Подозреваемая

От усердия Лиса высовывает кончик языка наружу. Её глаза сосредоточенно проверяют, всё ли сделано верно, пока тонкая расчёска добавляет последние штрихи. Манобан меж губ растирает смягчающий блеск и наконец-то опускается с носков на пятки. — Вот так гораздо лучше, — заключает подозреваемая. С нетерпением наблюдает за тем, как Чонгук разворачивается к длинному зеркалу в фойе, дабы оценить получившийся результат. — Хоть в причёске и осталась небольшая небрежность, так ты выглядишь даже загадочнее. — На меня всё равно никто внимания не обратит, пока я с тобой, — кокетливо заключает адвокат Чон, подмигивая спутнице в отражении. Признаться честно, он и не думал, что образовавшуюся катастрофу на голове можно хоть как-то исправить, однако Лисе это с лихвой удаётся. Удивительно, на что оказывается способна Манобан, используя всего лишь гребешок из клатча; наверное, будь у подозреваемой лак для волос поблизости, причёска для ковровой дорожки была бы ему обеспечена. — Да, я как-никак криминальный авторитет вечера, — шутливо прыскает Лиса, но её взгляд не укрывает тонну неуверенности. Чонгук возвращается обратно, ощущая заботливые прикосновения к груди, где вовсю целомудренно запахиваются верхние пуговицы. — Я не то пытался сказать- — Я знаю, и мне правда очень понравился комплимент, — Манобан скромно улыбается. Делает муравьиный шаг назад, наслаждаясь видом; её мужчина выглядит чертовски привлекательно. — Мы всегда можем надеть маски, — предлагает Чонгук, укладывая руки на плечи подозреваемой. Хоть Лиса и силится не показать этого, но от испуга её пронизывает мелкая дрожь. Адвокат Чон принимается интенсивнее водить ладонями по женским предплечьям, в надежде растереть непоседливые мурашки. — Это будет смотреться ещё вычурнее, с учётом того, что все остальные ходят без масок. — Да кому есть дело до остальных? — Чонгук игриво вскидывает брови, приближая лицо к подозреваемой так, что они едва не сталкиваются кончиками носов. Лиса чувствует чужое дыхание на губах, но, кажется, сама забывает как дышать. — Я знаю, что этот вечер — испытание, но тебе нечего переживать. Я всегда буду рядом. Подозреваемая смотрит в опаловые глаза адвоката Чона и никак не может поверить — неужели именно ей он такой достаётся? За какие деяния Боги награждают подозреваемую им? — Ты оправдана по закону. И если кто-то считает иначе, значит, ему придётся иметь дело со мной, — в полной уверенности продолжает юрист, заводя выбившуюся женскую прядку за ухо. Его взгляд по-прежнему остаётся пронизан небывалой нежностью, от которой у Лисы истомой сводит низ живота. — Наверное, это не совсем то, что ты хотела услышать… Это то… И ты даже не представляешь, как верно подобрал слова. Подозреваемая бесстрашно сокращает оставшиеся сантиметры и оставляет лёгкий поцелуй на устах юриста. Такой невинный и короткий, будто его и вовсе не существовало. Адвокат Чон рефлекторно слизывает остатки вишнёвого блеска — виновника опьяняющего аромата, преследующего юриста с той самой новогодней ночи — и обхватывает лицо Манобан. И хотя Чонгук даёт понять, что не насыщается моментом, в нетерпении нагибаясь и захватывая губы Лисы в плен, подозреваемая только смеётся и неловко отстраняется. Силится не выдать, что на самом деле уста горят от не случившихся поцелуев. Она заглядывает в пылающие искренней влюбленностью глаза. Рядом с Чонгуком все страхи и неуверенности магическим образом притупляются, отступают на второй план. Рядом с адвокатом Чоном Манобан и вправду хочется верить в лучшее. — А если меня поведут с виллами на костёр, ты остановишь разгневанную толпу? — Т-с, ты видела как ловко я умею обращаться с ножом для рыбы? И потом, посреди зала находится метровая статуя лебедя, нам определённо удастся потушить огонь. — Чонгук улыбается краешком рта. Он выставляет локоть вперёд, позволяя подозреваемой за него ухватиться, и заботливо помечает висок поцелуем. — Ну что, Жанна Д’Арк, готова покорить присутствующих? — С тобой — всегда, — скромно отвечает Лиса, ладошкой проскальзывая под руку юриста, и прижимается к нему ещё ближе. От адвоката Чона исходит такая энергетика защищённости, что всякое переживание на сердце исчезает столь же легко, сколь надпись на песке, омываемом прибрежными волнами. Чонгук ведь и вправду самое настоящее море — в ярости он опасен, как бушующий шторм, однако стоит ему полюбить, как адвокат Чон становится ласковым и нежным будто штиль. В детстве бабушка часто говорила, что в жизни главное — отыскать свою тихую гавань. Наверное, я прозвучу как наивная дурочка, если решу, что уже нашла её?

