Инопланетный рыцарь

      В какой-то момент Джину начало тошнить мысленно от того, что Тони снова начал общаться со всеми вежливо. От него веет этой приторной вежливостью, которая почему-то никак не вяжется с тем, на что он способен. Хоукинс знает конечно прекрасно, что брат у нее — святой, терпеливый парень, однако если такого разозлить, то тяжело потом остановить такой локомотив. И девчонка поистине не знала, что же на самом деле хуже: сама она в гневе или же он.       Хотя, если так подумать, то старший брат очень редко мог приходить в ярость. Иногда складывалось впечатление, что он не способен на такие негативные эмоции, потому что его главное оружие — контроль. Он может контролировать себя, свои эмоции и чувства, правильно их сопоставляя. Энтони способен плавно перебирать в самом себе всё необходимое и предоставлять это в лучшем виде. Его уверенная улыбка и лёгкие манеры привлекали внимание многих, кто с ним мог быть знаком. Казался таким невероятным божьим ангелом, к которому руки тянулись, чтобы заключить в цепкие объятия. От него всегда веяло свежей простыней ранним воскресным утром и лёгкими нотками прохладой. На него надеятся многие сотрудники, им восхищаются и ставят в пример как «самый лучший парень». Джина понимает, почему так люди думают, и они окажутся действительно правы. Энтони слишком хороший парень, слишком хороший старший брат, о котором можно только мечтать.       Но порой от этого «слишком хорошего» ей хочется вырвать себе все с корнем. Хоукинс знает свои минусы лучше, чем свои плюсы. Иногда позволяет своим эмоциям побеждать и обращать всё в пепел, а иногда придумывает куча причин для самоизоляции, потому что существа надоедают своим шумом. Ей не нравится прорабатывать свои ошибки, когда на нее смотрят много людей; не нравится слышать в свою сторону критику в то, что вложила душу, тело, мысли и прочее. Минус и плюс. Взлёт и падение — она пытается справиться со своей личностью. Настолько сильно пытается, что плюхается в тёмный угол своей импровизированной мастерской и методично бьётся несильно затылком о стену, вслух задавая вопросы: «Зачем я так сказала? Стоило подумать лучше или стоило промолчать?» или «Почему я себя так повела? Не связано ли это с тем, что…?». Чем дольше она пытается проводить саморефлексию, тем чаще доводит это до того, что она пялится на противоположную стену надолго, почти не моргая. Она знает, что Тони преуспел во многом за эти годы, потому что вложил в это столько же много усилий, как и сама Джина в создание уменьшенной версии андронного коллайдера.       Девчонка считает, что самое сложное в человеке — это знание своих плюсов лучше, чем минусов.       Позволяет своим эмоциям выплёскиваться за кромку, и этот океан с марианской впадиной пугает её саму. Девушка придумывает новые причины двигаться куда-то вперёд, подальше от прошлого, стараясь жить настоящим, но прошлое всплывает из раза в раз. Она охотно старается прорабатывать свои ошибки, честно. Но когда на неё не смотрят.       Джина очень любит своего старшего брата. Он всегда пытается быть храбрым для нее. Что бы ни произошло — остаётся сильным, дабы девчонка могла опереться на нее и побыть слабой, когда становится совсем плохо. Тони ласково протягивает свою ладонь и крепко держит, давая понять, что рядом и никуда не собирается уходить. Он не оставит её не при каких условиях.       Джина любит своего старшего брата. Знает она как никто другой, что ему тоже бывает не просто. Что, глядя на нее, парню становится тяжелее, потому что смотреть на то, как твоему человеку плохо — невыносимо. Она без понятия, как он ещё держится, но это восхищает ее и, где-то в глубине души, заставляет не сдаваться. Заставляет идти вперёд, когда совсем не хочется. — Джина? —голос раздаётся совсем рядом с её ухом. Он обдает тёплым дуновением, посылая ей по спине тысячу мурашек, что взволнованно спускались по хребту и оставляли после себя горячие покалывания. Блондинка не сразу реагирует на своё имя, лишь спустя пару мгновений до её головного мозга доходит информация, и та не спеша задирает макушку, чтобы встретиться с глазами брата, — Ты в порядке?       Девушка хочет сказать. Хочет сказать о том, что она тоже всегда рядом. Мысленно, физически — неважно. Она с ним и в любую минуту готова разделить ношу; готова сорваться в любое время суток, стоит ему написать лишь короткое сообщение: «Ты спишь? Вытаскивай свою пятую точку, подышим воздухом». Хочет сказать, что он заменяет ей отца, подругу, друга и прочих-прочих. — В порядке, —выдавливает из себя через всю силу девушка, смотря первые секунды на Тони, а потом её взгляд падает на Блонко, что смотрел на блондинку с каким-то лёгким беспокойством.       На лице ревонагендера часто можно было всё понять: что он чувствует или хочет примерно сказать. Он не был совсем «открытой книгой», но кареглазая точно можно назвать его местами наивным. Не то чтобы она этим нагло пользовалась, скорее, наоборот: чётко и по факту отмечала в некоторых ситуациях, что не стоит всему верить, потому что это может обернуться ему в минус. И говорит об этом лишь потому что сама когда-то так «обжигалась» из-за нелепой наивности. Рук был хорошим приятелем, с которым можно побеседовать о чем угодно, даже если он не разбирался во всей человеческой сущности. Неважно, понимает он или нет, главное — внимательно слушает. А это уже имеет большое значение, как минимум, для человека уж точно. Тони уверен, что знакомство с ним было для блондинки одно из самых забавных. Потому что он был первым пришельцем, что поддержал её тогда идею.       Тогда был вечер, кажется. Энтони тогда решил помочь инопланетному парню с реализацией Прото-инструмента, познакомив его со своей младшей сестрой. Рук поначалу из-за скромности отказывался, но потом смирился и принял настойчивость человека и последовал за ним. «Вы уверены, сэр, что стоит вашу сестру тревожить такой прихотью? Я более чем сам способен реализовать свой Прото-инструмент»—неуверенно слегка прервал затяжную тишину Блонко. «Не волнуйся, дружище. Всё нормально. Я думаю, она сама не против тебе помочь будет»—одобрительно кивнул Тони и выдохнул. Он не совсем был уверен в том, что девчонка оценит такой жест, но подумал о том, что ей пора вылезать из этого «кокона необщительности». После того, как ей пришлось постепенно принимать тот факт, что «отца ещё долго с ними не будет», брат заметил, как девушка стала ощетиниваться, ограждаться от всех и вся и жить в своём маленьком мире, сотканный из чертежей, кофе и ругани. Вся её детская радость и огонёк в глазах, который всегда был в ней, начал угасать, образуя между Джиной и Тони какую-то большую пропасть.       Блондин с легкой нервозностью, толкнул калитку заднего двора, и пригласил Рука пройти вперед. Он не был особо опытен в гостеприимстве, потому что к ним домой очень редко кто-то либо приходил в гости. За исключением Иридии. Но эта змееподобная женщина уже для него была как часть семьи. Жаль, что Джина не может это еще осознать и принять всей душой.       Как только он хотел сказать о том, чтобы тот не воспринимал её «повадки» остро, как неожиданно послышался шум, смешивавшийся с мелодиями старого винилового проигрывателя, звучащими из глубины двора. Брат не успел закончить фразу, как из-за угла, словно вырвавшись из ниоткуда, выскочила его сестра. И все бы ничего, такое у девчонки случается, если бы только не один «нюанс»: она сидела в импровизированной гоночной машине, сделанной из старой ванны, покрашенной в бледно-бирюзовый цвет с блестящими золотыми полосами, которые сверкали на свету, напоминая о скоростных гонках на треке. Колеса были заменены на реальные, снятые с автомобилей. Впереди был приварен самодельный металлический руль, который она сжимала обеими руками. Ощущая весь холод металла, она предупреждающе крикнула:

«С дороги!»

      Джина, подобно тайфуну, мчалась вперед. Ее волосы развевались за спиной причиной волной, омывая собою каждую мелкую частичку воздуха. Скорость захватывала дух, заводила ее «внутренний мотор» так, что все мышцы напряглись и начали гореть. Жаркое сердце стучало в унисон с ревом самодельного мотора. Каждая небольшая ямка во дворе, что остались от прошлых попыток тестирования своего изобретения, на дороге ощущалась, как новых вдох, из-за которого в легких обострялось все до высоких температур. Земля пролетало под колесами, словно грязное поле, уносящая её поток пузырящешося коктейля из адреналина и скорости. Цельная картина вокруг сливалась в яркие мазки — размытые образы стен Подземного города, зданий и скудного содержания заднего двора.       Хоукинс выжала газ в пол. «Ванное изобретение» рвануло яростно вперед, как натянутая стрела, оставляя позади все сомнения. Ее руки уверенно держат руль, а ноги ловко управляли педалями, по памяти вспоминая некоторые правила дорожного движения. Отец говорил в шутку «Пока полиция тебя не видит, можно и боком дать. Но если что я тебе не говорил. И я тебя не знаю», а потом подмигивал дочери.       Ветер беспощадно хлестал по лицу, превращаясь в невидимую стену. Она чувствовала, как вибрация мотора передается по всему телу, обнажая в ее головном мозге лихорадочный поток приятных ощущений. Если бы у нее была машина, самая настоящая, то она бы точно гналась, словно одичавший хищник, и мчалась как сумашедшая по трассе. Каждый поворот — это будоражущий танец, доводящий до грани. Шины визжали в протесте. Джина ненароком представила в своей голове, как впереди маячил какой-нибудь белый автомобиль соперника и уже предвкушал свою победу. «О! Надеюсь, что у меня не шизофрения. Как говорится: «Если ты разговариваешь с Богом — это молитва, но если Бог разговаривает с тоюой — это шизофрения». Неважно, сейчас я очень сильно хочу утереть ему нос!»—азарт захватывал цепкими лапами ее. Давно такого не было.       Расстояние между ей и воображаемым соперником сокращалось. «Еще немного…»—резкий рывок, обгон на предельной скорости, —«Так, отлично! Мне за эту разработку таку-ую премию дадут!»       К черту. К черту то, что она может разбить эту конструкцию, если неправильно выполнит маневр и может навредить себе. К черту окружающих ее существ, среди которых как-то затемнился брат. К черту прошлое и настоящее. Здесь и сейчас. В ее мире, в данный момент, существовали только ревущий мотор и стремительно меняющийся пейзаж. Картина красива, но до того момента, пока не слышится треск дерева. Джина выходит из транса, замечает как ее несет вперед стремительно уже не по двору, а по петляющей дороге Подземного города. «ТВОЮ Ж МА-А-АТЬ!»—с паническим криком заявила девушка, начиная по инерции своего тела ловко проходить повороты, наклоняясь вбок и ощущая, как изобретение скользит по асфальту. Испуганный крик начал меняться необычайным контрастом, и заместо жуткой гримасы, девушка меняет выражение лица на озадаченное, спрашивая саму себя: «А чего я ору-то? Так, суета и паника отменяется. Я сейчас как ткну кнопку. Настало время испытать мою новую мега-тритон-про-2000-агедрон-суперультра-турбо-лайт-батон-дон-40лет-экста-драйв-фул-HD-пентагон-4-на-46мм-стальную тачку! По-моему это полное название, хотя, возможно, могу промахнуться в последовательности. Вы серьезно это читали?»       Она обогнала простого пришельца на длинной прямой. На следующем повороте использовала другую тактику: вместо того чтобы тормозить перед крутым поворотом, блондинка приняла рискованное решение — проскочить между двумя горожанами. Изобретение едва не потеряло сцепление с дорогой, но та уверенно справилась с управлением. Кареглазая вырвалась вперед с диким визгом радости на устах. Заехав в темный переулок, Хоукинс пригнулась от размахивающих щупалец незнакомцев и прыснула: «Ох етижи-пассатижи, здесь темно как в мароканском базаре!»       Она ловила взгляды прохожих, которые с непониманием и завистью следили за её стремительным движением. Скорость давила на сознание. Джина ощутила всем нутром, как ледяной ветер проник в легкие, наполняя теперь свежестью и энергией. Вжимаясь в сиденье, девушка замечает, как все вокруг размывается в вихре. Вжимая в пол тормоз, визг шин разносится по всей открытой территории города, едва не задев жителя. Где-то в сознании у нее пролетают извинения, но точно не помнит — сказала ли их вслух или тактично проигнорировала. Хоукинс вылезает из своей конструкции и ощущает, как ноги у нее подкашиваются и колени с болью приземляются на твердую землю. Мышцы отдают тягучим напряжением после поездки. Напряжение это болезненное, надрывное, однако девушка выдавливает из себя озабоченную улыбку. Краткие вдохи из-за адреналина расплавляют ее изнутри. Она хочет прокрутить этот момент, растянуть как чертову жевательную резинку и внимательно следить за тем, как эта «жвачка» тянется-тянется, образуя длинную и тонкую субстанцию. «Джина!»—голос Тони отдает эхом в барабанных перепонках, —«Джина, боже, ты сумашедшая?! Я уже хотел патрульных вызывать! Ты что творишь?! Ты могла ведь разбиться» «Я не…черт, Тони, прости»—девушка невольно проморгалась, потерла кулаками глаза, снимая наваждение и состояние после произошедшего. Девушка выдавливает измученную, но довольную улыбку, —«Оно само. Постараюсь так больше не делать. Извини, что заставила переживать» «Тебя на скорости уносит в сторону, едешь без настройки угла развала-схождения передних колес. Я думаю, вам стоит рассмотреть этот вариант и ваше диковинное изобретение будет работает лучше. Я кстати Рук Блонко»—представляется невзначай пришелец и протягивает ей руку.       Впервые в жизни она почувствовала, что её не осуждают, не смеются над её странными увлечениями и неудачами. Он протянул ей руку — нежную, тёплую. Хоукинс смотрит на ладонь и шлепком отбивает его своей ладонью, начала говорить тихо, словно не хотела раскрыть все в себе или спугнуть хрупкое понимание, воцарившее между ними. «Если тебе предложат стакан воды, где налито пятьдесят процентов содержимого сосуда, что ты скажешь? Стакан наполовину полон? Или стакан наполовину пуст?»—спрашивает внезапно девушка его совершенно спонтанный вопрос. Рук поднял брови выразительно и со скромной улыбкой сказал: «Я придерживаюсь того, что стекла могло быть в два раза меньше. Дорого нынче» «О как! А знаешь, что в любой сложной ситуации, нет ничего более поднимающего тебе настроения, чем…» «Удар 220 Вольт по лицу?»—с невинной улыбкой предложил пришелец.       Джина брови вверх вскидывает, молчит пару минут, а затем обхватывает его ладони и пожимает их, говоря уверенным тоном: «А он мне нравится. Я — Джина. Ты принят» «Для меня это честь»,—глаза Рука вспыхнули маленьким, детским огоньком с самым живым любопытством, — «А куда принят?» «А откуда знаю? Куда-нибудь. Куда отправим, туда и принят будешь. Главное — не при каких условиях не иди на три неприличные буквы, а то вопросов к тебе много появится» «Это какие такие «три неприличные буквы»? У людей есть какие-то запрещенные буквы, которые нельзя произносить не при каких обстоятельствах?» «Зависит от ситуации, но для вежливости — лучше не говорить их, прям как легендарное имя в "Гарри Поттере"»—подняла глаза на инопланетного парня, замечая как янтарная радужная оболочка возгорает и обнажает нечто иное. Джина пожимает плечами и закатывает глаза, —«Хотя я не смотрела ни одну целиком часть «Гарри Поттера», да и как-то не стремилась. В общем, не стоит говорить» «Я ни слова не понял, но…ладно? Буду иметь ввиду»—на самом деле Ревонагендер не то что ни слова не понял, он не смог с самого начала диалога понять смысловую цепочку и причину рядов вопросов. Но если земная девушка говорит с ним спокойно, и вроде как настроена не вражески — значит, не все потеряно.       Он закидывает руки за спину и с интересом наблюдает за тем, как она коротким движением обменивается с ним средством связи и своим ID, стоило Тони невзначай бросить слова о том, что Рук хотел бы посоветоваться насчет реализации Прото-инструмента. Джина, на удивление, недолго возмущалась и решилась помочь. И она действительно помогла, даже во вкус вошла. Только об этом напрямую не говорит. И когда ей приходит идеи — писала сразу же, забывая иногда подписывать «привет». Хоукинс не видела нужды приписывать лишние слова, когда можно было сразу к делу перейти.       Рук практически не пользуется этой функцией своего устройства, с которым охотно поделился Тони со словами «на всякий случай». Общение с Джиной, как сказал Энтони, сплошной аттракцион удивительных вещей. И все же Блонко отказываться не стал, понять человеческую культуру даже через технику — дело здравое, осталось за малым — разобраться с функционалом устройства. Оказалось несложно, сложнее было понять девчонку. Он помнит эту сконфуженную переписку:

