Рождественское (искрящееся) влечение

— Что это такое, во имя Салазара? — Малфой кривится, словно учуял нечто зловонное, его взгляд прикован к ее макушке, пока она маневрирует вокруг него.       При обычных обстоятельствах Гермионе нравится парировать колкости Драко Малфоя. Но в нынешней ситуации, когда ее волосы взъерошены и покрыты стремительно тающим снегом, а она непозволительно сильно опаздывает… Он, мягко говоря, раздражает.       Коробка в ее руках такая большая и громоздкая, что Грейнджер едва видит, куда идет, и поэтому случайно задевает углом его локоть, прежде чем поставить ее на ближайший стол. — Украшения для вечеринки, — отрывисто отвечает она, стягивая промокшие от снега шапку и варежки.       Затем Гермиона снимает пальто и бросает его на стол рядом с коробкой. Слава богам, что существует каминная сеть, ведь в противном случае рождественскую вечеринку в министерстве пришлось бы отменить из-за бушующей на улице метели. Спешная прогулка по магазинам Косого переулка едва не обернулась катастрофой, поскольку на Лондон внезапно обрушилась снежная буря. — Нет, я про это, — Малфой указывает пальцем на мокрую груду вязаной шерсти. — Неужели министр скупится на твою зарплату? Знаешь, тебе необязательно брать одежду из ящика для пожертвований.       Гермиона лишь на мгновение задумывается о том, чтобы вступить с ним в спор, но решает сдержаться. — Что ты здесь делаешь?       Он не входит в состав комитета по планированию мероприятий, а вечеринка начнется только через час. Драгоценное время, которое Грейнджер тратит на праздную болтовню и язвительные комментарии о ее шапке.       Малфой запускает руки в карманы брюк, пытаясь казаться непринужденным, но безуспешно. Он выглядит слишком чопорно. Слишком подозрительно, словно что-то задумал. — Я как раз собирался уходить. — Уверена, так оно и было.       Гермиона срывает скотч с верхней части коробки и разводит в стороны картонные половинки. Хм. Они определенно не того цвета. — Честное слово, — продолжает он, придвигаясь ближе, чтобы заглянуть внутрь. Преисполненный любопытством. — Потом мне на глаза попалось это недоразумение в виде твоей шапки, поэтому придется убедиться, что с тобой все в порядке, прежде чем уйти. Просто ради приличия.       Грейнджер медленно переводит на него взгляд. И пристально смотрит. К столь относительно непринужденному разговору привели одна предписанная министерством программа репараций, одно болезненно резкое извинение и десять лет вынужденной близости в рамках профессиональной деятельности. Однако перед ней стоит все тот же Драко Малфой, только реабилитированный и каким-то дивным образом обладающий даже большей властью, чем в молодости.       Он не утратил остроумия и язвительности, которые любит использовать при общении с ней, но вне рамок министерских совещаний. Хотя в последнее время это случается все чаще. Малфой занимает должность руководителя отдела магических игр и спорта, а также входит в попечительский совет Международной федерации квиддича. Поэтому, к сожалению, он имеет наглость выглядеть так, словно только что вернулся с поля. Малфой в прекрасной физической форме. А по мнению многих ведьм, даже в вопиюще соблазнительной.       Но Гермиону совершенно это не заботит.       У нее есть дела поважнее, чем разглядывать его, ведь с каждой секундой времени до начала вечеринки становится все меньше. — Если ты не прекратишь болтать и не начнешь помогать, я свяжу тебе такую же и зачарую ее так, чтобы она гонялась за тобой, как бладжер.       Она одаривает его широкой, задорной улыбкой. Малфой бледнеет. — Это ты связала? — Да.       Гермиона грозит ему волшебной палочкой для пущего эффекта. Министр не успеет к началу вечеринки, поскольку у него запланирована поздняя встреча. Поэтому она может немного похулиганить. Ведь ей так нравится изводить Малфоя по поводу и без.       Его серые глаза устремляются в сторону, на лице мелькает гримаса неловкости. — Я подумал, что это подарок от Уизли, — говорит он, приступая к распаковке коробки. — Прошу прощения.       