~

— Чего прячешься? Чеён пугливо вскидывает глаза на нарушителя тишины и зачерпывает объёмный кусок торта. Прокурор Пак торопливо отправляет ложку в рот, стараясь урвать как можно больше сладости. — Я же обещала, что запрусь от всех в кладовке, — экспрессивно сообщает юрист, когда Чимин делает несколько шагов и присаживается рядом, устраиваясь на одной из коробок с очистительными средствами. Он накидывает на оголённые плечи супруги пиджак. — И что сворую торт. — Один кусок? Не шибко большой улов вышел, — беззлобно ехидничает адвокат Пак, пока девушка откладывает ложку в сторону, а затем зарывается в объятия мужа. Чимин без слов понимает, что Чеён устаёт — от вечера, смеси запахов и огромного количества людей. Юрист бережно поглаживает жену по голове, прислоняя к груди. — Хочешь, уедем отсюда? — Из Кореи? Чимин смеётся. Он нагибается и пальцем стирает крошки бисквита с щёк прокурора Пак, напоминающую ему маленького бельчонка. Чеён пальцами вминается в многослойный подол платья и рассматривает тонкую полоску света, проникающую в помещение из приоткрытой двери. — Тебе настолько не нравится праздник? — Праздник чудесный, просто я в него не вписываюсь, — честно сознаётся прокурор Пак, оглаживая живот и прикусывая губу от того, как непривычно ощущается округлость. Она выдыхает, пытаясь подобрать слова. — На стенде с семейным древом твоя мама добавила фотографию моих родителей. Мне, правда, очень лестно, но в то же время так… Грустно. Чеён силится не расплакаться, поднимая взгляд к низкому потолку, и жаждет унять ноющее чувство в груди. Она часто моргает, но находчивая, хрупкая слеза прорывается и скатывается по щеке; Чимин смахивает её большим пальцем, заботливо прикасаясь к напудренной коже супруги. — Знаю, эгоистично жалеть себя в такой важный для твоей семьи день, поэтому лучше я посижу тут. Не буду никому портить праздник унылой историей, — прокурор Пак горько улыбается, захватывая ладонь мужа и оставляя на внутренней стороне слабый поцелуй. — А ты иди и веселись. Потом расскажешь, как прошла встреча господина Манобан и мамы Чонгука. — Лучше мы узнаем обо всём из первых уст, — поддерживающе заключает Чимин, приподнимаясь с места и утягивая супругу за собой. Чеён неловко оказывается на ногах, прижатая к широкой груди. — И потом для здоровья крох вредно грустить. Думаешь, твои родители оценят, что ты с их внуками плачешь в кладовке? Прокурор Пак шмыгает носом, а затем истерично посмеивается. Во всю эту историю с загробной жизнью девушка не верит, но почему-то когда адвокат Пак столь уверенно говорит о существовании жизни после смерти, становится немного легче. Будто секундное представление, что родители Чеён до сих пор здесь и присматривают за ней, вызывает волну непримиримого смирения. Действительно ли мы не умираем… Или просто живым нужна красивая сказка, чтобы справиться с утратой? — А ещё у тебя заканчивается провиант, — Чимин всеми силами пытается вытащить жену из предистеричного состояния. Он направляет указательный палец на оставшийся скромный кусочек торта. — Так не пойдёт. Грустная, замёрзшая и голодная. Ён-ни, ты действительно считаешь, что я смогу оставить тебя? Лучше уж пропущу выступление Дживона… — Ты же не будешь меня шантажировать в такой момент? — О, ещё как, — адвокат Пак вскидывает брови. — Придётся сделать большой сэндвич из приготовленных на гриле овощей, своровать один из тёплых пледов у выхода на балкон. Потом стащить у официанта поднос с