Подозреваемая

Чонгук осторожно отпивает наваристый эспрессо и старается не выдать истинного недовольства. Честно говоря, адвокат Чон терпеть не может крепкий кофе, прямо всеми фибрами души не переносит… Но признаться в этом доброжелательным родителям Лисы и наплевать на их гостеприимство? Нет, он слишком хорошо воспитан для подобной грубости. Поэтому Чонгук делает очередной длинный глоток, стабильно обжигая нёбо горячей жидкостью, и мысленно чертыхается. Упаси-Господи-ещё-хоть-раз-попробовать-это-гов… — Как вкусно, — неприкрыто лицемерит адвокат Чон, отставляя белоснежную кружку с позолоченной ручкой на столик, и облизывает губы. Он уже мечтает о бутылке с водой, валяющейся в переднем подлокотнике своего седана. — Понимаю, почему Ваша кофейня пользуется такой популярностью. Госпожа Манобан смущённо улыбается, пристально разглядывая юриста, которого природа наделяет плохим актёрским мастерством. Чонгук неспециально подмечает недюжинное сходство между двумя родственницами — широко распахнутые глаза, двойное веко и миленький носик. Всё это подозреваемая наследует от матери. — Вот записи с камер видеонаблюдения из зала кофейни, — сообщает присоединившийся к диалогу отчим Лисы и присаживается рядом с супругой. Он протягивает файлы благодарно кланяющемуся Чонгуку и властно откидывает свободную руку на спинку кресла. — Надеюсь, они помогут в расследовании. — Это послужит алиби для Лалисы на время второго убийства, — поясняет адвокат Чон, убирая маленькую флешку во внутренний карман пиджака. — Помимо этого, я бы хотел поговорить с Вами насчёт ментального здоровья Лалисы. Боюсь, я могу прозвучать немного грубо, но, как защитник закона, я всё же обязан спросить. — Всё в порядке. Мы понимаем, — без обиняков отзывается госпожа Манобан, переплетая пальцы с широкой ладонью мужа. Она — женщина с поистине золотым сердцем. — В дар Лисы, конечно, тяжело поверить, но он действительно существует. Думаю, Вы и сами скоро в этом убедитесь. О, это вряд ли. Чонгук упирается в колени, собирая всё имеющееся мужество в кулак, чтобы озвучить весьма неблагопристойный вопрос. За два года адвокатской практики он так и не узнаёт секрет чиминовской деликатности; адвокат Чон тщательно подбирает каждое слово в голове, исходя из его эмоционального окраса, и прокручивает реплики. — Завтра придут результаты психологической экспертизы, и уже от них сторона обвинения, как и мы, будем отталкиваться в составлении программы для суда. Вы… Кхм, вы абсолютно уверены в здравом рассудке своей дочери? И в том, что на неё никак не могли повлиять, учитывая спорность её состояния? Господин Манобан заметно напрягается. На широкой морщинистой шее выступают жилки, а на лбу набухает характерная вена. Однако мать Лисы выглядит предельно расслабленно; она лишь усмиряюще сжимает руку мужа и не сводит улыбку с уст. — Как я уже сказала ранее, мы абсолютно уверены в нашей дочери и в её состоянии. — Хорошо. Простите, что пришлось о таком спросить. Чонгуку до одури неловко. Он допивает ненавистный эспрессо, словно стремится утопить смущение в напитке, и быстро проходит взглядом по интерьеру помещения. Адвокат Чон цепляется за одну красочную фотографию, где всё семейство Манобан стоит в парадно-выходных костюмах с масками, и ненароком вскакивает с места. — У вас здесь довольно уютно. Вы часто вывешиваете личные снимки? — Спасибо за комплимент, адвокат Чон. — Госпожа Манобан поднимается следом и в два счёта оказывается рядом с юристом, любуясь семейным изображением. — Да, вполне. Иногда мы меняем фотографии местами, иногда добавляем. У нас домашняя атмосфера внутри кофейни, поэтому такой дизайнерский ход показался нам… Как молодёжь сейчас любит выражаться? «В тему». А вообще любой посетитель может оставить свою фотографию на стене, если захочет. Мы выдаём самоклеющиеся крючки. Чонгук прищуривается, напрягая извилины и пытаясь сопоставить изображение перед собой с обрывками воспоминаний. В центре кадра находится Лиса, в миленьком приталенном платье с полосатым принтом и с коричневой маской на лице. Она так притягательно улыбается, что сердце адвоката Чона заходится в частых ударах, а воспоминания обрывчато мелькают в сознании. Не может же Лиса быть той, кто… — Не подскажите, когда была сделана данная фотография? — и хотя в голосе адвоката Чона не проскальзывает и намёка на волнение, на самом деле он значительно переживает за правдивость предположения. — Тридцать первого декабря, прямо в канун этого года, — поясняет отчим Лисы, присоединяясь к изучающей стену с фотографиями паре. Он обвивает супругу за плечи. — Господин Пак пригласил нас на торжество. Должно быть, Вы тоже там были, адвокат Чон? Тридцать первое декабря. Этот новый год… У Чонгука мир на секунду останавливается, а потом начинается вращаться в обратную сторону, постепенно набирая былую скорость. Эти короткие тёмные волосы, вызывающая красная помада, измазавшая весь смокинг, и выразительные карие глаза, пленившие его с первого бокала шампанского — каждая деталь того вечера встаёт на надлежащее место. Точно только что нашёлся недостающий кусочек пазла. — Адвокат Чон? — Д-да, я там был, — нервно цепляясь за золотую запонку на запястье, признаётся Чонгук, мечтая провалиться куда-нибудь под землю. А ещё, — так, для справочки — кажется, я переспал с Вашей дочерью.