6:22 [Джина Хоукинс]: У меня идея.

6:25 [Джина Хоукинс]: А если Прото-инструмент переводить в режим «дробовика»? При выстреле, заставит выпустить случайным образом из дробинок. Эти гранулы, скажем, могут пробивать врагов насквозь. Пули могут быть парированы сразу после выстрела, чтобы придать одной пуле большую скорость и взрывной эффект.

6:29 [Рук Блонко]: Полагаю, у людей это что-то по типу пожелания доброго утра? Я запомню. Хорошая мысль, подумаю об этом чуть позже. Я еще не до конца функционирую.

      Ему пришлось привыкнуть, что она не всегда дружелюбна, а точнее — было редкостью то, что могла девушка сказать что-то вежливое, ласковое и не без своего сарказма, значение которого Блонко еще не до конца понимает, как и когда использовать. Однако когда Рук с ней виделся, все рассказы Тони о том, что Джина как пороховая бочка, куда-то улетучивались. Девушка вела с ним куда более спокойно, если не брать в учет все-таки ее говор. Ворчание постоянное стало в своем роде нечто привычным делом, и хоть Ревонагендеру это было с трудом понимать на все сто процентов, он пытался принять это. Все-таки Джи-Джи, как ее называл Тони, была хорошим человеком. Если, конечно, рот не будет открывать. — Просвятите меня подробностями, будьте добры, что здесь произошло. А то я кусками знаю информацию, —старший Хоукинс все-таки возвращает своим вопросом девушку в реальность, вынуждая её с неохотой рассказать о случившемся. Говорить о таких ситуациях брату — значит услышать в дальнейшем двухчасовую лекцию о том, как нужно беречь себя и иметь возможность защитить себя.       Блондинка уже заранее засовывает руки в карманы своих испачканных серых спортивок и начинает со вздохом слушать длинную тираду. Она долго стояла в одной позе, сжавшись, как пружина, готовая сорваться посреди территории. Ей все равно, что рядом лишние глаза. Рассказ о случившимся вырывался из нее короткими, отрывистыми фразами, словно она не горела желанием беспокоить его, что впрочем и являлось правдой. Выражение лица Энтони было серьезным, высеченное из какого-то непоколебимого камня, как и сама Джина. Они смотрели друг на друга, и со стороны казалось, что они ждут, когда один из них оступится и даст заднюю. Но они не такие и будут стоять непреклонно, с тем же стальным спокойствием глазеть и думать о своем. — Лицо попроще сделай, Тони. Спусти до заводских настроек, —прорезает тишину неприятную сестра, делая первый этот хирургический разрез и мысленно его передает своему брату. — Не смешно, Джина. Ты могла умереть, —парирует до упрямости мирным тоном юноша, приподнимая едва свою густую бровь выше другой. Он знал свою сестру, наверное, как свои пять пальцев — ее упрямство, ее стремление к независимости, граничащее с, время от времени, безрассудством. Его слова, сказанные тихим, но твердым голосом, едва пробивались сквозь шепот ветра, были пропитаны лишь элементарным беспокойством. — Давай сократим твою привычную лекцию до минимума? За мной есть проё…оплошность. Моя вина. Я не хотела, чтобы ты волновался, так как ты всё ещё, чисто юридически, отвечаешь за меня. — Дело не в юридическ-… — Не перебивай, Тони, пожалуйста. Я хочу сказать, что прекрасно понимаю, что ты заботишься обо мне, но я в состоянии дать отпор и защитить себя, пусть и не самыми…наилучшими способами. Я знаю, что ты сейчас скажешь: применишь типичные слова старшего брата в различных историях, которые за маской строгости скрывают свою искрнюю заботу, так как для них сестры являются частью их жизни. Это банально, но круто, правда. Я того же мнения о тебе, и мне не стыдно это признать. Но, Тони, это все было актуально до того момента, когда ты вступил в Санитары Космоса. — Ты не в первый раз попадаешь в такие ситуации, —он говорил, стараясь подобрать слова, которые не обидели бы ее, но и не оставили бы без внимания опасность, которая висела над ней, как тяжелые тучи на небе. Но Джина восприняла его слова как упрек. Ее плечи сильнее напряглись. — Магистр Пателидей мне уже это говорил, я это поняла. Невозможно оградить меня от всех бед. Я справляюсь с этими ситуациями и восстанавливаю весь причиненный ущерб. И ты это знаешь. Мне хватило месяца помогать с постройкой здания одного из пришельцев, которого пришлось понимать только на языке жестов, —голос ее стал резким, с металлическим оттенком, который эхом разносился между стенами городских зданий. — Кажется, мы тут лишние, —наклонился Рук поближе к уху Бена, чтобы сообщить о столь очевидном. Теннисон кивнул головой и с неким раздражением отошел назад, чтобы лишний раз не попасть под горячую руку «сумашедшей», — Я думаю, нам стоит уйти. Я знаю этот взгляд Джины - лучше не лезть. — Да не буду я буянить, это было один раз. Мне впадлу сейчас тут истерить и отстаивать права. Мне уже не 14, чтобы яростно кричать и бить посуду, что меня не так поняли. За мной оплошность, я признала. Что еще требуется? — Может, поменьше грубости? —негромко предлагает Бен, но тут же осекается, мысленно прилепляет себе большую оплепуху за сказанное, потому что девчонка уже это услышала и повернула голову именно в его адрес. Понадобилась ровно секунда, чтобы зеленоглазый понял, насколько сейчас ходит по тонкому люду, и ему впервые не хочется, чтобы девчонка не обращала на него внимание. Импульсивность когда-нибудь добьет его, или добьет эта девчонка, что не особо было приятной новостью.       В ее глазах вспыхнул огонек, полный обиды и скрытой агрессии. Не то чтобы она ждала от него поддержки, а точнее не ждала от него совершенно ничего, потому что рассчитывала на то, что герою хватит ума не встревать снова в разговор. Видимо, жизнь ничему не учит. — Может, ты все-таки перестанешь лезть со своими комментариями куда не надо? —бросила она, гордо подняв подбородок, но дрожь в ее голосе выдавало на скромное подобие рассеянности. — Эй, хватит, серьезно. Мы едва друг друга знаем, а ты уже ненавидишь меня так, будто я испортил тебе жизнь, —Теннисон выставляет ладони перед собой в неком глупом жесте, точно не умелый преступник, которого поймал полицейский за кражу. — Ненависть? Мы что, в книжном романе, где парень с девушкой друг друга ненавидят, а потом это все перерастает в симпатию? Где они всю книгу растягивают свою «ненависть», обзывая себя всячески, а по итогу это все списывается на то, что один просто не умеет выражать чувства, а другая просто не хочет быть отвергнутой? Нет, клоун, это не тот случай, и я тебя не ненавижу. Ты просто бесишь своим детским поведением и мне не о чем толком с тобой разговаривать. Доходчиво объяснила? А теперь иди отсюда, геройствуй дальше. Разворот-поворот на несколько градусов и топай, мальчик.       Теперь неизвестно, кто перегнул палку, и можно ли было считать это за «перегибанием», потому что, в каком смысле, младшая Хоукинс ни разу не промазала и попадала так же четко в цель, как и со своего револьвера. Она провела пальцами левой руки по своим светлым локонам, совсем не обращая своего внимания на то, как ее кожаные браслеты, надеты послойно, слегка перекатывались друг на друга от каждого движения.       Тони вздохнул, понимая, что его слова сейчас только усугубили ситуацию, и теперь сестра переключилась на парня, который получил ни за что. Он это начал, и, кажется, ему нужно закончить. Парень подошел ближе, его взгляд стал мягче, но не менее решительным. Вытягивает свою руку и оттягивает девушку назад за шкирку, окидывает Бена извиняющимся взглядом, и только коротко буркнул: — Джина, все. Брейк. Это невежливо. Остынь. — Ладно. Все равно бесполезно ему что-то объяснять. На чем мы там остановились? А, точно. Ты объяснял, что это не первая ситуация, в которую я попадаю. — Все верно. Я хочу сказать, Джина, что твои изобретения чудесны. Невероятны. Но шанс того, что в следующий раз тебе может не повезти, становится все выше и выше. Понимаешь, о чем я говорю? Тебе нужно увеличить шанс на свою защиту, не говоря уже о других. Уровень самообороны нужен такой, чтобы я не несся с рейда за тобой. — О, нет-нет. Я знаю, к чему этот разговор идет. Нет, Тони. Я в вашу шаражкину контору не вступлю даже под дулом пистолета, не обижайтесь. Я готова заниматься подготовкой, но вне вашей организации. — Почему? —тут уже не выдерживает любопытства и интересуется Блонко, начиная загибать свои пальцы для перечисления, — Ты бы могла стать отличным Санитаром Космоса. — Вот именно, к чему такая неприязнь к Санитарам Космоса? —спрашивает с прищуром Бен, разводя руки по разные стороны. Однако когда до него доходит вся проблема целиком, он поворачивается к своему напарнику и восклицает: — Погоди, что? Ты шутишь? Этого еще не хватало. Она и «Санитар»? — Вот именно. Какая я и «Санитар Космоса»? Звучит нелепо. И я не горю желанием идти туда, потому что во мне видят всего лишь маленькую девчонку, которая не может разбираться в технологиях на уровне тех же Галванов. Слишком саркастичная, слишком привередливая, слишком делаю все на свое усмотрение. И я с этим не согласна. Я могу идти на уступки, если это необходимо. Но нет! Это слишком ущемляет достоинство сотрудников, судя по всему. Недостаточно «взрослая», чтобы принимать ответственные решения. Но я здесь ответственнее некоторых, —объявила сквозь зубы Джина, не оборачиваясь к герою ни на миг. Она смотрит исключительно на брата и на выдохе добавляет более сдержанным тоном: — Тони, я серьезно. Какой из меня Санитар Космоса? Ты меня видел? — Вполне хороший сотрудник, если направить твою энергию и стремление в мирное русло. — Не неси чушь, Тони. Тебе мозги промыла Иридия что-ли? Если ты купился на это, то лично я — нет. — Ты не хочешь туда, потому что не хочешь принимать действительно огромный груз ответственности за себя и других, работать в команде и принимать критику в свой адрес. Мне жаль, но именно в этом и проблема. Джина, нужно вылезать из своего «кокона». Хотя бы ради своей безопасности, —блондин твердил спокойно, терпеливо. Голос, казалось бы, был единственным теплым пятном в этом холодном, безрадостном месте. Он говорил, объясняя, что ее независимость — это прекрасно, но может привести к непоправимым последствиям, — Если ты действительно ответственна и уверена в своих силах, то прими мое предложение. Докажи мне, что ты действительно можешь за себя постоять. Хотя бы приходи время от времени в штаб, я уверен, Иридия была бы рада тебе и тому, что может тебя прогнать по тренировкам. — Я бы мог тоже в свободную минуту составить компанию и чем-то помочь, —добавляет Рук, приподнимая уголки губ. — Зная Иридию, она меня убьет. Звучит как приговор, —Джина фыркнула, отворачиваясь, — И, конечно, я сейчас должна согласиться. Весь сюжет будет простраиваться на моих тренировках с кучей описанием, который наверняка никому нафиг не нужен. Должна прокачивать себя как в тех глупых видеоиграх, чтобы дойти до последнего босса, чтобы завершить сюжетную линию. А если я не соглашусь, то, по закону подлости, настанет какой-нибудь момент опасный, в котором мне придется пострадать, и в конечном итоге приползти к брату, чтобы принять его предложение, потому что тогда будет ступор в сюжете. Полный звездец! Меня обвели вокруг пальца. Развели как ребенка. — О чем она только что сказала? —неосознанно наклонился в сторону Энтони Бен и, не отводя глаз с Джины, поинтересовался невзначай. — Смирись, —с тяжким вздохом пробормотал Хоукинс, потирая массирующими движениями свою переносицу, — Это ее, скажем, «особенность» с того момента, как она начала разговаривать. Думает, что все здесь, включая ее — часть какой-то написанной истории. — Это…стрёмно, —подозрительно протянул герой, с каждым ощутимым мигом понимая то, что делает еще несколько шагов назад. — И это сказал парень с инопланетными часами и потными подмышками, —обводит девушка его придирчивым взглядом с головы до пят, лишь чтобы оценить реакцию зеленоглазого парня. — Чего? —Бена, казалось, это совсем вывело из колеи и тот, ощущая какое-то странное, тошнотворное чувство неловкости, опускает свою голову и принюхивается — он действительно из-за этого поединка с Зексом начал сильнее потеть и излучать не самые приятные «благовония». Теннисон сводит густые брови к переносице и только скривил губы, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. Надо просто развернуться и уйти отсюда как можно подальше. — Вы закончили перепираться? —Энтони не вмешивается, складывая руки на груди и наблюдая за тем, как Джина осекается и отходит в сторону, отмечая про себя некоторые детали. Ей стоит почаще с людьми общаться, потому что «изоляция» на нее плохо сказывается. Но его терпение быстро кончается, как и упорство блондинки — он аккуратно приподнимает за шкирку свою сестру и расслабленным тоном добавляет: — Надо нам с тобой как-нибудь пройтись по поверхности, а то ты совсем позабыла человеческое общение.       Как только Теннисон хотел открыть рот с той самой полукривой улыбкой о том, что эта девчонка не просто забыла, что такое «человеческое общение», а с роду не знала значения этого термина, как девчонка зыркнула на него и опередила юношу, заявляя: — Рот прикрой, а то муха залетит. Либо что-то покрупнее. — Да что ты взъелась на меня? Я еще даже ничего не сказал. — У тебя на лбу написано, что съязвить хотел. Здесь только я «пубертатная язва», даже не смей покушаться на мой титул. Да и своими фразами лишь доказываешь то, что тебе чудесно живется и без мозгов, —лаконично подмечает, мотнув светлыми волосцами, собранными в хвост. — Все, мне это надоело. Даже слушать это не буду, —он поднимает ладони вверх и ритируется отсюда как можно подальше и поближе к дедушке Максу, который о чем-то беседовал с незнакомой ему женщиной. — Чего ты правда взъелась на него? —спросил Тони у нее, — Ты прям нарываешься на то, чтобы я поговорил с мистером Теннисоном и тебя пристроили в команду Бена. — Ага, сейчас, разбежался. Лучше я буду тренироваться с Иридией. Я согласна на это, потому что вариант получше. К слову, где эта «змеюка» пакостная? —стоило ей обернуться и увидеть красную макушку, стоящая возле космического корабля, она хмыкнула и выкрикнула каждое произнесенное слово: — По закону Архимеда!.. — После плотного обеда, чтобы жиром не заплыть — надо срочно чай попить! —раздался женский, и довольно громкий, голос со стороны корабля. — Показушница и дешевая цензура, —прыснула с каким-то непризнанным смешком, когда встретилась со взглядом той самой женщины, что ловко обошла стороной Теннисона и звонко захохотала, стоило ей увидеть Джину. Эта «красная фурия» вырвалась будто из другой вселенной, и мир вокруг замер в каком-то ожидании.       