чаем и устроить пикник здесь. В пыльной кладовой. Со стайкой мокриц в углу, рядом со швабрами. — Здесь есть мокрицы? — глаза прокурора Пак округляются в испуге, а затем следуют за тем, куда указывает кивающий муж. Чеён натурально вздрагивает, сильнее вжимаясь в юриста и прикрикивая — и для австралийской уроженки у Розанны слишком ярко разыгрывается боязнь различных мелких существ. — Знаешь, я передумала насчёт месторасположения. Уверена, в этом доме найдётся парочка мест, где грустить намного приятнее. — Нет, ну если расстраиваться, то только рядом с пятью замечательными и сопереживающими компаньонами. Как их назовёшь? Может, Вон Ёнг-оппа, Ким Шин-оппа, Докхва-оппа… О, а этот однозначно Юнтак-нуна, смотри как резво ползёт к нам. — Минни! — прокурор Пак пытается выбраться из объятий насмехающегося адвоката Пака, но тот не позволяет. — Ладно, чёрт ты находчивый, не буду грустить, только пошли подальше от твоего состава «Гоблина» из насекомых. — Вообще-то мокрицы ракообразные- — Пак Чимин! — Молчу-молчу, — победно капитулирует юрист, воруя беглый поцелуй. Он приподнимает Чеён над полом, осторожно вынося за пределы кладовой под облегчённый выдох. — Ну вот, принцесса спасена из страшных лап чудовища. — Разве? — прокурор Пак сощуривается, потуже кутаясь в пиджак на новом месте. — По мне так одно осталось рядом со мной. И его нужно расколдовать, чтобы он превратился в прекрасного принца. Привычная усмешка заливает губы Чимина, прежде чем он нагибается, одаривая Чеён настоящим поцелуем. Он вкладывает в него всю искренность и любовь, стирая боль от настоящего, прошлого и будущего — от прикосновений адвоката Пака окружающий мир на мгновение замирает, позволяя прокурору Пак насладиться красотой момента. Звук захлопывающейся двери приглушается чьим-то пьяным смехом в коридоре. Руки Чеён медленно скользят на талию мужа, пока его ладонь бережно перемещается с щеки супруги к волосам на затылке. Толчок, и они оба оказываются у стенки, погружённые в нестареющую любовь. Чимин и правда не знает, в чём их секрет, однако его чувства к Чеён ни на секунду не угасают; говорят, с годами ощущения притупляются, уступая место зрелой привязанности и взращенному уважению, однако в груди адвоката Пака до сих пор пылает сердце влюблённого шестнадцатилетки. — Теперь я… Достаточно… Прекрасный? — сбивчиво шутит Чимин, неохотно отстраняясь от лица супруги, впрочем, взглядом жадных аметистов всё равно обращается к покрасневшим губам. Ему нужно остановиться и немного охладиться, иначе… — Самый лучший, — без заминки признаётся прокурор Пак. Она осторожно стирает персиковую помаду с носогубной складки мужа. Ловит его похотливый взор и заставляет встретиться со своими глазами. Между большим и указательным пальцем зажимает узенький подбородок, а свободную руку устраивает на беспокойно бьющемся сердце. — Спасибо… Я не знаю, как тебе удаётся подобрать правильный ключ к моей грусти, но это работает. Всегда. Один поцелуй с тобой и мне вновь хочется жить. — Выйдешь за меня? Адвокат Пак огорошивает этим несуразным признанием даже себя, вынуждая Чеён тихо рассмеяться. — Спросил на всякий случай, если прошедшие двенадцать лет мне приснились. Прокурор Пак послушно укладывает голову на плечо мужа, смыкая руки за шеей, и жадно втягивает носом нотки любимого одеколона. Мам, пап, если вы действительно до сих пор где-то существуете, то… Просто знайте, что со мной всё хорошо. Я счастлива. И очень сильно люблю вас.