~

Пластиковая ключ-карта наконец-то входит в замок, с блаженным писком оповещая меня и незнакомку о расчищенном пути вперёд. Мы едва переваливаемся за порог моего жилища, когда верхняя одежда грузно слетает на пол, а губы путаются в бесконечном граде из поцелуев; я адекватно понимаю, что до спальни — на втором этаже — мы даже при особо сильном желании не дотянем. Поэтому я зажимаю красотку у стенки, ловко обхватывая её бедра руками. Чёрт, а я ведь даже не знаю имени своей спутницы, лишь псевдоним — тигровая лилия. В моей голове творится пьяный хаос, телом правит невыносимое возбуждение; я подхватываю незнакомку под ягодицы, позволяя ей скрестить стройные ноги за копчиком, и с уверенность направляюсь в кромешной темноте к рабочему дивану. Когда мы оба успеваем разуться — исчезает в неизвестности, как и множество других подробностей протекающего вечера. Пуговица за пуговицей ловко выбираются из тисков ткани, оголяя рельефное тело. Я тянусь за скользким язычком на длинной молнии женского платья и успешно перехватываю тот на спине — вечерние костюмы сползают сначала на кожаный диван, что очень похабно скрипит под общим весом наших тел, затем на пол. Мы остаёмся лишь в нижнем белье, продолжая развратно целоваться. Влажно, с языком, иногда неловко сталкиваясь дёснами. Как какие-то животные, желающие упиться невероятной чувствительностью. Мы оба несдержанно торопимся, хотя абсолютно очевидно, что теперь нам уже некуда спешить. — У тебя есть защита? — томно произносит она, чувствуя нехилое возбуждение и желая наконец-то получить награду за свой бой с моей хитровыебанной застёжкой на ремне. — Естественно, — леплю я голосом профессионального любителя встреч на одну ночь. Но это не так, до сих пор я ещё ни разу не пользовался опцией «встретились-поебались». Просто сегодняшнее обстоятельство застаёт меня врасплох; сексуальное влечение между мной и красоткой образовывается практически сразу, и чем дальше протекает вечер, тем сложнее удаётся сдерживать дружка в штанах. Мы начинаем целоваться где-то спустя полтора часа после знакомства, в хер пойми каком закулисье особняка, а затем сразу же сбегаем с праздничного торжества в мою обитель. Мы ещё некоторое время предаёмся предварительным ласкам, а после я кое-как нащупываю в кармане валяющихся штанов презерватив и дрожащими — от нетерпения — руками разрываю упаковку. Раскатываю латексное изделие по члену и постепенно вхожу в обласканное тело, позволяя и себе, и стонущей подо мной незнакомке привыкнуть к новым ощущениям. Пиздец. Просто пиздец. Мне так пиздецки хорошо, и туго, и стыдно, за то, что я потакаю собственным раскрепощённым фантазиям. Потому что всё, что у меня сейчас на уме — так это желание по-блядски втрахивать податливую незнакомку в дорогущую кожу дивану. Но нет, я не могу спустить всех своих тёмных демонов, даже если в глазах напротив и играет дьявольский огонёк; похотливое лицо красотки слабо освещается от света окон соседнего дома, а я не рискую потянуть за тонкую нить торшера. Мои бедра подаются вперёд, совершая фрикции, она сильнее пальцами обхватывает шею и запрокидывает голову. Наши рваные стоны сплетаются воедино, наполняя дом вожделенными звуками секса. Я боюсь кончить слишком быстро, боюсь опозориться, как какой-то девственник, потому что у меня действительно продолжительное время никого не было. Глубже проталкиваюсь, чувствуя, как нежные стенки сжимаются вокруг моего члена, и больше не сдерживаю собственных желаний. — Господи, малышка. У меня затуманивается и без того пьяный рассудок, отчего действия становятся прерывистыми, быстрыми и уверенными. Красотка удовлетворенно постанывает голосом с природной хрипотцой, возбуждая ещё сильнее, и я понимаю, что этот секс грозится стать самым фееричным за последнее время. — Тебе хорошо? — Да-а-а, — протяжно растекается на устах незнакомки, позволяющей творить с собой всё, что только заблагорассудится. — Малышка, я не слышу, — поддразниваю её, ощущая очередной одобрительный стон на своих губах. Мой член начинает входить гораздо резче; я вынуждаю красотку выгибаться всем телом навстречу и требовать большего. — Повторишь? Она уверенно затыкает мне рот страстным поцелуем в качестве ответа. Её затвердевшие соски трутся о мою грудь, её шаловливые пальчики путаются в моих взмокших волосах. Нам обоим слишком хорошо для того, чтобы прерываться на игривые диалоги; в конце концов, у нас есть замечательный язык ахов и охов, на котором мы прекрасно коммуницируем.

