К чему приводит пьянство

Несмотря на то, что сегодня всё располагало поспать лишний час, организм, привыкший более чем за четверть века к ранним подъёмам, сработал безотказно. Эмгыр разлепил глаза и посмотрел на водяные часы на столе: до работы было в два раза больше времени, чем обычно. Помотал головой, вспоминая прошлую ночь. Пришёл к выводу, что помнит её в неплохих подробностях. Хорошо давало понять, что вчера произошло, тело, весьма показательно побаливающее в определённых местах. И ещё сильнее напоминал об этом лежащий рядом Морвран, пока что самым мирным образом устроившийся под боком. Ну это только пока. Как только он встанет с кровати, начнутся самые настоящие разборки, так ещё и на похмельную голову. По крайней мере, вот так обнимать его и вдыхать аромат чужой кожи было невыносимо приятно. Можно придумать для себя отговорку и полежать ещё немного. Например, поразмышлять о том, что произошло и как разгребать последствия. По мере пробуждения постепенно накатывало осознание, что вообще случилось. Он переспал по пьяни. Он перепал по пьяни со своим братом. Этот факт его не смущал. Эмгыр женат на "дочери". И даже измена ей не казалась таким грехом: союз ради выгоды в принципе браком не считался, а возникшие было зачатки чувств быстро развеялись. Всё было гораздо серьёзнее. Он занялся сексом со своим подчинённым. С генералом, мать его, разведки. Даже не c генеральшей. И им обоим понравилось. В довесок ко всему они оба теперь имели друг на друга колоссальный по своей серьёзности компромат, а как жить дальше с такой информацией, Эмгыр не представлял. Он, вообще, очень умный и всё просчитывает наперёд, но тут система дала сбой. Тем более, он не представлял, как эту данность использует Воорхис, а он использует. Принцип разделять работу и личную жизнь грандиозно треснул по швам. Император недовольно поморщился. Никогда такого при дворе не случалось, и вот опять. Правда, тогда это был Ваттье де Ридо, но облегчения сей факт не приносил. Скатиться до его уровня было очень неприятно. «На месте возможных убийц я бы подождал именно до этого момента» – пронеслась в голове мысль от воспоминаний о том, как вообще началось это действо. Если это можно назвать действом. Обычно такое называют более прозаическим «сношение». Надо вставать. Отлёживаться и мечтать, что этого не произошло, было бессмысленно. Эмгыр осторожно, стараясь не разбудить Морврана, выпутался из одеяла, объятий, и попытался сесть. И затем поскорее снова лечь. Не то, чтобы он не догадывался о подобных последствиях, чисто логически можно было умозаключить, что после столь бурного соития, тем более в первый раз, тело не будет в восторге. Да и возраст уже не тот. Если в тот момент, конечно, было бы место логике. Вторая попытка принять вертикальное положение была чуть более успешней, но куда более неловкой – он чуть не задел брата и не упал обратно, но на ноги встал. Захотелось взвыть от боли, но уже не только в заднице, но и в пояснице. Стоически претерпевая столь тяжкие испытания, император осмотрел себя на предмет повреждений. Выругался. Тихо. Морвран спит. Ноги украшали синяки разного размера и степени яркости, грудь цвела лиловыми пятнами, голова болела и кружилась, как от хорошей попойки, хотя почему «как?». Шею он ещё не видел, но подозревал, что там всё плачевно. С горем пополам дойдя до зеркала, Эмгыр уставился на своё отражение, явно недовольный увиденным. На него смотрел весьма уставший, потрёпанный жизнью Йож, но никак не Белое Пламя. Волосы, даже после сна мало трепавшиеся (да благословит Солнце имперских цирюльников), выглядели, как у солдафона после марш-броска, отросшая щетина подчёркивала это безобразие. На фоне засосов даже давнишние шрамы от пыток и собачьих зубов выглядели как будто свежее, чем только усиливали сходство с этим забитым всеми судьбами Йожем из Эрленвальда времён побега от Узурпатора. Мешки под глазами, никогда не исчезавшие с императорского лица ввиду работы и возраста, стали гораздо темнее и заметнее, отчего захотелось лечь и через силу отоспаться, чтобы хоть немного уменьшить эту проблему. Придя к неутешительному выводу