локтем под бок, Хуайсан тут же замолчал, ругаясь на себя за свою несдержанность и надеясь, что кроме брата его никто не услышал. — Ещё скажи, что я не прав, — пробубнил Хуайсан брату, бросающему на него осуждающие взгляды. — И не смотри на меня так, всё равно не сработает, — закрываясь веером, Не Хуайсан бросил нетерпеливый взгляд на двери клана Цзян, остающиеся всё ещё закрытыми, как и двери Вэй Усяня. Хуайсан успел выпить половину пиалы чая, прежде, чем двери клана Цзян открылись. Из неё выходили члены семьи Цзян; госпожа Юй была настроена решительно и это было видно в её взгляде, рядом с ней, а точнее немного позади, шёл глава Цзян, возможно Хуайсану показалось, но тот был совсем сломленным — молодой заклинатель даже подобрался, ожидая новые скандалы и раскрытие новых скелетов — позади шли Цзян Чэн и Цзян Яньли, первый пытался высмотреть своего друга, вторая же, старательно опускающая глаза в пол, поглядывая исподволь за своим, некогда, женихом. дорогуша, менее очевидно, пожалуйста — А где Вэй Усянь? — поинтересовался Цзян Чэн. — Ты удивляешься его опозданием? Даже в такой ситуации будет спать до обеда, — пренебрежительно бросила госпожа Юй. — Для него это норма? — полюбопытствовал глава Лань. — Спать до обеда? Да. — Но разве госпожа Хэй’ань не должна была разбудить его? Мы проснулись от её голоса, — поделился Не Хуайсан, уже полностью сосредоточившись на закрытой двери. — Как думаешь, дагэ, госпожа Хэй’ань пустит меня к нему? — Спроси у неё сам. — Госпожа Хэй’ань, — чуть громче начал молодой человек, — могу я попасть в залы своего друга?

— Вынуждена буду отказать, я не могу знать, несёте вы угрозу для него или нет. Но я могу открыть двери для целительницы Вэнь, в надежде, что то отравление главы Не было ошибкой. 

Лишь только годы практики позволили Вэнь Цин сохранить невозмутимое лицо при упоминание её очевидной ошибки. — Конечно, это было небольшое, — здесь хмыкнуло сразу пару заклинателей, — недоразумение.

— Хорошо. Тогда можете пройти лишь вы. Прошу подойти к двери.

Девушка быстро приблизилась к двери. Уже длительное время у неё внутри билось беспокойство. Да, этот неспокойный человек любил поспать с утра, но он всегда вставал, когда это было необходимо или важно. Так ещё и то, что Хэй’ань так быстро согласилась её пустить... Ход мыслей прервал шорох слегка приоткрытой двери, куда она могла еле-еле протиснуться, возможно ей показалось, но позади неё все задержали дыхание. Быстро продвигаясь по центральной зале, Вэнь Цин подбежала к покоям друга, двери ей открыла девушка. Хэй’ань, во истину, олицетворяла нежить и тайны загробного мира. Её длинные чёрные волосы струились, как ночное море, переливаясь на свету, а яркие красные глаза сверкали, как звезды в безоблачную ночь, проникая в самую глубину души человека. На ней было длинное одеяние из чёрного шёлка, украшенное изысканными узорами, изображающими призрачных существ, и символами столь старыми, что из ныне живущих никто не смог бы и прочесть. Одежда будто бы сливалась с тенями, создавая эффект невидимости, когда она двигается по миру. На её руках — серебряные браслеты, которые звенят при каждом её движении, словно шепчут истории давно ушедших душ. Только вот от её алых глаз, а точнее от количества паники в них, девушку передернуло. — Мне стоило позвать вас пораньше, но думала, что А-Ин сам справится с этим, как обычно, но ему всё хуже и хуже, — уже по одним звукам, исходящим из покоев, было понятно, что не всё хорошо, но стоило Хэй’ань отойти в сторону, Вэнь Цин чертыхнулась, прежде чем, приступить к привычной для неё рутине. На кровати лежал Вэй Усянь, его тело свисало с одного края, а изо рта срывались болезненные спазмы рвоты. На полу, около его постели, уже давно образовалась лужица из крови и желчи — печальное свидетельство его мучений. Он так и не поел, упрямый идиот, как и всегда ставя свою гордость выше собственной жизни. Сам молодой человек напоминал живого мертвеца, как будто сошедшего с горы Луаньцзан — серый, худой, словно ветхий силуэт, которому не хватало лишь трупных пятен, чтобы окончательно завершить этот жуткий образ. За прошедший день и ночь он словно вытянулся на четыре сантиметра, но это лишь подчеркнуло его болезненную худобу. Волосы, которые когда-то мягкими шёлковыми прядями спускались по его спине, сейчас напоминали сухую солому, ломкую и лишенную жизни. На тонких серых руках, чья худоба стала пугающе заметной, яркими полосами проступали царапины, словно природа сама пыталась наложить на него свои отметины. — Какого гуя ты не позвал меня? Зачем опять играешь мученика? — голос Вэнь Цин прозвучал резко, в нём смешались и тревога, и гнев, сопутствуя дрогнувшему самообладанию. — Ничего я не играю, — прохрипело истерзанное тело, прерываясь на очередной болезненный приступ, когда из его уст вновь вырвалось кровавое месиво. — Ага, расскажи мне об этом, — отозвалась Вэнь Цин с сарказмом. Она уже подняла руку, намереваясь легонько стукнуть Вэй Усяня по голове, но в последний момент остановилась, боясь, что может причинить ему ещё больший вред. Вместо этого она лишь немного сильнее, чем нужно, сжала его запястье, проверяя пульс. Её брови сошлись в сосредоточенной складке, когда она ощутила слабый, неравномерный ритм. — Твои болячки возвращаются с ускоренной силой, и твоё золотое ядро сильно ослабело. Это связано с большой скоростью роста тела? Вся энергия на это расходуется? — её голос, хоть и сдержанный, был пронизан тревогой, пока её взгляд переместился к Хэй’ань. — Тут моя вина, должно быть, — задумчиво произнесла Хэй’ань, её голос был полон раскаяния. — При перемещении в прошлое, я влила в тело А-Ина много своей энергии, чтобы он смог сохранить свои воспоминания. Но, похоже, я немного переборщила. Его тело на первых порах справлялось, а сейчас пришёл откат. Тишина повисла в воздухе, пока Вэнь Цин пыталась осмыслить сказанное. Её глаза блеснули тревогой и упрямством, когда она вернулась к осмотру Усяня. С каждой новой проверкой её беспокойство лишь возрастало, а сердце сжималось от страха за его жизнь. — Вы можете влить в него свою силу вновь? — задумчиво спросила Вэнь Цин. На это Хэй’ань лишь покачала головой. — Я пыталась, но его стало рвать ещё сильнее, — ответила она, опустив взгляд. — Плохо, очень плохо... Те лекарства, что я оставила, не помогли? — Вэнь Цин продолжала собирать анамнез, её мысли лихорадочно метались от одной травы к другой, в попытке найти хоть что-то, что могло бы помочь. Даже несмотря на то, что ситуация была крайне тяжёлой, её профессиональный инстинкт отказывался сдаваться. Из размышлений её вывел новый приступ рвоты. Вэй Ин уже давно перестал удерживать себя на руках и просто свалился на кровать, свесив голову. Его тело тряслось в мучительном спазме, а кровь и желчь текли по подбородку. Вливание Ци не давало никаких результатов — она просто растворялась в его напряжённых, изнеможденных меридианах, это всё равно, что чашей тушить пламя. — Я знаю, почему ты против игл, но сейчас нет выбора. Извини, Усянь, — тихо произнесла Вэнь Цин, её голос дрожал от сожаления. Её глаза на миг задержались на его лице, осунувшемся и измученном, прежде чем она схватила иглы и пару пилюль со стола. Её движения были быстрыми и точными, словно у опытного целителя, которому не позволено ошибаться. В её руках не было места сомнению — только холодная решимость. Дождавшись, когда очередной приступ закончился, Вэнь Цин силой затолкала в его пересохший рот пилюли «Ниньсиньван». Её пальцы дрожали едва заметно, когда она нащупала нужные точки для иглоукалывания. Она прекрасно знала, как Вэй Усянь ненавидел этот метод, но выбора не было. Её взгляд на миг задержался на его руках, стиснутых в судорожных спазмах, прежде чем она приступила к своему делу. Вэнь Цин осторожно вонзила первую иглу в одну из ключевых точек на его плече. Её пальцы двигались с отточенной точностью, хотя внутри всё кипело. Она чувствовала, как тело Вэй Усяня отзывается на каждое её движение — натянутый до предела канат, готовый оборваться в любой момент. Его дыхание оставалось прерывистым, а мышцы напряжены до такой степени, будто он боролся с чем-то невидимым, но неумолимо разрушавшим его изнутри. — Терпи, Усянь, и не такое переживали, — прошептала Вэнь Цин, вводя следующую иглу. Её голос был мягким, почти ласковым, как у матери, пытающейся успокоить своего ребёнка в момент боли. — Всё будет хорошо. Я здесь, и я сделаю всё, что в моих силах. Она знала, что Вэй Усянь не мог сейчас ответить, но ей хотелось верить, что он слышит её, что её слова хоть немного облегчают его страдания. С каждой введённой иглой её надежда росла, пусть и чуть-чуть. Она мысленно молилась, чтобы его состояние стабилизировалось, чтобы лекарства начали действовать, чтобы его израненное тело, наконец, нашло передышку. Хэй’ань стояла рядом. Её яркие алые глаза неотрывно следили за каждым движением Вэнь Цин. Её длинные волосы, струившиеся, как ночной шёлк, казались частью тени, что окутывала комнату. Она была готова вмешаться в любую секунду, но пока позволяла Вэнь Цин вести этот бой. Медленно тянулись минуты, потом хозяевами стали часы, а те растянулись в вечность. Постепенно дыхание Вэй Усяня начало выравниваться, рвота прекратилась, и его тело, казалось, немного расслабилось под натиском иглотерапии. Лекарства, наконец, начали действовать, и даже тёмные круги под его глазами стали чуть менее угрожающими. Вэнь Цин убрала последние иглы, отложила их в сторону и осторожно провела рукой по его влажным от пота волосам, убирая сбившуюся прядь с его лба. — Вот так, Усянь, — прошептала она едва слышно. Её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. — Мы справимся. Ты справишься. — Нужно поддерживать его силы, — сказала Вэнь Цин, обращаясь к Хэй’ань. — Я сделаю ещё одно снадобье для укрепления его меридианов и ядра, но потребуется время, чтобы оно подействовало. Нам надо быть рядом с ним, чтобы в случае чего сразу же помочь. Хэй’ань кивнула, её лицо оставалось серьёзным, но в глазах мелькнул отблеск надежды. Она внимательно смотрела на Вэнь Цин, словно в её действиях можно было найти ответы на все вопросы. Вэнь Цин знала, что теперь им остаётся только ждать, но она не собиралась сидеть сложа руки. Собрав всё своё самообладание, она направилась к столу с травами. Её движения были точными и отработанными, как у мастера, привыкшего решать сложнейшие задачи. Свет от лампы выхватывал из темноты отблески металлических инструментов и преломлялся в жидкостях, оставшихся на донышке стеклянных склянок. — Отдохни пока, — бросила она Хэй’ань через плечо. — Это может занять некоторое время. Хэй’ань молча кивнула, понимая, что сейчас Вэнь Цин нуждалась в тишине и сосредоточенности. Она отошла на несколько шагов, наблюдая за тем, как целительница склонилась над своими инструментами, тщательно подбирая ингредиенты и смешивая их с такой заботой, словно в каждом движении была заключена её собственная жизнь. В комнате повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь мерным постукиванием пестика о ступку. Запахи горьких трав и свежего корня наполнили воздух, создавая атмосферу напряжённого ожидания. Вэнь Цин, сосредоточенная на своих действиях, чувствовала, как напряжение накапливается в воздухе, словно раскалённое железо, готовое разрядиться. Её мысли блуждали в лабиринте методов и решений, она лихорадочно перебирала в голове все известные рецепты, пытаясь создать идеальное средство для восстановления Вэй Усяня. Когда Хэй’ань нарушила тишину своим вопросом, голос её звучал глухо, словно пробивался через толщу мыслей и сомнений. — Если бы он не устроил тот бой, ему было бы легче? Вэнь Цин не сразу ответила. Она замерла, удерживая пестик над ступкой. Её взгляд устремился куда-то в пустоту, будто она искала ответ на невидимой границе между разумом и сердцем. — Скорее всего нет, это просто наступило бы позже, может, даже хорошо, что это происходит сейчас, а не при всех, — её тон стал ещё тише, почти шёпотом, словно она говорила больше для себя, чем для Хэй’ань. — Осталось только придумать, как привести его в приличный вид и объяснить наше долгое отсутствие. Хэй’ань задумчиво склонила голову, а её взгляд устремился на Вэй Усяня, лежащего перед ней. Он казался таким хрупким, словно его жизненная сила была на грани исчезновения. — Значит, самая большая проблема во внешнем виде, — протянула она, осторожно кладя руку на взмокшую от пота макушку А-Ина. Её прикосновение было мягким, материнским, как будто она пыталась утешить его даже в бессознательном состоянии. Стук пестика вдруг прекратился. Вэнь Цин медленно подняла голову, её взгляд был сосредоточен на Хэй’ань. — Лишь внешность? А время? В комнате повисла странная пауза, воздух будто загустел. Хэй’ань медленно подняла глаза. Их красный оттенок блеснул в полумраке, отражая что-то древнее, почти первобытное. Этот взгляд, полный силы и угрозы, пронзил Вэнь Цин, заставив её невольно сделать шаг назад. — Ты забыла, кто здесь хозяйка? — голос Хэй’ань был тихим, почти ласковым. — Я создала это место. Здесь моё время, моя воля. И я распоряжусь ими так, как нужно. Красные глаза сверкнули ещё ярче, и в тусклом свете казалось, что она вот-вот протянет руку и переместит время так, как ей угодно. Этот взгляд напоминал Вэнь Цин то, что она видела в Вэй Усяне, когда тот находился на грани своей тёмной сущности, — силу, с которой не поспоришь, и хаос, который невозможно контролировать. Вэнь Цин с трудом взяла себя в руки, отвела взгляд и вернулась к своему настою. Её пальцы двигались быстро, почти автоматически, каждый жест теперь был наполнен какой-то внутренней ритуальностью. Она старалась не думать о том, что ощутила минуту назад — это могло только отвлечь от дела. — Значит, всё под контролем, — проговорила она, стараясь придать своему голосу ровный тон, хотя по телу всё ещё пробегали холодные мурашки. — Не беспокойся, — тихо добавила Хэй’ань, её взгляд смягчился, и она вновь обратила своё внимание на Вэй Усяня. — Я позабочусь о том, чтобы никто ничего не заметил. А ты позаботишься о его здоровье, как и раньше. Главное, чтобы он пришёл в себя. — Он придёт, — уверенно ответила Вэнь Цин. — Я не позволю ему сломаться, не сейчас, не тогда, когда у нас есть шанс всё исправить. Она закончила приготовление настоя и медленно подошла к кровати. Вэй Усянь лежал, его дыхание оставалось рваным, грудь тяжело вздымалась, будто воздух давался ему с трудом. Тонкие черты его лица теперь казались почти прозрачными, словно бы свет просвечивал сквозь его кожу. Даже в бессознательном состоянии он выглядел измученным, словно боролся с невидимым врагом. Вэнь Цин осторожно подняла его голову, вливая настой ему в рот. Её движения были выверенными, но в них сквозила едва заметная дрожь. Она откинула с его лба прядь липких от пота волос и задержала руку на мгновение, как будто своим прикосновением могла передать ему частичку своей силы. — Всё будет хорошо, Усянь, — прошептала она. Её голос был полон мольбы, как будто её слова могли пробиться сквозь пелену его боли. Он дёрнулся, издав едва слышный звук, но так и не пришёл в себя. Его губы остались сухими и потрескавшимися, а по вискам всё ещё стекали капли холодного пота. Вэнь Цин смотрела на него, чувствуя, как где-то внутри растёт чувство беспомощности. Хэй’ань, сидевшая неподалёку, следила за каждым движением Вэнь Цин, её взгляд был сосредоточенным и внимательным, но уже не отталкивающим. Ярко-красный оттенок глаз постепенно угасал, словно её собственная тревога медленно уходила вглубь. Тем не менее, напряжение всё ещё висело в воздухе, плотное, как туман перед грозой. Вэнь Цин чувствовала его каждой клеткой. Когда дыхание Вэй Усяня стало ровнее, а тело, казалось, расслабилось, она наконец позволила себе выдохнуть. Осторожно опуская его голову обратно на подушку, Вэнь Цин невольно задержала пальцы на его волосах. Раньше мягкие и шелковистые, теперь они были сухими, спутанными и ломкими, будто отражая его общее состояние. Она быстро отвела руку, будто испугавшись, что это прикосновение может сломать что-то ещё более хрупкое. Не давая себе лишнего времени на эмоции, Вэнь Цин вернулась к работе. Её руки двигались чётко и уверенно, а мысли уже прорабатывали следующие шаги. Сейчас нельзя было останавливаться — каждый миг мог быть решающим. Комната снова наполнилась звуками её работы: тихий шорох ступки, капли настоя, стекающие в чашу. Лишь спустя некоторое время тишину нарушил слабый вздох. Вэй Усянь зашевелился. Его ресницы слегка дрогнули, и он, прищурившись, открыл глаза. Его взгляд, казалось, метался между реальностью и остатками кошмара, но, узнав её, давнюю подругу, в уголках его губ появилась едва заметная улыбка. — Ты здесь... — его голос прозвучал хрипло, будто через слой песка, но уже в этих нескольких словах звучала его привычная игривость. — А я-то думал, что попал в другой мир и меня встречает сама Хэ Сяньгу... Вэнь Цин задержала дыхание, почувствовав, как тяжёлый груз на её сердце немного ослаб. Она позволила себе короткую, почти незаметную улыбку, но тут же взяла себя в руки. — Если бы я была Хэ Сяньгу, Вэй Ин, я бы давно спряталась на Небесах, чтобы избежать всех твоих проделок, — ответила она, проверяя его пульс, не скрывая мягкости ни в голосе, ни в движениях. — Ах, — Вэй Усянь попытался сделать вид, что огорчён, но слабость выдала его, заставив снова закрыть глаза. — Значит, и ты от меня сбежишь... Но почему же тогда ты всё ещё здесь? Наверное, я тебе нравлюсь больше, чем ты признаёшь, да? — Возможно, — с деланным равнодушием произнесла она, поправляя подушку под его головой, — но мне нравится гораздо больше, когда ты здоров и не превращаешься в ходячий кошмар. Так что, будь добр, перестань меня тревожить. — Конечно, Цин-цзе, — с подчёркнутым смирением пробормотал он, но слабая улыбка на его губах говорила о том, что в его мыслях она едва ли может на это рассчитывать. — Но знаешь, даже без лотосов и корзинки с цветами ты выглядишь довольно мило... Смешок сорвался с её губ прежде, чем она успела его сдержать. Напряжение, цепко державшее её последние часы, отступило, оставив после себя лишь лёгкую тень тревоги. Она знала: если Вэй Усянь способен шутить, значит, у него есть силы бороться. Но даже это мгновение облегчения было горьковатым. Они оба понимали, что это всего лишь краткий перерыв, короткая передышка перед бурей, которая, несомненно, приближалась. В покоях прозвучал тяжёлый вздох.

***

— Я всё ещё за то, чтобы читать дали мне, — продолжал канючить Не Хуайсан, но уже не так громко, скорее, это больше походило на скулёж под ухо его дагэ. Да, может, он поступал слишком по-детски, но он очень хотел почитать! Правда хотел! Не Хуайсан, скулёжно тянущий руку к заветной книге, выглядел как капризный ребёнок, отчаянно пытающийся уговорить старшего брата на малейшую поблажку. Его голос звучал тихо, почти умоляюще, хоть и с упрямством, столь знакомым Не Минцзюэ. Старший брат старался сохранять спокойствие как только мог. Каждый раз, когда младший брат пускался в свои хитрые уловки, ему требовалось всё больше усилий, чтобы сдержаться. — Ты угомонишься сегодня или нет? — не выдержал в какой-то момент Не Минцзюэ, грозно, как может смотреть только старший брат, уставившись на А-Сана; а тот только сильнее изобразил невинность, широко раскрыв глаза, будто не понимая, за что на него вообще могли сердиться! — Ну... всё равно отсутствуют только Вэнь Цин и Вэй-сюн, — Не Хуайсан продолжил своё шептание, но с упрямством, достойным мифического Ба-сэ, который охотится на добычу, не считаясь с преградами. Его слова звучали так, словно он говорил сам с собой, но на самом деле предназначались всем. — Они же вряд ли будут против... Вэй-сюн так точно! Его попытка оправдаться повисла в воздухе, но тишина, установившаяся в комнате, была слишком обманчива. Все, кто присутствовал, напряжённо ждали, когда дверь, скрывающая Вэнь Цин и Вэй Усяня, снова откроется. Но никто, разумеется, не признавался в этом. Даже младший Лань сидел, опустив голову, изображая крайнюю сосредоточенность. Его неподвижность выдавала лишь то, насколько он старательно пытался не подать виду. Тем временем, Не Хуайсан, словно олицетворение легендарного Пэна, который продолжает свой путь к недосягаемым высотам, не прекращал своих попыток. Его шёпот, перемежаемый вздохами, звучал всё чаще, а протянутая рука тянулась всё ближе к книге. Прошло уже двадцать фэней, и к двадцать первому терпение Не Минцзюэ окончательно лопнуло. — Хватит! — пробасил на всё пространство, в очередной раз обрушивая кулак на многострадальный стол. — Было сказано, когда все будут присутствовать. Все — значит все! Он замолк, но гнетущая тишина, последовавшая за его вспышкой, давила сильнее любого крика. Его тяжёлый взгляд всё ещё сверлил Хуайсана, который теперь сидел, словно припавший к земле кролик под взглядом орла. Но прежде чем атмосфера могла накалиться ещё больше, её прорезал мягкий, мелодичный голос. — Брат Минцзюэ, давай не будем слишком суровы, — Лань Сичэнь чуть склонил голову, показывая лишь тёплый взгляд. Голос Ланя, спокойный, как журчание горного ручья, наполнил комнату едва ощутимой прохладой. — Мы все здесь ради одной цели. И, хотя младший брат Не, возможно, слишком нетерпелив, это не повод для раздора. Его слова подействовали, как утренний ветерок, снимающий напряжение после ночной грозы. Не Минцзюэ тяжело вздохнул, отводя взгляд от брата. Однако за мягкостью Лань Сичэня скрывалась настойчивость, умело поданная так, чтобы никто не посмел её оспорить. Цзинь Гуаншань сидел на своём месте, неторопливо покачивая вино в чарке. Его взгляд лениво блуждал по комнате, словно он наблюдал за какой-то скучной игрой, но внимательный мог заметить лёгкое напряжение в его позе. Он видел, с какой лёгкостью Лань Сичэнь снял напряжение. На мгновение в глазах главы Цзинь мелькнуло раздражение. — Давайте не будем тратить время на пустые споры, — вмешался Цзинь Гуаншань, отставив чарку и сложив руки на груди. Его голос был низким, настойчивым, а глаза с лёгким прищуром. Он бросил быстрый взгляд на Не Хуайсана — словно раздумывал, стоит ли вообще тратить время на его капризы, — прежде чем вновь повернуться к Не Минцзюэ. Его тон был холоден и деловит, за ним читалась скрытая — а скрытая ли? — критика, как будто он ждал от главы Не более разумного поведения. Лань Сичэнь, заметив нарастающую напряжённость между двумя главами, решил снова вмешаться, пока ситуация не вышла из-под контроля. — Мудрое замечание, глава Цзинь, — мягко согласился он, затем обратился к Не Минцзюэ. — Возможно, стоит немного подождать остальных. И пока мы ждём, почему бы не обсудить другие вопросы, которые не требуют их непосредственного участия? Его предложение прозвучало разумно и тактично, направляя разговор в более продуктивное русло. Не Хуайсан, видя, что тишина вновь окутывает залу, решил, что это его шанс. Его голос прозвучал ещё жалобнее: — Брат, ну пожалуйста... Его большие глаза смотрели на старшего брата с таким искренним желанием, что Лань Сичэнь невольно улыбнулся про себя. Не Хуайсан умел находить лазейки и, несмотря на свой видимый инфантилизм, обладал определённым шармом. Не Минцзюэ вздохнул, готовясь вновь пресечь попытку брата, когда внимание всех собравшихся привлекло движение у дверей. Тяжёлые створки открылись, и в залу медленно вошли Вэнь Цин и Вэй Усянь. Вэнь Цин шла уверенно, однако в её взгляде плескалось накопленное беспокойство, едва скрытое за маской. Она осторожно поддерживала Вэй Усяня, который шёл рядом с ней, но его вид был настолько удручающим, что даже самым невнимательным стало ясно — юноша на грани. Он выглядел измождённым и бледным, его шаги были неуверенными, как будто он балансировал на грани падения. Глаза Вэй Усяня, обычно полные задорного блеска, сейчас были потускневшими и едва держались открытыми. Не Хуайсан, увидев их, тут же переключился на новое событие, забыв о своих просьбах. Лицо его озарилось облегчением, как только он понял, что теперь его канючения больше не будут предметом споров. Однако, удивительно, но именно сейчас Не Минцзюэ махнул рукой, давая ему разрешение: — Ладно, Хуайсан, можешь читать, раз так хочется. Не Хуайсан радостно схватил книгу, но его внимание всё же было частично приковано к Вэй Усяню. Он быстро начал листать страницы, пытаясь добраться до нужной, периодически поглядывая на новоприбывших. Вэнь Цин помогла Вэй Усяню сесть. Юноша, напрягая остатки сил, попытался выглядеть бодрее, но даже это ему удавалось с трудом. Его дыхание было прерывистым, а осанка выдавала крайнюю слабость. Тем не менее, он поднял голову и, заметив взгляды, устремлённые на него, натянул на лицо свою привычную лукавую улыбку. — Извините за задержку, — с напускной лёгкостью произнёс он, голос его слегка дрожал, он тут же кашлянул, чтобы скрыть это. — Кажется, я решил устроить себе неожиданные выходные... только, знаете, не такие уж и весёлые. Думаю, в следующий раз выберу что-то менее... истощающее. Несмотря на свою явную усталость, он попытался подмигнуть Вэнь Цин, но это выглядело скорее как неуклюжее моргание. Она лишь тяжело вздохнула, зная, что его состояние намного хуже, чем он пытается показать. Но она ничего не сказала, понимая, что любые её слова только подчеркнут его уязвимость. — Я смотрю, все уже на месте, — продолжил Вэй Усянь, пытаясь сменить тему и скрыть дрожь в голосе. — Значит, можем наконец начать. А то я, кажется, пропустил самое интересное. Он посмотрел на Не Хуайсана, который, несмотря на своё нетерпение и книгу в руках, всё равно бросал косые взгляды на Вэй Усяня, не до конца уверенный, стоит ли начинать чтение. В этот момент Вэй Усянь собрал остатки сил и с ещё большим усилием постарался выглядеть бодрее, чуть откидываясь назад и стараясь расслабиться. Жохань продолжал наблюдать за Усянем, не сводя с него внимательного взгляда. Весь его внешний вид, от тусклого оттенка кожи — он не был до конца уверен, но на лице была пудра? — до едва заметной дрожи в руках, говорил о том, что юноша изо всех сил старается сохранить лицо. Но для Вэнь Жоханя это был лишь ещё один знак того, насколько он ослаблен. Он напоминал ему иссушённого цяньлиня, древнего зверя, который, исчерпав все свои силы, превратился в бледную тень самого себя. Его мысли вновь вернулись к той ночной встрече с племянницей, когда он застал её возвращающейся от Вэй Усяня. Она была напряжена и бледна, и теперь Жохань видел, что её тревога была не безосновательной. Вэнь Цин, сидевшая неподалёку, демонстративно игнорировала его взгляды, погружённая в свои собственные мысли. Он заметил, как её руки, обычно такие уверенные и точные, сейчас слегка дрожали, когда она аккуратно брала чашку с настоем. Как хрупкий сосуд, она скрывает свою слабость за маской невозмутимости, точно так же, как и он. Он знал, что она видела состояние Вэй Усяня гораздо раньше всех остальных и теперь была его единственной опорой. Но что, если она не сможет выдержать этой ноши? Вэй Усянь был для неё тем, кого она пыталась спасти любой ценой, даже ценой собственного здоровья. Лишь Лань Ванцзи осмелился нарушить тишину: — Вэй Ину плохо? — Вэй Ин переоценил свои силы, когда бросал вызов Великому Солнцу. Оно слегка опалило его крылья, знаешь ли, — Вэй Усянь слегка улыбнулся, прежде чем поморщился и полностью опустился на подушки. — Прошу прощения, но я пока так. — Может, после подобного вы задумаетесь о своих действиях и их последствиях, — довольно сказал глава Лань. — Не Хуайсан, прошу, преступайте, в конце концов, вы так жаждали чтения. Не Хуайсан, взяв книгу, погрузился в её страницы с явным облегчением. Его пальцы слегка дрожали от волнения, а дыхание, когда он начал читать, стало ровным и глубоким. В его глазах можно было увидеть смесь удовлетворения и тревоги, так как он пытался сосредоточиться на книге, одновременно бросая короткие взгляды на Вэй Усяня и Вэнь Цин. Надеюсь, что чтение поможет мне отвлечься и понять, как я могу помочь.

