Доказательство

Тишина и полумрак встречают Эрвина и Майка. Дрова в камине уже прогорели, остались лишь тлеющие угли, но в комнате по-прежнему тепло. Не произнося ни слова, Эрвин зажигает лампу и жестом предлагает Майку сесть, а сам исчезает в дверях спальни. Леви в точности такой, каким Эрвин его оставил: растянутый на кровати, с безвольно висящими в кожаных путах руками. Такой тихий. Странное чувство теснит грудь: привязанность, нежность, страх и желание, и еще что-то такое неведомое… сила и смирение, которые приходят к нему в момент добровольной передачи контроля. Эрвин на мгновение задерживает дыхание, не в силах оборвать эту магию, упивается видом Леви — совершенного в своей неподвижной покорности. — Леви. Леви резко втягивает воздух и поворачивает голову к Эрвину. — Ты ждал. — Эрвин слегка касается его шеи, кладет руку на грудь, и Леви выдыхает, ерзая в ремнях, крутит запястьями, вытягиваясь и прогибаясь на кровати. — Слишком жестко? «А ты, блядь, как думаешь?» — хочется выпалить Леви, но он прикусывает язык. Он слишком долго ждал, чтобы сейчас вот так все испортить. — Молодец, ты был так терпелив. — Эрвин наклоняется к Леви, осыпая его лицо поцелуями, скользит к уху и шепчет: — А теперь я хочу, чтобы ты послушал и сделал выбор. Я пришел не один. Майк в соседней комнате. Я могу попросить его уйти, могу пригласить просто посмотреть, как я буду заниматься тобой, либо я могу позволить ему трахать тебя до потери пульса, пока ты не начнешь умолять меня о большем. Выбор за тобой. Тебе решать. Руки Эрвина замерли на плечах Леви, кольцом обхватывая его шею, упираясь большими пальцами в яремную ямку. Он лежит совершенно неподвижно, Эрвин нежно целует его в щеку, и Леви медленно поворачивает голову, пока их губы не встречаются. — Заставь меня умолять. Леви не может видеть хищной ухмылки, что играет на губах Эрвина, но он чувствует ее — в тихом выдохе и мягком изгибе рта. — Это я могу. — Эрвин прижимается губами к его коже, вызывая дрожь. Он отстраняется, и Леви чувствует, как пальцы легонько пробегают по черному шелку, закрывающему его глаза. — Все хорошо, Леви? — Да, черт подери, да, — огрызается Леви и тут же осекается, внезапно осознав, что в комнате есть кто-то еще. Майк всегда обладал этой сверхъестественной способностью молча появляться из ниоткуда. Палец касается щеки, и Леви понимает — это не Эрвин. — Привет. Майк большим пальцем ведет по его губам, и Леви чувствует, как вспыхивают щеки, а член предательски дергается между ног. Он ощущает на своем теле взгляд Майка, он так открыт и так уязвим. Внезапно у него возникает желание спрятаться, прикрыться, но ремни держат его крепко. Довериться Эрвину — это одно, но дать возможность Майку увидеть его таким… это совершенно новый уровень подчинения и близости. Но Эрвин здесь, Эрвин наблюдает за ним, Эрвин верит в него, и это единственное, что нужно знать Леви. Он изгибается, с силой натягивая ремни и запрокидывая голову — это приглашение, которое Майк тут же принимает. Его губы впиваются в губы Леви страстно и свирепо, прежде чем проложить невесомую дорожку поцелуев вдоль шеи к груди. Леви не может сдержать стона, когда рука Майка ныряет между его бедер, прихватывая за яйца, скользит вдоль крепкого стояка, большим пальцем растирая по головке смазку. Лишенный зрения, Леви ощущает все особенно остро, и каждый нерв искрит в ожидании следующего прикосновения, следующего ощущения. Это так пьянит. — Ты выглядишь потрясающе, Леви, — это Эрвин. И Леви, который всю свою жизнь твердил себе, что ему