Грейнджер убирает палочку, закатывая глаза. Никакие методы перевоспитания не искоренят эту давнюю вражду, но в нынешних реалиях, когда речь идет скорее о соперничестве, чем о статусе крови, она старается не обращать на это внимания. — Молли пыталась меня научить. Но не очень-то получилось.       Малфой хмыкает, тембр его голоса заставляет ее вздрогнуть. — Рождественские хлопушки, — удивляется он, достав одну из коробки, а затем смотрит на нее с необыкновенно теплым выражением лица. — Мило.       Гермиона попросила Джорджа и сотрудников «Всевозможных волшебных вредилок» приготовить особый сюрприз для служащих министерства — только настоятельно велела, чтобы хлопушки были красных и зеленых оттенков, а не золотых и серебряных.       Ничего страшного. Она с этим разберется. Но уже завтра.       Тем временем Малфой принимается раскладывать хлопушки по столам, не дожидаясь ее просьбы. С ним легко сотрудничать. В молчаливом тандеме они трудились над несколькими проектами, располагаясь в ее или его кабинете, и быстро достигали гармонии в работе. Каждый раз, когда Грейнджер украдкой бросает на него взгляд, он невозмутимо смотрит куда-то в другую сторону.       Дойдя до последнего стола, Малфой подносит хлопушку к уху и трясет ее. — Что там внутри? Они легкие.       Гермиона спешно подходит к нему. Кроме них, в помещении никого нет, поэтому сюрприз не будет испорчен. Прототипы получились настолько идеальными, что она позволит ему взглянуть первым. — Нам придется поторопиться.       На его губах появляется лукавая улыбка, и он протягивает ей один конец хлопушки. — На счет три?       Они оба начинают обратный отсчет, а затем тянут одновременно.       Обертка разрывается с громким хлопком, их окружает мерцающее облако блесток. Оно сверкает, как мелкая пыльца пикси, оседая на одежде и коже, а затем быстро исчезая. Странное, но успокаивающее чувство окутывает ее тело, словно тяжесть теплого, плотного одеяла.       Это великолепно, но в то же время совершенно неправильно. — Подожди… Нет… — она хватает другую хлопушку, внимательно осматривая ее.       Малфой слишком занят тем, что разворачивает маленькую бумажную корону и водружает ее себе на голову, поэтому не обращает внимания на недовольство Гермионы. — Мне всегда нравился именно этот момент, — говорит он, поправляя корону. — Еще бы, — бурчит Грейнджер, игнорируя его самодовольный вид. — Все не так. Должен был прогреметь фейерверк. — Какой? Хлопок раздался. Получилось очень красиво.       Малфой подходит к ней со спины, нависая над плечом. Как только Гермиона ощущает исходящее от него тепло, то едва сдерживает внезапно охватившее ее желание прильнуть к его груди. Его запах опьяняет. Неужели от него так пахнет всегда? Или всему виной их непосредственная близость? Гермиона делает глубокий вдох и льнет к… — Это не то, что я заказывала.       Она пытается сосредоточиться на текущей проблеме, а не на растущем влечении к нему, которое совершенно невозможно контролировать. — Перестань, Грейнджер. Не порть себе настроение до начала вечеринки. Никто и не заметит. — Нет. Я буду знать. Давай попробуем еще раз, — произносит она, протягивая ему вторую хлопушку. Он берет другой конец, приподнимая бровь. — Должны быть снежинки и светящиеся звезды. Я планировала объявить обратный отсчет в конце вечеринки, чтобы все потянули одновременно…       Однако очередная порция сияющих, переливающихся золотых и серебряных блесток накрывает их. Странное покалывание, распространяющееся под кожей, усиливается. — Нет! — разочарованно кричит Гермиона.       Все пропало, вечеринка не состоится. — Можно предположить, что это снег, — говорит он, когда блестки вновь оседают на коже и исчезают. — Если прищуриться.       Неужели она забрала не ту коробку? Джордж еще днем прислал сову, сообщив, что ее заказ готов. Покупатели толпились у прилавка, а Грейнджер чрезвычайно торопилась, поэтому схватила единственное, что стояло на виду. — Что же мне теперь делать?       