~

Чеён лениво стягивает с рук длинные резиновые перчатки и перекрывает кухонный кран. Благодаря шуму воды и шквалу собственных мыслей она совершенно не замечает насупившегося Чимина, вернувшегося … откуда бы то ни было. Из-за того, что муж игнорирует бесчисленные звонки, настороженная прокурор Пак никак не может сосредоточиться на работе. Взволнованной, срывается с прокуратуры, в надежде вернуться домой и разобраться в ситуации. Но в их уютном гнёздышке адвоката Пака она не застаёт, звонок адвокату Чону тоже не даёт никаких результатов; Чонгук рассказывает, что Чимин оставляет ему сообщение с просьбой съездить к родителям подозреваемой в соло и клятвенно уверяет, что явится в офис к девяти часам вечера. Что-то здесь определённо не так. Поэтому, когда Чеён отворачивается от вымытой посуды, мысленно перебирая варианты дальнейших действий, она не ожидает наткнуться на фигуру потерянного мужа. Прокурор Пак испуганно взвизгивает. — Чёрт, Минни, — добавляет она, кладя ладонь на сердце и восстанавливая сбивчивое дыхание. — Давно вернулся? Где ты был? Почему не отвечал? Адвокат Пак показательно не реагирует на реплики жены, лишь пристально разглядывает. У Чимина на лице читается непередаваемая обида, он искрится недовольством; в его руках находится увесистая папка с белоснежными листами, что, спустя пару секунд, злобно приземляется на скользкое покрытие стола-островка. Чеён невольно вздрагивает от громкого хлопка. — Я составил завещание. Хочешь прочесть? — Что? — Прокурор Пак непонимающе хлопает глазами, но всё же делает два уверенных шага навстречу. Трогает относительно тёплый лоб адвоката Пака и принюхивается. — Ты выпил? Чимин, что случилось? — Просто прочти завещание, — настойчиво просит юрист, пододвигая папку к противоположному краю. Чеён чувствует боль во взгляде мужа, видит, как сильно напряжена верхняя часть его тела, и поэтому не смеет перечить. Осторожно переворачивает чёрную пластиковую страничку, глазами натыкаясь на знакомый желтый листок и собственный почерк в углу документа. — О… Так вот оно что… — Ты рылся в моих вещах? — недоверчиво интересуется прокурор Пак, сглатывая ком нервозности и запахивая злополучную папку. — Искал дырокол. И бумагу. А нашёл твою предсмертную записку и набор счастливого вдовца. Правда, круто? Чимин зол. Очень. До сведенных вместе зубов, утробного рыка и желания пропустить эту гору бумажной околесицы через шредер. Он не знает, где и в чём его вина — почему Чеён так с ним поступает? Почему не говорит о том, насколько ей плохо? Почему молчит, носит в себе печаль и выстраивает целые планы по тому, как лишить себя жизни? Неужели прокурор Пак может оставить его одного? После всего, через что они прошли? Неужели адвокат Пак не заслуживает даже шанса на то, чтобы всё исправить? Чеён не двигается, не смотрит в глаза, кажется, почти не дышит. А она ведь так надеется, что эта бумага дойдёт до Чимина только тогда, когда ей не придётся смотреть на его выраженное всем телом «почему-же-ты-мне-ничего-не-сказала?». Прокурор Пак не хочет оправдываться, не хочет слышать воодушевляющих речей и слов поддержки, не хочет видеть, как адвокат Пак будет из кожи вон лезть, чтобы убедить её изменить своё решение. У Чимина в голове нет заготовленной речи, нет даже намёток — бутылка соджу и бумажная салфетка не помогают уместить отрывистые фразы в полноценный текст. Поэтому он просто делает два шага вперёд и прижимает к груди опешившую Чеён, чьи руки нелепо замирают в воздухе и рот приоткрывается в удивлении. Адвокат Пак гладит родной блонд по макушке, целует через белый шифон плечо и вдыхает невыносимо знакомый J’adore от Dior. — Останься, — хрипло начинает Чимин, прокашливаясь, и повторяя гораздо чётче, — останься. Останься. Останься. — Но я и не собиралась сегодня возвращаться в прокур… — Ты знаешь, о чём я, — моментально перебивает адвокат Пак, насильно стискивая в объятиях и укладывая лоб в выемку между плечом и шеей. Он всё ещё безумно злится, однако понимает, что криками и упрёками делу не поможешь. — Чеён, у нас всё будет хорошо. Я