о своём состоянии, Эмгыр практически дотащился до туалетного столика, выудил из ящичка заживляющую мазь от бритвенных порезов – он не доверял людям, которые в любой момент могут перерезать тебе горло одним невыверенным (или выверенным), движением лезвия, поэтому с горем пополам брился сам; и направился в уборную – мазать синяки и... предмет полуночных утех, дабы меньше болело. Ну и, до кучи, бриться тоже. Что делать с поясницей, он так и не решил. В этом плане ситуация вообще была патовой – даже массажистку не позовёшь, иначе расспросов не избежать, а это последнее, что ему нужно на данный момент. Закончив мероприятия по восстановлению своего тела, Эмгыр почистил зубы каким-то порошком от Фрингильи, после которого не хотелось блевать от ощущений во рту. «Хоть на что-то её магия сгодилась» –промелькнуло в голове. Незадачливая заговорщица из печально известной Ложи Чародеек кое-как смогла восстановиться в правах после боя с Дикой Охотой. Грязное прошлое, не грязное, но иметь на коротком поводке весьма внушительную единицу магической мощи было всегда полезно. Благо, она никаких попыток в политику больше не принимала, а просто занималась научной деятельностью, восстанавливая доброе имя. «Чародейка без заговоров, какой нонсенс» – подумал Эмгыр, заканчивая процедуру. После всех этих манипуляций с кремами от вышеназванной особы лицо уже не выглядело таким серым и безжизненным. Император под страхом смерти никому бы не признался, что пользуется ими, но без столь полезной вещи он уже не мог существовать, ибо пудра, белила и прочие приблуды для ясного облика только сушили кожу, а ходить с шелушащимся носом и лбом было несолидно. Кто вообще решил, что делать косметику из свинца было хорошей идеей? В принципе делать косметику? Но так уж получилось, что в Нильфгаарде престиж твоей персоны зависит в том числе и от внешнего вида, так что изворачивайся, как хочешь. – Лучше вообще обо всём этом не думать, – пришёл к выводу Эмгыр, имея в виду как эти мысли, так и всё произошедшее за последние сутки. Решать проблемы надо по мере их поступления. А они будут, в этом сомневаться не стоило. Его обняли сзади. Будь у императора чуть меньше выдержки, он бы непременно вздрогнул, но вовремя заметил чужую голову в зеркале напротив. – О чём размышляем? – прошептали на ухо. Эмгыр не ответил и просто вручил ему зубную щётку. – Намёк понят, – отозвались из-за спины. – Постоишь рядом? Делать было нечего. Морвран обхватил кузена за талию, а второй рукой приступил к чистке зубов. – Так у тебя целая батарея бальзамов, – Воорхис удовлетворённо хмыкнул, отмечая про себя, что император не такой варвар, каким кажется. Вон, даже с уходовыми средствами знаком. С невозмутимым видом продолжил: – Я возьму? Эмгыр кивнул. Вот и вся кремовая конспирация провалилась. Осталось только недовольно хмыкнуть. После завершения всех нужных для божеского вида действий, коллективным разумом было решено помыться. Благоухать на весь дворец массажным маслом с вербеной не очень-то и хотелось, тем более вдвоём. Благо, чистую воду занесли ещё вчера днём. – Что теперь будем с этим делать? – всё же начал неудобный разговор Эмгыр. – Жить, как и до этого. Ничего страшного не произошло, – Морвран выглядел внешне спокойным, даже слишком. Добавил невозмутимо: – Это не первый раз, когда я просыпаюсь в постели у коллеги. Единственное различие – в этот раз я с мужчиной. – Интересная у тебя жизнь. – Не интереснее, чем у любого другого высокопоставленного лица. Мы просто вернёмся к своим обязанностям и не будем повторять столь травматичный опыт – генерал недвусмысленно покосился на синяки на их телах. С одной стороны, это радовало. С другой – это говорит аристократ, знающий, сколько стоит умелое враньё. Нетрудно догадаться, что это обязательно выйдет кому-то из них боком. Возможно, уже вышло. Потому что император вдруг задним числом понял, что не хочет, чтобы такая ночь стала их единственной. Ещё ни с кем в постели не было так хорошо, как с ним, а в сочетании с тем, что в рабочее время они отлично ладили друг с другом, возникала даже надежда на что-то большее. Это было плохо. Очень