Разочарование нарастает в ее груди, словно бушующий огонь, разливаясь жаром по венам. Внезапно платье становится слишком жарким, слишком тесным.       А может, причина кроется в том, что Малфой стоит чересчур близко. — Вот, — мягко говорит он, раскладывая вторую корону и аккуратно устанавливая бумажное изделие на ее голову. Гермиона задерживает дыхание. — Гораздо лучше, чем та шапка.       Малфой не прикасается к ней, но они никогда не находились в такой непосредственной близости. Их взгляды пересекаются и задерживаются на несколько долгих мгновений. Боги, он настолько привлекательный, что ее пальцы покалывает от желания проверить, так ли гладка его кожа, как кажется. Напряжение нарастает, тепло распространяется по телу, лишь усиливаясь. Грейнджер чувствует, что во рту пересыхает, а в горле першит. Она с трудом сглатывает.       Подобно раскаленному металлу, ее разочарование стремительно меняет форму. Оно скапливается внизу живота, медленно превращаясь в нечто совершенно неуместное в министерских стенах. — Грейнджер, — ошеломленно шепчет он.       Его взгляд стекленеет, а губы приоткрываются. Гермиона поддается притяжению и касается пальцами лацканов его пиджака. Малфой проводит руками по ее предплечьям, оставляя мурашки.       Что-то не так, и не только с хлопушками. — Я… — Слова застревают в пересохшем горле. Она качает головой и делает шаг назад, чувствуя, как скапливается пот на висках и затылке. — Мне нужно… Мне нужно отнести вещи в кабинет.       Плохая отговорка, но действенная. Грейнджер торопливо призывает оставленные вещи и пустую коробку из «Всевозможных волшебных вредилок», затем спешит к лифту, спиной ощущая пристальный взгляд Малфоя. Ей нужно немного пространства, чтобы перевести дух. Вот и все.       Однако из-за рывков кабины, скользящей между уровнями, все становится только хуже. Зарождающаяся пульсация внизу живота настолько сильная, что Гермионе приходится схватиться за поручень. Чем выше она поднимается, тем острее ощущается боль в промежности. Как только двери открываются, Грейнджер едва не падает на пол коридора.       Вероятно, она заболевает. Наверное, Гермиона настолько увлеклась подготовкой к вечеринке, что не заметила первых симптомов.       Оказавшись в безопасности кабинета, она опускается в ближайшее кресло. Ее сердце бешено колотится. Дрожащими руками Грейнджер расстегивает первые несколько пуговиц платья и накладывает охлаждающие чары. Но они не помогают, поэтому ей приходится повторить заклинание.       После применения диагностических чар Гермиона понимает, что распространяющийся по коже жар никак не связан с повышением температуры при заболевании. Он сопровождается легким гулом. И зудом. Усиливающаяся ноющая боль заставляет ее встать и начать метаться из угла в угол. Охваченная странным порывом энергии, она пытается размять конечности. Потянуться. Попрыгать. Но ничего не помогает.       С каждой секундой становится только хуже.       Грейнджер чувствует…       Это похоже…       На отчаяние. Всепоглощающее, удушающее отчаяние. Жалобный стон едва не вырывается из ее горла. Однако она не знает, чего хочет. В чем нуждается. — Гермиона! — Гулкие шаги разносятся по коридору. — Гермиона!       Гарри распахивает дверь ее кабинета, его грудь вздымается, а лицо пылает. — В чем дело? — она пытается сосредоточиться. — Что случилось? — Коробка… Где коробка?.. — он тяжело дышит, а затем бледнеет, когда видит, что она валяется пустая рядом с ее столом. — Зачем она тебе? — Со мной связался Джордж и сообщил, что ты забрала не ту коробку. Пожалуйста, скажи мне, что не разложила хлопушки по столам. — Разложила, — дрожащим голосом произносит Грейнджер.       Гарри бросает на нее пристальный взгляд, кипящее отчаяние перерастает в бушующий шторм беспокойства. Перед глазами мелькают пятна, но она изо всех сил старается сохранять спокойствие. — Мы должны собрать их. Немедленно. Пока никто ими не воспользовался. — Чем они зачарованы? — спрашивает она, опираясь на стол. — Заклинанием, вызывающим болезнь или…       Он осторожно подходит к ней. — Ты ведь не проверяла их, верно? — Проверяла? — вторит Гермиона. — О нет, похоже, я просто заболеваю.       