обещаю. Давай снова запишем тебя к психиатру? Хочешь, пойдём на групповую терапию? Хочешь, бросим всё и на год уедем на Бали спасать черепах? Хочешь, разведёмся и снова поженимся, чтобы начать с чистого листа? Я на всё готов, просто не уходи. Прокурор Пак осторожно поглаживает русую макушку, бережно очерчивая полукруг вдоль уха. Она чувствует, как Чимину плохо и тягостно внутри, как он буквально изнывает от безвыходности положения и того, что не может ничего сделать. Чеён прикрывает глаза, стараясь подавить странный тошнотный позыв от резкого запаха алкоголя. — У тебя всё будет хорошо. — Нет. — Просто замечательно, вот увидишь. Потом ещё спасибо скажешь. — Ни-и-ко-о-гда-а, — слегка пьяно тянет адвокат Пак, эмоционально вертя головой. Он забавно трётся носом о тонкую кожу на шее, пальцами подцепляет золотой кулон, который когда-то давно дарит жене — тогда ещё девушке — на день рождения. — Не будет. Без тебя этого не будет. Мне не нужна другая, не нужны дети, если они не с тобой, а на пса всё равно времени нет, если уж на то пошло. Меня полностью устраивает наша жизнь. Прошу, просто дай мне шанс, и я докажу, что тебе есть ради чего здесь оставаться. Приведу тысячу причин, зафиксирую их в алфавитном порядке, расположу по степени важности. Хочешь, могу даже график в Excel сделать или анимировать результаты? Тебе как больше нравится? — Минни, посмотри на меня. Чеён осторожно отстраняется и с неподкупной серьёзностью заглядывает в лицо мужа. Он выглядит настолько беспомощным, словно маленький щенок с оленьими искренне смотрящими глазами, что ещё немного и заскулит от гнёта ситуации. — Сейчас для нас обоих этого достаточно, но через двадцать-тридцать лет ты поймёшь, насколько сильно ошибался. И я не хочу, чтобы ты потом жалел о своём решении. Тебе нужна семья, тебе нужен уют и тебе нужен кто-то, кто сможет это тебе дать и сделать по-настоящему счастливым. Тебе нужно собраться и двигаться дальше. Тебе нужно отпустить меня. — Но я уже счастлив, — разводя руки в разные стороны, заявляет адвокат Пак. Он сползает на колени и неожиданно утыкается лицом в живот, отчего у прокурора Пак возникает табун мурашек, а в голове мелькают сладостные воспоминания с привкусом горького конца. Она старается не обращать внимания на прикосновения к прессу, размягчившемуся от постоянного пропуска тренировок, но прошлое всё равно опасливо дышит в спину. — Послушай, в данный момент я, скорее всего, не выгляжу как образцовый счастливец, поскольку готов постыдно разрыдаться. А ещё у меня голова раскалывается из-за бутылки соджу натощак, и задница горит от того, как я опаздываю к Чонгуку. Но я правда-правда самый счастливый человек, — его высокий голос приглушен, а дыхание щекочет кожу через полупрозрачную шифоновую блузку. Я понятия не имею, как снимать показания с счётчика газа, приборная панель стиральной машины для меня вообще сродни космическому кораблю. Господи, да, единственный раз, когда я пользовался общественным транспортом, то случайно уехал в Тэгу. Кому ещё такой дурачок нужен будет? — Ён-ни, дай мне месяц, ладно? Всего лишь месяц. И я докажу тебе, что жизнь стоит того, чтобы её прожить. Чеён где-то на подсознательном уровне знает, что именно этим всё и кончится — намокающей тканью её блузы, неразрывными тисками на пояснице и умоляющим на коленях Чимином. Знает, и всё равно оставляет завещание дома, а не в нижнем ящике рабочего стола, где его никогда в жизни не отыскали бы. Прокурор Пак поднимает взгляд к потолку, не позволяя себе растрогаться и пустить слёзы следом. Она не имеет права колебаться, принимая такое судьбоносное решение; но ради практически всхлипывающего адвоката Пака, при взгляде на которого всё естество наполняется неописуемой любовью, ей приходится согласиться. Чеён думает, что определённо об этом пожалеет, когда Чимин настойчиво стаскивает папку с завещанием со стола и без оглядки отправляет ту в мусорное ведро под раковиной. Благо оригинал всё ещё хранится на её компьютере — что же, меньше работы в конце месяца. Распечатать. Заново расписаться. Направить нотариусу.