~

— Чонгук, Лиса! А мы вас уже заждались, — восторженно проговаривает госпожа Чон, держа бокал с шампанским за плоскую подставку. Господин Ямамото, расположившийся рядом, ослепляет отбеленными винирами весь зал. Подозреваемая бросает на адвоката Чона озадаченный взгляд, но ловит лишь не менее удивлённый взор в ответ. Вряд ли Чонгук рассказывает своей матери о том, что у него появилась девушка, да и Манобан не решается представить юриста родителям как своего парня… Интересно, почему тогда господин Манобан смотрит на адвоката Чона столь вкрадчиво, будто тому предстоит пройти гонку с огненными препятствиями? — Ну, правда же, милейшая парочка? — специально выдаёт Ман Воль, складывая ладони на бокале и раскрепощённо приподнимая уголки губ. — Вы, наверное, хотели сказать парочка детективов, — шутливо выходит из положения Лиса, неохотно выпутываясь из рук Чонгука и поочерёдно обнимая родителей. Её фальшивая улыбка не скрывается от наблюдательной госпожи Манобан, но подозреваемая всё равно продолжает соблюдать легенду. — Всем привет. Как оказывается, сплетни за спиной совершенно не то из-за чего Лисе стоит переживать — если и есть желающие обсудить случившееся, то они делают это весьма тихо и без лишней шумихи. А остальным, по большому счёту, оказывается безразлично; здесь собираются сливки общества в превалирующих шестидесяти, им есть дело до обвала на бирже и скачке валюты, но никак не до молодой особы, переполошившей две нации. — Здравствуйте, — уважительно здоровается Чонгук, кланяясь. — Ох, детки хотели сделать сюрприз, а я, как обычно, всё разболтала, — отмахиваясь, проговаривает госпожа Чон, торопливо сообщая что-то жениху на безукоризненном японском. Подозреваемая знает, что хоть Ман Воль и может показаться простодушной, глупой, но на самом деле у этой женщины на всё есть превосходный план. Просто у неё тактика такая: если все не воспринимают тебя всерьёз, людьми управлять намного легче. Никто ведь не ожидает от ветреной женщины вымеренного просчёта и коварства. — О чём же детки хотели нам рассказать? — нахмурено интересуется господин Манобан, грозно взирая на Чонгука. Двухметровый рост отца Лисы и весьма внушающая комплекция ставит под сомнение даже чёрный пояс адвоката Чона по тхэквондо. — Ми-лый, — сквозь зубы цедит мать Лисы, произнося слово по слогам для пущего эффекта. Госпожа Манобан утешительно поглаживает супруга по лопатке. — Думаю, если бы им было что рассказать, они бы этим поделились. — Тогда, мне было бы весьма интересно послушать, почему соседка Лисы поздравила меня с тем, что у моей дочери появился молодой человек. Я сегодня заезжал покормить твоих котов, и госпожа Джи спросила, когда свадьба. Говорит, вчера у тебя ночевал мужчина. Госпожа Джи! Рот Ваш резиновый. Значит, преступника Вы не видите, а как Чонгука, так пожалуйста, держите все подробности! — А Чонгук ведь не ночевал сегодня дома, верно? — заботливо уточняет Такаши, расставляя забавные ударения в словах из трёх и более слогов. Однако мало кто находит момент оценить нетипичное произношение японца. Назревает ссора. Боже-боже-боже! — Это