Ее попытка уйти от ответа кажется жалкой. — Мне необходимо знать, подверглась ли ты воздействию, — говорит он, кладя руки на ее плечи.       Прикосновение одного из давних друзей и человека, которому она доверяет больше всех, должно приносить успокоение. Но этого не происходит. По коже бегут мурашки, а мучащие ее ощущения мгновенно усиливаются. — Это важно, Гермиона!       Пытаясь стряхнуть его руки, она едва не валится с ног. Горло саднит, глаза щиплет от подступающих слез, но ее мысли заняты лишь воспоминаниями о том, как Малфой смотрел на нее, как чудесно от него пахло и какой твердой была его грудь.       Стон непроизвольно срывается с губ Грейнджер. Она кашляет, чтобы скрыть его, и медленно качает головой. — Я в порядке.       Гарри не выглядит убежденным. — Что в них? — спрашивает Гермиона, пытаясь переключить его внимание.       Он зачесывает волосы назад, обхватывая голову руками. — Джордж сказал, что в хлопушках находится Пыльца желания. Ее производят из сверхконцентрированной Амортенции, высушенной до порошкообразного состояния. Прототипы случайно перепутали с твоим заказом.       Острая боль пульсацией пронзает ее промежность. Все очень плохо. Очень, очень, очень плохо.       Она достаточно умная ведьма, чтобы понять, для чего предназначен такой продукт и с чем связаны странные, запредельные ощущения в ее теле. — Мы должны изъять их до начала вечеринки, — заявляет Грейнджер и направляется к двери, спотыкаясь, но Гарри преграждает ей путь. — Ты выглядишь так, будто вот-вот упадешь в обморок. Оставайся здесь, а я схожу за ними. Никуда не уходи, пока я не вернусь.       Как только он скрывается в конце коридора, Гермиона прижимается спиной к стене возле двери. Сердцебиение учащается, а трусики стремительно становятся влажными. Все тело гудит от напряжения. Ее рука задирает подол платья раньше, чем она успевает опомниться. Пальцы скользят по нежной коже бедра, оставляя мурашки.       Она отчаянно нуждается… — Грейнджер.       Ее глаза распахиваются, а рука замирает. Раскрасневшийся Малфой стоит на пороге ее кабинета и обхватывает побелевшими пальцами дверной косяк. Его взгляд с жадностью впитывает картину, представшую перед ним. Замешкавшись лишь на мгновение, он опускается на колени возле нее. — Это невыносимо, — выдыхает он, прижимаясь лбом к животу Гермионы.       Поддавшись соблазну, она проводит пальцами по волосам на его затылке. Бумажная корона падает с головы Малфоя и приземляется на полу рядом с той, что недавно украшала ее макушку.       Он стонет, наслаждаясь прикосновением. Его руки скользят по ее ногам, останавливаясь на бедрах и грубо сжимая разгоряченную плоть. По телу растекается волна блаженства, поэтому Грейнджер не может сдерживать приглушенные звуки, вырывающиеся из ее горла.       Ей не должно быть так хорошо. Она это знает. Но ощущения настолько восхитительные, что их сложно игнорировать. Физическое притяжение становится слишком сильным, чтобы сопротивляться ему, поэтому скоро борьба окажется бесполезной. — Что происходит? — спрашивает Малфой, проводя носом по изгибу ее талии. — Обычно сдерживать влечение к тебе не так сложно…       Его слова слегка отрезвляют Гермиону, но он не замечает ее замешательства. — Боги, как хорошо, — продолжает бормотать Малфой. — Знал, что так и будет. Я пытался держаться подальше. Пытался… Я хотел пригласить тебя на танец сегодня вечером… Но это… Это все… Слишком.       Он вновь стонет, направляя руку к промежности. Грейнджер завороженно наблюдает, как его ладонь поглаживает твердый член, упирающийся в ширинку брюк, а затем несколько раз сжимает эрегированную плоть. Она чувствует, как подкашиваются ноги, поскольку новая волна возбуждения увлажняет ластовицу ее трусиков.       Ох. Драко Малфой изнемогает от желания обладать ею, и, вероятно, это самое горячее, что она когда-либо видела. — Малфой, — говорит она, проводя рукой по его щеке, чтобы привлечь внимание. — Посмотри на меня.       