~

Я выбегаю в ночь вслед за темноволосой девушкой из дома адвоката Чона. Та слишком резко перебирает ногами, сворачивая за угол и бредя по окраине оживлённой автострады. В руках у неё дорогой телефон, на котором она в очередной раз проверяет правильность геометки. Я заглядываю через плечо, — что выходит довольно просто, учитывая тот факт, что между нами приличная разница в росте — и различаю адрес ближайшего кафе. Через некоторое время мы с девушкой пересекаем улицу по переходу и натыкаемся на высокого импозантного мужчину, стоящего с небольшим букетом желтых цветов. Нарциссов. Он широко улыбается при виде знакомой и тут же семенит в нашу сторону, не обращая внимания на толпу веселящихся студентов. В которую чуть не врезается из-за собственной нерасторопности. — Юи, детка. — Их губы ненадолго встречаются, прежде чем завязывается основной диалог. Эта парочка выглядит до омерзительного счастливой. — Вот, держи. Решил тебя порадовать. Скажешь этому идиоту Чону, что купила их по дороге. — Мои любимые! Боже, Чанмён, не стоило, — отмахивается Юи, а у самой глаза блестят от восторга. Я замираю, не веря в происходящее. Разве эта девушка — не избранница адвоката Чона? Неужели она ему изменяет? От одной лишь мысли о подобном меня берёт необъяснимое раздражение. Хочется оттаскать двуличную Юи за волосы или разбить нос в лучших традициях уроков по самообороне, а может быть всё сразу; вот только от моих прикосновений девушке ни жарко ни холодно. Я сдавленно мычу от безысходности. — Пройдём внутрь. Ты голодная? — Немного. Мерзкий дружок Чонгука от меня не отстаёт со своими нападками, так что весь аппетит пропадает, — жалуется Юи, уверенно поддевая Чанмёна под локоть, и устремляется вверх по лестнице. — Я сфотографировала намётки дела, но боюсь, что они практически бесполезны. У защиты нет какой-то масштабной оправдательной базы. Уверена, основной упор в суде они будут делать на презумпцию невиновности. — Что же, посмотрим, как они заговорят, если в квартире подозреваемой найдётся орудие убийства Мин Юнги. Орудие убийства? Что? Но я никого не убивала! — Отец говорит, что она стопроцентно замешана в смерти кузена, так что вопрос лишь в том, как добыть отпечатки и сфабриковать улики. Когда у нас это получится, то два дела станут сшиты в одно. А очередная шкурка Хосока получит по заслугам, — в голосе Чанмёна прорезается нехарактерная для его внешности сталь, во взгляд закрадывается ненависть. — Сколько раз я ему говорил не связываться с «Атласной лентой», но нет. — Не переживай, Чанмён. Это ничтожество уже за решёткой, — успокаивающе протягивает Юи, обхватывая ладонь молодого человека своими пальчиками и принимаясь вырисовывать на ней незатейливые круги. — Мы отомстим за Хосок-хёна, даже если не по закону. Я в испуге стопорюсь на месте, чувствуя, как конечности наливаются свинцом, и смотрю в след удаляющейся паре. Паника просачивается в каждый новый вздох, я без сил падаю на колени и, сокрушаясь, зарываюсь в волосы, ногтями впиваюсь в корни. Нет. Нет!

