Подозреваемая

Я неуверенно переступаю порог элитного бара, поправляя на плече ремешок сумочки, перекинутой через туловище, и одергиваю ситцевое платье. И зачем я только так выряжаюсь? Ещё и глаза подвожу, словно пытаюсь кого-то впечатлить… Точнее, тот, кого я пытаюсь впечатлить, уже лицезрел меня в не самом лучшем виде — в тюремной робе, с опухшим от слёз лицом и с закованными в наручники запястьями. Не думаю, что моё сегодняшнее появление сотрёт из памяти бедолаги предыдущие неприятные кадры; наспех собранный образ, увы, не настолько хорош и сногсшибателен. Я заметно тушуюсь, останавливаясь у барной стойки. Укладываю сумочку на застеклённую поверхность и взглядом пытаюсь отыскать адвоката Чона. Чёрт, как же я надеюсь, что он никуда не ушёл! Проходит ведь менее получаса с тех пор, как адвокат Чон оставляет мне пьяное сообщение на голосовую почту: поздравляет с законченным делом, приглашая пропустить по стопке соджу, а потом тут же извиняется, пытаясь стереть текущее послание, дабы не выглядеть глупцом. Поскольку я «должно быть, отдыхаю и не горю желанием проводить первый вечер на свободе в компании самодовольного юриста». Вот только к моему счастью — и к несчастью адвоката Чона — вместо искомой девятки на экранном наборе он натыкается на цифру «нуль». Отправляя сообщение не в спасительную корзину, а прямиком на мой автоответчик. — Детка, тебя чем-нибудь угостить? — грубо звучит гнусавый голос над моим ухом, вынуждая отшатнуться от живописной столешницы и случайно задеть посетителя рядом. Я извиняюсь перед потревоженным человеком, не оборачиваясь, даря всё внимание исключительно нарушителю спокойствия. — Ого, спереди ты выглядишь даже симпатичнее. — Большое спасибо за комплимент, но… Простите, я кое-кого ищу, — тактично отказываю мужчине в глубоких сороковых, на что тот лишь нездорово ухмыляется. Воспринимает прозвучавший ответ за некий вызов. — Хах, смотрю, красавица хочет поиграть в недотрогу. Ну-ну. И где-то я тебя уже видел… — Вам же сказали отвалить, — чуть грубо раздаётся за моей спиной. Я вздрагиваю от неожиданности, затылком ощущая, как посетитель со знакомым тенором вырастает со своего места. Отчего уверенный донжуан давится ранее сделанным глотком пива. — Считаю до трёх. Или выкину Вас собственноручно. — Ладно-ладно, — неохотно соглашается мужчина, покидая барную стойку. — Щишь, и когда молодёжь стала такой грубой? Никакого уважение к старшему поколению, — в недовольстве продолжает причитать донжуан, отправляясь в другой конец помещения — к столикам, расположившимся перед сценой с микрофоном. Я с облегчением оборачиваюсь на спасителя, в надежде отблагодарить его хотя бы коктейлем, когда замираю, как вкопанная, разлепляя губы от удивления. С уст срывается непонятная гласная, — что-то среднее между «а» и «о» — а мой взгляд с упоением цепляется за каждую деталь образа молодого человека. Адвокат Чон выглядит сногсшибательно. Чёрт, да он просто главный красавчик этого бара — я, без преувеличения, думаю, что не смогу сыскать кого-либо, выглядящего хотя бы на толику лучше него. Без пиджака и плохо отутюженных брюк, с серебряными сережками в ушах, в сером свитшоте марки «Yeezy» и в тёмных джинсах он выглядит как-то по-особенному горячо. Может, я действительно странная; иначе как объяснить, что парень в обычной — ничем непримечательной — одежде возбуждает меня гораздо сильнее, нежели полуголый красавчик из шоу про стриптизёров? — Всё нормально? — с пьяной интонацией, но по-прежнему заботливо интересуется адвокат Чон, приземляясь на кожаное сидение обратно. Боги, кто бы знал, насколько сильно я краснею. Мне срочно, очень срочно нужно выпить, иначе я обязательно сморожу какую-нибудь глупость. — Д-да. Спасибо, что вступились за меня. — Кажется, спасать Вас уже входит в мою привычку, — игриво отвешивает адвокат Чон, подзывая бармена к нам. Верхняя область щёк юриста, — та, где у людей обычно высыпают веснушки — покрывается приятным румянцем. Это из-за духоты и алкоголя… Верно? — Что будете заказывать? — Не знаю. Честно говоря, я ещё не успела изучить барную карту и не уточнила, что вписывается в мой бюджет. — За это не переживайте. — Мой доблестный принц проворно отмахивается, подпирая левой ладонью подбородок, и заговорщически ухмыляется, — я