Как только он запрокидывает голову, Гермиона замечает, что его челюсти напряжены, а глаза затуманены похотью. — Избавь меня от мучений, Грейнджер. Умоляю.       Не будь она так невероятно возбуждена, то рассмеялась бы. Ведь испытывает аналогичные чувства. — Я не могу, — отвечает Гермиона. — Дело не в нас. Во всем виноваты хлопушки. Их напичкали чем-то под названием Пыльца желания. Нам нужно…       Фраза обрывается, поскольку Малфой кладет руки на ее талию и усаживает к себе на колени. Они стонут в унисон, когда их возбужденные промежности соприкасаются. Она не уверена, кто из них начинает двигаться, ища трения. Может быть, оба. В любом случае эффект от Пыльцы желания усиливается. — Думаю… Нам не следует… — Грейнджер стонет, когда его член задевает клитор. — Будет только хуже. Мы не должны это делать.       Несмотря на все протесты, Гермиона не хочет останавливаться. Совершенно. Его прикосновения облегчают распространяющиеся по телу гул и зуд, а крепкие объятия затуманивают разум. Когда он проводит губами по оголенной коже ее груди и шеи, она совершенно забывает, о чем говорила. — Должны. Я слишком долго этого хотел, — произносит Малфой, запечатляя поцелуи. — Даже и не думал…       Поддавшись непреодолимому порыву, она обвивает руками его шею и сильнее покачивает бедрами. Каждое движение приближает стремительно нарастающий оргазм. Ее тело дрожит, когда Малфой касается языком чувствительного местечка за ухом.       Этого недостаточно. Ей нужно больше. Гермиона думает, что умрет, если не получит желаемое. — Малфой, — стонет она, пытаясь расстегнуть его рубашку.       Пуговицы разлетаются, швы трещат. Грейнджер не может вспомнить, когда последний раз хотела чего-то настолько отчаянно. Возможно, никогда.       Стенки ее влагалища непроизвольно сжимаются, как только пальцы ощущают жар, исходящий от обнаженной подтянутой груди Малфоя. Пульсация желания внизу живота становится болезненной. Он срывает с нее платье одним быстрым движением и забрасывает на стол, туда же направляется ее нижнее белье. Гермиона запоздало вспоминает, что следует закрыть дверь, а затем помогает ему раздеться.       Лишь когда он укладывает ее на спину, она чувствует, что вновь может вдохнуть полной грудью. Сквозь дымку пьянящего возбуждения пробивается мысль об абсурдности и недопустимости подобной ситуации, но Гермионе сейчас совсем не хочется оказаться где-то еще. Вместо того чтобы продолжать сопротивляться влечению, она решает поддаться ему.       Слова Малфоя оседают в ее одурманенном сознании. Его мускулистое тело нависает над ней, а в глазах плещется неукротимое желание. Он тяжело дышит и завороженно смотрит на Грейнджер, жадно впитывая открывающийся вид. — Как долго? — умудряется спросить она.       Гермиона настолько возбуждена, что его пальцы легко погружаются в нее. Несколько плавных толчков едва не доводят ее до оргазма. Когда стенки влагалища сжимаются, Малфой закрывает глаза и тяжело сглатывает. Она слегка приподнимается, чтобы поцеловать его в шею, а затем протягивает руку между их телами и обхватывает ладонью член, медленно поглаживая. — Достаточно долго, — его голос становится более низким и хриплым. Он начинает массировать большим пальцем клитор, сохраняя устойчивый ритм толчков. — Реальность оказалась намного лучше моих фантазий. — И часто ты… — Ему достаточно сделать несколько движений, и Грейнджер вновь теряет контроль. Ее дыхание сбивается, а бедра покачиваются. Она хочет большего. Отчаянно нуждается. Ей никогда в жизни не доводилось испытывать такую безудержную потребность. — …фантазировал?       Несмотря на блаженное выражение лица, ему удается одарить Гермиону нахальной ухмылкой. Вынимая пальцы, Малфой игнорирует разочарованный стон, а затем накрывает ладонью ее руку, сжимающую член, и направляет его к входу во влагалище. — Бесконечно, — произносит он, прежде чем податься вперед и проникнуть в нее одним сильным толчком.       