В этот момент казалось, что девчонка сама затаила дыхание, будто не она совсем недавно именно эту женщину назвала «змеюкой пакостной». Короткий взрыв красных волос, подобный языкам пламени, обрамлял лицо, словно огненная аура, защищающая ее от всего что могло показаться опасным. Джина подумала о том, не провести ли по волосам этой женщины ладонью? Останется ли ожог? Каждый локон напоминал о буре эмоций и силы, которую скрывала та. Как бы младшая Хоукинс ни отрицала, но иногда она хотела быть такой же, как эта ноксисианка — смелой, уверенной до чертиков и раздражающе забавной. Лицо этой женщины было озарено самодовольной улыбкой — улыбкой победительницы, знающей свою несокрушимую силу. Губы, слегка приподнятыми в игривой ухмылке, излучали ту стопроцентную уверенность. Она симпатичная. И Джина была не права, если бы сказала о том, что темный макияж ей не идет. Ведь именно Иридия приучила девчонку к темному макияжу, называя это боевым раскрасом.       Черный, как бездна, костюм облегал ее тело, подчеркивая грациозные изгибы и широкие плечи. Каждый шов и изгиб были выполнены с безупречной точностью. Серебристые вставки мерцали на фоне глубокого черного, привлекая излишнее внимание. Ее одеяние отличалось от типичной формы Санитаров Космоса, и это почему-то беспокоило Джину как никогда больше всего. Броня на плечах не выглядела громоздкой, а скорее дополняла этакий величественный образ. Нагрудная панель мягким светом озаряла, а набедренные ремни, пояс с подсумками и идеально подогнанные перчатки подтверждали лишь то, насколько эта женщина может быть подготовленной, если сама этого пожелает. — Как дела у моей лучшей девочки? —начинает разговор первая эта женщина, разводя свои руки так, рассчитывая на то, что Джина прильнет к ней в объятия и они разделят немного тепла, о котором вечно твердили люди. Однако блондинка стоит перед ней со вздернутой головой в горделивой позе и не планирует делать дальнейших шагов. — Они считают меня недостаточно подготовленной, чтобы защитить себя, —отвечает Хоукинс с нотой угрюмости, но ничуть не жалости, потому что она никогда не любила, когда начинают ее жалеть. И хуже всего становится, когда жалость была неискренней. — Это кто такую чепуху сказал? Ну-ка, укажи пальчиком и я с ним побеседую, —женщина ахает, смотрит по сторонам, в надежде найти этого виновника, но когда ее глаза устремляются на блондинку, то видит на ее лице угрюмую печаль, — А, Тони что-ли так сказал? — И Магистр Пателидей, —шепотом добавила она, уже ощущая на кончике языка желчь от неприязни к себе. Складывалось впечатление, что она будто сама жалилась Иридии и рассчитывала на то, что та сейчас поговорит со «взрослыми дядями» и решит проблему. Но Джине этого как раз и не нужно было. — Ну, против Пателидея я не пойду, ты уж прости. Мне с ним еще работать и работать. Симпатичный мужчина, если так подумать, только уставший вечно, —проговорила Иридия, пожимая своими плечами, — И придирчивый временами. — Только ли временами? — Он по делу чаще всего придирается, малыш. — Тони настоял, чтобы ты меня тренировала, представляешь? — Ну ничего себе. Хоукинс там совсем сам в себя поверил? Забыл как каша дома пахнет. А мое мнение он не хотел спросить? А если б я чисто физически не смогла, потому что загруженности много? Балбес двухметровый. — Это значит «нет»? —блондинка уже шире раскрывает глаза, начинает держать свои уголки рта, лишь бы не выдавить улыбку и не раскрыть того, как она была бы счастлива, если все накрылось медным тазом и ее отправили домой. Не жизнь, а мечта. — Что? Нет, конечно! Я согласна тебе помочь. Как я могу отказать своей любимой девочке?       Джина заметно закатила глаза, проклиная себя и свою недальновидность. Она зарывается глубже в свои мысли, состоящие из тысячи ругательств, пытаясь не думать о том, что слышит бархатистый баритон своего брата и то, как это вызывает в ней напряжение в плечах, когда слышит от него: — Ну что, Иридия, возьмешь Джи-Джи под крыло свое? Точнее, под свой хвост. — Не позорь себя своими глупыми шутками, —пробурчала младшая Хоукинс. — Вот именно, Хоукинс, а то я быстро твою светлую голову в чувства приведу, —со сдерживаемым хохотом поддержала слова девчонки ноксисианка, кое-как сведя свои брови к переносице. — По-моему очень хорошая шутка, —решил прокомментировать Рук, приподнимая уголки рта. Дурной стыд за Блонко накатывает ее с новой силой. — Пошли уже отсюда, Рук, а то и тебе попадет, —девушка приподнимает не спеша свою ладонь и крайне аккуратно бьет по спине ревонагендера, приглашая последовать за ним в сторону штаб-квартиры Санитаров. Находится здесь уже не было так такового смысла, а слушать нравоучения Энтони или Иридии она совсем не намерена.       Блонко перевел взгляд свой спеша на девушку, замечая на ней мрачное выражение лица. На языке вертелся вопрос: «Ты в порядке?», на что пришелец мысленно ударил себя по лбу за столь глупый и очевидный вопрос. — Что-то не так?       Поняв, что пока говорить она не хочет, он медленно, следя за ее реакцией, следовал за ней. Заметив, что блондинка не даёт никаких ответов, он протягивает свою большую ладонь и кладет на ее плечо. От таких запахов и осторожных поглаживаний по спине становилось чуть спокойнее. Джина поднимает голову, смотрит косо на своего знакомого. — Я перегибаю палку, верно? —охрипшим голосом еле выдавливает из себя предложение, лишь бы снова не начинать думать о том, насколько же она несчастна все-таки. Джина часто об этом думает, но пытается выкинуть это в отдаленный угол сознания, под предлогом «не особо имеет значения».       Рук удивлённо вскинул брови, будто впервые сталкивается с такой ситуацией. Джина, скрестив руки на груди, нервно теребила край своей кофты. Воздух между ними пропитывался насквозь напряжением, которое висело тяжелым, липким туманом. Она не любила признавать свою неправоту, не любила показывать слабость, но сегодня… ей нужна была правда, даже если окажется горькой, подобно дегтю. Она не способна защитить себя полностью, не говоря о защите близких. Молчание его давило сильнее любых слов, вынуждая ее зажмуриться и огрызнуться: — Можешь не отвечать. Забудь.       Блонко наклонил голову, вглядываясь в профиль лица девчонки. Однако когда та начала набирать скорость, он негромко заявил: — Грубость — это всегда выбор, Джина. Даже если он пропитан эмоциями, это все равно выбор. Ты выбрала выразить свой гнев таким образом. Ты хочешь защитить себя. Вопрос не в том, заслуживал ли это Бен, Энтони или Иридия, или магистр Пателидей, а в том, было ли это необходимо, было ли это единственным способом выразить себя.       Его слова, спокойные и рассудительные, и довольно пронзающие как иглы. Она знала, что он прав. Всегда знала. Но признать свою неправоту, свою импульсивность, свою склонность к грубости — это было слишком сложно. Настолько, что начала жить только такой жизнью. С тех пор, как отца нет в семье, все пошло не так, как мечтала когда-то четырнадцатилетняя Джина. Сейчас Джина мечтает лишь о том, чтобы ее не нервировали, она работала с железками, выполняла заказы и с этого получала доход. Потому что если не будет работать, то начнутся бытовые проблемы, с которых девчонка едва ли вылезла на пару с братом. Привыкать к взрослой жизни, к которой ты не был готов — невероятно непростой процесс. Словно вышвыривают котенка в подворотню буквально ни с чем в этот огромный, непонятный мир. Хоукинс не хочет снова допоздна помогать пришельцам с деталями, разгружать тяжелые коробки и получать за это проклятые «валютные мелочи».       Не хочет перекидывать на себя всю мужскую работу в доме, потому что Тони подпускать к розеткам или к раковине — дело гиблое. Не хочет спорить снова с ним о том, что способна жить одна и не надеяться на него. И последнее, пожалуй, для нее самое непростое: с тех пор, как брат стал Санитаром, столкнуться с одиночеством, кучей бытовухи и вынужденной необходимостью самой вливаться в общество стало чем-то тягостным. Когда они жили на поверхности, в городе, то девчонка как-то не зацикливалась на обществе, не думала о том, каково ей будет в будущем. Ходила в школу, скучающе смотрела на учителей, а с одноклассников мысленно ловила разочаровывающие выводы. Ей не было интересно разговаривать со сверстниками, которые то и дело, что бездельничали, списывали друг у друга и жаловались на свои «подростковые» проблемы. Блондинке не было понятно, почему девчонки в туалете без конца беседовали и плакались из-за мальчишек, когда стоило бы задуматься о куда более важных проблемах — как не вылететь со школы, например, или как тактично забыть мальчишек и заниматься тем, что поистине приносит удовольствие, а не боль и куча других проблем. Она косилась на них, молча слушала их болтовню, что была длиннее, наверное, размера кишечника, который они проходили на биологии. Школа для нее было лишь местом, подобно зоопарку: есть те, кто «кормит и следит», есть «хищники» и «травоядные». В этом месте слишком много шума, который отвлекает и не дает ей полностью окунуться с головой в конструирование во время урока или чтении учебников по техническим предметам. Преподаватели очень любили ее как ученицу, так как была крайне способной, но стоило только той хоть раз открыть рот — как тут же все пошло под откос. Иногда случалось так, что на нее жаловались из-за не культурного поведения и излишней хамоватости, отчего могла оказаться у директора. Она просто не могла остановить поток словесных фактов, потому что в голове крутилось лишь одно — «правда и ничего кроме правды». — Единственный, —чеканит Хоукинс, верхним рядом зубов соскабливая с нижней губы тонкую кожицу, — Единственный способ, который для меня доступен, пожалуй.              Девушка кивает самой себе, будто бы пыталась поверить сама в свои же слова. Она хочет думать, что ее прямолинейность, что граничится нехорошо с грубостью помогают ей, защищают ее от лишних представителей в социуме. Но в душе, какой бы она ни была, постепенно начало приобретать более ясное представление — это самообман. Обман, который придумала себе сама и из-за него же задыхается.       Рук вновь протянул руку. Его пальцы, коснулись ее предплечья. Прикосновение было подобно бальзаму: таким же успокаивающим и согревающим, полным понимания и без осуждения. Хоукинс, в данный момент, очень благодарна этому неземному парню за то, что не закидывает ее вопросами, пытаясь усердно ее понять. Она не скажет ему сейчас «спасибо», но может быть когда-нибудь. Когда будет готова. Просто не сейчас. Тяжело быть семнадцатилетним подростком с противоречивыми эмоциями. — Но если так подумать, то с чего ради я должна терпеть выходки этого клоуна, слушать нравоучения Пателидея, когда он мне никем не является или думать так, как думает Тони? —вырвалось тайфуном у нее изо рта, находя постепенно в молчаливом сочувствии Рука утешение, — Ладно, с Тони я еще могу согласиться отчасти, но вот Пателидей зря на меня наговаривает. Я не торгую оружием. — И тебя это расстроило, —взор у него стал ещё глубже, словно заглядывал не только в карие глаза девушки, но и в саму душу, покрытую цепями на несколько слоев. Он не произносил слов утешения, не пытался её успокоить навязчивыми жестами. Блонко быстро учится, и ему довелось понять, что с младшей Хоукинс поболтать о чем-то крайне личном — проигрышный вариант. — Это оскорбило, —выплевывает сразу же, скептически покосившись на разбросанный в уличном коридоре жестяные банки. Блондинка, не останавливаясь, поднимает несколько мятых таких банок и кидает в мусорный бак, отряхивает руки от невидимой пыли и идет дальше с пришельцем, — Я не настолько глупа, чтобы в такое лезть. Меня бы сразу вы скрутили, а позорить Тони я не намерена. Поэтому я не хочу быть среди вас. Мне там не место. — Может, тебе стоит пересмотреть свои принципы? Из-за неудачного опыта, ты отрезаешь от себя все возможные пути саморазвития. Гнев — это мощная энергия, Джина, —тихо дополнил Рук, — Он может быть разрушительным, если не контролировать его течение. Однако при этом может являться источником силы, если научиться направлять его в нужное русло.       Ревонагендер не пытался осудить девчонку, осыпать огромным количеством нравоучений, не указывал демонстративно на ошибки. Он просто констатировал факт, предлагая понимание и возможный вариант решения проблемы. — Я хочу сказать, что ты не единственная, кто испытывает подобные чувства. Даже я, как спокойная личность, иногда сталкиваюсь с гневом. Никто не идеален. Разница лишь в том, как мы с этим справляемся.       Как бы Хоукинс ни ворчала, но Блонко говорил поистине невероятные вещи. Его слова звучали не как лекция, а как мягкий совет, как указание пути, а не ущемление. И в этом была существенная разница его от других. Во взгляде инопланетянина не было тени превосходства над ней, а олько глубокое сочувствие и вера в её способность измениться. Никто ей не обещал лёгкого пути, а лишь предложили поддержку и понимание, и этого было достаточно, чтобы Джина почувствовала легкий намек на покой в сердце. Тишина, возникшая между ними, должна была давить на уши, однако сейчас она вырывала их двоих из бессмысленных раздумий. Хоукинс благодарна Руку. Больше, чем он может предположить.