угощаю. В конечном итоге, нужно же отпраздновать тот факт, что Вас не посадили. Бармен от услышанного скептически изгибает бровь. Oh, man. — Тогда я буду то же, что и Вы, — борясь с недюжинной неловкостью, заключаю я. Наблюдаю за тем, как адвокат Чон объясняет парнишке в белёсой рубашке, частично скрытой под вельветовой жилеткой, что нам понадобится дополнительная стопка и чуть больше соджу. Бармен ловко вытаскивает зелёную бутылку из-под стойки — полагаю, где-то там располагается маленький холодильник — и разливает напиток по стеклянным посудинам. Как только он заканчивает, я торопливо притрагиваюсь к алкоголю, осушая стопку до дна; из головы напрочь вылетает надобность отвернуться в знак приличия. Двадцать градусов, тем временем, приятно растекаются по горлу, будоража естество. — В-а. — Я смотрю, Вы серьёзно настроены, — шутливо комментирует адвокат Чон, а затем с не меньшим энтузиазмом испивает напиток. — Да, дала себе новую установку. Хватит с меня сидеть в скорлупе — пора жить на полную! Я прикрываю рот тыльной стороной ладони, пытаясь утаить дискомфорт, возникший из-за решения опустошить пятьдесят грамм в один присест. Но, кажется, адвокат Чон раскусывает мою уловку сразу же, безмолвно протягивая сырную тарелку с воткнутыми в пармезан зубочистками. — Спасибо, — в очередной раз благодарно отвешиваю я, пытаясь перебить противный привкус спирта солёным лакомством. Однако это не помогает — тогда в ход идёт вода с розмарином, выставленная в псевдо-хрустальном графине подле нас. Специально для подобных случаев. — Если бы я не знал Вас, то предположил бы, что Вы не умеете пить. — М-е, это правда, — сдаюсь я, опустошая второй стакан спасительной жидкости. — Я выпиваю очень редко, а так, как на Новый год, вообще никогда. — И что же Вас подтолкнуло тогда, если не секрет? — адвокат Чон благодарно кивает бармену, что вновь обновляет наши стопки с соджу, и невозмутимо делает несколько коротких глотков. Какое-то время держит алкоголь во рту, а затем глотает, отчего его кадык устремляется вверх. — Не думаю, что что-то хорошее. Я рискованно совершаю очередной заход по выпивке, прежде чем скривившимся лицом заявляю… — … В этом Вы абсолютно правы. Мне разбили сердце. Адвокат Чон слегка приподнимает брови, в знак изумления, а затем прогоняет услужливого работника, самостоятельно хватаясь за горлышко бутылки. С большой грустью, подстёгнутой пониманием ситуации, улыбается и отвечает... — …Тогда у нас с Вами даже больше общего, чем я предполагал. — Ха, это вряд ли. То есть… Просто… Если честно, Вы выглядите так, будто сами готовы разбить чьё угодно сердце. О, чёрт. О, чё-ёрт! Соджу чересчур быстро ударяет в голову, позволяя языку развязаться и взбалтывать подобные дерзости. Будет фантастикой, если мы не закончим сегодня в одной постели; поскольку моя раскованность и уверенность выступает вперёд с каждым новым глотком. — Сочту это за комплимент, мисс Манобан. — Адвокат Чон как-то неловко поправляет волосы, а затем переходит на заднюю сторону шеи, растирая ту до красных полос. Мне кажется, или он начинает нервничать? — Не знаю, хорошо это или плохо, но я точно не вхожу в ранг сердцеедов. Мне не нравится разбивать женские сердца. — Славно. Тогда я не буду переживать, что Вы разобьёте моё, — на автомате флиртую я, внаглую воруя ещё парочку кубиков сыра, дабы хоть чем-то занять решетчатый рот. Конечно, я решаю начать жить с чистого листа, без робости и откладываний желаний в долгий ящик. Но вряд ли соблазнять собственного адвоката входит в обязательный ту-ду лист — стоит поунять свой пыл и надменность, пока меня деликатно не отшили. А до этого, видимо, совсем недалеко, поскольку я уже заставляю адвоката Чона почувствовать себя некомфортно. — Осторожнее с такими утверждениями, Лиса, — предостерегающе щебечет юрист, из-за чего я напрягаюсь всем телом, мысленно исходясь в доселе известных грубостях. Идиотка. Ну, просто глупая, наивная дурочка! — Потому что, уверяю Вас, ещё немного и, — адвокат Чон медленно сокращает расстояние, смотря захмелевшим взглядом прямиком в мои недоумевающие очи. Его манящие губы находятся в неблагонадёжной близости, отчего я скромно облизываюсь и прикусываю щёку. — И Вам придётся позволить мне залечить Ваше разбитое сердце. П-погодите, что?!