Грейнджер не может определить, чей стон звучит громче. Лишь одно она понимает наверняка: никто и никогда не приносил ей столько удовольствия. Прохладный деревянный пол идеально сочетается с жаром их разгоряченных тел.       Как только она сводит лодыжки за его спиной, он меняет угол проникновения и увеличивает ритм. При каждом движении Малфой трется лобком о ее клитор, заставляя извиваться под ним. Гермиона стремится крепче прижаться к нему, касаясь сосками его груди. Она выгибает спину и запрокидывает голову, чтобы предоставить больший доступ к шее. Он осыпает поцелуями чувствительную кожу, оставляя любовные метки. — Еще, — шепчет Гермиона. — Еще, Малфой.       Его темп немного замедляется, но он беспрекословно выполняет ее просьбу. Его большой палец выводит размеренные круги на клиторе, слегка надавливая на чувствительную плоть. Дополнительная стимуляция мгновенно усиливает наслаждение. — Произнеси мою фамилию еще раз, — умоляет он. — Малфой… — шепчет Гермиона, поскольку потребность бурлит в ее венах. Дыхание сбивается при каждом толчке. — Пожалуйста… Не останавливайся…       А он и не думает останавливаться. Его губы припадают к ключицам Грейнджер, а руки приподнимают ее грудь. Влажный теплый язык скользит сперва по одному соску, затем по другому.       Оргазм обрушивается на нее словно мощный океанский прилив. Гермиона едва может дышать, потерявшись в ощущениях, которых никогда прежде не испытывала. Малфой заглушает ее громкие стоны глубоким поцелуем.       Стенки ее влагалища пульсируют, сжимая его член. Она ощущает, как влага возбуждения стекает по ложбинке между ягодиц, и не хочет, чтобы это заканчивалось. Прикусив ее нижнюю губу, он разрывает поцелуй и прижимается лбом к ее лбу.       Грейнджер пытается отдышаться, поскольку волна наслаждения постепенно отступает. Но не исчезает, вспыхивая с каждым движением его бедер, однако возвращается некоторая доля ясности мыслей.       Когда она распахивает веки, то словно смотрит на него впервые. Острая потребность отражается в его потемневших от желания глазах. Его челюсти крепко сжаты. Малфой настолько напряжен, что едва не дрожит.       Гермиона понимает, что замечала это раньше. Мельком. Моменты, которые проще игнорировать, чем анализировать. Не Пыльца сотворила магию между ними. Они оба этого жаждали. Возможно, даже дольше, чем сами осознавали.       Принятие истины не уменьшает силу влечения, а лишь делает его более осмысленным. Грейнджер упирается ладонями в его грудь, заставляя приподняться, а затем кладет ноги ему на плечи.       Угол проникновения меняется. Малфой запрокидывает голову назад, обнажая шею. С его губ срываются приглушенные ругательства. Он обхватывает ее лодыжки и немного приподнимает, продолжая вбиваться. Его большой палец скользит по клитору, слегка надавливая. Гермиона добровольно отдает контроль над ситуацией в его умелые руки. — Грейнджер…       Прижавшись щекой к ее ноге, Малфой закрывает глаза. На его лице появляется выражение истинного блаженства. Смена позы позволяет его члену проникать глубже, задевая чувствительную точку на передней стенке влагалища.       Мир замирает. Перед глазами стелется белая пелена.       Гермиона вновь испытывает мощный оргазм — хотя не исключено, что ее накрывают неутихающие волны первого. Ощущения настолько запредельные, что ей кажется, будто она парит, поэтому судорожно водит руками по полу, но не находит точку опоры.       От нахлынувшего удовольствия ее тело содрогается, стенки влагалища трепещут, сжимая его член, а стоны сопровождаются всхлипами. — Вот так, — хриплым голосом произносит Малфой. — Да, восхитительно.       Его раскрасневшаяся грудь вздымается, на коже проступают капельки пота. Он вновь разводит ее ноги в стороны и нависает над ней. Контроль, который Малфой так долго сдерживал, рушится под напором нарастающего наслаждения. Ритм его движений сбивается, но толчки становятся более жесткими.       