наплевать, что думают о нем другие, вдруг понимает, что ждал этого. Он хочет похвалы Эрвина, одобрения Эрвина, любви Эрвина, он хочет этого больше всего в этом проклятом мире. Рука Майка движется увереннее и быстрее, скользя по его члену, а вторая проталкивается ниже, под задницу, и Леви ощущает пальцы, исследующие чувствительный вход. Он приподнимает бедра, Майк проталкивается внутрь, и Леви отчаянно вскрикивает, когда палец сгибается, упираясь в простату, растягивая и лаская. — Пиздец ты узкий, — голос Майка звучит низко, с хрипотцой, обжигая горячим дыханием. — Я должен сделать с этим что-то. Леви ощущает, как второй палец прижимается к его входу, присоединяется к первому. Майк замирает на мгновение, давая ему возможность привыкнуть к ощущениям, а потом продолжает бить в чувствительную точку. Другая рука сохраняет тот же ритм, ходит вдоль члена. Леви весь взмок, судорожно вздрагивает каждый раз, стараясь отсрочить оргазм. Только не сейчас, пожалуйста, господи, пожалуйста, только не сейчас, он хочет гораздо большего. Леви держится из последних сил, и когда Майк отпускает его, когда обе руки исчезают так внезапно, Леви задыхается, дезориентированный этой пустотой. — Какого хрена, Майк? — Не торопись, — рычит тот. — Дождись своей очереди. Иди сюда, Эрвин. Где-то рядом с кроватью раздаются шаги, а потом этот сводящий с ума стон, который издает Эрвин каждый раз, когда Леви засовывает свой язык ему в рот. Вот только сейчас Эрвина целует не он. Черт подери, он даже не может видеть этого. Леви пытается успокоить дыхание, чтобы слышать каждый шорох, каждый вздох двух мужчин, которые находятся от него буквально в паре дюймов, но до которых он не может дотянуться, не может увидеть, не может почувствовать. — Твою мать… Майк, — задыхается Эрвин, и Леви не может удержать рваный дикий стон, что срывается с его губ. Он слышит заполошное дыхание Эрвина и в отчаянии натягивает ремни, его член твердый, опухший, истекает смазкой, размазывая ее по животу. Бренчит пряжка ремня, слышен скрип ботинок, и Леви безошибочно узнает звук стягиваемой одежды. В комнате тихо, только хриплое дыхание Эрвина нарушает тишину. И это пытка, изощренная пытка, сама мысль о руках Майка на теле Эрвина, его губах на коже, его рте на… — Блядь! Черт бы вас побрал! — Леви больше не может сдерживаться. — Похоже, кто-то ревнует, — тихо смеется Майк. — Прости, Леви, мы отвлеклись от тебя, — голос Эрвина грубый, на хорошую октаву ниже, чем обычно, губы влажные и опухшие, и когда его рот находит рот Леви, все, о чем тот может думать, это как не кончить сию же секунду. — Нам с ним лучше не ссориться, Майк. Кровать прогибается, Майк становится на колени между разведенных бедер Леви, и тот чувствует его обнаженную кожу. Значит, Майк успел раздеться. А Эрвин? Леви ощущает руки Эрвина на своих щиколотках, понимает, что тот стягивает ремни, но ему дают буквально пару мгновений, чтобы размять затекшие мышцы, прежде чем Майк подхватывает его под колено, вновь вбивая в него смазанные маслом пальцы, проталкивая их глубоко внутрь. Больше никаких прелюдий, Леви и так уже на грани, в таком отчаянии, что с жадностью подается вперед, насаживаясь сильнее. — Ты мне, блядь, запястье так сломаешь! — ворчит Майк, но не останавливается, растягивает его медленно и уверенно. Руки Эрвина порхают по обнаженной груди Леви, слегка касаются сосков, совсем невесомо, но Леви это заводит, так чертовски заводит. Эрвин знает все его слабые места, «чувствительные места, не слабые, Леви, вовсе не слабые». Какими бы они ни были, Эрвин