~

Чонгук прислоняется лбом к столу, пытаясь вспомнить хотя бы один из озвученных фрагментов. Перед глазами мелькают мириады ярких огней, в ушах стоит настоящий гул из голосов, а не изысканная мелодия — в голове проклевываются какие-то нечёткие картинки, вот только сон этот или явь, разобрать не получается. — Значит, мы говорили о прошлом? — осторожно выныривает из «укрытия» адвокат Чон, укладывая подбородок на переплетенные пальцы. Устало вздыхает. — Пожалуйста, скажи, что я не был жалким нытиком и не рассказывал слезливую историю о неудавшемся браке. Лиса закусывает нижнюю губу, а затем виновато пожимает плечами. Кто бы знал, насколько сильно ей не хочется сообщать неважные новости. — Вообще-то… Вроде как… Да. Чонгук снова срастается с деревянной поверхностью, издавая громкое «аргх», и недовольно качает головой. Лео даже от миски отрывается на мгновение, пытаясь понять, откуда исходит нетипичный гортанный звук. Чуть позже он всё же возвращается к желанной трапезе, но на этот раз навострив уши. — Не беспокойся, ты не выглядел нытиком, — торопится исправить ситуацию подозреваемая, нагибаясь чуть ближе к собеседнику. Она терзается между тем, стоит ли погладить адвоката Чона по макушке или нет? В конечном итоге, всё же заносит руку, однако быстро убирает обратно, никак не решаясь. — Скорее, разбитым. Но после того, как ты вчера опустил бывшую жену, никто не посмеет назвать тебя жалким или терпилой… — Что прости? — слишком напористо выпаливает адвокат Чон, а после — прочищает горло, убирая всякую резкость из голоса. Господи, как он надеется, что произошла путаница в формулировке. — К-хм, в смысле… В баре была ещё и Юи? — Юп. С Чанмёном, кажется. — Лиса сощуривается, точно пытается припомнить мельчайшие подробности прошедшего вечера. Она уводит взгляд в правый верхний угол, но уже через десять секунд возвращается к пунцовому лицу юриста. — Да. Это определённо был Чанмён. Чонгук застывает на месте, когда его шальное подсознание подкидывает странное воспоминание, связанное с Юи и Чанмёном, сидящими за столом перед сценой и вкушающими музыкальное сопровождение. Адвокат Чон приподнимается, опираясь на локти, и ладонями очерчивает полукруги на лице. Он ведь был абсолютно уверен, что это ему приснилось. — Лиса. — М-м? — Я вчера случайно не пел в караоке? — с огромной надеждой на отрицательный ответ, интересуется Чонгук, нервно взъерошивая волосы. Быть не может, чтобы я пал так низко. Наверняка, это был всего лишь глупый алкогольный сон… Но выражение лица подозреваемой говорит красноречивее любых признаний. Адвокат Чон постепенно прокручивает всплывающие на поверхность обрывки эмоционального мини-выступления, ощущая в груди заново распространяющийся стыд. Боже, он прямо сейчас обязуется больше не пить. Ни-ког-да.

