Лихорадка

      Когда Дрим сказал «предателя не было», Уилбур искренне удивился, всё противостояние намекавший Погтопии, что именно он в этой истории злодей. Уилбур считал, что он предатель. Его перестало волновать абсолютно всё, когда в голову пришло это понимание — «я — предатель». Лояльность Фанди, Техно, Туббо, на всё было плевать, в Погтопию изначально не слишком верилось. Раз даже Л’Манбергцы сдались Шлатту и позволили выгнать Уилбура с Томми, людей, которые отвоевали группу вопреки всему, раз даже они, то что может значить какая-то Погтопия? Блеклая замена Л’Манбергу, принимавшая в свои ряды всех желающих — предателей, лгунов и перебежчиков. Уилбуру даже не было мерзко. Он хотел отдать Л’Манберг Томми. Единственному тут человеку, который так же как сам Сут когда-то готов был стоять за группу до последнего, и искренне её любил. Но Томми отказался. Уилбур расстроился, хотя и мог понять. Пришлось позвать к микрофону Таббо. Новое решение родилось быстро, слишком быстро для выбора руководителя такому проекту, но на это были две весомые причины — во-первых, кого ещё? Квакити? Фанди, прости Господи? Ну и вторая… Группе всё равно предстояло сгореть в синем пламени. Уилбур покинул праздник тихо. Пошёл в серверную, и на душе было легко-легко. Он долгие ночи провёл рядом с Дримом, писавшим программу, контролировал каждую мелочь, захлёбываясь словами говорил о плане и чувствовал какую-то слишком приятную теплоту, разливающуюся по венам, когда Дрим улыбался. Абсолютно каждый причастный человек говорил Уилбуру, что удалить альбомы — это самое крайнее средство, на случай, если Погтопия проиграет Шлатту сегодняшние дебаты. Было ясно, что на самом деле этот вариант даже не рассматривают, и говорят о нём, как о чём-то, что точно не случится. Квакити называл идею Уилубра ужасной, Томми, Фил, Ники, все. Кроме Техно, который ненавидел в принципе любые организованные структуры и преследовал свои цели, и Дрима.

***

Всё началось в этой самой серверной. Дрим зашёл слишком тихо, и заметив его отражение перед собой, Уилбур дёрнулся.       — Выглядишь максимально дерьмово, — сказал гость, и остановился позади стула, заглядывая в тусклый экран через чужое плечо.       — Я знаю, — хрипло ответил Уилл, не обернувшись. — а ты хорошо. Как дела?       — Нормально, а твои? Уилбур помолчал немного, а потом посмотрел отражённому поверх текста песни Дриму в глаза.       — Зачем ты сейчас сюда пришёл? Дрим взгляд выдержал.       — Потому что, — он положил обе руки на спинку стула. — ты мне нравишься. Куда больше Шлатта. И я хочу помочь.       — От тебя пахнет опасностью.       — Как и от тебя.

***

      Уилбур не ожидал, что к горлу так быстро подкатит ком, когда Дрим вдруг обнял его. Было дико, странно, непривычно дышать запахом чужой кожи, а главное — появилось абсурдное желание просто положить голову на тёплое плечо. Позволить Дриму проводить аккуратными пальцами вдоль выступающего под тонким свитером позвоночника, утонуть, закрыть глаза, затухнуть.       — Только сила имеет значение, — пробормотал Уилл неразборчиво. — сегодня они идут за Шлаттом, пользующимся всем, что не создавал, а завтра пойдут за мной. Ты присоединился, империя Шлатта пылает, и скоро в Погтопию придут погорельцы. Причём тут вообще я…       — Как насчёт твоей харизмы?       — Харизмы? — из горла вырвался неприятный смешок. Уилбур попробовал отстраниться, чтобы посмотреть Дриму в глаза, но на его спине лежали тяжёлые руки, сопротивляться которым совсем не было сил. Пришлось говорить так, хотя хотелось встать в полный рост и продемонстрировать, во что он превратился. — по-твоему, от этой харизмы хоть что-то осталось? Только неоправданные амбиции. Л’Манберг — моё дитя, моя незаконченная симфония. Я просто не могу слышать то, как она играет под руками Шлатта. Столько труда… Что он сделал с ней… Знаешь что, Дрим? К чёрту группу. Хочу, чтобы от неё ничего не осталось, понимаешь? Не хочу больше… Этого… Я другой человек теперь, Дрим. Л’Манберг превращается в монстра, и одновременно остаётся тем, что тянет меня в прошлое. На дно. Понимаешь?       — Понимаю.