плохо. У него жена, пусть и нелюбимая; безупречная репутация и империя на попечении. Ни одно "что-то большее" не стоило потери этого. Помолчав, Эмгыр выдал: – Меня радует такой подход, – подход вовсе не радовал. – Славно. Морвран залез к нему в ванну и намылил обоим волосы. – Не переживайте, Ваше Величество, я постараюсь сохранить это в секрете, – легонько улыбнулся. – Всё это, - он сделал неопределённый жест рукой, как бы окидывая комнату. – И ваши стоны тоже, – он заговорщицки улыбнулся. На последней фразе голос всё-таки дрогнул. Морврану было нелегко это говорить. Очень тяжело признавать, но он безнадёжно влюбился. Ещё тогда, пару лет назад, когда посмотрел в эти медовые глаза, да так и утонул в них. А теперь вообще незаметно пропал в этом чувстве, особенно когда их утро началось так похоже на какую-то поэтичную чушь. Можно было прикрыть глаза и на секунду представить, что так будет каждый день, и даже войдёт в обыденность, но тешить себя пустыми надеждами было слишком больно. Тем не менее, он это сделал. Из блаженной иллюзии его вырвало тактичное покашливание над ухом. Он открыл глаза и понял, что практически утыкается в шею Эмгыра. По спине императора пробежался холодок: вот он, Морвран, сидит рядом, взять бы и поцеловать, притянуть к себе и сжимать в объятиях до хруста рёбер, но трогать больше нельзя – только смотреть. Кузен даже на официальное обращение перешёл. Всё хорошее так быстро заканчивается. Удивительно, его даже на меланхолию потянуло. Нашёл, где расстраиваться – голышом в ванне рядом с тем, кто тебя оттрахал. Почему-то от этого факта не было противно. Эмгыр попытался откинуться на спинку ванны и поморщился – поясница, да и вся спина в целом, давала о себе знать, словно мстя за вчерашнюю ночь. Это не скрылось от внимания Морврана, который тут же нежно взял его за руку: – Болит? – палец поглаживал запястье, словно пытаясь отвлечь от основной проблемы. Получилось плохо: рука была исполосована застарелыми шрамами. Да что же с вами произошло, ваше Величество? Признаваться вслух в своей боли было неловко, поэтому Эмгыр просто кивнул. У него вообще плохо получалось в чём-либо признаваться. Морвран резко вылез из ванны и направился в спальню. Секунд через пятнадцать вернулся с небезызвестным маслом, и сделал приглашающий жест рукой: – Позвольте мне вам помочь. Я умею делать массаж, – на лице играет хитрая улыбка. Не дожидаясь ответа – по глазам и так всё было понятно – он помог брату добраться до кровати и лечь на живот. Вытираться никто не планировал: камергинер потом уберёт, не будет же он выяснять, каким образом получился такой бардак (это вообще не его дело); так что на полу и покрывале красовались мыльные пятна. Промокнув спину одеялом, Морвран принялся за дело. При свете дня, щедро льющимся в комнату из окон, получилось разглядеть тело императора получше. Как человек, напрямую знакомый с пыточным ремеслом, Воорхис запросто смог различить шрамы от ожогов и собачьих зубов. Ещё какие-то царапины непонятного происхождения. Пару следов от плетей можно было пропустить, а вот затянувшиеся колотые раны явно были получены в поножовщине. Стало одновременно грустно за кузена и патологически интересно, откуда эти отметины вообще. Морвран осторожно провёл по длинному рубцу, идущему вдоль позвоночника. Снизу послышался раздражённый вздох. – Если вам неприятно, то я прекращу. – Прекращать вчера надо было. Генерал вернулся к своему занятию. Долго в молчании пробыть не удалось, так как любопытство взяло верх. Он решил всё же спросить о происхождении шрамов. – Могу ли я поинтересоваться… – Нет, – словно прочитав его мысли, бросил Эмгыр. – Даже не спрашивай. Атмосфера стала какой-то натянутой. Не спасал даже сладкий запах масла и чудесное пение птиц за окном. Их сегодня необычайно хорошо слышно, словно в стене дыру проделали и впустили в помещение всю утреннюю свежесть. Гнетущая тишина и дальше бы наполняла комнату, если бы массаж не начал приносить свой эффект – Эмгыр расслабился и что-то облегчённо простонал. Великое Солнце, этот человек вообще умеет говорить? Надо сообщить ему, что это полезно при