~

Я думаю, что эта затея лучше некуда. Просто наивосхитительнейшая! Когда мы с подозреваемой случайно натыкаемся на счастливую пару, проходящую прямиком к VIP-столику и получающую обслуживание по высшему разряду, внутри меня вскипает неистовое негодование. В особенности, после того как Юи противно машет мне рукой с другого конца бара и улыбается так, что хочется под землю провалиться. Я сам позволяю ей сохранять дружеские отношения, позволяю не чувствовать себя виноватой за то, как она поступает со мной в прошлом. Потому что у меня воспитание такое — я правильный мальчик. Терпила, который трижды разрешает темноволосой стерве проехаться по своему сердцу, выглядеть полнейшим шутом. Именно поэтому сейчас Юи сидит и делает вид, будто бы между нами всё нормально. Будто бы она не разрушила меня и не заставила собирать по кусочкам. — Виски на неё что ли вылить, — хмуро издаёт мисс Манобан, впяливая в парочку ненавистный взгляд, и грозно обмакивает сырок, наколотый на зубочистку, в мёд. Не глядя. — Всё-таки мне она тоже пыталась насолить. Я делаю ещё один глоток соджу, подмечая, что уже не ощущаю двадцати градусов, — интересно, мог ли весь спирт оттуда испариться? — а потом несильно ударяю по барной стойке. Лиса права. Мы должны что-нибудь предпринять! В конечном итоге, эта парочка заслуживает возмездия. Ведь теперь-то речь идёт не исключительно о моей боли; и что я буду за мужчина, если не отстою честь понравившейся дамы? — Вы правы, нам нельзя оставаться в стороне, — решительно заявляю я, поднимаясь с места и генерируя великолепный план действий за какие-то доли секунд. Тихо ухмыляюсь собственной гениальности, пошатываясь, и прихорашиваюсь перед предстоящим актом правосудия. Ну что же, Юи, как ты говорила? Месть — это блюдо, которое подаётся холодным? — А-адвокат Чон! Мисс Манобан в тоже мгновение вскакивает из-за барной стойки, роняя сыр на поддон, и окликает меня. Быстро семенит ногами вслед, прижимая симпатичную сумочку, перекинутую через плечо, ближе к бедру. Я уверенно направляюсь к самобытному диджею, пробираясь сквозь толпу, пока мой компаньон старается разгадать будущую задумку. — В-Вы уверены? Я ведь пошутила… — О, нет. Мне давно стоило это сделать. Доказать, что я не тюфяк, по которому можно проезжаться при каждом удобном случае. К тому же, то, что эта парочка собиралась сделать с Вами — абсолютно непростительно. — Но как мы им ответим? — в полнейшем удивлении издаёт Лиса. — Я не хочу, чтобы у Вас были проблемы… Я лихо торможу на месте, оборачиваясь, и — уже знакомо — заставляю бедную подозреваемую влететь прямиком в грудь. Она слегка оступается, обхватывает мой свитшот в поиске поддержки, и своим лбом приходится по подбородку. Я инстинктивно прижимаю её ближе себе, носом улавливаю стойкий запах карамельных духов, точно таких, какие витают в воздухе в новогоднюю ночь, и неловко опускаю глаза. На секунду весь мир погружается в бесцветные блики, сопровождаемые приглушёнными шумами, и оставляет нас наедине. Заставляет почувствовать, будто в этом моменте существуем только я и она, соприкасаясь взглядами, телами и, кажется, даже душами… — Вы мне доверяете? — многозначно интересуюсь, осторожно поднося ладонь к девичьему лицу, и завожу каштановые прядки ей за ухо. Подозреваемая смотрит на меня большими наивными очами; её пальцы, рефлекторно впившиеся в мои лопатки, расслабляются, нежно скользят вдоль позвоночника, и непривычно смыкаются за талией. Сколько раз мисс Манобан падает в мои объятия? Я уже со счёту сбиваюсь… Однако никогда прежде она не оказывается настолько близко. — Да, — без колебаний отвечает Лиса, приятно удивляя и заставляя испытать недюжинный фурор от прозвучавшего признания. Я ощущаю, как неспешно она стремится отстраниться от меня, и, вопреки собственным желаниям, позволяю ей это сделать. Подозреваемая неуверенно шагает назад, организуя между нами мало-мальскую дистанцию, и напугано поглядывает на будущих жертв, расположившихся за моим высоким станом. — И всё-таки… — Предоставьте это дело мне, хорошо? — Дружелюбно подмигиваю в знак признательности и головой указываю на диджея. Наверное, мне давно следовало послушать Чимина и поставить Юи на место. Просто я не хотел учинять скандал, не хотел портить хотя бы то немногое, что между нами осталось — из уважения к общему прошлому. Даже если Юи и наворотила тонну вороха в моей жизни, с последствиями которого я разбираюсь до сих пор. Все три года я искал вину в себе, в работе прокурора, в характере, в наших отношениях; искал силы, чтобы справиться со случившимся, смириться и принять её волю без агрессии и взаимных обвинений. Ничего ведь, что она сказала, будто никогда меня не любила? Ничего ведь, что из-за подлости Чанмёна и окружного прокурора Чона меня лишили работы? Какой же ты жалкий, Чон Чонгук… Но знаешь… Наконец-то ты собираешь яйца в кулак и помогаешь этой стерве получить по заслугам. Я вручаю музыкальному маэстро двадцать тысяч вон и упрашиваю пропустить меня вне очереди. Диджей немного канючит, но, когда замечает очередную зелененькую десятку сверху, кивает, как ни в чём не бывало. Показывает большой палец вверх, вбивая в тёмный, хромовый ноутбук заказанную