~

Чонгук и Чимин оба подозрительно молчат, практически не двигаясь, — они смотрят полученные записи, больше получаса наблюдая за тем, как тонкая фигура Лисы мельтешит у прилавка, обслуживая бесконечный поток клиентов. Народу скапливается прилично, поскольку время приходится на обеденный перерыв; адвокат Чон зачарованно разглядывает плавные движения подозреваемой, нескрываемо любуясь. И как я мог тебя не узнать? Чёрт, Чонгук, соберись. Хватит думать о той ночи. — Чон, я собираюсь пройтись по магазинам. Тебе что-нибудь нужно? — миленьким голоском интересуется Юи, обуваясь в бежевые лодочки и одёргивая лазурное платье. — Могу взять пачку твоих любимых Доритос и что-нибудь из питьевых йогуртов. — А можешь просто не возвращаться? — грубее обычного цедит Чимин, недовольно вскидывая брови и выигрывая в войне взглядов. Юи стискивает зубы в неестественной ответной улыбке. Адвокат Чон показательно шлёпает друга по лопатке и на крутящемся стуле разворачивается к миниатюрной женской фигуре. Боже, насколько же Юи всё ещё для него привлекательна — знакомый клубничный тинт на губах, заколка в волосах, естественная красота. От неё так и веет женственностью и утончённостью — как десять лет назад, когда один лишь взор на неё до беспамятства покоряет наивного первокурсника Чонгука. — Нет, мне ничего не нужно. Но спасибо, — добро сообщает он. Бывшая жена услужливо кланяется на прощание, поспешно направляясь к выходу. Где уже у порога её настигает обеспокоенное дополнение, вызывающее мурашки по коже и укор вины из-за теплящейся в закромах совести. — Осторожнее там, ладно? В такое время на улицах небезопасно. — Я ненадолго. Стоит входной двери захлопнуться, как Чимин не церемонится — грубо сталкивает Чонгука на пол, что обескураженно и весьма больно приземляется на пятую точку. Адвокат Пак удерживает спинку летящего следом стула, без единого сожаления наблюдая за корчащимся на ковре другом. — Ау! Что ты творишь? — Спускаю с небес на землю. — Чимин приподнимается с места и протягивает руку озлобленному Чонгуку. — Ой, да брось, я знаю этот взгляд. То, каким ты сейчас смотрел на Юи. Сначала она останется здесь на неделю, потом чуть дольше, а потом ты и вовсе решишь, что готов её простить, и вы начнёте всё сначала. — Это не так, — отмахивается адвокат Чон, возвращаясь на заслуженное сидение без чьей-либо помощи и потирая ушибленный локоть, — просто я не хочу усложнять и без того непростую ситуацию. Скажи, ты бы не помог Чеён после развода, если бы она в этом очень нуждалась? При упоминании супруги адвокат Пак отводит взгляд к компьютеру, сразу же меняясь в лице. Чонгук замечает секундный ступор в общем настроении, но не понимает с чем это связано — с хмурой аурой Чимина, плотной дымкой нависшей над юристом, или с самим предположением. Они ведь оба знают, что оно сугубо гипотетическое — прокурор Пак слишком любит своего мужа, чтобы поступать с ним столь подлым образом. — Просто Юи не заслуживает второго шанса. — Я знаю, но я уже взрослый мальчик. И как-нибудь разберусь в делах сердечных без посторонней помощи, — горделиво подмечает адвокат Чон, тормоша адвоката Пака в попытке развеселить. — Эй, обещаю, что дважды не наступлю на одни и те же грабли. Между мной и Юи ничего больше нет и быть не может. Тем более последние полгода я занимался поисками другой девушки, невиновность которой мне сейчас предстоит доказать. Так что проблем на любовном фронте мне и без бывшей жены хватает… Блять, Чон Чонгук. Ну же, со-бе-ри-сь! Адвокат Чон прописывает себе лёгкую пощёчину, дабы отогнать непристойные мысли, а затем отвешивает вторую. Для надёжности. — Видишь? Могу себя усмирить, — нервно шутит Чонгук, всеми фибрами надеясь, что Чимин купится. Он обязательно поделится сокровенной информацией, но только чуть позже. После того, как самостоятельно сумеет ту переварить. — Продолжим? Адвокат Пак оказывается слишком вымотанным для дальнейших нравоучений, поэтому беспрекословно зажимает кнопку проигрывателя. Испуганная Лиса, легко идущий на поводу у собственных чувств Чонгук и поломанная Чеён. Чимин действительно хочет помочь каждому, вот только присущий ему природный оптимизм растрачивается с геометрической прогрессией. — Стой, хён, промотай обратно на пятнадцать секунд, — громко просит наблюдательный адвокат Чон, вырывая друга из мыслей и заставляя ударить по клавише «пробел» будто по тормозам перед случайно выбежавшим на проезжую часть зверьком. Боже, как я надеюсь, что мне это показалось. — Посмотри, кто садится за