абсолютно нормально, что взрослый мужчина проводит ночь с девушкой, с которой они целуются на его кухне. Ой-ёй! — Мам! — повышает голос раздосадованный юрист, пока Манобан нелепо разлепляет рот, мечтая озвучить хотя бы одну из экспромтом выдуманных отговорок. Они с адвокатом Чоном даже толком встречаться не начинают, а всё их окружение уже осведомлено о начавшемся романе. С другой стороны, так Чонгуку будет гораздо сложнее расстаться с подозреваемой, если он действительно затевает их отношения как нелепую детективную интрижку… Чёрт, Лиса, о чём ты вообще думаешь? — Пранприя, ты спишь со своим адвокатом?! — басом сотрясает воздух господин Манобан, а Лиса понимает, что вляпывается по самое не хочу. Потому что отчим обращается к ней по старому имени, к которому подозреваемая никогда в жизни не желает больше возвращаться. К имени, от которого в груди неистово щемит. Господин Манобан после ситуации с Ыну становится ужасно опекающим, и Лиса не знает, как ей правильнее сообщить о том, что Чонгук другой. Что его не нужно пропускать через все круги ада. Потому что Чонгук уже доказывает свою лояльность тысячу раз. — Мы встречаемся. Подозреваемая различает, как моментально меняется выражение лица отчима; она уверена, что похожее удивление сквозит и в её собственном взгляде, когда она оборачивается вбок, сталкиваясь с распрямляющим плечи Чонгуком. Пальцы неожиданно захватывают в замок, и Манобан только сейчас отмечает как загорелая кожа адвоката Чона приятно контрастирует с её бледнотой. — И у меня довольно серьёзные намерения по отношению к Вашей дочери, — прилетает вдогонку. Лиса по-прежнему изучает ровный профиль Чонгука и исходящее от него мужество; впервые подозреваемая ощущает абсолютно защищённой, точно до этого она бежит под проливным дождём и внезапно натыкается на дерево с широко раскинутыми ветвями. У неё все слова разом испаряются в глупой улыбке и взыгравшем румянце. Он уже говорил это мне, но… Почему-то сейчас его признание звучит особенно приятно. — И у меня тоже… Довольно серьёзные намерения по отношению к Вашему сыну, — решается вступить в диалог Манобан, крепче сжимая руку возлюбленного, пока адвокат Чон неуклюже прокашливается, утаивая беспечно вырывающийся смешок из груди. Если я в пекло, то и ты тоже. Думаю, это входит у нас в привычку. — Это просто… замечательно! — первой отмирает мать Лисы, ступая вперёд, в надежде привнести в напряжённую атмосферу чуточку любви и благородства. — Тогда нам определённо стоит познакомиться поближе. Возможно, даже устроить совместный ужин. — Ох, обожаю совместные ужины, — наигранно объявляет Ман Воль и опустошает бокал залпом. Её внезапно настигает озарение, так что она воодушевленно принимается размахивать руками, — только чур вино выбираете Вы. В прошлый раз оно было чудесным, не правда ли, Такаши? Госпожа Чон уверенно подмигивает отчиму Лисы, отчего тот смягчается и заметно сбавляет градус злости. Подозреваемая, откровенно говоря, пугается способности Ман Воль обращать любую ситуацию в свою пользу — кажется, эта женщина не просто имеет предчувствие. Она самая настоящая колдунья.