песню. Старый бизнесмен, с глубоким баритоном, как раз заканчивает распевать одну из тягучих композиций; благодарно раскланивается под наигранные аплодисменты толпы. Подпирает вываливающийся пивной живот, нисколечко не мешающий ему представлять себя в роли горячего айдола. Верно, это тот уровень самооценки, к которому я стремлюсь. Лиса, тем временем, наконец-то догадывается о моих планах, подбадривающе улыбаясь и оставаясь в стратегически безопасном месте — у самого края барной стойки. И так даже лучше; скорее всего, бесславные Юи и Чанмён не замечают её, а, значит, обрушат весь праведный гнев исключительно на меня. На который мне, конечно же, поеб- — Салю-ю-ют, — бодро заявляю я, всем весом наваливаясь на хлипкую стойку микрофона как на опору — что, по правде говоря, все ещё хранит тепло мозолистых рук бизнесмена, но подробности опустим, — в надежде не упасть со сцены. Нельзя становиться посмешищем, когда ты пытаешься опозорить других. — Следующая песня посвящается моим дрожайшим знакомым. Представляете, они прямо сейчас находятся в первом ряду! Мои сладкие Ю и Ч, я глубоко-о сожалею о том, что позволил нашим отношениям висеть в подвешенном состоянии, хотя нам давно стоило бы всё прояснить. Поэтому… Prendre plaisir!* Надеюсь, это наконец-то расставит все точки над «i». Из увесистых колонок, воздвигнутых по бокам сцены, льётся искомая музыка. Я ловлю на себе игривые взгляды ярко-разукрашенных девиц, сидящих чуть поодаль, что сверкают бриллиантами рядом с давно вызревшими папочками. Прекрасные создания постыдно закусывают губы, хищно разглядывать меня, словно я — товар в магазине. Чёрт, неужели женщины чувствуют себя так постоянно? Лиса юрко перетаскивает наш маленький алкогольный пикник на край барной стойки и устраивается поудобнее. Юи сомнительно улыбается, покрепче сжимая руку напряженного Чанмёна, что не выражает ничего помимо антипатии. Зал быстро заполняется знакомыми мотивами, некогда звучавшими на повторе и составляющими компанию моей агонии отвергнутой влюблённости и разрушенной нужде к правосудию.

The Neighborhood ft. Frank Montana — #icanteven

— Друг, мне только что изменили — сегодня явно не мой день. Она теперь не моя подружка, не моя сучка и даже не моя малы-ы-ышка. Я вижу ошарашенное лицо Юи с осоловелыми от шока глазами. Наблюдаю за озарением, прошибающим её подобно заряду молнии, и желанием спрятаться подальше от стыда, невербально выражающееся в том, как грубо она впивается в толстую ткань скатерти. — Желудок саднит. И я просто надеюсь, что меня не вырвет из-за того, что ты мне здесь наплела. В мысли издевательски проникают события трёхлетней давности, отчего напора и боли в голосе становится предостаточно. Ровно, как и должно быть; Джесси**, я лучше остальных понимаю, какого это — быть униженным подобным образом. Поэтому твой гимн о бывших возлюбленных и изменщиках буду нести гордо и с честью. — Всё ещё больно, потому что я просто… Я просто не могу поверить, что ты поступила со мной подобным образом. Суд. Подтасованные судебным секретарём Пан доказательства, лившие меня родной мантии прокурора в угоду защиты Чанмёна и его наркомана кузена. В тот день Юи переходит на тёмную сторону, осознанно разрушает мою жизнь, поскольку она всего лишь, цитата, «делала всё ради того, кого по-настоящему любила». Забавно, но спустя шесть лет отношений этим кем-то становлюсь не я. — И даже не смей теперь говорить, что я преувеличиваю. Я не желаю слышать твои оправдания. Этой женщине оказывается абсолютно плевать на почти умершего от передозировки подростка, суд по делу которого я тогда проигрываю. Да и, в сущности, на сотню других таких же детей — на всех тех, кого сумасшедший кузен Чанмёна снабжал и до сих пор снабжает запрещёнными веществами. Ведь в погоне за справедливостью и собственным счастьем, она без колебаний выбирает второе. Вопрос философский, можно сказать даже, спорный. Однако не тогда, когда ты — представитель закона. — Какой же я дурак, раз ты умудрилась обмануть меня трижды. Хотя чему я удивляюсь? Ей оказывается плевать на супружескую верность, что уж говорить о нашем браке. «Поскольку, в чём смысл держаться за не-лю-би-мо-го?». И вправду Юи. В чём? — Ты говорила, что я был для тебя особенным. Но, как выяснилось, относилась ты ко мне хуже, чем ко всем остальным. И раз уж ты так любишь быть правой, то ответь мне вот на что… «Гук, я хотела признаться гораздо раньше, но не знала как». — Совестно ли тебе за то, что ты изменила своему мужу прошлой ночью? «Прости, но он заставил меня выбирать. Я, может быть, поступила подло и бесчеловечна, но эта жертва во имя любви». — Хоть раз я промелькнул у тебя в голове? «Когда-нибудь и ты так сумасшедше влюбишься, что для тебя основы моралей не будут иметь никакого значения». — Конечно же, ты до сих пор думаешь, что поступила правильно. «Может быть и хорошо, что ты ушёл из прокуратуры. Со своими принципами ты бы, рано или поздно, закончил бы как твой отец». — Но мне до сих пор интересно, испытываешь ли ты укор вины за то, что изменила своему мужу прошлой ночью? «Давай… Останемся друзьями?». — Тебе же так нравится говорить правду. «Правда в том, что я никогда тебя не любила».