коммуникации с людьми. Хотя пусть лучше так, чем в гробовой тишине. Морвран надавил на лопатки и победно оскалился – снизу напряглись и выгнулись. Ну, хотя бы язык тела развит. – Вам уже лучше? – Вполне. Где ты этому научился? – наконец подал голос Эмгыр. – Женщины любят массаж, особенно как прелюдию. Ах да. Женщины. А как вообще много их было у Морврана? Пожалуй, вполне достаточно – император не успевал отбрехаться от одного оскорблённого аристократа с совращённой женой или дочерью, как сразу же появлялся новый. Воорхис был хорош во всём, кроме желания угнаться за каждой юбкой. Неудивительно, что он хорошо разбирается в этих тонкостях. А как обстояло с личной жизнью у Эмгыра? Если вкратце – очень нездорово. Ему в романтическом плане за всю жизнь вообще никто не нравился, если быть откровенным (а если быть ещё откровеннее, то он в принципе людей не любил). Связь с Паветтой строилась исключительно на сухом расчёте: Йож хотел нормальную жизнь, напророченную ему астрологом, а сама она воспринимала его, как побег от суровой реальности, эдакой золотой клетки, в которую её посадила родня. Было стыдно признавать, но он нагло воспользовался этим невинным девичьим желанием свободы. Её было всего четырнадцать лет, а у него поднялась рука обременить её ребёнком. Дети не должны рожать детей. Потом были три фаворитки. Как их… Клара, Айна, Дервля… Они вообще друг от друга отличались? Вроде да. Айна Дермотт была хорошей собеседницей, умелой музыканткой, писала неплохие стихи (по крайней мере, им обоим так казалось), но… как любовники они мало сблизились. Их отношения походили на крепкую дружбу, в конце концов, они оба на дружеской ноте и разошлись. Две другие… связи, были скорее делового характера. Своеобразным жестом доверия к семьям избранниц, с которыми он почти не виделся. А ЛжеЦирилла, прямо сейчас ждущая его где-то в Нильфгааарде… Она так юна, непосредственна и наивна, что последнее, что Эмгыру хочется, так это ломать её хрупкий мир своими грубыми, запачканными в крови, руками. Она даже о пытках говорит с каким-то детским восторгом, широко раскрывая огромные зелёные глаза. Слишком похожа на его дочь, слишком впечатлительна, слишком чиста для этой дворцовой выгребной ямы. Даже между ней и её попечительницей – Стеллой Конгрев, было больше романтики, чем между супругами. Он как-то застал их вместе, нежно целующимися в жасминовой беседке. Останавливать не стал, пусть лучше так, чем с императором-монстром. С тех пор и повелось – подставная Цири бегает к графине, а вар Эмрейс засыпает в одиночестве. Плевать на наследников, у него не хватит совести привязать к себе ребёнком ещё и её. Паветты Эмгыру хватило на всю жизнь. Морвран же с самого начала варится в этом грязном котле придворных интриг. Он, в силу должности, знает всю подноготную осточертевшего двора, он может понять, принять и выслушать. Все те редкие беседы после совместных заседаний были словно отдушиной. Неважно о чём – политике, обожаемых Морвраном лошадях, заумной литературе, да даже о безвкусных туфлях Ваттье де Ридо – слушать эту болтовню можно было часами. Император словно отдыхал рядом с генералом. – Всё в порядке, Ваше Величество? – голос над ухом вывел из размышлений, в которые опять провалился Эмгыр. С ним вообще это часто случается. Иногда доходит до того, что он «отключается» во время важной встречи. Благо, что никто ещё не удосужился спросить, что с ним происходит. Репутация тирана как-то мало располагает к беседе о личном, тем более во время решения задач государственной важности. – Всё в порядке, - подтвердил Эмгыр. Ничего не было в порядке. – Я закончил, – доложил Морвран. Император сел и попробовал потянуться. Что уж скрывать – спина болела, причём довольно сильно, но точно полегче, чем до процедуры. Это обнадёживало. Значит, жить, с горем пополам, уже можно. – Пойдёмте, - его потянули в комнату с ванной. Смывать остатки масла и снова мазать смытым до этого бальзамом все повреждённые места. Император чуть не задохнулся, когда его поцеловали в плечо. Боги, чуть-чуть такой ласки, и он почувствует себя любимым. Это он запретил себе ещё в тринадцать лет.