Дорога в дюны

      Спустя долгие дни пути от избушки Егеря Арэк смотрел на жёлтые пески пустыни в свете закатного солнца и впервые за долгое время почувствовал спокойствие и умиротворение. Он ни о чём не жалел. Стоя на раскалённом песке и глядя на барханы, он, наконец, понял, что всё произошедшее с ним было нужно. Необходимо. Все его странствия по деревням и стоянкам бедуинов, степная жизнь, рабство и долгие скитания — это дорога, которая его вела к судьбе, и каждое испытание было лишь затем, чтобы закалить его, как сталь. Судьба давала знаки, а он их не видел не потому, что был глуп, а потому, что был не готов. Было что терять и за что держаться. Было чему учиться. А сейчас у него не было ничего, кроме жизни, чести и воспоминаний — только одежда, что на нём, бурдюк с водой, клинок да собственное тело. Он не знал, для чего он здесь и что делать дальше, но ему больше некуда было идти.       Потому что он пришёл.       На душе стало так спокойно, что тело казалось лишним и тяжёлым. Хотелось отдать его пустыне, чтобы всё закончилось тут и началось где-то в другом месте, уже совсем иначе. Это не было отчаяние. Это была лёгкость, освобождение и покой, который он заслужил.       С улыбкой на губах Арэк двинулся в пустыню. Подошвы его ног горели. Поднимался ветер, швырял ему в лицо песок, кажущийся в свете заката золотым. Далеко на горизонте клубились бурые вихри, похожие на огромных лохматых котов, в порыве драки слившихся в один большой клубок. Надвигалась песчаная буря, и любой человек кинулся бы прочь со всех ног как можно дальше от верной смерти. Только не Арэк. Он не боялся теперь смерти, а шёл к ней. Понимал её по-другому — не конец, а начало. Его сердце тянулось туда, в гущу бури. И он шёл, не видя ничего вокруг… Чем ближе он подходил, тем сильнее становились порывы ветра, тем острее казались удары песчаных вихрей. Они пронизывали, как кочевничьи сабли, жалили, как рой диких пчёл, царапали, как когти росомахи. По лбу Арэка потекла кровь. Рот забивало песком, а дышать становилось всё сложнее. Он начал то и дело спотыкаться, проваливаясь в беспамятство. Вставал и шёл дальше, пока просто не упал на песок, чтобы заснуть и больше не проснуться прежним.

***

      Большой каракал, коим был дух пустыни Зоид, наткнулся на измученное, иссечённое песком тело Арэка ранним утром, когда над пустыней начал подниматься пар от солнечного жара. Чёрные полосы под агатовыми глазами кота потемнели ещё больше от скользнувших по ним слёз. Больно… Зоид, хранитель пустыни, ждал момента встречи с Арифом долгие годы. Ждал его появления, его предназначения, его судьбы. Ждал его самого.       Тогда, приняв в своём шатре тонкого и наивного юношу, Зоид знал, что они связаны, и этот человек отчего-то важен для него. Он хотел задержать его, но не мог неволить. Наверное, дорога должна подготовить его, прежде чем привести в дюны, подумал Зоид. И отпустил, глядя вслед, в надежде и уверенности, что Ариф вернётся.       И вот он, вернулся. Только встрече их не суждено было сбыться.       Образ каракала рассеялся, и Зоид, ставший снова полукотом-получеловеком, опустился на колени и стал разгребать руками песок, чтобы освободить тело Арифа от песчаных наносов. Из-под бархана была видна лишь его голова, плечо и одна неестественно выгнутая рука.       Он раскопал тело, поднял его на руки и перенёс на более ровное место. Если бы не было в его сердце уверенности, что это тот самый Ариф, он бы ни за что не поверил. Тело перед ним было иным. Худое, но жилистое, дочерна загоревшее, с загрубевшими ладонями, с тёмной щетиной и выражением скорби на лице несмотря на улыбку облегчения. Это тело и лицо взрослого человека, которого не щадила жизнь.       — Твоя дорога слишком тебя изменила, Ариф… — прошептал Зоид, опустив в отчаянии плечи. Песок расступился, поглотив почти невесомое тело бывшего кочевника, а Зоид ещё долго сидел на этом месте и размышлял. Он жил без Арифа годы, десятки лет. Сотни. Он был Духом, живущим очень давно, и всё время своего существования в этой ипостаси, верил в пришествие того, кто будет его продолжением и отражением. Судьба давала ему знаки — ждать. А теперь важный человек, определённый ему этой самой судьбой, был мёртв. Зоид почти не знал его, но оплакивал так, будто хоронил близкого друга, брата, любовь. Потому что именно другом, братом и любовью он был бы, не погуби его пустыня.       Зоид вернулся в шатёр в смятении. Его повседневные заботы стали вдруг бесполезными. Одиночество, казавшееся раньше привычным, теперь давило и угнетало. Так продолжалось долго… Так казалось Духу, который и так был одинок.       Но всё изменилось одной лишь ночью.       Зоид проснулся от тихого рыка большой кошки за толстыми тканями своего шатра. Сердце его колотилось в предвкушении чего-то, чего он сам не понимал. Как прилив сил, как озарение перед открытием. Что-то важное произошло, пока он спал. Это что-то совсем рядом с ним…       Дух торопливо поднялся с постели и отогнул полог шатра, выбираясь на улицу. Воздух ночной пустыни был свеж, изо рта вырвался пар. Свет луны покрывал сталью сдержанный пейзаж и серебрил шкуру самки каракала, что пришла к шатру хранителя этой ночью. Её глаза светились в темноте, а в зубах она, будто своего детёныша, держала человеческого младенца.       Зоид знал, что это важный момент, ключевая точка, и сейчас он должен всё сделать правильно.       С трепетом в груди он осторожно подошёл ближе к рычащей кошке и направил на неё все силы духа, какими одарила его пустыня, чтобы успокоить и внушить доверие. Кошка плавно опустила младенца на песок. Тот сжался крошечным комочком, подогнув под себя ручки, ножки и тонкий, почти голый кошачий хвостик. Беззащитный, осиротевший… Его неуверенный крик напоминал писк оставшегося без матери котёнка, и Зоид приблизился ещё.       — Ты позволишь? — спросил он у самки каракала. Долгое одиночество в пустыне приучило его говорить с животными вслух. Они понимали его, хоть и не давали ответа.       Кошка лизнула своё странное дитя, а после отошла. И когда Зоид взял младенца-духа на руки, прижав к своему сердцу, самка каракала скрылась в ночи.       А Зоид остался наедине с зеленоглазым смуглым младенцем, которого пустыня наградила кошачьими ушами и хвостом — так же, как и когда-то самого Зоида. А значит теперь это маленькое существо принадлежит ей. Как и он.       Маленький дух пищал, плакал, и впервые в своей долгой жизни Зоид исполнился безусловной любви. Он вырастит его. Своего Арифа.