~

— Зато у вас хороший голос, — Лиса пересекает декаду попыток, предпринятых в надежде поднять павшего духом собеседника. Манобан в напряжении смотрит на оставшегося без каких-либо эмоций Чонгука, что откидывается на спинку стула, сводит руки на затылке и расставляет локти в разные стороны. Он периодически моргает, продолжая лихорадочно обдумывать произошедшее. — Мне искренне приятно, но это нисколько не утешает. Адвокат Чон говорит так, словно смиряется с настигшим его позором. Поднимается с места и, устало перекатываясь с пяток на носки, потягивается. — Думаю, на сегодня я выяснил достаточно. Однако… Можно последний вопрос? Прежде чем я с позором удалюсь отсюда. — Естественно, — в надежде развить новую ветвь разговора, отвечает подозреваемая, неосознанно отзеркаливая действия Чонгука. Она пестрит странным энтузиазмом; адвокат Чон с удовольствием одолжил бы у неё хотя бы крупицу аналогичной энергичности. Возможно, Лиса просто находит ситуацию… Забавной? От того и смотрится столь свежо и оживлённо. В отличие от сгоревшего от стыда юриста. О, будь я на её месте, точно бы надо мной смеялся. — Поскольку хуже уже не станет, то спрошу напрямик. Как мы очутились в одной постели? Наконец-то комнату озаряет вопрос, который Лиса жаждет с самого начала. Манобан до чешущихся ладоней хочется пошутить над адвокатом Чоном, придумать что-нибудь весёлое, мол, тот безобразно долго приставал к ней или уснул в самый ответственный момент после долгой прелюдии из поцелуев. Но у бедного Чонгука и без того находится насчёт чего переживать. А подозреваемой уж больно не хочется добавлять ему очередной головной боли — она лишь добро улыбается, складывая руки на груди и отводит плечи назад, ненавязчиво хвастаясь ровной осанкой. — Это проще простого. Ты хотел залечь спать в своей машине. Я же предложила переночевать у меня, поскольку моя квартира находится в десяти минутах ходьбы, — преспокойно поясняет Лиса, наблюдая за проявляющимся облегчением в глазах адвоката Чона. Она понимает, что выбирает несомненно верную стратегию. — Я сказала, что постелю тебе на диване, а ты пока вынужден будешь подождать меня в комнате. Но когда я вернулась, ты уже спал крепким сном. Так что мне пришлось раздеть тебя и лечь рядом. — То есть… Ты сняла с меня вещи? — А разве это не есть определение слова «раздеть»? Я подумала, что тебе будет жарко спать в свитшоте. И потом — не то, что я бы увидела там что-то новое, — безраздумно оглашает Манобан, всей мимикой лица обрывая столь непродуманную шутку. Приоткрывает губы от волнения, — то есть… Ну, твой пресс, он, вроде как, стал ещё тверже. Нет, ты не подумай, я не домогалась до тебя в бессознательном состоянии и не засматривалась. — Не беспокойся, я не сомневаюсь в твоей благочестивости, — спасительно провозглашает Чонгук, пряча ладони в карманах. — Наверное, мне следует сказать: «спасибо»? — Ты меня спрашиваешь? — Нет, конечно. Это стопроцентное у-тверждение. Адвокат Чон запинается, а затем истерично посмеивается с того, какой же он всё-таки неловкий. Какие они оба угловатые в этом диалоге — будто недавно научились говорить и только-только решили опробовать слова на вкус. — Боже, Лиса, и почему мы ведём себя как два смущённых школьника? — Может, потому что наше знакомство было немного… Необычным? — не лукавя, предполагает Манобан. — Ты имеешь в виду секс? Лиса согласно кивает, опуская голову вниз и думая, что остаётся совсем немного до того, как она полностью сольётся по цвету с растянутой домашней футболкой. Люди ведь по всему миру спят друг с другом без обязательств, невозмутимо встречаясь на улицах после. Так почему же Манобан зверски рдеет буквально из-за каждой реплики? Ищет, куда бы запрятать вихрь эмоций и взбудораженности, поднимающихся из недр души? — Думаю, для нас обоих будет лучше, если я