Изящность

Резиденция Ордена Гусу Лань находилась в уединённых горах в окрестностях города Гусу. Уже с первых строк представители ордена Лань заметно напряглись. Их внимание сосредоточилось на читающем, взгляды стали пристальными, но каждый смотрел по-своему. Кто-то — с едва уловимым восторгом, кто-то — с настороженной серьёзностью. Для клана, где традиции и порядок пронизывали всё, от распорядка дня до самой сути их учений, слова о собственном доме, об Ордене Гусу Лань, неизменно пробуждали смешанные чувства. Это место было для них священным: тишина гор, звуки флейт, мерцание воды под светом луны — всё это являлось воплощением их ценностей. Но чем важнее что-то для сердца, тем сильнее тревога, что кто-то прикоснётся к этому с непочтением. Каждое слово повествующего отзывалось в их душах, словно удар колокола, тихий, но зловещий. Что он мог привнести в их дом, этот человек, говорящий о том, что они знали с детства? Был ли его взгляд чист, или же за словами таилась опасность? Туман почти всегда окутывал здешние белые стены и чёрные черепичные крыши домов, тянущиеся вдоль живописных садов с беседками у воды, создавая картину облачного океана в царстве бессмертных. На рассвете первые лучи утреннего солнца пробивались сквозь клубы тумана, проплывающие везде и всюду, что полностью оправдывало название этого поселения — Облачные Глубины. В таком умиротворённом месте даже сердце замирало, подобно стоячей воде, и лишь звуки эха с колокольни слегка волновали воздух. Хоть Облачные Глубины и нельзя было сравнить со священным храмом, но всё же холодные горы создавали атмосферу настоящей уединенности и безмятежности. Лань Сичэнь, слушал эти описания с удовлетворённой улыбкой. Для него каждое слово было знаком того, что их дом действительно воплощает идеалы мира и спокойствия, которые он так ценил. В его глазах светилось уважение и гордость за то, что их резиденция описана с таким вниманием к деталям и красоте. А вот Лань Ванцзи, напротив, выглядел сосредоточенным и несколько настороженным. Повлияло на него так состояние Вэй Усяня или осознание того, что в начале новой главы были упомянуты Облачные глубины, помня, что в конце прошлой он собирался забрать Мо Сюаньюя домой, а может, сказались недавние события, которые могли раскрыться... Надеюсь про прошлое будет мало сказано. «Не используй старые раны как щит, не позволяй старым ошибкам быть твоими цепями.» Ванцзи отдёрнул сам себя. Внезапно вся безмятежность этого места разбилась вдребезги от протяжного вопля, вызвавшего мурашки на спинах учеников, которые практиковались в фехтовании или участвовали в утренних чтениях. Они не смогли удержаться от беглого взгляда на главный вход, откуда исходил этот звук. Вэй Усянь, вцепившись в осла, громко рыдал у ворот. — Ванцзи, мне всё ещё интересно, зачем ты решил привести в дом этого человека, — вкрадчивым голосом начал глава Лань, обращая своё внимание на младшего из сыновей, так идеально ровно сидящего. В его голосе звучала лёгкая нотка недовольства, а взгляд был полон ожидания ответов, было даже несколько удивительно, что он позволил этому произойти. Лань Ванцзи, услышав слова отца, невольно напрягся. Его взгляд оставался сосредоточенным, и он медленно повернул голову в сторону главы. Он знал, что действия Вэй Усяня могли повлиять на их репутацию и спокойствие в Облачных Глубинах, но объяснить причины своего решения он не мог. Заметив, что брат столкнулся с трудностями, Лань Сичэнь решил вмешаться, в конце концов, новые происшествия ни к чему, верно? — Отец, Ванцзи ещё с учёбы с Вэй Усянем стали друзьями, думаю, он беспокоится о его состояние и хочет помочь, — осторожно подливая свежую порцию чая, Сичэнь продолжал. — К тому же не стоит забывать о его титуле. Он не сможет пройти мимо страдающего. Я уверен. — Это не значит, что этого страдающего нужно тащить в орден! — Я потом объясню ему, почему не стоит так делать. — Уж будь добр. Лань Цзинъи произнёс: — Чего ты рыдаешь! Ты же сам сказал, что тебе нравится Ханьгуан-цзюнь, а теперь, когда он привёз тебя к себе домой, ты вдруг разревелся! Вэй Усянь был мрачнее тучи. С той самой ночи на горе Дафань и с тех пор, как Лань Ванцзи забрал его, у Вэй Усяня так и не появилось возможности ещё раз призвать Вэнь Нина или выяснить, почему тот находился в беспамятстве и по какой причине вообще вернулся в этот мир. Читающего Не Хуайсана прервал резкий звук треснувшего фарфора. Все взгляды устремились к источнику шума, но первым встрепенулся сам Не Хуайсан, застигнутый врасплох столь неожиданным нарушением. — Ох, — голос Вэнь Цин прозвучал ровно, без эмоций, как будто это произошло где-то далеко от неё. Она спокойно стряхнула с руки остатки настоя, позволяя горячей жидкости капать на стол и подушки. Её движения были аккуратными, почти механическими, словно разбитая чашка была лишь незначительным эпизодом, не стоящим лишнего внимания. — Прошу прощения, — добавила она, взгляд её был отстранённым, не направленным ни на кого конкретно. Глаза Вэнь Цин, обычно наполненные холодной уверенностью, сейчас казались покрытыми лёгким налётом усталости, а за этой усталостью проглядывала скрытая злость — глухая, подавленная, но такая острая, что почти осязаемая. Хуайсан открыл рот, ожидая какого-то объяснения, какого-то слова, чтобы разрушить это странное напряжение, но получил лишь молчание. Вэнь Цин сидела неподвижно, как будто ничего не произошло. Только её рука выдавала истинные чувства: пальцы крепко обнимали запястье Вэнь Нина, едва ли не впиваясь в него. Младший брат сидел тихо, как всегда, но, казалось, чувствовал всю тяжесть её хватки. Его глаза метнулись на сестру — короткий, испуганный взгляд, — он ничего не сказал. Лишь чуть склонил голову, как будто признавая её право держать его так крепко, как ей нужно. Треск фарфора казался затихающим эхом в тишине, но ощущение от произошедшего не исчезло. Словно в комнате появилась трещина, такая же тонкая и острая, как разбитая чашка. В юные годы Вэй Усянь в числе других юношей провёл в Ордене Гусу Лань три месяца в качестве ученика, так что он не понаслышке знал, как здесь скучно и уныло. Он до сих пор содрогался при мысли о трёх тысячах или около того правил, которыми была исписана Стена Послушания. Когда сегодня его тянули в гору мимо этой каменной стены, Вэй Усянь успел заметить, что на ней вырезали ещё одну тысячу. Теперь правил стало больше четырёх тысяч. Четырех тысяч! — Кажется, наш Орден претерпел много изменений, — протянул глава Лань, вроде как довольный. Но-о, дополнительная тысяча правил? Любопытный нос выглянул из под стола. Сонные серые глаза в нетерпении уставились в тёплый мёд. — Учитель Лань, в вашем Ордене и так продохнуть невозможно с тем количеством правил, что есть сейчас. Но как вы смогли придумать ещё целую тысячу? Ладно ещё их исполнять, это один вопрос. Но придумать! Вы там не повторялись? Лань Цижэнь лишь пренебрежительно посмотрел в ответ, да так и оставил вопросы без ответов. Любопытный нос отвернулся в другую сторону, да посмотрел на друга в шоке. — Не-сюн, ты слышал? Четыре тысячи! — Не просто слышал, я читал, Вэй-сюн, — закатил глаза на очевидное Хуайсан. — Но ты абсолютно прав, звучит просто ужасно. Лань Цзинъи опять заговорил: — Ну всё! Хватит гомонить. В Облачных Глубинах запрещён шум. Так ведь он и шумел как раз потому, что не хотел заходить в Облачные Глубины! Если его всё-таки затащат внутрь, то выбраться наружу будет весьма непросто. Когда Вэй Усянь приезжал сюда на учёбу, всем юношам раздали нефритовые жетоны в качестве пропуска. Облачные Глубины ограждал защитный барьер, и свободно входить и выходить можно было только при наличии такого жетона. Прошло больше десятка лет, и охрана могла только усилиться, но никак не ослабнуть. Лань Ванцзи спокойно стоял у входа, пропуская мимо ушей вопли Вэй Усяня и с равнодушным видом наблюдая за концертом. Когда стенания немного поутихли, он сказал: — Пусть наплачется, а когда устанет — просто втащите его внутрь. И если раньше посторонним было трудно прочесть его лицо, то в этот раз оно выражало такую степень шока и недоверия, что сомневаться в переживаниях Лань Ванцзи не приходилось. — Лань Чжань... — начал осторожно юноша, скрываясь под столом вновь, да так, что были видны только глаза. — Не слишком ли твоё поведение не соответствует нормам твоего же Ордена? А между прочим, там новая тысяча! — любопытный нос снова показался над столом, да тут же скрылся вновь. Боялся, что пострадает? Упомянутый сидел, понурив голову, уже в который раз не находясь с ответом. Его тело невольно напряглось, когда услышал, что пиала ударила о блюдце громче, чем должна была. Его ждёт долгий разговор с отцом. — Поведение Второго Нефрита, действительно, вызывают вопросы, — присоединился Цзян Чэн, сожалея, что не смог в лесу забрать Усяня, ну, точнее, более взрослая версия него самого. — Молодому наследнику Цзян не стоит беспокоиться о подобном, — глава Лань произнёс это с той же невозмутимостью, но уже прозвучало небольшое предупреждение. Не Хуайсану показалось, или глава Лань пытался повторить вчерашнюю выходку Вэнь Жоханя? Подавить других своей Ци... Вышло не очень удачно, старайтесь лучше. Едва ощутимый, почти неуловимый прилив силы прокатился по комнате, но он был так слаб, что не вызвал должного эффекта. — Жалкая подобия, Лань Юнсяо, — усмехнулся Жохань, едва заметно прищурив глаза, и на доли фэней давая своей собственной Ци выйти наружу, делая напряжение в комнате невыносимым. Вот так должно было быть, его взгляд говорил без слов. — Дядя, хватит. Не убей моего пациента, — Вень Цин осуждающе смотрела на очередного представителя её головной боли. Тот с любопытством посмотрел на Вэй Усяня, прекрасно помня, как тот вчера отмахивался от его давления. Сегодня же... Сегодня Вэй Усянь казался совсем другим человеком. Его бледная рука судорожно сжимала край столешницы, как будто от этого зависело его существование. Пальцы побелели от напряжения. Он старался не рухнуть окончательно, но его тело предательски ослабевало. Полулёжа на подушках, Вэй Усянь продолжал опираться на локоть, выглядывая из-за стола. Глаза его, полные усталости и боли, скользили по лицам собравшихся, но задержались на Вэнь Цин, как будто ища в её лице поддержку или ответ. Внутренне Вэй Усянь осознавал, что его силы на исходе. Он чувствовал себя, словно загнанный зверь, лишённый возможности сопротивляться, но упорно цепляющийся за остатки сознания. Давление Вэнь Жоханя было настолько сильным, что казалось, весь воздух в комнате стал тяжёлым и вязким, и каждое движение давалось с огромным трудом. Лань Сичэнь не мог больше смотреть на это молча: — Давайте прекратим этот бессмысленный спор. Мы здесь, чтобы разобраться в случившемся, а не выяснять, кто сильнее в подавлении других своей Ци, — он не мог знать наверняка, что произошло с Вэй Усянем за ночь, но тот нёс последствия своей беспечности, и это было очевидно. Вэнь Цин лишь кивнула в знак благодарности Лань Сичэню, но по ней всё ещё можно было прочесть недовольство. Она прекрасно понимала, что её пациент находится в гораздо худшем состоянии, чем казалось на первый взгляд, и любое неосторожное действие могло стать последней каплей. Вэнь Жохань, напротив, усмехнулся. Он медленно откинулся назад, прекращая воздействие своей Ци, словно показывая, что не считает происходящее достойным своего времени. — Как скажешь, племянница, — произнёс он с едва скрытой насмешкой. — Но помни, что милосердие порой не приносит пользы ни тебе, ни тем, кому ты пытаешься помочь. Вэй Усянь тяжело выдохнул, когда давление спало, его рука всё ещё судорожно держала край стола, и он никак не мог расслабиться. Глаза его медленно закрылись, и на мгновение ему показалось, что силы окончательно оставили его. Он попытался собрать в кулак остатки воли, чтобы не потерять сознание на глазах у всех. — Сила не всегда проявляется в способности подавлять других, — тихо добавил Лань Сичэнь, бросив короткий взгляд на Вэй Усяня. — Истинная сила заключается в умении поддерживать равновесие и защищать тех, кто слабее. "Не используй силу, чтобы подавлять слабых, и ум, чтобы обманывать глупых." В этот момент Лань Ванцзи, всё ещё находясь в напряжении, заметил, как на лицо Вэй Усяня набежала тень. Он подался вперёд, словно готовый поддержать его в случае необходимости. Глава Лань же, заметив это, нахмурился, его строгий взгляд устремился на младшего сына. Тот, не отводя глаз от Вэй Усяня, стиснул челюсть, понимая, что каждый его поступок будет под пристальным наблюдением. Тем временем Вэй Усянь, почувствовав на себе внимание, слегка наклонил голову и изобразил на лице нечто, что могло бы сойти за улыбку, если бы не было так натянуто. Однако даже это слабое подобие улыбки не могло скрыть истинного состояния, в котором он находился. Его сердце стучало быстрее, чем хотелось бы, и каждый вдох давался с трудом, но он не собирался уступать ни одному из своих чувств. В глубине души он понимал, что Вэнь Цин, видит и понимает его состояние и что она уже сделала всё что могла, да и помощи попросить перед всеми — раскрыть его. Он не мог себе это позволить. Они слышали на что я способен, слышали, что я делал... Я столько всего пережил... Неужели я позволю им увидеть, как я проигрываю битву с самим собой? Усянь попытался ещё сильнее скрыть своё состояние, шутливо глядя на окружающих и постаравшись вернуть себе прежний дерзкий вид. Но даже самые яркие вспышки его энергии уже не могли скрыть усталости, что прочно въелась в его сердце и разум. — Ещё немного и начну думать, что ты с того света вернулся, — раздался над ухом голос его шиди. Цзян Чэн не выдержал в какой-то момент и подошёл к нему, так плохо шисюн не выглядел на его памяти со времён их детства, когда отец притащил в орден какого-то оборванца. Но даже после нескольких лет жизни на улице, тот выглядел лучше. Вэй Усянь, пытаясь разрядить обстановку, бросил Цзян Чэну быстрый взгляд, в котором мелькнула тень прежнего задора. — О, а может, и вернулся, — хрипло усмехнулся он, стараясь не выдать напряжения, которое чувствовал. Опираясь на протянутую руку, всё же смог приподняться. — Чтоб я, да оставил своего Чэн-Чэна? Да никогда! Вернусь и буду дальше заботиться о нём! — рассмеялся Вэй Усянь, прежде, чем схватить друга двумя пальцами за щеку и потрепать. — Ты что вытворяешь? — возмутился тот, отвисая подзатыльник. — Руки! — возмутилась целительница. А Усянь лишь больше рассмеялся, посильнее облокачиваясь на сидевшего рядом шиди, повалив по итогу того на подушки. — Совсем из ума выжил?! — Вполне вероятно, очень даже вполне. Не выдержавшая Вэнь Цин подошла — подбежала — к своей головной боли под номером один. Помогая ему приподняться и выпить новую порцию Тайшань Аньшэнь Тан. Чтобы приготовить его потребовалось не мало времени, да и количество ограничено. Цин не ожидала, что он может понадобиться так скоро! От того и приготовила немного, забыв какой Усянь на самом деле. Она размышляла об этом некоторое время, но... Её дядя ей задолжал, пусть он даже и не помнит про это. — Прошу Великое Солнце быть милосердным, — начала она уверенно, совершенно не обращая внимания ни на реакцию, ни на возможный отказ. — Своим жаром оно таки навредило, — тут она немного стушевалась, но лишь из-за того, что не хотела, чтобы это слышали другие, да и Хэй’ань появилась неожиданно слишком близко. — Так что ему придётся присмотреть за страдающим, — закончила она с вызовом и наконец разложив подушки поближе к Вэнь Жоханю, подняла Усяня как котёнка и уложила в новое гнездо, закидав поверх подушками. — А ты лежи, тоже, нашелся мне, герой, — со стуком поставила бутылёк на стол главы клана, посмотрела ему в глаза и указала на отвар. — Давать, по паре глотков, если опять будет плохо. Не Хуайсан, продолжай читать. И с чувством удовлетворения вернулась к своему брату. Хуайсан, побоясь возразить, приступил к чтению. Вэй Усянь крепче обнял осла, зарыдал пуще прежнего и начал биться о него головой. — Так, стоп, — прервал читающего Вэнь Жохань и в упор уставился на племянницу. — Моя дорогая сяо чжинюй, ты ничего не хочешь объяснить своему цзю фу? Вэнь Цин, казалось, не дрогнула под его пристальным взглядом. Её рука медленно потянулась к единственной ягоде барбариса, лежащей на блюде перед ней. Она взяла её в пальцы и, словно примеряя на вкус, слегка прищурилась, прежде чем ответить с ледяной спокойностью: — Эта сяо чжинюй ничего не хочет объяснить, — сказала она, поднося ягоду к губам. — Эта сяо чжинюй сказала всё, что необходимо знать её цзю фу, — Вэнь Цин может гордится собой, она почти не поморщилась, когда ела ягоду. Кислая. Уж так то он должен понять намек? Она поглядывала краем глаза на сидящую подле Усяня Хэй’ань, та гладила его по голове и Вэнь Цин надеялась, что никто не видит, как приминаются его волосы. Нет, А-Ин, конечно, предупредил её, что раскрылся перед Жоханем, но оставались другие, да и Не Хуайсан сидел рядом... не то чтобы она не доверяла ему... но доверяла она совершенно другому Хуайсану. Голова раскалывается. — Вэнь Цин, ты считаешь, что можешь выбирать, что я должен знать, а что — нет? Вэнь Цин ответила ему коротким, равнодушным взглядом. — Эта сяо чжинюй сказала всё, что необходимо знать её цзю фу, — повторила та. Почувствовав накаляющееся напряжение, Вэй Усянь, решил вмешаться. Он собрал свои силы и, немного приподнявшись, заставил себя улыбнуться, хотя лицо оставалось бледным, а улыбка выглядела скорее как гримаса. — Великому Солнцу, не надо быть таким строгим, — проговорил он, переходя на шёпот. — Вэнь Цин уже устроила мне выговор за все мои грехи. А вам стоит стать потише, я не хочу, чтобы другие стали задавать слишком много вопросов. Да и моё вчерашнее безумство является неплохим оправданием. — Я так и вижу, как все присутствующие закрывают глаза, как Верховный заклинатель самолично выхаживает безродного юнца, — тихо фыркнул Вэнь Жохань, закатив глаза. — А... Об этом я не подумал, — задумался Усянь, а потом просто упал на подушки обратно. — Впрочем, спишем на характер целительницы. — Не слишком ли ты всё упрощаешь? — В самый раз, — улыбнулся Усянь, закрывая глаза и обхватывая подушку руками. Вэнь Жохань лишь устало потёр виски в ответ. Любопытные и опасливые взгляды присутствующих, раздражённый взгляд от собственной вай шэн нюй, он чувствовал даже ревностные. Раздражает. Голова раскалывается. — Мы поговорим потом о твоём поведение, Вэнь Цин. А сейчас продолжим чтение, — вынес вердикт Верховный заклинатель, садясь поудобнее, чтобы было видно Вэй Усяня. — Ты же в сознании? — прикрывая рот рукой спросил Жохань. — Мгм, — лишь было ответом. Что за невезение! Он-то надеялся, что с ударом Цзыдяня все сомнения касательно него рассеются. В тот момент Вэй Усянь был так доволен собой, а на языке вертелось столько поддразниваний, что он беспечно ляпнул Лань Ванцзи несколько омерзительных фразочек. Но кто же мог знать, что тот отреагирует не так, как раньше? Что это вообще такое было? Может ли статься, что спустя добрый десяток лет уровень его мастерства как заклинателя возрос, но сам он стал злопамятнее? — Так значит он действительно и под Цзыдянь попал специально, и говорил всю ту ересь. Лишь для одного — сбежать, — удивлённо молвил Цзинь Цзыюань. — Только не учёл, что за столько времени некоторые люди изменились, — согласился Вэнь Сюй. Вэй Усянь отказывался сдаваться: — Мне нравятся мужчины, а в вашем Ордене столько красавчиков! Я боюсь, что не смогу удержать себя в руках. Лань Сычжуй в ответ попытался воззвать к его здравому смыслу: — Молодой господин Мо, Ханьгуан-цзюнь привёз вас сюда для вашего же блага. Если бы вы не пошли с нами, Глава Ордена Цзян ни за что бы не оставил вас в покое. За все эти годы он схватил и забрал в Пристань Лотоса несчётное количество людей, и ещё никого не выпускал на свободу. — Цзян-сюн, — с ужасом оторвался от книги Не Хуайсан. — Как ты так можешь поступать? Молодой наследник Цзян с таким же ужасом смотрел на Хуайсана. Его самого пугало происходящее. С утра родители ругались за завтраком, цзе-цзе тоже странно себя вела после разговора с мамой. В добавок он видел нынешнее состояние шисюна, тот походил на восставшего ши гуя. Этот бэнь тань наконец понёс наказание за свою глупость! Вот надо было ему вчера выходить на бой с Вэнь Жоханем! И сидеть потом подле него, когда тот перестал сдерживать своё пламя. Цзян Чэн подозревал, что его ядро сейчас просто в ужасном состояние, теперь понятно почему пропустили только Вэнь Цин в его покои, но... ей не перечит даже сам Вэнь Жохань? А теперь он слышит о подобном поведении в адрес себя самого! — Я сам не знаю, слушай, читай дальше, может будет объяснение? Лань Цзинъи добавил: — Да-да. Ты же видел, как Глава Ордена Цзян решает свои проблемы? Весьма жестокий подход… — Тут юноша запнулся, вспомнив правило, запрещающее «говорить о людях за их спиной», и украдкой взглянул на Лань Ванцзи. Но увидев, что Ханьгуан-цзюнь не выказал никакого намерения наказать его, набрался смелости и забормотал дальше. — Всё из-за нездоровых веяний, которым положил начало Старейшина Илин. Сейчас очень много заклинателей подражают ему и следуют этому глупому Пути. Глава Ордена Цзян хватает каждого, кто кажется ему подозрительным, но какой в этом прок — ему всё равно не поймать их всех! Вот взять, к примеру, тебя и твою игру на флейте… Хе. — Вполне достойно, — удовлетворенно кивал Лань Юнсяо. — Находить отступников и разбираться с ними — достойная работа. — Мой сын не мог не отреагировать, — самодовольно усмехнулась Юй Цзыюань. — А вот к вашему возникают вопросы. Глава Лань сердито посмотрел на Госпожу Юй, а после недовольно на младшего сына. Их ждал долгий разговор. Это «Хе» сказало куда больше, чем целый ворох фраз. Вэй Усянь почувствовал непреодолимое желание оправдаться: — Знаешь, можешь мне не верить, но обычно я неплохо играю на флейте... Но не успел он завершить своей речи, как несколько заклинателей в белых одеждах вышли из ворот. Все они были облачены в струящиеся однотонные мантии Ордена Гусу Лань, белые как снег. Мужчина во главе процессии был высок и строен, а на талии его, помимо меча, висела сяо, вырезанная из белого нефрита. Увидев его, Лань Ванцзи слегка склонил голову в знак уважения, и мужчина сделал то же самое. Затем он взглянул на Вэй Усяня и улыбнулся: — Ванцзи так редко приводит гостей. С кем имею честь? Когда мужчина стоял напротив Лань Ванцзи, они казались зеркальными отражениями друг друга. Но Ханьгуан-цзюнь являлся обладателем очень светлых, словно созданных из подкрашенного хрусталя, глаз. Глаза же мужчины имели более мягкий и тёмный оттенок. Это был Лань Хуань, глава Ордена Гусу Лань — Цзэу-цзюнь, Лань Сичэнь. Пока одного брата распирала гордость от услышанного, другой исходил желчью. Люди, воспитанные в одном месте, часто похожи. Вот и Орден Гусу Лань всегда славился множеством красивых мужчин: например, сейчас особенно выделялись два нефрита текущего поколения клана. Они не были близнецами, но тем не менее, очень и очень походили друг на друга, так что трудно сказать, кто же из них превосходит другого. Но, несмотря на то, что различия во внешности почти не замечались, с их характерами дело обстояло иначе. Лань Сичэнь был мягким и доброжелательным, Лань Ванцзи же — замкнутым и суровым, держащим всех на расстоянии вытянутой руки, и полной противоположностью того, кого называют «дружелюбным». Вот почему в списке самых красивых молодых господ среди заклинателей Ханьгуан-цзюнь шёл лишь вторым, тогда как его брат — первым. Лань Сичэнь на деле доказал, что он достоин поста главы ордена. Он и бровью не повёл, увидев, как Вэй Усянь обнимается с ослом. Тот же, в свою очередь, отпустил, наконец, ослиную шею и с лучезарной улыбкой направился к нему. Орден Гусу Лань особо щепетильно относился к вопросам субординации, и, если сейчас Вэй Усянь начнёт кривляться и нести чушь перед его главой, его определенно выгонят взашей из Облачных Глубин. Но только он приготовился выступить во всей своей красе, как Лань Ванцзи бросил на него взгляд, и в ту же секунду губы Вэй Усяня оказались намертво склеены. Лань Ванцзи обернулся к Лань Сичэню и продолжил учтивую беседу: — Брат, ты вновь собираешься к Ляньфан-цзуню? Лань Сичэнь кивнул: — Да, обсудить следующий Совет Кланов в Башне Золотого Карпа. Вэй Усянь не смог открыть рта и с кислым видом прошествовал обратно к ослу. Ляньфан-цзюнь — титул нынешнего главы Ордена Ланьлин Цзинь, Цзинь Гуанъяо, единственного незаконнорожденного сына Цзинь Гуаншаня, которого тот признал. Он приходился Цзинь Лину младшим дядей и единокровным братом Цзинь Цзысюаню, отцу Цзинь Лина. А также являлся единокровным братом Мо Сюаньюя, тело которого теперь принадлежало Вэй Усяню. Однако, хоть и Мо Сюаньюй, и Цзинь Гуанъяо оба были рождены вне брака, положение их разительно отличалось. Первый жил в деревне Мо, спал на полу и питался объедками, в то время как второй занимал самый высокий пост в мире заклинателей, повелевая всем и вся. И если Цзинь Гуанъяо захотел поговорить с Лань Сичэнем или же созвать Совет Кланов, то, значит, так тому и быть. Впрочем, главы Орденов Ланьлин Цзинь и Гусу Лань состояли в тёплых дружеских отношениях — они даже являлись назваными братьями. Лань Сичэнь сообщил: — Дядя изучил то, что ты привёз из деревни Мо. Услышав знакомое название, Вэй Усянь невольно навострил уши. Неожиданно он почувствовал, что может вновь открывать рот. Лань Сичэнь снял заклятие молчания и сказал Лань Ванцзи: — Ты нечасто приводишь кого-то домой в таком добром расположении духа. Обращайся же с гостем с бо́льшим уважением. Вэй Усянь с усилием попытался подняться, но его тело не слушалось. Лишь его рука едва приподнялась, чтобы тут же бессильно упасть на подушку. Он попытался изобразить протест, но только запутался в собственных конечностях и в итоге снова рухнул в импровизированное гнездо, неуклюже утонув в мягких подушках. Его лицо невольно уткнулось в ткань, и из его уст вырвался смешок, больше напоминавший стон. — Он буквально применил на мне заклинания молчания! — пробормотал Вэй Усянь сквозь подушки, пытаясь поднять голову. Безуспешно. Вэнь Жохань, смотря на это безнадежное состояние, тяжело вздохнул, словно вся его накопившаяся усталость наконец-то нашла выход. Он подсел ближе и аккуратно поправил голову Вэй Усяня, помогая ему более удобно устроиться. — Что за беспокойное дитя, — выдохнул он, словно все силы оставили его в этот момент. — Ты настолько слаб, что даже голову не можешь повернуть. Твоя смерть была бы самой глупой среди заклинателей — задохнуться в подушке. И всё же ты пытаешься встать. Вэнь Жохань ещё раз бросил внимательный взгляд на бледное лицо юноши, на котором с трудом угадывалась его характерная дерзость. Это была картина, где упорство боролось с изнеможением, и первая битва явно была проиграна. — Вэнь Цин, ты поэтому на меня его спихнула? Из-за того, что он такой беспокойный? — добавил он с едва уловимым раздражением. — Цзю фу абсолютно прав, — кивнула Вэнь Цин, не скрывая своего лёгкого сарказма. — Всегда знал, что тан цзе жестока, — в чарку пробормотал Вэнь Сюй. — Только попадись в мой лазарет, — прищурившись, пообещала Вэнь Цин, глядя на него. Вэнь Сюй тут же вздрогнул и сглотнул. — Но остался вопрос заклинания молчания, — влез Не Хуайсан. — Это было грубо, Лань-сюн. Лань Ванцзи с холодным спокойствием принял на себя все взгляды, направленные на него. Он встретил их своим непроницаемым взглядом, но всё же чуть склонил голову в знак извинения. — Этот Лань Ванцзи просит прощения, — тихо произнёс он, его голос был лишён эмоций, как будто это была не более, чем формальность, которую он счёл нужным исполнить. «В добром расположении духа?» — подумал Вэй Усянь и внимательно изучил Лань Ванцзи взглядом. «Как он вообще понял, что его брат в добром расположении духа?!» Проводив Лань Сичэня взглядом, Лань Ванцзи приказал: — Втащите его внутрь. — Лааань Чжаааань, — простонал страдающий. — Ванцзи! — возмутился Лань Цижэнь. — Что ты вытворяешь? — Не злись шушу, — встал на защиту диди Сичэнь. Тот уже давно сидел с бледным лицом. — Думаю всему есть своё объяснение. — Я очень надеюсь так оно и будет. И Вэй Усяня действительно втащили за ворота того места, чей порог он поклялся не переступать никогда в жизни. До этого момента только самые прославленные заклинатели удостаивались чести посетить Облачные Глубины, и гостя, подобного Вэй Усяню, здесь никогда не видели. Ученики столпились вокруг него, чрезвычайно заинтересованные таким поворотом событий, и если бы не строгие правила их Ордена, то тишину этого места точно бы взорвали приступы хохота. Лань Цзинъи поинтересовался: — Ханьгуан-цзюнь, куда нам тащить его? Лань Ванцзи ответил: — В цзинши. — В цзинши?.. — Лань Ванцзи! — хором прокричали глава и учитель Лань. — Разве в Ордене Лань не запрещено кричать? — полюбопытствовал Вэй Усянь, поднимая глаза на Жоханя. — Видимо главной ветви их правила не писаны, — с саркастичной ухмылочкой посмотрел в ответ на лежащего, пока на фоне велись разборки клана. — Тебе не нужен настой... отвар... что это вообще? — Без понятия. Вэнь Цин никогда не ставила меня в известность, чем пичкала. — Смело пить что-то из рук другого человека. А вдруг отравят? — Не Цин-цзе. — ...Цин-цзе? В какой момент вай чжи нюй стала тебе цзе цзе? — удивленно поднял бровь Жохань. — Неужто сам Вэнь Жохань не подумал о том, что я попытаюсь вернуть верных себе людей? — алый вспыхнул в глазах, но тут же был спрятан под ладонью. Жохань успел накрыть их рукой, прежде, чем любопытные зелёные глаза могли что-либо заметить. Слишком любопытный. — Ты слишком беспечен, осторожнее, — предупредил он. — Так значит Вэнь Цин тоже вернулась? — Не совсем, я лишь открыл ей завесу и показал то, что мы пережили. — Мне стоит переживать? — Пока нет. Но это я могу судить из той информации, что есть у меня. Я не знаю, что там дальше будет. — А твоё состояние? — Жохань снова сосредоточился на Вэй Усяне, внимательно изучая его. — Побочки. Оклемаюсь. И не такое переживал. — Так тебе дать отвар? — Наверное не помешает, что-то не важно себя чувствую, — Вэй Усянь кивнул, явно ощущая себя хуже, чем хотел показать. — Я больше удивлён, что ты вообще жив, — поделился Жохань, пока тянулся за пузырьком. — Меня выхаживала сама Вэнь Цин Золотые Руки, чему тут удивляться? Жохань пожал плечами в ответ, подавая пузырёк Вэй Усяню, который, однако, не смог его удержать. — Беспокойное дитя, — повторил Вэнь Жохань, аккуратно поднимая голову своего нового подопечного и вливая жидкость в его рот, бережно и терпеливо заботясь о его состоянии. Давно я так ни о ком не беспокоился. — Кх-кхм, — дал о себе знать Не Хуайсан. — Я же могу продолжить? И почему я настаивал на том что-бы читать? Как мне это зарисовывать? Мне нужно это написать! Вэй Усянь недоумевал, почему все так переполошились и украдкой переглядывались друг с другом, боясь произвести лишний звук. Комната служила Ханьгуан-цзюню рабочим кабинетом и спальней, и раньше он никогда никого не приглашал туда... Обстановка в цзинши отличалось простотой и строгостью: абсолютно ничего лишнего. На ширме-гармошке, разделяющей комнату, были изображены плывущие облака, изящно выписанные кистью. Перед ней располагался стол для гуциня. В углу стоял треножник, а на нём — вырезанная из белого нефрита подставка для благовоний, что сейчас испускала мягкий и тягучий дымок, наполняющий комнату освежающим ароматом сандалового дерева. Лань Ванцзи направился к своему дяде, чтобы обсудить с ним кое-какие важные дела, а Вэй Усяня впихнули в комнату. Но как только Лань Ванцзи оставил его одного, Вэй Усянь моментально вылетел на улицу. Он покружил вдоль забора Облачных Глубин и убедился, что его опасения подтвердились и без нефритового жетона ему никак отсюда не выбраться. Даже если бы он и смог залезть на белую стену высотой в несколько чжанов, барьер тут же отбросил бы его назад, а вся ближайшая стража сбежалась бы к нему. Вэй Усяню больше ничего не оставалось делать, кроме как вернуться в цзинши. Но он никогда не падал духом, как бы скверно ни складывались его дела. Вот и теперь он вышагивал по цзинши, скрестив руки за спиной, твёрдо убеждённый в том, что рано или поздно найдёт решение. Освежающий аромат сандалового дерева ненавязчиво окутывал его. Хотя этот запах нельзя было назвать чувственным, всё же ему удавалось бередить душевные струны. Делать было нечего, и в голову Вэй Усяня полезли разные мысли: «Тогда в лесу от Лань Чжаня исходил этот аромат. Наверное, его одежда пропиталась им, когда он практиковал игру на гуцине или медитировал здесь». После этих мыслей он как-то исподволь приблизился к треножнику в углу комнаты и заметил, что одна из досок под его ногой ощутимо отличается от остальных. Вэй Усянь склонился и, сгорая от любопытства, начал простукивать пол. В своей прошлой жизни ему часто приходилось рыть ямы, раскапывать могилы или искать тайники в земле, и уже через несколько секунд он вытащил из цельного деревянного покрытия одну доску. Найти тайник в комнате Лань Ванцзи уже само по себе стало для Вэй Усяня делом невиданным. Но когда он разглядел, что находилось внутри, то просто потерял дар речи от потрясения. Стоило Вэй Усяню убрать доску, как комната наполнилась приятным ароматом, растворившимся в запахе сандалового дерева. Семь или восемь пузатых чёрных сосудов теснились в маленьком квадратном погребке. Лань Ванцзи на самом деле изменился — он даже стал прятать вино! — Нас ждёт очень серьёзный разговор, Ванцзи. — Ахаха, Лань Чжань, а ты не так уж и плох, — промяукал Усянь со своего места, сожалея, что не видит сейчас лица своего старого друга. В Облачных Глубинах алкоголь был запрещён, и именно из-за этого они повздорили в их первую встречу. Всё закончилось тем, что Лань Ванцзи вылил на землю целый сосуд «Улыбки Императора», который Вэй Усянь достал в городе Гусу. — Да-да, было дело. Тогда ты не дал мне пронести его, а теперь прячешь! — Так твое любимое вино — "Улыбка Императора"? — полюбопытствовал Жохань, склонив голову чуть в сторону и внимательно наблюдая за реакцией. Счастливая, светлая улыбка, которая мгновенно появилась на лице Вэй Усяня, словно вспышка солнца в пасмурный день, была для него ответом. Она была неподдельной, искренней, и от этого казалась почти обезоруживающей. В ней чувствовалась неподвластная обстоятельствам радость — редкая и почти трепетная. Как и то, что Второй Нефрит по уши влюблён в Вэй Усяня. Столько правил нарушить, а ради чего? С тех пор как Вэй Усянь вернулся из Гусу в Юньмэн, ему так больше и не довелось отведать «Улыбку Императора», секретом изготовления которой владели только умельцы из Гусу. Он запомнил этот вкус на всю жизнь и всё повторял, что при первой же возможности приедет в этот город ещё раз специально за местным напитком. Но такой возможности так и не появилось. То, что спрятанное здесь вино являлось именно «Улыбкой Императора», Вэй Усянь понял сразу, по одному только запаху, ему даже не нужно было открывать сосуд и пробовать на вкус. Он никогда бы не подумал, что однажды найдёт тайный погребок с вином в комнате столь аскетичного и безупречного человека, как Лань Ванцзи, который на его памяти ни разу не притрагивался к алкоголю. В этом перерождении карма действительно превзошла саму себя! Дивясь столь неожиданному повороту судьбы, Вэй Усянь успел осушить один сосуд. Он был очень устойчив к алкоголю и любил выпить. Кроме того, он решил, что Лань Ванцзи в прошлой жизни всё равно задолжал ему сосуд «Улыбки Императора», и неплохо было бы взять с него проценты за отсрочку. Рассудив так, Вэй Усянь опустошил ещё один сосуд, и только-только начал хмелеть, как вдруг в голове его промелькнула мысль: «А что если попытаться стащить нефритовый жетон?» В Облачных Глубинах находился холодный источник, в котором омывались мужчины-заклинатели. Считалось, что он обладает разными чудодейственными свойствами, например, успокаивает мятежное сердце, очищает разум от дурных мыслей, гасит огонь в груди и так далее. Когда мужчина окунался в воды источника, само собой, ему приходилось раздеваться. А раздетому человеку некуда было спрятать жетон, не станут же адепты Ордена Гусу Лань держать его во рту! Вэй Усянь захлопал в ладоши и одним глотком прикончил остатки вина. Обыскав глазами комнату, он понял, что выкинуть пустые сосуды некуда, так что он наполнил их чистой водой, закупорил крышками и поставил обратно в погребок, не забыв приладить доску на место. Разобравшись с этим, он отправился на поиски нефритового жетона. Несмотря на то, что Облачные Глубины были полностью сожжены до «Аннигиляции Солнца», их восстановили в том же виде, что и до сожжения. Вэй Усянь по памяти шагал по извилистым тропинкам, и вскоре нашёл холодный источник, надежно скрытый в тихом и тёмном уголке. — Чт-что произошло с нашим Орденом? — заикаясь переспросил Лань Цижэнь, боясь взглянуть в сторону главы. — Похоже, что в будущем многое произойдёт, — начал Вэнь Жохань, — так чему удивляться? Сказано же было, что Глубины полностью восстановили. Но, видимо вы совсем в своем Ордене не терпите изменений, раз спустя тринадцать лет и сожжения, Усянь спокойно передвигается и не теряется. — Облачные Глубины были построены нашими предками и это честь чтить их и традиции, — возразил глава Лань, пристально глядя на Верховного заклинателя. — Уж не благодаря ли Ордену Вэнь произошел пожар? — А даже если и да? Хотите начать Аннигиляцию Солнца и в этой жизни? Думаешь у тебя это выйдет, глава Лань? — подавляющая Ци вновь начала заполнять пространство. — Я с удовольствием посмотрю на твою попытку. Не один ты слушаешь о будущем, не ты один сможешь исправить происходящее. — Великое Солнце уж слишком любит угрожать, как бы не навлёк, таким образом, беду на свою голову. — Ты забываешься, Юнсяо, — недовольство Вэнь Жоханя сейчас чувствовал каждый, давление его Ци заставляло гореть лёгкие каждого, пожалуй только члены его семьи чувствовали себя комфортно, да и то благодаря Вэнь Сюю, тот вновь накинул защитное поле на близких. А вот тот, кто вчера так уверенно восседал рядом, сейчас лежал скрючившись и задыхаясь и лишь тонкие угловатые пальцы, вцепившиеся в края одеяния Жоханя привлекли внимание. Холодная властная рука легла поверх головы молодого заклинателя, позволяя тому свободно вздохнуть и расслабиться. Она прошлась в лёгком поглаживании, словно извиняясь за происходящее. — Продолжишь в том же духе и первый приказ, что я отдам по возвращению будет о сожжении Облачных Глубин. — Не слишком ли это?! — возмутилась Юй Цзыюань, обращаясь к Вэнь Жоханю. — Слишком будет позволить столь слабым и ничтожным возомнить себя великими. Вы же почитаете предков! На вашей стене написано о скромности! Так почему глава Ордена Лань позволяет себе подобное поведение? Сидите на своей горе в сторонке и не лезьте куда не просят. — Дагэ, не вмешивайся, — предостерёг Не Хуайсан, осторожно придерживая брата за руку, словно пытался удержать гору, готовую обрушиться на всех вокруг. Лицо Не Минцзюэ пылало гневом: сжатая челюсть, пылающий взгляд, словно готовый испепелить каждого, кто осмелится встать у него на пути. Его плечи напряглись, а дыхание стало тяжелее, выдавая, как сильно он сдерживается, чтобы не обрушить всю свою ярость прямо сейчас. — Слабым и ничтожным? — Именно, — прорычал глава Вэнь. — Не вы ли вчера уползали в бессилии и страхе? Думаете, если объединитесь, у вас что-то да выйдет? — А не пал ли Орден Вэнь? Если тогда смогли, сможем и сейчас! — возмутилась Юй Цзыюань. — Но при каких условиях это произошло, никто и не подумал, — пробормотал обессиленно в руку Усянь и Жохань скорее не услышал, а почувствовал, что тот сказал и посчитал нужным повторить это. — Но детали, как это произошло никому не известно. Не будь чунь-фу. Не пытайтесь проглотить кусок, что вам не по силам. Я продолжаю быть милостивым ко всем вам, не убивая, чтобы вы продолжали попусту сотрясать воздух, хотя я вами всеми уже давно пресытился. — Как и все присутствующие пресытились вами, — сквозь зубы проговорил глава Лань, стараясь сдержать свой гнев и не позволить столь очевидной провокации сработать. — Только мне как позволяли действовать как вздумается, так и позволяете. Сидите трясётесь, как девки на выданье за нежеланного супруга, да в женском павильоне рыдающие своим подругам. Как мне после подобного воспринимать вас всех всерьёз? — У Великого Солнца любопытные сравнения, — посмеялся в ладонь Вэй Ин, опаляя её горячим дыханием. Температура поднялась? — Великое Солнце устало это терпеть, — Жохань пододвинул ладонь ко лбу, чтобы проверить его на жар. — Слабые ростки думают, что в тени могут замышлять о его падении, но всё на что они способны — гнить, — жара не было, но когда он убрал руки, увидел серые глаза полные веселья. — Беспокойное дитя, тебя это забавляет? — Вееерноо, — довольно протянул Вэй Ин, вытягиваясь и переворачиваясь на живот, да подставляя руки под голову и болтая ногами. — Ты погляди, у него силёнки появились, — веселился Вэнь Жохань, кладя руку на его голову и ероша волосы. Этому достопочтенному уже давно не двадцать, так почему он продолжает получать удовольствия от поддразнивания этих юнцов? Он чувствовал особое удовольствие от скрипения зубов молодого Ланя и от шаловливой улыбки Вэй Усяня. — Ага, ещё немного и можно покорять мир, — рука в его волосах изменила положение и ногти процарапали по коже, посылая мурашки по позвоночнику. Гуй... — Рано тебе думать об этом, сиди смирно. — Значит позже можно? — шаловливая улыбка обнажила острые клыки. — Позже обсудим это, — ногти в очередной раз прошлись по коже, прежде, чем оставить её в покое и взять в руку чарку с вином. — Тебе нельзя, — осадил нетерпеливого человека, жаждущего алкоголя. — В конце концов у нас уговор. И кто это пищит? — полюбопытствовал Вэнь Жохань, невзначай проходясь осуждающим взглядом по Не Хуайсану, спрятавшимся за веером и закрывающим свой рот рукой. — Продолжайте чтение, юноша. — Д-да, да, глава Вэнь, сейчас, — быть пойманным с поличным — не то, что хотел Хуайсан, но он ничего не мог с собой поделать, уж больно умилённо эти двое выглядели. И как мне потом оправдываться перед дагэ? Адепт, приставленный присматривать за этим местом сегодня, находился довольно далеко. Заклинательницы жили в другой части Облачных Глубин и никогда не приходили к источнику. И разумеется, никому из Ордена Гусу Лань даже в голову не пришло бы сделать что-то столь недостойное, как подглядывание за купающимися товарищами. Именно поэтому охранялось это место слабо, и у Вэй Усяня появилась возможность с лёгкостью прокрасться сюда и с такой же лёгкостью совершить свой бесстыжий замысел. По счастливой случайности на белых камнях за кустами посконника лежала стопка белой одежды, означающая, что источник не пустовал. Она походила на белоснежный кусок тофу и была сложена настолько аккуратно, что становилось жутковато: даже лобная лента свернута без единой складки. Вэй Усянь аккуратно запустил руку в одежду в поисках нефритового жетона — ему почти было совестно ворошить её. Пока он рылся, взгляд его бездумно заскользил по окружённому зарослями источнику и вдруг замер. Вода в холодном источнике была ледяной, и, в отличие от источника горячего, пар не застилал глаза, так что Вэй Усянь спокойно смог увидеть верхнюю часть тела мужчины, стоящего к нему спиной. Мужчина, омывающийся в источнике, был довольно высоким; с бледной кожей и с чёрными как смоль, мокрыми волосами, собранными на одну сторону; мягко очерченными талией и спиной — изящными, но таящими силу. Выражаясь простым языком, мужчина был красавцем. Но Вэй Усянь стоял как вкопанный и никак не мог отвести взгляда не потому, что засмотрелся на обнажённые прелести. Каким бы прекрасным он ни был, всё же Вэй Усяня на самом деле не привлекали мужчины. Дело было в спине омывающегося, и именно на неё уставился Вэй Усянь. Вся спина была исполосована перекрещивающимися шрамами. Такие шрамы оставляет дисциплинарный кнут. В каждом Ордене был свой такой кнут, которым секли его адептов за особо тяжёлые проступки. Шрамы от него не сходили никогда. Вэй Усянь не подвергался этому наказанию, но зато его испытал на себе Цзян Чэн, с тех пор он никак не мог избавиться от позорных следов, как бы ни старался. Вот почему Вэй Усянь ни с чем бы не спутал эти шрамы. Обычно хватало одного или двух ударов такого кнута, чтобы провинившийся усвоил урок на всю жизнь и больше никогда не совершал подобного проступка. Число же шрамов на спине мужчины было равно, по крайней мере, тридцати. Насколько же ужасное преступление он совершил, раз подвергся столь жестокому наказанию? И если вина его была столь тяжкой, то почему его просто не убили, очистив дом от пятна позора? Тут мужчина в источнике повернулся. Под ключицей возле сердца у него оказался ещё один шрам, но уже от сильного ожога, походившего на ожог от тавра. Стоило Вэй Усяню увидеть этот след, и его изумление достигло высшей точки. Шёпот прошёлся по комнате, словно ветер по листве, с каждым мгновением становясь всё громче. Представители разных сект наклонялись друг к другу, перебрасываясь короткими, но выразительными фразами. Одни взгляды были обеспокоенными, другие — недоумевающими, третьи — едва скрывали злорадство. — Да что там происходит? — не выдержал Усянь, с усилием поднимаясь и стараясь сесть ровно и не завалиться. У него почти вышло, лишь раз сосед по левую руку его придержал. Вэй Усянь помнил тот гайсыдэ кнут, помнил как Цзян Чэн получил его удар, а позже стеснялся следа и проклинал. Помнил Усянь и ожог от тавра, но уже на собственном теле. Вот Вэнь Жохань повеселится-то, когда узнает. — Ха, — услышав смешок по правую сторону от себя, заклинатель увидел не то удивлённого, не то шокированного Хуайсана. Тот быстренько захлопнул книгу, не позволяя своему брату подсмотреть, и мигом подполз к Усяню. — Вэй-сюн, ты не поверишь, — шептал тот так тихо, что приходилось напрягать слух. — Там Лань-сюн. В этом источнике... Лань Ванцзи! — Ты сейчас не пошутил? — удивлённо воззрился на друга Усянь. — Нет, Вэй-сюн, я никогда бы так... я бы даже не смог такое придумать! — заверял своего друга Хуайсан. Он сам не верил тем словам, что были написаны, но ведь и в падение клана Вэнь тоже верится слабо. — Спасибо что сказал, — коротко поблагодарил Усянь, всё ещё переваривая услышанное. — Всегда рад помочь, — с довольной улыбкой ответил младший Не, возвращаясь на своё место. Спорить с этими стариками гораздо проще, когда знаешь больше. — Не очень прилично перешёптываться при таком количестве людей, — пожурил Вэнь Жохань. — Вас только это и смущает? — не удержался глава Лань. Его чуть не хватил удар, когда он слушал про подглядывание и кражу. Он сразу понял, что Вэй Усянь доставит огромное количество проблем, это было понятно сразу, но чем дольше они здесь находились, чем больше они читали, тем больше Лань Юнсяо хотел закрыть эту проблему где-нибудь далеко в уединении. — То, что ваш клан сумасшедший до правил и в состоянии нанести более тридцати ударов дисциплинарным кнутом собственному адепту, я итак знал. — Не вам решать судьбу наших адептов! Если этот нарушитель получил их значит заслужил! — в подтверждение слов отца Второй Нефрит кивнул головой, тогда, когда Первый сидел в неуверенности, ох и обернуться эти слова против нас самих. — Что бы он не сделал, тридцать ударов это слишком! Чудо, что тот жив! — Усянь! Опять ты лезешь куда тебя не просят. — Госпожа Юй, даже Цзян Чэн получил удар от него, а вы совсем не реагируете на это! — не успокаивался заклинатель, а упомянутый наследник стал в ожидании смотреть на матушку. она проигнорировала — Должны быть причины. — Как вы можете так себя вести, здесь прямым текстом говорят, что ваши дети страдают, а вы так холодны. — Что такой юнец может знать о детях! — Уж явно побольше вашего! — Сянь-Сянь, прекращай ругаться, — умоляюще посмотрела Яньли на Усяня. — Дорогая шицзе, — сквозь зубы говорил, даже не смотря в сторону девушки, — я даже не начинал. — Вы даже с собственной шицзе позволяете себе говорить в таком тоне. Что с вашим воспитанием! — Как видите, всё не очень хорошо, — с вызывающей ухмылкой проговорил Усянь, в моменте наклоняя голову в бок, словно наслаждаясь произведённым эффектом. — Накажете, как и привыкли это делать? Даже собственного младшего брата не пожалели. Слова, как струи холодной воды, обрушились на всех собравшихся. Несколько вздохов разорвали напряжённую тишину, но никто не осмеливался вмешаться. — Учитель Лань, — внезапно переключился Усянь, повернувшись к Лань Цижэню. Его взгляд обжигал, как и голос, пропитанный сарказмом. — Каково это — получать наказание в вашем-то возрасте и при вашей-то должности? Не думайте, что если вы спрячете руки, то никто не заметит следов от розг на них. В толпе послышались приглушённые шорохи: кто-то отвернулся, кто-то рискнул бросить удивлённый взгляд на Лань Цижэня. Тот, явно стараясь сохранить остатки достоинства, лишь плотнее спрятал руки в широких рукавах, едва не сжав их до побелевших костяшек. Плечи его были чуть напряжены, и лицо оставалось невозмутимым, но в глазах мелькала тень. Это был не гнев, не обида, а что-то глубже — гнетущий стыд, который словно перекрывал дыхание. Лань Цижэнь всегда был примером непреклонности и выдержки, но сейчас, под прицелом взглядов, он чувствовал себя уязвимым, как никогда. Лишь долгие годы самодисциплины позволяли ему не дрогнуть под тяжестью слов Усяня, что, словно молот, разбивали тонкий лёд его спокойствия. — Как я и думал, вам нечего сказать. Учитель Лань, вам ведь дороги ваши племянники? — Я растил их. — Отлично! Не-сюн, читай. Шрам захватил всё внимание Вэй Усяня, он даже было подумал, что глаза его обманывают; даже дыхание сбилось на пару тактов, и Вэй Усянь совсем не заметил лица потревоженного им мужчины. Внезапно белая вспышка пронеслась перед его глазами, словно началась снежная буря. В следующую же секунду голубой отблеск меча прорвался сквозь эту метель порывом ледяного ветра и нацелился прямо на Вэй Усяня. Кто бы ни признал знаменитый меч Ханьгуан-цзюня — «Бичэнь»? Кошмар, значит, это Лань Ванцзи! — А теперь скажите, что должен был сделать Лань Чжань, чтобы получить тридцать ударов дисциплинарного кнута?! Тридцать! При десяти не все выживают! Учитель Лань, я хочу получить ответ! — кричал Вэй Усянь, его голос срывался от ярости. Его глаза пылали гневом, он с трудом сдерживал себя. Злость кипела в нём, волной поднимаясь всё выше. Да, они были немного не в ладах в последние годы его жизни, но это не значит, что Усянь хотел такое наказания для этого человека. А видеть сейчас это разбитое дитя... сердце сжималось. Мгновения назад Лань Ванцзи полностью соглашался со словами отца... что Ванцзи сделал не так? — Мне... мне нечего ответить на ваш вопрос, Вэй Усянь, — наконец, спустя долгое молчание, вымолвил Лань Цижэнь, его голос дрожал от напряжения и бессилия. — Ты и не должен отвечать, — с холодной, вычеканной интонацией произнёс глава Лань, бросая на брата и на своего младшего сына пренебрежительный взгляд. — Значит было за что. Лань Сичэнь знал, что отец ответит именно так. Но это не значит, что он не надеялся на другой ответ. Его сердце разрывалось от боли за брата, и он осторожно провёл рукой по спине Ванцзи, стараясь успокоить. — Ванцзи, не пугайся так, я уверен, что ты не заслужил это, — шептал он, гладя брата по спине. Через шестнадцать лет там будут одни шрамы. — Да как вы так можете! — не выдержал Усянь, с трудом вскакивая на ноги. — Мадам Юй, глава Лань! Это. Ваши. Дети. Ему было тяжело держаться на ногах, но Вэй Усянь не будет самим собой, если не выдержит такого. — Именно. Наши. Не тебе решать их судьбу, — согласился глава Лань. — Да что вы за люди! Ноги наконец не выдержали и подкосились. Ослабевшее тело подхватил Вэнь Жохань, в мгновение поднимаясь на ноги, придерживая тонкую талию... под ладонями чувствовались лишь острые кости — Опять доставляешь мне хлопот, Беспокойное дитя, — прозвучал его тихий голос, почти касаясь уха Вэй Усяня. — Забавно, что после подобного злом считают меня, не так ли, Усянь? Тебе не помешает поесть, как юноша в твоём возрасте может быть таким худым? — его слова были спокойными и почти нежными, словно он уговаривал беспокойного ребёнка. Жохань старался говорить так, чтобы не тревожить ни ослабевшего Вэй Усяня, ни Вэнь Цин, которая нервно следила за каждым их движением. — Да и всем не помешало бы снизить градус напряжения, — чуточку громче сказал, донося свою мысль до других. Он аккуратно помог Вэй Усяню сесть обратно, откинув в сторону несколько подушек, устраивая его рядом с собой. Для надёжности, так сказать. — Беспокойное дитя, если ты заставишь меня ещё и с ложечки тебя кормить, я совсем потеряю лицо, — веселился Жохань. — Великое Солнце право, мы не можем допустить подобного, — подхватил Усянь, морщась. Его голова раскалывалась, а слабость подступала с новой силой, тошнота была невыносима. Еда казалась последним, чего ему хотелось, но он понимал, что если не поест, Вэнь Жохань найдёт способ затолкать пищу в него силой. — Не-сюн, если не прекратишь пищать, то я сожгу все твои книжки. — Прошу прощения. Совсем не искренне. Вот совсем. — То есть мы сейчас просто проигнорируем происходящее? — недоумевал Не Минцзюэ. — А что нам еще остаётся? — полюбопытствовал Вэнь Жохань, аккуратно подставляя тарелочки с едой поближе к Вэй Усяню. — Лишь читать, да понять, что произошло. Не торопись, ешь помедленнее. — Когда отец в последний раз так заботился о ком-то? — прошептал Вэнь Чао брату. — Не уверен... Наверное, когда ты болел ещё совсем маленьким, он тогда от тебя не отходил. — Вот как... ещё немного и начну думать, что надо будет направлять алый паланкин в орден Цзян, — пробурчал обиженно Вэнь Чао, а Вэнь Сюй лишь снисходительно посмотрел на него. — Лучше сосредоточься на тексте, нежели над такими мыслями. Вэй Усянь хорошо умел и уворачиваться от мечей, и уносить ноги. Вот и сейчас он перекатился по земле, тем самым избежав удара Бичэня, и дал стрекача, по дороге даже успев вытащить листочек, запутавшийся в волосах.  Вэй Усянь нёсся, не видя дороги, как безголовая муха, пока не врезался в группу людей, возвращающихся с дозора. Они схватили его и отчитали: — Что за беготня? В Облачных Глубинах запрещёно передвигаться бегом! Вэй Усянь же был вне себя от радости, узнав Лань Цзинъи и остальных. Уж теперь-то его точно выдворят из Облачных Глубин! Не мешкая ни секунды, он затараторил: — Я ничего не видел! Клянусь, я ничегошеньки не видел! Нет, нет, я честно не подглядывал за купающимся Лань Ванцзи! От подобного бесстыдства ученики потеряли дар речи. Где бы ни находился Ханьгуан-цюнь, он всегда являлся величественным и священным столпом, на который все, особенно младшие адепты Ордена Гусу Лань, взирали с благоговением. Подглядывать за омовением Ханьгуан-цзюня в холодном источнике! Даже сама мысль о подобном поступке считалась страшнейшим из преступлений, и теперь ему нет прощения! — Вэй-сюн, почему у меня ощущение, что это не сработает? Тяжелый вздох был ему первым ответом. — Потому что я не учёл того, что для меня прошло всего ничего, а для остальных прошло уже тринадцать лет. И что за эти годы Лань Чжань сильно изменился и он не будет обращать на подобное внимание. Моя ошибка. Лань Сычжуй так испугался, что даже его голос зазвучал иначе: — Что? Ханьгуан-цзюнь? В источнике был Хангуан-цзюнь?! Лань Цзинъи в ярости схватил Вэй Усяня за грудки: — Ах ты проклятый обрезанный рукав! Как т-т-ты вообще посмел подглядывать за ним?! Вэй Усянь решил ковать железо, пока горячо, и с продолжил подтверждать факт преступления: — Что ты, что ты! Я не видел ни кусочка обнажённого тела Ханьгуан-цзюня! — Ты такой бесстыдный, Вэй-сюн, — проговорил Не Хуайсан, но в его голосе, вместо укоров, скользнула тень едва заметного восхищения. Он слегка наклонился вперёд, подперев подбородок ладонью, будто пытался получше рассмотреть Усяня, словно редкий экземпляр, умудрившийся превратить дерзость в искусство. Уголки его губ дрогнули в лёгкой усмешке, глаза лукаво блеснули, а взгляд будто говорил: Продолжай, я готов наслаждаться этим спектаклем до конца. Такой откровенной уверенности и раскованности, как у Усяня, у него самого никогда не хватило бы, и, надо признать, это вызывало у него даже что-то вроде завистливой симпатии. Лань Цзинъи уже дымился от гнева: — Ага, трёх сотен лянов здесь нет! Если ты не подглядывал, то что ты тогда тут делаешь? Посмотри на себя, и как ты после такого смеешь показываться людям на глаза! Вэй Усянь в ответ закрыл лицо руками: — Не кричи так громко... В  Облачных Глубинах запрещён шум. Посреди их перепалки из-за кустов посконника появился Лань Ванцзи с распущенными волосами и в белом одеянии. Вэй Усянь с учениками ещё даже не закончили спор, а Лань Ванцзи уже успел одеться как подобает, лишь его меч всё ещё оставался обнажён. Ученики поспешили поприветствовать его, а Лань Цзинъи быстро заговорил: — Ханьгуан-цзюнь, этот Мо Сюаньюй просто омерзителен. Вы привезли его сюда, только потому что он помог нам в деревне Мо, а он... он... Вэй Усянь подумал, что уж на этот-то раз терпение Лань Ванцзи точно лопнет, и его с позором вышвырнут из Облачных Глубин. Но тот лишь мельком взглянул на Вэй Усяня, секунду помолчал и с лёгким звоном убрал Бичэнь в ножны: — Вы свободны. Два совершенно невыразительных слова не допускали никаких возражений. В ту же секунду толпа разошлась, а Лань Ванцзи преспокойно схватил Вэй Усяня за шиворот и потащил за собой в цзинши. В его прошлой жизни оба они были одинаково стройны и высоки; и почти одного роста, Вэй Усянь лишь чуточку пониже. Раньше, когда они стояли рядом, разница в один цунь почти не замечалась. Однако теперь, переродившись в новом теле, Вэй Усянь, хоть и всё ещё считался достаточно высоким, но оказался ниже Лань Ванцзи больше, чем на два цуня, и когда тот потащил его за собой, то он даже не смог оказать достойного сопротивления. Тогда Вэй Усянь чуть притормозил, намереваясь закричать, но Лань Ванцзи холодно произнёс: — Те, кто шумит, будут подвергнуты заклятию молчания. — Что за жизнь несправедливая, — пробурчал Вэй Усянь себе под нос, устало морща лоб. Его руки, держа небольшую миску риса, с трудом удерживали её в равновесии, едва заметно подрагивая от слабости. Даже самый маленький кусочек казался ему испытанием: жевать было тяжело, а каждый глоток воды, чтобы проглотить рис, обжигал пересохшее горло. — Прожуй нормально, прежде чем говорить, — раздался мягкий, но полный упрёка голос Вэнь Жоханя. Его строгий взгляд словно приклеился к Вэй Усяню, не упуская ни малейшего движения. Склонённая в его сторону голова и чуть нахмуренные брови выдавали недовольства и заботы. Даже в молчании этот человек умел подавлять своим присутствием. — Как скажете, глава Вэнь, — обречённо отозвался Усянь, закатывая глаза, но всё же не желая спорить. Он поднял палочки, медленно поднёс рис ко рту и тщательно прожевал, как будто делая это исключительно для того, чтобы прекратить этот немой контроль. Однако тягучее ощущение внимания Жоханя, будто тяжёлое, неотступное покрывало, оставалось неизменным. Жохань молча наблюдал, как Усянь с трудом доедает ещё несколько кусочков. Вэй Усянь предпочёл бы, чтобы его сбросили со скалы, но только бы не наложили заклятие молчания, и потому передумал шуметь. Он всё никак не мог взять в толк: с каких это пор в Ордене Гусу Лань допускают нечто столь непочтительное, как подглядывание за омовением одного из самых прославленных заклинателей?! Неужели даже это сойдёт ему с рук? Лань Ванцзи втащил его в цзинши, прошёл прямо во внутреннюю комнату и грубо швырнул на кровать. Вэй Усянь было завопил от боли, но уже через несколько мгновений слегка отнял поясницу от кровати и соблазнительно изогнулся. Он собирался жалобно похныкать, заигрывая с Лань Ванцзи, чтобы тот покрылся гусиной кожей от отвращения. Однако, подняв голову, Вэй Усянь увидел, что в руке Ханьгуан-цзюня зажат меч, а сам он властно смотрит на него. — Ты такой бесстыдный, Вэй-сюн... — фыркнул Не Хуайсан, с деланным возмущением прикрывая веером лицо, словно не хотел смотреть на всю эту сцену. Несмотря на наигранное недовольство его глаза блестели от удовольствия и ожидания. — А ты повторяешься, Не-сюн... — лениво парировал Вэй Усянь. — У-усянь, ты чего вытворяешь? — Цзян Чэн сидел, не зная куда себя деть. Не. Ему явно было лучше, чем Второму Нефриту, который сидел бледный, чуть не отправившийся к праотцам, подавившись гёдзе. Но всё же! — Как чего? Стараюсь сделать так, чтобы меня выперли из Облачных Глубин. — У тебя совсем нет границ? — Вэнь Жохань приподнял бровь, бросив на Усяня испытующий взгляд. Его голос оставался строгим, хотя в нём уже можно было различить принятие всех выходок Усяня. Тот лишь усмехнулся, да небрежно пожал плечами. — Границы? Это что-то, что люди сами себе придумывают, чтобы чувствовать себя спокойнее? Я предпочитаю их игнорировать, — он бросил короткий взгляд в сторону Цзян Чэна, который всё ещё не знал, куда себя деть, с раздражённой морщиной на лбу. — Усянь, ты становишься всё более невыносимым, — проворчал Цзян Чэн. — Давно было пора привыкнуть. — К такому привыкнуть невозможно. Пока в одной стороне была небольшая полемика, в другой — пытались привести в норму несчастного, в третьей, среди братьев, шёл разговор. Они казались отстранёнными от происходящего: их голоса звучали тихо, почти беззаботно, как будто происходящее вокруг не касалось их напрямую. — Если отец направит алый паланкин в сторону Цзян — я лично сожгу его, — бросил Вэнь Чао, скрестив руки на груди. Его тон был холодным, решительным, словно это был уже решённый факт, а не просто угроза. — Кого именно? Вэй Усяня или паланкин? — подхватил Вэнь Сюй, приподнимая бровь. — Хах, боюсь, что обоих, — с едва заметной улыбкой ответила Вэнь Цин, присоединяясь к разговору. Вэнь Жохань, наблюдая за происходящим, не удержался от смеха. Он, очевидно, развлекался тем, что услышал. — Алый паланкин? — протянул он. — Мои сыновья такие воинственные! Разве вам не кажется, что сжигать паланкин — слишком мелкое занятие? Его взгляд — это и насмешка, и одобрение, но вот его тон... — Или ты, А-Чао, всё ещё надеешься на собственную яркую свадьбу? — с лёгкой издёвкой добавил он, глядя на сына. Вэнь Чао скривился, заметив усмешку отца, и поспешно отвернулся, пряча раздражение. Его лицо слегка покраснело, но он старался сохранять спокойствие, хотя едкие слова всё же задели его. В голове промелькнули образы двух потенциальных невест, которых ему представляли с показной одобрительностью. Одна — дочь состоятельного чиновника из Юньмэна, пухлощёкая и излишне скромная, словно под маской добродетели скрывалось ленивое безразличие. Она тихо смеялась шуткам, которые он даже не заканчивал, и украдкой любовалась кольцом на своём пальце, куда больше, чем им самим. Другая — девушка из клана, чьи дела шли неважно, с тонкими чертами лица и языком, острым как лезвие кинжала. Она улыбалась слишком широко, напоминая хищника, и каждый её вопрос казался завуалированным уколом или проверкой на слабость. Обе встречи остались в памяти Вэнь Чао как мучительный фарс. Сколько раз он сидел за столом с отцом, выслушивая, как родственники невест нахваливают одну или другую, подчеркивая их статус или выгоду для клана. Сколько раз он хотел сказать, что эти союзы для него ничего не значат, что все эти улыбки, подношения и долгие беседы лишь раздражают. Но он не мог. Разве его голос имеет значение в доме, где решения принимает только Вэнь Жохань? Его пальцы невольно сжались в кулак под столом. Гнев вспыхнул внутри, но Вэнь Чао быстро его подавил. Лишь легкая судорожность в уголке губ могла выдать его истинное настроение. — Отец, свадьба меня сейчас мало волнует. У нас куда более серьёзные дела, чем красные паланкины, — ответил он, сделав попытку вернуть себе серьёзность. Вэнь Сюй тем временем подавил смешок, бросив короткий взгляд на отца. Он явно наслаждался тем, как брат попал под шутку. — Да уж, А-Чао. Может, стоит об этом подумать? — подлил масла в огонь Вэнь Сюй. — Клан Цзян, паланкин, невеста... Всё ведь может сложиться удачно. — Это кого из Цзянов ты мне сватать собрался? — в ужасе уставился Вэнь Чао на брата. — Хммм... — преувеличенно театрально задумался Вэй Сюй. — Наследник Цзян не подходит по очевидным причинам. Дева Цзян? У неё как раз помолвка была разорвана. Вэй Усянь не подходит, кхм, он не Цзян. — Вэнь Цин, — с полной серьёзностью обратился Вэнь Чао. — Наследника Вэнь надо проверить на демонов в сердце и сознание. — Демоны в сердце? — усмехнулся Жохань, направляя взгляд на Вэнь Сюя. — А-Чао, мне кажется, тебе стоит быть осторожнее. В конце концов, кто знает, что скрывается в сознаниях тех, кто слишком много думает о паланкинах и свадьбах, а потом вдруг начинает проверять других на демоническую сущность? — Отец, ну... — Вэнь Сюй чуть растерялся, затем продолжил. — Это всё ради семейного блага! — Он прищурился, глядя на брата с ехидной улыбкой. — Кто, как не я, должен заботиться о том, чтобы в нашем клане все были счастливы? — Счастливы? — поднял бровь Вэнь Чао, переводя взгляд с брата на отца. — Так уж и быть, если так печешься о благополучии клана, возьми паланкин сам. Уверен, отец не будет против. Вэнь Жохань снова рассмеялся, чуть встряхивая головой от этого абсурдного разговора. Его глаза сверкнули, и он уже собрался что-то добавить, как Вэнь Чао перебил его, пытаясь восстановить серьёзность: — Отец, прошу, не смейся над этим. Красные паланкины — это одно, но у нас на плечах важные дела, и мы не можем позволить себе отвлекаться на такие мелочи. — Важные дела? — с улыбкой повторил Жохань, поднимая бровь. — И какие же это дела могут быть важнее семейных союзов и сильного клана? Вэнь Чао на мгновение замялся, не находя слов, но потом выпалил: — Планы на Цзянху! Ситуация накаляется, и, если мы не будем действовать, другие кланы займут наше место. Вэнь Жохань откинулся назад, всё ещё веселясь внутренне, но его взгляд стал более серьёзным. — Хорошо, А-Чао, — произнёс он, успокаиваясь. — Если ты так беспокоишься о будущем, то давай обсудим твоё участие в этих "важных делах". Но помни: клан Вэнь не строится только на политике и боевых победах. Семейные связи, как ты их называешь, — это та основа, на которой мы держимся. Вэнь Сюй, воспользовавшись этим моментом, кинул очередной ехидный взгляд на брата. — Всё-таки паланкин не так уж плох, А-Чао. Вэнь Жохань снова рассмеялся над чистым ужасом на лице младшего сына. Вэнь Цин скрестила руки и бросила строгий взгляд на братьев: — С паланкинами пора завязывать. Её серьёзный тон быстро охладил атмосферу, но Вэй Усянь, тихо евший до этого рядом с Жоханем, не смог удержаться: — Вэнь Цин, давай, пусть будет веселье! Кто знает, может, свадьба — это то, что всем нужно? — Лучше подумай о своём здоровье, — отрезала она. Жохань усмехнулся на перекидывания репликами между ним: — Беспокойное дитя, может, и тебя пора в паланкин? — О, можете попробовать, но не уверен, что невесту найдёте, — с ухмылкой отозвался Усянь. — Ну, если не невесту, то жениха, — тихо вставил Вэнь Сюй, заставив Жоханя вновь хохотнуть. Вэнь Цин, сидевшая неподалёку, лишь покачала головой с выражением вечной усталости на лице. Её тон прозвучал холодно и обособленно: — Не лезь в чужие дела, Вэй Усянь. — Ну вот, Цин-цзе, — надулся Вэй Усянь, подаваясь в сторону Вэнь Цин. — Ты такая строгая с этим скромным. — Скромным? Ты уверен, что говоришь про себя? — подняла бровь Вэнь Цин, её взгляд скользнул по нему с лёгким презрением. — Хей! — возмутился было Усянь, взмахивая рукой в сторону целительницы. Да только на эту руку он упирался, дабы не упасть. Тяжелый вздох раздался над ним прежде, чем чужие чёрный волосы упали на его тело: — Ты совсем не можешь без происшествий, да? Обычно мне падают в ноги, а не на них, — с усмешкой проговорил Жохань, оглядывая его с явным интересом. Ему было забавно наблюдать за тем, как Вэй Усянь каждый раз попадал в неприятные ситуации, не теряя при этом своей привычной дерзости. Кажется Вэй Усянь слышал тишину и гогот Хэй’ань... — Ой. — Это всё, что ты можешь сказать? — тяжелая руку легла между лопаток. Помирать, так с музыкой? — А Великое Солнце может ноги выпрямить, а-то немного не удобно, — проскулил Вэй Усянь и со своей фирменной улыбочкой повернулся к Вэнь Жоханю. Мне конец. Острые когти, напитанные Ци, пронзили плотную ткань верхнего платья, прежде, чем впиться в кожу. Больно, между прочим! Усянь попытался вырваться из хвата. Неудачно. Вэнь Жохань не отпустил Вэй Усяня, вместо этого слегка наклонился ближе, прищурив глаза, в которых промелькнуло что-то игривое. Его лицо приблизилось настолько, что Усянь смог рассмотреть каждую черту — от холодного блеска глаз до тонкой линии губ. — Похоже мне стоит провести с тобой пару уроков на тему, как вести себя среди людей. Вэй Усянь, чуть смутившись от такой близости, попытался уверенно взглянуть в глаза Жоханю, но это оказалось непросто, особенно когда его сердце колотилось, как сумасшедшее. Он сжался, будто стараясь укрыться от пронизывающего взгляда. Кто бы что не думал, но даже у его бесстыдства есть предел! — Само Великое Солнце будет меня обучать, я польщён, — наигранно восхищенно ответил на небольшую провокацию Усянь. — И вообще, отпустите меня, ваши когти слишком сильно впились в меня. Я лучше к Вэнь Цин пойду, — захныкал к концу молодой человек. — А я думала, ты предпочитаешь компанию моего дяди, — отмахнулась Вэнь Цин. Ей уже порядком надоело это представление. Жохань же лишь усмехнулся, не отрывая взгляда от Вэй Усяня. — Ты могла бы и не вмешиваться, Вэнь Цин, — лениво бросил он. — Впрочем, думаю, в итоге он не будет возражать, если я займусь его "воспитанием". Вэй Усянь почувствовал, как его сердце уходит в пятки. Жохань лишь усмехнулся, не отрывая взгляда. Его уверенность и обаяние заставляли Вэй Усяня чувствовать себя словно на краю обрыва — нужно отступить, и в то же время ему до невозможного хотелось прыгнуть. Вэй Усянь быстро моргнул, пытаясь собраться с мыслями. Каждое слово Жоханя, его близость, тяжесть руки, что всё ещё покоилась на его спине, выводили его из равновесия. Он хотел ответить дерзостью, как всегда, но в этот раз слова застряли в горле. Лёгкое покалывание от когтей Жоханя напоминало, кто здесь доминировал. — Я просто... не привык к столь... — Вэй Усянь запнулся, отчаянно пытаясь найти хоть какую-то достойную фразу. — К столь чему? — Вэнь Жохань наклонился ещё ближе, так что их лица почти соприкасались, и Вэй Усянь почувствовал горячее дыхание на своей щеке. Если до этого царила лишь тишина, то теперь в ушах гулко билось сердце, перекрывая все звуки, и слабый писк. Позже он обязательно поговорит со своим другом, но сейчас... — Вниманию, — наконец выдохнул он, с трудом удерживая взгляд на Жохане. Тот лишь тихо рассмеялся, его губы едва заметно дрогнули. Верховный заклинатель явно наслаждался этим моментом, как кошка, играющая с мышью, — сдержанно, изящно, но с едва прикрытой жестокостью. — О, но ты, кажется, неплохо справляешься, Вэй Усянь, — его голос был как бархат, обволакивая и маня, словно приглашая к продолжению этой игры. — Привыкай. Мы ведь только начали. Вэй Усянь чувствовал, как его сердце болезненно сжимается от таких слов. Он попытался собраться, но слова дались ему с трудом: — Я и не думал, что обучаться манерам так... мучительно. Его голос дрогнул, и он ощутил, как лицо заливает жаркий румянец. Это раздражало его — неужели его так легко поставить в неловкое положение? Однако что-то в этом взгляде, в интонациях, в самой манере Жоханя вызывало внутри странное, противоречивое чувство. Ему стало не по себе, словно его уязвимость была выставлена напоказ, но одновременно с этим где-то глубоко внутри разливалось нечто тёплое и непривычное. — Мучительно? — усмехнулся Жохань, его пальцы чуть сильнее сжались на спине Усяня, давая понять, что у него нет выбора. — Это лишь разминка, Беспокойное дитя. Я могу сделать процесс намного интереснее. — Не переусердствуй, дядя, — бросила Вэнь Цин, наконец нарушив молчание. — Он всё-таки ещё живое существо, а не игрушка. — Пока живое, — добавил Жохань тихо, так, чтобы только Вэй Усянь мог его услышать, поднимая брови и бросая на Усяня долгий взгляд, полный обещаний. В этот момент Усянь почувствовал, что уже балансирует на краю обрыва. прыгнуть или сдаться Сделал глубокий вдох, он пытался хоть как-то справиться с волнением, которое охватило его с головой. Всё вокруг будто бы потускнело и расплылось, оставив только одну яркую точку — этот момент. Вес руки Вэнь Жоханя казался непреодолимым грузом, который не только сковывал движения, но и словно впивался в его разум. В груди билось сердце, каждое его сокращение звучало громче, чем слова, которые так и рвались с языка. Он не понимал, что именно сейчас одерживало верх: тревога, наплывающая волнами, или странное, не до конца осознанное чувство, от которого хотелось одновременно метаться и стоять на месте. Это был вихрь, тянущий его всё глубже. — Прыгнуть или сдаться, а, Великое Солнце? — голос, всё ещё дрожащий, но теперь окрашенный вызовом, прорезал тишину. Усянь поднял голову, взгляд его полыхал искорками дерзости, даже если сам он едва держался. — Ты сам-то хочешь узнать, насколько далеко я готов зайти? Жохань прищурился, изучая его лицо, и на мгновение повисло молчание. А затем его губы тронула улыбка — медленная. хитрая — Ты думаешь, что у тебя есть выбор, Вэй Усянь? — его голос прозвучал почти ласково. — В этом деле есть только один путь — мой. Он склонился ещё ближе, и Вэй Усянь почувствовал, как его дыхание становилось всё тяжелее, словно сам воздух между ними пропитывался чем-то... опасным. Жохань держал его так, будто играл с ним, проверяя его пределы. Но что-то в этом было настолько захватывающим, что Усянь не мог заставить себя вырваться. — И куда же твой путь ведёт? — выдавил Усянь, хотя внутри всё кричало о том, что он уже знал ответ. Он, наконец, понял, куда это всё ведёт. он понял Жохань медленно провёл пальцами по спине Вэй Усяня, начиная с плеч и опускаясь ниже, словно смакуя каждое движение. Его прикосновения были уверенными, почти изучающими, и только на мгновение замерли, прежде чем когти чуть глубже впились в кожу. Усянь невольно вздрогнул, тепло и легкая боль пронзили его тело, словно волна. — Туда, где тебе будет жарко и больно, — голос Жоханя прозвучал низко и хрипловато, напоминая шелест листвы в безлунную ночь. Усмешка тронула его губы, добавляя нотку жестокого удовольствия. — Но я обещаю, ты не пожалеешь. Его слова, обволакивающие и властные, словно упали в сознание Усяня тяжёлым камнем, заставляя сердце биться быстрее. Между ними повисло напряжение, густое, как раскалённый воздух, от которого становилось невозможно дышать. Вэнь Цин, наблюдая за происходящим, лишь качнула головой, выдав длинный, но сдержанный вздох. Эта жизнь уже свернула не в ту степь, и ей невольно становилось страшно от мыслей о будущем. — Если вы двое закончили свои «уроки», — наконец произнесла она с каплей сарказма в голосе, — нам всем нужно двигаться дальше. Или ты планируешь учить его этикету здесь целую вечность, дядя? Жохань лишь усмехнулся, слегка отпустив Усяня, но не настолько, чтобы дать ему полную свободу. — У меня есть ещё немного времени, — тихо ответил он, прежде чем, наконец, позволить Вэй Усяню сделать "шаг назад". Вэй Усянь выпрямился, сел поудобнее, чувствуя, как его голова раскалывается. Он быстро отвёл взгляд от Жоханя, делая вид, что всё под контролем, хотя внутри всё ещё продолжался шторм. Взгляд Вэнь Цин, спокойный и проницательный, заставил его вернуть себе хоть часть уверенности. — Ты была права, Цин-цзе, — сказал он, стараясь сохранить лёгкий тон. — Учиться этикету с главой Вэнь — это настоящее испытание. Может, стоит сменить учителя? Вэнь Цин лишь вздохнула, покачав головой. — Вэй Усянь, — произнесла она с упрёком. — Ты не перестаёшь влезать в неприятности, не так ли? — Ну, знаешь, это у меня в крови, — усмехнулся Усянь, поднимая брови. — Иначе было бы скучно. К тому же они сами меня находят. Пожалуйста, перестаньте смотреть на меня так пристально, Великое Солнце! — Ты слишком легко сдаёшься, Усянь, — снова заговорил Жохань. — Как я могу тебя отпустить, когда мы даже не начали по-настоящему? Вэй Усянь замер на месте, его сердце, только-только успокоившиеся, вновь забилось быстрее. Он знал, что каждая его попытка отшутиться или сбежать от этого разговора будет встречена с ещё большим нажимом. И всё же часть его, та, которая всегда искала приключений, тянулась к этой игре, даже если это означало полное падение. но это ведь не впервой — А ты уверен, что сможешь меня удержать, Жохань? — наконец ответил Усянь, ухмыляясь. — Я не так легко приручаем, как ты думаешь. Жохань снова улыбнулся, его глаза блеснули хитрым огоньком. — Полагаю, скоро мы это выясним, — прошептал прям над самым ухом. Вэй Усянь уже собирался придумать очередную дерзкую реплику, когда сзади раздался тихий и восторженный голос: — О, это же великолепно! — Не Хуайсан, наблюдавший за происходящим со своего места, хлопал в ладоши и сиял, словно дитя, увидевшее долгожданный подарок. Его глаза светились восторгом, а лицо расплылось в широкой улыбке. — Диди, — в ужасе уставился на брата Не Минцзюэ, — ты что творишь? — Что я творю? Ты этих двоих видел? — горячо зашептал младший брат, обмахивая себя веером, настолько возбуждённым, что случайно ударил Минцзюэ по руке. Он был явно слишком увлечён происходящим между Вэй Усянем и Вэнь Жоханем. — Ты прекратишь меня бить, в конце концов? — недовольно пробормотал Минцзюэ, раздражённо выпрямляя свою одежду. — Ой! Ты всё равно не почувствуешь ничего. Ты же глава Не. И вообще не о том речь сейчас, — пододвинулся поближе к брату, не спуская глаз с сильных мира сего. — Я точно тебе говорю, эти двое... если уж не совершат три поклона и не станут партнёрами по самосовершенствованию, то союзниками будут точно. Плевать на клан Вэнь, но с Вэй Усянем нужно хотя бы подружиться. Я зайду к нему сегодня?, — не дождавшись ответа от брата, он вскочил на ноги. — Спасибо, дагэ! — уже на ходу бросил Хуайсан и стремительно удалился, даже не оглянувшись. Минцзюэ лишь тяжело вздохнул, наблюдая за тем, как его младший брат с лёгкостью уходит, погружённый в свои собственные планы. Тем временем Не Хуайсан, словно вихрь, приземлился рядом с Вэй Усянем, который старательно пытался скрыть своё смущение, сидя на краю стола с миской в руках. Его руки дрожали, когда он накладывал себе новую порцию утки, и несколько раз кусочки мяса выскальзывали из палочек обратно на стол. — Вэй-сюн, Вэй-сюн, — тараторил Хуайсан, схватив ближайшие палочки, чтобы помочь. — Твоё тело совсем слабое. Давай я помогу, — с энтузиазмом предложил он, осторожно подталкивая еду к другу. — Вэй-сюн столь смел общаться с Верховным заклинателем подобным образом, — шептал он, озираясь, словно боялся, что кто-то подслушает. — Ты может был сильно занят и не заметил, как тут верещала Госпожа Юй, — тело невольно пробила дрожь, — да и глава Лань имеет сильный голос, как оказалось. Но ты не переживай, наследник Вэнь их подуспокоил. Знаешь, она была как Гуйму, я думал, что потеряю слух и больше никогда не услышу игру одного музыканта, он не сильно знаменит, но его музыка завораживает, тебе стоит это как-нибудь послушать. — Не-сюн не меняется, он всё также болтлив, — Вэй Усянь криво усмехнулся. — Ох прошу прощения, — заклинатель на мгновение показал смущение, прежде, чем вновь улыбнуться. — Может тебе ещё что-то положить? Как это нет? Ты одни кости, тебе нужно побольше кушать, вот, — Хуайсан ловко подхватил палочками свиные ушки, обмакнул их в соус и аккуратно положил на ближайшую к Вэй Усяню сторону тарелки. — Ешь! Не успев дождаться ответа, он уже снова тараторил: — А вот глава Цзян совсем притих, как кукла. Что ещё странно, хотя может и нет, — Не Хуайсан мельком бросил взгляд на Лань Ванцзи. — Второй Нефрит так и пылает ненавистью. Тебе стоит быть с ним осторожным. — Почему я должен это делать? — Не знаю, но что-то недоброе в его взгляде. Серьёзно, находиться рядом с главой Вэнь и то приятнее, чем с Лань Ванцзи с таким взглядом. Не Хуайсан, не дожидаясь ответа, продолжал тараторить: — Видел бы ты, как он на тебя смотрел. Я даже подумал, что он сейчас подойдёт и... — Хуайсан вдруг резко притих, его глаза загорелись новой идеей, и он снова с воодушевлением зашептал. — Может, он ревнует? Ты как думаешь? Вэй Усянь на мгновение растерялся от этих слов, опустив палочки и задумываясь над внезапной гипотезой Не Хуайсана. Взглянув в сторону Лань Ванцзи, он заметил, как тот сидел неподалёку с непроницаемым лицом, но с напряжённой челюстью и пристальным взглядом, который был направлен прямо на него. Словно каждое движение Вэй Усяня не ускользало от его внимания. — Знаешь, я очень сильно надеюсь, что ты не прав, — медленно выговаривал Вэй Усянь. — Хотя ты обычно не ошибаешься. Но с чего бы ему это делать? — Кажется, ты смог пробить его броню. — Думаю последней каплей была та книга, — не удержался Усянь, вспоминая маленькую их забаву. Двое друзей заливисто засмеялись, выводя из себя и Второго Нефрита Лань и наследника Цзян. Тот не выдержал и подошел к ним, под неодобрительные взгляды матери. — Что вас так развеселило? — О! Чэн-Чэн! — развесился еще больше Усянь. — Мы вспоминали, как приучали Лань Чжаня к прекрасному. — Ты бы ещё громче об этом вспоминал. — Не будь таким! Ты же сам тогда со смеху на ногах не держался. — Это не означает, что другим об этом стоит знать, — раздраженно прошипел Цзян Чэн. — Давай, пошли на свои места, — стал подталкивать наследника Не. — Мне интересно что там дальше. Пока друзья расходились по своим местам, Вэй Усянь на мгновение опустил голову, чувствуя, как накатывает напряжение. Между взором Лань Ванцзи, опасно напряжённым, и раскованной близостью Жоханя — он вдруг почувствовал себя центром двух противоборствующих сил. Неприятненько, однако. Усянь продолжал медленно жевать, подавляя в себе тошноту, мечтая о вине, вместо мяса. Он старательно запрятал его на самом дне тарелки, скрывая кусочки рисом. Рис был белым, слегка рассыпчатый, как он любил, не хватало только острого перца, но Вэнь Цин запретила его, а Хэй’ань строго следила за едой. Но даже не смотря на это, каждая рисинка раздирала его горло, каждый съеденный кусок хотелось выблевать обратно. Я надеялся, что в этой жизни я этого избегу, но, видимо, не судьба. Поставив миску обратно на стол, Усянь пододвинул поближе к себе маринованную редьку. — Ты совсем не замечаешь, что происходит вокруг тебя? — прорвалось сквозь пелену сознания. — Что я пропустил на этот раз? — устало пробормотал Вэй Усянь, слегка морщась от звука собственного голоса. — Очередную сцену Юй Цзыюань. — Я их много повидал, не интересно уже, — Вэй Усянь скривился и поднёс палочки к редьке. — Правда? — наигранно удивился Жохань, склонив голову набок. — А как насчёт ревности Лань Ванцзи? Тебе это кажется скучным? Голос Жоханя был низким и мягким, звучал вкрадчиво, словно шелковая нить, скользящая по коже, и это заставило Вэй Усяня замереть. — Ревность? Откуда? — Мне почём знать? — Жохань небрежно махнул рукой, как бы отбрасывая собственные слова. — Но ты не ответил, — голос раздался прям совсем рядом с ухом, — это интересно? Близость Жоханя и этот ласкающий слух голос заставили Вэй Усяня невольно вздрогнуть. — Скорее мне интересно почему глава Великого ордена, само Великое Солнце, ведёт себя со мной, как с какой-то девой. — Как с девой, говоришь? — голос Жоханя был мягким, почти насмешливым. — Ты явно что-то путаешь. — О, и что же? — хмыкнул Усянь, стараясь удержать спокойствие, но его тонкие губы дрогнули. — Девы обычно не такие дерзкие, как ты, — рука Жоханя вновь легла на спину. Он провёл пальцами вдоль позвоночника, что заставило Усяня вздрогнуть, хотя тот всеми силами старался это скрыть. Вэй Усянь стиснул зубы, его тело реагировало на каждое прикосновение, словно он был под электрическим током. Он чувствовал, как жар Жоханя буквально окутывает его, и мысли в голове мешались, не давая сосредоточиться. Слова, которые он привык легко бросать, застревали на губах. — Я просто... привык к большему уважению, — пробормотал Усянь. Жохань тихо засмеялся, его губы оказались почти у самого уха Усяня. — Уважение? — протянул он медленно. — Я думал, ты привык к чему-то большему... к вниманию. Ведь ты его получаешь сполна. Или ты ожидал чего-то другого от меня? Усянь едва не застонал вслух. Внутри всё переворачивалось, и он знал, что как бы ни пытался держаться, его лицо уже выдаёт больше, чем он хотел бы. — Не знаю, о чём ты говоришь, — он попытался отстраниться, но рука Жоханя всё ещё держала его крепко. — Правда? — Жохань приблизился ещё ближе, его дыхание коснулось кожи на шее Вэй Усяня, горячее, как летний ветер, пробравшийся под лёгкую ткань. Усянь едва сдержал вздох, ощущая, как напряжение завладевает каждым его мускулом. — Мне кажется, ты просто не готов признать это. — Признать что? — едва выдохнул Усянь, не доверяя своему голосу. — Что тебе нравится быть в центре внимания... моего внимания. Слова Жоханя проникали в его разум, словно змея, тихо и безотказно, растекаясь по мыслям и парализуя всё, кроме ощущения тёплой ладони, остающейся на его спине. Этот голос, вкрадчивый и настойчивый, глушил всё вокруг, пока сознание Усяня не свелось к одному — Жохань был здесь, слишком близко. — А ты не слишком уверен в себе, Вэнь Жохань? — попытался он съязвить, хотя голос дрожал. — Может быть, — Жохань улыбнулся ещё шире, склонившись так близко, что их губы почти соприкоснулись. — Но я обычно прав. Он произнёс это с такой уверенностью, что Усянь ощутил, как его собственное сопротивление уходит, словно песок сквозь пальцы. Жохань уже собирался сказать что-то ещё, но его речь прервала резкая вспышка — в его голову прилетела пиала, обливая его чаем с головы до ног. Он настолько сильно увлёкся этим юношей, что совсем перестал следить за окружением! — Я смотрю кто-то забыл о манерах, — сквозь зубы прошипел Жохань, невольно сжимая руку, покоившуюся на исхудавшей талии. — На тебя не попало? — внимательный взгляд скользнул по Вэй Усяню, проверяя, не задела ли его разбившаяся пиала. Тот лишь покачал головой. Убедившись, что тот не пострадал, Вэнь Жохань отпустил лёгкий вздох и перевёл внимание на Юй Цзыюань, чьи глаза всё ещё метались в растерянности, хоть она и не хотела этого показывать. Её губы сжались в тонкую линию, а взгляд был полон смеси страха и гордости — слишком горькой, чтобы позволить себе признать ошибку. Руку с талии Усяня Жохань так и не убрал. Наоборот, он демонстративно пододвинул Вэй Усяня ближе к себе, обнимая и мягко опуская подбородок на его макушку. в какой момент всё зашло настолько далеко?.. — Юй Цзыюань. Что, по-твоему ты делаешь? — его голос звучал тихо, расслабленно. Совсем не так, как должен звучать у человека, в которого бросили что-то. Вэнь Жохань глубоко вдохнул, ожидая почувствовать запах Вэй Усяня, но всё, что он услышал — это запахи лекарского кабинета племянницы. — Я всё ещё жду ответ, — протянул он. Он был зол, но он дразнил. И дразнить он хотел не только надоедливую женщину. Пользуясь тем, что высокая боковина стола и сосед скрывали его действия от большинства присутствующих, Вэнь Жохань медленно опустил руку с талии Вэй Усяня ниже, осторожно прокладывая путь к бедру. Он не спешил, словно проверяя границы, которые мог бы себе позволить. Мельком заметив настороженные зелёные глаза, Жохань на мгновение остановился, нехотя отрывая руку. Быстро сжав кулак в молчаливом предупреждении, он снова вернул её на прежнее место, удовлетворившись тем, что внимание не привлекается слишком явно. — Кажется, я задал вопрос, — произнёс он, возвращаясь к разговору, его голос оставался безмятежным, словно случившееся не имело для него значения. Но тело Вэй Усяня под его ладонью чувствовалось слишком худым, что вызвало в Жохане озабоченность. В его мыслях мелькнула мысль поговорить с племянницей о состоянии юноши позже. Вернув руку на талию, он намеренно поменял своё положение, так чтобы правый рукав его одежды прикрыл половину тела Вэй Усяня, как будто защищая его от посторонних взглядов. С той же осторожностью Жохань переместил руку выше, к животу, и вскоре его пальцы нащупали край верхнего слоя ханьфу. Не торопясь, он подцепил ткань ногтем и скользнул пальцами внутрь, чтобы ощутить под ней тёплую обнажённую кожу. Этот негодник был в одном гуевом халате! Глаза Вэнь Жоханя потемнели, и Юй Цзыюань мгновенно ощутила ледяную тяжесть его молчания. Она поспешила оправдаться, прежде чем, пострадать от рук этого монстра. Она не хотела повторить участь своей подруги. — Глава Вэнь ведет себя вызывающе! — начала она, но тут же замолкла, увидев тяжелый взгляд. — Вызывающе? — Жохань усмехнулся, его голос звучал лениво. Пальцы слегка сжались, невольно оцарапав напряжённый живот Усяня. — Ты решила вынести мне приговор... кинув в меня пиалу? — последние слова сорвались с его губ почти с рычанием, когда он ощутил чужую руку на своём бедре. Рука была осторожной, но её медленное движение выдавало намерение. — Я-я поступила опрометчиво, — склонила голову в панике мадам Юй. — Прошу прощения. — Надо быть более разумной, каждое действие несёт за собой последствия, — рука на его бедре дрогнула, но не остановилась. Слишком медленно. — Особенно такие. — Вы правы, Великое Солнце.