~

Чонгук обдаёт горло сорокоградусным алкоголем, отставляя стакан на стол. После столь мощного общения с родителями пятьдесят миллилитров виски воспринимаются им как награда. Лиса же, от волнения, уминает тарелку из пяти тарталеток, практически не притрагиваясь к бокалу с шампанским. — Это было… Неожиданно. — Д-да, — привычно запинается Манобан, проглатывая остатки закуски. Она смущённо отворачивается в сторону, делая короткий глоток. — Ты прости папу, он просто за меня переживает. — Я всё понимаю. Думаю, будь у меня дочь, я бы повёл себя хуже, — невозмутимо сообщает Чонгук, подхватывая салфетку со стола, и аккуратно утирает остатки соуса с уголка губ подозреваемой. Лиса понимает, что должна ответить на его признание, однако в голове слишком отвлекающе мигают картинки с адвокатом Чоном и его маленькой женской копией. Господи, они же будут как папа-кролик и доча-кролик. — Не расскажешь, почему отец обратился к тебе «Пранприя»? — А? — Манобан часто моргает, а затем рукой прислоняется к очищенной коже. Чонгук внимательно смотрит на неё, точно любуется, и от столь пристальных разглядываний Лиса едва ли на месте не поскальзывается. Каблуками сильнее упирается в напольное покрытие и ладонью облокачивается о стол; её план казаться более спокойной с треском проваливается, когда вместо фабричной ткани подозреваемая натыкается на руку адвоката Чона. — Пранприя. Не знал, что у тебя два имени. — Первое было дано мне при рождении. И оно никогда мне не нравилось, — честно признаётся Лиса, чувствуя, как Чонгук переплетает их пальцы. Его взор до сих пор не сходит с её лица. — Это имя дал мне биологический отец, — она горько хмыкает, — оно происходит от двух тайских слов «дыхание» и «любовь»… Наверное, это единственная любовь, которую мне удалось от него получить. — Мы не будем говорить об этом, если ты не хочешь, — спешно заявляет адвокат Чон. — Но разве я не должна с тобой откровенничать? Ты ведь теперь мой парень, — подозреваемая шутит, однако её голос охвачен старинной печалью. Чонгук начинает замечать неприятную тенденцию: Лиса боится поделиться переживаниями с другими, скрывая их за юмором и пересмешками. И адвокату Чону это жуть как не нравится; ему не хочется, чтобы Манобан прятала от него настоящие чувства по какой бы то ни было причине. Но ещё больше Чонгуку не хочется, чтобы она переступала через собственное мироощущение в попытке ему угодить. — Ты можешь рассказать мне о прошлом в другой раз. Когда будешь готова и когда тебе действительно захочется поделиться этим. Хоть наша история началась сумбурно, я с уверенностью могу сказать, что сейчас мы не торопимся. — Ты невыносим, — выругивается подозреваемая, театрально ударяя по груди юриста и хмурясь. — Идеальный, безукоризненный… Никакого прессинга, прислушиваешься к партнёру. Тебя что на заводе сказочных принцев изготовили? — Добро пожаловать в здоровые отношения, малышка. Чонгук чувствует, как Лиса благодарно ластится к его груди, и победно окольцовывает женскую талию. Они слегка покачиваются в такт струящейся музыке, зазывающей пару в пучину зала. Манобан вскидывает подбородок и наслаждается видом — адвокат Чон прекрасен с любого ракурса, однако лучше всего он смотрится под ней. Когда подозреваемая угрожающе нависает над его губами, убирая ниспадающие на лицо волосы, и коленями зажимает оголённые мужские бёдра. — Хочешь потанцевать? У меня есть предложение поинтереснее… Чёрт, Лиса, хватит сексуализировать собственного парня! — Я только украду ещё парочку тарталеток. Тебе взять? — Спасибо, но нет. Сегодня я мучаюсь от жажды, — улыбчиво отвечает Чонгук, кивая на экстравагантную и нетипичную башню из стаканов с виски. У меня ведь есть один напиток, который ты бы хотел