пойду, — Чонгук деликатно спешит удалиться из до жути уютной квартиры с напряжённой атмосферой. — Попрощаемся по-французски? — шутливо прилетает следом. — По-французски, — неосознанно срывается с языка Манобан, прежде чем она успевает подумать. Проблема кроется в том, что Лиса прекрасно понимает, что это «по-французски» означает; вскидывает внимательные глаза вверх, наблюдая за тем, как губы Чонгука приближаются к её щеке. Правая. Левая. И вновь правая; так нежно и неспешно раздаются поцелуи, не идущие ни в какое сравнение с тем быстрым и хаотичным «чмоком», настигшим её утром. Лиса теряется, когда между ней и адвокатом Чоном остаются считанные миллиметры, а затем собирает всё внутреннее мужество в кулак, дабы расхрабриться и податься вперёд. В кои-то веки решиться сделать ответственный шаг первой… — Bonsoir, chérie***, — шепотом раздаётся в губы подозреваемой, прежде чем Чонгук издевательски отстраняется и направляется прямиком к дверному проёму. Он оборачивается, взбивая волосы, и проявляет симпатичную ямочку у уголка рта. — Не провожай. Я знаю, где выход. Лиса раздосадовано — и в тоже время восхищённо — глядит вслед мужчине, перевернувшим весь её мир вверх тормашками. Она делает шаг назад, облокачиваясь на деревянную кухонную тумбочку, опускает ладони и упирается ими в пятнистую поверхность. Ей кажется, будто тело погружается в купол из восторга; Манобан дожидается спасительного хлопка входной двери, а затем в предвкушении подпрыгивает на месте. Лиса на свободе! И только что получает целых три сладких поцелуя в щёку от симпатичного молодого человека! И хотя подозреваемая ужасно боится сглазить, она всё же рискует подумать, что её жизнь начинает налаживаться. Осторожнее, адвокат Чон! Ещё немного и я буду по уши la’влюблена в тебя.

~

Чеён натягивает на себя объёмную толстовку мужа, поскольку в доме блуждает знакомая прохлада раннего утра. Она ногами в теплых носках ступает по линолеуму, потуже закутываясь в текстильную ткань, и носом внюхивается в ароматный запах кофе. Ей внезапно хочется испить хотя бы чашечку желанного американо, но прокурор Пак понимает, что в нынешнем положении это противопоказано. Чимин, в это время, в наспех застёгнутых штанах, с распахнутой рубашкой и модной катастрофой на голове пытается достать подгоревшие тосты. Чеён находит картинку перед глазами сексуальной — полуголый адвокат Пак выглядит чересчур желанно, чтобы им не любоваться. — Слушайте сюда, чмошники, — разозлённо выдаёт Чимин, когда поджаренные кусочки хлеба опять не достаются из пресловутого устройства, — я даю вам ещё один шанс выйти оттуда самостоятельно, иначе потом летите в помойку. — Для начала они должны хотя бы вылететь из тостера, — с невозмутимым видом заявляет прокурор Пак, подмечая, как неожиданно муж разворачивает свой корпус. А затем вздрагивает от предательского «дзинь» и пугающего механического скрежета. — Примерно вот так. И больше не суй туда вилку, когда он работает. Это может плохо закончиться. — Айщ! Доброе утро, Ён-ни, — косо поглядывая на гаджет с пупырками в дизайне, ругается Чимин. — А я и не буду. Потому что мы сегодня же избавимся от этого устройства Дьявола, — на полном серьёзе добавляет он и, больше не теряя ни минуты, огибает угол стола и встречается с недавно проснувшейся супругой. — Почему ты не в постели? — У меня к тебе такой же вопрос. Адвокат Пак осторожно наклоняется и заслуженно получает ритуальный утренний поцелуй; он старается действовать ненапористо, поскольку помнит про ссадины жены и приобретённый из-за эмоционально нестабильного окружного прокурора Чона дискомфорт. Руки Чеён же в нужде тянутся к оголённому телу Чимина, скрываясь под широкой тканью его тёмной рубашки. — Брр, какие холодные пальцы, — строго подмечает адвокат Пак, как только отстраняется, и показательно