***

      Внутри штаба царила атмосфера, которая одновременно завораживала, будто она посещает это первый раз, и вызывала первобытную тревогу. Переступив порог, блондинка заново попадает сюда и вспоминает не самое лучшее время. Просторные коридоры, плавно изогнутые лабиринтом, вели в разные уголки этого места. Стены были выполнены из прочного материала, который играл цветами от света, меняясь от бледно-желтого до едко-зеленого — как будто сам штаб дышал и реагировал на каждое присутствие сотрудников. Стоило девушке последовать в коридор, как от светового контраста у нее по инерции зажмурились глаза. Свет внутри был мягким и рассеянным, исходящим из встроенных в стенах источников. Каждый шаг по этому пространству звучал как тихий шёпот, а воздух был наполнен тонким ароматом, который трудно было описать — смесь прохлады и антисептических средств.       Девчонка мельком увидела зал для совещаний. Огромный овал стола из прозрачного материала занимал центральное место, окружённый креслами с мягкой обивкой, которая словно обнимала каждого, кто на них садился. Джину больше привлекли на стенах зала голографические экраны, отображавшие данные о текущих событиях в галактике. Карты звёздных систем плавно переливались, демонстрируя движение кораблей и поток информации. Каждый экран легко адаптироваться к запросам присутствующих, предоставляя необходимую информацию в режиме реального времени. Техника тут до одури шикарная. Слишком.       Каждая деталь внутри штаба-квартиры была продумана до мелочей. Инопланетные технологии гармонично сочетались с естественными элементами, создавая уникальное пространство для жизни и работы. Здесь не было ни одной лишней детали — всё было направлено на то, чтобы выполнять обязанности Санитара Космоса.       Джина ощущала всеми фибрами души одно: чем дольше находится здесь, тем труднее было ей дышать. Она старалась не смотреть на проходящих, старалась не думать о том, что вокруг слишком много глаз как из того кошмара, что на днях ей приснился. Такие же внимательные, бегающей по ней с головы до ног и изучающие. Блондинка не слушала болтовню красноволосой женщины, что шла впереди и о чем-то рассказывала ей. Это размыто было для нее и доходило до головного мозга девчонки довольно туго. Затылком Хоукинс чувствовала, как на нее смотрел либо брат, либо Рук, либо Бен. Ни один вариант, на самом деле, сейчас ее не устраивал. Ей просто хотелось сбежать отсюда, в сторону своего дома и не думать ни о чем, кроме как починке своих проектов. Разговоры позади слушать не хотела и подавно, а потому пришлось все-таки переключиться на голос Иридии, что уже каким-то образом говорила о том, что сегодня она позавтрала не так хорошо, как планировала. — И куда мы пришли? —интересуется наконец Джина, как только ее ноги ступили в какую-то темноту, но уже всем телом ощутила, насколько эта комната может оказаться большой. И оказалась права: стоило Иридии включить свет, как он волной окатил пространство и обнажил комнату приличного размера. Не сказать, что здесь было так много инвентаря или какого-то удивительного оборудования, но как только девушка задала этот вопрос, ноксисианка повернулась к ней, нажала на плече какую-то незначительную кнопку серого оттенка и вся ее невероятная броня сложилась, накрываясь друг на друга и скрылась, обнажая более открытые участки человеческого тела Иридии. Женщина наклонила в сторону голову, ладонью прошлась по шее и с той же забвенной улыбкой протянула: — Тренировочная. Погнали! Раз на раз. — Какая «гнали»? Куда? —брови моментально подскакивают у девушки от спонтанного предложения, в котором конкретики как всегда не было. И это бесило. Неужели нельзя четко обозначить условия и свои желания? Иногда пришельцы ничуть не отличаются от людей. — Как «куда»? Мы же на тренировочной площадке. Логично, чем здесь занимаются, —Иридия провела ладонью своей вспотевшей по торчащим алым волосам и пожала плечами, будто это не она предлагает сомнительную авантюру. Будто это не она не может нормально объяснить, что хочет.       Джина стоит столбом, а у нее глаза все больше и больше. Чуть погодя, до нее доходит мысль, о которой сейчас размышлять вовсе не хотела. Но выбора так такового не остается, а потому решается спросить напрямую: — Ты что, предлагаешь мне сейчас начать тренироваться? — Тренироваться? Джи-джи, я сказала, чтобы мы погнали «раз на раз». Это значит, что я предлагаю поединок. Дружеский, конечно, ха-ха.       Девушка еще выше подняла брови. Она проигнорировала похлопывание по плечу со стороны брата и его слова о том, чтобы Джина согласилась на пробный бой, да посмотрела на свои ошибки. Как будто Хоукинс не знает о них, и сейчас, наверное, ей раскроются тайны века. Ага, сейчас же. «Меня окружают идиоты»—думает украдкой. — Иридия, ты…звезднулась в край? Какой поединок? Ты себя слышишь? Я сегодня умирать не планировала. Когда я шутила про смерть, это не означало, что я хочу умереть! Я еще жить хочу вообще-то, —ноги у нее начали сами по себе отходить назад, но это телодвижение оказалось недолгим, так как ее спина уперлась о плечо Рука, который невзначай поддержал ладонью, дабы та не упала назад. — Да не бойся, я не сильно же, —Иридия звонко расхохоталась и развела свои руки в разные стороны. — Ну же, Джина, —подтолкнул ласково ее Энтони, — Она же не станет тебя мучать сразу же на первом пробном поединке. — Нужно ведь с чего-то начинать, верно? —поддержал Блонко, — Мне пришлось много учиться и вкладываться в тренировки, чтобы достичь хорошего результата. Но я не останавливаюсь на этом — я все еще продолжаю тренироваться и учиться у сильнейших. Вперед, Джина. От тебя никто не ждет с первого раза идеального результата. — Да вы издеваетесь? Вы видели эту фуру?! —она указательным пальцем наводит на фигуру ноксисианки, от которой у блондинки по спине пробежался табун мурашек.       Иридия выставила руки на своих широких бедрах и лениво растянула уголки рта, изображая невинную ухмылку. Её фигура каждый раз вызывала в Джине не то испуг, не то неохотное уважение, обнажать которое не намеревалась. Плечи широкие и мускулистые, подчеркивающие мощь верхней части тела. Мышцы рук, особенно бицепсы и трицепсы, рельефные и четко очерченные, словно Иридия являлась скульптурой древней Греции, что внезапно ожила и приобрела плоть и кровь. Каждое движение сопровождалось тем, что Хоукинс предельно ярко представляла, как мышечные волокна женщины под слоем кожи то растягивались, то сокращались.       Ни грамма лишнего жира, каждая мышца чётко обведена и показана под безрукавной футболкой. Это тело — боевая летопись, исписанная шрамами сражений. Девушка неосознанно вспомнила о том, что Иридия ни один раз сражалась. На левом предплечье белеет тонкий, но длинный шрам, напоминающий след от грубого клинка. Над правой бровью едва аметна крошечная выемка, которую девушка даже не сразу обнаружила, если бы не так внимательно осматривала женщину. Стоило Иридии сжать руки в кулаки, как ее костяшки пальцев показались слегка деформированы, с некими натёртостями и мозолями. Хотелось подушечками пальцев пройтись по ним и ощутить раскаленную кожу. — Я не дура, я не буду драться с ней. Вы шутите надо мной? —добавляет невзначай Джина, уворачиваясь от нежных касаний своего брата, — Вот тебе, Тони, надо — вот с ней и дерись. А я не собираюсь в этом участвовать. План — дерьмо, я в нем не участвую. Я брезгую! — Джи-джи, —манящим тоном протянула ее имя ноксисианка, делая незначительные шаги по направлению к блондинке. Иридия сейчас пугала не тем, что так называет её, а тем, что взгляд — ледяной и пронзительный, словно лезвие холодного оружия, готовый в любой момент поразить цель. Чем дольше об этом думала Джина, тем сильнее не желала участвовать в поединке, — Не дрейфь, милая, я же не кусаюсь. — С этим я могу поспорить, —оборонительным тоном огрызнулась невзначай кареглазая девчонка, как можно сильнее накрывая на свои костяшки теплые рукава огромной толстовки, начиная проклинать одежду в том, что она не настолько большая, чтобы она окунула в нее свою голову и спряталась, как в коконе. — Джина Хоукинс, —уже тверже добавила инопланетянка. Глаза, цвета сердце океана, теперь не выражали никаких эмоций, только морозную сосредоточенность и расчётливую оценку. В них нет ни страха, ни сомнения, ни жалости — только спокойствие и готовность к действию. Вот уж чем девчонка сильно восхищается, так это ярым контрастомконтрастом: из горячей, вечно улыбающейся женщины в морозную, отстраненную тень, которая при свооих возможностях может приставить нож к горлу. Поистине невероятная. Лишь бы не узнала об этом.       Видимо, все же придется выйти. И куда сильнее на все это давит лишнее присутствие «зрителей», от которого легче не становилось вовсе. Дополнительные пару глаз, которые точно сверлят ей не то затылок, не то шейный позвонок, не давали ей хоть какой-то дополнительной силы. Она искренне не понимала причины присутствия. Разве что могла предположить о том, что потом посмеется над ее поражением.       Брови, слегка сдвинулись к переносице. Девчонка съёжилась от взора женщины, но никак не отреагировала на него. Взгляд не задерживается ни на чём дольше необходимого, скользит по окружающему миру, словно сканер, мгновенно фиксируя каждую деталь, каждую потенциальную возможность защититься. — Не поможет, милая. Только голые руки. И ноги, по возможности, —уточнила аккуратно Иридия. Когда она подняла руки, чтобы лениво потянуться. В позвоночнике раздался приглушенный хруст. Ее мышцы заиграли маняще, почти ликующе под кожей, тут же собираясь в кучу, охотно группируясь.       Глаза Джины быстро поднимаются с рук на талию, которая у той оказалась подобием песочных часов, придающая фигуре какую-никакую женственность. Однако это лишь первые минуты кажется красивым, пока все это не раскроет на практике во всей красе. Эстетическая красота бывает невероятно опасной и болючей. И девчонка знала это, потому что видела Иридию в действии, поэтому категорически отказывалась быть грушей для битья. Кто в здравом уме согласится на такую авантюру? Правильно — никто. — У тебя рукава скоро до пола дотянутся. Снимай ее, неудобно будет самой же. — Да знаешь, воздержусь я что-то, —подростковая упрямость и своенравие Джины было не только удивительно прочным, но и крайне раздражающим. Может быть, по этой причине вынудило Иридию без какого-либо предупреждения направить носок сапога в незащищенный девушкой подбородок, но в последнюю же секунду изменить чуть траекторию, чтобы нога резанула воздух. Хоукинс успела только дернуться в противоположную сторону и выставить ладони в каком-то глупом, безнадежном жесте, — Ладно-ладно! Боже, хватит так делать. — А ты уже не такая дерзкая, да? —подмечает неспеша Бенджамин, медленно раскладывая слова в воздухе, — А так хвасталась…       На самом деле, Теннисон совсем немного хотел подлить той масла в огонь. Совсем немного — крупицу, если так можно выразиться. Он усмехается, застывая в своей самодовольной позе в полоборота к кареглазой блондинке. В приглушенном свете кратко мелькает светлая полоска зубов, прежде чем юношеская усмешка уже хотела обернуться дополнительными колкими словами, как та, задыхаясь в бессильном возмущении, поворачивает к нему голову и говорит: — А ты что-нибудь без своих глупых часиков вообще можешь, помимо того, чтобы извергать информационный мусор и позорить самого себя?       Легкие раздирает от этих едких слов, которые режут все оболочки, рвут напрочь тонкие капилляры, выедают изнутри точно серная кислота, однако никак не находят выхода. — Хэй, естественно могу. Я прекрасно способен справиться и без Омнитрикса, —закусывает губу до боли, чтобы отвлечься, до первых микроскопических капель крови, проступающих сквозь тонкую кожу. Он игнорирует, как саднит кожа ладоней от загнанных поглубже ногтей, как влага вишневого оттенка на губах мешается со слюной. Но Бен чувствует, что больше и сильнее недолюбливает эту девчонку. За ее скверный характер, за длинный язык и за то, что они чем-то даже похожи. Однако его внимание переключается моментально на движение со стороны ноксисианки, и тут вырывается неосознанно предупреждающе: — Слева!       Ответная реакция последовала моментально. Блондинка увернулась. Джина выпрямилась и, вдруг став намного выше ростом, показалось даже, что слегка подпрыгнула. Рука Хоукинс полетела в размах, и это было похоже на то, как волейболист готовился ударить по мячу. Ладонь опустилась даже не на щеку красноволосой женщины, а прямо на темя. — О, а у тебя все-таки есть зубки, Джи-Джи? —с надменным хохотом поддевает Иридия, увернувшись от этой глупой попытки «что-то доказать». Но девушка поджала свои губы в кривую линию, и в дополнение к удару рукой попыталась врезать еще и ногой в лицо. Однако здесь уже Иридия подавила хохот, по выученной инерции выставила правильный крестообразный блок, вызвав со стороны Энтони одобряющий свист. — Она ее положит на лопатки, —произнес старший Хоукинс, засовывая свои большие ладони поглубже в карманы своей униформы. Бен покосился на блондина, не совсем понимая, почему этот парень говорил об этом с таким весельем, когда его сестру буквально сейчас морально и физически давят. Видимо, у них странность — семейный эффект. — Иридия Джину? Ожидаемо, —согласился моментально Рук. — Что? Нет, ха-ха, Джина Иридию. Смотри, —старший приподнял подбородок и кивнул в сторону младшей Хоукинс, которая импульсивно увернулась от скоростной атаки кулаком со стороны змееподобной женщины. Девчонка впопыхах захватила правой рукой за пятку Иридию, тогда как левое предплечье уперлось в носок сбоку; последовал резкий рывок, и красноволосая оказалась валяющейся на полу. Женщина широко улыбнулась, что это стало походить на оскал звериный, который был ей присущ, и заявила: — Покрасовалась? — Разумеется. Но я все еще не горю желанием драться. — Тут ты не права, Джи-Джи. Ты хочешь драться. У тебя глаза забегали, вон как. Чувствуешь этот адреналин? Закипела? —ласково пролепетала она и, недолго думая, плотной подошвой ударила по колену. Сначала показалось это безболезненным ударом, но это был великий обман, и Джина знает это, к великому сожалению. Она уже получала по колену однажды. Боль наступила, как только та сделала полшага назад и тут же схватилась за болезненное место. — Вот же serpiente desagradable¹… —сквозь стиснутые зубы прошипела Хоукинс.

¹— (перевод с испан. «мерзкая змея»)

