233 градуса по Цельсию

у Акааши была прекрасная улыбка, редкая, стеснительная, но такая драгоценная. У Акааши был невероятный голос, тихий, порой строгий, но такой волшебный. У Акааши были волшебные глаза, необычного цвета, с хитрым прищуром, но такие родные. Бокуто может говорить об этом человеке хоть целую вечность. Он может говорить о этих милых маленьких кудряшках, о прямой спине и усталых вздохах. Когда Кейджи находился рядом, то строчки сами собой появлялись на бумаге, буквы сами складывались в слова, а те в свою очередь в предложения. Акааши был для Бокуто не просто человеком: музой, первой любовью, ангелом без крыльев.  — Акааши! — молодой писатель вновь врывается в помещение диким вихрем и размахивает кипой бумаги в воздухе. — Прочти, что я написал за эту ночь! Кейджи лишь тяжело вздыхает и откладывает книгу, что раздобыл с таким трудом. Юноша, зная что старший либо не отстанет, либо расстроится, принимает листы и начинает вчитываться в немного кривые строчки.  — Бокуто-сан, сколько раз я просил Вас писать более аккуратно? — Акааши устало вздыхает и обмакивает перо в чернила и быстро, аккуратным почерком, заменяет пару слов. — Не стоит употреблять такие слова как «проститутка», — Кейджи морщится. — Будте более тактичны, Бокуто-сан. Сам же Котаро лишь улыбается, пока юноша его вновь его отчитывал. У писателя есть оправдание такого поганого почерка: «Мысли появляются быстрее, вот рука и не успевает всё записывать. К тому же пером творить неудобно!» Да, Бокуто знает, что люди давно придумали что-то удобней пера и чернил, но у него просто не хватало денег на такую роскошь. Все деньги уходили на оплату маленькой квартирки на окраине Токио. Подвальное помещение, небольшой камин для отопления, два окошка у самой земли, небольшой стол, шкаф и жёсткая кровать. Тусклая лампа освещала небольшое помещение, капли воды изредка падали с потолка, а прямо за окном, около оконных рам, так же редко проходили люди и проезжали повозки.  — Бокуто-сан, — Акааши слезает со стула чтобы сделать лишь пару шагов и присесть на корточки, и поднять комок бумаги. — Сколько можно так пренебрежительно относиться к бумаге? Она же дорогая. Кейджи расправляет скомканный лист пальцами. Написано аккуратно, видно, что человек старался, был вдохновлён, писал медленно, думая.  — Акааши, -Бокуто хмурится, его улыбка сползает с лица. — Отдай, я должен был это сжечь. Юноша прижимает испорченный лист к своей груди, пряча его от писателя, как некое сокровище. Акааши любил работы Бокуто и сохранял каждый лист. Он бережно разглаживал каждое творение парня, собирал их по порядку и ночью, находясь дома, сшивал листы крепкими нитями. *** Бокуто Котаро — молодой и талантливый писатель, что не был признан литераторами. Если ты беден беден и пишешь что-то новое, то ты никогда не найдёшь своих читателей. Время такое. Бокуто — это шумный парень с широкой улыбкой и с вихрем на голове, неаккуратным почерком, потрёпанной одеждой и с вечным отсутствием денег. Акааши Кейджи — молодой наследник богатой семьи, что с самого детства воспитывался по старым обычаям. Если у тебя есть деньги, то у тебя есть всё. Акааши — это тот человек, которому не нужны были деньги семьи. Он был бледноват, с идеальной осанкой, он был словно ангелом из мрамора. *** Котаро как обычно ждал молодого человека у себя в небольшой комнатушке, чтобы показать новый рассказ, что вновь не приняли в печать. Дверь тихонько скрипит и в дверной проём просовывается чёрная макушка, а фигура была слишком крупной для Акааши.  — Куроо? А ты что здесь забыл? — Бокуто почти роняет листы от удивления, когда видит своего знакомого в проходе. — Ты вроде не говорил что придёшь.  — Да я тоже не ожидал, — Куроо чешет затылок и проходит в глубь квартирки. — Отпросился сегодня у господ сходить развеяться, а молодой господин Кейджи просил передать, что…  — Что Акааши просил передать, — при одном упоминании своей музы Бокуто сразу же оживился. — Он придёт сегодня? Он обещал прийти!  — Бо, успокойся, — черноволосый пытается усадить друга на место, а когда это удаётся, то Куроо делает глубокий вдох. — Акааши сегодня не будет, да и в ближайшее время тоже, — минутная пауза. За это время Бокуто успел тихо сесть на край жёсткой кровати и лишь противный скрип металла разлетелся по комнатушке. — молодой господин Кейджи заболел. Врачи говорят, что это грипп. Всё что я смогу передать ему от тебя — это письмо.  — Письмо, — тихо шепчет Бокуто. — Письмо! Бумаги, что были исписаны аккуратным почерком, полетели на пол, а сам писатель стал метаться среди предметов мебели и выудив небольшой, но на удивление чистый и опрятный лист, он начинает писать строчки пером. Капля чернил падает на бумагу, одна строчка смазывается, руки пачкаются. Злость съедает Котаро изнутри и он рвёт письмо, что почти закончил, а после зарывается своими слегка огрубевшими пальцами в волосы странного цвета.  — Бо, успокойся, — Тетсуро кладёт свою руку на плечо друга. — Твоя главная слила — воображение. Ну же давай, я подожду. И Бокуто вновь берёт лист, перо, делает глубокий вдох и прикрывает глаза. Он представляет рядом утончённую фигуру, мелкие кудри, сине-бирюзовые глаза с хитроватым прищуром, представляет скромную улыбку и тихий шёпот " — Бокуто-сан». Которой сможет, он напишет для Акааши шедевр, сможет сотворить хоть что-то достойное его. «Я люблю тебя больше, чем Море, и Небо, и Пение, Я люблю тебя дольше, чем дней мне дано на земле. Ты один мне горишь, как звезда в тишине отдаления, Ты корабль, что не тонет ни в снах, ни в волнах, ни во мгле. Я тебя полюбил неожиданно, сразу, нечаянно, Я тебя увидал — как слепой вдруг расширит глаза И, прозрев, поразится, что в мире изваянность спаяна, Что избыточно вниз, в изумруд, излилась бирюза. Помню. Книгу раскрыв, ты чуть-чуть шелестел страницами. Я спросил: «Хорошо, что в душе преломляется лед?» Ты блеснул ко мне, вмиг узревшими дали, зеницами. И люблю — и любовь — о любви — для любимой — поет.»* Строчки так легко льются, так легко ложатся на бумагу. Акааши всегда будет рядом. Письмо запечатывают, убирают в конверт и Бокуто с замиранием сердца смотрит на уходящего Куроо, что обещал отдать письмо молодому господину. *** Вести от Кейджи приходят через неделю. Плохие вести. Тяжёлая болезнь окончательно подкосила здоровье наследника богатой семьи и тот сказав свою последнюю волю, заходясь в кашле, собственноручно упаковал сшитые листы в дорогую бумагу. Тяжёлый свёрток, приземляется на стол под печальный и полный скорби взгляд Куроо, и Бокуто дрожащими руками развязывает аккуратный бант из атласных лент. Книга из разглаженных, но всё таких же мятых листов, без обложки, сшитая крепкими и толстыми нитями. А сверху записочка, что была оставлена его драгоценным Кейджи. «Мы останемся вместе до тех пор, пока я буду жить на этих страницах чудесного романа, о любви творца к своей музе. с любовью, Акааши Кейджи.» Куроо так же молча уходит, как и пришёл и Котаро тихо проливает слёзы по любви всей своей жизни. Роман, что он так долго писал, вдруг стал ему ненавистен и своими руками, тем, чем он сотворил этот том, что так нравился его Кейджи, он вырвал пару листов, бросив в небольшой камин. Его золотые глаза с тоской и ненавистью смотрели на то, как бумага обугливалась и в туже секунду воспламенялась. Слёзы не переставали литься и Котаро оседает на пол.  — Кейджи, — тихо молвил он. — Как же так… Пока догорали те несчастные листы, Бокуто прижал к себе остатки романа и с тяжёлым вздохом шептал одними губами обещание своей музе.  — Я выполню твою последнюю волю, мой ангел. Золотые глаза взирают на пламенные языки, а душа даёт обещание. Котаро обязательно допишет роман, обязательно добьётся издания книги и пусть он даже умрёт неизвестным, пусть о нём начнут говорить через многие года, но Бокуто допишет роман. Он исполнит последнюю волю ангела без крыльев Акааши Кейджи.