третий столик, — указательным пальцем тыкает в картинку Чонгук, на мгновение позабыв, что они просматривают материалы с ноутбука Чимина. Три жирных следа отпечатываются на несенсорном экране устройства, и бывший прокурор натягивает виноватую улыбку. — В общем… Третий столик. Адвокат Пак приближает изображение и не верит своим глазам. На стул в тёмном костюме, с повязанным изумрудным галстуком на шее, приземляется сам Чон Хосок. Напротив него — человек, чьего лица, увы, невидно. Убитый несколько раз кидает заинтересованный взгляд в сторону прилавка — на Лису или для того, чтобы сделать заказ, утопает в неизвестности. — У нас есть ещё углы? — включив профессионала, уточняет Чимин, сворачивая видео и залезая в библиотеку компьютера. — Да. Нажимаешь на папку второй камеры. Тайм-код — пятнадцать минут третьего, — услужливо поясняет Чонгук, пока адвокаты ищут правильное видео и нетерпеливо выставляют на записи точное время. Однако с полученного ракурса видна лишь спина и затылок подозреваемого. Что, в сущности, мало чем поможет при дальнейшей идентификации. Чимин курсором проматывает картинку до того момента, пока посетители не собираются уходить. Адвокат Пак надеется получить хотя бы часть профиля незнакомца, который, как назло, так и не оборачивается. Более того, проходя камеры, подозреваемый умело скрывается за кепкой и натягивает на лицо тканевую маску, уставляясь то в окно, то в пол, то на посетителей. Словно знает все слепые точки для ракурсов. — Слушай, я, конечно, не специалист по кепкам, но готов поспорить на десять тысяч вон, что этот перчик подозрительно смахивает на парня, ехавшего с Лисой в одном вагоне, — подытоживает Чимин, после того, как объединяет все скриншоты в один документ, тем самым предоставляя возможность для пристального рассмотрения. — Подозреваемая и странный тип в кафе в момент убийства Мин Юнги. Как, думаешь, как на это посмотрят в суде, м? — Адвокат Чон старается проявить типичный для него скептицизм прокурора, но у самого на душе кошки скребут. Неужели единственная девушка, зацепившая меня впервые за три года, может оказаться убийцей?

~

Лиса нервничает. Она сидит напротив уже знакомого ей психиатра, что в подробностях рассказывает о полученных результатах тестов, и теребит белые края тюремной водолазки. Мало того, что рядом с ней находится чертовски привлекательный адвокат Чон, а внутри бушует сумасшедшая паника из-за медицинского заключения, так ещё и видение о сфабрикованных уликах никак не даёт ей покоя. Лиса мужественно силится, чтобы не расплакаться, поджимая дрожащую нижнюю губу и смотря на ровную поверхность стола. Что же со мной будет дальше? — Резюмируя всё вышесказанное, экспертная комиссия подтверждает абсолютную вменяемость подозреваемой, — безоговорочно выносит вердикт доктор Ким и выкладывает бумаги веером перед юристами. Адвокат Чон и прокурор Пак обмениваются понятными лишь им одним взглядами, в то время как адвокат Пак спокойно пододвигает к себе заключение психологической экспертизы и внимательно вчитывается в строчки. Лиса не знает, радоваться этой новости или плакать — если бы её признали сумасшедшей, то были бы хоть какие-то пути отступления, но сейчас остаётся всего два. И тот, который ей нужен, ускользает, как вода сквозь пальцы. — Мисс Манобан, Вам плохо? — обеспокоенно задаёт вопрос доктор Ким и встаёт со своего места. На лице подозреваемой отпечаток страха, её невыносимо колотит. Лисе кажется, что на неё стены начинают давить; сердце бьётся нескончаемое быстро, грудная клетка сжимается в болезненных тисках. Чувство неумолимого конца стреляет в голову, заставляя резво спуститься со стула и взобраться под стол, лбом утыкаясь в коленки и нервно раскачиваясь. Я хочу проснуться. Я хочу, чтобы этот кошмар наконец-то закончился. — У неё паническая атака, — сообразительно сообщает Дженни, без оглядки вскакивая с места и одёргивая белый халат. — Я сейчас схожу за стаканом воды, а Вы постарайтесь не напугать её ещё больше… Доктор Ким пулей вылетает из кабинета, оставляя до чертиков напряженную подозреваемую в компании трёх юристов. Чимин соображает первый. Он смело отталкивает стулья, дабы расчистить проход, и присаживается на колени, доставая из кармана небольшой бумажный пакет от бывшего сэндвича. — Лиса, пожалуйста, успокойся. Сейчас тебя никто не тронет. Вот, возьми его и дыши, — умоляюще просит адвокат Пак, на что та категорично отнекивается, всхлипывает, позволяя панике сильнее захватить рассудок. — Я не виновата. Я не хочу в