— Такое случается, Джи-Джи, но боль пройдет, обещаю. Минут через сорок. Если доживешь до этого, конечно, —подлая инопланетянка подскочила на ноги и отряхнулась от пыли, которую успела каким-то образом собрать на полу. Она вытянула вперед руки и указательными пальцами поманила к себе сконфуженную девчонку, — Д-ж-и-н-а! Джи-и-ина-а. Давай, давай. Я знаю, тебе хочется выпустить пар. Нападай.       Хоукинс фыркает, откидывает голову назад, чтобы пропустить через себя несколько ругательных слов, а затем возвращает ее в исходное положение. Чтобы двинуться на Иридию, попутно расстегивая молнию на своей худи. Она до самого последнего не желала как-либо участвовать в этой потасовке, но в одном женщина была права — Джина уже закипела и настроена была на то, чтобы попытаться дать отпор. Даже если проиграет. Хотя, почему «даже если»? Проиграет, очевидно ведь. Ну и пусть. Если и позориться, то хотя бы до конца. Этот цирк никчемный будет таким, что его запомнит каждый. Если такова ее участь в сюжетной линии, то черт с ним.       Губы чуть приоткрылись в еле заметной ухмылке, когда Джина осторожно стянула с себя худи и кинула в сторону брата, который тут же, подобно дрессированной собаке, поймал одежду в воздухе. Иридия пробежалась по своей ученице с каким-то задумчивым взглядом, так и бесстыдно восхищаясь каждому участку тела девчонки. — Все-таки твои тусовки с железом дают о себе знать, да? Прекрасно выглядишь, дорогая, —она говорит нарочито, с такой беспечной уверенностью, будто другого ответа и не могло существовать. — Мы обе знаем, что этого недостаточно. — Заметь, не я это говорила. Значит, все-таки понимаешь, что тебе нужно что-то большее, чем просто «намек на силу»?       Девушка на вопрос не хочет отвечать, потому что ответ будет таким же жалким, как и она сама. Знает прекрасно, что ноксисианка способна уничтожить ее, не пошевелив и пальцем. Ее движения порывисты, угрожающи. Иридия сейчас всем своим видом внушает, что «она не потянет». С этим тяжело было спорить. Джина как можно глубже вздыхает воздуха в свои легкие, ощущая неприятное покалывание под диафрагмой, и старается не выдать в себе детскую неуверенность, которую сильнее разогревает позади голос брата: — Не сутулься, Джина. А то как креветка. — Сейчас ты сложишься креветкой, хТони, и укатишься отсюда на дно свое, —фыркнула Хоукинс, плавно разминая свои плечи. Старший брат молчит пару секунд, чтобы по итогу рассмеяться. Жесткий хриплый смех, вырывающийся из глубин легких, заставляет ее отвлечься, сжаться, вспомнить, что она все-таки на тренировочном ринге и отвлекаться было неразумно.       Бен прижался спиной к холодной стене, стараясь слиться с тенью, которая упала на эту половину комнаты. Его взгляд скользил по двум фигурам, которые еще пару минут назад просто разговаривали, а теперь обращались в разъяренных фурий, обнажая будто свое настоящее нутро. Одна из них, та, что когда-то ранила его словами, стояла прямо перед ним, в шагах двадцати примерно от него. Герой старался не смотреть на нее чисто из принципа и упрямства, но взгляд назло возвращался к ее фигуре. Он держал в своей голове предельно четко, как легко эта блондинка произносила едкие, прямолинейные слова, что вспарывали нечто важное, нечто хрупкое в нем, и как безразлично смотрела на это. Но вот теперь, стоя там, напротив Иридии, выглядела совершенно по-другому. Как-то неправильно.       Словно сбросив с себя последние остатки человеческой формы, кареглазая скинула с себя верхнюю одежду, обнажая себя в обтягивающей черной футболке. Теннисон скривил свое выражение лица, когда его внимательный взгляд упал на широкую спину, перетянутую мускулами. Она окутана россыпью родинок. То, как девушка выпрямилась, подобно натянутый лук, вынудило парня издать задиристый смешок. Это было просто смешно. Стоило ей снять эту широкую кофту, как раскрылось то, чего он совсем не учел. Теннисон мысленно зарядил себе по затылку. Где были эти «очевидные» мысли о том, что она работает с железками? Ибо «очевидно», что у нее будет какое-никое подтянутое тело и силы, чтобы перетаскивать груз.       Каждое движение было отточено, грациозно до тошноты. Юноша невольно затаил дыхание. Внутри него словно что-то надломилось. Он ощутил странную смесь отвращения и уважения, которую если и объявит девчонке, то это будет равносильно тому, что обнажит себя и покажет слабым, беспечным. Теннисон герой, и слабым показывать себя было крайне неуместно, потому что это тогда даст еще больше повода злодеям нападать на Землю. Даст больше повода причинять ему боль, его близким. — Она в хорошей форме. Это похвально, —восторженный голос Блонко прорезает острием все раздумия зеленоглазого парня, пробуждая в нем гортанный смех. — И что здесь такого? Как будто она единственная девчонка с мускулами. На своем опыте скажу, что таких предостаточно, —юноша приподнял как можно выше бровь и закатил глаза, отмечая про себя, что не отрывается от ее спины, — Это не новость, Рук.       Бесит. До отвращения хороша. Хороша — это слово прозвучало в его голове неожиданно четко, и ему не понравилось. Бен мысленно перечеркнул с усилием красной пастой, да с таким усилием, что теперь в голове остался алый рисунок из запутанного клубка. Ее тело, сияющее в холодных лучах небольших источников света, казалось ему чем-то недосягаемым. Парень ненароком подумал о том, что ведет себя как маленький мальчик, впервые увидевший море. Токсичное чувство абсурдности и вины обожгло его изнутри, продырявливая ему органы на поражение и выставляя это в нелепом свете.       Джина не думала о зрителях, потому что это лишняя головная ломка. Иридия недобро ухмыльнулась, хотя хотела, видимо, только усмехнуться. Но злобный блеск глаз выдал ее. Вот этого и не хотела Хоукинс. И красноволосая женщина просекла осознание девочки. Правильно думает. Потому что женщина уже выбрала правильную тактику темпового боя. Она лишит «противника» возможности сосредоточиться и осмыслить. Не дать ни секунды на раздумья и на оценку действий — и тогда покажет блондинке всю суровую реальность боя. Потому что иногда случается так, что под рукой может не оказаться ни оружия, ни товарища. И тогда приходится драться. Голыми руками.       Женщина поймала момент, когда зрачки молодой девушки резко расширились. Это значило, что рука у той напряглась с предельной силой и пальцы собрались в кулак. И едва та дернулась с места, как змееподобная инопланетянка уже нанесла встречный удар ногой в грудь, усадив Хоукинс на пол. Била в район межреберья, прикрывающего сердце — от осознания этого аж у Теннисона все сжалось и охотно отвел взгляд. А эта незнакомая ему женщина, которую ранее ни разу не видел в штабе почему-то, точно не даст ей передышки. И шанса на то, чтобы поддаться. Он обрадовался, что на месте Джины не оказался сам. Несомненно, подготовку прошел в обязательном порядке, так что отразить такой удар вполне мог бы попробовать, но от осознания того факта, что она с такой реальной силой ударила ту, с которой в хороших отношениях вроде как, не дает ему нормально думать. Парень нижним рядом зубов провел по своей верхней губе и неспеша выпустил изо рта воздух. — Мы вроде договаривались на «дружеский бой», —с хрипом выдыхает Джина. — Джи-джи, ты правда думала, что друзей щадят? Привыкай к такому. Враг не даст тебе передышки. Он бы уже убил тебя. Вставай. Не причитай. — Клянусь, я уже ненавижу автора за этот сюжет, —плюнула яростно Джина, переводя все это в шепот, — Надеюсь, ты сгоришь в Аду. Приятно читать, наверное, когда в самом начале уже избивают главного героя? Ну, конечно — любитель садо-мазохизма. Ладно. Будет вам всем хлеба и зрелищ.       Она попробовала среагировать очень быстро, чем удивила лишь слегка голубоглазую ноксисианку. Прыжок совершила из сидячего положения, довольно резко, точно животное, которое долго держали на цепи. Боль в груди и в колене не унималось, но адреналиновая мания настолько была концентрирована, что перекрывала все сознание и нервные окончания. По крайней мере, так казалось. Одновременно с прыжком Иридия сделала шаг вперед с выставленным локтем, который пришелся той прямо в висок. — Энтони, не перегибает ли Иридия? Для пробного поединка это немного нечестно, —уточняет неспеша Рук, скрещивая руки на груди. Его плечи заметно напряглись от увиденного, а брови выгнулись подобием крыши домика, от одного понимания, несколько же больно сейчас блондинке, — Я имею ввиду, силовая категория не равна, как и уровень опыта, что усложняет задачу для Джины. — Кто-то должен достучаться же до нее, чтобы она поняла, насколько может быть опасно и каков может быть жесток враг. И в полной мере это может показать Иридия. Она четко дает понять, что тренировка — одно, а примерный реальный бой — другое. Раз меня не хочет слушать, то, может, до нее можно достучаться вот так — грубым, радикальным способом. — Не жестоко ли для старшего брата? —с интересом покосился Бен на Энтони, который понимающе кивнул своей светлой макушкой. — Несомненно жестоко. Я сам не в восторге сейчас. Но это рабочий метод. Да и ей, кажется, нравится, —пробормотал блондин, когда заметил украдкой на лице своей сестры недобрую улыбку, исчезающая почти моментально, когда на нее пошла Иридия, — Аж винтики в голове у нее заработали.       Джина спустила пару ругательских фраз на испанском, стараясь все это время держать «подлую змею» в поле своего зрения. — А можно не обсуждать меня при мне же?! —вспылила бурчащим тоном моментально кареглазая и тут же получила удар от женщины по голове, на которой сразу наверное образовалась шишка. Но нанести дополнительный удар не успела, хотя явно намеревалась это сделать. Собравшись с силами, блондинка схватила женщину за плечи.       Секунда — и лоб девчонки с силой врезался в переносицу Иридии. Удар был резким и неожиданным, и довольно звонким, подобно яростному грому среди ясного неба. Звук столкновения разнёсся по комнате, оставив за собой мгновение тишины и огромную волну осознания.       Бенджамин глухо прошипел от увиденного, поджал голову в плечи и интуитивно стряхнул с себя это призрачное чувство. Ему во всех приятных красках послышался хруст чего-то наверняка болезненного, из-за чего покосился на Энтони, который изобразил такое же выражение, как и он сам. В голове ненароком приходит скверная мысль, что эта «двинутая на голову» могла лбом ударить ему точно так же. И таким же хрустом, и с такими же горящими карими глазами, готовые высечь что угодно на оппоненте. Он мотает головой, скучающе закатывает свои глаза и говорит неохотно Руку: — Ты как хочешь, а я пойду лучше делом займусь. Пойду перекушу. Я такие бои тысячу раз видел.       Теннисон не ждет какой-то ответной реакции, только разворачивается и направляется к выходу из комнаты. Он останавливаться у дверного проёма и думает над тем, уместно ли оборачиваться и глянуть еще раз на этот «цирк». Парень прикусывает изнутри щеку, раздраженно бормочет себе что-то под нос, чтобы ровно на пару мгновений повернуть голову, посмотреть на поединок в последний раз. И лучше бы не смотрел: внезапно Джина бросилась вперед, но Иридия ловко уклонилась в сторону и замерла, как хищник, ожидающий подходящего момента. Хоукинс попыталась ударить, однако любой удар оказался заблокированным. Женщина в ответ сделала шаг назад, отчего девчонка сразу поняла, что дело пахнет жареным, а затем та резко замахнулась. Её нога идеально описала дугу, и с хрустом ударила в нос соперницы. Бен моментально поднял брови, сморщил свой нос и накрыл ладонью рот, лишь бы оттуда не вылетело нечто сочувствующе. Джина пошатнулась, запрокинула голову назад, раскрывая свое лицо в боли. Кровь хлынула из носа, окрашивая пол в алый цвет, и тут же предательски чувствительно ощутила, как горячая жидкость стекает по обветренным губам. На бледном лице блондинки эта жидкость казалась еще ярче, больше отталкивающей, чем сама хозяйка, и этот образ поражения вызывал в парне кислотное послевкусие во рту. Джина ладонью провела по стекающим дорожкам, размазывая это по левой щеке никудышным мазком.       Теннисон изумленно проморгался, выходя из оцепенения, и ритирует отсюда как можно скорее, надеясь на то, что еда перекроет всю эту неприятную потасовку и не вызовет в нем тошноту. Вот уж что, а он тем двоим дамочкам не простит, если у него вдруг пропадет аппетит. Однако тут же навеивает другой, более неприятный вопрос: «Зачем тогда остался?». И отвечать на это не горит желанием, потому что у него нет подходящего ответа, который бы не выставил его самого идиотом.       Исчезновение героя заметил лишь Рук и Энтони, не более. Старший Хоукинс обнаружил, что его сестра попыталась сделать шаг назад, но ноги ее предательски подломились, и она упала на колени, схватившись за болезненное место. В её голове зазвенело, в ушах стоял шум, словно в яростнои старинном радиоприемнике начался гнетущий вопль помех. — Сдаёшься? —размеренный голос Иридии накрыл ее сознание тяжелым грузом. Эти слова склизкими щупальцами обвились вокруг шеи девчонки, которая обессилено упала лицом на пол.       Кровь каплями разлетелась по прохладной поверхности, пачкая щеки девушки. Джина не сразу услышала, как медальон на ее шее с металлическим грохотом упал лицевой стороной прямо в разводы брусничного оттенка. Темная поверхность украшения впитала в себя жидкость, подобно губке, и так, что не сразу было видно, насколько нелепо измазан подарок отца. Вопреки своим фантазиям, она немного помедлила перед тем, как начать думать над вопросом инопланетной змеи. Сначала она проморгалась притупленно, внимательно огляделась, выискивая малейшие признаки чего-то, что показалось «неправильно» знакомым.       Светлые локоны волос, убранные в хвост, водопадом разлетелись над ее макушкой, нимбом огибая. Глаза размыто изучали суженную визуальную картинку перед собой, которая начинала мутнеть с каждым морганием глаз. Внимание привлекал снова медальон. Снова и снова. Какое-то странное, довольно знакомое чувство. Как будто это уже случалось. Проклятое украшение. Хоукинс внезапно опять почувствовала у себя в сердце острые зубки стыда.

      

Папа, папа…

      Блондинка вытянула руку вперед, дрожащими пальцами охватила плотную окантовку ювелирного изделия и сильнее сжала в своих тисках. Девушка вдруг зажала рот ладонью другой руки, когда комната качнулась, словно здесь пронёсся порыв ветра. — Нет…—на выдохе прохрипела девушка, приподнявшись на локте.       Она накрывает ладонью свое лицо, пытаясь вырвать с корнем расплывчатые, назойливые изображения: языки пламени обхватили уже большую половину города, превратив ее слова в пугающий чёрный пепел. Джина мотает головой, старательно выжигая грубым хватом из себя надуманнный образ отца. Это всего лишь кошмары. Этого всего не было. Но…но отец был отрешён от ее мира; он даже не видит, как обессилено валяется дочь. Ей чудится, как на лице его не видно жалости или сожаления. В полном молчании пролетает минута… ещё одна. Когда гаснет последнее синее пламя, отец, наконец, исчезает и она выдавливает через силу из себя движение.

Раз…два…

— Джина? —Иридия стряхивает с себя горящее чувство азарта, когда видит, как девчонка, пошатываясь, встает на ноги.

Три.