испить… Лиса, похотливая ты женщина, а ну прекрати! — Тогда я быстро схожу за тарталетками. Одна нога тут, другая там. — И Манобан смущённо ретируется, мечтая скрыться у столика с закусками от бесцеремонных пошлых фантазий. У неё разыгрывается зверский голод, вот только не в общепринятом смысле. Лиса мельтешит ногами, — в надежде провернуть маленькую аферу и отвадить от себя мысли об обнажённом теле юриста — когда неловко сталкивается с человеком в нетипично-карминовом смокинге. Мужчина покачивается на месте, едва не проливая на незнакомку содержимое стопки. — Oh sorry, I am deeply remorseful, — чувственно произносит парнишка. — Ты ведь Лиса, верно? Я после восьмого шота тако-о-ой неуклюжий. — Всё в порядке, не беспокойтесь. У Вас ведь сегодня праздник, господин Пак, — проговаривает Манобан, приветственно кланяясь. — Иу, нет. Господин Пак — это мой отец, а ко мне можешь обращаться просто Дживон. Тем более мы с тобой одного возраста, — без заплетающегося языка проговаривает копия Чимина. Вот только ростом Дживон будет повыше и с более вытянутым носом. Подозреваемая неловко кланяется в очередной раз, не понимая, как ей стоит вести себя наедине с молодым Паком. Всё же Дживон — звезда мирового уровня, легенда корейской поп-музыки, интенсивно развивающая карьеру за рубежом. А в ещё один международный скандал Манобан ой как не хочется затесаться. — Дживон! — доносится из-за спины бархатный мужской голос, от которого у Лисы мурашки по спине пробегают, а взгляд зацикливается на стопке, срывающейся со вздрогнувших пальцев Пака-младшего. Происходящее устремляется в режим слоу-моушена. Манобан видит как необычно синяя жидкость выплескивается наружу, как бликами заходится стеклянный предмет в свете хрустальной люстры. Звуки толпы, виноватый выклик Дживона, фоновая музыка — всё тонет в звоне мужских каблуков и уверенной поступи. Тело подозреваемой натягивается точно струна, точно оно уже понимает, кто находится за спиной, пока мозг судорожно соображает, а сердце кутается в колючую проволоку. Шаг. Ещё один. Треск разбившейся стопки. Липкая жидкость пристаёт к ногам Лисы и частично попадает на зауженную штанину Дживона. Манобан мимо ушей пропускает миллионные извинения брата Чимина, что, несомненно, глубоко раскаивается, разворачиваясь и встречаясь со знакомым лицом. Издевательски белая роза в нагрудном кармане костюма заставляет вспыхнуть калейдоскоп удушающих воспоминаний. — Ыну, ну ты как всегда, говоришь под руку, — выругивается Дживон, заводя дикий стыд за стремление оправдаться. — Обязательно через весь зал кричать? Менеджер ещё называется, я чуть душу в пятках не оставил. Кажется, Лиса хочет что-то произнести, однако уста не слушаются. Ноги тоже, поэтому подозреваемая продолжает стоять как вкопанная, осоловелая, с волнительным биением сердца, отдающим в уши. — Лиса? — удивлённо проговаривает Ыну, делая критический шаг навстречу и оказываясь практически вплотную. Его высокий рост вселяет чувство беззащитности, а при мыслях о расставании накатывают непрошенные слёзы. Так близко с Ыну она не находится с декабря — с того рокового момента, когда мужчина оставляет её под снегопадом у голого дерева персика. Разбитую и потерянную. С того самого момента, когда он сообщает ей о переезде в Америку. С того самого момента, когда Ыну разрывает наивную девичью душу на части. — Какой приятный сюрприз, — Ыну поднимает руку и дотрагивается до мягких локонов Лисы, в надежде рассмотреть подозреваемую тщательнее. Манобан же с места двинуться не может, чувствуя, как невысказанные слова застревают в горле, а всё естество увядает от ядовитых прикосновений. — Всё такая же прекрасная. И впервые в жизни мне хочется, чтобы реальность оказалась просто видением.