— Может вам уединиться? — насмешливый голос раздался совсем рядом.

"Боюсь это привлечет внимание."

— Я остановлю для них время.

На доли мгновения Вэй Усянь задумался. Должно быть Вэнь Жохань заметил это замешательство. Его рука плавно вышла из-под ханьфу, словно бы случайно поправляя ткань, но этот жест ощущался как осознанный шаг назад. Впервые Усянь почувствовал разочарование, впервые его тело требовало другое. Он знал, что Жохань заметил его состояние, как и то, что Жохань знал, что Усянь заметил его собственное. Великое Солнце, как не стыдно соблазнять этого скромного! Вэй Усянь плакал внутри себя. Его рука ещё покоилась в опасной близости, его любопытство и дерзость заставляли окончательно переступать эту грань. Упасть уже наконец в эту пропасть. Когда-то его скинул Вэнь Чао. Теперь же это делает Вэнь Жохань. Похоже это семейное. Бросив мимолетный взгляд на друга, поймав его внимание, он лишь одними губами спросил. Да? Нет? Как когда-то на горе. Да. Жохань всё ещё продолжал отчитывать мадам Юй, его голос оставался ровным, но рука, что вновь покоилась на талии Усяня, медленно, почти невзначай перебирала ткань, словно в поиске чего-то большего. Глубоко вздохнув — он, наконец, прыгнул. Рука слегка дрожала, но всё же легла туда, где напряжение достигло своего пика. Над его головой раздался низкий рык — Вэнь Жохань ощутимо напрягся. Впервые в памяти Усяня мадам Юй выглядела настолько напуганной, полагая, что глава Вэнь злится исключительно на неё. Усянь не смог сдержать тихий смешок, почти невинный на фоне всей напряжённой ситуации. — Что, забавно? — прохрипел Жохань, склонившись к самому его уху, ногти впивались в бок, оставляя болезненные следы. — Немного, — усмехнулся он, потирая рукой, с детским восторгом обнаруживая реакцию на его действия. — Прекращай, ты не захочешь сталкиваться сейчас с последствиями своих необдуманных поступках. — Но глава Вэнь был первым, кто залез под мою одежду, — заныл Усянь, когда почувствовал наглую руку опять там, где она остановилась в прошлый раз — в самом низу его живота. Жохань на мгновение застыл, словно взвешивая свои дальнейшие действия. Его рука замерла на границе дозволенного. — Ты любишь играть с огнём, — медленно произнёс Вэнь Жохань, его голос, казалось, с каждой секундой становился всё более опасным. — Но не забывай, что огонь может и обжечь. Усянь поднял глаза, встретившись с его взглядом, и почувствовал, как внутри что-то сжалось. Слишком близко. Слишком откровенно. Всё это слишком! Но что-то в нем требовало продолжения этой странной игры. — Я уже не раз был обожжён, — усмехнулся он, ещё немного и сердце выпрыгнет из его груди. — И каждый раз возвращаюсь к этому. Жохань следил за ним пристально, как хищник, высматривающий слабость своей добычи. В его взгляде читалось больше, чем просто интерес — желание понять, изучить и подчинить. Он будто играл в игру, чьи правила знал только он сам. Внезапно, пауза между ними разорвалась, как струна, и его движения стали резче, увереннее, словно последние барьеры, удерживающие его от действий, рассыпались в прах. Его пальцы скользнули под ткань штанов Усяня, двигались плавно, изучая, но в то же время властно, оставляя ощущение полной беззащитности. Усянь почувствовал, как его тело напрягается от едва уловимого, но такого ощутимого контакта. Предательское тепло разливалось внутри, и он проклинал себя за то, что не мог подавить этот ответ. — Посмотрим, как долго ты выдержишь, — шепнул Жохань, его дыхание касалось уха, обжигая. Его голос был низким, пропитанным уверенностью, от которой внутри всё переворачивалось. — Ведь игра только начинается. Касание стало более настойчивым, и Усянь почувствовал, как его собственное дыхание сбивается. Тело инстинктивно напряглось, но он не отодвинулся, как будто боялся, что это лишь усилит власть Жоханя над ним. Внутри всё дрожало от противоречивых чувств — смеси протеста и необъяснимого притяжения. Не выдержав наплыва эмоций, он откинул голову на плечо старшего, простонав сквозь зубы, удивляя этим самого себя. Лёгкий поцелуй коснулся его виска. — Совсем немного, — с усмешкой произнёс Жохань, ногти его едва ощутимо царапнули чувствительную кожу, заставляя Усяня дёрнуться, — ты продержался совсем немного. — Глава Вэнь, — дрожащий голос Усяня сорвался почти на шёпот, в котором слышались то ли мольба, то ли вызов, — ты ведь не серьёзно... — Ты так думаешь? — Жохань не спешил. Его улыбка стала шире, почти ленивой, как у зверя, играющего с жертвой. Пальцы уверенно прошлись по линии его тела, оставляя за собой невидимый след — каждое касание обжигало, казалось, выжигая его изнутри. Словно нарочно, он двигался медленно, будто пробуя каждую секунду этого момента на вкус. Левая рука Жоханя плавно коснулась края одежды, лёгким движением сдвигая ткань с плеча. Обнажив нежную кожу, он склонился ближе, и острые зубы вонзились в плоть — не сильно, но достаточно, чтобы оставить на бледной коже заметный красный след. Метка, которая, как он знал, будет гореть воспоминанием, скрытым от чужих глаз. И наконец ему удалось сорвать с этих восхитительных губ бесстыдный стон.

***

— Этого больше не повторится, глава Вэнь, — признала окончательное поражение Юй Цзыюань. — Запомни свои собственные слова, — бросил Жохань, прежде чем потянуться к стоящему на столе вину. Ей показалось или что-то изменилось? — Вы все продолжаете совершать ошибки, бросаете мне вызов. Но стоит вам столкнуться с моим гневом, как тут же, как крысы, убегаете поджав хвосты. Жохань сделал небольшой глоток вина, едва заметная усмешка тронула его губы. Затем он обернулся к Не Хуайсану, его голос вновь стал жёстким, властным: — Наследник Не, читай. Зелёные глаза Хуайсана с тревогой скользнули к Вэй Усяню. Друг всё ещё сидел в объятиях Жоханя, его поза казалась неестественной — будто силы окончательно оставили его. Бледное лицо, лёгкий блеск пота на лбу и почти болезненная потерянность во взгляде. Не Хуайсан сжал веер чуть сильнее, его пальцы дрогнули от подступившей тревоги. Он хотел спросить, что произошло, но взгляд Жоханя ясно дал понять, что приказа ослушаться нельзя. Он раскрыл книгу, но слова на страницах словно расплывались перед глазами, мешая сосредоточиться. Он привык видеть Лань Ванцзи с приглаженными, длинными волосами и лобной лентой; безупречным с головы до пят. Но сейчас на нём было лишь тонкое одеяние, а волосы слегка растрепались, и такого Лань Ванцзи Вэй Усянь видел впервые. Он не удержался и посмотрел на него чуть дольше, чем планировал. От того, что Лань Ванцзи тащил его всю дорогу, а после швырнул на кровать, воротник на его груди, изначально плотно запахнутый, слегка раскрылся, обнажая выступающие ключицы и бордовый ожог под левой из них. И вновь этот шрам поглотил всё внимание Вэй Усяня. Такой же находился на его теле ещё до того, как он стал Старейшиной Илин. Отметина на теле Лань Ванцзи была практически копией его шрама, совпадало и расположение, и форма, вот почему Вэй Усянь безошибочно узнал его и изумился до глубины души. — Что? — вывернулся из рук Жоханя Усянь. Он не веряще смотрел на читающего Хуайсана. — Тут написано, что шрам от тавра такой же, как у тебя... Но у тебя ведь нет шрама. — Видимо появится в будущем, — неуверенно ответил тот. Властная рука на талии вновь притянула ближе к себе. — Что за шрам? — Не скажу. — Ты решил поиграть со мной? — угрожая Вэнь Жохань надавил своей Ци на позвоночник юноши. Он успел заметить, что тот являлся чувствительной зоной. — Что за ожог? — У всего свои последствия, верно? — усмехнулся Усянь, наслаждаясь небольшим массажем. Это его так напугать решили? — Конечно. — А что если я скажу, что один из ваших дорогих сынков, угрожая, нанёс ожёг тавром с символом вашего клана? Сидящий рядом с ним напрягся, осторожно посмотрел в серые глаза: — Кто? — О, об этом вам не стоит переживать, — усмехнулся он, — стоит переживать, когда будут читать описание того, как я его убил за совершенно другие действия. Я же сказал, — теперь к его уху наклонялся Вэй Усянь, — я привык играть с огнём. Давление Ци тут же прекратилось, стоило главе Вэнь услышать эти новости, а рука, мирно покоившаяся на чужом бедре, отступила. Как и сам Вэнь Жохань. — Кажется, вот ваша грань, — заметил Усянь. — Не каждый день удовлетворяешь убийцу одного из своих сыновей, — впервые Вэнь Жохань не знал как действовать. Как мальчишка он поддался игре с этим... юнцом. Хотя и не юнец тот вовсе. Предупреждал об игре с огнём, но обжёгся сам? Забылся. Поддался. Он наслаждался стонами этого человека от его собственных рук и подумывал сделать своим, даже если и на время. А оказалось, что в его руках сейчас сидит убийца его сына. — За что? — Он пытался убить меня, а я убил его. Все просто, — усмехнулся Усянь, вновь бесстыдно облокачиваясь на заклинателя. — Великое Солнце, что ты теперь будешь делать? Будешь играть с тьмой? — А если скажу, что буду? — Тогда это будет весело, — с ухмылкой произнёс Усянь, притягивая внимание, как свет лампы к себе манит мотыльков. Он слегка наклонился ближе, его дыхание стало чуть более горячим. — Но учти, как ты не позволишь пострадать своей семье, так и я этого не допущу, — произнёс Жохань, а его голос стал чуть более серьезным. — Знаешь, что самое весёлое, Солнце? Наша семья и те, кто нам дорог, почти одни и те же люди. За исключением парочки отдельных личностей, — с ухмылкой сказал Усянь. Смех Жоханя прозвучал низко и раскатисто, словно струна, которая только ждала момента, чтобы зазвучать. Его рука мягко, но уверенно вернулась на прежнее место, прикрывая талию Усяня, тепло которой ощущалось даже через слой ткани. — Кажется, красный паланкин мне готовить надо не сыновьям... — его голос был полон искренности, а взгляд — задумчивости. Неприкрытый намёк обнажил замысел, который только начинал формироваться в его голове, словно тонкий набросок на чистом холсте. — Ты слишком далеко заглядываешь, я птица своевольная, — парировал Усянь, вскидывая подбородок. Его голос звучал упрямо, с характерным для него оттенком дерзости, как будто он и не помышлял подчиняться чьим-либо ожиданиям. Жохань чуть склонился ближе, его тёплое дыхание коснулось уха Усяня. — Даже таких легко приручить, — горячий шёпот Жоханя вновь запустил табун мурашек по коже. Его слова легли на слух, как обещание, переплетаясь с напряжением, которое они оба ощущали. Кстати, кроме этого ожога, напоминающего клеймо, тридцать или около того шрамов от дисциплинарного кнута тоже вызывали вопросы. Лань Ванцзи снискал славу ещё в раннем возрасте. Он всегда удостаивался высокой оценки, и сейчас был одним из самых прославленных заклинателей, а также половиной из «Двух нефритов», коими так гордился Орден Гусу Лань. Старшие адепты любого клана немедленно ставили младшим в пример каждое его слово и действие. Какую же непростительную ошибку он совершил, что подвергся столь жестокому наказанию? Судя по тому, что шрамов было целых тридцать или даже больше, его могли с таким же успехом и убить. Шрамы от дисциплинарного кнута никогда не сходили, чтобы провинившийся запомнил наказание на всю оставшуюся жизнь и больше никогда не совершал подобной ошибки. Проследив за его взглядом, Лань Ванцзи опустил глаза. Затем одним движением запахнул воротник, скрыв и ключицы, и ожог, и вновь стал невозмутимым Ханьгуан-цзюнем. В ту же секунду издалека донёсся гулкий колокольный звон. Орден Гусу Лань имел строгие правила относительно многих аспектов жизни, и отход ко сну не был исключением. Все в Облачных глубинах ложились в постель в девять вечера и вставали в пять утра, а колокольный звон служил напоминанием об этом. Лань Ванцзи внимательно прислушался к его ударам, а затем сказал Вэй Усяню: — Ты спишь здесь. Не дав ему и шанса на ответ, Лань Ванцзи повернулся и ушёл в другую часть цзинши, оставив растянувшегося на кровати Вэй Усяня в одиночестве и полной растерянности. Вэй Усянь не мог не заподозрить, что Лань Чжань догадался, кто он такой, однако его сомнения не имели под собой твёрдой почвы. Принесение своего тела в жертву в обмен на исполнение желания считалось запрещённой техникой, о которой знали далеко не все. Тексты, её содержащие, передавались из поколения в поколение и многие части были утеряны, потому ритуал не всегда удавалось исполнить. Со временем большинство людей и вовсе перестало верить в него. Мо Сюаньюю удалось призвать Вэй Усяня только лишь потому, что он где-то смог достать эти тайные письмена. В любом случае, не мог же Лань Ванцзи узнать Вэй Усяня лишь по ужасной игре на флейте. Вэй Усянь попытался вспомнить, а были ли его прошлые отношения с Лань Ванцзи приятельскими. Да, они вместе учились, сражались, пережили кое-какие приключения, но всё это, словно опадающие лепестки или бегущая вода, — пришло и ушло. Лань Ванцзи оставался адептом Ордена Гусу Лань, а это означало, что он должен быть «праведен» — прямой противоположностью личности Вэй Усяня. В конце концов, он заключил, что их отношения были не такими уж плохими, но и хорошими их назвать трудно. Скорее всего, Лань Ванцзи думал о нём также, как и остальные, — слишком легкомысленный, недостаточно благонравный, и то, что он учинит хаос, было лишь вопросом времени. Вэй Усянь принёс немало неприятностей Ордену Гусу Лань уже после того, как предал Орден Юньмэн Цзян и стал Старейшиной Илин, особенно в последние месяцы своей жизни. Так что случись Лань Ванцзи узнать его в новом теле, и крупной ссоры было бы не избежать. — Но он сделал это, он узнал тебя, — протянул Жохань. — К сожалению, — уныло вздохнул Усянь, его взгляд рассеянно скользнул по полу. — До сих пор ломаю голову, как он это сделал? Я же ведь только на флейте и игра... — Вэй Ин вдруг запнулся, словно случайно наткнулся на скрытую истину, которая давно ждала своего часа. Глаза его вспыхнули озарением, но тут же взгляд помутнел, как если бы он сам испугался собственной догадки. Жохань тут же подался вперёд, его рука невольно сильнее сжала талию Усяня. — Ты что-то понял? — с явным интересом спросил он, почти заставляя Вэй Ина вернуться из собственных мыслей. Но ответа не последовало. Вэй Усянь выглядел так, будто пытался ухватить ускользающее знание, балансируя на грани осознания. Его брови нахмурились, губы приоткрылись, словно собираясь что-то сказать, но он молчал, как будто вдруг понял, что ответ, возможно, лучше держать при себе. Но все же нынешнее положение вещей вызывало настоящий смех сквозь слёзы: в прошлом Лань Ванцзи не терпел никаких его выкрутасов, но сейчас, даже несмотря на то, что Вэй Усянь вытащил из рукава все свои козыри крайней безнравственности, того было ничем не пронять. Его что, можно поздравить с таким стремительным прогрессом?! Вэй Усянь ещё немного повалялся на кровати, глядя в пустоту, затем встал и тихонько направился в соседнюю комнату. Лань Ванцзи лежал на боку и как будто уже спал. Тогда Вэй Усянь бесшумно подкрался к нему. Он отказывался сдаваться и всё ещё надеялся раздобыть нефритовый жетон, выудив его из одежд спящего, но стоило ему протянуть руку, как длинные ресницы Лань Ванцзи дрогнули, и мужчина открыл глаза. Вэй Усянь, как всегда, живо сообразил и прыгнул прямиком в кровать к Лань Ванцзи. — Да как ты смеешь! — проорал глава Лань, бросая очередную несчастную пиалу. Но та была поймана ловкими руками Жоханя. — Что за дурные привычки? Почему вы все бросаетесь посудой? — спросил он, с лёгким презрением в голосе. — Он прыгнул в кровать Ванцзи! — Никуда я не прыгал! Я вообще прыгать сейчас с обожжёнными меридианами не могу, — надулся Вэй Усянь, демонстративно скрещивая руки на груди и отворачиваясь от кричащего. — И вообще! Сколько там Лань Чжаню? Лет тридцать пять? Взрослый мальчик, сам разберётся! — Чтобы даже не думал к нему приближаться! — Да больно надо! Вы так его оберегаете, что он совсем без какого либо общения останется! Как гуев камень! Лань Ванзци вздрогнул на последние слова. Он итак сгорал от злости на вид уютно устроившегося Вэй Ина в объятиях Верховного заклинателя. Слушая о том, как Вэй Ин флиртовал с ним в будущем... а потом слышать видеть всё это. Вэй Ин был жесток с ним. А на слова отца и вовсе закричать хотелось, чтобы тот не лез. — Уж лучше так, чем подобные тебе в его окружение! — Гуй бы тебя драл, — бормотал себе под нос, — в прошлой жизни проклинали, теперь и в этой по новой? — Я могу его убить, — выдвинул заманчивое предложение Вэнь Жохань. — Сам скоро сдохнет, — и уже громче, — Не-сюн! Он вспомнил, что Лань Ванцзи ненавидел прикасаться к другим людям. В прошлом достаточно было слегка задеть его, чтобы задевший отлетел прочь словно ветром унесённый. Если же он и такое стерпит, то это точно уже не Лань Ванцзи. Вэй Усянь даже заподозрит, что его тело захватил кто-то другой! Вэй Усянь навис над Лань Ванцзи, и талия того оказалась аккурат между его коленей; руками же он оперся о кровать, поймав Ханьгуан-цзюня в ловушку. Он начал медленно склоняться над мужчиной. Расстояние между их лицами становилось всё меньше и меньше. Меньше и меньше. Когда Вэй Усяню от этой близости стало уже совсем трудно дышать, Лань Ванцзи наконец открыл свой рот. Новая пиала прилетела в их сторону. — Ублюдок! — Да-да, как скажете. Он помолчал несколько секунд: — … Слезай. Вэй Усянь остался невозмутимым: — Не слезу. Пара светлых глаз находилась слишком близко к Вэй Усяню, глядя на него в упор. Лань Ванцзи пристально посмотрел на него и повторил: — ... Слезай. Вэй Усянь стоял на своём: — Не-а. Раз уж ты оставил меня здесь, то должен был предполагать, что произойдёт что-то подобное. Лань Ванцзи спросил: — Ты уверен, что хочешь именно этого? — ... — почему-то Вэй Усянь почувствовал, что ему стоит обдумать свой ответ. — Лань Чжань! — изумился Вэй Усянь. — Мне аж интересно узнать, что же с тобой произошло, что тут такие изменения! Лань Ванцзи сам бы хотел знать. и почему он так завидовал сам себе? Он уже почти скривил губы в усмешке, как вдруг в районе его поясницы зародилось оцепенение, молниеносно охватив всё тело, ноги отказались ему повиноваться, и Вэй Усянь кулем свалился на Лань Ванцзи. Голова его приникла к груди Ханьгуан-цзюня, а полуулыбка так и застыла на губах. Он не мог пошевелить ни пальцем. Откуда-то сверху донёсся голос Лань Ванцзи. Голос его был низким и глубоким, и когда Лань Ванцзи говорил, его грудь еле ощутимо содрогалась: — Тогда оставайся так на всю ночь! Такого поворота событий Вэй Усянь никак не ожидал. Он поёрзал туда-сюда, пытаясь встать, но талия его по-прежнему ныла, а ноги не слушались. Всё, что ему оставалось, — прильнуть к телу другого мужчины в столь неловкой позе, что привело его в полнейшее замешательство. Что же такого случилось с Лань Чжанем за эти годы? Как он превратился в подобного человека? Был ли это вообще прежний Лань Чжань?! Нет, наверняка его тело захватили! Лань Ванцзи пошевелился, прервав мысли, беспорядочно мечущиеся в голове Вэй Усяня. Тот тут же воспрянул духом, решив, что он наконец потерял терпение. Однако Лань Ванцзи всего лишь легко взмахнул рукой и погасил лампу. — Я в шоке, — поделился своими мыслями Не Хуайсан. — Лань-сюн, я согласен со взрослым Вэй-сюном. Твоё тело захватили. — Невозможно, — отчеканил Второй Нефрит. — А теперь ты увидел? — шептал Жохань. — Старшая версия жаждет тебя. Что происходило там между вами? — Не знаю! Ничего. Мы скорее врагами были, — задумчиво проговорил Вэй Усянь. — От любви до ненависти... от ненависти до любви... Один шаг, как говорится... Впоследствии Вэй Усянь размышлял, почему его отношения с Лань Ванцзи не сложились. Если зрить в корень, то всё началось ещё в те времена, когда Вэй Усяню было пятнадцать и он вместе с Цзян Чэном на три месяца приехал в Орден Гусу Лань на учёбу.

