Не вспоминай

— Прости, девочка, я должен спросить. Я не совсем понимаю... — Было. Давно и не правда, в школе. Так что можно считать, что не было.       Сашка не врёт о том, что Туманов по сути и в этом для неё номер один. Правда для достоверности следовало бы сказать «мужчина номер один». Тут разница есть всё-таки.       Честно говоря, заподозрить её в чём-то таком можно было: выглядела вечно как мальчишка, коротко стриглась, платьев не носила, косметикой не пользовалась, мужчин избегала. Правда вскоре эти аргументы разбивались о то, что женщин она избегала тоже. Сашка и к Туманову бóльшую часть жизни приблизиться боялась — куда уж там до остальных? С одеждой было ещё проще. Сашка — врач, Сашке наряжаться некогда и незачем. И почти все одногруппники, коллеги и пациенты понимали, что ещё и не для кого. Тот, для кого Сашка могла бы, по таким больницам явно не ходит. Вот и получалось, что Сашка могла расслабиться хотя бы с этим.       Расслабишься тут, как же!..       Нурай как-то упоминала, что имя её означает «Лунный свет». Сашка тогда только коротко стряхнула пепел с сигареты и усмехнулась. «Сожрут её,» — подумала она и поглядела на эту светлоокую, прости Господи.       Красавица она была, конечно. Не то, чтобы прямо восточная (Шамаханской царицей её называли разве что для красного словца), но определённо очень красивая. Даже Сашка, мало что в этом понимающая, иногда взглядом на ней задерживалась. Тут хочешь — не хочешь, а комплекс неполноценности разовьётся.       Одно Сашку спасало: Нюрка глупой была. Не клиническая идиотка, жить можно, но иногда от её слов приложиться-таки пару-тройку раз головой к стене казалось вполне себе хорошей идеей. Сашка сдерживалась мыслью, что голова ей ещё нужна: с пациентами общаться и песни Туманова слушать.       Но, насколько бы глупыми поступки Нюрки ни были, девчонку было жалко. Это она-то, Сашка, за столько лет успела понять, как эти посиделки с музыкантами Туманова проходят, чего от них ждать, а чего ждать не надо. А Нюрка с этим впервые столкнулась. Ну, как? Если судить по разговорам и поведению, до этого что-то похлеще было, а сегодняшний день только усугубил всё. Сашка не психотерапевт, с таким тяжёлым случаем вряд ли разобраться сумеет.       К счастью, Сашка знает психотерапевта получше. Она, ещё не совсем проснувшись, достаёт из кухонного шкафа открытую бутылку с коньяком. — Будешь? — Буду, — отвечает Нюрка.       Сашка кивает и достаёт две стопки. Где-то в серванте вообще-то валялся начатый шоколад, а в холодильнике лежал лимон, но кто в такой ситуации на стол накрывает? Сашка быстро наливает: Нюрке целую стопку, себе половину. — Он животное, понимаешь? Просто животное!       Нурай говорит громко, но уже не очень твёрдо, то подаётся вперёд, то откидывается на спинку стула. Сашка с трудом фокусирует взгляд на Нюрке. Даже по полстопки раз семь подряд — эффект будет что надо. Слова про животное Сашка слышит уже раз третий. На этот раз она жмурится и медленно кивает. Сашка не спешит открывать глаза. В темноте сидеть оказалось приятнее. — Знал бы Всеволод Алексеевич!.. — Нюрка продолжает. Голос её звучит медленно и тихо. Он отдаёт теплом. Нурай вся отдаёт теплом. — Это же... Это же какой-то... — Угу, — протягивает Сашка и её не слушает. Она сидит с закрытыми глазами, подперев щёку рукой, и, возможно, улыбается. Нюрка не видит, Сашка не помнит.       Голос Нурай сливается с гулом Сашкиных мыслей. Сашка спать хочет. — Я... — Сашка резко поднимается с табуретки и чуть не падает. Говорит она, только удостоверившись, что стоит ровно. — Спать пойду...       Сашка руки на своём лице чувствует, на обеих щеках. Морщится недовольно и дёргает головой. Не помогает.       Сашка чувствует, как её губ касается что-то мягкое. Только теперь она открывает глаза. Она до белки допилась? Или Нурай правда её целует? Сашка трезвеет, кажется, в ту же секунду, в которую хочет оттолкнуть Нурай. В следующую секунду Нурай всё ещё продолжает её целовать, а Сашка всё ещё очень пьяная, раз начинает ей отвечать. Ничего хорошего после двух часов ночи не происходит.       Нурай отстраняется и виновато смотрит на Сашку. — А... Всеволод Алексеевич?..       Даже в этом состоянии имя Туманова не выходит из Сашкиной головы. — Саш... — Нурай отводит глаза. — Он мужчина... Понимаешь? А ты — девочка... Тут по-другому совсем...       Сашка молчит некоторое время. Где-то она уже слышала что-то подобное. Только сейчас это звучит иначе. Правильнее. — Понимаю, наверное...       Сашка закуривает и слышит позади шаркающие шаги Нурай. Она ушла в комнату. Дверь скрипнула за ней. Что делать, Сашка понятия не имеет. У неё такое в первый раз. Сначала ей хочется свалить куда-нибудь из квартиры побыстрее. Пусть Нурай проспится. Одна. А то Сашке ещё стыдно будет наутро. Вариантов куда идти хоть отбавляй: хочешь — в подъезде спи, хочешь — в парке на лавке. — Саша... — Нурай тихо зовёт её.       Половинка сигареты тут же летит в окно. Сашка оказывается на пороге комнаты и в темноте вглядывается в поисках Нюрки. Та сидит в углу разложенного дивана, обхватив колени руками. — Посиди со мной, — просит она и, наверное, понимая, куда её сейчас пошлёт Сашка, добавляет: — Пожалуйста...       Саша пожимает плечами. Она недолго думает, прежде чем сесть рядом. Ладно уж, Сашка добрая сегодня. Акция одноразовая — стоит предупредить Нурай об этом. Но это завтра. А пока пусть Нюрка сидит, положив голову Сашке на плечо. — Саша... — шепчет Нурай. — Моя Саша...       У Нурай Сашка, может, самый близкий человек в Москве. Да и кого она обманывает? Что, у Сашки есть здесь кто-то ближе, чем Нурай?       Нет, вряд ли. Это же всё до воровства двенадцати тысяч происходит. Там хорошо всё пока. А когда Нурай их сворует, вот тогда уже Сашка и злиться будет. Но до этого ещё есть какое-то время, она полагает. Так что пусть сидит себе Нюрка, засыпает на её плече и наверняка не чувствует, как Сашка коротко её в лоб целует.       В любом случае это всё уже не важно. Перед ней сейчас Туманов. Ту-ма-нов, и они одни. Не об этом ли Сашка мечтала всю жизнь? Не в этих ли желаниях самой себе признаться боялась? А сейчас всё происходит по-настоящему. А в то, что там столько лет назад по молодости могло случиться — на одном-то диване и с общими тараканами, — оглядываясь назад, уже и не верится. Всё забылось давным-давно.       Ну, и правильно. Не вспоминай, Сашка, не вспоминай. Не надо.