***

      Дрим пах не только опасностью, но и бетонной крошкой. Он таскал Уилбура по недостроенным многоэтажкам, заставлял взбираться на самый верх, и когда Уилл выползал на последний этаж, наконец догнав Дрима, у него перехватывало дыхание. Походы того стоили, правда стоили, и колени Уилбура дрожали уже не от усталости, а от накрывшего с головой восторга. В какой-то момент Сут замечал на себе взгляд Дрима, и почему-то смущался. Дрим указывал на болтавшуюся за спиной Уилла гитару, и говорил «будешь играть?», как будто это было чем-то разумеющимся самим собой. Уилбур слушался. Дрим был тем, кто слышал крик, кто слышал сочинённое в боли, кто видел стёртые до крови пальцы и дрожащие губы. Кроме него о чём-то догадываться могли только голые бетонные высотки на окраинах.       А потом он нажал enter на компьютере в серверной, и все официальные альбомы, сети и опубликованная Л’Манбергом информация стёрлась. На глазах у ребят. Что-то наверняка осталось, но акт был совершён, и Уилбур почувствовал себя невероятно свободным. Настолько, что вышел на крышу дома, в котором снимал квартиру, и спрыгнул вниз, так и не ответив на звонок Фила.

***

      Он очнулся от боли. Было холодно, страшно ныло правое запястье и рёбра. Левой рукой Уилл ощупал затылок, на пальцах осталась кровь. Подняться вышло с трудом, кружилась голова. Сут посмотрел вверх, и вспомнил, что прыгал. Стало мерзко. Страшно. Делая шаг с края, он не рассчитывал разбираться со всем что натворил, говорить с Филом, смотреть в глаза Томми… Но прыгать ещё раз почему-то не хотелось. Что делать дальше Уилбур не мог даже вообразить. Он обошёл дом, и на парковке увидел машину Фила. Которому лично давал ключ от квартиры. Сут попробовал представить, как он открывает дверь и встречается с Филом взглядом, и его забила крупная дрожь. Был только один вариант. То, к чему они стремились наконец совершилось, помощь уже оказана, Уилбур понимал это, но они с Дримом провели рядом слишком много времени. Не только планируя, но и просто так, будто они что-то значили друг для друга. Уилбур привык к чужому запаху, чужим словам и губам, произносящим их, чужим привычкам и языку тела. Значили ли они что-то друг для друга в самом деле? Дрима той ночью не было дома, и Уилбур остался ждать его на бетонной лестнице, молча провожая взглядом проходивших мимо соседей. Рука отзывалась острой болью на каждое движение, ныли рёбра, затылок неприятно стягивала корка засохшей крови. Он уже почти заснул, когда уже под утро пришёл Дрим, и затащил в свою квартиру. Шипя и фыркая, Дрим заставил Уилла лечь на диван, взял за правую руку чуть ниже запястья, осмотрел и слегка надавил. Уилбур сжал зубы, но Дрим боль заметил.       — Я не знаю, что творю, — глухо сказал Сут сквозь шум в голове. — хотел избавить от себя мир уже, а доставил только больше проблем… Дрим ничего не ответил. Его лицо оставалось в тени, и Уилбур чувствовал себя лабораторной крысой в камере с односторонним стеклом, за которым сидят невидимые наблюдатели.       — Что бы ты сделал на моём месте? — глаза Уилла блестели, как у чумного в лихорадке.       — Я бы до этого не допускал подобной херни. Либо довёл бы дело до конца, забравшись повыше. Сказав это, он отпустил пострадавшую руку Уилла, встал и вышел из комнаты. А потом произошло то, что Уилбур расценил как прямое указание пойти и действительно прыгнуть ещё раз — подслушанный телефонный разговор Дрима.       — Ну уж нет, я не подписывался на такое, — тихо, но слышно, если сесть у двери. — да какой нахрен… Иди ты, Сапнап, не ебу я его. Ну, может чуть-чуть, но это не значит, что я горю желанием возиться с переломами, безумием и всей этой хренью. У нас с ним некоторое время совпадали интересы, теперь — нет. Что мне с ним делать? Блять, Сапнап... Ебать я и Джорджа могу, которому не придётся сращивать кости. Да иди ты! Уилбура всего перекрутило, ему хотелось выйти и никогда не заходить больше, хотелось разбить Дриму лицо об стену, а ещё хотелось упасть перед ним на колени и зарыдать. Уилбур ведь почти поверил, что его харизма правда никуда не делась. Он отошёл от двери, запнулся о лежавший под ногами рюкзак, ухватился за тумбочку при падении, и о линолеум со стуком ударилась какая-то бутылка. Дрим зашёл на шум и поднял Сута с пола одним движением руки.       — Тебе на самом деле отвратительны мои песни, так ведь? — прошептал Уилбур, не осознавая, как цепляется за чужую толстовку здоровой рукой.       — Не-а. Приятные песни. Успокойся, — Дрим разжимал холодные пальцы Уилла один за другим.       — Убей меня… Убей меня, пожалуйста, — Сут скулил как побитый пёс, снова ощущая позвоночником спинку дивана будто в бреду. — Зачем ты вообще меня трогал, а? Я почти успокоился, почти тихо стух, а ты… пришёл, и я опять загорелся, взлетел выше, чтобы опять падать ещё больнее было…       — Ты сам сказал, что хочешь уничтожить Л’Манберг, а меня напрягал Шлатт. Разве мы не делали то, чего ты хотел, Уилбур? Уилбур подумал, что без Л’Манберга он абсолютно никто. Раньше хоть была симфония, на замену чужой любви, которой не существует, а теперь не будет и этого.       — Дрим, — сказал он, ощутив, как тело резко перестало его слушаться. — я не хочу терять тебя. Слова, которые Уилбур Сут ещё никому не говорил на целом свете. Дрим даже не изменился в лице. Только потянул руку и взял с тумбочки телефон, а потом набрал номер.       — Ты говоришь бред. Техноблэйд ответил, более того, даже передал не сдохнуть до его приезда, и пообещал Дриму максимально болезненную смерть в случае чего. Дрим сказал, что не ответственен за чужие влюблённости, и вообще, его вклад в срыв Уилла не больше того, что висит на самом Техно, а потом сказал, что это проблемы самого человека, если он уничтожает свой смысл жизни, и повесил трубку.       — Ты тоже думаешь, — с трудом сказал Уилбур. — что группа была моим смыслом жизни? Что без Л’Манберга я никто?       — Я думаю, что без неё ты гниёшь заживо.       — Вот как. Это был их последний разговор. До приезда Техно Уилл пролежал на диване, уставившись в потолок, и чувствуя себя мусором. Брат увёз его, как загулявшую девицу, но Уилбур в дом Фила заходить отказался, и его пришлось вернуть в съёмную квартиру. Едва они переступили порог, Уилл выпутался из чужих рук, и инерция понесла его вперёд по коридору. Сут едва вписался в поворот, дошёл до стола и дёрнул на себя один из его ящиков, выудил пистолет и развернулся ко входу в комнату, в котором застыл Блэйд.       — Пообещай, что никто не узнает, Техно. Он поднял пистолет, который от дрожи левой руки вело туда и сюда, и приставил к своему виску. Техно замер.       — Ещё чего. Уилбур взвёл курок.       — Нет! Обещай! Ни Томми, ни Ники, ни… Фил…       — Ладно, — Техно сделал осторожный шаг вперёд. — я обещаю. У Уилла подкосились ноги. Он сполз на пол, а Техно шагнул в темень угла и поднял выпавший из ослабевшей руки пистолет. Пригляделся. Игрушка. Почти наверняка вещь Томми. Блэйд втянул воздух сквозь зубы, не веря, что мог так наивно повестись. Он сел перед Уиллом на корточки.       — Ты тогда тоже мне обещай. Я отвезу тебя кое-куда, где подлатают и не спросят, но после этого каждое утро ты встаёшь утром, и не идёшь заниматься своими делами, а берёшь телефон и звонишь мне. В любой ситуации. Каждый день. Поклянись, или я своё обещание нарушу. Уилбуру было плевать, без разницы, зачем это нужно, и он даже не стал спрашивать.       — Хорошо… — он откинулся назад, и лицо исказилось от боли — стукнулся пострадавшей головой о ручку нижнего ящика. — Клянусь. Если тебе нравится наблюдать за моими психами и выслушивать истерики.       — Тебя лихорадит, Уилл. Как и твою группу. С этим нужно что-то делать. Техно поднялся с пола и протянул брату руку. А Уилл так и не смог решить, браться ему за эту руку, или отключиться.