знает их наизусть, знает каждое, знает, как зажечь эту темную искру, которую Леви так жаждет, знает, как причинить ему боль, как заставить его скулить и умолять до тех пор, пока он не превратится в рыдающее в экстазе ничто. Эрвин знает то, в чем Леви никогда себе не сможет признаться. Эрвин снова касается его груди, большим и указательным пальцами сжимает его соски, выкручивает и отпускает. Леви только шипит — боль резкая и короткая. Он перестает дышать и знает, что Эрвин тоже, оба ждут, когда угаснут ощущения. Эрвин вновь впивается в его соски, на этот раз сильнее, вонзая ногти в нежную плоть. Леви стонет, но Эрвин не отпускает его, стискивая все сильнее и сильнее. Боль нарастает, дыхание перехватывает, и Леви зависает на пике, ожидая того чудовищного момента, когда ослепительная вспышка боли пронзит его тело. Но и Майк не сдается, продолжает свою сводящую с ума долбежку, скользит в него, с каждым движением раскрывая все глубже. Ощущения выходят на пик, это становится почти невыносимо, особенно когда Эрвин с силой выкручивает соски, и боль захлестывает Леви. Его тело горит, каждый нерв охвачен пожаром, и он поднимается на гребне этой сладкой агонии, скулит сквозь стиснутые зубы и едва слышит свой голос. — Леви. Леви, — голос Эрвина слышен откуда-то издалека. — Ты был создан для этого. Майк убирает пальцы, и Леви выгибает дугой от этого странного ощущения пустоты, он задыхается, а еще он знает, что будет дальше. Эрвин не ослабляет хватку, и боль переросла в ужасное онемение, которое обещает обернуться чем-то намного хуже. Майк просовывает под него руки, приподнимает за бедра, раздвигая их. Леви чувствует, как головка члена сильно и горячо прижимается к его входу. Рот открывается в беззвучном крике, голова запрокинута назад, когда Майк начинает скользить в него, и Леви требуется вся его воля, чтобы не забыть, как дышать. Все в нем сосредоточено на том, чтобы расслабиться, он принимал Майка и раньше, сможет принять и сейчас. Леви глубоко выдыхает, когда Майк насаживает его полностью, до упора, до самых яиц. И вот тогда Эрвин отпускает его. В первый момент Леви ничего не чувствует, кроме жуткой растянутости и абсолютного онемения сосков, в которые Эрвин глубоко запустил свои ногти. А затем — ослепляющая вспышка боли, и Леви кричит от сладкой агонии, когда кровь приливает к измученной плоти, а Майк начинает двигаться. — Тише, Леви, — голос Эрвина звучит мягко, но его рука скользит вверх по груди к основанию шеи. Майк набирает темп, берет его уверенно и сильно, сжимая лодыжки и сгибая почти пополам при каждом толчке, боль в сосках — жгучая и пульсирующая, все тело ломит от неудобной позы и новых ощущений. Леви уже на краю, он умоляет и задыхается, в отчаянии натягивая ремни на запястьях: — Блять, блять… пожалуйста, только не останавливайся. — Леви. — Эрвин роняет его имя, как команду, его ладонь мягкой тяжестью опускается на горло, приподнимая подбородок. — Успокойся. Леви мгновенно замолкает, потому что рука на его шее — приказ, знак высшего доверия, которого он жаждет больше всего на свете. Туман боли и удовольствия рассеивается, и каждое ощущение в его теле становится чистым и прозрачным. — Блядь, Эрвин, какого хрена ты с ним делаешь? — Майк замирает, нарушая внезапную тишину. — Не останавливайся. С ним все в порядке. Ведь так, Леви? — Эрвин гладит Леви по щеке тыльной стороной ладони, тихо бормоча себе под нос: «Я с тобой, я рядом». Леви молча кивает, но его дыхание срывается, когда Майк уверенно проводит руками по его бедрам. — Хорошо, Леви, тогда