Наступает очередь Грейнджер запечатлеть поцелуи на его шее и чувствительном местечке за ухом. С каждым прикосновением ее губ он стонет громче и вбивается резче. — Малфой… — шепчет она, достигая наивысшей точки расслабления. Пальцы на ее ногах загибаются. — Малфой, Малфой, Малфой…       Каждый мускул его тела напрягается, а член пульсирует внутри нее. Ощущения вызывают сокращение стенок влагалища, отчего Малфой стонет и опускает голову, прижимаясь лбом к ее груди.       Проходит несколько долгих мгновений, пока они возвращаются в реальность, и только звук их тяжелого дыхания наполняет кабинет Гермионы. Однако никто из них, похоже, никуда не спешит, пока стук в дверь не заставляет их замереть. — Дайте мне знать, когда… закончите, — доносится голос Гарри из коридора. — Я успел собрать оставшиеся хлопушки, пока ими никто не воспользовался.       Малфой поднимает голову, встречаясь с ней взглядом. Напряжение между ними нарастает, поэтому они пытаются одновременно отстраниться друг от друга. В ее кабинете царит хаос, их одежда разбросана по полу. Им приходится разбираться, кому что принадлежит.       Он передает ей трусики и помогает расправить платье, а она протягивает ему брюки и застегивает пуговицы на его рубашке, почти невесомо проводя руками по его груди. В любой другой день этот жест мог бы показаться слишком интимным в рабочих стенах, но после самого лучшего секса в ее жизни… Что ж, формальности и профессионализм, пожалуй, могут подождать до завтра.       Малфой обхватывает ее запястья и смотрит на нее со страдальческим выражением лица. — Я должен извиниться. — Тебе не за что извиняться, — говорит Гермиона, качая головой. — Я тоже виновата. — Ты хотя бы попыталась сопротивляться, — морщится он, отводя взгляд. — Обычно я не веду себя так…       Можно подобрать полдюжины слов, чтобы описать ситуацию, но ни одно не кажется подходящим. Чем дольше они находятся в здравом уме после воздействия Пыльцы желания, тем сильнее ощущается неловкость. — Мы можем возложить вину за случившееся на хлопушки… — произносит Грейнджер, пытаясь найти оправдание.       Малфой хмурится. — Я не уверен… — …мы получили двойную дозу, поэтому это вполне объяснимо… — Но как насчет того, что я… — …нам даже не обязательно это обсуждать, если ты не хочешь… — Грейнджер!       Он решительно прерывает ее, притягивая к груди. Гермиона боится сболтнуть лишнего, поэтому крепко сжимает губы. — Хм? — Я хочу прояснить ситуацию и добавить к тому, в чем смущающе откровенно признался ранее, что специально пришел на вечеринку раньше и ждал тебя в атриуме, — говорит Малфой с многозначительным видом. — Мне хотелось узнать, может быть, ты не откажешься как-нибудь сходить со мной на свидание? Полагаю, заодно мы сможем обсудить то, что сейчас произошло.       По логике вещей подобное предложение не должно удивлять Гермиону. Особенно после того, как несколько минут назад он явно выразил заинтересованность, а затем довел ее до самого лучшего оргазма в жизни. — Как-нибудь? — спрашивает она, чувствуя волнительный трепет.       Да, конечно, да. — На новогодних выходных, — уточняет Малфой. — Я все еще здесь, — произносит Гарри. — Вам лучше больше не трахаться…       Малфой усмехается, отпускает руки Гермионы и направляется к двери, а затем распахивает ее. — Поттер, — лениво произносит он. — Малфой.       Гарри выглядит крайне неловко, а щеки Гермионы пылают таким румянцем, будто на них наложили заклинание. Она не хочет знать, сколько времени он простоял за дверью. — Спасибо, Гарри, — Грейнджер указывает на стоящую рядом с ним коробку, в которой лежат злосчастные хлопушки. — Я ценю твою помощь.       Поттер переводит взгляд от Малфоя к ней. — Сожалею, что не подоспел раньше. — А я нет, — произносит Малфой и наклоняется, чтобы взять две хлопушки. Сунув их в карман, он подмигивает Гермионе. — Увидимся на вечеринке, Грейнджер.       Она и Гарри наблюдают, как он идет по коридору в сторону лифта. Его плечи расправлены, а подбородок едва ли не вздернут. От него так и веет удовлетворением, и теперь Гермиона знает, что скрывается под его одеждой… — Наверное, мне лучше уйти, — размышляет она. — На этот раз хотя бы постарайся выбраться из здания, — устало вздыхает Гарри.