тюрьму, я ничего не делала… Они меня подставят. Боже, мне так… Так… — Она не может выдавить и слова, падает вперёд, больно ударяясь затылком о внутреннюю поверхность стола и заходясь в приступе кашля. Хватается за онемевшее горло. Чонгук приземляется на одно колено подле и грубо выхватывает из рук Чимина пакет. Он, ведомый рефлексами, невольно протискивается внутрь, обхватывает дрожащие женские пальцы и насильно принуждает Лису зажать бумагу. В его взгляде пестрится волнение. — Эй, малышка, — тихо, почти шепотом, зовёт её адвокат Чон по ник-нейму, замечая странное недоумение в глазах, которое на секунду стопорит её истерию. Чонгук пользуется моментом, профессионально демонстрирует в кулак, как следует дышать, и поддерживает подозреваемую за локоть. — Просто повторяй за мной. Вдох. Выдох. И ещё раз вдох. Выдох. Вот так, умница. Продолжай. Лиса смотрит на сосредоточенного юриста, что при помощи их общего прошлого занимает её мысли, и ощущает, как в голове набатом бьёт осознание того, что он тоже всё помнит. Чонгук до победного сидит с ней, в унисон глотает ртом воздух, несильно массируя руку в утешающем жесте. Невидимые тиски, сковавшие её грудь, отступают, переставая вдавливать тонкие рёбра в лёгкие. — Хорошо, всё будет хорошо, — успокаивающе, понизив голос, продолжает адвокат Чон, дуя на лезущий в глаза хохолок. В комнату уверенно влетает доктор Ким со стаканом воды и требовательно просит юристов выйти в коридор, чтобы там дождаться, пока подозреваемой не окажут необходимую медицинскую помощь. Но стоит Чонгуку двинуться с места, как Лиса несдержанно пищит, роняет пакет на пол, подаётся вперёд и уцепляется за воротник пиджака закованными в наручники ладонями. Адвокат Чон единственный, кого она готова подпустить к себе ближе, чем на метр. — Адвокат Чон, Вы можете остаться, — благословенно говорит доктор Ким и кивком указывает чете Пак на выход. Чеён всё это время находится в непроизвольном ступоре, смотря на забившуюся под стол подозреваемую. Лиса должна удостоиться Оскара за такое красочное представление; но что-то в её мимике терзает прокурора Пак, что-то, из-за чего она допускает странную мысль о невиновности обвиняемой. — Прокурор Пак, пойдёмте, — мягко утягивая к выходу жену, просит Чимин. Он неформально переплетает их пальцы и вынуждает молча сдвинуться с места. Лисе страшно. Очень. Она думает, что если Чонгук сейчас решит уйти, то весь её мир пошатнётся. Под ногами разверзнется страшная пропасть, в которую подозреваемая улетит без оглядки, неспособная уцепиться за край. Однако карие глаза напротив тоже весьма напуганы, растеряны; адвокат Чон пытается показательно держаться, замирая в одном положении. — Они собираются сфальсифицировать улики. Они думают, что это сделала я! — Лиса, пожалуйста, постарайтесь успокоиться, — деликатно проговаривает Чонгук, оборачиваясь на маячащего доктора через плечо. Дженни осторожно протягивает ему стакан с водой, намекая на то, чтобы он напоил им трясущуюся подозреваемую. — Вот, давайте сделаем глоток, хорошо? Не переживайте, я рядом. Она выглядит как маленький испуганный котёнок. Неужели эта хрупкая девушка и впрямь убийца? Причём столь хладнокровная. Нет, я повидал достаточно преступников, и могу сказать, что она вряд ли одна из них… — Там яд? — со скапливающимися слезами на глазах интересуется Лиса, облизывая влажные губы. — У воды странный привкус… — Не беспокойтесь, это просто успокоительное, — спешит объясниться доктор Ким, принимая стакан обратно, и на ощупь отставляет тот на поверхность стола. — Лиса, здесь никто не посмеет причинить Вам вреда. Постарайтесь расслабиться, хорошо? Но Лиса относится к словам Дженни с особой опаской; она ждёт подтверждение от Чонгука, что согласно мотает головой и помогает ей выбраться из-под стола. У него колено марается в пыли, а ещё он ведёт внутреннюю борьбу с собственными эмоциями и впечатлениями, не понимая, почему не доверяет фактам. — Адвокат Чон, — справляясь с первой порцией слёз, окликает его подозреваемая. Она выпрямляется, опираясь на стойкого Чонгука, а затем костяшками утирает влажные дорожки от слёз. Господи, я наверняка сейчас выгляжу просто ужасно. Глупое-глупое сердце, не бейся так быстро! — Мне кажется, что женщина, живущая в вашем доме, в сговоре с сыном окружного прокурора, — точно бомбу бросает Лиса, закусывая нижнюю губу. Ей срочно нужно поделиться переживаниями с кем-то, иначе информация грозится съесть её изнутри. У адвоката Чона кровь застывает в жилах от услышанного. Что за ...?