***

Тогда в Ордене Гусу Лань состоял один прославленный и благонравный старший адепт — Лань Цижэнь. В среде заклинателей он был известен тремя качествами: педантичностью, непоколебимостью и особой строгостью в преподавании, что позволяло ему взращивать самых выдающихся учеников. Первые два свойства характера Лань Цижэня заставляли большинство людей держаться от него на почтительном расстоянии, а некоторых из них — даже втайне ненавидеть его. Но зато последняя особенность влекла к нему родителей из самых разных кланов и орденов, которые готовы были приложить все усилия, лишь бы отправить своих детей к нему на обучение. Немало ныне блистательных адептов Ордена Гусу Лань были воспитаны именно им. Какими бы безнадежными молодые господа ни переступали порог Облачных Глубин, пара лет под руководством Лань Цижэня делали из них благопристойных юношей, по крайней мере, внешне они могли мастерски таковыми притворяться. Особенно подкованными они становились в вопросах этикета и умении вести себя с достоинством. Многие из родителей, забирая своих чад из Облачных Глубин, пускали слёзы умиления. — Только не говорите, что сейчас будут рассказывать про наше обучение, — обречённо выдохнул Не Хуайсан. — Тебе есть, что скрывать от меня? — полюбопытствовал Минцюэ, наклоняясь и заглядывая в лицо младшенького, когда на фоне услышал икоту. — Не-сюн, ик, каковы шансы, ик? — Боюсь, что большие. — Мне ещё со вчерашнего дня было любопытно, что вы там вытворяли, кажется, Небожители смилостивились и решили рассказать мне об этом, — удовлетворенный глава Не похлопывал, в утешение, диди по голове. Опять будет недоволен, что я испортил его причёску. В своё время Не Минцзюэ тоже натворил делов в ордене Лань — чего только стоит история, когда он напоил Лань Сичэня — но тогда нарушитель спокойствия был лишь он один, а здесь их было двое. И эти двое явно не боялись последствий. — Дагэ, дагэ! Там не было ничего… ну, ничего такого... криминального, — жалобно проговорил Хуайсан, тщетно пытаясь вымолить у старшего брата хоть каплю милосердия. Он бы без раздумий переместился поближе к Вэй Усяню и прижался бы к нему, как щенок, если бы это могло спасти его от нависшего над ним внимания брата. Но ему не хотелось устраивать ещё одну сцену. Усянь вон как удобно устроился! Если до этого они с Вэнь Жоханем просто сидели рядом друг с другом, ну словно мандаринки, то сейчас очень бледный, но наглый заклинатель, чуть ли ни на колени залез к старшему! Нормы приличия? Эти двое явно о них не слышали! А страдал сейчас Хуайсан и прилетит потом Хуайсану! И если там будет упоминаться та книжечка, то... Младший Не снова тихонько застонал, обливаясь холодным потом, прежде, чем вновь приступить к чтению. Узнав обо всём этом, Вэй Усянь заявил: — Неужели я сейчас ещё недостаточно притворяюсь благопристойным? В ответ ему Цзян Чэн пророческим тоном изрёк: — Ты точно станешь пятном позора на его безупречной репутации учителя. — Вот уж во истину сказал наследник Цзян, — признавал своё поражение прославленный и благонравный Лань Цижэнь. В тот год, кроме младших адептов Ордена Юньмэн Цзян, в Облачные Глубины также съехались и молодые господа из других кланов, чьи родители тоже были наслышаны о Лань Цижэне. Всем им было по пятнадцать-шестнадцать лет или около того. Тогда все ордены довольно тесно общались между собой, и большинство учеников, пусть и не являлись близкими друзьями, но по крайней мере знали друг друга в лицо. Всем также было известно, что Глава Ордена Юньмэн Цзян, Цзян Фэнмянь, возлагал на Вэй Усяня — своего первого ученика и сына его почившего друга, большие надежды, хотя тот и не носил фамильный знак Цзян. Можно сказать, что глава ордена относился к нему как к собственному сыну. В отличие от взрослых, юноши не были стеснены вопросами положения в обществе и заслугами предков, и очень скоро все подружились. Спустя пару фраз все уже звали друг друга младшими или старшими братьями, и кто-то спросил: — А правда, что в Пристани Лотоса намного веселее, чем здесь? Вэй Усянь рассмеялся: — Веселее или нет — это уж зависит от того, как ты будешь развлекаться. Но что чистая правда — там нет такого количества правил и не нужно вставать так рано. Орден Гусу Лань просыпался в пять утра и засыпал в девять вечера, и никаких исключений не допускалось. Кто-то ещё спросил: — А когда вы встаёте? И чем занимаетесь днём? Цзян Чэн хмыкнул: — Он-то? Он встаёт в девять утра и ложится в час ночи. А проснувшись, катается на лодке, плавает, собирает лотосы и охотится на фазанов, вместо того, чтобы упражняться в фехтовании или медитировать. Вэй Усянь парировал: — И сколько бы фазанов я ни поймал — я всё равно остаюсь первым. Один из юношей воскликнул: — В следующем году я поеду учиться в Юньмэн! И никто меня не остановит! Кто-то остудил его пыл: — А никто и не будет тебя останавливать. Твой старший брат просто сломает тебе ноги, только и всего. Не Хуайсан, пытаясь скрыть покрасневшие щеки, бросил исподтишка взгляд на хохочущего брата, который казалось, находил в этой ситуации немалое удовольствие. Хуайсан в ответ только потупил взгляд, тщетно напрягая память, чтобы вспомнить, что же было дальше. Цзян Чэн, наблюдая за происходящим, мысленно уже готовился к неприятному разговору с матерью, который наверняка был ему обеспечен за его проделки. Притворно поджав губы и исподлобья смотря на Вэй Усяня, он тихо бурчал себе под нос, отчего его напряженная осанка становилась еще более заметной. Тем временем, этот наглый — и совершенно не заботящийся о приличиях! — расположился подле Вэнь Жоханя, будто бы в тени его присутствия был найден идеальный щит от любых укоров. Впрочем, так оно и было. Яньли, заметив возникшее смятение брата, вдруг радостно воскликнула, прижав руки к груди: — Ой! А-Чэн, там будут рассказывать, как вы учились! Радость Яньли, светлая и чистая, привлекла внимание и все взгляды разом устремились на Цзяна Чэна. Он вздохнул, ощущая, как румянец вновь подбирается к его щекам, и пробормотал: — Ага, только можно было бы обойтись и без этого. Но ответить по-другому он не успел — на него тут же обрушился недовольный взгляд матери. Лань Сичэнь, наблюдая за братом с ласковым беспокойством, не мог не заметить, как слегка покраснели щеки Ванцзи. Вид его непроницаемого диди с таким румянцем вызывал у Сичэня редкое сочетание умиления и лёгкого беспокойства. Он мягко наклонился, успокаивающе коснувшись его руки, и с осторожной теплотой позвал: — Ванцзи, — его голос звучал мягко, — что-то тебя беспокоит? — Нет, — прозвучал слишком резкий, почти отрезающий ответ, который, однако, лишь подчеркнул смущение младшего Ланя. Сичэнь слегка улыбнулся и, не теряя терпения, вновь заговорил, напоминая: — Ванцзи, я всегда на твоей стороне, ты же знаешь это? Ванцзи коротко кивнул, взгляд ускользнул в сторону, и тихий, едва различимый ответ был почти как подтверждение самому себе: — Конечно. Сичэнь мог лишь выдохнуть, понимая, что дальнейшие объяснения придут сами, когда дойдёт черёд к тем страницам, что так смущали его брата. Тем временем Вэнь Жохань, с ленивым интересом разглядывая собравшихся, не мог не заметить румянец на лицах юношей, что предательски выдавал их смущение. Когда Вэй Усянь попытался скрытно стащить очередное угощение из тарелки Вэнь Жоханя, то в спешке едва успел прожевать кусочек, но внезапный вопрос заставил его подавиться. — Что вы там вытворяли? — полюбопытствовал Вэнь Жохань, похлопывая по спине юношу, помогая справится с застрявшем кусочком еды. — Ничего такого, — буркнул тот. — А наследники всех орденов, значит, сидят такие красные просто так, для забавы? — усмехнулся Вэнь Жохань. — Ну-у побаловались немного, — Вэй Усянь даже не пыталсь оправдаться, когда очередное угощение соскользнуло с палочек и приземлилось прямо на шелковое ханьфу Вэнь Жоханя, оставляя на ткани тёмный след. Он быстро попытался убрать его, однако внимательный взгляд Жоханя уже устремился на юношу. Острая, властная рука на мгновение притянула Усяня за поясницу, его пальцы словно впивались в ткань, показывая, что этот случай не пройдёт просто так. — Ой. — Это всё, что ты можешь сказать, после того, как испачкал моё ханьфу? Однако Вэй Усянь лишь усмехнулся шире, дерзко встречая взгляд Вэнь Жоханя и, не отрываясь, произнёс: — Один-один, Великое Солнце. Мои вещи вы ведь тоже испачкали, а извинений я что-то не припомню. Рука Жоханя, начавшая было очищать пятно на ткани, вдруг замерла. В глазах старшего мелькнула тень удивления, но он не отвел взгляда, лишь склонился чуть ближе, сдерживая едва уловимую улыбку, которая была заметна только Вэй Усяню. — Что-то я не припомню твоих возражений, — с ленивым удовольствием протянул он, чуть громче, чем требовала обстановка, наслаждаясь эффектом своих слов. Глубокий, чуть насмешливый тон, достиг ушей всех рядом сидящих — Не Хуайсан, Вэнь Цин и Вэнь Сюй недоуменно переглянулись, сдерживая непроизвольное смущение от этих слов. Вэй Усянь, бросив на присутствующих беглый взгляд, лишь хмыкнул, дерзко возвращая палочки к тарелке, словно вовсе не замечая затянувшегося напряжения. — Вэнь Цин. Мне необходимо проверить слух. — Сюй-гэ, ты похож на сову, — засмеялся Вэнь Чао, наблюдая за ошеломлённым братом. — Что я пропустил? — Тебе пока знать не стоит, — успела бросила Вэнь Цин, прежде чем не выдержала и застонала, уронив лицо в ладони. — Ну куда ты лезешь? — Я? — Не ты. А-Чао, кажется, ты подал ужасную идею отцу. — А? Да о чём вы?! — не выдержал младший из братьев, сорвавшись на крик. Голос дрогнул, прорезая пространство резким, едким звуком, будто он сам не мог больше удерживать внутри бурлящее раздражение. Его глаза метались от одного лица к другому, и ярость в его голосе становилась невыносимой смесью гнева и беспомощности. Он ненавидел это чувство — когда ответ где-то рядом, но его упорно прячут за полутонами, недомолвками и уклончивыми взглядами. Этот ненавистный оттенок скрытности, он знал его слишком хорошо. Ему было всего четыре, когда его мать, такая живая, тёплая, как солнце в начале весны, вдруг начала угасать. Сначала это были короткие, незаметные паузы в её голосе, когда она рассказывала ему сказки. Потом её руки, всегда обнимающие и такие надёжные, стали холодными и дрожащими. А ещё позже она просто исчезла из привычного круга его жизни, оставаясь где-то за закрытыми дверями их дома. Он помнил, как слуги пытались его отвлечь, ласково гладили его по голове и обещали, что всё будет хорошо. Но он видел их тревожные взгляды, эти торопливые вздохи, когда они думали, что он не слышит. — А где мама? — снова и снова спрашивал он, цепляясь за край их одежды. Но ответа он так и не получил. «Она отдыхает», «Ей нужно больше времени», «Тебе не стоит волноваться» — всё это были пустые слова, которые он не понимал. А потом, однажды утром, вместо матери ему просто сказали: «Её больше нет». Это было всё. Ни объяснений, ни шанса проститься. Лишь холодная, пугающая тишина, в которой его маленький мир рухнул. С тех пор он не мог выносить, когда кто-то замолкал на полуслове или пытался что-то утаить. — Говорите! — добавил он с нажимом, руки непроизвольно сжались в кулаки. — Ненавижу, когда вы так делаете! — Манеры, Чао-эр. — Прошу прощения, отец, — склонил голову в извинение, с горящей яростью внутри себя. — Может налить вам чаю? — "Летний сад", будь добр. И налей пиалу и Усяню. — О-отец! — Чай. Вэнь Чао почувствовал, как взгляд отца тяжело навис над ним, и не нашёл другого выбора, кроме как послушно склонить голову и приступить к приготовлению. Указание было до боли простым, но смысл его скрывался глубже. Этот сорт чая, лёгкий и ароматный «Летний сад», был любимым напитком покойной госпожи Вэнь, первой супруги Жоханя, женщины, чьё место в сердце главы никто не мог заменить. Многие знали эту историю, но близким сыновьям была знакома каждая деталь: когда-то отец предпочитал терпкие, крепкие сорта, что подчеркивали его непреклонный характер, но госпожа Вэнь, не переносящая жару Цишаня, всегда выбирала что-то свежее, словно созданное для прохладного отдыха. Она любила пить «Летний сад» и вдыхать его нежный аромат среди старых деревьев, чтобы хотя бы ненадолго уйти от дел к мягкой безмятежности. В начале она просто приказывала слугам готовить для неё чайничек, но однажды, не выдержав ожидания, решила приготовить его сама. С тех пор это стало её маленьким утренним ритуалом, в котором она была поначалу так неуклюжа, но со временем достигла простого совершенства. Скоро ей стало скучно пить в одиночестве, и она начала находить отговорки, чтобы вытаскивать супруга из кабинета, где он вечно пропадал, и заставляла его уходить с ней в сад — туда, где под прохладной сенью ветвей вишни их голоса сливались с шелестом листьев. С тех пор Вэнь Жохань постепенно полюбил её любимый чай, но после её смерти он пил его крайне редко, ведь воспоминания были слишком остры, и каждый глоток приносил с собой тень утраты. Так почему же он... О. Осознание этого осело на сердце Вэнь Чао, словно камень. Кажется Чао понял, что он пропустил. — Сестра, — Вэнь Нин осторожно потянул её за рукав, словно опасаясь нарушить её мысли. — Почему дядя попросил этот чай? И зачем он собирается пить его вместе с господином Вэем? Он ведь никогда не делил его с другими раньше... Даже с сыновьями редко. Вэнь Цин сначала медленно выдохнула, отрывая руки от лица, и, повернувшись к нему, не удержалась от лёгкой улыбки. Нежно потрепав брата по щеке, она на мгновение погрузилась в его наивный взгляд, в котором читалась неподдельная тревога и любопытство. — Не забивай голову лишними мыслями, А-Нин. Как всё станет ясно, я тебе обязательно объясню. Пока просто наблюдай, хорошо? — Как скажешь, цзецзе, — отозвался он с доверием, но в его глазах всё ещё осталось сомнение. Он знал: раз уж старшая сестра об этом беспокоится, значит, дело не совсем простое. — Мало нам одного было, так теперь их двое. Это будет катастрофа, — поделилась своими мыслями Цин с Сюем. — Что делать будем? — Будем наблюдать с первых рядов... и попивать успокаивающий отвар. Очень много отвара, — хмыкнула она, бросив оценивающий взгляд на наследника. — Сделать? — Буду признателен, — обречённо выдохнул наследник Вэнь. Кажется придётся много работать. Юноша сразу поник. Это был второй молодой господин Ордена Цинхэ Не — Не Хуайсан. Его брат, Не Минцзюэ, уже признанный заклинатель, требовал беспрекословного исполнения указаний. Братья могли похвастаться довольно близкими отношениями, невзирая на то, что они родились от разных матерей. Не Минцзюэ всегда крайне сурово тренировал брата, а особенно его заботили вопросы обучения наукам. Вот почему, безмерно уважая его, Не Хуайсан пуще всего на свете боялся, когда тот вдруг интересовался его успехами на учёбе. Вэй Усянь заметил: — Справедливости ради, в Гусу тоже не так уж и плохо. Не Хуайсан вдруг сказал: — Вэй-сюн, послушай моего дружеского совета. Облачные Глубины — это совсем не то, что Пристань Лотоса. Пока находишься здесь, не вздумай дразнить одного человека. — Кого? Лань Цижэня? — Нет, не этого старика. Тебе стоит вести себя сдержанно с его самой большой гордостью, с Лань Чжанем. — Лань Чжань — это тот, что из Двух Нефритов клана Лань? Лань Ванцзи? Звучный титул «Два Нефрита клана Лань» был дарован двум сыновьям нынешнего главы Ордена Гусу Лань — Лань Хуаню и Лань Чжаню. Едва им минуло четырнадцать, как старшие адепты всех кланов и орденов провозгласили их образцовыми примерами для подражания и столь старательно ставили их в пример младшим адептам своих кланов, что эти имена ещё долго гремели у них в ушах. Не Хуайсан же удивился: — Разве есть какой-то другой Лань Чжань? Конечно же, это он. Мать моя, ему столько же лет, сколько и тебе, но в нём нет ни капли юношеской живости, он всегда такой сдержанный и серьёзный, в точности такой же, а то и хуже, чем его дядя. Вэй Усянь с пониманием бросил короткое «О» и спросил: — Это тот, что такой хорошенький, да? Цзян Чэн не упустил возможности съязвить: — Можно подумать, в Ордене Гусу Лань есть хоть кто-то некрасивый! Адептов с неправильными чертами лица они даже не принимают. Если сможешь, найди мне там хоть одного человека заурядной внешности. Вэй Усянь поправился: — Хорошо, хорошо. Чрезвычайно красивый, — и указал на голову. — С макушки до пят весь в белом, на голове лобная лента, а за спиной — серебряный меч. Он действительно очень красивый, но лицо у него такое каменное, словно он в трауре. Призадумавшись, Не Хуайсан уверенно ответил: — Ага, это он! — и немного помолчав, добавил. — Но он же медитировал в уединении последние несколько дней. А ты приехал только вчера, когда же ты успел его увидеть? — Вчера ночью. — Вчера но... Вчера ночью?! — ошарашенно спросил Цзян Чэн. — В Облачных Глубинах же комендантский час. Где ты его видел? И почему я не знаю об этом? Вэй Усянь махнул рукой: — Там. Он указал на вершину невероятно высокой стены. Все онемели от изумления, а Цзян Чэн чуть ли не физически почувствовал, как пухнет его голова, и клацнул зубами: — Мы только-только приехали, а ты уже нашёл приключений и позоришь меня! Что там у вас случилось? Вэй Усянь, ухмыляясь, ответил: — Да ничего особенного. Помнишь, по дороге сюда мы проехали мимо винной лавки «Улыбка Императора»? Так вот, вчера ночью, я никак не мог уснуть, все ворочался и ворочался, и в конце концов не вытерпел и спустился с горы в Гусу и купил там два сосуда с вином. Сам же знаешь, в Юньмэне такого не делают. Цзян Чэн спросил: — Тогда где же они? Вэй Усянь продолжил: — Тут такое дело... Я залез на стену, чтобы попасть обратно, и только-только перекинул ногу на другую сторону, как он меня застукал. Один юноша заметил: — Вэй-сюн, да ты везунчик. Наверное, он только что закончил медитацию и отправился на ночное патрулирование. Тебя поймали прямо на месте преступления. Цзян Чэн сказал: — Тех, кто возвращается ночью, не пускают обратно до семи утра. Как же он разрешил тебе войти? Вэй Усянь растерянно всплеснул руками: — Так он и не разрешил. Он хотел, чтобы я убрал ту ногу, что уже успел перекинуть через стену. Вот скажи мне — как бы я это сделал? Тогда он ловко вспорхнул ко мне наверх и спросил, что у меня в руках. У Цзян Чэна разболелась голова, в груди заныло от дурного предчувствия: — И что же ты ответил? — Это «Улыбка Императора»! Давай я поделюсь с тобой, а ты сделаешь вид, что меня не видел? Пока Цзян Чэн, Не Хуайсан и Лань Ванцзи всё больше заливались краской, стараясь не встречаться взглядами, Вэнь Жохань откровенно веселился, и его смех заполнил зал, вибрируя. Глубокий и заразительный, он заполнил пространство вокруг, заставив всех присутствующих обратить внимание на источник веселья. Вэнь Жохань смеялся так сильно, что подушки под ним и сидящим рядом Вэй Усянем чуть скользнули, заставив его, ослабленного после испытаний в несколько дней с золотым ядром, потерять равновесие и неожиданно наклониться вперёд, утянув за собой и Жоханя. С трудом удерживая и себя, и юношу, Жохань остановил их падение с игривым жестом, посадив Усяня чуть ближе к себе. Вернувшись на подушки, он не отпустил Вэй Усяня, легко притягивая его к себе, пока тот, неожиданно для всех, удобно устроился у него на коленях, опираясь о его грудь. — Ты превзошёл Цансэ-саньжэнь в самый первый же день! — усмехнулся Жохань, продолжая посмеиваться, а потом бросил ироничный взгляд в сторону Лань Цижэня. — Не так ли, Цижэнь? В юности страдал от матери, а теперь, в старости, от её же сына. И что-то подсказывает мне, что это только начало. Вэй Усянь, чуть прищурив глаза, но отвечать не спешил, будто раздумывая над тем, что может продолжить провокацию главы Вэнь, или оставить эту сцену без ответа. И вообще. Он смутно ощущал на себе взгляды, которые даже сейчас, окружённые весельем и многоголосыми разговорами, резали, как тонкий клинок. Один из них был особенно цепким — словно влажный, липкий след от чего-то невидимого, скользкого и настойчивого. Этот взгляд заставлял Усяня почувствовать себя неуютно, словно кто-то обнажал его внутренний мир без его разрешения. Он медленно поднял глаза, чтобы встретиться с ним, и тут же пожалел: Цзинь Гуаншань. Его пристальный, оценивающий взгляд блуждал по лицу и телу Усяня, будто стараясь уловить каждую деталь. В этом взгляде было что-то недосказанное, что-то слишком личное, чтобы быть случайным. Улыбка на губах заклинателя лишь усиливала это ощущение — лёгкий намёк, словно он был уверен, что не зря привлёк внимание. Второй, настойчивый и, как оказалось, принадлежащий Вэнь Чао, будто сверлил его насквозь. Повернувшись, Вэй Усянь встретил этот пристальный взгляд и едва успел удивиться: второй сын главы Вэнь, уловив его внимание, чуть заметно склонил голову, словно соглашаясь с чем-то или просто, подчиняясь неписаным правилам. Затем, как ни в чём не бывало, он вернулся к приготовлению чая, сосредоточившись на каждом движении, словно уединяясь в своих мыслях. — Что происходит? — тихо пробормотал Вэй Усянь, не сразу осознавая, что сказал это вслух. — О чём ты? — тихо переспросил Вэнь Жохань, подняв на него взгляд, в котором, казалось, играли огоньки ленивого интереса. — А, не обращайте внимание, глава Вэнь. Мысли вслух. Тишину внезапно нарушил едва скрываемый, но вполне слышный "шёпот" Цзинь Гуаньшаня, который обронил свои слова сыну: — Глава Вэнь, похоже, нашёл себе новую игрушку, — послышалось в разговоре, словно случайно брошенная фраза. Глаза Вэнь Жоханя мгновенно холодно блеснули. Он, не отводя взгляда, сдержанно и чуть насмешливо бросил в ответ: — Даже если и нашёл, главу Цзинь это не касается, — ответ был отчётлив и окончателен. Его ладонь, улегшись на острое колено Вэй Усяня, была настолько весомой, что напоминала молчаливое заявление. Жест получился почти интимным: ненароком смахнув края халата, Жохань случайно обнажил стройную ногу юноши, оставленную лишь в тонких штанах. Вэй Усянь замер, ощущая прикосновение и вес руки главы Вэнь на своем колене. Невыносимое внимание, сверлящее взглядами собравшихся, казалось, накалило воздух, превратив лёгкое веселье в тихое напряжение. Тем временем, Вэнь Чао аккуратно завершал приготовления к чайной церемонии. Каждое его движение отличалось почти фанатичной точностью и сдержанностью, словно он оберегал не только форму церемонии, но и свои тщательно скрытые чувства. Лишь резче сжатые губы на миг выдали внутреннее напряжение, но быстро исчезли в тени привитой годами дисциплины. Он набрал воздух, расправив плечи и держа поднос перед собой с безупречной осанкой. Плавно, без лишних движений, Вэнь Чао приблизился к столу, опустился на колени и, не позволяя себе взглянуть на то, что происходило перед ним, сосредоточился на чайной церемонии. Как этот ублюдок... Как можно незаметнее выдохнув, Вэнь Чао стал разливать приготовленный чай по пиалам, добавляя перетертый лимон с медом в каждую из пиал. Как принято в их семье. Как было принято в паре четы Вэнь. чуть больше лимона для госпожи чуть больше мёда для господина С церемониальном поклоном пиалу сначала госпоже, затем господину. Вэнь Жохань всегда приступал к чаю после своей супруги. Когда Вэнь Чао вернулся к своему месту, он незаметно схватил пиалу с успокаивающим отваром, которую ему протягивала Вэнь Цин, и, почти не отрываясь, осушил её за пару больших глотков, оставляя за собой едва ощутимый шлейф горьковатого аромата. Жохань же, напротив, выглядел совершенно расслабленным. Его пальцы, небрежно опиравшиеся на колено Вэй Усяня, медленно скользнули чуть ниже, едва касаясь ткани, — словно случайный, но слишком явный жест, не оставлявший сомнений в его намерении. Вэй Усянь почувствовал, как на щеках появляется лёгкий румянец, и, чтобы скрыть его, он взял пиалу, которую передал ему Вэнь Чао, и сделал несколько глотков. И всё же Улыбку Императора он любил больше. За этим действием Вэнь Жохань наблюдал с ленивой усмешкой, как бы не обращая внимания на изумлённые взгляды окружающих. Убедившись, что первый глоток сделал именно Усянь, Жохань взял свою пиалу. идеально — Молодец, А-Чао. Чай великолепен, — не оставил без внимания послушание сына. Кажется в этот раз ему придётся постараться над его поведением, чтобы и Усянь, и Чао привыкли друг к другу. Смерти ни к чему. — Благодарю, отец. — Как тебе чай, Беспокойное дитя? — поинтересовался Жохань, переводя взгляд на юношу в своих руках. Вэй Усянь демонстративно задумался, постукивая пальцем по краю пиалы, он пристально смотрел на второго сына, тщетно пытаясь понять, что происходит. Стоит позже спросить у Вэнь Цин. — Неплохая альтернатива Улыбки Императора, — пришёл к выводу он, наблюдая как расслабляются плечи сыновей Вэнь. — Но в будущем я бы хотел больше цветов лотоса в своей пиале, — ярко улыбнулся Усянь Жоханю. Тот в ответ похлопал свободной рукой по бедру, до этого мирно лежащей на талии юноши. — Должно быть сказывается, что ты рос в Пристани Лотоса. Хорошо, больше цветков, так больше цветков. Ты услышал, А-Чао? В будущем я хочу, чтобы ты подавал нам этот чай. — Как скажете, отец, — смиренно поклонился сын отцу, обдумывая, а не подсыпать ли яду в одну из пиал. Хотя, что-то подсказывало Вэнь Чао, что с Вэй Усянем это будет бесполезно. — Но я всё ещё хочу Улыбку Императора, — начал ныть Усянь, его голос был полон капризного детского обаяния. Раз ему позволяют баловаться, то почему ему не делать этого, верно? — Я просто достану иголки, прежде, чем ты успеешь хоть глоток сделать, — предупредила его Вэнь Цин. — Ты такая вредная, Цин-цзе, — надулся Усянь, делая очередной глоток. — Что вообще происходит? — недоумённо вопрошал Минцзюэ. — Просто смирись и наслаждайся всем этим, как театральным представлением, — посоветовал младший, возвращаясь к книге. Цзян Чэн вздохнул: — В Облачных Глубинах запрещён алкоголь. Это серьёзный проступок. Вэй Усянь продолжил: — Вот и он сказал мне то же самое, а я спросил: «А что вообще разрешено в твоём Ордене?» В ответ он, кажется, немного разозлился и потребовал, чтобы я прочёл все правила на Стене Послушания. А там их было около трёх тысяч, да еще и написаны на Чжуаньшу! Говоря на чистоту, неужели кто-то вообще стал бы их читать? Ты читал? А ты? Во всяком случае, я не стал. И чего он так разозлился? — Да, да! — согласились с ним остальные. Они жалели, что не встретили Вэй Усяня раньше, и теперь наперебой затараторили, жалуясь на глупые и давно устаревшие ограничения, принятые в Облачных Глубинах. — У какого ещё ордена есть три тысячи правил, и ни одно из них не повторяет предыдущего?! Конечно, там есть и терпимые, например «запрещено умерщвлять живых существ на территории Облачных Глубин; запрещено сражаться без разрешения; запрещены беспорядочные связи; запрещено бродить по ночам; излишний шум запрещён; запрещено передвигаться бегом»… Но есть ведь и такие: «запрещено смеяться без повода; запрещено сидеть недолжным образом; запрещено есть более трёх мисок риса за раз… Вэй Усянь внезапно перебил говорящего: — Как ты сказал? Сражаться без разрешения тоже запрещено? Цзян Чэн ответил: — ... Да. Только не говори мне, что ты уже и подраться с ним успел. — Ага, успел. И мы разбили сосуд с Улыбкой Императора. Все в унисон ахнули и досадливо хлопнули себя по ляжкам. Что ж, хуже и быть не могло, поэтому Цзян Чэна больше заинтересовало другое: — Ты говорил про два сосуда. Где же тогда второй? — Я его выпил. Цзян Чэн спросил: — И где же ты его выпил? — Да прямо перед ним и выпил. Я сказал: «Ладно, раз в Облачных Глубинах запрещён алкоголь, тогда я не буду заходить внутрь и выпью всё, стоя на стене. Это же не будет считаться нарушением правил, да?» Ну и выпил один сосуд залпом, прямо перед ним. — А потом?.. — А потом мы подрались. Очередной приступ хохота раздался от главы Вэнь, но в этот раз к нему присоединился и бас Не Минцзюэ. — Знаете, — подал голос Не Хуайсан. — Может мы пропустим эту часть? — он с такой надеждой смотрел на дагэ, что тот не смог его не разочаровать. — Конечно же мы будем это читать! — Что может быть прекраснее поры юности? — поддакнул Вэнь Жохань. — Читай, наследник Не. — Как прикажите, Верховный Заклинатель, — обречённо отозвался тот. — Вэй-сюн, — выпалил вдруг Не Хуайсан. — Ты такой задавака. Вэй Усянь поднял брови: — Между прочим, Лань Чжань был весьма хорош. — Тебе точно конец, Вэй-сюн! Никто и никогда ещё не ставил Лань Чжаня в такое неловкое положение. Скорее всего, теперь он имеет на тебя зуб. Берегись, хоть Лань Чжань и не ходит с нами на уроки, но зато он отвечает за наказания! Но Вэй Усянь ни капельки не испугался и махнул на него рукой: — А чего мне бояться? Ведь все говорят, что он с самых юных лет был чудо-ребёнком. И раз он такой одарённый, то, должно быть, уже давно выучил всё, что преподает его дядя, и теперь только и занимается медитацией в уединении. Не думаю, что он найдёт время, чтобы поквитаться со мной. Я… Вэй Усянь запнулся. Они как раз проходили мимо стены с выдолбленным в ней окном, и за ним увидели в ланьши длинноволосого юношу в белоснежных одеждах и туго затянутой на затылке лобной лентой, сидящего с неестественно ровной спиной и словно окутанного инеем и льдом. Он окинул их холодным взглядом. В ту же секунду на десять или около того ртов будто наложили заклятие молчания. Юноши молча вошли в комнату и так же молча расселись по своим местам, старательно избегая садиться за столы вокруг Лань Ванцзи. — Это все довольно печально, — высказал свою мысль Вэй Усянь, постукивая палочками для еды по блюдцу, слегка склонив голову. На его лице было странное выражение — смесь иронии и искреннего сожаления. — И что же именно вам кажется печальным? — полюбопытствовал Вэнь Сюй. — А то, что шестнадцатилетнего юношу обходят стороной его сверстники, потому что считают любой контакт с ним бременем. Толку от его титула Второго Нефрита?.. безупречен... — его голос на мгновение затих, словно он размышлял над собственными словами, — безупречен, как статуя или даже статуэтка, которую старшее поколение поставило на самое видное место, периодически стряхивая пыль, да хвастаясь перед другими. — Ванцзи не статуэтка, — не согласился Сичэнь, слышать подобное про родного младшего брата. Он не был статуэткой! Я не статуэтка... — Как скажете, Первый Нефрит, как скажите, — сдался без боя Усянь, все еще пристально разглядывая... обиженного ребенка. — Лань Чжааань, — протянул он, вырываясь немного из уютных объятий, — а ты сам как считаешь? — Ванцзи... не статуэтка... Вэй Ин ошибается. — Ты прав, Лань Чжань! Статуэтки не умеют разговаривать, — рассмеялся Усянь, к нему присоединилось еще пару человек, заставляя представителей семьи Лань чувствовать себя не уютно. А Усянь и рад стараться: — "Как ты живешь, так ты и вырос, Мудрые слова родителей — не ваши крылья, И если не отряхнуть перья от их забот, Не взлететь вам, юному, в небеса." — Удобно устроились, — намекая на новый статус игрушки главы Вэнь, цедил глава Лань, — так теперь совсем решили не контролировать свой язык? Госпожа Юй пару раз упоминала... — с ехидной улыбкой смотря прямо в серые пустые глаза продолжал мужчина. — Вы сын слуги. Так как человек с подобным статусом может так фамильярно обращаться ко второму сыну главы Великого ордена? Теперь смеялись уже не все. Госпожа Юй, да глава Цзинь, но тот постарался быстро подавить в себе смех. От греха подальше. — Я с самого начала об этом говорила, но вы все просто не обращали внимания, — с самодовольным тоном добавила Юй Цзыюань. Но Усянь, сидя неподвижно, лишь прикрыл глаза, будто уходя вглубь себя, скрывая свои мысли и эмоции. Лишь после недолгой паузы он заговорил, голосом спокойным, как штиль на озере. — Мой отец покинул Орден ещё до моего рождения. На момент моего рождения он был странствующим заклинателем. — Многого это не меняет, — не сдавался глава Лань, словно в его словах звучала вечная непреложная истина. — Ваш статус остаётся низким, и он очевиден. — А моя мать, — Усянь, будто не слыша, продолжал, его голос отдавала мягкой твёрдостью, как камень в потоке, — была ученицей Баошань Саньжэнь. Полагаю, не стоит объяснять, кто это? Он замолк, ненадолго опуская голову, но ненависть, таившаяся в его чёрных, как штормовое небо, глазах, была явной, как мрачная тень. — Сын слуги, сын слуги... — прошептал он, почти глядя в никуда. — Только и можете припоминать это, как будто на большее вас не хватает. Лучше быть сыном слуги с друзьями, готовыми поддержать в трудную минуту, чем с семьёй, что наказывает тридцатью тремя ударами дисциплинарного кнута! Глава Лань поджал губы, а Вэй Усянь резко выпрямился, вставая, и, оставляя за собой след опалённого напряжения, сделал несколько медленных шагов к краю стола. Его голос, впрочем, не терял издёвки: — Вы намекаете, что я стал игрушкой, но не боитесь ли, что я воспользуюсь этим статусом и натравлю Верховного заклинателя на Орден Лань? Не боитесь, что, изучив эту книгу, я пойму, что значит быть Основателем Тёмного Пути? — последний вопрос он произнёс с горечью и хрипотцой, от которой у присутствующих по коже пробежал холодок. Медленно он стал обходить стол, на самом краю которого стоял кувшин вина. Не раздумывая, он схватил его и сделал жадный, тяжёлый глоток, словно это вино было единственным способом приглушить бушующие внутри эмоции. Плевать на всё. Как в старые добрые. Пояс, прежде ослабленный рукой главы Вэнь, остался лежать на его коленях. Когда Усянь поднялся, это почти не было заметно, но стоило ему отойти на пару шагов — плотные полы халата соскользнули, оставляя тонкие штаны единственным препятствием между ним и жадными взглядами гостей. Исхудавшее тело Усяня словно кричало о недавних испытаниях. Бледная кожа, слишком плотно обтянувшая острые линии ключиц и рёбер, выглядела болезненно, подчёркивая каждую впалую тень. Под тонкой тканью угадывались не мышцы, а их болезненные отголоски, словно память о силе, которой больше не было. Его худые плечи напряжённо расправились, но каждое движение выдавало его слабость: едва заметная дрожь в шагах и упрямое, почти отчаянное выпрямление спины — попытка сохранить лицо, даже когда внутри всё рушилось. В воздухе повисло что-то тяжёлое, липкое, пропитанное вниманием, которое Усянь хотел бы проигнорировать, но не мог. Скользкий взгляд Цзинь Гуаншаня, задержавшийся на нём слишком долго, как всегда, выдавал больше, чем тот, возможно, хотел показать. Губы главы Цзинь чуть изогнулись, словно он наслаждался неким внутренним откровением. В его глазах таилось что-то неприятное: смесь похоти, расчёта и неприкрытой насмешки, как у человека, который уже давно сделал свой выбор и не стыдится его. Этот взгляд обжигал, оставляя ощущение грязи, от которой было невозможно избавиться. Не Минцзюэ напротив, смотрел тяжело и откровенно, но его выражение вызывало не отвращение, а странное чувство тоскливой благодарности. В его взгляде читалась жалость, с которой он, похоже, боролся, понимая её бесполезность. Глава Не выглядел так, словно вот-вот встанет и разнесёт весь этот фарс, но что-то его удерживало — возможно, осознание того, что любая попытка спасти Вэй Усяня только затянет его в пучину ещё глубже. С пошатнувшейся походкой, движимый смесью усталости и внутреннего надлома, Усянь направился прямо к главе Лань. На его лице не было ни следа смущения, только обнажённое, почти болезненное презрение ко всему, что происходило вокруг. Он шёл, будто бросая вызов всему залу, и давал понять, что даже сейчас, обнажённый до уязвимости, он всё равно сильнее их. Вэнь Жохань, по-прежнему сидя, следил за ним взглядом, в котором блестела странная смесь — тёмное восхищение и лёгкая насмешка. Как у человека, который видел больше, чем хотел, и всё же находил в этом забаву. Его пальцы медленно барабанили по столешнице, а на губах играла почти ленивая улыбка, как у хищника, смотрящего на добычу, которая пока ещё сопротивляется. Когда Усянь достиг почти самого края стола главы Лань, Вэнь Жохань нарушил натянутую тишину. Его голос, густой и глубокий, пробрался в каждый уголок зала, словно проникая под кожу. — Вижу, что тебе, Вэй Усянь, вовсе не чуждо нахальство. И он прав, глава Лань. Титулы не создают ни силы, ни верности, — Вэнь Жохань обвёл зал цепким взглядом, в котором читалось безграничное превосходство. Его голос звучал спокойно, но каждое слово будто било прямо в цель. — Всё это рождается в сердце. Вэй Усянь, несмотря на колкий тон Жоханя, лишь мельком взглянул на него, как будто желая оценить скрытый смысл его слов. Если он вообще был. Этот взгляд был коротким, почти мимолётным, но в нём угадывалось что-то дерзкое, что заставило Вэнь Жоханя едва заметно улыбнуться. Затем Усянь перевёл внимание на свою настоящую цель, его глаза вспыхнули решимостью, словно он собирался окончательно поставить точку в этом споре. Ещё один шаг — и он оказался у самого края стола главы Лань. Его движения были словно отточенные, наполненные уверенной грацией человека, который привык бросать вызовы. Вэй Усянь остановился, глядя на главу Лань с дерзостью, граничащей с презрением, как бы пытаясь прочитать его реакцию. — Так что, глава Лань, — голос его разнёсся по залу, словно сталь, звенящая о камень, — если я сын слуги, разве это повод унижать меня? Ведь не титулы определяют человека, а поступки. Он поднял кувшин, почти театральным жестом, как будто этот простой предмет вдруг обрёл вес всего его заявления. Взгляд Усяня, обращённый в пространство, словно пронзал каждого, кто осмеливался осуждать его. Пальцы, обхватившие сосуд, напряглись до побелевших суставов, но ни в его голосе, ни в осанке не было и намёка на дрожь. Это была уверенность — хрупкая, но незыблемая, как лёд, который вот-вот треснет, но всё ещё держит. Не Минцзюэ, чья суровая внешность обычно оставалась неподвижной, едва заметно подался вперёд. Его глаза загорелись тревогой, и вся его фигура, напряжённая, как натянутая струна, выдавала готовность вмешаться. Однако он держал себя в руках, понимая, что сейчас любое его слово может стать катализатором для ещё большей конфронтации. Рядом с ним Не Хуайсан, напротив, выглядел так, будто хотел стать невидимым, его плечи сжались, а взгляд метался между братом и Усянем. Глава Лань, всегда сохранявший ледяное спокойствие, теперь с трудом скрывал раздражение. Его губы сжались в тонкую линию, а глаза метали холодные искры. Он медленно поднялся, его осанка была ровной, движения безупречно сдержанными. — Поступки... Поступки подлежат осуждению, если они позорят дом, в котором ты находишься, — произнёс он, его голос звучал ровно. — Но вы, Вэй Усянь, словно находите наслаждение в подрыве чести нашего мира. Это недостойно и низменно. "Не будь жадным и не превозносись." Ты считаешь себя вправе не подчиняться законам лишь из-за... — его слова повисли в воздухе, но взгляд ясно передавал то, чего он не сказал вслух. И тогда Вэй Усянь, чуть наклонив голову, его чёрные глаза блеснули опасным, почти звериным светом, медленно, как хищник, следящий за добычей, приблизился к главе Лань. Их лица разделяло лишь несколько коротких цуней, и от этой близости, казалось, сама тишина в зале сгустилась. — А почему бы вам, глава Лань, не рассказать мне, какие законы я нарушил? — голос Усяня, тихий наполненный ядом, разнёсся по залу, как шёпот ветра в узких горных проходах. — Или, может быть, мне стоит перечитать эту книгу и увидеть все их неоспоримые преимущества? Каждое слово он произносил медленно, намеренно выделяя их, и в этой неторопливости чувствовалась угроза, скользящая змеиным шипением. Глава Лань выдержал его взгляд, но в уголках его глаз мелькнула еле заметная тень раздражения. Тут не выдержала госпожа Юй. Её голос, наполненный холодным презрением, разорвал натянутую тишину: — Сын слуги всегда останется сыном слуги. Будь он хоть магистром, хоть генералом. Уважение не приходит к тем, кто его не заслуживает. Вэй Усянь повернулся к ней с лёгкой усмешкой, его губы изогнулись, а в глазах промелькнуло что-то острое, словно кинжал, обнажённый наполовину. — Разве не забавно, госпожа Юй? — начал он с насмешливой непринуждённостью, его голос стал чуть мягче, но от этого ещё опаснее. — Вы говорите об уважении, но сами же сидите здесь и смеётесь над словами, полными яда. Впрочем, каждый здесь сам выбирает, кем быть: уважаемым или презираемым. Он собирался было продолжить, но почувствовал едва заметный толчок Ци в спину. Это было тонкое, но ощутимое воздействие, и его реакция оказалась молниеносной: Усянь рефлекторно взмахнул рукой, готовый отразить атаку. Однако он вовремя остановился, осознав, что это не угроза, а намеренное вмешательство. Вэнь Жохань, по-прежнему расслабленно сидя, наблюдал за этой сценой с лёгкой усмешкой. Его глаза, тёмные и проницательные, блеснули мимолётной тенью удовольствия. Его голос прозвучал тихо, но властно, обращённый к своему наследнику: — Вэнь Сюй, проводи его. Наследник главы Вэнь, подчинившись, поднялся со своего места. Его движения были плавными, почти извиняющимися, когда он подошёл к Усяню. Склонившись, Вэнь Сюй осторожно взял его за руку, не сильным, но твёрдым движением направляя к своему отцу. Неохотно подчиняясь этому нажиму, Вэй Усянь позволил увести себя. Он бросил быстрый, недовольный взгляд на Вэнь Жоханя, а тот лишь встретил его с ледяным спокойствием, которое не оставляло места для возражений. Когда они достигли места главы, Вэнь Жохань, чуть склонившись к юноше, властно, но с видимой мягкостью взял его за запястье, словно утверждая контроль. Вэй Усянь сел рядом, вытянув ноги вперёд и скрестив руки на груди. Его взгляд снова обвёл зал — дерзкий, вызывающий, словно он не собирался сдаваться под давлением окружающих. Вэнь Жохань, скользнувший рукой по его плечу в жесте одновременно утешения и предупреждения, будто разрядил эту энергию. — Так-то лучше, — спокойно заметил глава Вэнь, его голос прозвучал мягко. — Здесь достаточно мудрых голов, чтобы не превращать беседу в бесплодные споры. Взгляд Вэнь Жоханя оставался прикован к Усяню ещё несколько секунд, словно он невидимым образом устанавливал свои границы. Глава Лань, наблюдавший за всем этим, медленно перевёл взгляд на гостей. Его губы сжались чуть сильнее, выдавая напряжение, но он, как и прежде, сохранял ледяное спокойствие, только изредка бросая короткие, оценивающие взгляды на остальных. — Мудрость не всегда в возрасте, — бросил Вэй Усянь, не удержавшись от последнего колкого замечания. Он чуть качнул ногой, отбивая ритм своим мыслям, и, наконец, взял кувшин с вином, словно решив, что лучший способ пережить всё это — игнорировать или, возможно, провоцировать всех вокруг. Последний вариант ему казался особенно привлекательным. Лань Цижэнь только фыркнул в ответ, но это был скорее жест усталого согласия, чем возражения. А Не Хуайсан, выжидая, глядел на дагэ, словно ожидая от него разрешения вмешаться и предложить что-то более примирительное, но Не Минцзюэ лишь сдержанно покачал головой, отсекая любые попытки вмешательства. Внимание всех невольно снова сконцентрировалось на Вэнь Жохане, чьё присутствие и властная уверенность будто бы вновь объединили рассеянное собрание. Тот в свою очередь, только усмехнулся, демонстративно сменив центр тяжести поближе к юноше и бросив лёгкий, но цепкий взгляд на каждого из них. — Кажется, нам всем не помешало бы отвлечься на что-то более приятное. Наступила короткая пауза, в которой даже Юй Цзыюань, казалось, с трудом, но осознала, что продолжать язвительные замечания больше не стоит. Молчание, казалось, пропитало залу, превращая лёгкое напряжение в нечто почти зримое, плотное, как туман, скрывающий истинные мысли присутствующих. Лишь негромкий звон пиалы, когда Вэй Усянь снова взял её в руки, нарушил это затишье. Он продолжал смотреть на отражение вина, его глаза странно затуманенные, а губы растянулись в едва заметной усмешке, словно он наслаждался напряжённой атмосферой, как некой вызывающей его дразнилкой. — Ну, раз у нас появилась такая бесценная возможность, — чуть приподняв голос, чтобы его слова расслышали все, Вэй Усянь обвёл взглядом присутствующих. — Может, обсудим, что такое на самом деле достойное наследие? Взгляд Лань Цижэня был холодным и непроницаемым, как и прежде. Глава Лань неохотно кивнул, всем видом показывая, что эта тема не слишком его устраивает. В отличие от него, Вэнь Жохань, напротив, ухмыльнулся, как будто речь задела его интерес, и на его лице мелькнул тень одобрения. — Ты считаешь, что знаешь, что такое достойное наследие? — тихо, но достаточно громко, чтобы все услышали, спросил Вэнь Жохань, приподнимая бровь и глядя на Вэй Усяня. Вэй Усянь бросил на него оценивающий взгляд, прежде чем, как бы невзначай, отпить немного вина, будто обдумывая ответ. Лёгкая улыбка играла на его губах, когда он отставил пиалу и посмотрел прямо в глаза Вэнь Жоханю. — Наследие — это не просто свитки с законами и фамильные реликвии, которые пылятся в углу, — сказал он, и его голос прозвучал неожиданно серьёзно. — Это... то, что заставляет нас бороться до последнего. Жизнь, за которую мы держимся, когда всё остальное рушится. Настоящее наследие не носится в вещах — оно носится в сердцах, как непрерывное, бесконечное напоминание о том, кто мы есть. Слова, которые прозвучали в ответ, вызвали лёгкий ропот среди присутствующих, и даже Юй Цзыюань, казалось, была впечатлена этой неожиданной речью. Не Минцзюэ посмотрел на Вэй Усяня с новым интересом, тогда как Лань Цижэнь, напротив, слегка нахмурился, будто не зная, как отнестись к услышанному. Вэнь Жохань выдержал долгий, внимательный взгляд на Вэй Усяня, и, наконец, ухмыльнулся с довольной улыбкой. — Слова достойные мудреца, — пробормотал он, голос его звучал ласково, что не ускользнуло ни одного присутствующего. — Может, ты прав, а может, и нет, но в таком наследии — огонь, что не погаснет легко. Вэй Усянь на мгновение замер, улавливая реакцию главы Вэнь. Внимание, напряжение и одобрение со стороны Вэнь Жоханя становились всё более ощутимыми, словно туго натянутая струна, готовая зазвучать. Он понял, что его слова попали в цель, но, вместо того чтобы продолжать, лишь улыбнулся, немного сдержанно, и снова отпил из пиалы, обдумывая, как далеко стоит заходить. — Уж и не знал, что заслужу похвалу от самого Верховного заклинателя, — сказал Вэй Усянь. — Но если уж на то пошло, может, перейдём к более интересным вопросам? Я-то слышал, что Ордена Вэнь и Лань никогда не сходились в том, что считать достойным. Все взгляды моментально устремились к главе Лань, чьё лицо стало ещё более непроницаемым, если это вообще было возможно. Он оставался неподвижен, но Вэй Усянь почувствовал, как крохотная искра раздражения всё же промелькнула за этим каменным фасадом. — Так было и будет, — твёрдо ответил Лань. — Наши пути разнятся, но истина одна — те, кто следует Пути, должны сохранять честь и достоинство. — А-а, честь и достоинство, — Вэй Усянь слегка покачал головой, его взгляд теперь блуждал по присутствующим. — Забавно, насколько сильно люди готовы защищать честь, даже если ради неё приходится жертвовать теми, кто им дорог. — Значит, ты предпочитаешь нарушить традиции ради тех, кто тебе дорог? — спросил Жохань, и в его голосе послышалось нечто почти весёлое. — Я предпочту сражаться за тех, кого считаю семьёй, даже если это нарушит сотни традиций. Тишина, повисшая после этих слов, была невыносимой. Она будто звенела в ушах, как отголосок смеха и негромкого шёпота, доносящегося от собравшихся. Лишь Вэнь Жохань, казалось, искренне наслаждался моментом, его взгляд горел интересом, подобно огню, который редко находил что-то, способное его разжечь. — Возможно, — медленно произнёс глава Вэнь, поднимая свою пиалу и легко касаясь её краем губ. — Именно такая преданность и делает из нас истинных мастеров. Вэй Усянь сидел спокойно, позволяя напряжению медленно испаряться и наблюдая, как Вэнь Жохань задумчиво наклонился вперёд, словно бы приглядевшись внимательнее. — Видишь ли, Беспокойное дитя , — проговорил Вэнь Жохань, подчёркивая слова медленным, размеренным тоном. — Принципы, традиции, ритуалы... всё это прекрасно для тех, кто лишь следует за ними. Но только те, кто готов выйти за пределы, кто не боится, могут назвать себя действительно живыми. Твой взгляд — он мне напоминает кое-что, о чём многие забыли. Вэй Усянь, ты говоришь о том, что выйдешь за рамки ради тех, кого считаешь семьёй. Но скажи, видишь ли ты в этом опасность? Разве тебя не пугает, что твои решения, твоя решимость — могут быть истолкованы иначе? Тот, кто бросает вызов традициям, никогда не остаётся без последствий. Вэй Усянь на мгновение задумался. — Если быть честным, мне всё равно, как будут истолкованы мои решения, — ответил он. — Каждый сам решает, что для него важнее: следовать за толпой или отстаивать своё право быть самим собой. Если это опасно, пусть так, — и чуть тише добавил, — в конце концов именно это и случилось однажды. — Вот и я о том же, — сказал глава Вэнь. — Сила не в слепом следовании законам, а в том, чтобы использовать их для достижения высших целей, — и так же тихо добавил, — ну или делать так, как тебе нравится. Запомни, Усянь, правила созданы, лишь для управления подобными идиотами. А управляют ими такие, как мы. — Такие как мы? — Такие как мы: я и ты, — с ухмылкой Вэнь Жохань признал другого, — ну и младший Не. Тебе всего лишь нужно научиться этому, меньше пить и реагировать менее эмоционально и они будут у твоих ног. — У Великого Солнца любопытный способ соблазнения. Хуайсан! — Хуайсан то, наследник Не это, — ворчал упомянутый себе под нос. — Ты сам вызвался читать, — засмеялся Минцзюэ, потрепав брата. — Но мы не закончили! — воскликнул глава Лань. — Ты, возможно, а мы — да. Наследник Не. Цзян Чэн потрепал Вэй Усяня по плечу и прошептал: — Вот он и пришёл за тобой. Теперь надейся только на себя! Вэй Усянь повернул голову и как раз увидел профиль Лань Ванцзи. Его длинные ресницы были изящно изогнуты, а осанка — идеально ровной, взгляд обращён строго вперёд. Вэй Усянь подумал было начать с ним разговор, но тут в комнату вошел Лань Цижэнь. Учитель был высок и подтянут, с такой же идеальной осанкой, что и Лань Ванцзи, и совсем не стар, хотя и носил чёрную длинную козлиную бородку. Кроме того, он полностью соответствовал традициям, принятым в Ордене Гусу Лань, потому имел весьма и весьма приятную наружность. Но, к сожалению, атмосфера чрезмерной педантичности и жёсткости, окружающая его, давала все основания называть его стариком. В одной руке он держал свиток, который не замедлил развернуть, да так что добрая часть бумаги оказалась на полу, и невозмутимо начал зачитывать правила Ордена Гусу Лань. Лица всех присутствующих постепенно мрачнели. Вэй Усянь помирал от скуки и бесцельно бродил взглядом по комнате, пока вновь не наткнулся на профиль Лань Ванцзи. Он поразился, каким серьёзным и сосредоточенным тот был, причём явно без тени притворства: «И как только он может с таким вниманием слушать эту скукотищу?» — Важно знать правила того дома, где ты находишься, — уже обессиленно произнёс Лань Цижэнь, опустив взгляд на пиалу с чаем, как бы пытаясь найти там остатки терпения. Его голос звучал хоть и устало, но твёрдо, как будто он уже смирился с невозможностью донести что-либо до этого упрямого юноши. Вэй Усянь, как обычно, не спешил согласиться. Он лениво поднял взгляд на учителя Ланя, приподняв бровь, как бы размышляя, стоит ли вообще вступать в этот разговор. Его палец беззаботно крутил край пиалы, пока он с видимой небрежностью буркнул: — Но это не значит, что они не могут быть скучными. На его лице играла дерзкая улыбка, глаза лукаво блестели, но в них не было ни злобы, ни вызова. Скорее всего, он выглядел как человек, который наслаждается и тем и другим, немного поколебав идеальный порядок в мире Лань. Лань Цижэнь, выпрямившись и сцепив руки в замок, стараясь не касаться внешней стороны ладоней, взглянул на Усяня с тем самым выражением, которое предшествует длинной, многочасовой лекции о долге и уважении. Однако вместо этого он лишь внимательно смотрел и устало прикрыл глаза. — Выходит, скучные правила — это просто повод их нарушать? — сухо уточнил он, приподняв бровь и пристально взглянув на юношу, который, казалось, только этого и ждал. — Нет, что вы, учитель Лань, — Усянь нарочито серьезно покачал головой, после чего, наклонившись ближе к столу, добавил шёпотом, как бы раскрывая большую тайну, — Это повод для их улучшения! — Ты невыносим, ​​— пробормотал Лань Цижэнь, возвращая взгляд к своему чаю, но уголки его губы едва заметно дёрнулись. Вдруг Лань Цижэнь с грохотом бросил свиток на пол и едко улыбнулся: — Мне пришлось повторить эти правила одно за другим, потому что никто не удосуживается их прочесть, хотя они и высечены на каменной стене. С этого момента никто не посмеет нарушать их и прикрываться незнанием. Но коль скоро среди вас есть те, кто меня не слушал... Что ж, мы поговорим о другом. Эти слова могли относиться с равным успехом к любому в ланьши, но чутьё подсказало Вэй Усяню, что это был камень в его огород. Как он и ожидал, Лань Цижэнь произнёс: — Вэй Ин. Вэй Усянь отозвался: — Я. — Ответь мне на один вопрос. Оборотни, демоны, призраки и монстры — это одни и те же твари? Вэй Усянь с улыбкой сказал: — Конечно, нет. — Почему? В чём их различие? — Оборотни получаются из живых нечеловекоподобных созданий; демоны — из живых людей; призраки — из мертвых людей; монстры — из мёртвых нечеловекоподобных созданий. — Оборотней и монстров часто путают. Приведи пример, как их можно отличить. — Запросто, — Вэй Усянь указал на голубовато-зеленое дерево за окном ланьши и продолжил. — Предположим, за все годы, что это дерево стоит здесь, оно впитало в себя энергию здешних книг и стало сознательным существом, которое способно причинять вред людям — это будет «оборотень». Но если я возьму топор и срублю его, так что от него останется только пенёк, и дерево превратится в сознательное существо уже после этого, — то это будет «монстр». — Кто был по профессии родоначальник Ордена Цинхэ Не? — Мясник. — Клановый узор Ордена Ланьлин Цзинь — белый пион. Какой именно сорт? — Сияние средь снегов. — Кто впервые в истории сконцентрировался на прославлении и возвышении своего клана, а не ордена? — Родоначальник Ордена Цишань Вэнь, Вэнь Мао. Рука, вернувшаяся на бедро, задержалась чуть дольше, чем это можно было бы счесть простым жестом одобрения. Ладонь Вэнь Жоханя, тёплая и уверенная, мягко похлопала по тонкой ткани, оставляя после себя ощущение почти ощутимого нажима. — Хорошо, — тихо проговорил он, словно эти слова были предназначены только для него самого. Вэнь Жохань пристально посмотрел на юношу, в его глазах играла смесь холодной оценки и неуловимого восхищения. Этот мальчишка понимал, как читать знаки, и, что важнее, умел делать это с пугающей точностью. Он много знает и много умеет. Он быстро учится, подумал глава Вэнь, слегка прищурив глаза. Такой человек скоро поймёт не только правила, но и самую их суть. Ордену Вэнь нужны те, кто знает, когда нарушить закон важнее, чем следовать ему. Его рука чуть сдвинулась, пальцы слегка сомкнулись на бедре Усяня, как будто подчёркивая не только одобрение, но и скрытую претензию на этот ясный ум и дерзость. Взгляд Жоханя оставался тяжёлым, цепким, словно он уже примерял, как Вэй Усянь будет справляться с теми задачами, которые потребуют не только силы, но и ума. Вэй Усянь выдержал этот взгляд, не отводя своих светлых глаз, но лёгкое напряжение в его позе выдавало внутренний протест, тщательно скрываемый под налётом равнодушной бравады. Жохань это только позабавило: Сломить его будет непросто, если не невозможно. Но, может, это и не нужно. Иногда хаос приносит больше пользы, чем порядок. Его беглые ответы заставили сердца присутствующих пропустить пару ударов. Они чувствовали облегчение, но в то же время молились, чтобы Вэй Усянь продолжал отвечать также складно и ни в коем случае не запнулся, дабы Лань Цижэнь не начал поиски новой жертвы. Тем временем учитель продолжил: — Ты — ученик Ордена Юньмэн Цзян, так что ты и должен был знать назубок все ответы на предыдущие вопросы, и тебе нет никакой причины гордиться собой. Ответь мне лучше вот на что. К примеру, жил на свете один палач, и были у него родители, жена и дети. За всю свою жизнь он обезглавил больше сотни человек, а сам внезапно скончался прямо посреди городской площади, и в наказание за его деяния труп выставили на солнце на семь дней. Вскоре затаённая злоба сделала своё дело — он восстал и начал убивать. Как следует поступить? — Цижэнь, да ты предвзят, — хмыкнул Вэнь Жохань, лениво похлопывая ладонью по бедру Вэй Усяня. — Мало того, что обращаешься к ученику по детскому имени, засыпаешь вопросами, на которые даже не все наследники ответы знают. Так преподносишь это, как будто это ничего особенного. — Орден Лань славится своим обучением не просто так, — сухо парировал Лань Цижэнь, сложив руки на коленях. — Для адептов Лань — норма знать такое. — Это так, но вы же должны понимать, что с другими это не так работает. Так разве не нужно ли было поощрить ученика за столь глубокие знания? — Со своей игрушкой делай, что хочешь. И поощряй как хочешь. А в моё обучение прошу не лезть, — отрезал учитель с тоном на грани презрения. Вэнь Жохань усмехнулся, по-хозяйски прижимая Вэй Усяня чуть ближе. — Ах, Цижэнь, какие же вы в Ордене Лань все... правильные... Правила, методы, дисциплина. Уважение к старшим, холодность к младшим. Сколько лет я вас знаю, а ничего не меняется. — Таков завет наших предков, — спокойно ответил Лань Цижэнь, скрестив руки в рукавах. — Возможно, — протянул Жохань. — Но иногда стоит отступить от правил. Это ведь тоже урок, не так ли? Вэй Усянь, до сих пор молчавший, поднял голову, его взгляд был устремлен куда-то в сторону, будто он пытался что-то осмыслить. — Иногда правила — это просто клетка, — негромко проговорил он, словно рассуждая сам с собой. — Красивая, но всё равно клетка. — Мудрые слова, — кивнул Жохань, будто соглашаясь. Его рука скользнула чуть ниже по бедру юноши. — И кто знает, возможно, ты научишь чему-то и самого великого учителя Ланя. — Научу? — переспросил Усянь, выпрямившись и неожиданно улыбнувшись своей яркой улыбкой. — Возможно. Но стоит ли меня слушать? Я ведь всего лишь... игрушка, не так ли? — Ха-ха-ха! Точно, я и забыл про это, — веселился Вэнь Жохань, нарачито медленно взял левую руку Усяня, обнажая бледное тонкое запястье, и так же демонстративно поцеловал его. Цзинь Гуаншань, внимательно следивший за происходящим, ощутил неприятное покалывание зависти и чего-то тягучего, прилипчивого, разливавшегося в его мыслях. Этот жест был словно вызов, брошенный ему лично, пробудил в нём непрошеное желание. Тонкое запястье... Бледное, почти прозрачное, будто созданное для того, чтобы его украшали не только поцелуи, но и прочные, изящные верёвки. Как красиво они будут смотреться, затягиваясь на этом фарфоровом фоне... Мысли главы Цзинь были скользкими, наполняя его взгляд неестественным блеском, он тут же скрыл их за маской беззаботной усмешки, надеясь, что никто не заметил его внезапного увлечения. Его взгляд на миг задержался на руке Усяня, прежде чем он нехотя отвёл глаза, словно боясь, что станет слишком очевидным. Накалившеюся тишину нарушил заикающийся голос: — П-пожалу-уй, я продо-олжу читать, — сказал Хуайсан, изо все сил пытаясь сосредоточиться на книге, а не плюнуть на всё и, схватив кисти, нарисовать то, что он видит. Пресвятые Небожители, дайте мне терпения! На этот раз Вэй Усянь медлил. Все остальные подумали, что он не знает ответа, и заёрзали от волнения. Лань Цижэнь забранился: — Что вы на него смотрите? Я и вам этот вопрос задал. Не заглядывать в учебники! Ученики быстро убрали руки с книг, в которых хотели подглядеть подсказку. Они тоже не знали верного ответа: безвременная кончина в толпе народа и непогребение в течение семи дней точно означали либо ожесточённого призрака, либо лютого мертвеца, потому решение найти было непросто. Каждый надеялся, что старик Лань спросит не его. Тот же, увидев, что Вэй Усянь по-прежнему молчит, и только размышляет над чем-то, сказал: — Ванцзи, объясни ему, как следует поступить. Лань Ванцзи не удостоил Вэй Усяня даже взглядом. Он слегка кивнул в знак уважения к учителю и бесцветным голосом отчеканил: — Правило трёх «У»: Упокоение, Усмирение, Уничтожение. Сначала следует обратиться к его родственникам и исполнить его последнюю волю — дать ему возможность отпустить свои земные заботы и упокоиться с миром. Если это не сработает — усмирить его. Если же он зашёл слишком далеко, и преступления его столь сильны, что тёмная энергия злобы не рассеивается, — полностью уничтожить. Все заклинатели обязаны строго придерживаться этого правила. Никакие отклонения недопустимы. Все остальные ученики с облегчением выдохнули, благодаря Небеса за то, что старик спросил Лань Ванцзи. Если бы он выбрал кого-то из них, то наверняка бы они спутали порядок или что-то пропустили. Лань Цижэнь удовлетворённо кивнул: — Безупречный ответ, — затем, помолчав, добавил. — Вы всегда должны быть такими же основательными и убедительными, неважно, как заклинатель или как обычный человек. Если кто-то убил нескольких мелких оборотней в горах у себя дома и заработал себе пустую славу, а теперь расслабился и самодовольно гордится собой, то этот юноша рано или поздно навлечёт на себя позор. — Верно-верно, — согласился Вэй Усянь, сам себе удивляясь. Он-то и согласен с учителем Лань! Вот удивление-то. Хотя в жизни всякое бывает, и это всякое он сам и повидал, и сам устраивал. Он чуть наклонил голову, наблюдая, как Лань Цижэнь поправляет широкие рукава — куда ещё ровнее? — очевидно, довольный. Усянь чувствовал нарастающее раздражение — не на Цижэня, не на Вэнь Жоханя, а на себя. Почему? Да потому, что устроил это всякое вновь. Психанул — не выдержал чутка — выпил, а теперь... терпел. Под одним ухом жужжала любимая целительница, нахмуренная до предела, под другим — смеялся её дядя. И не то чтобы Вэй Усянь не мог это вынести. Он мог. Просто сейчас — не хотел. Слышать — значит признавать. Признавать — значит понимать, что мог сделать хуже. А это значит, что ночью снова будет плохо. Тихо, глухо, сдавленно плохо. Он уставился на новую пиалу в своих руках, её всучила Вэнь Цин, кажется здесь настой из... коры дуба?... Усянь не был уверен. Настой успел под остыть, так и не выпитый вовремя, и уже Вэнь Жохань начинал бурчать. А Вэй Ин всё смотрел на отражение в поверхности. Оно казалось ему чужим. Вэй Усянь поднял брови, взглянул на профиль Лань Ванцзи и подумал: «Похоже, старик затеял всё ради меня. Он даже пригласил своего лучшего ученика посидеть с нами на уроках, чтобы поставить его мне в пример». Упомянутый старик поперхнулся воздухом. Не то, чтобы юноша был не прав, но... И следом спросил: — А можно вопрос? Лань Цижэнь ответил: — Говори. — Хоть «Упокоение» и идёт всегда первым, всё же зачастую его невозможно выполнить. «Исполнить последнюю волю и дать возможность отпустить земные заботы» только кажется простым. Хорошо, если усопший хотел новую одежду. Но что если он желал отмщения и убийства множества людей, как поступить в таком случае? Лань Ванцзи сказал: — Именно поэтому за упокоением следует усмирение, а при необходимости — уничтожение. Улыбка тронула губы Вэй Усяня: — Какое расточительство, — помолчав, он добавил. — На самом деле я знал ответ, просто размышлял о четвёртом способе. Лань Цижэнь произнёс: — Я никогда не слышал ни о каком четвёртом способе. Вэй Усянь заговорил: — При жизни палач обезглавил более сотни человек, а в смерти преобразился в лютого мертвеца, что совершенно очевидно проистекает из условий его кончины. Так почему бы заклинателю не вскрыть могилы его жертв, пробудить в них затаённую злобу, собрать из них сотенную армию и использовать в битве против лютого мертвеца... Лань Ванцзи, наконец, повернул голову и посмотрел на него. Лицо его по-прежнему ничего не выражало, лишь брови слегка нахмурились. Лань Цижэнь же пришёл в такую ярость, что даже его козлиная бородка затряслась от гнева. Он заорал: — Невежда! Все в ланьши застыли, боясь пошевелиться. Лань Цижэнь вскочил на ноги: — Упокоение — это сама квинтэссенция заклинания тварей! А ты же отказываешь изучать способы их упокоения и даже предлагаешь повышать уровень их затаённой злобы! Ты отрицаешь этику и мораль и извращаешь естественный порядок вещей!!! Вэй Усянь спокойно ответил: — Некоторые вещи становятся бесполезны после упокоения, так почему бы не найти способ обратить их во благо? Когда Юй Великий усмирял воды, возведение дамб было лишь вспомогательным средством, основным же являлось перенаправление потока. Усмирение — это как возведение дамб, так что, получается, это не главный способ… Лань Цижэнь швырнул в него книгу, но Вэй Усянь ловко увернулся и, не поведя и бровью, продолжил нести околесицу: — Духовное начало — это светлая энергия, затаённая злоба — тёмная энергия. Светлая энергия копится у человека в даньтяне, и с её помощью можно раскалывать горы и осушать моря, то есть использовать в своих целях. Так почему же нам не научиться использовать и тёмную энергию? В сторону Вэй Усяня полетела ещё одна книга, запущенная Лань Цижэнем. Он жёстко отрезал: — Тогда ответь мне на ещё один вопрос! Как ты можешь гарантировать, что тёмная энергия будет подчиняться тебе полностью и не навредит остальным? Вэй Усянь уклонился от пролетевшей книги, одновременно отвечая: — Я ещё не думал об этом! Лань Цижэнь в ярости выдохнул: — Что ж, если ты подумаешь об этом, то заклинатели всего мира просто не позволят тебе существовать! А теперь пошёл прочь! Пока наследники, которые присутствовали лично в момент небольшой перепалки между учеником и учителем, с живостью вспоминали раскрасневшееся лицо Лань Цижэня в тот момент и не выдерживая — переглядывались, сыновья Вэнь Жоханя с горечью, в очередной раз, понимали, кого приводит в дом их отец — Основателя Тёмного Пути, чтоб его. Не Минцзюэ же решил высказаться: — Боюсь, учитель Лань, меткость вам стоит потренировать, — сбившись на смешок, продолжил, — страдает чутка. Три книги и все мимо. — Значит мысли об отличном пути у тебя появились ещё в молодом возрасте, — задумчиво произнёс Вэнь Жохань, бесцеремонно перебивая разрастающийся разговор. Его голос прозвучал неожиданно мягко, но взгляд, брошенный на Усяня, был почти требовательным. И, наконец, сменив немного центр тяжести, Жохань удовлетворенно выдохнул, когда Вэнь Цин буквально силой заставила Вэй Усяня выпить лекарственный настой. Усянь скорчил гримасу, потряс голову, словно пытаясь стряхнуть горечь с языка, и лишь буркнул: — Почему так горько? Разве нельзя было добавить немного мёда? — Решил построить из себя ребёнка? — продолжала ворчать Вень Цин, пока прибирала за собой. — Лишь слегка, — улыбнулся Усянь, отдавая пустую пиалу, с горечью наблюдая, как пузатые кувшины вина уносят от него. Вэй Усянь и мечтать о большем не смел и пулей вылетел из класса. Всё утро он бродил по Облачным Глубинам, собирая цветы и валяясь на траве. Остальные ученики, закончив занятия, нашли юношу на крыше высокой стены. Вэй Усянь сидел на выступе, устланном тёмной черепицей, и лениво жевал длинную травинку. Одну ногу он согнул в колене и облокотился на неё правой рукой, подпирающей щёку, а второй свободно болтал со стены. Ученики снизу в восторге загалдели: — Вэй-сюн! Вот это ты дал! Он сказал тебе убираться, и ты действительно ушёл! Ха-ха-ха… — Старик Лань сначала даже не понял, что произошло! А потом прямо-таки позеленел от злости! Вэй Усянь пожевал травинку и прокричал им вниз: — Он спрашивает, я отвечаю. Он говорит мне «пошёл прочь», я иду прочь. Что ещё он от меня хочет? Не Хуайсан сказал: — Почему-то мне кажется, что старик Лань к тебе придирается. Даже свою дежурную брань он адресует исключительно тебе. Цзян Чэн хмыкнул: — И поделом ему. Что это был за ответ? Одно дело, когда он несёт свою чепуху дома сам с собой, но он осмелился произнести её перед Лань Цижэнем. Сам же нарывается! Вэй Усянь парировал: — Он всё равно меня не любит, и неважно, что бы я ответил, поэтому я решил сказать то, что думаю. И я вовсе не пытался его задеть, просто вдумчиво отнёсся к вопросу. — Странная логика... — задумчиво протянул Вэнь Сюй, медленно переводя взгляд на Вэй Усяня, удобно устроившегося в руках его отца. Тот снова усадил юношу к себе на колени с непринуждённой уверенностью, как бы убаюкивая непоседливого ребёнка. Руки Вэнь Жоханя действовали аккуратно, но с властной целеустремлённостью, тщательно завязывая пояс, чтобы закрыть неловкую наготу. Пальцы скользнули по ткани, подбирая полы одежды, и на мгновение задержались, словно проверяя, всё ли в порядке. Вэй Усянь, опустив голову, лишь лениво следил за действиями Жоханя. — И чем же она странная? — он наконец отозвался, не поднимая взгляда. Вэнь Сюй на мгновение замер и лишь после одобрительного кивка отца продолжил: — Просто ваши слова можно расценить так: "Без разницы, что скажу. Всё равно накажут", — наследник Вэнь не хотел говорить это в слух, то ли просто не хотел знать, что происходило, по факту, с этим ребёнком, то ли не хотел лезть в чужую жизнь. Но всё же его любопытство досталось ему от отца! Это желание разобраться во всем досконально! Все в ожидании уставились на Вэй Усяня, а кто он такой, чтобы игнорировать их? — Так всегда было, — безразлично пожал плечами, — что не скажу — Цзыдянь. Что не сделаю — вновь он. Так какая разница? Итог всегда один. Цзы-дянь. Вэнь Жохань внимательно следил за юношей, пальцы его руки всё ещё лежали на завязанном поясе, с тем чтобы предотвратить любое возможное движение. Лицо его оставалось спокойным, но в глазах блеснул едва уловимый огонёк — он явно раздражён. — Ты всегда получал за дело! — отозвалась со своего места Юй Цзыюань, поглаживая своё кольцо большим пальцем. — Так ли это? — задумчиво произнёс Лань Цижэнь, его взгляд скользнул по лицу Мадам Юй, задержался на её насмешливых глазах. Он, как и все вокруг, видел нелюбовь Мадам Юй по отношению к первому ученику её же ордена. Да и он сам оказался предвзят к нему, чего греха таить? «Не суди о чужих ошибках, не проникай в чужие тайны». Мелькнуло в голове, как бы отголосок голоса его учителя, звучавшего за много лет до этого момента. «Приведи в порядок Своё сердце, прежде чем судить других; познай характер, прежде чем упрекать». Он крепче сжал рукава, отчего побелели костяшки. Вспоминались слова наставления, звучавшие как мантры в стенах ордена. «Гнев — плохой советчик, подавление гнева приводит к гармонии». «Не суди о человеке по одному слову, не выноси вердикт по одному поступку». Но что он сделал сам? Нарушил эти правила. Правила, которые чтят, которые кажутся священными. Кисти рук загорелись. Воспоминания ударили с новой силой. Образ старшего брата, Лань Юнсяо, вырисовался перед его мысленным взором. Его осуждающий взгляд, голос, звучавший так резко, что почти пробивал насквозь. «Гнев разрушает путь, ненависть вредит душе». Вечером, когда гости наконец разошлись по своим помещениям, напряжение, словно тяжёлый туман, осталось висеть в воздухе. Лань Юнсяо, молчаливый и грозный, заставил его выслушать упрёки, которые казались бесконечными. Каждое слово было как раскалённый уголь, который падал на кожу, прожигая её насквозь. Цижэнь стоял на коленях перед дорогими ему племянниками, не смея перебить, чувствуя, как стыд разрастается внутри, подобно ядовитой лозе, которая обвивает сердце. Но затем наступила самая страшная часть. Лань Юнсяо, сдержанно, но безжалостно, взял ферулу. Цижэнь напрягся, зная, что будет дальше, но от этого удары не становились менее болезненными. Первый удар пришёлся на его правую кисть, и острая, обжигающая боль пронзила его пальцы, отзываясь в костях. Он крепко сжал губы, чтобы не издать ни звука. Второй удар — на левую кисть, и боль накрыла новой волной, растекаясь по рукам, словно расплавленный металл. Каждый удар был точным, медленным, оставляющим на коже красные полосы, которые быстро начали багроветь. Цижэнь, стиснув зубы, терпел, но руки дрожали, а от боли и унижения на глаза наворачивались слёзы. Эти удары казались не только наказанием, но и публичным обнажением его слабости. Он почувствовал, как шрамы, едва успевшие побледнеть, снова раскрываются, как будто напоминая о прежних ошибках. Особенно унизительным было то, что он не мог спрятать эти отметины — его руки, в отличие от спины, всегда были на виду. Они говорили о нём больше, чем он сам хотел бы признать. — Всё, — наконец произнёс Лань Юнсяо, убирая ферулу и глядя на младшего брата. Его голос был холодным, как осенний ветер, в котором не осталось ни капли тепла. — Надеюсь, ты понял урок. «Гневу нет места, мягкость превыше всего». Эти слова стали ярким контрастом к пережитому, как упрёк себе самому. «Гнев затуманивает сердце, спокойствие порождает мудрость». Сейчас Цижэнь почувствовал, как нарастающее раздражение едва не вырывается наружу, но ему удалось подавить его. Трудно, но удалось. «Не принимай решения в гневе, не вызывай боли из-за обиды». В этот момент его взгляд снова остановился на Вэй Усяне, который сидел перед ним с тем же безразличным выражением лица. Оно же не было таким, когда он его учил! «Гнев возникает в сердце, исчезает через силу воли». И всё же эти правила, которые он знал наизусть, не могли унять хаос в его душе. Лань Цижэнь опустил глаза, стараясь вернуть контроль над собой. Его пальцы скользнули по пиале, уже перестав скрывать руки. Ну увидят, пускай. Тёплое питьё, слегка обжигающее кожу, неожиданно помогло сосредоточиться. — Вэй Усянь, — обратился он голосом, более мягким, чем сам ожидал. — Ты сказал, что разницы нет. Что бы ты не делал — результат всегда один. — Так и есть, — отозвался Усянь, лениво опустив подбородок на сцепленные пальцы. Его глаза блеснули с какой-то усталостью. — Вы меня убедите в обратном, учитель Лань? — Возможно, — сказал Лань Цижэнь, чуть задержался на слове. Он понимал, что это звучит неубедительно, но не мог заставить себя промолчать. — Разве ты сам не можешь решить, что для тебя важно? Вэй Усянь медленно улыбнулся, но улыбка не дошла до его глаз. Он слегка наклонился вперёд. — А если то, что важно, всегда ломают? Что тогда? Слова повисли в воздухе, как тяжелый занавес. — Тогда нужно быть сильнее, — наконец ответил Лань Цижэнь, несмотря на внутренний трепет. — Чтобы никто не мог сломать. Вэй Усянь рассмеялся резко, почти хрипло. Он откинулся назад, уперев ладонь в бедро Жоханя. — Сильнее? — переспросил он, глядя вверх. — Это прозвучало так, будто вы только что предложили мне идти по пути Тёмного Дао, учитель Лань. Лицо Лань Цижэня на мгновение стало бесстрастным, в глазах мелькнуло удивление. — Я этого не говорил, — строго отозвался он. — Но имели в виду? — весело поддел его Вэй Усянь. — Ты можешь трактовать мои слова как угодно, Вэй Усянь, — отрезал Лань Цижэнь. — Но есть одно, что я точно хочу донести до тебя. Он сделал паузу, чтобы убедиться, что бывший ученик слушает. — Быть значительным — это не значит опускаться до жестокости. Это не значит идти против мира. Это значит сохранить себя, несмотря ни на что. Вэй Усянь замер. Его взгляд стал более внимательным, он пытался разобраться, но это не звучало как очередное пустое наставление. Рядом раздался тихий, почти ленивый голос Вэнь Жоханя: — Удивительно. Цижэнь, мне казалось, что ты уже махнул рукой на воспитание этого ученика. Лань Цижэнь посмотрел на главу Вэнь. — Это не воспитание, Верховный Заклинатель, — отозвался он, — это попытка спасти то, что ещё можно спасти. Вэнь Жохань усмехнулся, протянув руку, чтобы погладить Вэй Усяня по голове. — Забавно, какая у каждого логика. Ты хочешь спасти его. А я — сохранить таким, какой он есть. Вэй Усянь вздрогнул от неожиданного прикосновения, но промолчал. Хотя сказать хотелось и очень сильно!

"Хочу выпить..."

— Только попробуешь сделать это — и получишь от Земной названной сестры, — раздался знакомый голос, заставляя Усяня дернуться.

Мелькнула тень, и прямо перед ним возникла фигура Хэй`ань. Густые волосы плавно колыхались в воздухе, её глаза блестели с едва заметной насмешкой.

"Почему ты пьёшь прямо передо мной?" — Вэй Ин нахмурился, прищурившись.

— А почему ты сидишь на коленях у красноглазика? — в тон ему ответила она, склонив голову на бок.

"Спину лень держать прямо, да и с рук, почти, кормят" — не остался в долгу Усянь, чуть приподняв бровь.

Хэй`ань рассмеялась.

— А я могу выпить, вот и пью, — отозвалась она, игриво показав язык, прежде чем её тело начало таять в дымке.