— Не хочу так легко сдаваться. Я еще недостаточно избита. Если собралась мне на первом же дружеском поединке показать всю суровость, то не дрейфь. Не такому нас с Тони учил «он». Сражайся, как будто каждая капля крови — это клятва, данная тем, кто верит в тебя. К черту, даже если это звучит так шаблонно. Тащи свою задницу и давай продолжим. — Ты б так резко не поднималась - в обморок упадешь, милая. — Я переживу это. Говорю же - продолжаем, —девушка сделала шаг вперед, и на атаковала первой. Её кулак стремительно полетел к лицу ноксисианки, но та в последний миг успела увернуться. В ответ она нанесла боковой удар, который попал в бок девушки, заставив её застонать от боли. Но вместо того чтобы упасть, Джина сделала шаг назад и схватилась за грудь, которая неистово начала гореть ни с того ни с сего. Глаза метнулись вниз и тут ей мельком послышалось, как медальон истошно заскрипел и начал…гудеть. «Что за…черт?! Ты что, какая-то магическая фиговина, которая решила не в самый подходящий момент активироваться?! Ну конечно! Хочешь помочь? Так помогай тогда»—яростно подумала об этом она, как тут же быстро подняла голову, когда осознала, что отвлеклась ровно на пару секунд. Но этих секунд хватило, чтобы получить сокрушающий удар, из-за которого ее откинуло к металлическим ящикам со снаряжением с глухим грохотом. Нет, в рукопашной схватке девчонка была отчаянно смелой, быстрой в некоторых моментах, но гораздо слабее. Слишком слабее. — Джина, от дополнительных увечий тебе не станет лучше, —заявила бодрым тоном женщина отвешивая удары ребром ладони, так что гулкое эхо ударов сливалось в ровную симфонию. — А я не говорила, что лучше станет. Кому сейчас легко вообще? — Джина, сдавайся. У тебя кровь хлещет, —настойчиво ответила инопланетянка. — Ты же хотела мне показать, насколько сурова реальна драка. Враг бы не жалел меня сейчас, верно, Иридия? Я признаю свою слабость. Я готова признать. Пожалуйста, давай продолжим. — Джина. Все. На этом пробный поединок завершен. — Иридия, пожалуйста. Мне нужно…—она сама не понимает, почему эти слова из ее рта вылетают. Как будто ей было мало изнывающего тела, которое уже изнутри разъедается, а мышцы горят ярким, неистовым пламенем. Девчонка подныривает под размашистый удар ноксисианки и вонзает ей в живот короткий удар кулаком. Иридия скверно обнажила ряд своих зубов, на которые обращать внимания та не планировала, так как пинком отправляет тело назад, освобождая себе территорию, — Мне нужно это. Ты же понимаешь меня. Понимаешь? — Успокойся, —говорит низкий тон со спины девушки, которая ровно секунду назад видела все, а потом кто-то накрыл ладонью ей глаза и прижал к своей груди. Девушка хотела дернуться вперед, однако крепкие руки пережали ей любой доступ к последующей атаки. Тело ныло и почему-то требовало еще драки, еще адреналина и боли. Джина не понимает, в какой момент ее так переклинило, но под ласковыми поглаживаниями брата по ее голой кожи плеч, ей становится как-то хорошо. Сердцебиение приходит в норму и она начинает в своей голове считать до десяти.

Раз. Два. Три.

      В голову насильно пролезает мысль о обжигающей боли в правом плече. О том, как какое-то размазанное в представлении лезвие перерубает наплечник униформы Иридии, кроша броню в клочья. Как ударом тяжелого ботинка отбросила ее, как пытается достать холодное оружие, но боль, дикая боль в спине и плеча, не дает пошевелить обеими руками в целом.

Четыре. Пять. Шесть.

             Пролезает мысль о том, как заносит клинок для удара, а ей на плечи из клубов напридуманного тумана прыгает змеиная фигура и несколько раз бьет когтями. Видит брызги крови, разлетающиеся в туман.

Семь. Восемь. Девять.

Десять.

      А дальше темнота и чьи-то руки, подхватывающие под мышки и волочащие ее сейчас в сторону. Джина мотнула головой, отгоняя тени всплывших размышлений, которые катастрофически ей не нравятся, и распахнула свои глаза. — Я не поняла…какого черта произошло? —блондинка поднимает свою голову, задирая ее, и встречается взглядом с Энтони. Он смотрел на сестру, не отводя от нее своих глаз ни на секунду, — Меня занесло? О, черт, —тут же проскользнуло меж ее губ. — Очень. Тебе, пожалуй, хватит на сегодня. Ты в любом случае молодец, держалась дойстойно. Отец бы…гордился тобой, —ледяной холод проник через пальцы Тони в самое сердце девочки, охлаждая кровь. Джина застонала и уронила голову ему на бицепс руки. — Я проиграла, верно? Как там Иридия? — Да-да…проиграла, Джи-джи. Конечно проиграла…—юноша развернул ее к себе лицом и притянул к широкой груди, чтобы она не пересеклась с ошарашенным взглядом Иридии. Рук только открыл рот, чтобы что-то сказать, как Энтони кинул на него предупреждающий взор, который вынудил Блонко залечь на дно со своими словами. — Иридия, ты в порядке? Извини пожалуйста, я… я буду впредь предусмотрительнее, —она едва обернулась через свое болезненное плечо голову, ожидая увидеть там все что угодно, но не то, как та встретила ее со слабой улыбкой, — Ты была права, когда сказала, что я завелась. Права. Абсолютно.       Гордость и стыд гневно душили её. Она хотела разрыдаться маленьким ребенком, но ей не давали этого. Не давали выступать на глаза. Слезы оставались внутри, обжигая невыносимой горечью. Джина вдруг подумала, что она сейчас сойдёт с ума или закричит. Что произошло? Она не понимает, откуда все так навалилось и почему так резко. Хоукинс не любила извиняться, не любила признать свои недостатки, но сейчас хотела высказать Иридии все. Все, что думает. Что ей жаль за свое глое упрямство; за то, что считает ее часто несерьезной женщиной; за то, что вечно стоит на своем и говорит в ее адрес всякие глупости. Хотела извиниться за все, даже за то, что не делала.       Что за чертовщина? Откуда такой тайфун эмоций противоречивых, которым Джина не могла дать логическое объяснение. Девчонка попыталась закричать, но не смогла. Крик застревал глубоко в горле, даже не рождаясь. Единственное, что сейчас было ей под силу — это быть в объятиях брата и при этом смотреть на ноксисианку. — Все хорошо, Джи-джи. Тебе надо в медпункт, а то с тебя течет водопадом, как при женских…—не успела договорить свое предложение красноволосая, как Энтони моментально подхватил Рука под руку и вручил ему свою сестру со словами о том, чтобы тот сопроводил ее в медпункт, а потом привел к нему. Блонко автоматически кивает макушкой, берет бережно под локоть знакомую и уводит как можно дальше от этого места.       Когда двери автоматически закрываются за спиной ревонагендера и земной девчонкой, Иридия молча стояла тяжелым булыжником и рассматривала комнату, в поисках возможных ответов на ее интересующие вопросы. Старший Хоукинс детально изучает каждое движение этой особы, запоминает на подкорке любую смену поведения в лице, однако, к огорчению, застает только у нее изумление. — Я не думал, что она так войдет в кураж, — прервал из наседающее молчание своим голосом Тони, напрягаясь от того, как ему не нравилась эта утомительная тишина между ними. Он неосознанно делает шаг к женщине, пробегаясь по ссадинам полученным. — Это изначально было известно, в этом нет ничего удивительного, —Иридия развела руки в разные стороны и пожала плечами, — Темперамент не позволит. — Она редко рвется в драку. Не замечал за ней такого. — В последние минуты, она была скажем…сама не своя. Требовала продолжения, но при этом мозгами будто не здесь. Где-то далеко отсюда. Я многих новичков видела, и такое поведение — не редкость на самом деле. Но меня больше не это привлекло — она схватилась за грудь и как-то смотрела на меня и на медальон не так. Агрессивно. — Думаешь, как только она упомянула отца, то сразу посмотрела на его подарок? — Это самое логичное, что я могу предположить.       Брат не мог дополнить ее слова или опровергнуть. Челюсти свело, язык прилип к небу, мышцы лица задеревенели. Он попытался пошевелить руками и открыть рот, чтобы сказать о чем-нибудь, но не выходит. Замечание Иридии о Джине было высокоточным, как никогда вовремя. Чтобы Джина упомянула отца сама, еще в такой ситуации, было редкостью на самом деле. Ее яростные попытки найти папу постепенно начали утихать, а вместе с этим пришло отстранение от него и ноксисианки. Хоукинс понимает, почему она ведет так себя, но неприятное чувство вины под ложечкой растеклось и принялось выжигать в нем нежные слои органов с постоянным напоминанием слов отца, что требовал не говорить о нем ей.       Это было нечестно. Почему он обязан испытывать вину за то, что не может рассказать все сестре и быть с ней рядом настолько, сколько бы хотел? Это несправедливо — молчать об этом, зная прекрасно, что тело отца они не найдут, при этом постоянно держать в голове то, что он пытался найти его. Пытался, но все бестолку. Тони ощущает, как ему стягивают руки и горло с двух сторон: с одной — отец, с другой — сестра.       И это ему совсем не нравится.

