Я люблю Питера Петтигрю

Питер сидел на балконе завернувшись в одеяло. Холодно. Ему всегда было холодно. Холодно и страшно. И одиноко. Он понимал, что сам виноват в этом, но был слишком слабым, чтобы поступить по-другому. И он ненавидел себя за это. Он был мерзок и отвратителен самому себе. Он изо всех сил пытался не уснуть. Как только он засыпал, ему начинали сниться кошмары, и он сразу просыпался. Мертвые Лили и Джеймс, умирающие по его вине, медленно и в мучениях, хоть он и знал, что в реальности они умерли в долю секунды; или Лорд, пытающий его, в такие моменты Питер ощущал практически физическую боль. Петтигрю не заметил, как уснул. Он увидел дементоров, которые приближались к нему и протягивали свои худые костлявые руки. Он проснулся в холодном поту, дрожа, и с пронизывающей болью в сердце. Тяжело дыша, он сел. Растирая ладонью грудь, он подумал, что лучше бы умер. Сердце беспокоило его все чаще, и с каждым Круциатусом от Лорда становилось все хуже. Питер вдруг ощутил тошноту. Он закрыл глаза. «Сдохни ты наконец-то…» — подумал он. Сзади послышались шаги, он резко обернулся и опять задрожал всем телом. — Вот ты где, — послышался мягкий женский голос. Питер облегчённо вздохнул. Ее он боялся меньше всех. Она никогда не причиняла ему боль, всегда была добра к нему. От недавнего времени Пожирательница. Даже странно. Она как-то не подходила к этой компании. И всё-таки он с опаской посмотрел на девушку и сильнее закутался в свое одеяло. Холодно. Очень холодно. А она такая красивая. Он вдруг вспомнил, как неважно сейчас выглядит. Толстый, с давно немытыми волосами, щетиной, и синяками под глазами. «Господи, я урод», — подумал он и ему захотелось плакать. — А я тебя искала, — девушка присела на пол рядом с ним. — З-зачем? — тихо произнес Питер. Его голос прозвучал как писк мыши. — Тебя сегодня весь день не было, и спать ты не пошел вместе со всеми. Я думала, может, что-то случилось. Петтигрю издал всхлипывающий звук. Он не достоин ее внимания. — Как твоя рука, Питер? — в ее голосе звучала тревога. — Покажи. Он неуверенно протянул ей руку, на которой была отрезана ладонь, и легонько дрогнул, когда она коснулась ее, будто боялся, что его ударят по больному месту. Но она бережно взяла его руку и, погладив ее, вдруг поцеловала. Глаза Питера наполнились слезами, а рука, как ни странно, практически перестала болеть. Девушка осторожно спрятала его руку назад под одеяло и положила ему ладонь на плечо. Он опять всхлипнул и таки заплакал. В следующую минуту он уже лежал у нее на груди. Девушка прижимала его к себе, гладя по голове и по спине, целуя в макушку, и легонько покачивая, как маленького ребенка. А Питер плакал, словно пытался высказать всю свою невыносимую боль и горечь. — Я хочу умереть, я так хочу умереть… — прошептал он, утыкаясь ей в шею. — Тише, мое солнышко, мой хороший, моя любовь, все хорошо, я здесь, я люблю тебя. Она продолжала обнимать его, и хоть Питеру было трудно поверить в ее слова, они все равно словно бальзам лечили его израненную и искалеченную душу. Он безумно нуждался в них. Он вдруг понял, что чувствует себя в безопасности в ее объятиях. Чуть ли не первый раз в жизни. Он крепче обнял ее, словно боялся, что она уйдет. — Пойдем спать? — спросила она и Питер кивнул. Она взяла его на руки. Положила его голову себе на плечо. Он перестал плакать. Ему вдруг стало тепло и так странно, непривычно хорошо. — Мамочка… — прошептал он, закрыв глаза и прижимаясь лицом к ее щеке. Она отнесла его в кровать, сняла с него одежду, укрыла одеялом. Питер вдруг улыбнулся и опять заплакал, но на этот раз уже от радости. Неужели он и правда что-то для нее значил? — Тебе что, не мерзко от меня? — спросил он, когда она легла рядом с ним. — Ты что, конечно же нет, Питер, — она с нежностью смотрела на него, и он буквально таял от ее любви. Она поцеловала его. Он никогда не думал, что кто-то это сделает, что он будет кому-то настолько приятен. Она самим своим существованием воплощала в жизнь все его мечты и надежды, которые, он был уверен, никогда не исполнятся. И он любил ее за это больше, чем когда-либо и кого-либо. Он уснул в ее объятиях, лёжа у нее на груди, пока она гладила его по волосам и пела какую-то песню, казавшуюся ему очень знакомой. В эту ночь Питеру Петтигрю, впервые за пятнадцать лет, не снились кошмары.