Вэй Усянь смотрел на исчезающую фигуру, моргнул пару раз и пробормотал, уже вслух: — Хочу выпить. Вэнь Жохань слегка наклонил голову, словно прислушиваясь, и вдруг рассмеялся. — Желания, Вэй Усянь, всегда нужно выражать чуть увереннее, — проговорил он. — Это, всего лишь мысли в слух, — отмахнулся, прежде, чем сосредоточить своё внимание на друге. — Не-сюн, давай дальше. А то я подустал, на боковую охота, а уйти не могу. — Как скажешь, Вэй-сюн, как скажешь. Не Хуайсан задумался о чём-то на несколько секунд, и на его лице появилось выражение тоскливой зависти: — Честно говоря, предложение Вэй-сюна довольно заманчиво. Есть только один способ накопить светлую энергию — усердно совершенствовать тело и дух. Для того, чтобы сформировать Золотое Ядро, нужно приложить неимоверные усилия. К тому же, сам процесс займёт уйму времени, годы и десятилетия, особенно для такой бездарности, как я, у кого отродясь не было никаких способностей. Тёмную же энергию копить не нужно — ей уже обладают злобные твари. Если бы мы могли забрать её у них и использовать, это было бы просто превосходно! — Вот к чему приводят подобные люди, как Вэй Усянь, — всколыхнулся глава Лань, голос его прозвучал громко, прерывая чтеца. Резкий тон привлек внимание всех и на мгновение повисла напряжённая пауза. Он поднялся, словно собираясь продолжить свою отповедь, лицо его наполнилось строгостью, а губы сжались в тонкую линию. Однако, прежде чем успел произнести хоть слово, его взгляд натолкнулся на пару красноречивых красных глаз. Глаза Вэнь Жоханя, как раскалённые угли, встретились с ним. Взгляд был холоден, как у хищника, который лениво следит за жертвой. Глава Лань замер, словно почувствовал, что каждое его слово — это шаг по тонкому льду. Усмешка Верховного заклинателя чуть тронула уголки губ, но он не сказал ни слова. Но этого было достаточно. Напряжение в зале стало ощутимо давить на каждого, кто находился в комнате, словно воздух внезапно стал тяжелее. Опять Ци балуется. Глава Лань опустил взгляд, прочистил горло и сел обратно на своё место, стараясь не выдать смущения. Его праведное негодование внезапно угасло, сменившись мрачной тишиной. Вэй Усянь, напротив, слегка улыбнулся, но эту улыбку можно было заметить только в том случае, если кто-то достаточно долго смотрел на него. Уголки его губ дрогнули, но он так и не произнёс ни слова, просто лениво взмахнул рукой, будто эта ситуация его вовсе не касалась. Результатом долгого и усердного совершенствования тела и духа заклинателем становилось Золотое Ядро, которое формировалось в даньтяне. Оно использовалось для накопления и управления светлой энергией. После его формирования уровень мастерства заклинателя рос с неимоверной скоростью, можно было оттачивать навыки заклинательства и достигать невиданных высот на этой стезе. В противном случае, заклинатель никогда не достигал истинной мощи. Для адепта из именитого клана было зазорным признаваться, что он формировал Золотое Ядро в позднем возрасте, но Не Хуайсан ничуть не стеснялся. Вэй Усянь рассмеялся: — Вот и я о чём! Чего зря добру пропадать! Цзян Чэн оборвал его: — Хватит уже. Одно дело разговоры, но не вздумай на самом деле следовать этому извращённому пути. Вэй Усянь улыбнулся: — С чего бы вдруг я предпочёл светлой и широкой дороге узкую и скользкую тропинку? Если всё действительно было бы так просто, то кто-нибудь уже давно бы следовал этому пути. Так что, не волнуйся, он спросил, а я лишь ответил. Ну что, вы идёте? До отбоя ещё далеко, пойдёмте вместе поохотимся на фазанов. — То есть, всё, что вы не раз устраивали на моих уроках была просто теория? Не больше? — Лань Цижэнь едва сдерживал потрясение, в его голосе смешались удивление и доля горечи. Казалось, перед ним раскрывался новый, ранее непонятный мир. — Именно! Разве не так происходит прогресс? Кто-то начинает думать... хм... нетрадиционно, под другим углом и прочее-прочее, пробует, а через пару десятков лет то, что казалось невозможным, стало обыденностью. Например, тот же полёт на мече. Учитель Лань, разве вы, как наставник, не должны это понимать? Это был камень, брошенный прямо в огород Лань Цижэня, и камень этот оказался большим и тяжёлым. На миг в комнате повисла тишина. Лань Цижэнь, опустив взгляд, пробежался пальцами по краю стола, словно искал спасительную опору. В голове его звенел голос наставника, звучащий как отдалённый набат: «Если учение останавливается, ум становится как стоячая вода». «Мудрый хорошо учит, а учащийся хорошо задаёт вопросы». Эти истины, некогда казавшиеся незыблемыми, теперь били его по сознанию с болезненной силой. Слова Вэй Усяня нашли отклик там, где он меньше всего хотел их услышать. Он всегда хотел себе такого ученика, как Вэй Усянь. Того, кто с горящими глазами слушал бы каждое слово наставника, кто жадно впитывал бы знания, словно губка, и при этом не боялся экспериментировать, задавать вопросы, искать своё собственное понимание истины. Усянь был тем, кто не останавливался перед сложностями, кто стремился узнать и понять, даже если это шло против привычных устоев. Именно таким ученикам Цижэнь мечтал передавать свои знания — тем, кто вдохновляет и кого вдохновляет сам процесс обучения. Он искренне любил Ванцзи, но Ванцзи... Ванцзи лишь очень талантливый адепт, который умеет действовать только по одной схеме: запомнил и повторил. А теперь это мечта стала горечью. Он упустил Усяня. Тот, кто мог бы стать примером для других, оказался за пределами его влияния, за границами того, что Лань Цижэнь считал правильным и дозволенным. Осознание этого пронизывало его сердце едва ли не сильнее, чем слова, сказанные Вэй Усянем. Рука, что держала пиалу с чаем, дрогнула. Предмет, и так державшийся на добром слове, наконец сорвался с края стола и с глухим звуком разбился о пол. Осколки, словно расколовшиеся части чего-то большего, разлетелись в стороны. Один из них впился в его ладонь, вызвав резкую боль. Капля крови, алой и свежей, выступила на коже, медленно стекая вниз. Лань Цижэнь сжал руку в кулак, игнорируя боль. Как будто других ран было мало. Лань Сичэнь и Лань Ванцзи, сидевшие неподалёку, мгновенно поднялись. Старший, более сдержанный и мягкий в манерах, тихо вздохнул: — Дядя, позвольте нам помочь. Лань Ванцзи, не сказав ни слова, уже наклонился, чтобы собрать осколки. Его движения были точными и выверенными, будто он стремился не потревожить окружающую тишину. Лань Сичэнь тем временем протянул чистую ткань, чтобы обернуть ладонь дяди. — Всё в порядке, не нужно... — Лань Цижэнь попытался отмахнуться, но рана давала о себе знать жгучей болью, заставив его вздрогнуть. Вчерашняя тоже начала кровоточить... — Это не обсуждается, дядя, — мягко, но твёрдо ответил Лань Сичэнь, продолжая работу, но был грубо оттолкнут девушкой. — Дайте работать тому, кто в этом, действительно, смыслит. Рану нужно обработать, — заявила она, ни у кого не спрашивая разрешения. Подойдя ближе, она опустилась рядом с Лань Цижэнем, бережно взяв его руку. — Это пустяк, — буркнул Лань Цижэнь, но Вэнь Цин уже достала свой лечебный набор. — Любая рана может стать серьёзной, если её не обработать, — спокойно ответила она, смочив ткань лекарственным раствором. Вэй Усянь, наблюдая за этой сценой, прищурился, но промолчал. Когда Вэнь Цин закончила перевязку, Лань Цижэнь слегка кивнул: — Благодарю. Вэнь Цин, не говоря больше ни слова, собрала свои вещи и вернулась на своё место. Наступившую тишину нарушил Вэй Усянь, который, казалось, специально выбирал момент, чтобы заговорить. — Учитель Лань, а вы ведь сами сказали, что учёный ум не должен стоять на месте. Тогда почему же вы так упорно держитесь за устаревшие методы? Лань Цижэнь нахмурился. — Потому что в традициях — основа. Без них мы теряем связь с нашими корнями. Вэй Усянь усмехнулся, чуть наклонив голову: — А если корни слишком глубоки и не дают расти дальше? Разве прогресс не требует жертв? Лань Цижэнь замолчал, обдумывая его слова. Это был сложный и неудобный вопрос. — Пожалуй, сейчас, я не найдусь с ответом для вас. Вэй Усянь удивился столь честному признанию, но не подал виду. Он лишь качнул головой, словно оценивая услышанное. — Знаете, учитель Лань, это не страшно — не находить ответа сразу, — заговорил он, с необычной для себя серьёзностью. — Главное, чтобы вопрос не пропал из головы. Тогда, рано или поздно, ответ найдётся сам. Лань Цижэнь слегка приподнял бровь, будто озадаченный тем, что услышал не дерзость, а искренность. Сегодня он будет долго медитировать. — Наследник Не, прошу. Цзян Чэн заворчал: — Никаких фазанов! С чего ты вообще взял, что они здесь водятся?! Лучше займись перепиской Сборника о Благонравии! Лань Цижэнь настоял, чтобы ты три раза переписал Раздел о Добродетели из Сборника о Благонравии — так ты поймёшь, что такое мораль и естественный порядок вещей. Сборником о Благонравии назывался свод правил Ордена Гусу Лань. Изначально правила занимали огромные фолианты, но Лань Цижэнь лично собрал всё воедино, исправил и сократил формулировки, и теперь разделы о Добродетели и Надлежащем Поведении занимали всего четыре пятых книги. Вэй Усянь выплюнул травинку изо рта и стряхнул пыль с обуви: — Три раза? Да я вознесусь на Небеса, если перепишу их хотя бы один! Я не адепт Ордена Гусу Лань и не собираюсь жениться ни на ком из клана Лань, так что с чего бы это я должен переписывать их правила? Не буду я ничего переписывать. Не Хуайсан затараторил: — Я, я! Я перепишу их за тебя! Вэй Усянь ответил: — Не могут люди быть столь услужливыми, не имея на то причины. Говори. Что ты от меня хочешь? Не Хуайсан ответил: — Дело вот в чём. У старика Ланя есть одна дурная привычка. Он... — Так вот как ты учишься, — протянул Не Минцзюэ, кладя тяжёлую руку на голову младшего. — Ха. Ха, — неуверенно просмеялся Хуайсан. Боясь даже взглянуть в сторону брата. — Дагэ, я там уже третий год! — Вот именно! Ты там уже третий год, почему... — Минцзюэ внезапно замолчал, сужая глаза. Его взгляд становился всё более испытующим. — А собственно почему ты готов переписать правила за другого ученика? — дожидаясь ответа главе Не чуть сильнее давил рукой. — Диди, я ведь всё равно узнаю, как минимум потому, что ты сам об этом прочитаешь. Не Хуайсан что-то пробурчал, но настолько тихо, что даже Минцзюэ, находящийся прямо над ним, не разобрал слов. — Что говоришь? — Да просил помочь списать! — психанул Хуайсан, резко хлопнув руками по столу, словно это могло снять напряжение. Его лицо вспыхнуло румянцем, а взгляд метнулся к окружающим, будто он только что раскрыл величайший заговор. — Списать, говоришь? — протянул он, скрестив руки на груди. — И это ты называешь учёбой? Хуайсан вскрикнул, и его плечи опустились ещё сильнее. Он искоса посмотрел на остальных, надеясь хоть на каплю сочувствия. Юй Цзыюань приподняла бровь и усмехнулась, скрестив руки на груди, повторяя позу другого. Её взгляд скользнул по Не Минцзюэ, задержавшись на его строгом выражении лица. — Так вот как вы учите наследников в своём ордене, глава Не? — протянула она с притворным удивлением, её голос был густо сдобрён сарказмом. Не Минцзюэ резко повернул голову к ней, но ответить не успел — Цзыюань уже продолжала, словно получая удовольствие от ситуации: — Забавно слышать, как ваш младший брат в открытую признаётся, что даже не пытается думать сам. — Дагэ! — Хуайсан с упрёком посмотрел на Минцзюэ, но тот остался каменным. Его терпение ещё не иссякло, но, судя по сжимающимся кулакам, было близко. Тем временем Вэй Усянь, сидя на коленях Вэнь Жоханя, тихо засмеялся в кулак, чтобы не привлекать к себе внимание. Глава Вэнь скосил на него взгляд, и Вэй Ин, едва сдерживая улыбку, наклонился ближе, будто делясь чем-то сокровенным: — Знаете, глава Вэнь, а Цзян Чэн ведь тоже списывал. — Что, правда? — лениво спросил Жохань, слегка качая головой, будто заранее знал, что услышит что-то забавное. — А то! — Вэй Усянь перешёл на шёпот, чтобы не привлечь внимание Юй Цзыюань. — Это часто происходило, в некоторой степени подобное стало нормой. И если другие в обмен что-то предлагали, то тут как само собой разумеющееся. Вэнь Жохань хмыкнул, уголки его губ дрогнули в слабой усмешке. — И ты, конечно, давал? — Ну, — Вэй Усянь слегка развёл руками, всё ещё подавляя смех, — а кто, если не я? Вэнь Жохань тихо рассмеялся, его грудной голос разлился мягкой вибрацией, заставив Вэй Ина чуть сильнее прижаться, чтобы спрятать свою собственную улыбку. Юй Цзыюань, как будто почувствовав, что разговор зашёл про неё или её сына, метнула в их сторону колкий взгляд: — Что-то слишком весело вам, Вэй Ин. Делитесь, что такого забавного? Вэй Усянь моментально утих, улыбка на его лице замерла, и он с невинным выражением уставился на потолок. — Просто восхищаюсь мудростью главы Юй, — проговорил он с таким серьёзным видом, что даже Вэнь Жохань хмыкнул от удовольствия, а Юй Цзыюань, не найдя в словах прямого повода для упрёков, вернулась к язвительным комментариям в сторону Минцзюэ, который уже кипел. Не Минцзюэ, несмотря на кажущееся спокойствие, выглядел так, будто вот-вот даст волю гневу. Его рука сжалась в кулак, а мышцы на шее напряглись. — Довольно, — его голос прозвучал как удар грома. — Моего брата обсуждать не позволю. Хуайсан, до этого старательно делавший вид, что его здесь вообще нет, ойкнул и попытался стать ещё меньше, что выглядело, мягко говоря, комично. Вэнь Жохань, наблюдая за этим театром, откровенно развлекался. Он чуть склонился к Вэй Усяню и тихо проговорил: — Говорят, младшие братья бывают проблемными, но это уже что-то новенькое. Вэй Усянь кивнул, едва сдерживая смех: — Полностью с вами согласен. Хотя... у меня-то младших нет, зато есть Цзян Чэн. — И что, он лучше? — с ленивым любопытством спросил Вэнь Жохань. — Если бы! — с театральным вздохом отозвался Вэй Усянь. — Но его грозный вид помогает. Юй Цзыюань, уловив их перешёптывание, резко повернулась к ним: — Хватит шептаться за спинами! Если уж хотите что-то сказать, то скажите это вслух. Вэй Усянь снова выставил своё невинное выражение: — Мы всего лишь обсуждали методы воспитания, мадам Юй. Очень познавательно. Её взгляд был таким острым, что можно было бы резать сталь, но Вэй Усянь уже научился выдерживать её гнев. — Цижэнь, — сурово обратился глава Лань, — ты действительно позволяешь подобное поведение в своём классе? — Это дети, не редко подобное происходит. Ты бы прекрасно знал об этом, если бы выходил из своего уединения хоть иногда! — Если бы я выходил из уединения и обучал, — его голос был таким ровным и ледяным, что холодок пробежал даже по спинам тех, кто стоял далеко от него, — подобного у меня бы не было. Лань Цижэнь, напротив, позволил себе чуть расслабиться. — Не искажай истины во имя собственной выгоды. Юнсяо поднял бровь, его взгляд стал ещё тяжелее, будто вес его осуждения давил на плечи собеседника. — Ты попрекаешь меня правилами моего же Ордена? — спросил он. Цижэнь выдержал его взгляд, словно сражаясь с ледяным напором. Едва заметное движение его руки, сцепившей рукав одежды, выдавало эмоции, которые он старался скрыть. — Кажется, мы начали забывать о сути нашего Ордена, — тихо, но твёрдо произнёс он. — Забавно, — озвучил свои мысли глава Вэнь. — Творят дети, а в движение приходят главы Орденов. — И что же, здесь забавного? — Да так, — неопределённо махнул тот рукой. Вэй Усянь, сидя у него на коленях, скосил взгляд. Ему было странно видеть, как даже в такие моменты Вэнь Жохань умудрялся выглядеть расслабленным и в то же время контролирующим каждое движение, каждое слово в зале. — Неужели никто не заметил, что основа проблемы не в "детях", а в том, что им показывают взрослые? — громко произнесла Юй Цзыюань. Её слова будто острым ножом разрезали дискуссию, заставив всех замолчать. Лань Цижэнь нахмурился, а Лань Юнсяо медленно повернул голову в её сторону. Вэнь Жохань, напротив, выглядел так, словно ожидал подобного вмешательства, и лишь скользнул по ней ленивым взглядом. — Ваша проницательность, госпожа Юй, всегда поражала меня, — спокойно заметил он. — Может быть, вы поделитесь своим мнением о том, что же именно мы показываем? — О, я с удовольствием, — с язвительной улыбкой ответила она. — Одни показывают вседозволенность и отсутствие ответственности, другие — слепое следование правилам. Третьи же, как вы, глава Вэнь, показывают, что власть позволяет игнорировать и первое, и второе. В зале повисла тишина. Вэй Усянь чуть втянул голову в плечи, сдерживая желание прыснуть от смеха. Даже Лань Ванцзи приподнял бровь, удивлённый прямолинейностью её слов. — Говорите дальше, госпожа Юй, — лениво отозвался Вэнь Жохань, опираясь подбородком на чужую макушку. — Ваши выводы интересны, но не совсем точны. — Я и не стремлюсь быть точной для вас, — парировала она, слегка наклонив голову. — Но, возможно, я была бы полезна для ваших детей, которые всё ещё пытаются найти своё место в мире, где их отец видит всех лишь как пешек. Вэнь Сюй сжал кулаки, готовый вступить в спор — уж лучше он будет слушаться Вэй Усяня! — но его отец поднял руку, жестом призывая его к молчанию. — Как интересно, — протянул он, усмехаясь ещё шире. — Но, если позволите, я предпочту сам разбираться со своими детьми. Юй Цзыюань уже открыла рот, чтобы ответить, но Вэй Усянь вдруг решил вмешаться, слегка повысив голос: — А дети, может, и сами разберутся? У нас, знаете ли, тоже есть голова на плечах. — Ой, конечно, разберётесь, — резко бросила Юй Цзыюань, обернувшись к нему. — Особенно ты, Усянь. Разве не ты уже успел устроить целый бардак в Гусу? — А что? Гусу без меня было бы скучно! — не растерялся он, улыбнувшись так широко, что даже Лань Сичэнь позволил себе лёгкий смешок. Лань Юнсяо медленно выдохнул и посмотрел на брата. — Вот к чему приводят твои методы обучения, Цижэнь. Лань Цижэнь не ответил сразу. Его взгляд скользнул по комнате, по каждому из собравшихся, и остановился на Вэй Усяне. — Быть может, проблема не в методах, а в людях, которые их используют, — наконец произнёс он. — Если вы все позволите, я бы предпочёл продолжить разговор в более конструктивной форме. Его слова звучали как призыв к порядку, но в тоне сквозила усталость. Он внезапно прервался и слегка покашлял в сторону, прикрывшись веером. Вэй Усянь понял, что Не Хуайсан пытается предостеречь его о чём-то, и глянул в указанном направлении. И действительно, под древним пышно разросшимся деревом со своим мечом Бичэнем за спиной стоял Лань Ванцзи, который и сам походил на лощёное нефритовое дерево, отражающее солнечных зайчиков и тени от листвы. Он смотрел на них взглядом, не предвещающим ничего хорошего и как будто способным запереть их в ледяной темнице. Ученики сразу поняли, что, скорее всего, он явился на их громкие крики, и поспешно закрыли рты. Вэй Усянь же, напротив, спрыгнул со стены и устремился к нему: — Ванцзи-сюн! Лань Ванцзи в ответ тут же повернулся и пошёл прочь. Вэй Усянь радостно скакал за ним и вопил во всю глотку: — Ванцзи-сюн, куда же ты, подожди меня! Фигура в парящих белоснежных одеждах ринулась за дерево и внезапно испарилась без следа, ясно дав понять, что Лань Ванцзи отнюдь не намеревался вести с ним дружеских бесед. Вэй Усянь только его и видел и надуто повернулся к остальным: — Он даже не посмотрел на меня. — Ага, — подтвердил Не Хуайсан. — Похоже, что он и правда ненавидит тебя, Вэй-сюн. Лань Ванцзи обычно… Нет, даже правильнее сказать — никогда и ни с кем ещё не вёл себя так непочтительно. Вэй Усянь сказал: — Что? Он уже ненавидит меня? Я ведь только хотел извиниться. Цзян Чэн ядовито ухмыльнулся: — Извиниться? Уже слишком поздно! Он теперь, как и его дядя, считает тебя воплощением зла и порока и презирает тебя до глубины души. Вэй Усянь думал совсем о другом. Он хихикнул: — Ну и пусть он даже не взглянул на меня. Лучше скажи, а он и впрямь хорошенький, да? "Хорошенький" тут же зарделся ушами. Не получив ответа на свой вопрос и поразмыслив сам, Вэй Усянь заключил, что Лань Ванцзи действительно красивый, и передумал кривить губы в усмешке. Только через три дня Вэй Усянь узнал о дурной привычке Лань Цижэня. Он не только вёл уроки в самой скучной и тягомотной манере из всех возможных, но ещё и проводил контрольные по всему изученному материалу: политические изменения в мире заклинателей, раздел сфер влияния кланов, известные изречения прославленных заклинателей, семейные древа… На лекциях всё это казалось священным знанием, способным вознести к вершинам. На контрольной же превратилось в тяжкие кандалы, которые тянули к земле. Не Хуайсан не понимал ни единого слова из того, что слушал в классе, но работал как вол и уже два раза переписал Раздел о Добродетели для Вэй Усяня, и перед самой контрольной умолял его: — Пожалуйста, Вэй-сюн, я уже третий год прохожу обучение в Гусу, и если на этот раз получу оценку ниже И, мой брат на самом деле сломает мне ноги! Всё эти прямое наследование, побочное наследование, главный клан, ответвления от главного клана… Мы, адепты из огромных кланов, не можем разобраться даже со своими родственниками, и просто-напросто зовём дядями и тётями всех, кто стоит от нас дальше, чем на два колена. Это ж сколько нужно иметь в голове места, чтобы запомнить родственные связи ещё и других кланов! В итоге шпаргалки так и летали по классу, и, конечно же, Лань Ванцзи, внезапно выйдя на охоту, поймал нарушителей на горяченьком, а Лань Цижэнь вновь впал в неописуемую ярость и настрочил кляузные письма в их именитые кланы. Он искренне ненавидел Вэй Усяня: раньше молодые ученики и без того были непоседами, но во всяком случае, никто не решался пойти против установленных правил, и все сидели смирно, прижав ягодицы к икрам. Но сейчас, с появлением Вэй Ина, все те, кто раньше лишь мечтал о всяческих безобразиях, теперь вдохновились его смелостью и стали вести себя более чем разнузданно, бродя по ночам и распивая алкоголь, когда им захочется. С каждым днём становилось всё хуже и хуже. Вышло так, как и опасался Лань Цижэнь — Вэй Ин действительно был одной из главных угроз всему человечеству! Цзян Фэнмянь ответил: — А-Ин всегда был таким. Пожалуйста, обучите его хорошим манерам, господин Лань. И Вэй Усяня вновь наказали. — И что мне с тобой делать? — устало спросил Не Минцюэ, потирая глаза, его голос прозвучал так обречённо, что даже жалко стало. — Ну я же говорил, что это запомнить просто нереально! — возмутился Не Хуайсан, подняв руки, будто защищаясь. — Ты вот помнишь, как зовут старейшину из нашей четвёртой ветви и от кого именно пошла эта ветвь? Взгляд Минцюэ стал настороженным. — Ну-у, — протянул он, почесав затылок, отводя глаза. — А ты, между прочим, глава! — Хуайсан с облегчением ухватился за этот момент, видя растерянность брата, и с новым энтузиазмом продолжил возмущаться. Не Минцюэ хотел было ответить, но его перебил спокойный, ровный голос: — Старейшина четвёртой ветви клана Не — Не Чжэньтан, самый младший правнук основателя ордена Не. Нынешний старейшина — Не Юньчжи, — сказал Лань Ванцзи, не поднимая взгляда от стола. Минцюэ повернул голову к Ванцзи с лёгким удивлением, словно не ожидал услышать это от него... с другой стороны, почему он не удивлён? — И почему я не удивлён, — пробормотал Хуайсан с лёгкой растерянностью, озвучивая мысли старшего брата. — Знания наследования орденов важно, — ответил Лань Ванцзи, кивнув сам себе, не понимая, что ставил в неловкое положение братьев. — Вот видишь, дагэ! — вскрикнул Хуайсан, в восторге размахивая руками. — Даже он лучше знает, чем ты! Минцзюэ поднял руку, грозно посмотрел на брата, и тот тут же умолк, хотя всё ещё шевелил губами, будто хотел продолжить спор. — Если бы ты хоть чуть-чуть занимался своим образованием, не было бы таких разговоров! — выдавил Минцзюэ. — Я учусь! Но там столько всего, что мне ещё и родовое древо учить? — обидчиво выпалил Хуайсан, демонстративно скрещивая руки. — Ты обязан это знать, ты наследник! — громко рыкнул Не Минцюэ, его гнев, как всегда, был прямолинеен и прост. — А ты глава! — выпалил Хуайсан, одновременно отползая назад, как можно дальше от наклоняющегося брата. Его движение было быстрым, почти инстинктивным, словно он понимал, что любое его слово могло стать последней каплей. Их перебил смех. Непринуждённый, звонкий, разлетающийся по пространству, будто вовсе не было здесь напряжённой атмосферы и ледяных взглядов. Глава Вэнь засмеялся первым, его голос, глубокий и бархатный, звучал как раскат грома вдали. А затем, словно подхваченный этим эхом, засмеялся и Вэй Усянь. Его смех был лёгким, дерзким, почти лукавым. Жохань, чуть подавшись назад, опирался на руку, казалось, полностью расслабившись. А Вэй Усянь, совсем не стесняясь, разлёгся на плече главы Вэнь, который его приобнял за талию. Словно играя с этой границей между весельем и хаосом. — Вот так люди и теряют спокойствие, — проговорил Жохань, не скрывая насмешки, его взгляд блеснул, когда он опустил его на Вэй Усяня. — Ну, что тут поделать, — беззаботно откликнулся Усянь, всё ещё смеясь. Его ладонь неожиданно мягко коснулась плеча Жоханя, как будто закрепляя своё право на это место. — Может, нам тоже устроить спор, — усмехнулся Жохань, поднимая руку и лёгким движением поправляя сползший с плеча Вэй Усяня край одежды. — Спор? — весело переспросил Усянь, чуть наклонив голову. — А кто будет проигравшим? — Ну уж точно не я, — хмыкнул Жохань, и его рука, ненавязчиво задержавшись на чужом плече, вновь опустилась. Не Минцзюэ, стиснув зубы, бросил на эту парочку мимолётный взгляд. Словно мир замкнулся только на них двоих, полностью игнорируя всё вокруг. — И это, значит, тот самый "великий глава Вэнь", — саркастично пробормотал Не Минцзюэ, бросив суровый взгляд на расслабленную пару. Его голос был едва слышен, но достаточно громким, чтобы Вэй Усянь его уловил. — Ах, Не-дагэ, вы тоже заметили, насколько он велик? — тут же подхватил Вэй Усянь, приподнявшись на локте и сделав вид, что заинтересован. Уголки его губ дрожали от сдерживаемого смеха. — Усянь, — мягко, но с предупреждением протянул Жохань, чуть повернув голову в сторону своего спутника. — Что? Я всего лишь делаю тебе комплименты! — притворно невинно пожал плечами Усянь, но при этом его голос звучал так, будто он буквально наслаждался возможностью подразнить. — Твои комплименты порой звучат как вызов, — с усмешкой заметил Жохань, чуть откинув голову назад. Его взгляд, тёплый. Вэй Усянь ухмыльнулся, склонив голову ближе: — Разве ты не любишь вызовы, глава Вэнь? — Может, мне стоит что-то сделать, чтобы вы двое вспомнили, где находитесь? — хмуро прорычал Минцзюэ, его терпение начинало трещать. — Не-дагэ, если вы хотите присоединиться, вам просто нужно попросить, — заявил Усянь, едва сдерживая смех. Его слова вызвали очередной тихий смешок у Жоханя. Не Хуайсан, до этого старавшийся выглядеть незаметным, тихо прошептал: — Дагэ, может, не стоит... — Ты! Молчи! — резко бросил Минцзюэ, и бедный Хуайсан тут же втянул голову в плечи, снова делая вид, что его тут вообще нет. А Вэй Усянь, заметив напряжение в воздухе, всё же решил немного смягчить ситуацию. — Не волнуйтесь, глава Не, я всего лишь шучу. Разве вы никогда не видели, как люди наслаждаются моментом? — он слегка повернулся к Минцзюэ, улыбаясь с таким видом, словно всё происходящее — всего лишь невинная шутка. Минцзюэ нахмурился ещё сильнее, и на его лице читалась смесь раздражения и едва сдерживаемого гнева. Он сжал кулаки, но, словно уважая порядок и окружающих, не произнёс ни слова, только тяжело выдохнул. Ванцзи, всё ещё сидя идеально ровно, не поднимал взгляда. — «Не выражайте чувства чрезмерно в присутствии толпы», — произнёс он, внутри себя надеясь, что получатель этого сообщения поймёт. Глава Вэнь хмыкнул, уголки его губ едва заметно дрогнули. — Лань Чжань! Как это у тебя работает? — подхватил Вэй Усянь, внезапно поворачиваясь в сторону Ванцзи. В его глазах блеснул лукавый огонёк. — При разговоре и двух слов из себя выдавить не можешь, а стоит начать цитировать правила Ордена, так всё красноречие просыпается. Ванцзи на мгновение поднял взгляд, но сразу вернулся к созерцанию стола. В его лице не дрогнул ни один мускул, только слегка порозовели кончики ушей. — Правила нужно знать и применять вовремя, — ответил он с той же невозмутимостью. — И, конечно же, именно сейчас! — с театральным возмущением воскликнул Усянь, заламывая руки. — Лань Чжань, ты настоящий пример дисциплины, это почти пугает. Жохань тихо рассмеялся, его грудной голос разлился по комнате, словно лёгкий ветерок, прерывающий нарастающее напряжение. — А ты всё-таки мастер в том, чтобы находить уязвимые места, Вэй Ин, — проговорил он, словно не отрываясь от созерцания чужой непосредственности. Его взгляд вновь упал на Усяня. Минцзюэ, всё ещё наблюдая за происходящим, тяжело вздохнул и проговорил, обращаясь больше к себе, чем к кому-либо ещё: — Вот именно из-за таких вот... расслабленных личностей и теряется дисциплина. — Расслабленных? — переспросил Усянь, принимая слово как комплимент. Он небрежно опёрся на плечо главы Вэнь, словно подтверждая это звание. — Глава Не, я бы сказал, что вы просто завидуете. — Завидую? — Минцзюэ чуть прищурился, его голос звучал как глухой рык. — Чему именно, Вэй Усянь? — Моей способности быть таким... вдохновляющим примером для окружающих, конечно! — с самым искренним видом ответил Усянь, от чего Жохань снова тихо засмеялся. Минцзюэ сжал губы, его глаза метнули молнию в сторону Усяня, но он, казалось, принял решение сохранить молчание. — Вдохновляющий пример? — протянул Ванцзи, поднимая взгляд на Вэй Ина. — Правила Лань гласят: «Вдохновение следует находить в добродетели, а не в легкомыслии». — А я, значит, и то, и другое, — с озорной улыбкой подмигнул Усянь. — Лань Чжань, ты же знаешь, я весь из противоречий. — Противоречий, которые нарушают спокойствие других, — негромко, но твёрдо заметил Ванцзи, вновь устремляя взгляд в стол, словно не желая продолжать этот разговор. — Вот это уже похоже на комплимент, — Вэй Усянь беззаботно опёрся на руку и повернулся к Жоханю, словно ища у него подтверждения. — Разве не так, глава Вэнь? — Возможно, — лениво протянул Жохань. — И кто-то это называет похвалой, — проворчал Минцзюэ, обводя всех строгим взглядом. — В этой комнате, похоже, один я помню, что за этими играми всё ещё стоят правила и порядок. — Порядок? — переспросил Усянь с преувеличенным удивлением. — Так вы из тех, кто называет порядок скучным? — Я называю порядок основой, — рявкнул глава Не, гнев снова заблестел в его глазах. — Без него ордена рухнут, как домино. — Не рухнут, если фундамент крепкий, — спокойно, почти задумчиво отозвался Жохань, наклоняя голову. — Правда, Вэй Ин? — Именно, глава Вэнь! — с усмешкой поддержал Усянь, ловко подхватывая тему. — А фундамент должен быть гибким. Жёсткие конструкции трескаются под давлением. — Только не забудь, что слишком гибкие ломаются ещё быстрее, — мрачно добавил Минцзюэ, отчего атмосфера слегка напряглась. Ванцзи тихо вздохнул и, чтобы сменить тему, заговорил: — «Мудрый не вступает в споры, а направляет их в мирное русло». Вэй Усянь с любопытством повернулся к нему: — Это что, намёк, что я не мудрый? Ванцзи поднял взгляд, его золотистые глаза на мгновение задержались на лице Вэй Усяня, прежде чем он отвёл их обратно, словно этот вопрос не заслуживал ответа. Лёгкий вздох сорвался с его губ — едва заметный, но для тех, кто был рядом, всё же ощутимый. Вэй Усянь, не привыкший оставлять что-либо без своего высочайшего внимания, соскользнул с плеча Жоханя и повернулся к нему, широко улыбнувшись: — Я что, не мудрый? Глава Вэнь лениво поднял бровь, наблюдая за выражением лица своего спутника. — Скорее непосредственный, — произнёс он с непроницаемым спокойствием, скользнув взглядом по Вэй Усяню. — И это от тебя звучит как комплимент! — Усянь рассмеялся, слегка откинув голову назад, и его звонкий смех разлился по комнате, как звон серебряного колокольчика. Жохань лишь мягко качнул головой, его взгляд скользнул ниже, туда, где край одежды Вэй Усяня был небрежно сбит, будто нарочно не уложен как положено. Он протянул руку и аккуратно поправил этот беспорядок, делая это с такой небрежной уверенностью, что даже Лань Ванцзи невольно посмотрел на эту сцену чуть пристальнее, чем обычно. Мальчик, привыкай к мысли, что он больше не будет рядом с тобой. — Вот так и теряется уважение к порядку, — негромко заметил он, опуская взгляд. — К порядку? — Усянь склонил голову, словно задумавшись, но уголки его губ всё ещё дрожали от смеха. — Порядок — это скучно. Разве нет? — Это основа, — сухо вставил Минцзюэ, обрывая шутливый настрой. Жохань лишь усмехнулся, вновь откинувшись назад: — Порядок, который невозможно нарушить, не может существовать. В нём нет жизни. Усянь с блеском в глазах снова повернулся к Жоханю, будто нашёл единомышленника: — Вот это — звучит мудро! — с довольной улыбкой заявил Усянь, хлопнув себя по колену. — Записывай, — спокойно заметил Жохань, едва заметно качнув головой. — А что, если записать? — продолжил Вэй Усянь, его взгляд наполнился озорством. — Можно даже новую главу правил составить! «Порядок, который невозможно нарушить, мёртв». Лань Чжань, как думаешь, сработает? Лань Ванцзи, не поднимая головы, лишь плавно добавил какую-то зелень в свою тарелку. — Ты всё ещё говоришь слишком громко, — сухо заметил он. — Это не ответ! — возмутился Усянь, опираясь на локоть Жоханя, чтобы наклониться ближе к Ванцзи. — Это лучшее, что ты услышишь, — сдержанно добавил Ванцзи. Жохань, наблюдая за этой перепалкой, лишь слегка повернул голову, чтобы взглянуть на Усяня с насмешкой. — Удивительно, как много энергии ты тратишь на попытки кого-то достать, — заметил он, перекатывая чашу с вином между пальцами. — А ты хотел бы, чтобы я потратил её иначе? — Вэй Усянь бросил на него быстрый взгляд, полный не то вызова, не то чистой игривости. Жохань ответил ему куда более спокойным взглядом: — Это зависит от того, насколько интересным будет результат. В этот момент Минцзюэ стиснул кулаки так сильно, что его суставы побелели. — Хватит устраивать балаган, — твёрдо сказал он. — Ну так и предложи что-нибудь поинтереснее, — огрызнулся Усянь, вновь принимая расслабленную позу. — Или хочешь, чтобы мы все сидели в напряжении, как будто на суде? Минцзюэ уже открыл рот, чтобы ответить, но его перебила пышащая яростью Юй Цзыюань: — Усянь! — голос её был резким, как удар её любимого хлыста. — Ты действительно считаешь уместным вести себя так, словно это твоё личное застолье? Вэй Усянь мгновенно перестал смеяться. Он поднял руки в жесте показного примирения. — Госпожа Юй, ну зачем так строго? Я ведь никому не мешаю, правда? — его тон был лёгким, почти насмешливым, но он избегал встречаться с ней взглядом, зная, что её ярость может стать ещё сильнее. — Мешаешь? — она едва не рассмеялась от возмущения, её губы искривились в язвительной усмешке. — Ты вообще понимаешь, что за чушь несёшь? Ты ведёшь себя как ребёнок, вместо того чтобы показать себя достойным учеником клана Цзян. Или это слишком сложно для тебя, Вэй Усянь? Её слова были острыми, как клинки, и каждый из них казался предназначенным для того, чтобы задеть его гордость. — Хватит прикрываться своим обаянием! — продолжила она, не снижая напора. — Если бы ты потратил хоть часть своей энергии на что-то полезное, вместо того чтобы играть шута, может, люди и начали бы тебя воспринимать всерьёз. Усянь потёр нос, как будто слова Юй Цзыюань действительно задели его, но в уголках его губ снова мелькнула усмешка. — Ох, госпожа Юй, — протянул он, чуть приподняв брови. — Я учту ваш совет. Правда. Может быть. Юй Цзыюань с силой стукнула по столу, её лицо вспыхнуло праведным гневом. — Ты смеешься надо мной? — её голос звенел, словно раскалённое железо. — Нет-нет, — поспешил заверить он, хотя его тон выдавал обратное. — Я никогда не осмелился бы! — Ещё одно слово, — процедила она сквозь зубы, — и я сама покажу тебе, как нужно себя вести. — О стиле вашего обучения нам уже известно, — напомнил о себе Минцзюэ, всё ещё раздражённый, что его перебили. — И судя по тому, что мы тут все наблюдаем... оно не работает. — Не вам судить! — Не нам судить, но мы обсудим, — пробормотал Не Хуайсан, получая сразу несколько осуждающих взглядов. И, прежде, чем этот спор пошёл по... непонятно какому кругу, сел читать дальше. Поначалу он не очень-то беспокоился. Наказанием всегда было переписывание текстов, а Вэй Усянь никогда не испытывал недостатка в добровольцах, желающих сделать это за него. Но на этот раз Не Хуайсан отказал ему: — Вэй-сюн, я больше не смогу помочь тебе, хоть и очень хочу. Тебе придётся пройти через это самому. Вэй Усянь спросил: — Почему? Не Хуайсан ответил: — Ста... Господин Лань приказал тебе переписать Разделы о Добродетели и Надлежащем Поведении. Раздел о Надлежащем Поведении был самым сложным из всех двенадцати разделов свода правил Ордена Гусу Лань. Он был ужасающе длинен и скучен, содержал множество цитат из классической литературы, а также содержал невероятное количество редких иероглифов. Перепиши его один раз — и навсегда потеряешь радость в жизни, перепиши десять — и тут же вознесёшься на Небеса. Не Хуайсан добавил: — И ещё он сказал, чтобы во время наказания никто не болтался рядом и не вздумал переписывать правила за тебя. Вэй Усянь полюбопытствовал: — Как он узнает, я их перепишу или не я? Он же не приставит ко мне неусыпно бдящего стражника. Цзян Чэн ответил: — Именно это он и сделает. — ... Вэй Усянь произнёс: — Что ты сказал? Цзян Чэн объяснил: — Тебе запрещено выходить на улицу. Вместо этого сейчас ты идёшь в библиотеку, поворачиваешься лицом к стене и начинаешь переписывать правила и размышлять о своём недостойном поведении. И, конечно же, там будет человек, который будет приглядывать за тобой. Стоит ли мне говорить, кого именно к тебе приставили? И вот сейчас в библиотеке сошлись один деревянный стол, одна бамбуковая циновка, два подсвечника и два человека. Один сидел с идеально ровной спиной, а напротив него — Вэй Усянь, который уже переписал больше десяти страниц Раздела о Надлежащем Поведении, от чего его голова кружилась, а сердце сжималось от тоски, посему он отложил в сторону кисть, намереваясь перевести дыхание и поглазеть по сторонам. Вэй Усянь сидел, чуть развалившись, и на первый взгляд казался совершенно непринуждённым. Он ощущал себя, если уж не хозяином ситуации, то хоть её ведущим, даже когда на него обрушивалась волна гнева Юй Цзыюань. Для него это был всего лишь ещё один вихрь эмоций, в который он прыгал с радостью, как ребёнок в лужу. И в этом хаосе он невольно чувствовал пристальный взгляд Лань Ванцзи. Этот взгляд был словно касание, прохладное и тихое, но удивительно весомое и, казалось, его вес становился только больше. Лань Ванцзи сидел неподвижно, спина идеально прямая, руки спокойно сложены перед ним. На его лице, как всегда, читалась сдержанность, но за этой внешней безмятежностью скрывалось напряжение. Ванцзи пытался не смотреть на него, но взгляд всё равно то и дело скользил в его сторону. В этих мимолётных взглядах было всё — непонимание, упрёк, но и странное, почти болезненное принятие. Он не мог не замечать, как ярко горел Вэй Усянь в центре этого маленького шторма. И каждый раз, когда тот улыбался или бросал очередную колкость, Ванцзи ощущал, будто его собственное спокойствие подтачивает невидимая волна. Вэй Усянь уже знал, что его действия отзываются в душе Ванцзи. Спасибо Вэнь Жоханю, который периодически нашёптывал ему и разъяснял — стоит ли ему чуть больше уделить внимания для понимания других людей? Он чувствовал эту тихую реакцию, как ветер, который почти неощутим, но всё же приносит прохладу в жаркий день. Это знание подстёгивало его, заставляло играть на грани чуть больше, смеяться чуть громче. И каждый раз, когда он ловил взгляд Ванцзи, в его душе что-то замирало, как будто этот взгляд говорил больше, чем любые слова. Лань Ванцзи, в свою очередь, пытался подавить в себе эти странные ощущения. Вэй Усянь был для него как дикий поток — свободный, неудержимый, непредсказуемый. И, несмотря на всю свою сдержанность, Ванцзи чувствовал, как этот поток затягивает его всё сильнее. — Ты отвлекаешься не на то, — услышал Усянь над самым ухом этот проклятый бархат. Он чуть повернул голову, и взгляд встретился с глазами Вэнь Жоханя — тёмными, глубокими. Этот взгляд был как сеть, в которую невозможно не попасться, а голос главы Вэнь — шелк, мягкий, но стягивающий крепко. Жохань сидел, чуть подавшись вперёд, и между ними осталась едва ли пара пальцев. Его лицо снова приобрело спокойное выражения, вся лень, всё раздражение улетучилось, как будто этого всего никогда и не было. Вэй Усянь, при всём своём безразличии к чужому авторитету, ощутил, как сердце сбилось с ритма. Он мог бы легко отмахнуться, поднять одну из своих лёгких насмешек и продолжить этот словесный танец, но вместо этого он замер, как будто голос Жоханя заморозил его на миг. В Юньмэне многие девушки завидовали выпавшей ему возможности учиться вместе с Лань Ванцзи. Все говорили, что в Ордене Гусу Лань не бывает некрасивых людей, но Два Нефрита текущего поколения превосходили самые смелые ожидания. До этого Вэй Усяню никак не удавалось как следует разглядеть лицо Лань Ванцзи. Сейчас он наконец смог это сделать, и в его голову полезли разные мысли: «Лань Чжань действительно очень и очень красив, ни в облике, ни в манерах изъяна не найти. Но если бы все те девушки смогли приехать сюда и увидеть его собственными глазами, то чувства бы их слегка поостыли: никакое прекрасное лицо не может скрыть выражение горечи, словно кто-то только что его обидел или он находится в трауре по умершим родителям». Лань Ванцзи невольно отвёл взгляд, словно желая отгородиться от происходящего перед ним, но уши закрыть он не мог. Его пальцы, сложенные на коленях, незаметно дрогнули, выдавая напряжение, которое он так старался скрыть. Сердце, столь дисциплинированное и спокойное в обычные дни, сейчас билось неровно, с горьким осадком, словно от затянувшейся мелодии, в которой звучали лишь фальшивые ноты. Он понимал, что не имеет права чувствовать себя так. Всё, что происходило, не касалось его. Не должно было касаться. Но стоило ему увидеть, как Вэй Ин чуть склоняется к Вэнь Жоханю, его улыбка становится ещё чуть шире, а глаза светятся дерзким весельем, как внутри поднималась волна болезненного осознания. Не ревности, но утраты. Каждый раз, когда Вэй Ин находил этот лёгкий язык с кем-то ещё, Ванцзи чувствовал, как ускользает что-то важное. Словно бы его место — там, рядом с этим беззаботным и ярким человеком, который не боялся нарушать границы, — мог занять кто-то другой. И, как бы он ни старался убедить себя в обратном, мысль эта пронзала его сильнее любого клинка. Слышать о том, как Вэй Ин пытался наладить с ним отношения, как искренен был в своих мыслях... Ванцзи был дураком, когда пытался оттолкнуть его. Лань Ванцзи переписывал древние книги библиотеки клана Лань, которые недоступны даже для чтения большинству других адептов. Движения его кисти были медленными и степенными, а почерк аккуратным, но с отчётливыми линиями. Вэй Усянь не сдержался и сделал ему искренний комплимент: — Как ты красиво выводишь иероглифы! Совсем как лучший писарь! Лань Ванцзи и бровью не повёл. Вэй Усянь редко держал свой рот закрытым столь долго. Задыхаясь от скуки, он подумал: «Мне придётся сидеть напротив этого унылого человека по многу часов в день целый месяц. Останусь ли я жив после подобного?» С этими мыслями, он, сам того не замечая, слегка подался вперёд. Вэй Усянь с лёгкостью развлекал сам себя, особенно хорошо ему удавалось найти способ повеселиться в, казалось бы, совсем уж безнадежно унылых ситуациях. Сейчас рядом с Вэй Усянем не было никого, кроме Лань Ванцзи, так что волей-неволей ему пришлось забавляться с ним. — Ванцзи-сюн, — позвал Вэй Усянь. Лань Ванцзи никак не отреагировал. — Ван Цзи. Тот словно оглох. — Лань Ванцзи. — Лань Чжань! Лань Ванцзи, наконец, прекратил писать и обратил на него холодный взгляд. Вэй Усянь отпрянул назад и поспешно поднял руки, словно защищаясь: — Не смотри на меня так. Я произнёс твоё имя только потому, что ты не отвечал, когда я звал тебя Ванцзи. Если тебя это так задело, разрешаю тебе тоже назвать меня по имени. Лань Ванцзи произнёс: — Опусти ноги. Вэй Усянь сидел чрезвычайно неподобающим образом: всем телом навалившись на согнутые в коленях ноги. Увидев, что его поддразнивания, наконец, достигли цели и Лань Ванцзи заговорил, Вэй Усянь довольно захихикал про себя, будто лицезрев долгожданную луну, вышедшую из-за туч. Послушавшись Лань Ванцзи, он опустил ноги, но при этом вновь слегка подался корпусом вперёд и облокотился на стол, поэтому поза его по-прежнему считалась неблагопристойной. Затем Вэй Усянь состроил серьёзную мину и спросил: — Лань Чжань, ответь мне на один вопрос. Ты... на самом деле так сильно меня ненавидишь? Лань Ванцзи опустил веки, и тени от ресниц затрепетали на его нефритовых щеках. Вэй Усянь торопливо добавил: — Ну, нет! Ты сказал мне всего пару слов, и опять делаешь вид, будто меня здесь не существует. Я просто хочу признать свою вину и попросить прощения. Давай, взгляни на меня. Ответа вновь не последовало, и Вэй Усянь продолжил: — Значит, не хочешь на меня смотреть. Ну что ж, тогда послушай. Произошедшее той ночью — полностью моя вина. Я был неправ абсолютно во всём: я не должен был залазить на стену, не должен был пить вино, и уж тем более я не должен был драться с тобой. Но клянусь! — я не специально дразнил тебя — я правда не читал правил твоего ордена. Например, правила Ордена Юньмэн Цзян нигде не записаны, нам объясняли их только на словах. Если бы я знал, чем всё закончится, я бы ни за что так не поступил! «Я бы ни за что не выхлебал целый сосуд «Улыбки Императора» перед тобой. Вместо этого я бы припрятал его и отнёс в комнату, и пил бы каждый день, и остальных бы напоил допьяна», — думал Вэй Усянь на самом деле. Вэй Усянь старательно игнорировал пристальный взгляд Лань Ванцзи. Вслух же он продолжил: — Но будем честны до конца — кто из нас напал первым? Ты. И если бы ты не набросился на меня, то мы бы мило поболтали и разрешили это чудовищное недоразумение. Но уж если меня кто-то ударил, я должен ударить в ответ. Так что всё-таки не я один виноват. Лань Чжань, ты меня хотя бы слушаешь? Ну взгляни на меня! Молодой господин Лань? — Вэй Усянь щёлкнул пальцами. — Лань гэгэ, порадуй же меня своим взглядом! Лань Ванцзи даже не поднял на него глаз: — Перепиши раздел ещё один раз в дополнение к тем, что тебе уже наказано. Вэй Усянь перекосился всем телом: — Ну не надо… Ладно, я один во всём виноват. Лань Ванцзи беспощадно вывел его на чистую воду: — Ты вовсе не мучаешься угрызениями совести. Вэй Усянь заканючил так, словно был напрочь лишен чувства собственного достоинства: — Прости-прости-прости-прости-прости-прости. Я могу повторять эти слова столько раз, сколько ты пожелаешь. Могу даже опуститься перед тобой на колени. Лань Ванцзи положил свою кисть на стол. Вэй Усянь подумал, что, наконец-то ему удалось вывести Лань Чжаня из себя, и тот собирается побить его. Он только-только собрался растянуть рот в глупой ухмылке, как вдруг почувствовал, что верхняя и нижняя губа словно склеены друг с другом, потому похихикать ему не удалось. Радостное выражение спало с лица. Он силился заговорить: — Мфм? Мфмфмфмфм!!! — Во-от почему вы не любите это заклинание, — проговорил Вэнь Сюй так, как будто разгадал загадку Вселенной, — вы настрадались от него от молодого господина Ланя. В ответ он получил ровным счётом ничего, что сделало его куда веселее. Лань Ванцзи закрыл глаза, мягко выдохнул, а затем открыл их вновь. Лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым. Он взял в руки кисть, как будто ничего и не произошло. Вэй Усянь уже давно знал о существовании столь горячо ненавидимого учениками заклятия молчания клана Лань, но всё равно отказывался верить в свою неудачу. Он не оставлял попыток открыть рот, и в кровь расцарапал уголки губ, однако все его старания с треском провалились. Тогда Вэй Усянь схватил лист бумаги, кисть его словно птица запорхала в руке, и уже через несколько мгновений он предъявил результат Лань Ванцзи. Тот мельком взглянул на него. — Убожество, — ответил Лань Чжань, скомкал бумагу и выбросил прочь. Вэй Усянь так взбесился, что перекрутился по бамбуковой циновке, затем вскарабкался обратно за стол, настрочил ещё одну записку и с грохотом плюхнул перед Лань Ванцзи. Но её постигла та же участь — Лань Чжань смял бумагу и выбросил прочь. Лань Ванцзи снял заклятие молчания, только когда Вэй Усянь закончил переписывать правила. На следующий день, когда он вновь пришёл в библиотеку, кто-то уже убрал всю скомканную бумагу. Однако жизнь ничему не учила Вэй Усяня. Стоило его ранам затянуться, как он тут же забывал, как их получил. Поэтому, хотя в первый день уже он пострадал от заклятия молчания, язык его вновь зачесался уже через несколько минут. Юноша успел ляпнуть лишь пару беспечных фраз, как Лань Ванцзи снова его утихомирил. И вновь Вэй Усянь не смог открыть рта, как ни пытался, и вновь накарябал что-то на бумаге и шмякнул перед Лань Чжанем, который всё так же невозмутимо скомкал лист и выбросил прочь. История повторилась и на третий день. В воздухе вновь воцарилась лёгкость, словно напряжение, скопившееся от недавних споров, испарилось, уступив место смеху и мимолётным улыбкам. Атмосфера начала медленно, но ощутимо меняться: разговоры стали мягче, взгляды менее острыми, а даже самые незначительные жесты несли в себе ту редкую простоту, которую можно найти только в моменты общего умиротворения. Смех звучал то приглушённо, то громче, возвращая эхо радости. Это было как тихое затишье после шторма — шаткое, но желанное. Каждый, казалось, нашёл свой способ расслабиться. Кто-то прикрыл глаза, притворяясь, что отдыхает, кто-то перебирал пальцами чашу с чаем, будто в этой простой вещи скрывался ответ на все вопросы. Но под поверхностью этого веселья всё ещё таилась тень. Она дрожала в уголках разговоров, едва заметная, как рябь на воде. Секреты, подобно невидимым нитям, связывали присутствующих — тяжело, но неразрывно. И хотя сейчас никто не говорил о них вслух, их присутствие ощущалось в каждом взгляде, каждом молчании, каждом движении. Словно каждый знал, что это веселье — временное убежище от неизбежного столкновения со вскрывающимися секретами. Лань Ванцзи снова и снова накладывал на него заклятие молчания. Но в последний день «размышлений Вэй Ина о своём недостойном поведении» он вдруг заметил, что Вэй Усянь будто не такой, как обычно. За все время нахождения в Облачных Глубинах Вэй Усянь оставлял свой меч где ни попадя и никогда не носил его подобающим образом. Однако сегодня он взял его с собой и с грохотом бросил на стол. Он даже сразу приступил к заданию вместо того, чтобы, как обычно, без устали задирать Лань Ванцзи всеми доступными способами. Вэй Усянь вёл себя так смирно, что невольно становилось не по себе. Вэй Усянь, уловив суть надвигающейся темы, без всякого стеснения схватился за края широких рукавов Вэнь Жоханя, мгновенно скрывшись под их массивной тканью, как хитрый зверёк, прячущийся в норе. Только его глаза, блестящие от сдерживаемого смеха и лёгкого озорства, выглядывали из укрытия, в ожидание происходящего. Лань Ванцзи, на миг замирая от неожиданности, почувствовал, как его сдержанность начала рушиться под натиском чего-то необъяснимого. Щёки запылали настолько ярким румянцем, что это не укрылось от взгляда его старшего брата. Лань Сичэнь, обеспокоенно нахмурившись, даже на мгновение подумал, не связано ли это с каким-нибудь внезапным недомоганием. Тем временем Не Хуайсан, решив спастись от общего накала эмоций, неспешно обмахивался своим веером, делая вид, что полностью сосредоточен на содержании текста перед ним. Его глаза, бегло пробегая по строчкам, на самом деле искали любой повод не поднимать взгляд на окружающих, чтобы случайно не столкнуться с очередным смущающим моментом. На этот раз у Лань Ванцзи не было причины накладывать на него заклятия молчания, так что он время от времени поглядывал на Вэй Усяня, не веря, что тот, наконец, решил вести себя прилично. Посидев спокойно всего ничего, Вэй Усянь повторил свои прошлые действия и передал Лань Ванцзи лист бумаги. Вначале Лань Ванцзи подумал, что это очередной набор бестолковых фраз, но, скользнув по бумаге случайным взглядом, с удивлением обнаружил поразительно живое и реалистичное изображение юноши, чинно и благородно читающего у окна. Этим юношей был не кто иной как он сам. Видя, что Лань Ванцзи не отводит взгляда, Вэй Усянь расплылся в улыбке и, мягко подмигнув, поднял одну бровь. Никакие слова не требовались — вопрос был написан у него на лице: «Тебе нравится? Правда, похоже на тебя?» Лань Ванцзи не спеша проговорил: — Вместо того чтобы с пользой потратить время и переписать, наконец, заданные разделы, ты занимаешься мазнёй. Я думаю, день окончания твоего наказания никогда не настанет. Вэй Усянь подул на ещё не высохшие чернила и мимоходом заметил: — Я уже со всем покончил, так что завтра я сюда не приду! Тонкие пальцы Лань Ванцзи, казалось, замерли на миг, прежде чем перелистнуть очередную желтоватую страницу фолианта, и на этот раз Вэй Усянь даже не подвергся очередному заклятию молчания. Поняв, что Лань Ванцзи больше никак не собирается реагировать, Вэй Усянь небрежно бросил перед ним рисунок: — Это тебе. Рисунок приземлился на циновку, но Лань Ванцзи не изъявил никакого желания поднять его. Обычно все каракули Вэй Усяня, в которых он ругал Лань Чжаня, просил, умолял, подлизывался, извинялся и писал ещё множество бестолковых фраз, оказывались смятыми в ком и выброшенными прочь. Вэй Усянь уже привык к заведённому порядку и ничуть не возражал. Неожиданно он произнёс: — Я забыл кое-то добавить, — затем взял в руки кисть и бумагу и сделал несколько широких мазков. Вэй Усянь взглянул на рисунок, потом на своего натурщика, и свалился на пол со смеху. Лань Ванцзи отложил в сторону книгу и увидел, что Вэй Усянь пририсовал ему в волосах цветок. Уголки его губ будто едва заметно вздрогнули. Вэй Усянь вскарабкался обратно за стол и сказал, прежде чем Лань Ванцзи успел открыть рот: — Убожество, я угадал? Я же знаю, что ты хочешь сказать. Может быть, уже придумаешь что-то другое? Или добавишь ещё хоть слово? Лань Ванцзи ответил холодно: — Крайнее убожество. Вэй Усянь захлопал в ладоши: — Ты всё-таки добавил ещё одно слово! Ну что ж, спасибо! Лань Ванцзи отвёл глаза, взял книгу, вновь открыл её перед собой, и, едва взглянув на страницы, отшвырнул фолиант прочь, словно опалённый пламенем. Всё это время он читал буддистские трактаты, но, вновь раскрыв книгу, увидел обнажённые тела, переплетённые в экстазе, что было совершенно невыносимым зрелищем для его глаз. Вместо старинного фолианта, что Лань Ванцзи изучал до этого, кто-то подложил книгу порнографического содержания с обложкой, имитирующей буддистский трактат. Даже человек без мозгов с лёгкостью бы догадался, кто был зачинщиком столь непотребного действа. Этот кто-то улучил момент, когда Лань Ванцзи отвлёкся на рисунок, и подменил книгу. Вэй Усянь даже не потрудился скрыть своей причастности, а просто заколотил руками по столу и зашёлся в истерическом смехе: — Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Книга, отброшенная Лань Ванцзи, улетела в одну сторону, а сам он в мгновение ока очутился в другом конце библиотеки, подальше от неё, будто чудом убежав от ядовитых змей или скорпионов, и в ярости прогрохотал оттуда: — Вэй Ин!!! Вэй Усянь почти закатился под стол от смеха и с трудом поднял руку: — Я! Я здесь! Лань Ванцзи тут же обнажил свой меч, Бичэнь. Вэй Усянь впервые видел его настолько потерявшим над собой контроль, так что тоже поспешно схватил свой. Вытащив меч из ножен на треть, он напомнил Лань Ванцзи: — Достоинство! Второй молодой господин Лань! Веди себя с достоинством! Я тоже принёс сегодня свой меч. Разве не боишься, что если мы начнём сражаться, пострадает ваша драгоценная библиотека? Вэй Усянь явно предполагал, что Лань Ванцзи скроет своё смущение гневом, так что предусмотрительно прихватил с собой меч для самообороны, чтобы Лань Чжань не пронзил его ненароком насквозь. Сейчас лезвие его меча было направлено точно на Вэй Усяня, из светлых глаз едва не вырывались всполохи огня. — Да что ты за человек?! Вэй Усянь ответил: — А что я за человек? Я мужчина! Лань Ванцзи яростно отчеканил: — Ты бесстыдник! Вэй Усянь парировал: — А чего мне стыдиться? Только не говори мне, что ты не видел ничего подобного раньше. Я всё равно тебе не поверю! Слабым местом Лань Ванцзи было его абсолютное неумение ругаться с кем-то. Он помолчал несколько секунд, пытаясь обуздать свои эмоции, затем вновь направил меч на Вэй Усяня и со льдом во взгляде произнёс: — Ты, на улицу! Мы сразимся. Вэй Усянь притворился покорной овечкой и сокрушённо покачал головой: — Нет, никак не получится. Разве ты не знал, молодой господин Лань? В Облачных Глубинах запрещено сражаться без разрешения. Он поднял было с пола книгу порнографического содержания, но Лань Ванцзи опередил его и вырвал её у него из рук. Вэй Усянь быстро сообразил, что тот хочет доложить о его проделке и в подтверждение своих слов предъявить книгу. Он нарочно произнёс: — Зачем это ты отобрал её? Я думал, ты не хочешь смотреть. Выходит, всё-таки понравилось? Если так, то вовсе нет нужды столь яростно бороться за неё со мной, всё-таки я позаимствовал её специально для тебя. А теперь, раз уж ты так высоко оценил литературу, что я тебе преподнёс, то мы просто обязаны стать друзьями. Может быть, нам стоит обменяться мнениями о прочитанном, у меня ещё припасено немало интересного… Лань Ванцзи побелел, словно лист бумаги. Он отчеканил, тщательно выговаривая слова: — Я. Не. Буду. Это. Читать. Вэй Усянь продолжал намерено извращать ситуацию: — Если не хочешь читать, то зачем тогда схватил? Хочешь припрятать и насладиться в одиночестве? Прости, но я не могу тебе этого позволить. Я позаимствовал её кое у кого, и мне придётся вернуть её, когда ты всё прочтёшь... Эй, эй, эй, стой на месте! Ты слишком близко, я начинаю нервничать. Давай побеседуем. Ты же никому не собираешься отдавать её, или всё-таки собираешься? Кому? Ста... Твоему дяде? Второй молодой господин Лань, думаешь, литературу такого рода можно показывать старшим? Он ведь точно подумает, что ты её уже прочел. А с такой застенчивостью, как у тебя, ты просто-напросто умрешь от стыда... Лань Ванцзи наполнил свою правую руку духовной силой, и книга рассыпалась на бесчисленное множество обрывков, мягко спланировавших на пол. Вэй Усянь с облегчением отметил про себя, что теперь все доказательства против него уничтожены, и с фальшивым сожалением сказал: — Какая потеря! — затем снял со своих волос клочок бумаги и помахал им перед совершенно белым Лань Ванцзи, клокочущим от ярости, — Лань Чжань, ты замечателен во всём, но вот только чересчур уж любишь швыряться вещами. Вот скажи мне, сколько скомканной бумаги ты раскидал по углам за эти дни? А сегодня тебе и этого показалось мало — ты ещё и решил разорвать целую книгу. Ты разорвал — тебе и убирать. Я и не подумаю тебе помогать. Конечно же, он никогда и не помогал ему. Лань Ванцзи изо всех сил старался как-то примириться со случившимся, но сейчас его терпение лопнуло, и он резко выкрикнул: — Пошёл прочь! Вэй Усянь ответил: — Ну и ну, ты только посмотри на себя, Лань Чжань. Все-то думают, что ты — чистейшая из жемчужин, благородный человек, который умеет вести себя с достоинством, а оказывается вот оно как. Ты разве не знал, что в Облачных Глубинах запрещён шум? И ты мне прямо так и сказал — «Пошёл прочь!» Впервые ли ты говоришь кому-то подобное... Лань Чжань вновь обнажил меч и пошёл на него. Вэй Усянь торопливо запрыгнул на подоконник: — Ну идти прочь, так идти прочь. В конце концов, я в этом исключительно хорош. Можешь не провожать! Он спрыгнул вниз на улицу и, хохоча, как умалишённый, скрылся в лесу. Там его уже поджидала группа людей. Не Хуайсан спросил: — Ну как всё прошло? Он видел книгу? И как отреагировал? — Я должен был догадаться, — выдохнул Не Минцзюэ, борясь с внезапной волной смеха, который будто завладел им с того самого момента, как было рассказано о подмене книги. Его широкие плечи сотрясались, а взгляд сверкал, будто напряжение последних часов испарилось, оставляя за собой лишь неподдельное веселье. Лань Цижэнь, напротив, выглядел так, словно его удивить ничем, но выражение обречённости всё же скользнуло по его чертам. — И почему я не удивлён? — проговорил он с тихим вздохом, устало потирая переносицу. Его взгляд скользнул к племяннику, чьи щёки всё ещё горели жарким румянцем. Лань Ванцзи, казалось, стоял на грани между желанием исчезнуть и попыткой сохранить остатки достоинства. Лань Цижэнь, чуть поколебавшись, протянул руку и нежно провёл ладонью по прямой спине племянника — жест, в котором смешались поддержка, понимание и редкая для него мягкость. Когда он делал это в последний раз? Воспоминания туманно вспыхнули перед его глазами, но тот момент, казалось, был столь же далёким, как и времена его собственной юности. — Не переживай, Ванцзи, — негромко произнёс он, чуть смягчив тон, — мне следовало предугадать, что этот ребёнок окажется так похож на свою мать... и что он способен на такое. Лань Ванцзи, не поднимая глаз, кивнул, но в нём, несмотря на смятение, что-то словно расправило плечи. Слово «мать», прозвучавшее с такой теплотой, напомнило ему о той, чьи черты он носил не только внешне, но и в своём упрямом сердце. Если вдуматься, то между ними было больше общего, чем казалось на первый взгляд. И Лань Ванцзи, и Вэй Ин остались без материнской ласки ещё в раннем возрасте. Разница лишь в том, что Вэй Ин потерял обоих родителей, оставшись в мире, где его поддержкой стала семья Цзян — порой добрая, но не лишённая резкости, и любившая, казалось, больше упрекать, чем обнимать. У Лань Ванцзи же была иная судьба: мать, оставившая глубокий след в его сердце, отец, который хоть и был жив, но заперся в своём уединении, и дядя с братом, заменившие ему многое, но не всё. Эта разница в окружении создавала контраст: Ванцзи рос в строгих рамках правил и молчаливой любви, а Усянь — в хаотичном и язвительном тепле. Но по сути, оба несли в себе сходную пустоту — отсутствие её, чьё прикосновение никогда не заменят чужие руки, каким бы тёплым ни было намерение. Эта общая утрата, возможно, незримо связывала их, делая их противоречия и контрасты лишь более яркими. Ведь оба понимали, что значит идти по жизни, опираясь