***

      Она сидела на краю кушетки и следила за тем, как Рук суетился по комнате. Джина затылком упиралась в стену позади себя, постепенно приходя в свое привычное состояние, пока ее слух наконец не восстановился. Что-то гремело, падало, гудели движки, жужжали сканеры. Когда к ней приблизился ревонагендер, то отчего-то пустой желудок сделал сальто и сжался, как испуганный ребенок. Ее глаза промчались по стенам, что бликами мягким нежно-голубым светом, создавая впечатление о стерильной чистоте. Пришелец принялся обрабатывать ей лицо и щепетильно осматривать конечности со всех сторон.       В воздухе витал легкий аромат антисептика, каких-то лекарств и, кажется, прохладой. Она закрыла глаза на мгновение, позволяя себе расслабиться и очиститься от бурных мыслей. — Джина, как твое самочувствие? —интересуется Рук, обхватывая руками своими ее маленькую ручку, чтобы обмотать один из пальцев пластырем. Где умудрилась порезаться еще — неизвестно даже ей самой. — У меня состояние «нестояния». А так порядок, думаю, —она испепеляет сотрудника взглядом, а тот он с достоинством выдерживает этот взгляд. Джина смотрит на то, как тот идеально огибает пластырь на ее пальце, отчего со смешком отмечает: — Чего ты возишься с этим пальцем? Плюнул, подорожник прилепил и обмотал это все черной изолентой, да пойдет. — И почему именно черная изолента? — Потому что она используется для стандартной изоляции и защиты проводов. Исходя из логики, можно догадаться, почему именно ее выбрала, —бодро подмечает с сурово-сосредоточенным лицом. Свет медпункта очерчивает ее профиль, заостряя черты и создавая глубокий тени, — Синяя изолента вообще предназначена для маркировки проводов с нейтральным потенциалом. Красная и белая изолента — для маркировки фазных проводов. Желтая и оранжевая — для маркировки всяких вспомогательных линий в сложных электрических системах. Полосая и зеленая изолента — обозначение заземляющих проводов. Но если так подумать, то вообще синяя изолента для всего: я ей и пальцы обматывала вместо пластыря, и на нем почти все мои проекты держатся, а еще благодаря ему кран не протекает на кухне. Если оно еще каким-то образом лечила людей, то вообще не удивилась бы способностям этой вещицы.       Блонко замер в неком ожидании, и, не отводя взгляда, неспеша приподнял уголки рта и выдавил из себя смешок. Младшая Хопкинс ерзает на кушетке и отвела глаза куда-то в угол медпункта, нервно прикусив язык, чтобы заткнуться. — Что? —оборонительным тоном вылетает пулей эти слова у нее. — Ничего. Просто забавно, как ты начинаешь болтать о таких вещах без умолку, —от сказанного с его стороны, у Джины аж дыхание перехватило. Она хохлится, как маленькая птичка, и сжимает свои руки в кулаки по привычке выработанной. — Вот ты хотя бы нервы мне не мотай, и без тебя тошно, —медленно выдыхает блондинка, опираясь руками о край кушетки, чтобы попытаться встать, — Могу вообще не говорить об этом. — Я не хотел тебя обидеть. Наоборот - я совсем не против твоей болтовни даже об этих «синих изолентах», —голос Блонко звучит уже не так собранно, а немного растерянно. Все возмущения девчонки вмиг оборачивается комом в горле, застревает в легких словами, которые она не может сказать. Джина ногтями своими впивается в оголенную кожу ключицы, чтобы с приглашенной болью вырвать оттуда то, что хочет сказать: — Спасибо, Рук.       Короткое предложение со скрежетом зубов скользит по языку и выбегает на волю, не давая девчонке осознать до конца, что только что произошло. Она быстро запрокидывает голову назад и намеревается разглядывать потолок: он был высок и изогнут, словно купол, а по нему медленно двигались флуоресцентные полосы света, имитируя полупрозрачное звездное небо. Эти полосы, переливаясь, создавали иллюзию движения галактик, что на мгновение забыла о своих заботах, погрузившись в созерцание этого великолепия. Обычно в медпунктах холодно, сурово, одиноко, строго. Здесь же это как-то…не так. Комфортно.       Медпункты у Джины ассоциировались с белоснежными стенами; с оборудованием, аккуратно расставленые по столам. Инструменты, выложенные с пугающей точностью и аккуратностью, напоминали остроконечную армию, которую блондинка предпочла остерегаться. За какой-нибудь стеклянной перегородкой наверняка был бы виден процедурный кабинет, где царит стерильная тишина, что могла прерывается лишь шуршанием перчаток и приглушенным звуком отсоединения крышки ампулы.       Почти не осознавая, что делает, она дотянулась до запястья и прикоснулась к панели, которую нацепил ей Рук. Острая боль мгновенно пробудила угнетенный разум. Кожу пронзили иглы с инъекцией онаботулотоксина. Слишком длинное для запоминание название, поэтому девчонка предпочитала называть «Укол от головы».       Хоукинс не считала себя знатоком в медицине — ей было достаточно того, что по позвоночнику нельзя позвонить, а «копчик» — это не маленький полицейский, и уж тем более в дурке не дурят людей.       Но была уверена, что этот препарат оперативно справляется с ее головной болью, которая давала о себе знать в самые не подходящие моменты. Живительная прохладная жидкость растеклась по телу. Пульс постепенно начал приходить в норму, и она вспомнила, как дышать. Осталось подождать, пока боль в голове пройдет. — Ох, и сразу жить захотелось, —облегченно проговорила девушка, вытягивая свои ноги вперед. Джина пошевелила пальцами ног, с какой-то детской забавой отмечая про себя то, как нелепо фаланги сгибаются и разгибаются какой-то ломаной волной под тонкой тканью носков с динозаврами.       Блондинка сняла обувь у порога, когда заметила здесь вымытый пол. Что-то в груди щелкнуло у нее, когда подумала о том, как бы бесцеремонно прошлась своей грязной подошвой по идеально вымытым кафельным плиткам. Как бы сильно она не хотела быть в этом штабе, но такой «чужой труд» обесценивать не в ее было интересах.       Замечая то, как она внимательно разглядывает каждую выемку на кафеле, которая сопровождалась плотным скоплением микроскопических частиц, Рук смущенно поперхнулся, привлекая внимание, чтобы коротко оповестить: — Здесь техника следит за уровнем чистоты. — А сотрудники «слишком заняты», чтобы убраться самим? —издевательски протянула Джина, медленно опускаясь подошвой носков на прохладный пол. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к такому положению и уже более устойчиво стоять на ровном месте. — Я понимаю, к чему ты клонишь, —заверил Рук, — Мы не злоупотребляем техникой, а не используем технологию там, где действительно иногда времени не хватает. А нанимать ради такого живое существо — не в наших интересах. Это не простая организация, куда может попасть любой человек или живое существо. — Живым существам тоже нужна работа, им необходимо на что-то жить и кормить себя, свою семью, —девушка неспеша прошла вперед и тут же села на стул, прикрывая глаза. Неприятный подобный эффект от инъекции — мутная картинка перед глазами, которую нужно просто переждать. Затуманенное зрение мешало Хоукинс разглядеть Блонко, который тщательно пытался подобрать хоть какой-либо ответ на ее рассуждения. Она махнула рукой и выплюнула из себя безнадежно: — Забудь, что я сказала. Не принимай это близко к сердцу. — Как можно «принимать близко к сердцу»? —с интересом в своем тоне задал вопрос Блонко, разворачиваясь теперь к девушке полностью всем телом, пытаясь выцепить взглядом своим из нее хотя бы маленький намек на расшифровку. До Хоукинс не сразу доходит, что Рук не является человеком, а потому некоторые обороты, фразы для него не всегда понятны. — Это означает то, что не нужно не воспринимать действия и слова других людей так, будто они направлены против тебя лично, —мирно прошептала ему девушка, опираясь локтем о медицинский стол, чтобы ладонью подпереть свою голову. Она пыталась понять смысл того, зачем начала этот разговор с ним, но не могла. Девчонка слышала свои слова, прокручивала их на повтор, однако по итогу выяснилось, что они ничего не значили для одурманенного мозга. Блондинка чувствовала себя так, словно ударили ее кувалдой по голове. Пульсирующая боль в висках сводила с ума, руки и ноги отказывались работать, зрение не могло фокусироваться на чем-либо, несмотря на все усилия и концентрацию. — Как часто у тебя такие головные боли? — Редко, но метко, —тягостно вороча языком, проговорила Джина, что мысленно вернулась к тем злосчастным мыслям о багровом тумане, который объявился сегодня в более извращенной обличии, — Мы с Тони ходили по врачам, пытались выяснить причину, и…       В этот момент двери в медпункт раскрываются в разные стороны, уступчиво пригласив к себе Теннисона, который держал в руках крафтовый пакет с чем-то до отвращения жареным. Дно пакета пропиталось жирными пятнами, которые скопились в одном месте и тягучей каплей упали прямиком на чистый блок кафеля. Джина померещилось, что она четко услышала звук чавкающего ляпа растительного масла о керамику. Блондинка повернулась к Руку и ни с того, ни с сего