натягивает на прокурора Пак болтающийся позади капюшон. По его коже пробегает заметная череда мурашек, а в душе — волнение за своих малышей. — Если уж так хотела бродить по дому и искать меня, то стоило взять плед. — В следующий раз непременно так и поступлю, папочка, — недовольно хмыкает Чеён, поджимая мёрзнущие ноги под себя. Она следом прячет ладони в карманы толстовки, незаметно прикасаясь ими к животу и получая несусветную сердечную радость. — Ты куда-то собираешься? — Звонил Чонгук. Передал, что Лиса была напугана новым видением, и просил приехать, — как нечто само собой разумеющееся выдаёт адвокат Пак. По-особенному лаконично и невозмутимо. — Тогда почему ты не предупредил меня? — изумлённо интересуется Чеён, наблюдая за тем, как муж обходительно заваривает кружку горячего какао и выставляет напиток вместе с тарелкой подгоревшего кусочка хлеба. — Я думала, что вчера выразилась достаточно красноречиво насчёт помощи... — А я думал, что вчера достаточно красноречиво выразился насчёт твоего постельного режима. Я не хочу лишний раз рисковать. Пока мы не съездим на консультацию с врачом, ты останешься дома. В комфорте и в режиме полного отдыха. Прокурор Пак прекрасно осознаёт, что затевать спор на тему своей самостоятельности — бессмысленно. Не после того, что она умудряется учудить. Однако быть отстранённой от столь важного дела, к которому Чеён, вообще-то (!), причастна не меньше остальных, её тоже не устраивает. Прокурор Пак подносит нос к поднимающимся клубам пара и жадно греется, не сводя придирчивого взора с муженька. Торопливо подбирает в мыслях положение «win-win», при котором конечный исход событий устроил бы обоих представителей закона. — Тогда пускай Чонгук и Лиса приедут сюда. Уверена, ни один из них не успел позавтракать. И ты вряд ли наешься одним тостом. — Вздор. Я намажу его черничным джемом. Чимин уверенно кивает на симпатичную баночку с тёмно-синей консистенцией внутри, упирающейся в стеклянные бортики. Чеён рассматривает несчастный уголёк в руке адвоката Пака и понимает — у него нет шансов разбить её неоспоримые аргументы даже с тонной подобного варенья. — И потом, так я буду постоянно под твоим присмотром. Тебе достанется тотальный контроль и вкусный завтрак. Мне — история произошедшего. У нас будет идеальный компромисс. Чимин недовольно хмурится, откладывая еду в сторону и перекрещивая руки на груди. С одной стороны, ему действительно не помешало бы иметь постоянное наблюдение за прокурором Пак, поскольку так будет намного безопаснее (и намного спокойнее). Но с другой — ему не хочется вгонять Чеён в ещё больший стресс. Мало ли, что им собирается рассказать Лиса; там должно быть нечто чрезвычайно важное, раз оно помечано графой «абсолютно срочно». — Чёрт, ладно-о, — по итогу сдаётся адвокат Пак, делая глубокий выдох на последней гласной. В конце концов, они всегда могут уехать конвоем в какое-нибудь другое место, оставив Чеён в тишине и комфорте. — Но ты должна пообещать мне, что если хоть на минуту почувствуешь себя плохо, то обязательно сообщишь мне. — Честное скаутское. Чимин снова выдыхает, на этот раз гораздо показательнее и внушительнее. Он смотрит на жену, пробирающуюся к нему с безусловной нежностью в движениях, и ослабляет бушующую строгость. Понимающе приподнимает уголок рта в усмешке. — Собираешься меня умаслить? — Благодаря тебе я знаю, как это сделать, — игриво признаётся Чеён, прижимаясь к оголённой груди мужа, и кончиком одной из верёвок толстовки шкодливо оглаживает линию мужских ключиц. — Тебе хочется на завтрак чего-нибудь особенного? Адвокат Пак мерит супругу непоседливым взглядом, а затем отрицательно качает головой, прижимая хрупкое женское тело с маленьким чудом под сердцем ближе к себе. Пошлое «тебя» остаётся так и неозвученным. Сейчас ему не время и не место.