не столько на семью, сколько на собственную силу духа. Не выдержав внутреннего напряжения, Лань Ванцзи поднял взгляд, словно пытаясь отыскать в этом хаосе точку опоры. Его глаза встретились с яркими серебряными, сияющими от удовольствия. Взгляд Вэй Ина казался живым, искрящимся, как луч света, пробивающийся сквозь тучи. Он, как всегда, был в центре внимания — полуобмякшее тело с ленивой грацией балансировало на подушках, на которых уже расположился Вэнь Жохань. Тот, раскинувшись, смеялся, как и все остальные. Глубокий, вибрирующий смех Жоханя, будто усиливал лёгкую небрежность их общей картины. Вэнь Жохань больше не скрывал Вэй Усяня своими руками, не мешая всем видеть его в попытке "укрыться". И, конечно же, это выглядело... неуклюже. Вэй Усянь, с явным намерением спрятаться, лишь подчеркнул свою беспомощность: уголок его одежды съехал, как будто подчёркивая, что он даже спрятаться толком не способен. И всё это — лёгкость, хаотичность, безрассудство — почему-то ещё сильнее давило на Лань Ванцзи. Сердце билось медленнее, но тяжелее. Его взгляд задержался на Усяне чуть дольше, чем он позволял себе обычно. Ему хотелось отвести глаза, но что-то удерживало. — Ванцзи, — строгий голос отца резанул, как лезвие кинжала, заставив юношу вздрогнуть. Это было непривычно — суровость, направленная именно на него. — Почему ты позволял себе мусорить в библиотеке? — Ой, да ладно тебе! — вмешался Цижэнь с лёгкой раздражённой ноткой, бросив взгляд на брата. Он, напротив, не собирался терпеть такое отношение к своим племянникам. — Он же сам и убрал её, я больше, чем уверен в этом. Его голос был мягче, но наполнен твёрдостью, почти защитным барьером между Ванцзи и отцовским гневом. Слова Лань Цижэня прозвучали как попытка сбить этот накал, словно он хотел напомнить, что юноша, каким бы ни был его поступок, достоин понимания, а не обвинений. — То есть ты позволяешь себе такое попустительство? — в голосе отца послышался новый оттенок — осуждение, направленное уже на брата. Воздух вокруг, казалось, стал густым, как перед грозой. Лань Цижэнь не отступал, а Ванцзи всё так же сидел на месте, безмолвно переживая вихрь чувств: стыд, горечь и что-то ещё, что он сам не мог назвать. — Ну вот, клан Лань во всей красе: все веселятся, а они ссорятся, — обиженно пробубнил Усянь, устроившись на мягких подушках с видом страдающего философа. Затем, будто невзначай, он ухватил за рукав Не Хуайсана и слегка потянул его ближе, словно нашёл в нём своего единственного союзника в этой буре формальностей и напряжения. Хуайсан, встрепенувшись, чуть было не выронил веер, но, бросив быстрый взгляд на старшего брата, который, несмотря на веселье, всё равно казался грозным, безропотно позволил себя втянуть в импровизированное убежище Усяня. — Не-сюн, а напомни-ка мне, у тебя ещё есть эти книжечки? — с почти заговорщическим шёпотом спросил Усянь, склонившись к его уху. Его глаза блеснули проказой, и он улыбнулся так, что даже Хуайсан на мгновение забыл про своего брата. — Я могу нарисовать для тебя, если хочешь, — столь же тихо, но с явным удовольствием ответил тот, прикрываясь веером, чтобы скрыть смущённую, но лукавую улыбку. — Супер! — прошептал Усянь, и его глаза, словно светлячки в ночи, зажглись нетерпением. На этом их короткий заговор завершился, но атмосфера вокруг них словно накалилась от скрытой энергии. Лёгкая аура веселья, которую они создавали, контрастировала с напряжением в углу Ланей, где всё ещё слышались тихие перепалки. Усянь, наслаждаясь этой миниатюрной победой, вытянул ноги и бросил на Ланей такой взгляд, будто хотел сказать: вы уж там, продолжайте, а мы тут по-настоящему живём. Не Хуайсан, поддавшись общей атмосфере заговора, словно забыл о том, кто был в комнате. Его движения стали плавными, почти театральными: веер скрыл его лицо, оставив лишь глаза, в которых зажёгся лёгкий блеск хитрости. Он слегка наклонился ближе к Усяню, будто боялся, что кто-то подслушает их разговор. Вэй Усянь же, напротив, выглядел так, будто ему было совершенно всё равно, слышат его или нет. Он развалился на подушках с видом триумфатора, одной рукой поправляя прядь волос, которая, казалось, намеренно выбилась, добавляя к его образу лукавую небрежность. Губы его растянулись в довольной улыбке, и, глядя на него, трудно было представить, что это тот самый юноша, чья репутация могла бы серьёзно пострадать от его дерзостей. — Вэй-сюн, — тихонько начал Хуайсан, поглядывая на главу Вэнь, который вёл неспешный разговор со своими сыновьями, — ты так спокойно воспринимаешь то, что тебя стали считать игрушкой Вэнь Жоханя. Хуайсан невольно склонил голову, его глаза были полны беспокойства, а голос дрожал от неуверенности. Он наблюдал за главой Вэнь, стараясь уловить хоть какие-то признаки эмоций в его обычно спокойном облике. Свет жемчужин мягко освещал лицо Вэнь Жоханя, подчёркивая его сосредоточенность и невозмутимость. — Хм, — ухмыльнулся он в ответ. — Иногда я думаю, кто чья игрушка. Я его или он моя. Когда Вэй Усянь произнёс свои слова, голос его был тихим, но в нём звучало дерзкое удовольствие. Казалось, что его смех вот-вот прорвётся наружу, но он искусно сдерживал его, будто смаковал этот момент. Хуайсан, напротив, вздрогнул, снова потянув друга за руку, словно пытаясь предупредить об опасности, которую тот явно игнорировал. А Вэнь Жохань, несмотря на кажущуюся отстранённость, на мгновение перевёл взгляд на Вэй Усяня. Его глаза блеснули, но он не прервал беседы, как будто этот короткий взгляд был достаточно красноречивым, чтобы сказать всё, что нужно. — Не боишься заявлять такое? Вэй-сюн, ты такой смелый, — восхитился младший Не. Хуайсан слегка покраснел, его лицо приобрело оттенок румянца от волнения и смущения. Он пытался сохранить спокойствие, но внутренний страх подталкивал его к более решительным действиям. Его сердце билось учащённо, а руки нервно потирали поверхность стола, показывая, насколько он нервничает. — А что он мне сделает? Убивать здесь нельзя, — его губы изогнулись в хитрой полуулыбке, а взгляд, полный озорства, метнулся в сторону главы Вэнь, словно проверяя, услышал ли он. Но Жохань лишь лениво повернул голову, продолжая выглядеть так, будто его ничто не могло смутить. — Но рано или поздно мы выйдем отсюда, — тихо, но настойчиво возразил Хуайсан. Его голос дрогнул, глаза расширились от тревоги. — И, судя по взглядам, тебе прилетит ещё и от мадам Юй. Не Хуайсан сжался, словно пытался спрятаться за тенью друга, его веер чуть дрожал в руках, выказывая внутреннее волнение. Ему казалось, что даже самые тёмные углы этого пространства слышат, как он боится громкого голоса мадам Юй, её железной воли и нескрываемого презрения к неугодным. — Как может прилететь от того, кто очевидно слабее? Эти слова Вэй Усяня прозвучали так просто, почти с ленивым высокомерием, что даже Хуайсан резко выпрямился. Усянь говорил так, будто сам был выше всех этих мелочных конфликтов. Его поза оставалась расслабленной, взгляд всё так же блуждал по пространству, а уголки губ подрагивали от подавляемой усмешки. Но в этом мимолётном движении читалась внутренняя сила, не признающая ничьего превосходства. Не Хуайсан нервно посмотрел в сторону Вэнь Жоханя, чьи губы дрогнули в слабой усмешке, словно эти слова его позабавили. Что-то здесь не так. — Мы не виделись лишь пару дней, как ты покинул Облачные Глубины, но ты так изменился, Вэй-сюн. Не слишком ли ты беззаботен? Это сильно бросается в глаза, — голос Хуайсана дрогнул, но он держался. Яркий взгляд, полон зелёной глубины, будто пытался проникнуть через неведомую серебряную броню, в которую облачился его друг. В ответ Вэй Усянь лишь чуть наклонил голову, а тень от его волос укрыла лицо, оставляя видимыми лишь блеск глаз. — Не понимаю, о чём ты, Сан-гэ, — его голос был мягким, почти ласковым, но в этом тоне чувствовался другой подтекст. Он поднял руку, исхудавшую, с нервно заострившимися пальцами, чтобы прикрыть уголки губ. Но даже эта жесткая попытка спрятать улыбку не смогла скрыть её истинной сути. За пальцами мелькнуло нечто — смех, острый, как обнажённое лезвие, и отблеск глубокого алого, словно этот цвет не мог остаться лишь во взгляде. Он будто вырвался наружу, пробившись через каждую трещину лёгкости, которую Усянь старательно выстраивал. — Раз ты так говоришь, мой дорогой друг, — беззаботная улыбка легла маской на лицо. всё встало на свои места — Я, пожалуй, продолжу читать, — проговорил всё так же Не Хуайсан, хотя его голос чуть дрогнул. Он быстро отвёл взгляд, словно не желая встречаться с серебряным блеском глаз напротив, и уткнулся в страницу книги. Пальцы, едва ощутимо дрожащие, перебирали веер — привычное, почти автоматическое движение, которое всегда помогало ему сохранять спокойствие. Но сейчас даже веер не мог заглушить тяжёлого ощущения, поселившегося внутри. Словно что-то изменилось в их разговоре, что-то слишком глубокое, чтобы назвать это словами. Вэй Усянь не ответил, лишь продолжал наблюдать за ним, как кошка, играющая с мышью. Его тень будто вытягивалась, становясь больше, охватывая Хуайсана своим невидимым присутствием. Вэй Усянь ответил: — Как отреагировал? Хм! Вы разве не слышали его громкие вопли? Не Хуайсан был переполнен щенячьим восторгом: — А как же, слышали! Он сказал тебе идти прочь! Вэй-сюн, я впервые в жизни слышу, чтобы Лань Ванцзи сказал кому-то «идти прочь!» Как тебе это удалось? Чувство глубокого удовлетворения читалось на лице Вэй Усяня: — Я помог ему преодолеть этот запрет! Событие, которое стоит отметить. Вы это видели? Всё самообладание и достоинство второго молодого господина Ланя, за что его так прославляют старшие, оказались бесполезными против меня. Цзян Чэн потемнел лицом и заворчал: — И чем ты так гордишься?! Чем здесь вообще можно гордиться?! Думаешь, то, что тебя прогнали — это повод для радости? Своими поступками ты неимоверно позоришь наш орден! Вэй Усянь сказал: — Я правда хотел перед ним извиниться. Но он вечно делал вид, что я для него — пустое место. Он так долго мучил меня заклятием молчания, так что плохого в том, что и я немного над ним поиздевался? Я вручил ему книгу с самыми лучшими намерениями. Хуайсан-сюнь, мне очень жаль твоей драгоценной порнографии. Я даже не успел дочитать её — так она была хороша! Лань Чжань совсем ничего не понимает в любовных отношениях. Я дал ему такую занятную книгу с намерением помочь в познании этой сферы, а он ещё и остался недоволен. И на что ему только такое красивое лицо. Не Хуайсан выпалил: — Не нужно ни о чём жалеть! Я могу дать тебе таких книг столько, сколько пожелаешь! Цзян Чэн хмыкнул: — Ты серьёзно задел и Лань Ванцзи, и Лань Цижэня. Так что завтра готовься к смерти! И никто даже не подумает тебя хоронить! Вэ Усянь отмахнулся и обнял Цзян Чэна, закинув руку тому на плечо: — Да какая теперь разница, я всё равно уже раздразнил его. А ты уже столько раз меня хоронил, так что придётся похоронить ещё разочек! Цзян Чэн ответил ему пинком: — Кыш, кыш! В следующий раз даже знать не хочу, когда ты задумаешь нечто подобное! И смотреть меня тоже не зови! На следующую ночь Вэй Усянь спал в обнимку с мечом, совершенно справедливо опасаясь, что старый ворчун по фамилии Лань вместе со своим молодым подмастерьем придут по его душу. Однако ночь прошла мирно, а наутро к нему явился Не Хуайсан, вне себя от радости: — Вэй-сюн, ты действительно везунчик! Старик уехал вчера на Совет Кланов в Цинхэ, и теперь у нас несколько дней не будет занятий! Итак, старого ворчуна больше не было, а уж с его молодым подмастерьем можно справиться на раз-два! Вэй Усянь быстро скатился с кровати и, сияя, натянул обувь: — Да, я в самом деле везунчик! Будто сами Небеса благословляют меня! Цзян Чэн, стоявший в стороне и тщательно натирающий свой меч, охладил его пыл: — Когда он вернётся, тебе не избежать наказания. Вэй Усянь ответил: — Зачем живому волноваться о загробной жизни? Я просто вволю наслаждаюсь жизнью, пока могу. А сейчас пойдёмте! Я отказываюсь верить, что в окрестностях Облачных Глубин совсем не водятся фазаны. — "Зачем живому волноваться о загробной жизни? Я просто вволю наслаждаюсь жизнью пока могу." Эти слова... Твой девиз по жизни, Усянь? Мне даже интересно, как ты докатился до жизни такой, — спросил Вэнь Жохань. Его взгляд, тёплый и внимательный, цепко ловил каждую эмоцию, мелькавшую на лице Вэй Усяня. — В основном, — Вэй Ин грустно улыбнулся, его глаза затуманились, уставившись в пустоту, как будто он пытался уловить что-то далёкое и уже невозвратимое. — Я не любил загадывать на будущее, предпочитая жить одним днём. Принимал многие решения в порыве эмоций, которые потом обходились мне слишком большой ценой... Его голос стал тише, слова звучали глухо, словно выходили из глубины, где скрывались давно забытые раны. Он выглядел так, будто каждое слово, вырывающееся наружу, оставляло на нём новый шрам. — Ты про смерти дорогих тебе людей? — мягко спросил Жохань, не отрывая глаз от собеседника. Его вопрос не был жестоким — скорее, в нём звучала неподдельная заинтересованность, даже осторожность, словно он боялся нарушить тонкий баланс между словами и тишиной. — Да... — Вэй Ин на мгновение закрыл глаза, его голос стал почти шёпотом. — Я не смог их защитить. И в конце концов погиб сам. Тишина, которая воцарилась после этих слов, казалась осязаемой. Она висела в воздухе, давя на грудь, словно напоминая о том, что смерть всегда оставляет за собой пустоту. — И куда всё в итоге привело? — Жохань наклонился чуть ближе, уголки его губ изогнулись в мягкой улыбке, которая могла бы показаться утешительной. — К возможности всё изменить, — твёрдо ответил Вэй Ин, и в его голосе зазвучала сталь, которая даже заставила Жоханя выпрямиться. Его глаза сверкнули решимостью, взгляд был прямым и глубоким, словно он смотрел не на Вэнь Жоханя, а на что-то гораздо большее, лежащее за его спиной. — И на этот раз я не допущу их смертей. Чего бы мне это ни стоило. Эти последние слова прозвучали как клятва, как обет, который не требовал свидетелей. В них было всё: боль, сожаление, надежда и несломимая решимость. Все трое зашагали прочь, обвив руками плечи друг друга, но, минуя общую гостиную Облачных Глубин — яши, Вэй Усянь вдруг затормозил и ошеломлённо воскликнул: — Там целых два ворчу… два Лань Чжаня! Из яши вышло несколько человек. Возглавляли процессию два юноши, словно высеченные изо льда и нефрита, в одинаковых белоснежных одеждах и с мечами, украшенными кисточками, что развевались по ветру вместе с их лобными лентами. Единственным различием между юношами были выражения их лиц и окружающая их атмосфера. Вэй Усянь сходу сообразил: тот, что с неумолимым взглядом — Лань Ванцзи, а тот, что смотрел мягко и кротко, должно быть, второй нефрит клана Лань — Цзэу-цзюнь, Лань Сичэнь. Едва завидев Вэй Усяня, Лань Ванцзи тут же нахмурил брови и одарил того почти враждебным взглядом, а затем вновь уставился вдаль, будто боялся подхватить от Вэй Усяня скверну, если посмотрит хоть мгновением дольше. Лань Сичэнь же, напротив, дружелюбно улыбнулся: — А вы?.. Цзян Чэн отозвался уважительным приветствием: — Цзян Ваньинь из Юньмэна. Вэй Усянь последовал его примеру: — Вэй Усянь из Юньмэна. Лань Сичэнь поприветствовал их в ответ, а Не Хуайсан едва слышно пискнул: — Брат Сичэнь. Лань Сичэнь повернулся к нему: — Хуайсан, я на днях вернулся из Цинхэ. Твой брат интересовался твоими успехами в учёбе. Так как считаешь, у тебя получится всё сдать в этом году? Не Хуайсан замялся: — В общих чертах, да… Он поник, словно огурец, побитый инеем, и беспомощно посмотрел на Вэй Усяня. Тот же задорно улыбнулся: — Цзэу-цзюнь, а куда вы вдвоём направляетесь? Лань Сичэнь охотно ответил: — Нужно уничтожить несколько речных гулей. У нас не хватало людей, и я вернулся за Ванцзи. — Ой не к добру это, — пробормотал Лань Сичэнь, а Цижэнь кивнул головой в согласии. Впереди намечалась история о Бездонном озере и лишь одни Небожители знали, как поступит Верховный заклинатель. Лань Ванцзи холодно произнёс: — Брат, не стоит отвлекаться на праздные разговоры. Дело не терпит задержек, нам пора отправляться в путь. Вэй Усянь спешно заговорил: — Постойте, постойте. Я знаю, как ловить речных гулей. Цзэу-цзюнь, почему бы вам не взять нас с собой? Лань Сичэнь молчаливо улыбнулся в ответ, а Лань Ванцзи заявил: — Это против правил. Вэй Усянь парировал: — Почему это против правил? Мы постоянно ловим речных гулей в Юньмэне. К тому же, у нас всё равно нет занятий сегодня. Юньмэн славился огромным множеством рек и озёр, которые кишмя кишели речными гулями. Адепты Ордена Юньмэн Цзян действительно были весьма искусны в их ловле, а Цзян Чэн, кроме прочего, ещё и хотел восстановить добрую славу своего Ордена, что слегка пошатнулась за время их пребывания в Облачных Глубинах: — Он прав. Цзэу-цзюнь, мы действительно можем оказать вам существенную помощь. — Хоть кто-то думал об этом, — удовлетворённо улыбнулась Мадам Юй. — А тебя не смущает, что твой сын тоже принимал участие в шутке над вторым молодым господином Лань? — кольнул её в ответ глава Не. Кажется он находил удовольствие в пререкание с этой женщиной. — Он не принимал участия, а пришёл, чтобы остановить и осудить Вэй Усяня! — Да-да, именно поэтому он стоял рядом с моим А-Саном и подслушивал всё это. — Сомневаюсь, что он хоть как-то пытался останавливать вашего первого ученика. Больше похоже на то, что наследник Цзян, приходит и участвует во всех проделках, молодого господина Вэй, а потом, для очистки собственной совести, ругает его, да хоронит. Веселиться ему нравится, а нести ответственность — нет, — пришёл к выводам Вэнь Сюй. Глаза главы Вэнь блеснули одобрением. На его лице отразилось мимолётное удовлетворение, как будто услышанные слова точно совпали с его собственными мыслями. Он едва заметно кивнул, словно подтверждая, что выводы сына были вполне обоснованными. В это время Мадам Юй бросила на Вэнь Сюя взгляд, полный холодного презрения. — Я не прав? — уточнил наследник Вэнь, наблюдая за развалившимся довольным Усянем и раскрасневшимся наследником Цзян. Он явно не находил себе место, когда так очевидно указали на его привычную модель поведения. У них так принято! — Почему ты думаешь, что в праве указывать на это, — взвилась Юй Цзыюань. — Потому что могу, очевидно, — повторил Вэнь Сюй с ровным, почти ленивым тоном, который только усиливал напряжение в комнате. Его взгляд был направлен на мадам Юй, но в нём не было ни капли страха или смущения, лишь отточенная уверенность, которая могла выбить почву из-под ног любого оппонента. — Кто это тебе сказал? — Очевидно, Цзыюань, это сделал я, — влез Вэнь Жохань. — Он первенец и наследник Верховного Заклинателя. Так что А-Сюй имеет на многое право, — его взгляд скользнул по лицу Юй Цзыюань, чтобы увидеть, как та замирает на мгновение, прежде чем вновь вернуть свой неизменный облик стальной женщины. — Твой сын в отношении к моему всё равно что беспризорник к твоему, — его голос не изменил тональности, но последние слова прозвучали бесстрастно и безжалостно. Юй Цзыюань медленно подняла голову, её глаза блеснули ледяным светом. Губы едва заметно дрогнули, как будто она собиралась что-то сказать, но вместо этого выдохнула сквозь сжатые зубы. Её взгляд скользнул по лицу Вэнь Жоханя, остановился на Вэнь Сюе и, наконец, упал на её сына. Цзян Чэн, ещё минуту назад гордо выпрямленный, слегка поник под тяжестью молчаливого укора. Его руки невольно сжались в кулаки, ногти впивались в ладони. Он мог не замечать этого в моменте, но чувство собственной беспомощности разливалось по его телу, как горький яд. — Как ты можешь так говорить?! — наконец, сорвалась она, её голос был резким, почти режущим. — Цзян Ваньинь — мой сын и прямой наследник Юньмэн Цзян! Её слова, как удары, обрушились на Жоханя, но тот не изменил выражения лица. Он лишь едва заметно качнул головой, будто выражая лёгкое сожаление по поводу вспышки её гнева. — Возможно, стоит уделить больше времени его воспитанию, раз уж ты так его защищаешь, — медленно проговорил он, его тон оставался холодным. Цзян Чэн метнул быстрый взгляд в сторону Вэй Усяня, как будто в поисках поддержки, но тот лишь отвёл глаза, явно не собираясь вмешиваться. Вэй Усянь снова опёрся на подушки, его поза была на первый взгляд расслабленной, но во взгляде мелькала напряжённость. Не к добру. Мадам Юй, сжав губы, шагнула вперёд, будто собираясь сказать что-то ещё, но её остановил внезапный смех. Смех раздался со стороны Вэнь Сюя. Он звучал негромко, почти приглушённо, но в окружающей тишине казался громче любых слов. — Вы действительно так упорно пытаетесь защитить честь семьи, мадам Юй? — произнёс он, приподнимая бровь. — Но разве она не защищается поступками, а не пустыми словами? Мадам Юй резко обернулась к нему, её глаза полыхали, словно она готова была обрушить на юношу всю силу своего гнева. Однако Вэнь Сюй, казалось, был полностью невозмутим. — Ты... — начала она, но слова словно застряли в горле, сталкиваясь с его безразличием. Цзян Чэн сжал кулаки, его лицо было напряжено, но он продолжал молчать, не решаясь вступить в этот спор. На отца надеяться не приходилось, он с самого начала сегодняшнего дня как пил свой чай, так и продолжал. Не встревал ни в какие разговоры, не пытался защитить. Просто пил чай. Сестра была не лучше — сидела строила глазки недожениху. Дура! Со злорадством Цзян Чэн ждал, когда наследник Не прочитает его слова. В это время Вэй Усянь, слегка подавшись вперёд, бросил на Вэнь Сюя долгий взгляд. — А-Сюй, — мягко вмешался Вэнь Жохань. Его взгляд стал более тёплым, но всё ещё сохранял властность. — Не будь так резок. — Конечно, отец, — послушно ответил Вэнь Сюй, склонив голову, но улыбка всё ещё играла на его губах. Мадам Юй подняла голову чуть выше, словно собираясь вновь взять ситуацию под контроль. Однако в воздухе повисло напряжение, которое уже невозможно было игнорировать. Вэй Усянь, откинувшись на подушки, выглядел расслабленным настолько, что это могло показаться театральным. Его халат снова предательски распахнулся, пояс развязался, открывая взгляд на ключицы и тонкую линию шеи. Он перебросил одну руку за голову, а второй лениво перебирал подол своей одежды, словно невзначай. МОЙ Однако те, кто был внимательнее, могли почувствовать нечто иное. Его Ци, едва уловимая, растекалась по комнате. Она была неагрессивной, но от неё веяло чем-то смутно тревожным, словно притаившаяся змея, готовая в любой момент сменить спокойствие на движение. — Ах, как же я устал, — выдохнул Усянь, запрокинув голову так, что его голос прозвучал немного глухо, но всё же слышно. — Это собрание забирает последние силы. Как бы мне не развалиться прямо здесь. Он усмехнулся, его губы изогнулись в лёгкой, почти беззаботной улыбке, но глаза оставались внимательными, даже цепкими. Лань Ванцзи бросил на него короткий взгляд, в котором смешались беспокойство и осуждение. Ему казалось, что Усянь снова играл с огнём, но вмешиваться, по правилам их дома, было бы неподобающе. Не Хуайсан, сидящий неподалёку, заметно нервничал, покручивая веер. Он чувствовал что-то неладное, пытался понять, он видел, как все вокруг начали нервничать, лишь глава Вэнь сидел ровно. — Вэй Усянь, — хмуро произнёс Цзян Чэн, но даже в его голосе звучала доля обеспокоенности. — Да-да, Цзян Чэн, — лениво откликнулся Усянь, повернув голову в его сторону и открыв глаза, в которых плескалась смесь лукавства и усталости. — Вот бы и мне научиться быть таким, как ты: всегда серьёзным, всегда правильным. Хуайсан хихикнул на очевидный сарказм, получив укоризненный взгляд от брата. Он протянул руку, будто собирался взяться за чашу с чаем, но движение было настолько медленным и ленивым, что почти не достигло цели. Вэнь Жохань, напротив, наблюдал за ним со странным выражением лица, словно он полностью понимал, что делал Вэй Усянь. Ему не нужно было видеть или слышать; чувствовать такое тонкое движение Ци в пространстве он научился давно. Его взгляд стал чуть более острым, но на губах оставалась та же усмешка. — Если устал, Ин-эр, — произнёс Вэнь Жохань чуть тише, чем обычно, его голос прозвучал мягче, но от этого не менее властно. — Тебе стоит отдохнуть. Зачем доводить себя до крайностей? Усянь явно не мог пропустить столь интимное и притязательное обращение. На мгновение его глаза широко распахнулись, но тут же он вернул себе обычное выражение — с лёгкой усмешкой, которая, казалось, не могла быть стёрта с его лица ни при каких обстоятельствах. Однако едва заметный румянец, прокравшийся на его щеки, выдал то, что он бы никогда не признал словами. — Ин-эр, — снова повторил Жохань, как будто смакуя это обращение, и на его губах играла такая же лёгкая, почти невинная улыбка. Но в его взгляде не было ничего невинного. Алые глаза блестели, будто он только что нашёл редкую драгоценность и был готов, словно дракон, охранять её ото всех, кто осмелится приблизиться. Это обращение, нежное и едва касающееся, звучало не как случайный порыв, а как тщательно продуманный шаг. Оно точно попало в цель — не громко, не вызывающе, но достаточно, чтобы ощущение власти и контроля витало в воздухе. Ци Верховного Заклинателя начала заполнять пространство, скрывая за собой чужую. Отвлекая всех других от очередного спора. Когда это уже прекратиться? По кругу одно и тоже, одно и тоже. Усянь лениво потянулся, словно кот, выгибая спину и пряча за этим движением свою внутреннюю тревогу. В конце концов, он плюнул на всё: какая разница, что подумают остальные? С лёгким вздохом он улёгся, устроив голову прямо на коленях Вэнь Жоханя, будто это было самое естественное место для отдыха. Глаза он закрыл, позволяя себе несколько мгновений покоя, а губы тронула лёгкая, упрямая полуулыбка. Когда в последний раз он так спокойно отдыхал? Когда его так защищали, без лишних слов, без требований быть сильным? Его поза, казалось, излучала небрежность, но сердце билось так громко, что он почти боялся, что это заметят. Порочный оттенок его раскрепощённой позы, полу развязанный пояс, обнажённая кожа — всё это притягивало взгляды, даже если сам он делал вид, что ничего вокруг его не касается. Все присутствующие замерли, уловив перемену в настроении. Улыбка Вэнь Жоханя осталась прежней, но что-то в ней сделало воздух в комнате гуще. Даже те, кто не были вовлечены в этот странный диалог, почувствовали скрытое напряжение, исходившее от этих двоих. — Ну и манеры, — тихо пробормотал кто-то из собравшихся, но никто не осмелился вмешаться. — Вот именно! — взвилась Юй Цзыюань, вся эта сцена разворачивалась у неё на глазах. Она собралась наступать, когда на её пути встали сыновья Вэнь Жоханя с мечами на перевес. Защищая. Звон стали разорвал напряжённую тишину. Усянь зажмурился, отворачиваясь ко всем спиной, стараясь не обращать внимания на происходящее. Не хочу. — Расслабься, я хорошо воспитал своих детей, — Вэнь Жохань произнёс свои слова с той же ленивой уверенностью, что и всегда, но в его действиях — едва уловимая, почти интимная забота. Его пальцы скользнули по тёмным волосам Усяня, словно успокаивая, словно настраивая его дыхание в такт собственному. Верхний халат лёг на худое тело молодого человека, скрывая от посторонних взглядов обнажённые ключицы и открытые линии шеи. Одной мне хватало, ещё один добавился... Комната будто застыла, напряжение разлилось по ней, как ртуть. Взгляды всех устремились к главе Вэнь и его "новой игрушке", как уже начали называть Усяня за его поведение и кажущуюся покорность. Юй Цзыюань сжала кулаки так, что побелели костяшки. Взгляд её был полон холодного презрения и ярости, но она всё же не двинулась с места, оценивая ситуацию. Цзян Чэн нахмурился, пытаясь решить для себя, стоит ли вмешиваться. Но что он мог сделать? Даже взгляд Вэнь Жоханя, лёгкий, ленивый, скользнувший по нему, казалось, давил сильнее, чем тысячи слов. — Ты слишком много позволяешь себе, Вэнь Жохань, — наконец, холодно произнесла Юй Цзыюань, ломая тишину. Жохань лишь усмехнулся, его улыбка становилась всё шире, пока он смотрел на Юй Цзыюань с едва заметной, почти снисходительной теплотой, как будто она была ребёнком, который только учится ходить. Она ничему не учится. — Возможно, — он пожал плечами. — Но разве не это право сильных, мадам Юй? Под его тоном было что-то угрожающее, что заставило её слегка отступить, хотя она тут же выпрямилась, не позволяя себе выдать ни малейшей слабости. На коленях Вэнь Жоханя Усянь приоткрыл глаза, следя за происходящим. В его взгляде читалась лишь одна усталость. — Как же громко, — тихо пробормотал он, словно обращаясь к себе, и поднял руку, чтобы слегка прикрыть глаза. — Если вы всё же собираетесь продолжать, то, может, дадите мне просто поспать? Вэнь Жохань снова провёл рукой по его волосам, словно подчеркивая его слова, и обратился к остальным: — Успокойтесь. Моя "игрушка" устала, и вы его раздражаете, — его взгляд обвёл комнату, наполняя воздух тяжёлой тишиной. — Если хотите продолжить разговор, делайте это тише. С этими словами он чуть сильнее притянул Усяня к себе, словно защищая его от всего мира. — Возвращайся на место, Цзыюань. Ты давно проиграла этой бой, мы оба это знаем, — наставлял он, отправляя на свои места и детей, игнорируя их любопытные взгляды. БОЛЬНО! — В этом нет необходимости. Адепты Ордена Гусу Лань способны... Не дав Лань Ванцзи закончить фразу, Лань Сичэнь с улыбкой произнёс: — Что ж, быть посему. Мы премного благодарны вам за помощь. Можете идти собираться, а мы подождём вас и отправимся все вместе. Хуайсан, ты с нами? Не Хуайсан был бы не прочь присоединиться, но встреча с Лань Сичэнем, напомнила ему о старшем брате. Досадуя про себя, он всё же не решился пуститься в забавы: — Я, пожалуй, откажусь и лучше займусь повторением пройденного материала. Он надеялся, что Лань Сичэнь оценит его усердие и замолвит словечко перед Не Минцзюэ. Тем временем, Вэй Усянь и Цзян Чэн отправились собираться в свои комнаты. Лань Ванцзи смотрел им вслед, в замешательстве нахмурившись: — Брат, зачем ты позвал их с собой? Уничтожение речных гулей отнюдь не праздная прогулка и не развлечение. Лань Сичэнь ответил: — Первый ученик Главы Ордена Цзян и его единственный сын широко известны в Юньмэне. Наверняка они умеют не только дурачиться. Лань Ванцзи не сказал ни слова, но фраза «Позволю себе не согласиться» читалась у него на лице. Лань Сичэнь продолжил: — К тому же, ты ведь сам хотел, чтобы он пошёл, разве нет? Лань Ванцзи застыл на месте. Лань Сичэнь добавил: — Я позвал их лишь потому, что ты выглядел так, словно ждал, чтобы первый ученик главы Ордена Цзян пошёл с тобой. Перед яши воцарилась звенящая тишина, и, казалось, сам воздух заледенел. Минула продолжительная пауза, прежде чем Лань Ванцзи, наконец, заговорил, с трудом выдавливая слова: — Всё совсем не так. Он хотел оправдываться и дальше, но Вэй Усянь и Цзян Чэн уже возвращались, прихватив свои мечи, и Лань Ванцзи пришлось закрыть рот. Группа заклинателей вскочила на свои мечи и взмыла в небо. Место, где завелись речные гули, называлось Цайи и находилось примерно в двадцати ли от Облачных Глубин. Посёлок Цайи был вдоль и поперёк изрезан водными каналами. Неизвестно, образовался ли он благодаря речным сетям сообщения между небольшими городами, или же густой паутине природных каналов, по многочисленным берегам которой стали ютиться людские жилища с белыми стенами и серыми крышами. Реки были переполнены лодками с находящимися в них людьми, а на суше продавались цветы, фрукты, изделия из бамбука, выпечка, тофу, чай, шёлк и хлопок. Гусу находился в местности Цзяннань, потому говор местных был необычайно мягок и ласкал слух. Даже когда две лодки столкнулись, и несколько сосудов с рисовым вином разбились, брань торговцев между собой всё равно звучала как пение иволги. Юньмэн славился своими озёрами, но таких маленьких, полузатопленных городков там не было, и Вэй Усянь находил это место довольно занимательным. Он купил два сосуда с рисовым вином и передал один Цзян Чэну: — Люди из Гусу так сладко говорят. Разве же это брань? Если бы они увидели, как бранятся люди из Юньмэна, то испугались бы до смерти… Что ты так косишься на меня, Лань Чжань? Я не купил тебе вина, не потому что я скряга, — разве адептам твоего Ордена не запрещён алкоголь? Они совсем недолго задержались на берегу, затем погрузились в десять или около того узких лодок и погребли туда, где поселились речные гули. Постепенно домиков по берегам становилось всё меньше, а река усмиряла свой бег. Вэй Усянь и Цзян Чэн оба заняли по лодке и устроили между собой соревнование, кто сможет грести быстрее, одновременно слушая рассказ о том, откуда здесь взялись водяные гули. Река вывела их к большому озеру под названием Билин. Речные гули не появлялись в посёлке Цайи вот уже десятки лет, но за последние несколько месяцев в этом озере и ведущей к нему реке участились случаи утопления людей и лодок с товарами безо всяких на то видимых причин. Пару дней назад Лань Сичэнь установил по периметру несколько сетей. Он ожидал увидеть одного или двух водяных гулей, но вместо этого поймал целую дюжину. Лань Сичэнь очистил трупы и доставил их в ближайший посёлок, чтобы опознать, но оказалось, что некоторые из мертвецов были незнакомы местным и в итоге за ними никто не пришёл. Вчера он вновь установил сети и вновь поймал немало речных гулей. Вэй Усянь сказал: — Вряд ли они утонули в другом месте, а затем приплыли сюда. Речные гули очень тщательно выбирают себе владения. Обычно они остаются там, где погибли, и не покидают своего гнезда. Лань Сичэнь кивнул: — Всё так. Вот почему я подумал, что дело вовсе не такое простое, каким кажется на первый взгляд, и попросил Лань Ванцзи сопроводить меня на случай непредвиденных обстоятельств. Вэй Усянь произнёс: — Цзэу-цзюнь, речные гули довольно смышлёны. Если мы продолжим всё так же неспешно грести, они заметят нас, спрячутся под водой и ни за что не выплывут. И тогда нам придётся искать их целую вечность. А вдруг мы вообще не сможем их найти? Лань Ванцзи ответил: — Мы будем искать столько, сколько потребуется. Это наш долг. Вэй Усянь поинтересовался: — Значит, мы будем ловить их только сетями? Лань Сичэнь произнёс: — Да, верно. Неужели в Ордене Юньмэн Цзян знают другие способы? Вэй Усянь лишь улыбнулся в ответ. Конечно, в Ордене Юньмэн Цзян использовали и сети. Но кроме этого, Вэй Усянь превосходно плавал и потому часто нырял под воду и вытаскивал утопленников руками. Однако это было слишком опасно, и, конечно же, он не стал бы вытворять подобного на глазах адептов Ордена Гусу Лань, иначе всё бы дошло до ушей Лань Цижэня, и тогда еще одна нотация ему обеспечена. Он быстро сменил тему разговора: — Ловля гулей руками? — скривился Лань Цижэнь, не то от теоретической опасности, не то от отвращения. — Да-да, мальчики часто отправляются на охоту с голыми руками, — улыбалась Цзян Яньли, словно хвасталась. — Они очень это любят и соревнуются. — Вот как, — принял во внимание новую информацию Цижэнь. — Благо у него хоть мысли хватило не предлагать подобное, — удовлетворённо кивнул, но опять скривился, вспоминая, к чему это всё привело. — Вот бы кто-нибудь изобрёл такую штуку, которой можно приманивать тварей со всей округи, что-то вроде наживки для рыбы. Или даже лучше — компас, который сможет указывать место скопления тёмной энергии. — Разве это не те самые флаги и компас? — воскликнул Минцзюэ, приподнимаясь с места, невольно будя Усяня. Вэй Усянь медленно открыл глаза, поморщившись от шума. Он чуть приподнялся, сонно глядя на Вэнь Жоханя, и что-то спросил тихим, севшим голосом. В ответ Вэнь Жохань кивнул, его взгляд был мягче, чем обычно, когда он отвечал юноше. — Они самые, — зевнув, лениво отозвался Усянь, устраиваясь обратно на колени. — Разве я не упоминал, что уже думал над их изобретением? — Говорил, но всё же! — Минцзюэ недоверчиво покачал головой, его голос звучал громко и энергично, словно он хотел вывести Вэй Усяня из его нарочитой небрежности. Вэнь Жохань, недовольно сощурившись, бросил холодный взгляд на источник шума. Его пальцы неспешно потянулись к краю халата, чтобы поправить его, закрывая открывшийся из-за движения участок плеча Усяня, закрывая от чужих глаз. — Думаю, мы должны смириться и согласиться, что Усянь — гений своего времени, — произнёс он спокойно, но в его голосе проскользнули нотки явного раздражения. Его рука, по-прежнему лежавшая на плече Усяня, слегка сжалась, будто подчёркивая владение. — Так чему тогда удивляться? Усянь лениво улыбнулся, прищурив глаза, будто всё происходящее его больше забавляло, чем раздражало. Его тонкий палец слегка дёрнул край халата, возвращая его на место, и снова расслабленно обмяк на подушках, будто хотел сказать: "Вы тут удивляйтесь, а я посплю". Цзян Чэн оборвал его: — Лучше смотри внимательно в воду и старайся заметить речных гулей. Ты опять слишком замечтался. Вэй Усянь возразил: — Парение на мечах тоже когда-то было лишь мечтой! Однако он послушно вглядывался в воду и внезапно застыл, уставившись на дно лодки, которой управлял Лань Ванцзи. Какая-то мысль промелькнула у него в голове, и Вэй Усянь завопил: — Лань Чжань, посмотри на меня! Лань Ванцзи в это время сосредоточенно бдил за речными гулями. Он поднял голову на окрик и увидел, что Вэй Усянь зачерпнул воду бамбуковым веслом и вот-вот его обрызгает. Лань Ванцзи, легко оттолкнувшись, перепрыгнул на другую лодку, тем самым избежав всплеска воды. Такое ребячество весьма разгневало его, он подумал, что ожидания его оправдались, и Вэй Усянь напросился на охоту, только чтобы опять подурачиться: — Убожество! Однако Вэй Усянь внезапно пнул лодку, что только что покинул Лань Ванцзи, и, подцепив бортик веслом, перевернул её. Ко дну крепко прицепились три речных гуля с одутловатыми лицами утопленников и мёртвенно-белой кожей! Адепт, что стоял ближе всех, немедленно разобрался со всеми тремя, а Лань Сичэнь улыбнулся: — Молодой господин Вэй, как вы узнали, что под лодкой были твари? Вэй Усянь постучал по борту лодки: — Всё просто! Дело в осадке лодки. Он был единственным пассажиром, а осадка была даже больше, чем у лодок с двумя людьми, поэтому что-то совершенно точно тянуло лодку вниз. Лань Сичэнь одобрил его действия: — А вы и впрямь опытны в охоте на речных гулей. Весло Вэй Усяня легко заскользило по воде, лодка поплыла быстрее, и вскоре он оказался рядом с Лань Ванцзи. — Лань Чжань, я не специально тебя обрызгал. Речные гули очень смышлёные, и если бы я громко рассказал тебе про них, то они бы услышали и уплыли обратно в глубины… Ну же, хватит держать меня за пустое место. Почему бы тебе не взглянуть на меня, второй молодой господин Лань? На этот раз Лань Ванцзи снизошёл до него и удостоил Вэй Усяня взглядом: — Зачем ты подплыл ко мне? Вэй Усянь ответил со всей искренностью, на которую только был способен: — Я здесь, чтобы извиниться перед тобой. В ту ночь я был неправ. Это моя вина. Лицо Лань Ванцзи слегка потемнело, скорее всего, потому что он ещё не забыл, как Вэй Усянь «извинился» перед ним в прошлый раз. Вэй Усянь спросил, хотя и заранее знал ответ: — Почему ты такой угрюмый? Не переживай. Сегодня я на самом деле хочу помочь. Цзян Чэн больше не мог выносить этой сцены: — Если ты всерьёз собираешься помочь, то кончай болтать и плыви сюда! Неожиданно один из адептов крикнул: — Сеть пошевелилась! И действительно, верёвки одной из сетей задёргались. Вэй Усянь просиял: — Здесь, здесь! Густые, словно замасленные, длинные волосы чёрной шёлковой вуалью клубились посреди лодок. То тут, то там из воды появлялись полусгнившие руки и хватались за борта. Лань Ванцзи обнажил Бичэнь и отсёк с десяток кистей, что вцепились в левый борт, оставив лишь ладони с одутловатыми пальцами, крепко вонзившимися в дерево. Только он собрался разобраться с теми, что держались за правую сторону, как красная вспышка вихрем пронеслась перед его глазами, и Вэй Усянь уже убирал свой меч обратно в ножны. Внезапно вода успокоилась, и сеть прекратила дёргаться. Всего несколько мгновений назад меч Вэй Усяня двигался с невообразимой скоростью, но Лань Ванцзи уже смог определить, что оружие было высочайшего качества. Он с уважением спросил: — Как называется твой меч? Вэй Усянь ответил: — Какая разница. Лань Ванцзи уставился на него. Вэй Усянь подумал, что тот не расслышал, и повторил ещё раз: — Какая разница. Лань Ванцзи нахмурился и отрезал: — У этого меча есть душа, и говорить о нём столь фривольно крайне непочтительно. Вэй Усянь тихонько вздохнул: — Хоть раз в жизни мысли не по правилам, а? Я не говорил о своём мече фривольно и непочтительно, просто так получилось, что его имя — «Какая разница». Вот, смотри. Сказав так, он передал свой меч Лань Ванцзи, чтобы тот посмотрел на иероглифы, выгравированные на ножнах. И действительно, в переплетениях орнамента красовались два иероглифа древнего начертания — «Какая разница». Лань Ванцзи на несколько секунд лишился дара речи. Вэй Усянь с искренней заботой пояснил: — Можешь ничего не говорить. Я знаю, что ты хочешь спросить, почему я так назвал свой меч. Все думают, что его имя имеет скрытый смысл и особое значение. Но на самом деле, ничего подобного. Просто так вышло, что когда дядя Цзян преподнёс мне это меч и спросил, как я хочу его назвать, я перебрал больше двух десятков имён, но всё равно не остался доволен ни одним из них. Тогда я подумал, что может быть, дядя Цзян подберёт для него имя, и сказал: «Какая разница!», заранее согласившись с его вариантом. Но кто же знал, что на мече действительно отчеканят эти иероглифы! Дядя Цзян сказал: «Раз такое дело, то почему бы не оставить ему это имя?» Честно говоря, не такое уж оно и плохое, да? — Он весь в мать, — обречённо выдохнул Лань Цижэнь, потирая переносицу, как будто одной этой фразой он хотел выразить всё своё непонимание и раздражение. Его взгляд остановился на Вэй Усяне, который в этот момент пытался сделать вид, что вообще не при делах, но краешек его губ дёрнулся, будто от сдерживаемой усмешки. — Та такой же была, — добавил он, качая головой. — Только я не понимаю тебя, глава Цзян. Почему ты ему потакаешь? Лань Цижэнь некоторое время ждал ответа, глядя на Цзян Фэнмяня с ожиданием, будто именно сейчас он услышит нечто, что оправдает всю эту кутерьму. Однако глава Цзян лишь сделал новый глоток, его лицо оставалось неподвижным, но взгляд устремился куда-то в сторону, будто он намеренно избегал встречи с глазами собеседника. Незаметная тишина повисла между ними, но она длилась недолго. Юй Цзыюань ударила супруга по ноге. Лань Цижэнь удивлённо вскинул брови, наблюдая эту сцену. Юй Цзыюань бросила на мужа короткий, злой взгляд, будто этим жестом она вымещала накопившуюся обиду. За игнорирование? Или из-за того, что он снова молчал, оставляя её разбираться с последствиями? Цзян Фэнмянь, казалось, даже не обратил внимания на удар. Лишь слегка сдвинул плечи, как будто вздохнул, но не полностью. Его выражение оставалось таким же нейтральным, как и прежде, хотя в его глазах что-то на мгновение мелькнуло — уставшая обречённость или просто усталость от всего этого балагана. Лань Ванцзи, наконец, смог проговорить сквозь зубы: — Вздор! Вэй Усянь положил меч себе на плечо. — Какой же ты всё-таки зануда! Ты разве не понимаешь, как забавно иметь меч с таким именем? Особенно хорошо получается ставить в тупик всяких чинных-благородных зануд, вроде тебя. Срабатывает каждый раз, ха-ха! В ту же секунду из изумрудных глубин озера быстро поднялась длинная чёрная тень и устремилась к маленькой лодке. Цзян Чэн уже расправился с речными гулями на своей стороне и внимательно смотрел, не пропустили ли они ещё кого. Увидев тень, он немедленно завопил: — Тварь возвращается! Несколько адептов принялись бить вёслами по поверхности и пытаться набросить сеть на подводную тень. С противоположного края донеслось: — Тут ещё тварь! С другой стороны непроницаемым полотном наступали такие же чёрные тени. Одновременно несколько адептов потащили сети из воды, но те оказались пусты. Вэй Усянь размышлял вслух: — Как странно… По форме эта тень совсем не напоминает человеческую фигуру: иногда она неестественно вытягивается, а иногда, наоборот, — укорачивается; порой она становится больше, а порой — меньше... Лань Чжань, прямо за тобой! В то же мгновение Бичэнь за спиной Лань Ванцзи вылетел из ножен и наотмашь вошёл в воду. Через секунду меч вернулся, повторив движение в обратном порядке и подняв радужную дугу брызг. Но оружие ничего не задело. Лань Ванцзи сжал меч в руке всё с тем же суровым и неумолимым выражением лица. Он собирался что-то сказать, но тут адепт на другой стороне по его примеру обнажил свой клинок и направил его на чёрную тень, что неистово кружила рядом с лодками. Однако его меч скрылся под водой и вовсе не вернулся. Он несколько раз повторил заклинание призыва, но оружие по-прежнему не отзывалось. Казалось, озеро просто-напросто поглотило его, не оставив ни малейшего следа. Адепт оказался ещё учеником, юношей примерно одного с Вэй Усянем и остальными возраста. Без своего меча он остался практически беззащитным и лицо его с каждой секундой становилось всё бледнее и бледнее. Адепт постарше, стоявший рядом с ним, произнёс: — Су Шэ, мы ещё даже не знаем, что за тварь прячется под нами. Почему ты решил действовать, как тебе вздумается, и позволил своему мечу уйти под воду? Казалось, Су Шэ слегка запаниковал, но всё же сохранял относительно спокойное выражение лица: — Я увидел, что второй молодой господин Лань тоже... Он замолчал на середине предложения, осознав, насколько нелепы его слова. Как бы там ни было, ни Лань Ванцзи, ни его меч Бичэнь никак нельзя было считать ровней остальным. Лань Ванцзи мог безо всяких опасений послать свой меч под воду, даже не зная, что скрывается в глубине, но для других же такие действия были недопустимыми. Сквозь бледность лица Су Шэ проступили красные пятна стыда, словно его посрамили на глазах у всех. Юноша мельком взглянул на Лань Ванцзи, но тот не смотрел в его сторону, а внимательно изучал воду. Внезапно он вновь обнажил меч. — Глупые адепты есть везде, а нам, более сильным и ответственным, за них потом отвечать и исправлять всё, что они натворили, — недовольно протянул Не Минцзюэ, качая головой, словно отгоняя тягостные мысли. Его голос звучал грубовато, но сдержанно, как у человека, давно привыкшего к грузу ответственности. Он говорил скорее сам себе, чем кому-то из присутствующих. — Звучит слишком знакомо, глава Не, — прозвучал голос Вэнь Жоханя, спокойный и размеренный, но с легкой иронией. Уголки его губ едва заметно изогнулись в усмешке, а взгляд скользнул в сторону, ловя реакцию остальных. — Очень знакомо. — Хочешь сказать, глава Вэнь, что твои политические игры — это как управлять несмышлёными адептами? — бросил он в ответ, с легкой насмешкой в голосе, но глаза его оставались серьёзными. Вэнь Жохань позволил себе легкий вздох, будто собираясь ответить, и в этот момент его рука как бы невзначай скользнула по голове юноши на его коленях, создавая ощущение расслабленности. — Более чем, глава Не, более чем, — его взгляд стал задумчивым, как будто он действительно размышлял о сравнении, но лёгкая улыбка всё ещё играла на губах. На этот раз клинок погрузился в озеро не полностью, лишь его острие вошло в воду под косым углом и ловко подцепило кусок тени. Мокрая чёрная масса плюхнулась на дно лодки. Вэй Усянь встал на цыпочки, чтобы посмотреть, что это. К его вящему удивлению, Лань Ванцзи выудил кусок одежды. Вэй Усянь смеялся так сильно, что чуть было не свалился в воду: — Лань Чжань, ты просто великолепен! Впервые в жизни вижу, чтобы кто-то вместо того, чтобы поймать речного гуля, раздел его! Лань Ванцзи осматривал острие меча на предмет ещё каких-либо странностей, вероятно, решив не вступать в полемику с Вэй Усянем. Зато в разговор встрял Цзян Чэн: — Помолчал бы уже. Это вовсе не речной гуль, а просто кусок одежды. Конечно же, и Вэй Усянь ясно видел, что представлял собой улов, однако не смог упустить возможности немного подразнить Лань Ванцзи. Он сказал: — Так значит, тварь, что шныряет прямо под нами, оказалась лишь куском одежды? Теперь понятно, почему сетями её было не поймать, а мечами – не пронзить: она меняла форму и ускользала от опасности. Но всё же просто кусок одежды не смог бы поглотить целый меч заклинателя. Под водой прячется ещё что-то. К тому времени лодки уже добрались до самой середины озера Билин. Вода здесь была мутно-зелёного, почти болотного, цвета. Внезапно Лань Ванцзи слегка поднял голову: — Сейчас же все назад. Лань Сичэнь спросил: — Почему? Лань Ванцзи ответил: — Подводная тварь намеренно заманила нас сюда. Едва он закончил фразу, как вдруг лодки начали тонуть. Вода с огромной скоростью заполняла утлые суденышки. Вэй Усянь внезапно заметил, что воды озера Билин были уже не мутно-зелёного, а почти чёрного цвета, в самом же его центре образовался водоворот, хотя ещё секунду назад стояла тишь да гладь. С десяток лодок закружились, ведомые водяной воронкой, уходя под воду одна за другой, словно засасываемые гигантским беззубым черным ртом! Унисоном раздался звон обнажаемых мечей: заклинатели вскочили на них и взмыли в воздух. Вэй Усянь вслед за всеми воспарил было вверх, но, взглянув вниз, увидел, что адепт, чей меч поглотили воды озера, Су Шэ, стоял по колено в воде, а нос его лодки уже наполовину засосало водоворотом. Юноша находился на грани истерики, но не звал на помощь, возможно, оцепенев от ужаса. Вэй Усянь без малейших колебаний нагнулся, протянул руку, схватил Су Шэ за запястье и потянул к себе. Меч под тяжестью двух человек резко пошёл на снижение, но потом всё же выровнялся и продолжил подъём. Однако через несколько мгновений неведомая сила потащила Су Шэ обратно в пучину озера, а Вэй Усянь едва не последовал вслед за ним. Су Шэ оказался уже по пояс поглощённым чёрным водоворотом. Воронка кружилась всё быстрее и быстрее, а Су Шэ всё глубже и глубже погружался в воду. Казалось, под водой что-то есть, и это «что-то» мёртвой хваткой вцепилось в его ноги и изо всех сил тянет вниз. Цзян Чэн, стоя на своём мече, Саньду, сдержанно и без спешки поднялся на высоту уже примерно двадцати чжанов над поверхностью озера. Оказавшись в безопасности, он посмотрел вниз и с раздражённым выражением лица ринулся за Вэй Усянем: — Ты что творишь?! Тем временем водоворот засасывал всё с большей и большей силой. Преимуществом меча Вэй Усяня была подвижность и проворность, но вот мощь была его уязвимостью. Он совсем осел вниз и уже едва парил над водой. Вэй Усянь, как мог, пытался твёрдо держаться на ногах, одновременно не позволяя Су Шэ уйти с головой в бездну. Он крикнул: — Может кто-нибудь спуститься и помочь?! Ещё немного, и я не смогу его удержать! — Почему никто из адептов вашего же ордена не пытался ему помочь? — полюбопытствовала Вэнь Цин, её голос звучал ровно, но во взгляде сквозило неподдельное недоумение. Она сидела прямо, прервав изготовление очередных пилюль, и смотрела на Лань Сичэня так, будто искала ответ не только в его словах, но и в самом его лице. — Это было опасно, другие адепты могли пострадать, — после короткой паузы осторожно объяснил Лань Сичэнь, опустив взгляд. — Опасно? — переспросила Вэнь Цин, её тон обострился, словно она не могла поверить услышанному. — Лань Сичэнь, разве у вас нет правил на тему "не оставлять в беде" или что-то в этом роде? Первый Нефрит пристыжено опустил голову, его ровные плечи будто слегка поникли. — Верно, есть. Предполагаю, все просто перепугались, — признался он, не поднимая взгляда, словно боялся встретиться с осуждением, которое могло промелькнуть в глазах собеседницы. — Удивительно слышать это от тебя, Сичэнь, — в этот раз хмурился уже Минцзюэ. — Ты же так ответственно ко всему относишься, да и Орден Лань славится своим обучением. Но по итогу вашего адепта спасает оболтус из другого. Лань Сичэнь медленно кивнул, принимая упрёк: — Ты прав, брат Не. Мой недогляд, — его голос звучал смиренно, но выражение лица выдавали внутреннюю борьбу, словно он мысленно возвращался к произошедшему, вновь и вновь оценивая свои действия. — Кстати! — оживился Минцзюэ, внезапно переходя на более резкий тон. — А это ведь недавно случилось? Что у вас там происходит? Сичэнь замялся на мгновение, прежде чем ответить. Его голос стал более сдержанным, как будто он тщательно выбирал слова. — Скажем так, неприятности, — дипломатически произнёс он, взгляд его слегка уклонился в сторону, будто он пытался уйти от продолжения темы. Вэнь Цин чуть склонила голову, пристально изучая лицо Лань Сичэня, как будто собиралась что-то сказать, но передумала. Даже Не Минцзюэ, обычно прямолинейный, ограничился недовольным фырканьем, его пальцы перебирали семечки — он не любил их есть, но перебирание или очистка успокаивало. Кажется, никто из них не знал, что с этим делать. Внезапно Вэй Усянь почувствовал, как кто-то схватил его за ворот сзади и поднял в воздух. Он обернулся и увидел Лань Ванцзи, который держал его одной рукой за шиворот. Он с бесстрастным видом смотрел в другую сторону, в то время как его меч удерживал вес трёх людей, одновременно противостоя ужасающей и всепоглощающей силе озера. Более того, Бичэнь продолжал равномерно набирать высоту. Цзян Чэн ошарашенно подумал: «Если бы я успел спуститься на Саньду раньше него и схватить Вэй Усяня, то, скорее всего, я бы не смог подняться так же быстро и плавно. А ведь Лань Ванцзи примерно моего возраста…» В это время Вэй Усянь воскликнул: — Лань Чжань, а твой меч обладает значительной мощью, да? Спасибо, спасибо! Но, скажи, тебе обязательно было хватать меня за шкирку? Неужели ты не мог просто придержать меня? Теперь мне неудобно висеть так. Давай я протяну тебе руку, и ты возьмёшь меня за неё? Лань Ванцзи холодно ответил: — Я не касаюсь чужаков. — Да ладно, мы же уже почти приятели, как ты можешь считать меня чужим? — Мы не приятели. — Как ты можешь так говорить… Тут терпение Цзян Чэна лопнуло, и он забранился: — Нет, это как ты можешь так говорить?! Ты висишь между небом и землёй только на своём воротнике и продолжаешь болтать! Заклинатели, паря на мечах, благополучно покинули озеро Билин. Приземлившись, Лань Ванцзи отпустил воротник Вэй Усяня, затем спокойно повернулся к Лань Сичэню: — Это был бездонный омут. Лань Сичэнь покачал головой: — Дело принимает серьёзный оборот. Едва услышав фразу «бездонный омут», и Вэй Усянь, И Цзян Чэн поняли, с чем они столкнулись. Главной опасностью озера Билин оказались вовсе не речные гули, а сама вода, протекающая в нём. Из-за сильных течений или же капризного рельефа многие реки и озера рано или поздно становятся причинами крушения кораблей и утопления людей. С течением времени такие воды могут развиться в некое подобие сознательного существа. Вода словно превращалась в испорченную молодую девицу, которая привыкла получать подарки и больше никак не могла отказаться от роскошного образа жизни. И если вдруг «подарки» в виде кораблей с товарами или человеческих жертв прекращались, она восставала и получала причитаемое ей сама. Жители посёлка Цайи с детства имели дело с водой, потому случаи крушения кораблей и утопления людей были здесь довольно редки. Бездонный омут не смог бы зародиться в этой местности. Однако факт оставался фактом: омут оказался в озере Билин, а значит, на эту загадку есть только один ответ — его вытравили сюда откуда-то ещё. Как только воды бездонного омута слились с водами озера Билин, оно тут же превратилось в монстра. И от монстра такого типа было чрезвычайно сложно избавиться: для начала нужно вычерпать всю воду до последней капли, затем извлечь все затонувшие товары и трупы людей, и, наконец, на несколько лет оставить дно озера под прямыми солнечными лучами. Сотворить подобное с целым озером считалось практически невозможно. Однако существовал способ быстро и не затратно решить эту проблему за счёт других: изгнать бездонный омут в какой-то другой водоём и оставить его там творить свои бесчинства. Лань Ванцзи спросил: — Где в последнее время проявлялся бездонный омут? Лань Сичэнь молча указал на небо. Он указывал ни на что иное, как на солнце. Вэй Усянь и Цзян Чэн молчаливо и понимающе переглянулись: «Орден Цишань Вэнь». В мире существовало огромное множество кланов и орденов, числом превосходящих даже звезды на небе. Но один выделился среди всех и несомненным колоссом возвышался над остальными — Орден Цишань Вэнь. Клановым узором клана Вэнь являлось солнце, означающее, что они могли «соперничать с солнцем в сиянии и сравняться с ним в долголетии». Резиденция их ордена отличалась довольно приличными масштабами и была сопоставима по размеру с целым городом. Она называлась «Небо без Ночи», или «Безночный Город Небожителей», поскольку считалось, что тьма никогда не накрывала её. Орден Цишань Вэнь не зря назывался колоссом: ни один другой клан не смог даже сравниться с ним ни в численности адептов, ни в мощи, ни в землевладениях, ни в силе магических артефактов. Огромное количество заклинателей из других кланов почли за великую честь присоединиться к этому ордену. Однако если принять во внимание то, какими способами клан Вэнь привык решать свои проблемы, то вероятность того, что бездонный омут в посёлок Цайи пригнали именно они, становилась очень высока. Несмотря на то, что Вэй Усянь и остальные поняли, откуда здесь вдруг взялся бездонный омут, они продолжили хранить молчание. Даже если это и оказалось делом рук Ордена Цишань Вэнь, как бы громко ни звучали обвинения или порицания — результат всё равно будет нулевым. Во-первых, клан Вэнь ни за что не признает своей вины, а во-вторых, никаких возмещений убытков от них тоже ждать не стоит. Напряжение в пространстве росло, пока глава Вэнь хмурился всё больше и больше. Один адепт возмутился: — Из-за того, что они пригнали сюда бездонный омут, посёлок Цайи теперь в большой опасности. Если воронка продолжит разрастаться, то рано или поздно она дойдёт до водных каналов посёлка, и тогда все его жители окажутся в лапах этого монстра. Вот уж действительно… Ордену Гусу Лань теперь придётся разгребать чужие проблемы, а это никогда не сулило ничего хорошего. Лань Сичэнь вздохнул: — Довольно. Довольно. Давайте возвращаться в посёлок. Не Хуайсан смолк к концу, дышать становилось всё труднее. Его взгляд нервно скользил по пространству, словно он искал спасительный выход, но не находил ни одного. — Что-то я не припомню, — медленно начал Вэнь Жохань, его голос звучал спокойно, без каких-либо скачков. — Чтобы хоть кто-то из вас, действительно, обращался с претензиями ко мне. Это раз. В помещении, казалось, похолодело, хотя казалось бы, глава Вэнь владелец огненной Ци. Все взгляды обратились к Вэнь Жоханю, и никто не осмелился даже шелохнуться. — Два, — продолжил он, и его глаза вдруг запылали, будто в них вспыхнуло пламя, отражая всю глубину гнева, который он сдерживал до этого момента. — Вэнь! Чао! Имя прозвучало, как хлёсткий удар, заставивший всех в зале вздрогнуть. Вэнь Чао почувствовал, как холодный пот скатился по его спине. Он невольно вздрогнул, лицо его стало бледным, как полотно, а тело будто обмякло под гнётом этой единственной команды. Неужели он действительно будет разбирать это сейчас? При всех? — мелькнула паническая мысль. Он надеялся, что гнев отца обойдёт его стороной, что его ошибки останутся, хотя бы, в тени их зала. Но взгляд Вэнь Жоханя ясно давал понять: сейчас ему не укрыться. Он быстро поднялся со своего места, движения его были резкими, словно у человека, которого внезапно окликнули, когда он крался в темноте. Спина согнулась, будто под тяжестью невидимой плети осуждения, а ноги не слушались, с трудом неся его к столу. Достигнув цели, он рухнул на колени перед Вэнь Жоханем. Длинные рукава его одежды с шуршанием упали на пол, скрывая дрожащие руки, которые он спрятал от чужих взглядов. Вэнь Жохань наклонился вперёд, его тень упала на сгорбленное тело сына. Голос главы звучал низко и глухо, как далёкий рокот грозы: — Ты просил у меня дать тебе больше обязанностей. Я дал тебе единственное дело — следить и управлять Ночными охотами. Как так вышло, что единственное, что я тебе доверил, ты испоганил?! Слова прозвучали, как удары кнута, резкие и безжалостные. Каждый новый вопрос высекая из воздуха искры страха, наполняя комнату ощущением неизбежного. Вэнь Чао сглотнул, дрожа под этим натиском. Его гордость, обычно напускная, в этот момент рассыпалась в прах, как хрупкая перегородка под напором воды. Но вместе с унижением внутри него кипел страх: Отец никогда не прощает ошибок. Он мог бы простить Сюя, всё же тот его наследник, но не меня. Я — его позор. Он с трудом поднял взгляд, чтобы встретиться с глазами отца, но наткнулся на выражение бездонного презрения. — Прошу прощения, отец. Я подвёл вас, — слова были тихими, почти шёпотом, и разлетелись в воздухе, как жалкие лепестки, которые ветер тут же сдул. Его голос дрожал, как трепещущий лист под шквальным ветром, каждое слово отдавалось в собственной голове эхом унижения. Я — ничтожество. Они все это видят. Даже этот Вэй Усянь... Да кто он такой, чтобы усмехаться? Мысли метались, как пойманные в западню звери, но выхода из этого тупика не было. Вэнь Жохань прищурился, холодная усмешка мелькнула на его губах, и, хотя она была едва заметна, её хватило, чтобы заставить Вэнь Чао сжаться ещё сильнее. — Прошу прощения? — медленно повторил он, как будто пробуя слова на вкус. — Это всё, что ты можешь сказать? Гул стих, словно даже воздух в зале осмеливался двигаться лишь с разрешения главы. Каждый взгляд был прикован к Вэнь Чао, будто к жертве на заклание. Даже Вэй Усянь, до этого казавшийся равнодушным к происходящему, приоткрыл один глаз, лениво наблюдая за унижением. Этот взгляд... Он презирает меня. Все презирают. Как будто они сами не ошибаются! Даже отец... Разве он никогда не ошибался? Вэнь Чао почувствовал, как ненависть начинает подниматься из глубины души, но страх был сильнее. Он заставлял голову склоняться ниже, а плечи — горбиться, будто под тяжестью невидимой плиты. — Если ты думаешь, что извинений достаточно, — продолжил Вэнь Жохань, и в его голосе прозвучали ледяные нотки, которые пробирали до костей, — то ты, видимо, совсем ничего не понял. Эти слова ударили больнее, чем любая плеть. Ничего не понял? Как будто он сам учил меня хоть чему-то, кроме страха перед ним! Вэнь Чао сжал зубы, но не посмел поднять головы. — Ты позоришь не только своё имя, но и имя всего клана, — голос главы звучал медленно, растягивая каждую фразу, как будто он наслаждался эффектом. — И если бы это зависело только от меня, ты бы не сидел здесь сейчас. Вэнь