продолжила говорить: — Мы думали, что это из-за повышенного артериального давления, но оно оказалось более чем в норме. Я помню, как врач сказал, что при повышении давления возникают приступы головной боли, которые могут сопровождаться тошнотой, рвотой, «мушками» перед глазами. Но у меня ничего из этого не было. — Какой-то у вас невеселый разговор. Ты…в порядке? —от этих слов Бен морщится, не скрывая своего колючего неудобства и того, что мысль о беспокойстве вызывает отвращение, — Тебя знатно эта женщина потрепала. — Во-первых, это Иридия, а не какая-то «женщина». Во-вторых, я в полном порядке. — По твоему лицу не скажешь. — Горишь желанием получить такой же боевой раскрас что-ли? —намеренно задает риторический вопрос, бровь неспеша приподнимая. Она не собирается ждать, пока тот придумает пакостный упрек или очередную нелепую шутку, а потому переводит взгляд на Блонко и говорит: — После этого врач предположил, что головные могут быть еще из-за травмы. Как ее там называют? Какая-то там мозговая травма в общем. И тут до меня дошла мысль, что это был один из хороших вариантов. Я лет в четырнадцать, в один момент, очень хорошо…головой приложилась. — Ну, теперь хотя бы стало известно, почему ты на голову тронутая, —Бен с приглушенным хлопком садится на стул на колесиках, начинает шуршать крафтовым пакетом, раскрывая на весь медпункт яркие ароматы жареной картошки-фри.       Джина молча поглядывает на него, и, не говоря ни слова, приподнимает носок свой с принтом динозавра, касается колесиков стула, на котором уселся так комфортно герой, и рывком откатила назад парня. Спинка стула стукнулась почти бесшумно о стену кабинета, зато затылок парня звонко припечатался к керамической плитке, вынудив того издать болезненный стон. — Ауч! Реально чокнутая, —почесывая место ушиба, проворчал Бен. Хоукинс пожимает невинно плечами, стряхивая с себя все колкости куда подальше, дабы не тратить излишне энергию. Она скрестила руки на груди и обратилась к Руку напрямую: — Мне обязательно возвращаться обратно к тем двоим? Меня дома ждут дела и два голодных андроида вообще-то. — Ага, они у тебя как коты домашние что-ли? Андроидам не нужна еда. Так и скажи, что слинять хочешь, —слова героя так сильно въедаются в ее сознание, как этот чертов чили-соус у него на пальцах, впитываясь в подушечки и оставляя едкий пигмент. — Открою тебе тайну, клоун, что под «едой» я подразумевала топливо, —начала говорить увереннее Джина, когда головная боль принялась утихать, — Если ты воспринимаешь слова буквально, то это должно уже начать смущать тебя. А то от картошки-фри ты идешь по стопам прямоходячих товарищей в зоопарке, и то там найдутся поумнее. Валли и Ева питаются топливом на основе водорода. — И используешь как чистый источник энергии, поскольку его сжигание или реакция с кислородом в топливных элементах производит только воду в качестве побочного продукта? Невероятно, —требуется секундная задержка, чтобы Джина понять слова ревогендера, который восхищенно улыбается, как радостный ребенок, который увидел за витриной блестящую красную машину, о которой мечтал всю свою крошечную жизнь.       Странное облегчение накатывает на девушку искрящейся волной, которая дает ей возможность податься вперед верхним корпусом. Кареглазая расставляет ноги едва в разные стороны, занимая удобную для нее позу, чтобы упереться локтями в прочные мышцы и скрепить пальцы свои в замок. Девушка выжидает несколько секунд, чтобы с невозмутимым лицом заявить: — Это оптимальный вариант для них. Водород подается на анод, где он разделяется на протоны и электроны. Протоны проходят через электролит в гости к катоду, а электроны, как те самые ребята «на своей волне» создают электрический ток, который я как раз и использовую для питания электрических устройств. А дальше на катоде протоны «берут за руки» электроны и кислород, соединяясь, и образуют всеми нами известную воду.       Она откидывается назад, а вместе с ней ее левая рука огибает дугу, чтобы оказаться на тыльной стороне спинки стула, на котором сидит, и вздергивает подбородком вверх, раскрывая для героя свой профиль самодовольного лица. Точнее, у Джины с виду нет никаких эмоций на лице, но отчего-то Теннисон уверен, что сейчас та восторгается собой как никогда раньше.       Под его взглядом девчонка начинает действительно приподнимать лениво уголки рта, тем самым подтверждая догадки героя. Она не шевелится, не позволяет себе повернуться в сторону парня, который определенно перестал противно чавкать картошкой-фри, когда услышал короткую лекцию по химии. — Зануда, —никудышное прозвище живо зреет в голове парня и выскакивает так грубо, как не планировал изначально. Хоукинс мрачнеет в лице, застывает вполоборота, прокатывается по нему катком предупреждающего взгляда. Но в ответ на его слова девушка не говорит ничего, только резко поднимается на ноги, отчего у парня мышцы плеч сжимаются инстинктивно и он за это себе мысленно дал почещину, стараясь вернуть себе равнодушный взгляд. Джина направляется к выходу, осматривает проход, усыпанный грязными следами от кроссовок юноши, и, поднимая руку в качестве прощания, уходит из медпункта как можно скорее. — Джина, Тони просил, чтобы…—Рук сокращает расстояние очень быстро из-за своих длинных ног, придерживается рукой о раскрытую дверь для того, чтобы выглянуть из-за угла и услышать от блондинки короткий ответ: — Помню. Я дойду.       Ей проще не показывать свой немигающий взгляд, потому что пыталась перефильтровать свое возмущение в нечто более полезное. Она рукой проводит по стене штаба, стараясь не задевать какие-то панели. На глаза попадаются ей округлые кнопки, сенсорный экран и несколько проводов. Джине иногда завидно технике. Было бы в жизни все так же просто — жмешь на кнопку или рычаг, щелкаешь переключателем, а внутри включается подогрев. А стоит опустить рычаг — затухают все чувства. Было бы очень кстати.       Идти к Тони долго не пришлось, так как он уже поджидал ее в конце коридора. Юноша смахнул пальцем на сенсорном экране планшета какое-то ненужное ему сообщение, пробегаясь глазами куда по более важным деталям. Как только сестра подходит к нему ближе, старший Хоукинс откладывает девайс и двумя пальцами руки потирает свои уставшие глаза. На его плече свисали кофта девчонки, которую она не забрала еще с тренировочной площадки. — Что, закидали тебя бумажной волокитой? —уклончиво интересуется она. — Слегка, —согласился с ней брат. Как бы ни хотелось об этом думать, но это действительно отнимало огромную долю времени. Бесконечные отчеты утомляли его, но прекрасно понимает, что это одна из обязанностей, а потому молча свои другие комментарии проглатывает. — Ну, —запнувшись на полуслове, выдавила из себя девушка, — Я…пойду? Не хочу долго тут находиться и все такое, —ее пальцы осторожно пробираются к его широкому плечу и резвый движением стягивает кофту. — Как твое состояние после…всего этого? —поединком назвать это у Тони не поворачивается язык, это, скорее, был странный мордобой, который когда-то сам устраивал по молодости, — Я имею ввиду, ты не заметила за собой что-нибудь странное? — Обычно такие диалоги ничем хорошим не кончается. Что случилось?       Энтони тяжело вздохнул и пробежался взглядом по синему экрану. Казалось, отчет на десяти листах информативен и сейчас нужно было на нем сосредоточиться, но он борется со своими приоритетами и поворачивается к сестре, говоря: — Скажи, когда ты с Иридией дралась, в последние моменты, ты ощущала себя как-то…не так, неправильно? Может, разозлилась из-за чего-то? Что произошло тогда?       Неправильно — привлекает ее внимание больше всего. Потому что тогда слишком много неправильного всплыло. Слишком много, чтобы это афишировать кому-либо, даже брату. Девушка тихо выдыхает, хмурясь. Она не хотела говорить. Не хотела делиться со всеми своими чувствами, мыслями, в которых Энтони тоже есть отдаленно. Как ему объяснить весь головокружительный хаос в голове, который окатил ее с головы до ног и оставил с мерзотным осадком в груди? Девушка понимает, что это ненормальные мысли. А если появляются, значит, есть тому причина. Осталось только выявить эту причину. Она решает, что должна сначала сама с этим разобраться. И если все будет плохо, то обратится за помощью. Возможно. Джина языком проводит по сухой нижней губе и спустя пару минут говорит: — Нет, не было ничего такого. Мне стало будто бы легче на душе и все. Эмоциональное освобождение, всплеск гормонов. Ну, знаешь, как это у подростков бывает, да? — Неужели? — Ужели, —парирует сестра уверенно, выдавливая из себя размеренную улыбку, — Я могу идти?       Правильнее всего сейчас — уйти и оставить этот допрос, семейную драму без внимания, потому что хочет побыть наедине. Слишком много народа за сегодня было, и ее социальная батарейка оповещала о том, что «заряд» ниже нуля. Поэтому она проходит брата как можно быстрее, чтобы тот не задал еще вопросов, хлопает его по плечу и исчезает за углом этого штаба.