Любовник смерти

Я описал Рему всё, о чём мы с Томом договорились, приложил к письму мешочек с галеонами, чтобы Рем не знал нужды, и передал всё с Дорри. И пошептался с ним кое о чём. А потом снова вернулся к Гоголю и рождественским приключениям кузнеца Вакулы. Том появился передо мной неожиданно. Расслабленный, в домашней одежде. Я даже залюбовался этим неожиданным зрелищем. Я вообще понял, что иногда залипаю на нём. — Нагайна с нами. Зови своего птеродактиля и отправляемся. Всё надоело, хочу просто смотреть вдаль. И тебя. Но ты сейчас начнёшь отбиваться, так что я пока подожду. Вот это монолог. Я встал и был пойман и потискан. Вырвался я основательно потрёпанным, уже забыв, куда шёл. В каминной уже стояла корзина с припасами, и Нагайна скрутилась у очага. Я приоткрыл окно и позвал Цербера через связь. Он по прилёту высказал мне, что я задёргал бедную птичку и, вообще, не хозяин, а так себе человек. Что у него ломит крылья и хвост отваливается. И заткнулся, только когда я сказал, что лучше заведу себе змею, мы хотя бы говорим с ней не на языке оскорблений и сарказма, а на парселтанге. Нагайна, прислушивающаяся к диалогу, высказалась в поддержку змеи. От самца Боа Констриктор она бы не отказалась. Когда же Цер заметил Нагайну, его словно подменили. Он прыгал по спинке дивана, разглядывая её то одним, то другим глазом, пока не выдал, что «такой красотке нужен не хладнокровный змей, а горячий и гордый ворон». Нагайна сказала, что она противница противоестественных отношений. Я закатил глаза и наконец усадил Цера на своё предплечье. Наги изящно перетекла к Тому, собрав кольца у его ног. Для переноса всей компании мне понадобилось два раза активировать портал. Вначале Цера и корзину. Потом Тома и Наги. Цер с криками «шлюхи — стройся» сразу рванул к деревьям, Наги же долго принюхивалась и прислушивалась, а потом мягко скользнула в подложку леса. Солнце было в зените, мы побросали одежду на шезлонги и сразу пошли в воду. Бархат, шёлк, мягкость. Плотная солёная тёплая вода приняла меня, как родная мать, в свои объятия. Я лениво покачивался в глубине, прикрыв глаза. Сквозь веки алым шаром просвечивало солнце. Том дёрнул меня за лодыжку, заставляя нырнуть. — Иди в тень, Харри. Ты перегрелся. Потом мы долго сидели в тени зонта и молча смотрели на море. Был штиль, и оно вяло накатывало на песок, по венам разливалось умиротворение и ленная тишина. И вот среди всего этого я совершенно неожиданно опрокинулся в видение. Огромная пещера с подземным озером. В центре небольшой островок. Рваный свет факелов. Чёрные воды озера с шуршанием накатывают на каменистую поверхность острова. Леденящий холод и жуть охватили меня. Чувство гнева, ненависти и злости омывают меня как воды этого озера. Рядом старик с белой растрёпанной бородой. Он что-то говорит мне, торжествующе улыбаясь, и глаза заливает кровавая пелена. Я пришёл в себя от того, что мне закатили звонкую оплеуху. Картинка настолько разнилась с только что увиденной, что я ошеломлённо замер, автоматически прижав ладонь к щеке. Щека горела. — Харри! Посмотри на меня! Надо мной нависал Том. Я увидел спицы зонта, его серо-зелёную ткань. Перевёл глаза на Тома. Его шоколадные глаза с вишнёвыми всполохами внимательно смотрели на меня. Я сказал: — Вишня и шоколад. — Что? Ты перегрелся? Сколько пальцев ты видишь? Он показал мне два изящных пальца, и я улыбнулся, вспомнив, как правильно и порочно эти пальцы двигались во мне. И заработал ещё одну оплеуху. — Не бей меня. Два. Два пальца. Том встряхнул меня, а потом прижал к себе. Ощутив его разгорячённую кожу, я понял, что сам холоден как лёд. — У меня было видение. Будущего. Посмотри. — Позже. Не стоит сейчас давить на психику. Ты дойдёшь до бунгало? — Конечно, у меня видение, а не паралич. Мы дошли до бунгало, и Том напялил на меня пушистый банный халат, сел в кресло на веранде и, усадив себе на колени, потребовал: — Показывай. Я прислонился к его лбу лбом, глаза в глаза и расслабился. Лёгкое давление, и вот я снова переживаю этот короткий эпизод. Увидев перед собой снова глаза Тома, сейчас с очень расширенными зрачками, я с удовольствием вздохнул тёплый насыщенный морем и солнцем воздух. Воздух той пещеры был холоден, как дыхание смерти. — Я знаю это место. — Я вздрогнул и вопросительно посмотрел на Тома. — Эту пещеру нашёл я, когда нас всем приютом вывозили на побережье. Думал сделать из неё ловушку-хранилище для крестража, но пожалел сил и времени. Откуда о ней знает Дамблдор, и как ты там оказался — вообще не понимаю. Он крепче прижал меня к себе. Мне стало жарко. — Том, мне жарко. Меня разворачивали, как плитку шоколада. Облизываясь, быстро сорвали обёртку. Я мгновенно оказался на кровати, обнажённый и в позе морской звезды. Том нависал надо мной, всматриваясь в лицо совсем чёрными глазами. А потом меня поглотил огонь его страсти. — Никому, я никому тебя не отдам, — шептал он мне на ухо, лаская меня, входя в меня, ловя мой оргазм, изливаясь глубоко у меня внутри всё с тем же жарким шёпотом. Когда всё закончилось, очнулись мы уже в манких южных сумерках, что укрывали наши мокрые разгорячённые тела бархатным одеялом. Раздался лёгкий хлопок, и на столе появился торт, украшенный горящими свечками. Дорри не подвёл меня. — С днём рождения, Том! Он бросил на меня нечитаемый взгляд, потом легко поднялся и подошёл к столу. Свечки слегка потрескивали, стреляя небольшими искорками, отбрасывая танцующие тени на стены. Это розовое воздушное великолепие смотрелось в бунгало странно, но празднично. — Загадаешь желание? Он посмотрел на меня и сказал: — Моё желание ты уже слышал. Просто будь моим. Всегда.