Чао вздрогнул, его руки в рукавах сжались в кулаки. Он ждал приговора, зная, что он будет суров, но ещё надеялся. Всё что угодно, только не изгнание. Пусть я унижусь, но я докажу... Докажу, что стою чего-то! Тишину нарушил шаг Вэнь Сюя. Старший брат выступил вперёд, слегка поклонившись, его спокойный голос прозвучал неожиданно мягко на фоне ледяного гнева главы: — Отец, возможно, мы могли бы рассмотреть другой способ исправить ситуацию? Вэнь Жохань перевёл взгляд на старшего сына, его глаза сузились, оценивая намерения. — Говори, — коротко бросил он. — Вэнь Чао должен доказать, что он способен исправить свои ошибки, — предложил Вэнь Сюй, его голос был уверен, но почтителен. — Дайте ему шанс на исправление. Пусть он лично возьмётся за устранение последствий своей некомпетентности. Вэнь Чао поднял голову, но взгляд оставался опущенным, чтобы не встретиться с отцовскими глазами. Шанс... Пусть даже такой. Пусть в этом будет унижение. Но я докажу... Должен доказать! В тишине, словно натянутой струне, раздалось шелестящее движение — Вэй Усянь поднялся со своих подушек и неспешно приблизился к Вэнь Жоханю. Его тонкие пальцы коснулись плеч главы, прежде чем он наклонился ближе, а затем, с игривым полупоклоном, обвил шею мужчины. — Великое Солнце, — прошептал он почти у самого уха, а в голосе прозвучала странная смесь почтения и насмешки. Холодный взгляд Вэнь Жоханя на мгновение потеплел. Усянь, меж тем, позволил себе повиснуть на Верховном заклинателе, словно бы тот был его старым знакомым, с которым можно всё. Халат, всё ещё лежавший на его плечах, чуть сполз, открывая исхудавшую, но сильную линию шеи. — Твой второй сын допустил промах, — продолжал Усянь медленно, растягивая слова, взвешивая каждое из них. — Но он столь юн, — голос звучал мягко, почти ласково. Он склонил голову набок, его глаза блеснули сталью, пока он смотрел на Вэнь Чао и Вэнь Сюя. Оба сына главы сохраняли каменные лица, но под пристальным, насмешливым взглядом Вэй Усяня их тела едва заметно напряглись. — А ваш Орден столь велик, — продолжал он, словно нараспев, обращая взгляд уже к Вэнь Жоханю. Его губы тронула едва заметная улыбка, а голос, низкий и немного хриплый, звучал как сладкая угроза. — Великое Солнце же будет милостиво над собственным чадом? Он сделал акцент на последнем слове, и его тонкие пальцы, будто невзначай, скользнули по плечу главы. Казалось, он играл с напряжением в комнате, растягивая момент, словно скрипач, натягивающий струну до предела. Вэнь Жохань не ответил сразу. Он слегка наклонил голову, будто прислушиваясь к словам, которые шептал ему на ухо этот дерзкий мальчишка. Затем он медленно поднял руку и аккуратно снял пальцы Усяня со своей шеи, но не грубо — скорее, с видом человека, который решает отпустить змею, чтобы не быть укушенным. — У тебя острый язык, Ин-эр, — тихо произнёс он, но в его голосе не было злобы. Скорее, лёгкая усмешка. — Но что же мне с ним делать? — О, я думаю, вы придумаете, Глава Вэнь, — ответил Усянь с бесстыдной улыбкой и, наконец, отступил немного назад, снова запахивая халат вокруг своих плеч. — Великое Солнце всегда находит выход. Да и наследник Вэнь предложил неплохой вариант. Компенсация, устранение проблемы и расследование. Кто-то же отправил этот Омут в земли Лань. Вэнь Жохань позволил себе короткий смешок, который прозвучал скорее как рычание. Он перевёл взгляд на своих сыновей. — Хорошо, — наконец произнёс он, возвращая тяжёлую тишину. — Последний шанс, Вэнь Чао. Но запомни: больше ошибок я не прощаю. Вэнь Чао, всё ещё стоя на коленях, коротко кивнул, не поднимая глаз. Его руки дрожали, но он сдерживал это напряжение, цепляясь за слова старшего брата как за спасительную соломинку. Ошибиться ещё раз означало подписать себе смертный приговор. И кто бы мог подумать! Он благодарен этому... этой игрушке. Вэнь Сюй, оставшись стоять за спиной младшего брата, сохранял безупречное спокойствие. Только лёгкая складка между бровей выдавала его мысли. Он понимал, что предложенный им шанс — последний, и не только для Вэнь Чао, но и для его собственной репутации. Вэй Усянь, наблюдая за этой сценой, слегка прищурился, словно бы любуясь происходящим. Его поза вновь приобрела ту самую ленивую небрежность, однако взгляд не оставлял двоих братьев, словно он провожал их на арену, где их будут судить. — О, как драматично, — пробормотал он, слегка повернув голову к Жоханю. — Почти как в театре! — Это не театр, Вэй Ин, — низкий голос главы прозвучал так тихо, что, казалось, он говорил только для него. — Это реальность. Здесь цена за ошибки гораздо выше. Усянь приподнял бровь и, будто не услышав, чуть подался вперёд: — Но разве эта сцена не заслуживает аплодисментов? Вэнь Жохань не ответил, лишь внимательно смотрел на своего второго сына, будто пытаясь найти в его взгляде признаки слабости. Но, как ни странно, Вэнь Чао поднял голову, его лицо всё ещё выражало смирение, но в глазах... в глазах решимость. — Я не подведу вас, отец, — твёрдо произнёс он, и голос его прозвучал на удивление ровно. — Убедишь меня своими действиями, — коротко бросил Жохань, жестом указывая ему вернуться на место. Когда младший сын склонился в очередном поклоне и покинул центр внимания, Вэнь Жохань перевёл взгляд на Вэнь Сюя. — Ты несёшь ответственность за его успех, — сказал он, не оставляя места для возражений. — Убедись, что он выполняет порученное без ошибок. Вэнь Сюй кивнул, но в его глазах читалась холодная злость — не к отцу, а к брату, из-за которого теперь под ударом оказался и он. — От имени непутёвого сына прошу прощения, — наконец произнёс Жохань, опуская голову в символическом жесте покаяния. Он перевёл взгляд на Лань Сичэня. — Предложенный вариант действий удовлетворит Орден Лань? — Б-более чем, — заикаясь ответил Лань Сичэнь, удивляясь таким исходом. — Не стоит делать из меня монстра, сколько раз говорить, — с лёгкой насмешкой сказал он, и его голос внезапно потеплел, хоть это тепло было таким же искусственным, как свет зимнего солнца. — Солнце хоть и высоко, но оно светит для всех. Его слова эхом разнеслись по пространству, и каждый присутствующий воспринял их по-своему. Для одних они стали напоминанием о величии главы Ордена Вэнь, для других — тонким упрёком, сокрытым за красивой метафорой. — Ну вот и договорились! — Вэй Усянь разрядил напряжение своей беспечной улыбкой, ловко завернувшись в верхнее одеяние Жоханя, будто это была самая естественная вещь на свете. Он лениво скользнул взглядом по своей руке, ощущая слабое покалывание от наложенных на него печатей. — Тебе идут цвета моего Ордена, Ин-эр, — теперь довольно улыбался Жохань, заправляя прядь непослушных волос, останавливаясь в касании на исхудалой щеке. — Может, всё таки, присоединишься к моему клану? — Предпочитаю чёрное, — ответил Усянь, слегка нахмурившись и демонстративно отворачивая нос, словно пытаясь избежать продолжения разговора. Но лёгкий румянец всё-таки выдал его, смазав образ упрямого оппонента. — Пламя можно и на тёмной ткани вышить, — подхватил Жохань. — Я подумаю, — неохотно пробормотал Усянь, опуская взгляд, будто рассчитывая, что тема на этом закончится. — Уже лучше, — довольная улыбка главы Ордена стала ещё шире. Он слегка наклонился и, словно невзначай, оставил лёгкий поцелуй на виске юноши. — Мы так и будем отвлекать всех этих идиотов друг от друга? — Отличный способ минимизировать ущерб, — отозвался Усянь, чуть приподняв голову, но он не смотрел в глаза собеседнику, играя со складкой чужого халата. Совсем тихий смех раздался над его ухом, тёплый, слегка шаловливый: — На чёрном всё ещё можно вышить моё пламя. — И в качестве кого Великое Солнце хочет видеть меня в своем Ордене? — А разве они уже не определили тебе его? — горячий шёпот дразнил, заманивал. — Конечно же в качестве моей игрушки. — А какое место для меня определит само Великое Солнце? Ответом ему был ещё один поцелуй в висок, долгий и чуть более ощутимый. Ладонь Жоханя легко скользнула по плечу юноши, оставив после себя ощущение лёгкого тепла, как след от прикосновения пламени. Вэй Усянь на его действия только довольно улыбнулся, закрывая глаза и вновь укладываясь на колени Вэнь Жоханя как будто это самая естественная вещь на свете. В месте переправы они погрузились в новые лодки и погребли к своеобразному центру посёлка, где всегда собирались толпы людей. Вскоре они миновали арочный мост и вышли к главному водному каналу. Вэй Усянь тем временем принялся за старое. Он отложил весло в сторону, поставил одну ногу на борт лодки, глянул на своё отражение, дабы удостовериться, что с его волосами всё в порядке, и стал посылать обольстительные и кокетливые взгляды по обеим сторонам, словно не он только что ловил речных гулей и сбежал из гигантского беззубого рта бездонного омута: — Сестрицы, сколько стоит один цзинь локв? — Ты не создатель Тёмного пути, ты — хули-цзин, кокетничаешь и играешь глазом не моргнув! — обвинил Жохань Усяня. — Ужасное поведение, — поддакнул глава Лань, его голос звучал строго, глаза чуть сощурились, выдавая раздражение. Вэй Усянь, казалось, только подливал масла в огонь. Его тон был игривым, а улыбка — почти дерзкой. Он слегка повернул голову, как будто обдумывая слова Ланя, прежде чем с видимым удовольствием ответить: — Если бы не это ужасное поведение, ещё вчера лишиться головы могли Цзинь, сегодня бы пострадал собственный сын Главы Вэнь, а вы — Орден Лань, вряд ли получили бы столь выгодное предложение, — с этой фразой он лениво потянулся, словно это обсуждение было ему в тягость. Для того, чтобы подчеркнуть свою роль в происходящем, Усянь демонстративно поднялся и уселся на колени к Жоханю. Его движения были плавными и немного театральными. Он медленно склонил голову к шее главы Вэнь, а затем, явно играя на публику, легко потерся носом о его кожу. Жохань на мгновение замер, оценивая происходящее, а затем его губы тронула довольная улыбка. Его пальцы легли на плечо юноши, скользнули вниз, давая понять, что он принимает эту игру. Он слегка наклонился и тихо произнёс: — Ты слишком уверен в себе, Ин-эр. Но, пожалуй, именно это делает тебя таким интересным, — для других же предназначались совсем другие слова. — Вам, действительно, стоит быть Ин-эру благодарными. Усянь лишь хмыкнул, оставляя последние слова без ответа. Вэй Усянь был молод и исключительно хорош собой, а его задор и боевой настрой давали повод сравнить его с «бесхозным персиком, распускающим цветы без надзора». Одна женщина приподняла свою бамбуковую шляпу в знак приветствия и с улыбкой произнесла: — Молодой чаровник, тебе не нужно платить. Хочешь, я подарю тебе одну просто так? Диалект У звучал ласково и нежно, приятно и сладко для уха. Губы говорящего двигались в мелодичном ритме, окутывая слушающего тёплыми и мягкими волнами. Вэй Усянь сложил руки перед грудью, левой ладонью обхватив правую в знак благодарности: — Если мне подарит его сестрица, то, конечно, хочу! Женщина запустила руку в корзину и бросила ему круглую наливную локву: — Можешь не быть таким церемонным. Это тебе за то, что ты такой красивый! Лодки продолжали двигаться навстречу друг другу, быстро сровнялись и тут же разошлись. Вэй Усянь обернулся, ловко поймал локву и, смеясь, произнёс: — Сестрица ещё красивее! Все то время, пока Вэй Усянь рисовался перед женщинами и кокетничал направо и налево, Лань Ванцзи деликатно смотрел прямо перед собой, излучая благородство и душевную чистоту. Вэй Усянь щеголевато подбросил локву и внезапно указал на Лань Ванцзи: — Сестрицы, а он, по-вашему, красивый? Лань Ванцзи никак не ожидал, что Вэй Усянь вдруг заговорит о нём. Пока он колебался с ответом, женщины со своих лодок ответили хором: — Даже ещё красивее! Среди их стройных голосов послышался также смех нескольких мужчин. Вэй Усянь сказал: — Тогда, может быть, кто-нибудь из вас хочет подарить локву и ему? Если я получу от вас подарок, а он — нет, то боюсь, он начнёт ревновать, когда мы вернёмся домой! Звонкий смех, напоминающий пение иволги, эхом разнёсся по всей реке. Ещё одна женщина подплыла к ним навстречу, стоя на своей лодке: — Хорошо, хорошо, будет тебе и вторая. Поберегись и лови, молодой чаровник! Вторая локва приземлилась ему в другую руку, и Вэй Усянь крикнул женщине вслед: — Сестрица, ты не только красива, но ещё и мила. В следующий раз, когда я окажусь здесь, я куплю у тебя целую корзину! — Так и не купил, — пожаловался Усянь, его голос прозвучал капризно, как у ребёнка, который не получил желаемое. Он слегка потянул Жоханя за край халата на груди. Жохань скользнул взглядом по юноше, его брови чуть приподнялись. — Ты хочешь локв? — уточнил он, взвешивая, насколько это важно. — Я бы не отказался их взять у тех сестриц, они были милы со мной. Угостили, — с улыбкой добавил Усянь, чуть наклоняя голову вбок, пытаясь вспомнить столь старую встречу. Жохань на секунду задумался, его губы тронула улыбка. — Значит, сходим, купим. Заодно проверим, как А-Чао справляется с задачей. — Это только вторая глава, а мы уже нажили себе проблем, — недовольно выдохнул Вэнь Сюй, проводя рукой по идеально уложенным волосам, словно от этого жеста он мог бы навести порядок и в своих мыслях. — Дагэ, я правда не понимаю, как это произошло, — Вэнь Чао выглядел растерянным, его взгляд блуждал по полу, избегая встречаться с осуждающим взглядом старшего брата. — В любом случае — это уже случилось. Нам остаётся это только исправить, — Вэнь Сюй остановился, внимательно посмотрел на брата. — И быть благодарными Вэй Усяню. Надо будет потом подальше от посторонних глаз его как следует поприветствовать и представиться. Да поклониться не забудь в благодарность, — наставительно добавил он, тон его речи был напористым, словно не допускал и мысли о том, что младший может ослушаться. — Я всё ещё не понимаю, как на него реагировать, — пробормотал Чао, по-прежнему избегая взгляда брата. — Никак, пока-что они играются, — ответил Сюй, скрещивая руки на груди и поджимая губы. — Но, если по окончании этого мероприятия отец приведёт его как супруга, ты со всем достоинством второго сына должен будешь его принять, пожелать долгих лет жизни и преподнести достойный подарок. — Достойный подарок? — Вэнь Чао поднял голову, его лицо исказилось смесью непонимания и недовольства. — А что это должно быть? Вэнь Сюй взглянул на брата с лёгкой усмешкой, будто тот задал очевидный вопрос. — Ты же не думал, что это будет что-то простое? — сказал он, накладывая себе яичных рулетиков. — Для такого случая подарок должен символизировать признание. Зеркало с выгравированным пожеланием, красный пояс с вышивкой, говорящей о привязанности, или, если хочешь показать великодушие, нефритовый амулет, связанный с благополучием. — И ты думаешь, что он это оценит? — Чао недоверчиво нахмурился. — Ему всё равно. Но не отцу. Это для него знаки уважения и согласия, — Вэнь Сюй прервался и положил руку ему на плечо, — это традиция. Мы показываем своё уважение не только к человеку, но и к порядку, установленному нашим кланом. Чао раздражённо вздохнул, словно не понимал, зачем всё это нужно. — Дагэ, но ведь он... — он не успел закончить мысль, как Сюй его прервал. — Вэй Усянь может быть кем угодно, хоть духом хаоса, но сейчас он находится под защитой отца. Если этот союз укрепит наш Орден, ты должен будешь это принять. — Что ещё я должен сделать? — смирившись, тихо спросил Чао. Сюй усмехнулся. — Учись говорить сдержанно, диди. От тебя требуется благопристойность. Если отец действительно решит связать свою судьбу с ним, то ни один клан в округе не должен усомниться в том, что мы можем проявить себя достойно. Вэнь Сюй говорил не просто так. С давних времён, когда каждый шаг мерили мерилом предков, а каждый поступок вписывали в негласные хроники рода, отношения и браки между семьями были не только союзом людей, но и незримой сделкой, укрепляющей власть, честь и влияние. В кланах, подобных Ордену Вэнь, эти узы считались священными, а обычаи, сопровождающие их, — нерушимыми законами. Дарить нефрит — это не просто передача ценного камня. Его прохладная, гладкая поверхность символизировала чистоту помыслов и долговечность намерений. Нефрит служил обещанием, что союз будет столь же прочен и незыблем, как этот камень. Красный цвет, которым украшали пояса и ленты, нёс радость и удачу, словно жар пламени, согревающий дом. Он стал неотъемлемым атрибутом любых торжеств, ибо, как гласили древние трактаты, без красного радость теряет свой блеск. Зеркала же, с их блестящей, почти магической поверхностью, украшали изысканными узорами, символизирующими счастье и долголетие. Дарить зеркало значило желать не только светлой жизни, но и отражать истину души — для того, кто дарит, и для того, кто принимает. Вэнь Сюй прекрасно знал: каждое подношение, каждый жест — это не просто традиция, но ещё и свидетельство уважения к древнему порядку. Каждая деталь — от выбора материала до его оформления — рассказывала свою историю. Именно поэтому он так строго наставлял младшего брата, добиваясь, чтобы тот осознавал: за любым действием стоит долг не только перед семьёй, но и перед собственным именем. Вэнь Чао почувствовал себя пойманным в сети этих слов, как птица, угодившая в ловушку. Он хотел бы возразить, но лишь кивнул, скрывая тень сомнения за опущенными ресницами. Он понимал — в Ордене Вэнь нет места для сомнений, даже если это сомнения его собственного сердца. Тембр голоса женщины был глубоким и богатым. Она оказалась посмелее остальных и указала на Лань Ванцзи: — Приводи и его с собой. Все приходите к нам за фруктами! Вэй Усянь помахал локвой перед глазами Лань Ванцзи, но тот всё также смотрел ровно перед собой: — Убери. Вэй Усянь послушался его: — А я знал, что ты откажешься, так что и не собирался тебя угощать. Цзян Чэн, лови! Как раз в это время лодка Цзян Чэна проплывала мимо. Он поймал локву одной рукой, и слабая улыбка проскользнула на его лице, затем сразу же сменившись привычным недовольным фырканьем: — Ты опять кокетничал со всеми подряд? Вэй Усянь оскалился, довольный собой: — Сгинь с глаз долой! — а потом повернулся и спросил. — Лань Чжань, ты ведь из Гусу, значит, умеешь говорить на местном диалекте, да? Научи меня вашим бранным словам. Лань Ванцзи бросил на него очередной «убожество»-взгляд и перешёл на другую лодку. Вэй Усянь же на самом деле и не ждал от него ответа, а просто хотел подразнить. Он услышал, как мягко и нежно звучит диалект У, и подумал, что Лань Ванцзи непременно говорил на нём в детстве. Вэй Усянь сделал ещё один глоток рисового вина из блестящего чёрным пузатого сосуда, поднял со дна лодки весло и ринулся вперёд, надеясь обогнать Цзян Чэна. Лань Ванцзи в это время стоял бок о бок с Лань Сичэнем, и сейчас даже выражения их лиц выглядели одинаковыми: оба будто погружены в невесёлые думы о том, что делать с бездонным омутом и что сказать главе посёлка Цайи. Мимо них проплыла лодка, до отказа гружёная корзинами с большими наливными локвами. Лань Ванцзи мельком взглянул на неё и продолжил смотреть вперед. Но Лань Сичэнь вдруг сказал ему: — Если тебе так хочется локв, может быть, купим корзину? — ... Лань Ванцзи раздражённо взмахнул рукавами: — Я не хочу! И вновь перешёл на другую лодку. — Лаань Чжань, — позвал на распев Усянь, — будь честен хотя бы перед самим собой и своей семьёй. Вэй Усянь приобрёл в Цайи целую кучу замысловатых штучек, привёз в Облачные Глубины и раздарил адептам из других кланов. Лань Цижэнь всё ещё находился в Цинхэ, поэтому занятий по-прежнему не было и все ученики целыми днями дурачились в своё удовольствие, а на ночёвку собирались в комнате Вэй Усяня и Цзян Чэна. До рассвета они объедались и пьянствовали, боролись и играли в кости и, разумеется, рассматривали книжки с весёлыми картинками. В одну из таких ночей Вэй Усянь проиграл в кости, и его послали тайком пробраться за стену, чтобы купить несколько сосудов «Улыбки Императора». На этот раз всё как будто бы обошлось, и юноши, наконец, смогли отведать этого напитка. Однако уже на следующее утро, ещё до рассвета, кто-то неожиданно распахнул дверь в комнату, явив взору кучу-малу из учеников, спящих на полу мёртвым сном. Звук открывшейся двери заставил некоторых из них недовольно поднять головы. Сквозь сонные прищуренные глаза они разглядели Лань Ванцзи, с каменным лицом стоящего в дверном проёме, и один лишь его вид заставил остатки их дрёмы улетучиться в мгновение ока. Не Хуайсан ошалело ткнул Вэй Усяня, который безмятежно спал, свесив голову и задрав ноги: — Вэй-сюн! Вэй-сюн! Ему пришлось несколько раз ощутимо потрясти Вэй Усяня, прежде чем тот, наконец, произнёс сонным голосом: — Что? Кто-то хочет ещё?! Цзян Чэн? Ну давай, давай — боялся я тебя! Прошлой ночью Цзян Чэн перепил, поэтому сейчас его голова раскалывалась на части, и он с закрытыми глазами лежал на полу, опасаясь лишний раз пошевелиться. Он схватил первый попавшийся под руку предмет и запустил им в направлении голоса Вэй Усяня: — Умолкни! Этим предметом оказалась книга, угодившая Вэй Усяню прямо в грудь. От удара она раскрылась, и Не Хуайсан сразу же признал одну из своих драгоценных порнографических книг распроданного издания. Он поймал леденящий душу взгляд Лань Ванцзи и чуть было не отправился к предкам прямо на месте. Вэй Усянь же что-то пробормотал, обнял книгу покрепче и вновь сладко заснул. Тогда Лань Ванцзи ступил в комнату, одной рукой схватил Вэй Усяня за шиворот, поднял и молча потащил за собой к двери. — Вот тебе и праведный Орден, — смеялся Вэнь Жохань, едва сдерживая широкую улыбку. В его голосе звучала насмешка, но в глазах мелькал блеск довольства. Он не стыдился ни собственных слов, ни того, что вскрылись промахи его сына. Разве это имело значение, если в конечном счёте всё обернулось в лучшую сторону? А сейчас так вообще в его руках находится самое настоящее сокровище, тот, кто так играючи способен прикрывать его, сильнейшего заклинателя. Это ли не ценное? Так и до кучи, ему позволяли взглянуть на прошлое — своего любовника? — он не был уверен в том, как правильно назвать их отношения. — Хотя стоит признать, в каждом поколении найдутся те, кто будет это делать, — продолжал он, больше размышляя вслух, чем обращаясь к своему собеседнику. — Иногда мне кажется, что некоторых просто не исправить, — с лёгкой усталостью в голосе произнёс Лань Цижэнь, приподняв чашу с чаем к губам. — Они нарушают правила, подбивают на это других, шалят. — Ах-ха, Цижэнь, ты всё ещё припоминаешь историю с бородкой? — Жохань не сдержал громкого смеха. — Цансэ не только это вытворяла! — вспылил учитель Лань. — И сынок ей вторит. — Так на то он и её сын, чему ты удивляешься? — Жохань подмигнул, словно подтверждая свои слова. Он сделал паузу, чуть подавшись вперёд. — Да и в целом, учёба у вас — это ведь последний шанс побыть ребёнком, перед тем как уйти в этот круговорот обязанностей и долга. Цижэнь опустил взгляд, как будто размышляя над этими словами. Его пальцы медленно обвели край чаши, и, наконец, он тихо ответил: — Может быть. Но иногда я думаю, что, научив их правилам, я делаю только первый шаг, а что дальше — уже их выбор. Жохань хмыкнул, откинувшись назад. В его глазах блеснуло признание. — А что, если и правила нарушать, то тоже надо уметь, а, Цижэнь? Лань Цижэнь задумчиво помолчал, будто переваривая слова Вэнь Жоханя. Он поставил чашу на стол и посмотрел прямо на собеседника. — Нарушать? — его голос звучал укоризненно. — Ты говоришь об этом так, будто это искусство, которому можно обучить. — А разве нет? — Жохань слегка пожал плечами, его губы тронула привычная, почти насмешливая улыбка. — Это тоже мастерство. Знать, как и когда нарушить правила так, чтобы все остались довольны, чтобы ты мог сказать: «Я сделал это для общего блага». — Для общего блага? — переспросил Цижэнь, поднимая бровь. — Любопытная философия, Жохань. И ты, очевидно, считаешь её правильной? — Правильной? — глава Ордена Вэнь чуть наклонился вперёд, его взгляд стал острым, почти гипнотическим. — Правильное и неправильное — это иллюзии. Есть только результат. Если результат оправдывает действия, значит, всё сделано верно. — И что ты скажешь тем, кто пострадал ради этого результата? — спросил Цижэнь, его голос теперь звучал твёрже. — Я скажу, что жертвы неизбежны, Цижэнь. Это закон мира, в котором мы живём. И ты, как никто другой, должен это понимать. Или твои собственные правила никогда не приводили к последствиям, которые были неприятны другим? Цижэнь задержал взгляд на Вэнь Жохане, его глаза потемнели. — Моё правило всегда одно: поступать честно, — тихо ответил он. — Даже если это честность не в угоду ни мне, ни другим. — Честность — это роскошь, которую ты можешь позволить себе в своём Ордене, — Жохань махнул рукой, будто отгоняя чью-то неуместную мысль. — Но за пределами ваших стен, в мире, где нет ни светлых правил, ни строгих кодексов, только те, кто умеют двигаться между законами, выживают. — А что, если я хочу изменить этот мир? — тихо спросил Лань Цижэнь, его словах слышалась искренняя надежда. Жохань посмотрел на него внимательно, изучающе. Затем покачал головой и усмехнулся. — Ты идеалист, Цижэнь. Может, именно поэтому у нас такие разные взгляды. Но знаешь... — он чуть прищурился. — Мне кажется, этот идеализм однажды тебя погубит. — А твой прагматизм? — тут же парировал Лань. — Меня уже давно ничто не погубит, — уверенно ответил Жохань. — Просто напоминаю, упоминалось, что Орден Вэнь пал, а вы, глава Вэнь, были убиты, — прозвучал дерзкий голос. Он звучал не только насмешливо, но и вызывающе, почти как у ребёнка, дразнящего льва в клетке. Лицо Жоханя едва заметно дёрнулось. Он замер, как будто обдумывая что-то, а затем внезапно, с почти детской непосредственностью, наклонился к юнцу. В его действиях не было ни тени прежней хладнокровной сдержанности. — Ах ты, наглец... — произнёс он едва слышно, прежде чем, не сдерживая своего порыва, укусить под ухом Вэй Усяня. Юноша издал громкий взвизг, инстинктивно отдёрнувшись, но поздно: место укуса тут же покраснело, оставив яркий след. — А кусаться-то за что?! — возмутился Усянь, держась за шею и во все глаза таращась на Вэнь Жоханя. Тот откинулся назад, довольный своим маленьким актом мести. Его взгляд искрился торжеством, а губы тронула победоносная улыбка. — Чтобы впредь помнил, — спокойно ответил он, словно его действия были самым естественным поступком в мире. — И чтобы знал, язык — оружие обоюдоострое. Усянь покачал головой, пытаясь сохранить остатки достоинства. — Вот тебе и Верховный заклинатель, — пробурчал он, украдкой потирая шею. — А кусается, как уличный пёс. Жохань лишь усмехнулся, будто слова юнца были для него лишь пустым эхом. — Он сошёл с ума, — вынесла вердикт Вэнь Цин, наблюдая за парой шутов. — На всякий случай проверишь его вечером? — Вот тебе и почтительный сын, сомневается в здравии родного отца, — получив злой взгляд в ответ, засмеялась. — Я целитель — это моя работа, сомневаться. Но да, проверю. От подобных действий Вэй Усянь наконец наполовину проснулся и стал озадаченно озираться по сторонам, пока не сообразил, что его тащит Лань Ванцзи: — Лань Чжань, что ты делаешь? Лань Ванцзи продолжал тащить его за собой, не обмолвившись и словом. Вэй Усянь окончательно проснулся, а за ним и ученики, валяющиеся на полу полумёртвыми, мало-помалу начали возвращаться к жизни. Увидев, что Вэй Усянь попался-таки в лапы к Лань Ванцзи, пробудился и Цзян Чэн. Он вылетел на улицу и закричал: — Что здесь происходит? Куда ты его тащишь? Лань Ванцзы повернулся и отчеканил: — Он будет наказан. Цзян Чэн туго соображал со сна и с похмелья, поэтому только сейчас вспомнил, что за неразбериха творилась в их комнате. А подумав ещё немного, наконец осознал, что прошлой ночью они нарушили бесчисленное множество правил Облачных Глубин, и застыл на месте. Лань Ванцзи притащил Вэй Усяня во внутренний двор перед Храмом Предков клана Лань. Здесь уже собрались несколько старших адептов Ордена Гусу Лань общим числом в восемь человек. Четверо из них держали в руках длинные ферулы, изготовленные из сандалового дерева и сплошь покрытые резными иероглифами. Молчаливая торжественность представшей взору сцены внушала благоговение и трепет. Едва Лань Ванцзи дотащил Вэй Усяня до места наказания, как к тому подошли два адепта и крепко схватили, силой удерживая на месте. Вэй Усянь оказался одним коленом на земле, без малейшего шанса на сопротивление: — Лань Чжань, ты правда накажешь меня? Лань Ванцзи холодно смотрел на него, не отрывая взгляда, и по-прежнему хранил молчание. Вэй Усянь сказал: — Я не покорюсь. Как раз к этому моменту подоспели проснувшиеся юноши и попытались проникнуть во внутренний двор, но стража преградила им путь. Напуганные одним только видом ферул, они в замешательстве скребли затылки. Вдруг Лань Ванцзи аккуратно поднял полы своих белых одеяний и опустился на колени рядом с Вэй Усянем. — Я так понимаю, раз наказание получает и Второй Нефрит, значит, он нарушил правила своего Ордена, — произнёс Вэнь Жохань слегка почесывая подбородок, словно обдумывая что-то. — Но что мне любопытно, — он повернул голову, глядя на сидящего напротив Лань Ванцзи, — пьянствовали ведь не только Вэй Усянь, но и другие адепты. Да и нарушения, кажется, были не только в этом: игры, время сна не соблюдено и ещё, наверное, множество мелочей. Так почему наказан был только Вэй Усянь? Лань Ванцзи, сидящий с идеально прямой спиной на своей подушке, на мгновение опустил взгляд, но затем снова выровнял осанку, склонив голову в сторону собеседника: — Мне нечего ответить на это. Я был предвзят. Позже я получу соответствующее наказание. — Наказания-наказания, — протянул он, словно смакуя слово, и лениво махнул рукой, будто отмахиваясь от ненужных формальностей. — В вашем Ордене, кажется, всё крутится только вокруг наказаний. Одно за другим. Только и знаете, что наказывать. Он чуть сдвинулся на своей подушке, да так, что сидящему на его коленях Усяню стало не удобно и, чтобы удержать равновесия, вцепился в плечи старшего, что-то шипя сквозь зубы. Глаза Жоханя оставались прикованными к Ванцзи, но тот не шелохнулся, его осанка оставалась идеальной, плечи напряжёнными. Цзинь Гуаншань, сидевший чуть в стороне, не упустил момента вставить своё: — А разве Верховный Заклинатель не любитель наказаний тоже? — его тон был учтивым, однако лёгкая издёвка за едва завуалированной формальностью присутствовала в его тоне. Жохань наконец перевёл взгляд на него. — Дорогой глава Цзинь, — он сделал паузу, слегка склонив голову, — я не наказываю. Я творю правосудие и подавляю глупых заклинателей. Вэй Усянь слегка пошевелился, ослабив хватку на плечах Жоханя, и приподнял голову, бросив взгляд на Гуаншаня, словно хотел что-то сказать, но потом передумал, просто усмехнувшись себе под нос. Этот жест выглядел настолько самоуверенным, что Гуаншань слегка поджал губы, но промолчал. — Ах, так правосудие? — с лёгкой насмешкой протянул Усянь, сцепив пальцы перед собой. — Значит, можно просто называть всё "правосудием" и делать, что вздумается? Может быть, мне тоже попробовать? Вэнь Жохань чуть склонил голову в сторону молодого заклинателя, словно его задела эта реплика, но вместо того, чтобы возразить, он лишь лениво провёл рукой по шее Усяня, словно успокаивая ребёнка. — Мой дорогой Ин-эр, правосудие не в том, чтобы делать что хочется. Оно в том, чтобы понимать, что твоё желание совпадает с правильным исходом, — произнёс он, а затем, чуть прищурившись, добавил, — но это, конечно, требует таланта. — Конечно-конечно, — протянул Усянь, не став вступать в спор. Лань Ванцзи, всё это время сохранявший абсолютную невозмутимость, наконец, поднял взгляд. — Верховный Заклинатель может считать себя выше правил. Но это не отменяет истины. — А ты говоришь о "наказаниях", — усмехнулся Жохань, слегка приподняв бровь. — Какое правило нарушил ты, Второй Нефрит, чтобы так говорить? Или твоя истина — просто слова, за которыми ничего не стоит? — Истина не нуждается в доказательствах. Она существует, даже если никто в неё не верит, — наконец, ответил он. — Ин-эр, зачем ты научил его говорить? Лань Ванцзи использует этот навык не по делу, — сказал Жохань, приподняв уголок губ в издевательской улыбке. Вэй Усянь, который всё это время внимательно следил за выражением лица Жоханя, только хмыкнул и, чуть подавшись вперёд, лукаво ответил: — Не вини меня, Великое Солнце. Он сам учился. Может, правда, что-то подслушал у меня, но мне и в голову не приходило, что он запомнит. Жохань рассмеялся, а его рука скользнула по плечу Усяня, как бы невзначай приглаживая ткань его одежды. — Может, и так, но я всё же подозреваю, что ты приложил к этому свою руку. — Зато вам теперь есть с кем поспорить, — с наигранной серьёзностью добавил Усянь, бросая хитрый взгляд на Ванцзи. — Не благодарите. Лань Ванцзи не отреагировал на этот выпад, его лицо осталось бесстрастным, но тонкие пальцы, сжатые в кулак, выдавали его внутреннее напряжение. — Если споры были бы продуктивны, возможно, я бы и поблагодарил, — отрезал он, чуть склоняя голову в знак вежливости, но не отрывая взгляда от Вэнь Жоханя. — Ах, Лань Ванцзи, ты так серьёзен, — протянул он с ленивой усмешкой, его голос тёк мягко, как шелк, но был натянут, как струна. — Но иногда, быть может, стоит научиться играть? Или тебе нужны уроки от твоего нового учителя? — он слегка подтолкнул Усяня вперёд, как бы выставляя его напоказ. — Вот такого учителя нам ещё не хватало! — взвился Лань Цижэнь, со стуком ставя пиалу на стол. — Я прошу прощения за своего племянника. Если уж наказывать, то всех. Если закрывать глаза, опять же на всех. Он, действительно, допустил ошибку. Лань Цижэнь поднял руку в жесте примирения, но взгляд его, полный скрытого раздражения, метнулся к Усяню и Жоханю. — А ещё мне стоит отметить, что вы, Великое Солнце, и ты, Вэй Усянь, уж больно умеете переводить тему в нужном вам направлении и отвлекать. — Талант не пропьёшь, даже если очень стараешься, — с весёлой наглостью отозвался Усянь, схватив стоящий перед ним сосуд с вином. Едва он поднёс его ко рту, изящная рука с длинными, чуть прохладными пальцами ловко выхватила сосуд. — Ядовитый корень не растёт сам по себе, — отрезала Вэнь Цин, её голос звучал сухо. Она окинула Усяня суровым взглядом и, чуть отведя сосуд подальше, добавила. — Сначала протрезвей, а потом уже таланты свои показывай. Вэй Усянь фыркнул, но не стал спорить. Он сделал вид, что смирился, но глаза его всё так же блестели задорным светом, подспудно обещая, что шоу ещё не закончилось. Вэнь Жохань, наблюдая за развернувшейся сценой, не удержался от короткого, но искреннего смеха. Его алые глаза с весёлым блеском встретились с Вэнь Цин. — Вот так, Вэнь Цин, ты всегда ставишь их на место, — с тёплотой сказал он, одним движением руки будто сметая напряжение. — Между прочим, глава Вэнь, — вмешался Лань Цижэнь, не без намёка кивая в сторону Вэй Усяня, — я вовсе не собирался хвалить ваш талант, уж простите. Скорее наоборот, его следовало бы приструнить. И если уж на то пошло, следует признать, что вы оба — мастерски уходите от сути разговора. Жохань откинулся назад, сложив руки на чужой талии, и с притворным интересом прищурился. — Ах, дорогой Цижэнь, в этом-то вся прелесть. Да и разве не будет ли всем проще, что мы хоть как-то стараемся снизить накал страстей? — Возможно, — нехотя согласился тот. Вэй Усянь от испуга поменялся в лице. Он попытался встать, но Лань Ванцзи приказал: — Начинайте! Вэй Усянь схватил ртом воздух, словно рыба на суше, и затараторил: — Погодите, погодите! Я покорюсь, покорюсь, Лань Чжань. Я ошиба… Ай! Оба получили больше сотни ударов ферулой по ладоням, ногам и спине. Всё это время Лань Ванцзи никто не держал: он в положенной позе стоял на коленях с идеально прямой спиной. Вэй Усянь же, напротив, душераздирающе вопил и стенал, нисколько не сдерживаясь, так, что ученики, наблюдающие за наказанием, съёживались от страха, представляя его боль. По завершении экзекуции Лань Ванцзи молча встал, легким кивком отдал честь старшим адептам и пошёл прочь, не проявляя никаких признаков полученных ран. Вэй Усянь вёл себя совершенно противоположно: он неустанно стонал всю дорогу, пока Цзян Чэн нёс его в комнату, взвалив к себе на спину. Юноши окружили их и наперебой расспрашивали: — Вэй-сюн, что же всё-таки случилось?! — Понятно, почему Лань Чжань решил наказать тебя, но почему и ему досталось? Вэй Усянь театрально вздохнул, поудобнее раскинувшись на спине Цзян Чэна: — Эх! Досадный просчёт! Впрочем, это длинная история! Цзян Чэн оборвал его: — Заканчивай паясничать! Что ты опять натворил?! Вэй Усянь ответил: — Ничего я не творил! Вы же сами всё знаете: прошлой ночью я продул в кости и отправился за «Улыбкой Императора». Цзян Чэн помолчал и сказал: — Только не говори мне, что ты опять встретил его. Вэй Усянь произнёс: — Именно так оно и было. Кто же знал, что в ту ночь удача отвернётся от меня: когда я уже возвращался с «Улыбкой Императора», он опять словно из-под земли вырос прямо передо мной. Теперь я действительно думаю, что он тайком за мной следит. Цзян Чэн съехидничал: — Можно подумать, кто-то станет тратить на тебя своё время! Так что было дальше? Вэй Усянь ответил: — А дальше я поздоровался с ним: «Лань Чжань! Какое удивительное совпадение — снова ты тут!» И, конечно, он, как обычно, ничего мне не ответил, но зато без лишних слов потянул ко мне руку. Я спросил: «Эй-эй, ты что делаешь?» А он ответил, что если приглашённый ученик столь часто нарушает комендантский час, он должен быть доставлен к Храму Предков клана Лань, чтобы принять наказание. Тогда я предложил: «Нас здесь только двое. Если я никому ничего не скажу и ты никому ничего не скажешь, тогда никто и не узнает, что я нарушал комендантский час, ведь так? Я обещаю, это в последний раз. Мы же с тобой приятели, так сделай же мне маленькое одолжение!» Юноши выглядели так, словно были больше не в силах слушать его рассказ. Вэй Усянь продолжил: — А потом он с мрачным видом ответил, что мы вовсе не приятели, обнажил свой меч и замахнулся на меня. В общем, чихать он хотел на нашу дружбу, так что мне пришлось поставить на землю «Улыбку Императора» и уворачиваться от его выпадов. Он атаковал так быстро и даже пару раз едва не нагнал меня, я никак не мог от него избавиться! В конце концов, мне надоело от него убегать, и я спросил: «Ты от меня не отстанешь, да?!» Он же вновь повторил: «Прими наказание!». Юноши жадно внимали каждому его слову, а сам Вэй Усянь пришёл в упоение, забыв, что его по-прежнему нёс на спине Цзян Чэн, и внезапно с силой шлёпнул того по плечу: — И тогда я сказал: «Ну ладно!», перестал уворачиваться и, наоборот, ринулся навстречу Лань Чжаню, покрепче вцепился в него, и мы рухнули вниз прямо за стену! — ... Вэй Усянь продолжил: — В общем, мы оба оказались за территорией Облачных Глубин! От такого падения у меня даже искры из глаз посыпались. Не Хуайсан был озадачен: — Он не вырвался? Вэй Усянь ответил: — О, он попытался! Но я прилип к нему всем телом, крепко обхватив и руками, и ногами, так что он при всём желании не мог вырваться, и даже слезть с меня. Он весь напрягся, как каменный истукан, а я заявил: «Ну и что ты теперь будешь делать? Ты тоже попал за территорию Облачных Глубин, и, получается, мы оба нарушили комендантский час. Ты не можешь позволять себе того, что запрещаешь другим, так что если ты накажешь меня, то тебе придётся наказать и себя. Правила едины для всех, ведь так? Что скажешь?» Когда он, наконец, поднялся на ноги, то был мрачнее тучи. Я присел в сторонке и попросил его не волноваться, заверив, что никому не скажу и это останется секретом между землей, небесами и нами. А потом он ушёл, так и не проронив ни слова. Кто же знал, что он додумается до того, что произошло сегодня утром!.. Цзян Чэн, помедленнее. Ты чуть было меня не уронил. Не выдержав, Лань Цижэнь закрыл лицо ладонями, локти его опустились на стол, и поза, несмотря на её неблагопристойность, выражала всю степень его отчаяния. — Эта семейка — сплошное наказание для главной ветви клана Лань! — с глубоким вздохом произнёс он. Вэнь Жохань, едва удерживаясь от очередного приступа смеха, поддакнул, наслаждаясь моментом: — Точно-точно. Цансэ ведь нечто подобное тоже вытворяла, верно? — Матушка? — оживился Вэй Ин, устремляя на него взгляд, полный любопытства и лёгкой надежды. — Да, она, — подтвердил Жохань, слегка подавшись вперёд, будто предвкушая долгую историю. — То, что она сбрила бородку Цижэня — это ещё ерунда. Было и хуже. Например, как-то она подговорила Не Жусяня, бывшего главу ордена Не, устроить испытание терпения для адептов Лань. Каждое утро, чуть свет, он вызывал кого-нибудь из адептов на бой, и отступал только тогда, когда добивался победы. Так продолжалось несколько недель, пока Облачные Глубины не заполонили побитые, но слишком гордые, чтобы жаловаться, ученики. Жохань с улыбкой покачал головой, словно вспоминая что-то особенно забавное. — Конечно, с ферулой он был не знаком, так что никакие угрозы или наказания на него не действовали. Всё это закончилось лишь тогда, когда Цижэнь догадался, кто стоит за его упорством. Оказалось, Цансэ таким образом мстила за своих друзей — она считала, что адепты Лань слишком высокомерны, чтобы замечать её и других «простых людей». — И что было потом? — не унимался Вэй Ин, его глаза буквально сияли от восторга, не часто его удостаивали чести истории о матушке. — Потом? — переспросил Жохань, смеясь. — Потом она стала действовать осторожнее, но не менее остроумно. Например, однажды Цансэ научила белых журавлей в ордене подбирать чужие поясные пропускные жетоны. В итоге адепты бегали по горам, высматривая, у кого из птиц на лапке завязан их собственный жетон. — Ах, эти журавли! — простонал Лань Цижэнь, чуть приподняв голову. — На их обучение ушло столько сил, а она буквально за неделю свела всё на нет! Жохань продолжил, всё ещё развлекаясь: — А как-то раз она подговорила госпожу Лань использовать ароматные благовония, чтобы в спальне Лань Цижэня завелись пчёлы. Ходили слухи, что она считала их достойной платой за его занудство. — Матушка? — переспросил Вэй Ин, теперь уже с нескрываемым смехом, стараясь представить себе сцену с суровым учителем и роящимися вокруг него пчёлами. Цижэнь вздохнул так, словно бы эта старая рана вновь напомнила о себе. — И это только те проказы, о которых вы знаете. Жохань, казалось, был в ударе. Он потянулся за чашкой чая, но, вспомнив что-то особенно занятное, остановился, вновь переводя взгляд на Вэй Ина, который жадно ловил каждое его слово. — Ах, Ин-эр, но вы же не думали, что это всё? — хитро прищурился Жохань. — Конечно, есть ещё кое-что... Такие шалости, которые знаю только я. — Например? — тут же отозвался Усянь, подаваясь вперёд с любопытством, будто ребёнок, слушающий сказку перед сном. — О, например, тот случай, когда Цансэ подговорила нескольких адептов Лань собрать самую красивую белоснежную ткань для облачений. А потом... Ха! Она велела своим подругам покрасить их в ярко-красный цвет и незаметно разложить вместо оригиналов. Представьте себе лица ваших почтенных адептов, Лань Цижэнь, когда они в день торжественной церемонии появились в алых одеяниях! Цижэнь громко вздохнул, едва не прикрывая лицо ладонью. — Это объясняет, почему её всегда так раздражали правила, касающиеся одежды. Жохань усмехнулся: — И ещё одна из её выходок. Мы как-то были на празднике в Облачных Глубинах, все эти ваши церемонии — музыканты, ритуалы, благовония. Так вот, Цансэ решила, что скучно, и добавила в благовония кое-что... стимулирующее. — Стимулирующее? — переспросил Вэй Усянь, с трудом сдерживая смех. — Ну, знаешь, чтобы присутствующие чувствовали себя немного... воодушевлённее. Она утверждала, что это просто безобидный способ заставить высокомерных адептов Лань хотя бы раз в жизни улыбнуться. — Это было... — начал Цижэнь, и замолчал, тяжело выдохнув, — худшее выступление в истории ордена. Половина адептов смеялась так, что не могла удержать инструментов. Жохань, продолжая смеяться, чуть откинулся назад, наблюдая за тем, как Лань Цижэнь с трудом удерживает свои нервы. — А знаете, что самое интересное? — добавил Жохань, обводя взглядом столы. — Её проказы всегда приносили пользу. Ведь те, кто смеялся, успокаивались. Те, кто нарушал правила, учились лучше их понимать. И даже ваша суровость, Цижэнь, становилась чуть мягче под её влиянием. Лань Цижэнь покачал головой, но, кажется, в глубине души признал справедливость этих слов. — Может быть, — пробормотал он, поджав губы. — Но это не оправдывает её безответственности. — А по-моему, это была гениальность, — не удержался Вэй Ин, широко улыбаясь. — Надо же... в кого я такой, теперь ясно! Жохань расхохотался, откинув голову назад, а Лань Цижэнь лишь закатил глаза, пытаясь сохранить остатки своей невозмутимости, но у него это не выходило. Всё-таки это были приятные воспоминания. Мадам Юй сидела, сжимая в руках фарфоровую чашу, которую так и не поднесла к губам. Её взгляд, острый, как зазубренный клинок, будто невзначай задержался на Вэнь Жохане, увлечённо рассказывающем о проказах Цансэ. Словно пленительный вихрь, мелькнуло у неё в голове, шальная, неукротимая, свободная от цепей, которыми мы связаны. Цансэ. Это имя, даже спустя годы, цепляло, как не зажившая рана. Она помнила её: не просто красивую, а ослепительную. Ту, кто в любой толпе умела привлечь внимание, будто свет маяка в тумане. Гибкость её движений, мягкость смеха, умение очаровать одним лишь словом. Мадам Юй крепче сжала чашу, чувствуя, как горячая керамика обжигает ладони. Женщина, которую любили. И не за долг, не за статус, а потому что не любить было невозможно. Она вспомнила, как на одном из редких совместных праздников её муж, хоть и стараясь не выдать себя, всё же слишком внимательно смотрел в сторону Цансэ. Тогда, сдержавшись, она только подняла бровь, но в её сердце уже поселилась первая искра ревности. А ещё Цансэ обладала тем, чего у неё никогда не было. Свободой. Мадам Юй, с детства воспитанная в строгих традициях, знала, что такое долг. Знала, как быть идеальной хозяйкой, строгой матерью, надёжной опорой для мужа. Но Цансэ, казалось, играючи порывала с этими устоями. Как ты это делала? — думала она тогда. Как у тебя получалось нарушать правила и оставаться столь любимой? — Дорогая госпожа Юй, — вдруг обратился к ней Вэнь Жохань, его голос ворвался в её мысли, заставляя мгновенно выровнять осанку. — Вам кажется скучным мой рассказ? Или воспоминания о Цансэ слишком ярки? Она не сразу ответила, а лишь сделала глоток из чаши, тщательно скрывая вспышку раздражения за отточенным движением. — Неужели вы думаете, что свободолюбивая женщина, которая жила так, будто весь мир принадлежит ей, могла оставить на ком-то тень? — её голос прозвучал спокойно, но чуть натянутым, словно струна. — Она была всего лишь очередным ветром, не более. Вэнь Жохань слегка улыбнулся, словно увидел в её словах нечто большее. — Ветры, госпожа Юй, способны не только качать травы, но и ронять деревья. Она чуть прищурила глаза, не давая ему возможности продолжить. — В любом случае, она давно покинула этот мир, — произнесла она холодно, но на самом деле слова обжигали, будто раскалённое железо. А в памяти всё равно осталась. Тонкий звук поставленной чаши стал единственным свидетельством её внутреннего напряжения. А Жохань, довольный, снова перевёл внимание на остальных, как будто специально позволяя ей утонуть в своих мыслях. Цзинь Гуаншань, с самого начала не принимавший участия в разговоре, наконец, подал голос. Его тон был одновременно снисходительным и лукавым, а улыбка растянулась так, что никто не мог сказать наверняка, насмешка это или искреннее восхищение. — Ах, Цансэ... Если уж вспоминать, то давайте говорить начистоту. Никто не мог сравниться с её красотой. Вы ведь помните, как она появилась на уроках? Её платье было столь же лёгким, как осенний ветер, а волосы сияли, будто светились в темноте. Он поднял руку, будто внимая воображаемой картине, и вздохнул с преувеличенной драматичностью. — Мужчины за её улыбку были готовы горы свернуть, а уж как она умела говорить! Её слова — словно песня. Зачастую, по сути, она ничего не говорила, но слушать её хотелось бесконечно. Даже самые сдержанные головы орденов к ней тянулись. Цзинь Гуаншань склонился немного вперёд, будто раскрывая тайну: — А знаете, что самое смешное? Ей всё это было совершенно безразлично! Она могла лишь хмыкнуть, отвернуться — и всё. Это их только ещё больше заводило. Мадам Юй молча смотрела на Цзинь Гуаншаня, её взгляд был холоден, как лёд. Но тот словно не замечал, увлекаясь рассказом. — И вот представьте, женщина, способная, как говорят, одним взглядом остановить войну, выбрала себе в мужья... Вэй Чанцзэ! Он произнёс это имя с таким подчёркнутым презрением, что некоторые за столом невольно напряглись. — Вы только подумайте! Кто-то из рода Вэй! Не великий заклинатель, не сильнейший глава ордена, даже не богатейший из семей. Обычный, пусть и не бедный, но заурядный заклинатель. Он откинулся назад, будто и сам поражён нелепостью её выбора. — Это было столь нелепо, что многие думали — шутка. Но нет, она отдалась ему всей душой. И самое поразительное... Он замолчал, чуть прищурившись, словно смакуя момент, чтобы все за столом обратили на него внимание. — Она любила его. Искренне. Без условий. Как дети любят жизнь. Его голос потяжелел, и он коротко усмехнулся. — Вот только мне всегда казалось, что такая женщина, как Цансэ, могла бы достичь куда большего, если бы выбрала умнее. — Умнее? — внезапно перебил Вэнь Жохань, приподняв одну бровь. Его взгляд обжигал, словно раскалённый металл. — Ты ведь прекрасно знаешь, что это был её выбор. Ты, Цзинь Гуаншань, вряд ли можешь судить о том, что правильно или нет, когда дело касается любви. Цзинь Гуаншань отмахнулся, будто от нежелательного комара. — А ещё была история… — продолжил он, не обращая внимания на напряжение, — как она чуть не заставила троих мужчин устроить поединок за её благосклонность. И это не считая её мужа. — Чуть? — переспросил Вэй Усянь, едва сдерживая улыбку. — Ну, да, чуть! — с явным раздражением повторил Гуаншань. — Она успела уговорить их... сыграть в вайцзы вместо того, чтобы проливать кровь. — В этом и был весь её талант, — негромко добавил Лань Цижэнь, с лёгким вздохом поправляя ленты на своём мантии. — Она умела не только привлекать к себе внимание, но и уводить за собой. Пожалуй этим, Вэй Усянь, ты пошёл в неё. Цзинь Гуаншань лишь хмыкнул, словно сомневаясь, был ли это действительно талант или очередная прихоть женщины, которая, по его мнению, потратила свою жизнь на глупые мечты. Вэй Усянь сидел, рассеянно глядя на сосуд с вином, который теперь стоял далеко за пределами его досягаемости. Его мысли, обычно лёгкие и непринуждённые, стали тягучими, как мёд, растёкшийся под горячими лучами солнца. Он редко вспоминал мать — не потому, что не хотел, а потому, что её образ со временем стал зыбким, словно отражение на поверхности воды. Но сейчас, слушая истории о Цансэ, он чувствовал, как её тёплый, нежный образ всплывает из глубин его памяти, заполняя сердце одновременно радостью и тоской. Он едва помнил её лицо. Неуловимая улыбка, тёплые руки, которые так легко смахивали его детские слёзы, голос, полный жизни и энергии — всё это давно смешалось в его сознании в тёплую, но неясную картину. Воспоминания о ней были для него как песни ветра — их невозможно было ухватить, но их присутствие всегда ощущалось. Он скучал по ней так, как можно скучать только по человеку, которого любишь всем сердцем, даже если прошло столько лет, что боль утраты стала привычным фоном. Слушая, как другие рассказывали о её проделках, её независимости, её смехе, он чувствовал, будто обретает часть себя, которая долгое время была утрачена. Теперь он знал, что не только он, но и другие любили её. Это грело его душу и одновременно разрывала её. Ему хотелось услышать ещё больше историй, представить, как она жила, смеялась, спорила, как она любила его отца и, конечно, его самого. Хотелось увидеть её глазами этих людей — дерзкой, красивой, свободной. Хотелось верить, что в нём самом есть её черты — тот же смех, та же бесстрашность. И, может быть, где-то в глубине души, та же свобода, которую он ценил больше всего на свете. Вэнь Жохань, с ленивой усмешкой наблюдавший за общей беседой, незаметно перевёл взгляд на Вэй Усяня. Обычно искрящиеся озорством глаза юноши вдруг потускнели, а плечи чуть опустились. Он почти не слушал обсуждение, сосредоточившись на своих мыслях, что для него было нехарактерно. Жохань прищурился. Наклонившись ближе, он так тихо, что только Усянь мог услышать, произнёс: — Тяжело, да? Слушать о том, кого давно нет рядом. Вэй Усянь чуть дёрнул головой, но ничего не ответил. Лишь скользнул взглядом в сторону, как будто пытался скрыть свои чувства, словно боялся, что кто-то заметит его уязвимость. Жохань, не торопясь, продолжил, его голос остался мягким, почти утешительным: — Знаешь, мне ещё есть что рассказать о твоей матери. Историй много, и не все они такие, о которых говорят за столом. Она была разной: дерзкой, непокорной, но иногда и невероятно чуткой. Если хочешь, позже я тебе расскажу. Без лишних ушей. Усянь поднял на него взгляд, полный удивления и благодарности. Он не ожидал, что Верховный Заклинатель, обычно саркастичный и снисходительный, заметит его настроение и тем более предложит что-то столь личное. — Спасибо, — тихо выдохнул он, опустив голову. Жохань лишь слегка коснулся его плеча, словно говоря: "Не думай об этом сейчас". А потом снова откинулся назад, будто ничего и не произошло, возвращая себе привычный облик беззаботного наблюдателя. Цзян Чэн хотел не только уронить его, но и проделать в земле пару-тройку ям в форме Вэй Усяня: — А просто висеть у меня на спине уже не отвечает твоим высоким требованиям?! Вэй Усянь возразил: — А я и не просил тебя нести меня. Цзян Чэн пришёл в ярость: — Если бы я не понёс тебя, то ты бы наверняка остался во внутреннем дворе перед Храмом Предков и с воем катался бы по земле целый день. А у меня нет столько бесстыдства, как у тебя! Лань Ванцзи получил на пятьдесят ударов ферулой больше, чем ты, и, тем не менее, нашёл в себе силы идти самостоятельно. А у тебя же хватает совести притворяться избитым до полусмерти. Всё, не хочу я тебя больше тащить. А ну живо слезай! Вэй Усянь ответил: — Не-а. Я раненый. Юноши шли по узкой белокаменной тропинке, дурашливо толкаясь и пихаясь, когда навстречу им попался человек в белых одеждах и с книгой в руках. Лань Сичэнь изумлённо остановился и улыбнулся: — Что случилось? Цзян Чэн крайне сконфузился, не зная, что ему ответить, но Не Хуайсан опередил его: — Брат Сичэнь, Вэй-сюн получил больше сотни ударов ферулой! У тебя есть какое-нибудь лекарство?! За наказания в Облачных Глубинах отвечал Лань Ванцзи. Вэй Усянь вскрикивал от боли, а юноши гурьбой столпились вокруг него — казалось, что его состояние крайне тяжёлое. Лань Сичэнь тотчас же подошёл к ним: — Это сделал Ванцзи? Молодой господин Вэй может идти сам? В конце концов, что случилось? Конечно же, Цзян Чэн не смел сказать, что Вэй Усянь сам провинился. Он вспомнил, что это именно они вынудили Вэй Усяня купить алкоголь, так что, по-хорошему, каждый из них заслужил наказание, поэтому Цзян Чэн решил изъясниться туманно: — Ничего страшного, всё в порядке, раны не серьёзные! Он может идти сам. Вэй Усянь, ты почему всё ещё не слез с меня?! Вэй Усянь произнёс: — Я не могу идти, — Он показал свои распухшие красные ладони и пожаловался Лань Сичэню. — Цзэу-цзюнь, твой младший брат такой жестокий! Лань Сичэнь осмотрел его руки: — Да, наказание и в самом деле было суровым. Скорее всего, отёк спадёт не раньше, чем через три-четыре дня. Цзян Чэн даже и не догадывался, что Вэй Усяню действительно крепко досталось. Он воскликнул: — Что? Три-четыре дня? Его ноги и спина тоже подверглись ударам ферулы. Неужели Лань Ванцзи способен на такое?! Неожиданно для самого себя он произнёс последнее предложение с плохо скрываемым недовольством, и понял это только после того, как Вэй Усянь украдкой шлёпнул его ладонью. Однако Лань Сичэнь не придал этому значения и с улыбкой сказал: — И всё же раны не настолько серьёзны, чтобы требовалось лечение. Молодой господин Вэй, я могу порекомендовать один способ, дарующий исцеление всего за несколько часов. На Облачные Глубины опустилась ночь. Стемнело и на холодном источнике. Лань Ванцзи с закрытыми глазами стоял в ледяной воде и давал отдых своему разуму. Внезапно совсем рядом с ним раздалось: — Лань Чжань. — ... Он резко распахнул глаза. И конечно же, на иссиня-чёрных камнях на краю холодного источника на животе лежал Вэй Усянь, слегка склонив голову и весело улыбаясь ему. Лань Ванцзи в сердцах выпалил: — Как ты сюда попал?! Вэй Усянь неторопливо поднялся и ответил, снимая свой пояс: — Цзэу-цзюнь мне разрешил. Лань Ванцзи сказал: — Ты что делаешь? Вэй Усянь уже успел как попало разбросать свою одежду и теперь одним движением сбросил обувь с ног: — Ну вот я и раздет, так для чего, ты думаешь, я здесь? Я слышал, что ваш чудесный источник может не только помогать совершенствовать тело и дух, но и исцелять раны. Так что твой брат посоветовал мне прийти сюда и поплескаться вместе с тобой. Кстати, не очень-то красиво с твоей стороны исцеляться здесь одному. Вааа, а вода здесь и правда ледяная. Бррр... Он вошёл в воду и начал бултыхаться, коченея от холода. Лань Ванцзи спешно отдалился от Вэй Усяня на целый чжан: — Я пришёл сюда для совершенствования тела и духа, а не для исцеления… Хватит скакать вокруг! — Но мне так холодно, так холодно... На этот раз он не дурачился и не хотел помучить Лань Чжаня. Большинство людей действительно не могли привыкнуть к холодному источнику Ордена Гусу Лань в столь короткий срок и чувствовали, что их кровь застынет, а конечности покроются льдом, если будут стоять без движения хотя бы несколько секунд, так что он бултыхался в воде, стараясь хоть чуть-чуть согреться. Лань Ванцзи пытался было помедитировать, но от диких плясок Вэй Усяня брызги воды попали ему на лицо. Несколько прозрачных капель стекали с его длинных ресниц и чёрных как смоль волос. Его терпение лопнуло: — Стой на месте! С этими словами Лань Ванцзи протянул руку и сжал плечо Вэй Усяня, надеясь его утихомирить. Вэй Усянь тотчас же ощутил, как от места, где Лань Ванцзи коснулся его, по всему телу разлились мягкие волны тепла. Чувство это было настолько приятным, что он не мог не придвинуться ближе. Лань Ванцзи бдительно спросил: — Что ты делаешь? Вэй Усянь невинно ответил: — Ничего. Просто мне кажется, что с твоей стороны вода теплее. Лань Ванцзи держал Вэй Усяня на расстоянии вытянутой руки. Он непреклонно заявил: — Это не так. Вэй Усянь не оставлял затеи погреться подле Лань Ванцзи, поэтому решил, что было бы разумно польстить Лань Чжаню. До сих пор его попытки не возымели успеха, и Лань Чжань не проявлял к нему радушия, но Вэй Усянь нисколько не отчаивался. Он взглянул на ладони и плечи Лань Ванцзи. Синяки и отёки по-прежнему были на месте, а значит, Лань Ванцзи на самом деле пришёл сюда не для исцеления. Вэй Усянь с искренностью в голосе заговорил: — Лань Чжань, я так восхищаюсь тобой. Ты действительно наказал себя, на деле доказав, что правила едины для всех. У меня просто нет слов. Лань Ванцзи снова закрыл глаза, оставаясь безмолвным. Вэй Усянь опять заговорил: — Нет, правда, я никогда раньше не встречал такого благонравного и праведного человека. Вот я бы ни за что не отважился на нечто подобное. Ты просто поразителен! Лань Ванцзи по-прежнему не проявлял к нему интереса. Вскоре Вэй Усянь немного перестал зябнуть и начал плавать по холодному источнику. Он сделал несколько кругов и опять подошёл к Лань Ванцзи: — Лань Чжань, разве ты не заметил, как именно я разговаривал с тобой? Лань Ванцзи ответил: — Я не понимаю, о чём ты. Вэй Усянь произнёс: — Ты этого даже не понимаешь? Я пытался тебя похвалить, чтобы сблизиться с тобой. Лань Ванцзи взглянул на него: — Что ты пытался сделать? Вэй Усянь ответил: — Лань Чжань, давай дружить. Мы ведь уже такие хорошие приятели. Лань Ванцзи произнёс: — Мы не приятели. Вэй Усянь хлопнул ладонями по воде: — Ну вот, ты опять занудствуешь. Я серьёзно. В дружбе со мной есть множество плюсов. Лань Ванцзи поинтересовался: — Например? Вэй Усянь подплыл к берегу холодного источника и облокотился на иссиня-чёрные камни: — Я очень верный товарищ. Например, я совершенно точно дам тебе первому посмотреть мою новую порнографическую книжку… Эй, эй, вернись! Хорошо, не хочешь — не надо. Скажи, ты когда-нибудь был в Юньмэне? Там очень интересно. И еда там тоже отменная. Я не знаю, только ли в Облачных Глубинах, или в целом Гусу дело, но кормят в твоём ордене отвратно. Так что если ты приедешь в Пристань Лотоса, то попробуешь множество разных вкусностей. А ещё мы можем вместе пойти собирать отцветшие лотосы и чилим. Ну как, Лань Чжань, поедешь ко мне в гости? — Не поеду. — Ну хватит каждый раз начинать фразу со слова «нет». Ты словно бесчувственный чурбан – девушкам такое не понравится. А девушки, скажу я тебе, в Юньмэне очень хорошенькие, причём хорошенькие совсем иначе, нежели чем девушки в Гусу. — Он хитро подмигнул Лань Ванцзи. — Точно не хочешь приехать? Лань Ванцзи немного помедлил с ответом, но всё равно отказался: — Нет... Вэй Усянь заметил: — Ты так грубо отказываешь мне — не боишься, что когда я буду уходить, то прихвачу с собой и твою одежду? Лань Ванцзи выкрикнул: — Пошёл прочь!!! — Прости, Ванцзи, — мягко произнёс Сичэнь, с лёгким сожалением глядя на младшего брата. Его голос был глубоким и проникновенным, как тёплый поток воды, способный смыть с души любую тяжесть. — Я действительно надеялся, что ты подружишься с молодым господином Вэем. Тебе бы это не помешало. Лань Ванцзи, сидящий неподалёку, лишь едва заметно вздрогнул. Он не поднял глаз, но тонкая напряжённость, пробежавшая по его осанке, выдала больше, чем он хотел показать. Его руки, покоящиеся на коленях, слегка сжались в кулаки, но остались неподвижны, словно он держал свои эмоции в железной узде. Сичэнь, всегда чуткий к состоянию брата, улыбнулся с лёгкой грустью, как будто уже знал, что тот не ответит. Его взгляд остановился на чаше чая, отражающей тусклый свет ночных жемчужин. — Иногда даже сильнейшим нужен кто-то, кто будет рядом, кто поймёт тебя без слов, — продолжил он, словно размышляя вслух. Ванцзи молчал, но в его молчании ощущалась внутренняя борьба. Лишь уголки его рта чуть дрогнули, будто он хотел возразить, но не нашёл нужных слов.