я хочу увидеть, как ты кончишь, сделай это для меня. Он наклоняется вперед, целует Леви, а затем снова начинает двигаться, вбиваясь в него жестче и сильнее. Эрвин несильно давит Леви на шею, но тому мало, жадно и безрассудно он выгибается так, чтобы усилить давление, прижимается горлом к изгибу руки, до пелены, до красных пятен перед глазами. Но Эрвин искусен в своих играх, он неуловимо отводит руку с каждым движением Леви, сохраняя устойчивый баланс, сохраняя безопасность. Именно поэтому Леви может доверять Эрвину даже то, что не доверил бы самому себе. С каждым крошечным движением руки Эрвина возбуждение нарастает, член Леви уже болезненно ноет, каждый раз ударяясь о живот под напором Майка. Тот сбивается с ритма, стонет при каждом толчке, и Леви так хочется кончить, что любая попытка сдержаться обречена на провал. Все его тело дрожит, и только ремни на запястьях и ладонь Эрвина на горле удерживают его от полного краха. — Пожалуйста, Эрвин, пожалуйста… Эрвин наклоняется и жарко шепчет в самое ухо: — Хорошо. Я ведь обещал, что заставлю тебя умолять? — Свободной рукой он сжимает член Леви, Майк вбивается со всей силы, финишируя с отчаянным криком, а Эрвин лишь приподнимает за подбородок, сильнее стискивая горло, и быстрым уверенным движением выталкивает его за край. Леви кончает молча, с открытым ртом и ослепительными звездами, что рождаются и гаснут в этой темноте. Он чувствует руки Эрвина, обвивающие его член и горло, чувствует, как склонился над ним Майк, тяжело дыша. Леви смутно помнит, как его развязали, как сняли повязку с глаз, как Эрвин обтирал его, приводя в порядок, а рядом лежал Майк, растирая затекшие запястья. Когда он наконец возвращается в реальность, то обнаруживает себя лежащим на боку, чувствует спиной длинное тело Майка, теплое и твердое, ощущает его руку на бедре. Леви открывает глаза и видит перед собой Эрвина, полностью одетого, но немного растрепанного. Тот лежит, подперев рукой щеку, и улыбается одной из тех самых сводящих с ума улыбок, а его лицо освещено такой любовью и гордостью, что Леви готов простить ему все на свете. — Это стоило ожидания, Леви? Леви закатывает глаза: вот же самодовольный ублюдок. — Что это за хуйня? — он лениво дергает Эрвина за ремень. — На тебе слишком много одежды… — Что ж, если ты настаиваешь… Именно в этот момент Леви понимает, что у Эрвина в штанах по-прежнему крепкий стояк. — Разве ты не… — начинает он. — Если ты помнишь, я был несколько занят другим. — Эрвин ухмыляется, но легкий румянец выдает его возбуждение. — Мудила, — тихо бормочет Леви, сражаясь с пуговицами на ширинке, онемевшие пальцы не слушаются, соскальзывают, и ничего не выходит. Майк протягивает через него руку. — Иди сюда, Эрвин. Леви пиздец, так что дай ему передохнуть. Он быстро расправляется с застежками и, перегнувшись через Леви, за считанные секунды заставляет Эрвина стонать и толкаться в его руку. Леви лежит между ними и смотрит, как трепещут ресницы Эрвина, как закрываются глаза, голова откидывается назад, а рука сжимает его плечо. Если Эрвин знает все слабые места Леви, то Майк определенно знает слабые места Эрвина, знает правильный ритм и движения, чтобы довести его до такого состояния. Эрвин кончает и сразу опрокидывается на спину. Леви рад видеть, что он одновременно выглядит куда менее самодовольным, но куда более удовлетворенным. — Тчц… Слабак. — Леви ухмыляется и спиной чувствует низкую вибрацию от смеха Майка. Эрвин улыбается и ничего не говорит, довольный тем, что получил свое доказательство.