***

Вскоре Лань Цижэнь вернулся в Гусу из Цинхэ. На этот раз он не отправил Вэй Усяня в библиотеку и не заставил вновь переписывать правила Ордена Гусу Лань, а ограничился особо длинными и нудными нравоучениями в присутствии остальных юношей. Если пропустить те части, где он сыпал цитатами из древних свитков, то всё сводилось к тому, что он никогда в своей жизни не видел такого бесстыдного и распущенного человека, как Вэй Усянь, так что, пожалуйста, сгинь с глаз долой, да поскорее, и чем дальше, тем лучше. Не приближайся к другим ученикам и даже не мечтай осквернить его любимчика — Лань Ванцзи. Вэй Усянь слушал его брань с улыбкой на устах, не чувствуя себя ни униженным, ни оскорбленным. Стоило Лань Цижэню уйти, как Вэй Усянь сел и сказал Цзян Чэну: — Мне кажется, он немного опоздал со своими пожеланиями мне сгинуть с глаз долой: ведь я уже успел осквернить его любимчика. Слишком поздно! Бездонный омут в посёлке Цайи доставил Ордену Гусу Лань огромные неприятности. Полностью уничтожить монстра было невозможно, и, конечно же, Орден Гусу Лань не мог позволить себе вытравить бездонный омут в какое-то другое место, как сделал Орден Цишань Вэнь. Глава клана Лань почти всё время медитировал в уединении, так что Лань Цижэнь взял на себя решение проблемы с монстром. Занятия в классе становились все короче и короче, а Вэй Усянь с друзьями проводил всё больше и больше времени в горах. Сегодня Вэй Усянь вместе ещё с семью-восемью юношами хотел вновь выбраться за стену. Проходя мимо библиотеки, он бросил взгляд наверх и как раз разглядел за раскидистой цветущей магнолией силуэт Лань Ванцзи, сидящего у окна в одиночестве. Не Хуайсан озадаченно поинтересовался: — Он что, глядит на нас? Странно. Мы ведь не шумели, почему он до сих пор так смотрит? Вэй Усянь ответил: — Скорее всего, он думает, из-за чего бы ещё ему прицепиться к нам. Цзян Чэн перебил его: — Нет, не к «нам», а к «тебе». По-моему, он смотрит только на тебя. Вэй Усянь сказал: — Пфф. Скоро досмотрится. Я разберусь с ним, когда вернусь. Цзян Чэн произнёс: — Разве тебе не надоели его занудство и скучность? Тогда прекращай дразнить его. Ты лезешь на рожон, дергаешь тигра за усы — хватит искать себе смерти. Вэй Усянь ответил: — Наоборот, мне как раз-таки весело, и именно из-за того, что он вроде бы живой человек, но такой занудный и скучный. — Я должен поблагодарить вас, Вэй Усянь, — Лань Сичэнь чуть склонил голову, его мягкий голос прозвучал, как тёплый ветерок, осторожно касающийся кожи. Его глаза, ясные смотрели прямо на Усяня, без тени осуждения, только с искренней признательностью. — За то, что вы не сдавались на счёт моего брата, пусть и такими... оригинальными способами. Его слова вызвали у Вэй Усяня легкое замешательство, что само по себе было редкостью. Он моргнул, а затем коротко рассмеялся, прикрывая рот рукой, словно пытался скрыть неожиданную неловкость. — Оригинальными, говорите? — с насмешливой ноткой протянул он, играя с краем своего рукава. — Думаю, вы хотели сказать «вопиюще дерзкими», Цзэу-цзюнь. Неужели правда думаете, что я... э-э... вдохновил Второго Нефрита на что-то хорошее? — Я так думаю, — твёрдо ответил Сичэнь, но с мягкой улыбкой, которая делала его слова ещё более весомыми. — Пусть это проявляется не так, как вы, возможно, ожидаете, но ваши действия — это свежий ветер, который иногда так нужен в Облачных Глубинах. Усянь на мгновение замер, не ожидая таких слов. В его глазах промелькнуло что-то неуловимое — то ли благодарность, то ли лёгкое сожаление, которое он тут же спрятал за очередной искромётной репликой. — Вот уж не думал, что меня станут сравнивать с ветерком. Правда, Ванцзи? — Он повернулся к молчаливому молодому человеку, чьи глаза на мгновение встретились с его, холодные, но в этот раз лишённые прежнего отторжения. Лань Ванцзи ничего не ответил, но его пальцы, сжатые на крае рукава, чуть расслабились, будто слова брата нашли отклик даже в его упрямом сердце. Они вернулись в Облачные Глубины почти к полудню. Лань Ванцзи сидел за столом и аккуратно раскладывал стопки бумаг, на которых только что писал, как вдруг услышал скрип окна. Он поднял голову и увидел, что кто-то забрался внутрь. Вэй Усянь залез в окно по дереву магнолии, росшему рядом с библиотекой. Лицо его сияло: — Лань Чжань, я вернулся! Ну как, ты скучал по времени, когда я переписывал правила, сидя рядом с тобой? Лань Ванцзи сидел, словно древний медитирующий монах, не замечающий ничего вокруг. Он даже продолжил раскладывать книги по стопкам с бесчувственным выражением лица. Вэй Усянь, как всегда, по-своему истолковал его молчание: — Хоть ты и не хочешь признаваться, я знаю, что ты скучал по мне. Иначе зачем сегодня утром ты следил за мной из окна? Лань Ванцзи тотчас же бросил на него полный укоризны взгляд. Вэй Усянь сел на подоконник: — Смотри-ка, ты попался на крючок всего после пары фраз. Тебя так легко подловить. Так ты не сможешь долго держать себя в руках. Лань Ванцзи сказал: — Ты, уходи. Вэй Усянь ответил: — А если не уйду, сбросишь меня вниз? Вглядевшись в лицо Лань Чжаня, Вэй Усянь заподозрил, что если он скажет ещё хоть слово, то Лань Ванцзи действительно растеряет остатки своего самообладания и наглухо пригвоздит его к окну. Вэй Усянь быстро добавил: — Не пугай меня так! Я пришёл, чтобы вручить тебе подарок. Лань Ванцзи мгновенно отказал, не раздумывая дважды: — Не надо. Вэй Усянь спросил: — Точно? Увидев в глазах Лань Ванцзи смутную настороженность, Вэй Усянь вдруг, как самый настоящий фокусник, выудил из-за пазухи двух кроликов. Он держал их за длинные уши, и со стороны казалось, будто у него в руках два круглых пушистых снежка, которые к тому же пинались ногами во все стороны. Вэй Усянь посадил их на стол перед глазами Лань Ванцзи: — У вас тут довольно необычно: нет ни одного фазана, но зато полно диких кроликов. И они даже не боятся людей. Ну, что скажешь? Пухленькие, да? Возьмёшь их? Лань Ванцзи равнодушно уставился на него. Вэй Усянь произнёс: — Ну и ладно. Раз ты не хочешь, я отдам их кому-нибудь ещё. Весьма кстати в последнее время нас кормят совсем пресной пищей. Услышав последнюю фразу, Лань Ванцзи сказал: — Стой. Вэй Усянь распростёр руки: — А я никуда и не иду. — Кому ты их отдашь? — Кому-нибудь, кто хорошо запекает кроличье мясо. — В Облачных Глубинах запрещено умерщвлять живое. Это третье правило на Стене Послушания. — Ну хорошо. Тогда я спущусь с гор, убью там кроликов и принесу сюда, чтобы запечь. Тебе же всё равно они не нужны, так что же ты вдруг так переживаешь за них? — ... Лань Ванцзи, делая паузы после каждого слова, сказал: — Отдай их мне. Вэй Усянь ухмыльнулся, сидя на окне: — Значит, теперь они тебе нужны? Полюбуйся на себя, ты как всегда. Кролики походили на упитанные мягкие шарики, словно слепленные из пушистых снежинок. Один из них, тот, что с осоловелым взглядом, довольно долго лежал ничком без движения, потом принялся лениво жевать лист салата, при этом его розовый носик то и дело подёргивался. Второй же, должно быть, в душе считал себя кузнечиком, потому что без продыху скакал туда-сюда и кругами носился вокруг своего равнодушного друга, крутясь и подпрыгивая. Вэй Усянь откуда-то выудил ещё несколько свежих листьев салата и внезапно позвал: — Лань Чжань, Лань Чжань! Особо темпераментный кролик вляпался в чернильницу Лань Ванцзи и оставил на столе дорожку маленьких чёрных следов от лапок. Лань Ванцзи держал в руке лист бумаги и раздумывал, как бы лучше стереть их. Он не собирался обращать внимания на Вэй Усяня, но услышав в его голосе, что тому не до шуток, ответил: — Что? Вэй Усянь проговорил: — Смотри, один забрался на другого… Они что, …? Лань Ванцзи перебил его: — Они оба самцы! Вэй Усянь переспросил: — Самцы? Вот те на. — он поднял кроликов за уши, осмотрел их и подтвердил, — И правда самцы. Ну да ладно. Ты даже не дал мне закончить предложение: с чего вдруг такая суровость и неумолимость? Что тебе вообще в голову пришло?.. Знаешь, я тут подумал: это ведь я их поймал и даже не обратил внимания, самцы они или самочки, а ты, получается, сразу же посмотрел на их… Лань Ванцзи, наконец, спихнул его вниз. Вэй Усянь летел с подоконника и смеялся как ненормальный: — Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Лань Ванцзи с грохотом захлопнул ставни и резким движением уселся обратно за письменный стол. Он скользнул взглядом по сюаньчэнской бумаге, разбросанной как попало, чернильной дорожке следов маленьких лапок и по двум резвящимся белым кроликам, пытающимся поделить лист салата, затем закрыл глаза и прижал ладони к ушам. Раскидистые ветви цветущей магнолии надёжно скрывали окно библиотеки. Но всё же, как бы сильно Лань Ванцзи ни старался, он никак не мог скрыться от жизнерадостного и разнузданного хохота Вэй Усяня. На следующий день Лань Ванцзи наконец перестал ходить на занятия вместе с ними. Вэй Усянь пересаживался три раза. Сначала он устроился рядом с Цзян Чэном, но тот внимательно слушал на занятиях и предпочитал сидеть за первой партой, дабы поддерживать добрую славу Ордена Юньмэн Цзян. Но для Вэй Усяня это место оказалось слишком заметным, и ему никак не удавалось подурачиться, так что он ушёл от Цзян Чэна и сел за Лань Ванцзи. Тот внимал каждому слову Лань Цижэня, и сидел с прямой спиной, словно каменная глыба. За ним Вэй Усянь мог спокойно спать как убитый или калякать всякую ерунду в своё удовольствие. Это место было идеальным, если не считать того, что Лань Ванцзи время от времени перехватывал скомканные бумажки, что он кидал другим ученикам. Однако вскоре Лань Цижэнь догадался о хитрости Вэй Усяня и поменял их местами. С тех пор, стоило Вэй Усяню лишь слегка склониться набок или вперёд, как он тут же чувствовал холодный острый взгляд, буравящий ему спину, и Лань Цижэнь, в свою очередь, тоже пристально и сердито смотрел на него. Находиться под постоянным наблюдением одновременно старого ворчуна и его подмастерья было абсолютно невыносимо. Однако, после Дела о Порнографии и Дела о Кроликах Лань Цижэнь убедился, что Вэй Усянь представлял собой сосуд с краской чернее ночи, и всерьёз опасался, что его любимый ученик замарает себя, поэтому поспешно приказал Лань Ванцзи не ходить к нему на занятия. В конце концов, Вэй Усянь вернулся на своё прежнее место, и следующие полмесяца прошли мирно. К сожалению, всё хорошее быстро проходит в жизни таких, как Вэй Усянь, людей. — Началось, — Вэй Ин недовольно закатил глаза и стал искать кувшин вина. Ему срочно нужно было выпить, иначе он кого-нибудь побьёт. Снова. — Что началось? — глава Вэнь заитересованно посмотрел на него. — Конец учёбы, — Усянь наконец нашёл кувшин и с удовольствием отпил. — Конец..? — Жохань прищурился. — Что ты натворил? На это Усянь лишь махнул ему рукой, продолжая пить, мол, слушайте дальше. В Облачных Глубинах находилась длинная стена, в которой через каждые семь шагов было выдолблено ажурное окно, изображающее различные сценки: игру на музыкальном инструменте средь высоких гор, парение на мече, сражение с монстрами и тварями и так далее. Лань Цижэнь объяснил, что каждая сценка на ажурном окне изображала жизнь одного из предков Ордена Гусу Лань. Четыре самых известных и самых древних оконца иллюстрировали жизненный путь основателя клана Лань по имени Лань Ань. Он родился в храме и рос, внимая хвалебным песнопениям. Благодаря пытливому уму и одухотворённости, уже в очень юном возрасте он стал весьма известным монахом высшего ранга. В возрасте двадцати лет он взял себе фамилию «Лань» — второй иероглиф в слове «целань», и начал светскую жизнь заклинателя, став музыкантом. Однажды в Гусу он встретил ту, которую так долго искал, ту, что была предназначена ему самими Небесами, женщину, которая стала его спутницей на стезе самосовершенствования, и положил начало клану Лань. После кончины своей супруги Лань Ань вернулся в храм и там завершил свой жизненный путь. Четыре ажурных окна, посвящённых ему, назывались «монастырь», «изучение музыки», «нахождение спутника на стезе самосовершенствования» и «успение». За последние несколько дней на занятиях редко можно было услышать что-то столь же интересное, как эта история. Несмотря на то, что Лань Цижэнь в своей обычной манере приправил её занудной хронологией, Вэй Усянь с жадностью впитал его рассказ. После занятий он со смехом сказал: — Так значит, основателем клана Лань был монах — и почему я не удивлён! Он решился окунуться в мирскую суету, только чтобы встретить ту самую, а когда она покинула его, то вновь вернулся в свою обитель, отринув юдоль скорби и её заботы. И как только такой человек, как он, умудрился произвести столь неромантичных потомков? Никто не ожидал, что основатель Ордена Гусу Лань, известного своей косностью и правоверностью, окажется настолько занятным, поэтому юноши принялись судачить на эту тему. Мало-помалу их разговор плавно перешёл к вопросу «спутника на стезе самосовершенствования», и они начали обсуждать спутников своей мечты, а точнее, известных девушек из различных орденов. В этот момент кто-то спросил: — Цзысюань-сюн, а кого ты считаешь самой лучшей? Услышав это, Вэй Усянь и Цзян Чэн, не сговариваясь, одновременно посмотрели на юношу, сидевшего за первой партой. Юноша этот имел лицо изящное и гордое, на лбу его красовалась метка цвета киновари; воротник, манжеты и пояс одеяния украшены вышитым пионом сорта «Сияние средь снегов». Это был молодой господин Ордена Ланьлин Цзинь, посланный в Гусу на обучение — Цзинь Цзысюань. Кто-то другой одёрнул его: — Ты бы лучше не спрашивал Цзысюань-сюна об этом. У него уже есть невеста, и, конечно, ответом будет она. При слове «невеста», уголки рта Цзинь Цзысюаня будто дрогнули, обнаруживая лёгкое выражение недовольства. Однако ученик, задавший вопрос, не уловил этого знака и радостно продолжал: — Правда? А из какого она ордена? Она наверняка чрезвычайно талантлива и красива! Цзинь Цзысюань поднял бровь: — Не стоит говорить об этом. Внезапно в разговор встрял Вэй Усянь: — Что ты имеешь в виду — «не стоит говорить об этом»? Все в ланьши ошарашенно посмотрели на него: Вэй Усянь всегда говорил с ухмылкой, никогда не гневался, даже когда его ругали или наказывали. Однако сейчас на его лице появилась совершенно очевидная враждебность. Цзян Чэн также не стал, как обычно, распекать его за поиск проблем на свою голову. Вместо этого он сидел рядом с мрачным выражением лица. Цзинь Цзысюань презрительно огрызнулся: — Какая именно часть фразы «не стоит говорить об этом» тебе неясна? Вэй Усянь язвительно усмехнулся: — Фраза-то мне ясна. Но я никак не могу понять вот что: как, во имя Небес, ты можешь быть недоволен моей шицзе? Раздался шёпот учеников. Обменявшись мнениями, юноши поняли — они случайно разворошили осиное гнездо: невестой Цзинь Цзысюаня оказалась Цзян Яньли из Ордена Юньмэн Цзян. Цзян Яньли являлась первенцем Цзян Фэнмяня и старшей сестрой Цзян Чэна. Характера она была кроткого, ничего выдающегося; обладала тихим, ничем не запоминающимся, голосом; внешность имела лишь чуть лучше самой обычной; особыми дарованиями также не могла похвастаться. На фоне роскошных красавиц из других именитых кланов она неизбежно выглядела бледным пятном. Жених же её, Цзинь Цзысюань, являл собой полную противоположность невесте. Он был единственным законнорожденным сыном Цзинь Гуаншаня, юношей ослепительной внешности и исключительных способностей, потому здравый смысл подсказывал, что девушка с данными Цзян Яньли явно не чета ему: она не могла даже достойно соперничать с другими девушками. Единственной причиной их помолвки стало то, что её мать была из Ордена Мэйшань Юй, дружественного с кланом, из которого происходила мать Цзинь Цзысюаня, поэтому женщины дружили с самого детства. Клан Цзинь всегда славился своим высокомерием и гордыней, и Цзинь Цзысюань унаследовал эти качества на десять из десяти. В соответствии со своими высокими требованиями он уже давно выказывал недовольство своей помолвкой с Цзян Яньли. А точнее, он был недоволен не столь девушкой, сколь тем, что его мать самовольно решила все за него, и в сердце его довольно продолжительное время зрели мятежные настроения. Сегодня ему выдалась благоприятная возможность выпустить свой гнев наружу. Цзинь Цзысюань ответил вопросом на вопрос: — А ты не хочешь спросить, как, во имя Небес, я могу быть доволен ей? Цзян Чэн тут же встал. Вэй Усянь отпихнул Цзян Чэна в сторону, преграждая ему путь, и глумливо произнёс: — А ты, должно быть, полагаешь, что тобой была бы довольна любая? И откуда ты только набрался уверенности в себе, раз настолько привередлив? Из-за своей помолвки Цзинь Цзысюань не испытывал никаких симпатий к Ордену Юньмэн Цзян и уже некоторое время неодобрительно поглядывал на проделки Вэй Усяня. К тому же он кичился своей непревзойдённостью среди младших адептов, и никто никогда в его жизни не смотрел на него вот так сверху вниз. Горячая кровь мгновенно ударила в голову, и он выпалил: — Если она так недовольна мной, то пусть разорвёт помолвку! Короче говоря, плевать я хотел на твою драгоценную шицзе. А если она тебе так симпатична, то попроси её отца отдать её тебе! Ведь разве он не относится к тебе лучше, чем к собственному сыну?! При этих словах взгляд Цзян Чэна застыл, а Вэй Усянь в неудержимой ярости бросился вперёд и ударил Цзинь Цзысюаня кулаком. Приготовившись к атаке, тот не ожидал, что Вэй Усянь нападёт так быстро, прямо посреди его монолога. Пострадавшая половина лица Цзинь Цзысюаня немедленно онемела, и он тут же молча ударил в ответ. Драка встревожила оба именитых ордена, и в этот же день Цзян Фэнмянь и Цзинь Гуаншань поспешили в Гусу из Юньмэна и Ланьлина. Оба главы нашли своих сыновей стоящими на коленях и выслушивающими суровое порицание от Лань Цижэня. Отцы стерли пот со лба и завязали праздный разговор, в ходе которого Цзян Фэнмянь поднял вопрос о расторжении помолвки. Он сказал Цзинь Гуаншаню: — С самого начала мать А-Ли настаивала на помолвке, а я не одобрял её. Сейчас уже понятно, что ни один из наших детей не жаждет этого брака, так что будет лучше, если мы не станем их заставлять. Цзинь Гуаншань был удивлён. Он медлил с ответом, поскольку думал, что разрывать помолвку с членом именитого ордена — не очень хорошая идея, и в итоге ответил: — Что бы дети понимали во взрослых делах! Они галдят по поводу и без. Фэнмянь-сюн, нам нет никакой нужды принимать их мнения всерьёз. Цзян Фэнмянь сказал: — Цзинь-сюн, мы можем заключить за них помолвку, но мы не можем вступить за них в брак. В конце концов, ведь это именно им придётся провести остаток своих жизней вместе. На самом деле, сам Цзинь Гуаншань тоже никогда не стремился к этой помолвке. Если бы он желал укрепить мощь своего ордена заключением брачных уз, то Орден Юньмэн Цзян был бы не только не единственным, но и не лучшим выбором. Помолвку заключили лишь потому, что он не осмелился пойти против Госпожи Цзинь. Но как бы то ни было, первым предложение сделал клан Цзян, а клан Цзинь представлял сторону жениха, значит, априори имел меньше забот и опасений, чем сторона невесты, так что, может быть, ему и не стоило так переживать? К тому же, он знал, что Цзян Яньли в качестве невесты вызывала у Цзинь Цзысюаня недовольство. После некоторых размышлений, Цзинь Гуаншань набрался мужества и дал своё согласие. В это время Вэй Усянь, ещё не знавший, к каким последствиям привела его драка, стоял на коленях на гальке, куда его в наказание определил Лань Цижэнь. Издалека к нему подошёл ухмыляющийся Цзян Чэн: — Так вот, что стало причиной разрыва, — голос Юй Цзыюань, резкий и холодный, словно удар хлыста, разорвал повисшую в воздухе тишину. Она постукивала длинным ногтем по столешнице, каждый звук словно выстукивал молчаливый приговор. Её прищуренные глаза были прикованы к Цзинь Цзысюаню, сидевшему с видимым напряжением, но старательно сохранявшему горделивую осанку. — Мы уже это обсуждали, — ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — Помолвка расторгнута, про моё нежелание было известно давно. Его слова вызвали глухой шум неодобрения со стороны Юй Цзыюань. Она слегка подалась вперёд, как будто её злоба могла пробить его щит уверенности. — Нежелание? — повторила она, растягивая слово, словно пробуя его на вкус. — Твоё нежелание, молодой господин Цзинь, это лишь каприз. А капризы — не повод ломать договорённости между кланами... — Матушка, прошу вас, — голос Яньли прозвучал неожиданно мягко, даже кротко. Она сложила руки перед собой, словно моля о спокойствии. — Всё уже решено. Юй Цзыюань бросила на неё резкий взгляд, но Яньли выдержала его, чуть опустив голову, как будто в покорности. — Решено? Для тебя? Для нас? Для всех, кого вовлекли в эту историю? Цзинь Цзысюань напрягся ещё сильнее, но, прежде чем он успел что-либо сказать, в разговор вмешалась мадам Цзинь, чей голос был низким, но пронизанным скрытым раздражением: — Достаточно, Цзыюань. Никто не спорит, что ситуация неприятная, но винить моего сына... — Винить вашего сына? — ядовито переспросила Юй Цзыюань, повернувшись к ней. — А кого же ещё? Или вы хотите сказать, что этот разрыв — наша вина? Цзинь Гуаншань, сидевший в стороне, сделал вид, будто вся сцена его не касается. Но его ленивый голос всё же прозвучал: — Разговоры о вине бессмысленны. Что сделано, то сделано. Яньли обернулась к Цзинь Цзысюаню, её голос прозвучал тише, почти умоляюще: — Молодой господин Цзинь, я... я прошу лишь понять, что этот союз был важен не только для кланов. Вы же знаете, я всегда уважала вас, всегда старалась... Она замялась, её голос дрогнул, а руки слегка задрожали, когда она сжала ладони в замке, делая вид, что не замечает. — Я только хотела, чтобы вы увидели... Чтобы вы знали, как я к вам отношусь, — добавила она, неуклюже пытаясь говорить сдержанно, но едва не сорвалась. Цзинь Цзысюань слегка вздрогнул, но не ответил, взгляд его оставался отведённым. Её слова, наполненные кроткостью и скрытым отчаянием, неумело давили на вину. Мадам Цзинь смерила дочь Цзянов долгим взглядом, в котором смешались раздражение и недовольство. — Яньли, хватит, — бросила она холодно. — Мы не станем возвращаться к тому, что завершено. Яньли прикусила губу, но покорно склонила голову, скрывая вспыхнувший румянец смущения. Однако, внутри неё всё кипело. Она не могла так просто отказаться от своей мечты. от надежды Когда тишина вновь наполнила зал, девушка подняла взгляд на Мадам Цзинь. Её глаза, обычно мягкие и добрые, горели решимостью. — Простите меня, госпожа, если я показалась навязчивой, — проговорила она тихо, почти шёпотом, но в её голосе звучала уверенность. — Мне лишь хотелось заслужить уважение молодого господина. Мадам Юй напряглась, заметив, как Яньли чуть сдвинула изящную вышитую шаль, чтобы открыть плечо, будто случайно. Этот жест, хоть и неприметный, был продуманным. Она знала, что в сочетании с её склонённой головой и кроткой улыбкой это должно было показать её в выгодном свете — нежной, изящной и достойной сожаления. Цзинь Цзысюань, поймав этот едва уловимый жест, быстро отвёл взгляд, будто его смутила неуместная откровенность. Он кашлянул, поправляя край своего рукава, а его спина выпрямилась ещё больше, если такое вообще было возможно. Он мог бы даже посоперничать с Лань Ванцзи. — Достойные госпожи не нуждаются в жалости или сожалении, — негромко заметил он, голосом твёрдым, но чуть сбившимся на последнем слове. Яньли, почувствовав укол в сердце, всё же не дрогнула. Она подняла на него глаза, полные мягкой грусти и непонимания. — Разве можно назвать это жалостью? — тихо спросила она, её голос дрогнул ровно настолько, чтобы казаться искренним. — Разве дружба и уважение заслуживают таких слов? Цзысюань замер, на мгновение подавшись вперёд, будто хотел что-то сказать, но вместо этого лишь сжал челюсти. — Яньли, тебе не стоит себя унижать, — холодно проговорила Цзыюань, стукнув пальцами по столу, как если бы решала их судьбу одним этим звуком. Но Яньли будто не слышала её. Она решила пойти дальше. Поднявшись с места, она приблизилась к Цзысюаню, её движения были осторожны, словно она боялась спугнуть дикую птицу. — Молодой господин Цзинь, — мягко обратилась она, её голос был почти неуловимым, — я лишь хочу понять... что я сделала не так? Почему я оказалась недостойной вашего расположения? Её вопрос, заданный прямо и отчаянно, повис в воздухе, заставив замолчать всех. Цзысюань поднял на неё взгляд, его лицо было бледным, словно он не ожидал такой прямолинейности от кроткой госпожи Цзян. — Это не... не в вас дело, — пробормотал он, почти невнятно. — Значит, во мне, — мягко перебила она. — Если бы я могла что-то исправить... я бы сделала это. — Яньли, — голос Мадам Цзинь прозвучал властно и раздражённо, — это неприлично. Цзинь Гуаншань, до этого сохранявший молчание, вдруг хмыкнул и посмотрел на Яньли с лёгкой насмешкой, как на капризного ребёнка. — Глупо в этом разбираться, дитя, — произнёс он, сверкнув на мгновение золотым перстнем на пальце. — Какой в этом смысл? Брак — дело выгоды и расчёта. Если с самого начала что-то не складывается, зачем мучить обе стороны? — Но у брака есть и другое основание, господин, — перебила его Яньли, обернувшись. Её голос дрогнул. — Уважение и... преданность. Разве этого недостаточно? Мадам Цзинь вскинула бровь, чуть поджав губы, как будто ей было неловко за столь наивные слова. — Недостаточно, — отрезал Цзысюань наконец, и его голос прозвучал почти раздражённо, как будто он старался отгородиться от неё, от её слов и всего, что они несли. Яньли не сдвинулась с места, но её пальцы крепко сжали подол её рукава. В этот момент она выглядела не как отчаявшаяся невеста, а как девушка, до последнего пытающаяся удержать то, что для неё было важнее всего. — Тогда я прошу прощения за беспокойство, — наконец выдохнула она, поклонившись так низко, что её пряди почти коснулись пола. Она развернулась с таким достоинством, будто совсем не потерпела поражения, но на бледных щеках её светился румянец, выдавший истинное смятение. — Только взгляните, как прилежно он стоит на коленях! Вэй Усянь злорадствовал: — Ещё бы, мне же не привыкать! А вот Цзинь Цзысюань наверняка нежный цветочек, которого раньше никогда не заставляли преклоняться. И не будь моя фамилия Вэй, если от этого наказания он не начнёт плакать и звать мамочку. Цзян Чэн вдруг потупился, немного помолчал и тихо сказал: — Отец приехал. Вэй Усянь спросил: — А шицзе не приехала? Цзян Чэн ответил: — С чего бы ей приезжать? Смотреть, как ты её позоришь? И будь она тут — разве не встала бы она на твою сторону и не дала бы тебе лекарство? Вэй Усянь вздохнул: — И всё же, жаль, что шицзе не приехала… В любом случае, хорошо, что ты его не ударил. Цзян Чэн сказал: — Я собирался. Если бы ты меня не оттолкнул, то и вторая половина лица Цзинь Цзысюаня была бы изрядно попорчена. Вэй Усянь фыркнул: — Лучше не стоит, сейчас с перекошенным лицом он выглядит ещё уродливее. Я слышал, что он особенно трясётся над своей внешностью, прямо как павлин. Интересно, что он подумает, когда увидит себя в зеркало! Ха-ха, ха-ха!.. — Вэй Усянь заколотил по земле руками в приступе хохота, а затем заговорил вновь. — На самом деле мне всё же стоило позволить тебе его ударить, а самому остаться в стороне. И тогда, может быть, дядя Цзян не приехал бы. Но я никак не смог сдержаться! Цзян Чэн слегка заворчал: — Если б да кабы. Он понимал, что Вэй Усянь, как всегда, ляпнул, не подумав. Но всё же его обуревали смешанные чувства, потому что он прекрасно знал, хоть и не показывал того, что слова Вэй Усяня были более чем верны. Цзян Фэнмянь никогда не спешил в другой орден и не добирался до места в один день ради Цзян Чэна, случись с ним что плохое или хорошее, крупное или мелкое. Никогда. Вэй Усянь заметил, что Цзян Чэн совсем погрустнел, и подумал, что тот всё ещё задет словами Цзинь Цзысюаня: — Иди уже. Лучше тебе не стоять сейчас возле меня, иначе опять придёт Лань Ванцзи и поймает тебя на месте преступления. Будет минутка — загляни к Цзинь Цзысюаню и полюбуйся, как по-дурацки он выглядит, стоя на коленях. Цзян Чэн слегка удивился: — Лань Ванцзи? Зачем он приходил? У него ещё хватает духу смотреть на тебя? Вэй Усянь ответил: — Да, я тоже подумал, что его мужество заслуживает восхищения. Скорее всего, его дядя приказал ему проверить, стою ли я на коленях, как положено. Знакомое предчувствие беды охватило Цзян Чэна: — А ты стоял, как положено? Вэй Усянь ответил: — В тот момент — да. Но когда он отошёл на приличное расстояние, я нашёл палку и начал рыть ямку, вон, у твоей ноги горка земли. В конце концов, я насилу смог отыскать муравьиный лаз. Тут, как по заказу, он обернулся, увидел, что мои плечи трясутся, и наверняка подумал, что я плачу. Он даже вернулся, чтобы утешить меня. Видел бы ты его лицо, когда он понял, что я просто-напросто отрыл муравьиный лаз. — ... Цзян Чэн сказал: — Сейчас же собирайся и возвращайся в Юньмэн! Не думаю, что он ещё хоть когда-нибудь будет способен вынести твоё присутствие. Той же ночью Вэй Усянь упаковал свои вещи и вернулся в Юньмэн вместе с Цзян Фэнмянем. — Конец, — удовлетворённо выдохнул Не Хуайсан, в душе проклиная самого себя. Больше он добровольно читать не будет! Он столько моментов упустил, которые мог зарисовать! — И как я понял, молодой господин Вэй успел лишь вернуться в Орден Цзян, а после мы оказались все здесь, — уточнил Вэнь Сюй, делая последние заметки в своей тетради. — Верно, — подтвердил Усянь, пытаясь слезть с колен Вэнь Жоханя, но тот лишь ухватил того за талию и посадил обратно. Движение было настолько же небрежным, насколько уверенным, будто это место было специально отведено Вэй Усяню. — Что-то не так? — голос Жоханя прозвучал спокойно. Усянь скривился, демонстративно заламывая руки. — Нет, всё идеально. Просто не знал, что я теперь — часть вашего... — Усянь махнул рукой, так и не придумав, что сказать. — Можно считать, что ты мой почётный гость, — Вэнь Жохань слегка провёл пальцами по ткани его рукава. — Почётный гость? — буркнул Цзян Чэн, складывая руки на груди и глядя на них с видом человека, которому и без того хватает забот. — Он больше похож на потерянного щенка, который нашёл, кто его кормит. — Цзян Чэн! — возмущённо отозвался Усянь, разворачиваясь к нему. — Почему ты всегда... — Достаточно, — спокойно вмешался Лань Сичэнь. Он оглядел присутствующих, взглядом чуть задержавшись на Вэнь Жохане и его странной привычке трогать Усяня. — Мне кажется, все мы сейчас можем сделать выводы о произошедшем. — А какие выводы тут делать? — громко отозвался Цзян Чэн, с раздражением проведя рукой по волосам. — Всё было ясно с самого начала: Цзинь Цзысюань гордится непонятно чем, Яньли... Яньли пыталась достучаться до него всеми способами, но эти Цзини... — он оборвал себя на полуслове, искоса поглядывая на Мадам Цзинь, которая сохраняла ледяное спокойствие и осматривала собравшихся с холодным пренебрежением. — Дева Цзян... просто любила, — внезапно тихо произнёс Лань Ванцзи, чем привлёк к себе внимание. Его спокойный голос прозвучал как внезапный аккорд в шумном помещении. Он поднял взгляд, и в его глазах читалась едва уловимая грусть. — Она сделала всё, что могла, чтобы быть услышанной. Мадам Юй нахмурилась, её взгляд скользнул по Ванцзи, будто она пыталась понять, почему он заговорил. — И толку? — произнёс Не Хуайсан. — Слова ничего не изменили. — Иногда и слова — оружие, — вставил Жохань, продолжая удерживать Усяня, будто его занимало происходящее лишь отчасти. — Просто не все умеют правильно ими пользоваться. — Не стоит забывать о вызывающем поведение молодого господина Вэя. И его... взаимодействие с вами, с Верховным Заклинателем. Вэй Усянь тут же расправил плечи, вскинул подбородок и даже ухмыльнулся: — А что с ним не так? Я — душа общества, даже среди тех, у кого душа, кажется, отсутствует. — Про наглость забыл, — пробормотал Цзян Чэн, хмуро поглядывая на него. — Ты как всегда в своём репертуаре. Если бы не твоя привычка лезть куда не следует... — О да, — перебил Жохань, иронично поднеся руку к подбородку, словно раздумывая. — Поведение молодого господина Вэя действительно вызывает вопросы. Хотя я лично нахожу его... освежающим. Он усмехнулся, едва заметно сжав пальцы на талии Усяня, прежде чем отпустить его и тот смог подняться. — Не думаю, что подобное нужно поощрять, — резко добавил Лань Ванцзи. — Ах, Второй Нефрит, — медленно протянул Жохань, насмешливо прищурившись. — Ты действительно считаешь, что то, что случилось в Облачных Глубинах, достойно твоего идеала справедливости? Лёгкий румянец проступил на лице Лань Ванцзи. — Я признаю свою ошибку, — твёрдо произнёс он. — Наказание, наложенное на Вэй Ина, не было... до конца справедливым. Вэй Усянь удивлённо моргнул и повернулся к Ванцзи: — Ты... признаёшь это? Вот так поворот! — Разумеется, — продолжил Ванцзи, опуская глаза. — Оно должно было быть соразмерным проступку. — Проступок, — повторил Жохань. — Смешно, как быстро некоторые забывают, что из ошибок можно извлечь куда больше пользы, чем из наказаний. — Если бы каждый научился признавать свои ошибки и видеть их последствия, — продолжил Сичэнь, — многих ситуаций можно было бы избежать. — О, я могу признать свои ошибки, — бодро вмешался Вэй Усянь, ухмыляясь и упирая руки в бока. — Моя ошибка в том, что я слишком обаятельный, и никто не может этого вынести. — И слишком болтливый, — добавил Цзян Чэн, закатив глаза. Разговор иссяк, как лампа, догорающая к концу вечера. Воздух в зале был насыщен утомлением и остатками тени прежнего веселья, будто кто-то незримо разогнал весь дым рассеянных слов и смеха. Вэнь Жохань, с лукавой улыбкой, позволил себе протянуть руку и, как бы невзначай, коснулся плеча Вэй Усяня, прежде чем подняться. — Ладно, пожалуй, на сегодня представление окончено. Приятно было вспомнить прошлые проделки, но нам всем пора отдохнуть. Он перевёл взгляд на Вэй Усяня, который всё ещё стоял в своей обычной дерзкой позе, опять скрывая накатившую усталость. — И тебе, Ин-эр, стоит немного отдохнуть. Чтобы завтра порадовать нас очередной своей «ошибкой». Вэй Усянь фыркнул, но не возразил. Он обернулся к Вэнь Цин и, словно невзначай, ухватил её за руку. — Пойдём уже, Цин-цзе! — бодро произнёс он, тянув её за собой, как упрямый вихрь. — Ты обещала просмотреть мои меридианы. А то вдруг что не так? — Ничего тебе не будет, — отрезала она, устало вздохнув, но не стала вырываться. Их голоса, полные подначек, затихали в проёме, уходя вместе с шагами в сторону личных покоев. Мадам Юй встала последней, с резким, как удар плети, движением шёлковой мантии. — Цзян Чэн, Яньли, — её голос звучал сухо и непреклонно. — Идите за мной. Цзян Чэн мрачно кивнул и неохотно последовал за матерью, лишь коротко оглянувшись на Вэй Усяня. Цзян Яньли, всё ещё держа свою кроткую улыбку, поднялась следом, словно надеялась, что остатки её гордости успеют перекрыть сегодняшнее унижение. Лань Ванцзи встал первым из братьев Лань, его движения были плавными, но в глазах виднелась усталость. Он коротко кивнул Сичэню. — Ванцзи, — мягко произнёс Сичэнь, подходя ближе. — Завтра я ещё поговорю с тобой об этом. Отдыхай сегодня. — Да, дагэ, — тихо отозвался Ванцзи и, коротко поклонившись всем, молча удалился в свою комнату, не дожидаясь гнева отца. Не Хуайсан поднялся с тяжёлым вздохом, держа в руках свою тетрадь. Он выглядел так, словно пережил настоящий бой. — Хуайсан, поторопись, — отозвался вдруг Не Минцзюэ, бросив на него грозный взгляд. — Уже иду, да-да! — пробормотал он, плетясь за братом. Когда последний человек скрылся, Вэнь Жохань остался в пространстве один. Он ненадолго замер, лениво протянув руку к одной из пиал, в которой оставалось немного остывшего вина. Поднёс её к губам, допивая остатки, и тихо усмехнулся в пустоту. — Как много шума из ничего... — пробормотал он себе под нос, позволяя тишине наконец полностью поглотить зал.

***

— Ты не хочешь объясниться? — не выдержала Вэнь Цин, отдёргивая руку. — Ты насчёт чего? — На счёт того, что ты забыл на коленях моего дяди! — А, это, — Вэй Усянь замялся, чуть прищурив глаза и почесав затылок, будто в поисках ответов среди собственных спутанных мыслей. — Сам не понял, как это вышло. Всё началось с одного жеста... и как-то вот так. — «Как-то вот так»? — голос Вэнь Цин сорвался на резкий смешок. Она покачала головой, разглядывая его так, словно перед ней стоял не человек, а воплощение абсурдного хаоса. — У тебя есть хоть малейшее понятие, как это выглядело со стороны? — Удобно? — предположил он с самым невинным видом, искоса поглядывая на неё. — Ну и чего ты так волнуешься, Цин-цзе? Ничего такого ведь не было. — «Ничего такого»? — передразнила она его, яростно сжав пальцы на его запястье, возвращаясь к делу. — Сиди спокойно, пока я проверяю твои меридианы. Не хватало мне ещё, чтобы ты сдох где-то по пути. — Да ладно тебе, — Вэй Усянь натянуто улыбнулся, но сидел почти смирно, лишь иногда покачиваясь вперёд-назад, словно проверяя предел её терпения. — Я же жив-здоров, вот как видишь. Даже слишком живой. — Не радуйся раньше времени, — процедила Вэнь Цин, закрывая глаза и сосредоточенно касаясь пальцами его меридианов. Тепло её духовной силы потекло по нему, пробираясь сквозь каналы, пока она не нахмурилась ещё сильнее. — Что? — Вэй Усянь тут же напрягся, откинув шутливый тон. — Как обычно, — буркнула она, открывая глаза и глядя на него строго. — Ты истощаешь себя. Твоя духовная сила не восстанавливается так быстро, как ты думаешь. Разве ты не чувствуешь, что тебе нужно отдохнуть? — Пф-ф... — Вэй Усянь отмахнулся, но в его взгляде мелькнула лёгкая тень. — Чувствую, но это неинтересно. Знаешь, как скучно сидеть и ничего не делать? Лучше ещё пару раз спровоцировать Жоханя. С ним хоть весело. — Весело?! — Вэнь Цин чуть не отпустила его запястье от неожиданного возмущения, но быстро взяла себя в руки. — Ты хоть понимаешь, с кем ты флиртуешь? Это не просто кто-то! Это Вэнь Жохань! Если он решит раздавить тебя, ему и моргнуть не придётся! — Цин-цзе, — Вэй Усянь посмотрел на неё с ослепительной улыбкой, полной задорного света. — А вот в этом и вся прелесть. — Вся прелесть в том, что ты решаешься играть с огнём?! — И что этот огонь, возможно, не сожжёт меня сразу, — он продолжил смеяться, но Вэнь Цин заметила, как он чуть напряг плечи, позволяя ей вновь сосредоточиться на лечении. — Ты хуже ребёнка, — пробормотала она, стиснув зубы. — Потому что жизнь и так слишком коротка, чтобы не сидеть на коленях у опасного дяди? — Замолчи, иначе я тебя придушу! — взорвалась она, но Вэй Усянь уже снова расхохотался. Однако её слова, несмотря на их резкость, лились, как тёплые упрёки заботливой сестры. И под её бдительным контролем он на мгновение замер, позволяя себе забыть об играх и флирте, закрыв глаза и отдавшись её лечению. — Всё, готово, — Вэнь Цин отдёрнула руки и встала, бросив на Вэй Усяня строгий взгляд. — Пей этот отвар утром и вечером. Не пропускай, иначе через пару дней ты будешь чувствовать себя так, будто тебя трижды протащили по каменным ступеням Облачных Глубин. — Фу, Цин-цзе, как ты образно! — Вэй Усянь поморщился, но, увидев её взгляд, сдался. — Ладно-ладно, буду пить. Обещаю. — Обещай себе, а не мне, — Вэнь Цин подобрала сосуд с остатками своих трав и развернулась к выходу. — Если я увижу тебя снова в таком состоянии — удвою дозировку. Тогда ты точно не забудешь. — Как же ты обо мне заботишься, — протянул он, откинувшись назад с довольной улыбкой. — Мне даже приятно. — Не перегибай, — отрезала она, но краешек её губ дёрнулся в слабой тени улыбки. Она быстрым шагом направилась к выходу, собираясь, наконец, уйти в покои клана Вэнь. Но едва распахнула дверь, как замерла на пороге, столкнувшись лицом к лицу с двумя знакомыми фигурами. — Ах, Вэнь Цин, ты как раз вовремя, — протянул Вэнь Чао с преувеличенной небрежностью, но в его голосе звучало что-то нарочито упрямое, будто он всё ещё не мог перебороть себя до конца. Рядом с ним стоял Вэнь Сюй, спина его была выпрямлена, выражение лица — серьёзное и вежливое до неестественности. — Чего вы тут забыли? — устало спросила Вэнь Цин, сложив руки на груди, её голос звучал сухо, хотя она была сильно удивлена. — Мы пришли поблагодарить молодого господина Вэя, — спокойно ответил Вэнь Сюй, его тон был выверен до каждой интонации, будто он боялся случайно произнести что-то неуместное. Он шагнул вперёд и добавил с подчёркнутой мягкостью: — Прошу, не волнуйся. Мы не причиним ему беспокойства. — Поблагодарить? — переспросила Вэнь Цин, сузив глаза и не спеша отступая в сторону. — Да, — буркнул Вэнь Чао, пряча взгляд. Его подбородок гордо вздёрнулся, но плечи чуть дрогнули, выдавая внутреннюю неловкость. — Этот проныра... был сегодня полезен. — Полезен? — донеслось из глубины комнаты. Вэй Усянь тут же высунул голову из-за её плеча, ухмыляясь так, будто не слышал ничего более приятного в жизни. — Впервые слышу, что ты способен на такие комплименты, Вэнь Чао. Хочешь, я запишу? — Лучше бы ты заткнулся, — проворчал тот. Его взгляд, наконец, метнулся в сторону Вэй Усяня. — Но... спасибо. — За что? — Вэй Усянь искренне удивился, широко распахнув глаза. — За то, что прикрыл меня перед отцом, — Вэнь Чао произнёс это с трудом, слова будто застревали в горле. Однако он быстро опустился на колени и, не поднимая взгляда, сделал поклон, касаясь лбом пола. — Это была моя ошибка и... я признаю это. — Что-что? — выдохнул Вэй Усянь, вскидывая брови, а потом радостно захохотал, хлопнув себя по колену. — Вэнь Чао, ты меня убиваешь! Не думал, что доживу до такого дня. — Мы искренне благодарны за то, что ты сгладил ситуацию. Вэнь Чао действительно должен был быть осторожнее. Но, мне любопытно, что вас связывает с нашим отцом? — Вот именно, — вставил Вэнь Чао, тут же вскакивая с пола и отряхивая рукава, будто в попытке стереть свою неловкость. Он буркнул себе под нос, но громко, — Вы слишком близки. — Не более, чем игра, — парировал Усянь с улыбкой, но в его взгляде мелькнула осторожность. — Но отец сказал приготовить тебе Летний сад! — выпалил Вэнь Чао, только чтобы тут же с громким шипением отшатнуться, получив незаметный, но ощутимый удар в бок от брата. — Этот чай чем-то особенный? — Вэй Усянь слегка наклонил голову, пытаясь выглядеть беззаботно, хотя его тонкий слух уловил тревожную ноту в словах Вэнь Чао. — Не стоит переживать по этому поводу, — прервал его размышления Вэнь Сюй. — Отец сам расскажет, если посчитает важным. — Ах, ну если сам расскажет, — протянул Вэй Усянь, делая вид, что успокоился, хотя в голове уже роились предположения. — Тогда мне и думать об этом не стоит. Вэнь Чао хмыкнул, но промолчал, а Вэнь Сюй бросил на брата строгий взгляд, словно предупреждая о необходимости держать язык за зубами. Вэнь Сюй, чуть поклонившись, кивнул Вэй Усяню: — Мы не будем больше отвлекать тебя. Спокойной ночи, молодой господин Вэй. Вэнь Чао выдавил недовольное: — Да уж, спокойной. Он бросил ещё один взгляд на брата, который тотчас стал ледяным. Под этим немым укором Вэнь Чао нехотя склонил голову. Однако на его лице всё равно оставалась гримаса досады. Усянь, прислонившись к дверному косяку, проводил их взглядом, невозмутимо улыбаясь: — Доброй ночи и вам. Постарайтесь не споткнуться по пути, Вэнь Чао. Последнее замечание он произнёс с непринуждённым весельем, и Вэнь Чао едва не обернулся, но рука старшего брата твёрдо легла ему на плечо. — Пойдём, — тихо, но строго произнёс Вэнь Сюй, уводя его в сторону обеденного стола, где уже ждал Вэнь Нин. Только когда их шаги окончательно стихли, Вэй Усянь позволил себе расслабиться. Он покачал головой, словно всё ещё пытаясь осмыслить произошедшее. — Летний сад, значит... Интересно, что за чай такой, — пробормотал он себе под нос, прежде чем, зевнув, потянулся и закрыл дверь. Вэй Усянь снял верхний халат главы Вэнь, тот всё ещё оставался на нём, и принялся развязывать собственный пояс, приготовившись к омовению. Уставший за день, он искренне жаждал освежиться и хотя бы ненадолго забыть о вечных интригах. — Наконец-то немного покоя, — пробормотал он себе под нос, снимая с шеи ленту и кидая её на ближайшую лавку. Он уже направился к кадке с водой, когда в дверь раздался едва различимый стук. Такой тихий, что сначала он подумал, будто это ему показалось. Но через мгновение звук повторился — осторожный, словно стучавший боялся потревожить хозяина комнаты. — Кто ещё там? — пробормотал Усянь. — Только начали давать мне покой... Подойдя к двери, он распахнул её и обнаружил перед собой робко улыбающегося Не Хуайсана. Тот выглядел настолько смущённым, что в первый момент Усянь просто замер, разглядывая его. — Не Хуайсан? — изумлённо протянул он. — Ты что тут делаешь в такое время? — Я... просто хотел поприветствовать Старейшину Илин, — пробормотал Хуайсан, пряча руки за спину и украдкой поглядывая на Вэй Усяня. — Старейшину Илин? — повторил Усянь, поднимая бровь, ухмыляясь, давая красноте заполнить радужку. — Ты всегда был куда более внимательным, чем показывал. И ты не нашёл лучшего времени, чем сейчас, когда я уже собирался... — Да-да, я понимаю, что, может быть, это не самое подходящее время, — поспешно заговорил Хуайсан, прижимая к груди небольшой свёрток. — Но я принёс подношение! — Подношение? — Усянь наконец рассмеялся, разглядывая смущённого младшего Не. — Это ещё что за церемонии? Хуайсан осторожно развязал свёрток и протянул Вэй Усяню маленькую коробочку, украшенную традиционными узорами. — Это... это настойка, — пояснил он, опуская глаза. — Говорят, она помогает расслабиться и снять напряжение. Я подумал, что Старейшине Илин она может пригодиться. Усянь, весело улыбаясь, взял коробочку и покрутил её в руках. — Ладно, заходи, раз уж ты пришёл. Расскажи, зачем на самом деле. Хуайсан замялся на пороге, его взгляд метался между коробочкой и улыбкой Вэй Усяня, полуголого Усяня, словно он всё ещё не был уверен, стоит ли переступать черту. — Не стесняйся, — подбодрил его Усянь, слегка подмигнув. — Если уж зашёл, так не стой, как неприкаянный дух у дверей. Не Хуайсан нерешительно шагнул внутрь, почти сразу сунув руки за спину, будто боялся, что сделает что-то не так. Он украдкой осмотрелся по сторонам — скромная обстановка комнаты Усяня, разбросанные вещи, почти полный мрак, лишь пара жемчужин освещала пространство. — Ну? — протянул Вэй Усянь, усаживаясь на стул и опираясь локтями на стол. — Говори, пока я не решил открыть эту твою настойку прямо сейчас. — А, я... — Хуайсан неловко засмеялся, опуская взгляд. — Просто хотел поговорить. Ну, или... поблагодарить. — Поблагодарить? — Усянь прищурился. — За что это? — За то, что ты, э-э, прикрываешь всех нас, — выдавил Хуайсан, чуть подрагивая от воспоминаний. — Честно говоря, я думал, брат будет... ну, ещё более недоволен. Был риск, что он сломает мне ноги! — Тебя это так сильно волнует? — усмехнулся Вэй Усянь. — Ох, ты даже не представляешь! — Хуайсан шумно вздохнул, будто сбрасывая тяжёлую ношу. — У Не Минцзюэ взгляд становится таким, будто он собирается кого-то прибить, если кто-то позорит наш клан. А если кто-то помогает избежать скандала... Он осторожно взглянул на Усяня, словно пытаясь понять, как тот отреагирует. — Ты правда решил благодарить меня вот этим всем? — Усянь покрутил в руке коробочку, откинувшись на спинку стула. — Хотя, надо признать, этот жест милый. — Ну, ты же меня знаешь, — пробормотал Хуайсан, краснея. — Я лучше принесу подарок, чем попытаюсь выкручиваться словами. — Слова тебе тоже неплохо удаются, — подметил Усянь, с лёгкой ироничной улыбкой. — Но раз уж разговорился, может, расскажешь, зачем на самом деле явился? Хуайсан замер на мгновение, явно подбирая слова. — Просто... хотел убедиться, что ты в порядке, — пробормотал он, глядя в сторону. — Все эти разговоры, ожидания... Они ведь на тебя тоже давят, да? Да ещё и узнать, насколько мой друг остаётся моим другом, и откуда пришёл Старейшина. Вэй Усянь долго смотрел на Хуайсана, видел, как тот жался, как ему становилось неловко с каждым вздохом. — Ты один из немногих, кто поддерживал меня тогда, без твоей помощи было бы сложнее, — наконец выдохнул он, разливая настойку. — Выпьем же. А откуда я пришёл? На данный момент мне двадцать три, это, как раз, падение горы Луаньцзан. — Я помогал? — облегчённо выдохнул за разумный поступок будущего себя Хуайсан, с благодарностью беря чарку и садясь напротив. — Продовольствие, некоторые вещи. Зима там суровая, знаешь ли, — с горечью вспоминал Старейшина. — Сильно разгуляться ты не мог, чтобы не раскрыть себя, всё же безопасность превыше всего, но даже так это многое для меня значило. А я иногда обучал твоих агентов, обычных людей, не заклинателей, битве с кинжалами, да как пользоваться иглами с ядом. — Значит моя сеть стала больше? — Хах, ты даже не представляешь насколько. Но даже так, её оказалось мало. Ты не смог противостоять силе этой змеи. Тьфу. Вэй Усянь отпил настойки, морщась от её терпкого вкуса, но всё же улыбнулся, глядя на Хуайсана. Тот явно чувствовал себя немного увереннее, но всё ещё ёрзал на месте, словно в ожидании какого-то скрытого подвоха. Хуайсан шумно выдохнул, слегка склонив голову. — Я, наверное, слишком задержался, — пробормотал он, поднимаясь на ноги. Усянь едва заметно кивнул, но ничего не сказал, лишь посмотрел ему вслед, когда тот осторожно направился к двери, держа за спиной пустую коробочку, как будто та всё ещё имела какое-то значение. Уходя, Хуайсан обернулся: — Знаешь, если бы ты попросил, я бы тогда сделал больше. Усянь на это ничего не ответил, только усмехнулся, поднимая чарку, чтобы одним глотком допить остатки настойки. Когда дверь закрылась, тишина в комнате вновь стала густой, как горячий пар от омовений, к которым он так и не успел приступить. Вэй Усянь долго смотрел на дверной проём, а потом вдруг встал, потянувшись за чистой одеждой. Тело всё ещё ныло от перенапряжения, и воды он теперь ждал с каким-то странным нетерпением. Будущее всегда кажется таким далёким, пока оно не обрушивается на тебя целиком. Той ночью сон для Вэй Усяня стал очередным испытанием. Огонь, который разгорался в его меридианах, обжигал до самой сути, заставляя тело изнывать от боли. Каждая попытка перевернуться или чуть расслабиться казалась мучительным подвигом, каждая вспышка огня внутри — наказанием за что-то, чего он сам уже не мог вспомнить. Хэй'ань, бледная, почти прозрачная в свете ночной жемчужины, склонялась над ним, её тень мерцала на стенах, как успокаивающее, но холодное пламя. Она тихо шептала что-то ободряющее, слова утешения, которые, как ей казалось, могли хоть немного облегчить его страдания. — Дай мне сходить за Вэнь Цин, — прошептала она, почти умоляя, видя, как он с трудом сдерживает стоны, как его дыхание сбивается, становясь рваным. — Я приведу её тихо, никто ничего не узнает. — Нет, — выдохнул он, с трудом приподнимаясь на локтях и тут же падая обратно на жёсткий матрас. — Это... это пройдёт. Она в прошлый раз со мной провозилась. Ты не должна покидать это место. Она сжала губы, её тонкие пальцы нервно сцепились в замысловатый узел. — Старейшина... — Я сказал, нет, — повторил он, сквозь зубы, болезненная усмешка тронула его лицо. — Мне нужно только... чуть больше времени. Хэй'ань опустилась рядом, укрывая его лёгкой простынёй, словно могла хоть этим избавить его от терзающей внутренности боли. Она не отходила, подносила к его губам воду, смачивая тряпицу и прикладывая её к вспотевшему лбу. Ночь тянулась бесконечно. Усянь то впадал в забытьё, то вновь выныривал из него с приглушённым стоном. В перерывах он бессвязно бормотал — то что-то из прошлого, то проклятия, обращённые к неизвестным; то имена, которые раз за разом заставляло его губы дрожать: — мама... К утру боль немного отпустила, но усталость буквально накрыла его с головой. Лёжа на боку, он смотрел, как первые лучи солнца пробиваются сквозь щели в ставнях, кажется его дорогая Хэй'ань решила его побаловать уютной обстановкой, и чувствовал, как ломота в теле начинает отступать, словно огонь наконец решил оставить его в покое, но лишь временно. — Ты не должен это терпеть, — прошептала Хэй'ань, устало сидя у его изголовья. Он не ответил, только закрыл глаза. Ещё один день начался, и он готовился встретить его, как всегда, с улыбкой, словно ничего не случилось.

***

«Не используй старые раны как щит, не позволяй старым ошибкам быть твоими цепями.» «Не используй силу, чтобы подавлять слабых, и ум, чтобы обманывать глупых.» «Не будь жадным и не превозносись.» «Не суди о чужих ошибках, не проникай в чужие тайны». «Приведи в порядок Своё сердце, прежде чем судить других; познай характер, прежде чем упрекать». «Гнев — плохой советчик, подавление гнева приводит к гармонии». «Не суди о человеке по одному слову, не выноси вердикт по одному поступку». «Гнев разрушает путь, ненависть вредит душе». «Гневу нет места, мягкость превыше всего». «Гнев затуманивает сердце, спокойствие порождает мудрость». «Не принимай решения в гневе, не вызывай боли из-за обиды». «Гнев возникает в сердце, исчезает через силу воли». «Если учение останавливается, ум становится как стоячая вода». «Мудрый хорошо учит, а учащийся хорошо задаёт вопросы». «Не искажай истины во имя собственной выгоды.» «Вдохновение следует находить в добродетели, а не в легкомыслии». «Мудрый не вступает в споры, а направляет их в мирное русло».