***

      Чёрная пустота согревала и убаюкивала, как материнские руки. Арэк, свернувшийся калачиком, как дитя, доверил себя её лону. Он чувствовал себя маленьким и беспомощным, но ему было так уютно, так хорошо… Его оберегали. Его любили. Его ждали в этот мир. Он чувствовал себя желанным ребёнком, а не сиротой, каким был прежде. Все эти чувства и обрывки эмоций вспыхивали в сознании яркими красками и образами, а потом растворялись, и всё в этом было правильно, потому что сон этот был ожиданием перерождения.       Он продлился безмерно долго — недели, месяцы, годы. Арэк терпеливо ждал своего часа, наслаждаясь обволакивающей любовью. Кто же так любил его? Он не знал, но любил это существо в ответ так же сильно… Любил. Любит. Будет любить.       Просыпаться от грёз и колдовского сна не хотелось, но сердце рвалось к яви. Арэк чувствовал, что хочет взглянуть на того, кто окутал его любовью.       Он открыл глаза.       Перед ним оказалась знакомая ткань шатра — яркая, как павлиний хвост, с узорами и золотым шитьём.       Парень лежал среди шёлковых одеял и подушек с кисточками, а на его груди покоилась чья-то рука, и рука эта не была женской. Смуглая кожа, выпуклые вены и узкие ногти, похожие на кошачьи когти. Арэк повернул голову влево и увидел пустынного духа, хранителя пустыни — Зоида.       Сейчас его удивило то, почему они лежат вот так вместе, как любовники, но сознание, будто песочные часы, начало наполняться воспоминаниями. Арэк складывал их, как мозаику, и начал понимать, что прошли годы с момента его первого шага в пустыню. Не как Арифа, нет. А как Арэка — потерявшего всё кочевника, которого позвала пустыня.       Он умер. Родился снова, вскормленный самкой большой кошки. Зоид нашёл его маленькое младенческое тело перед своим шатром и принял как своё дитя. Он растил и учил его, потому Арэк и пребывал в темноте, окутанный любовью. Они купались в оазисах, бегали по холодным пескам ночной пустыни, рассматривали звёздное небо, кормили с рук тушканчиков и лисичек-фенек. Всё было на своих местах. Они были миром друг друга, целостным и совершенным.       А потом в сердце Арэка, ставшего юношей, проснулась совсем иная любовь к своему воспитателю. Он привлёк его к себе, ведомый страстью и нежностью. Он целовал его, просил разрешения прикасаться, а Зоид не оттолкнул его, потому что чувствовал то же самое. Прошлую ночь они провели в объятиях друг друга — немного робких и неловких вначале, и более смелых в итоге. Им некого было стыдиться и стесняться. Они были одни посреди пустыни. И друга друга смущаться им было незачем, ведь они были друг другу всем. Без преград и секретов. Их просто не существовало друг без друга. Сейчас — точно нет. Вот почему Зоид обнимает его, как любовника. Вот почему Арэка ничто не удивило.       Он взглянул на смуглое лицо, которое некогда — не иначе — принадлежало принцу, настолько было утончённым и благородным. Его переполнила нежность, и он поднял ладонь, переплетая свои пальцы с пальцами Зоида на своей груди. Всё в эту секунду казалось ему правильным.       Дух проснулся, взглянул на Арэка, улыбнувшись ему.       - У тебя изменился взгляд, Ариф.         — Да… Думаю, да. Как долго я спал?       — Только лишь ночь, — пожал плечами Зоид и потянулся к нему за поцелуем. К своему удивлению, Арэк с готовностью ответил на него.       — Мне показалось, целую вечность, — покачал он головой, плавно завершив поцелуй.       Зоид подозрительно посмотрел на него, сев в постели. Шёлковая ткань съехала с его бёдер, обнажив мужское естество. Он был прекрасен настолько, что Арэку даже не пришло в голову, что нагота духа — что-то стыдное. Нет, ничуть. Стыдно было бы стыдиться этого.       — Мне это знакомо, — кивнул в итоге Зоид, снова растянувшись на постели. Он смотрел ввысь шатра и улыбался. Арэк, или Ариф — он сам не знал теперь, как себя называть — любовался своим Духом и молчал. У него было очень много вопросов, но он понял, что ответы на них ничего не изменят. Кроме одного.       — Кто я теперь?       — Дух. Хранитель. Как и я. Только теперь ты привязан к пустыне. Я надеюсь, это не слишком опечалит тебя, Ариф.       — Не опечалит. Я наконец-то на своём месте. И что будет дальше?       — Только хорошее, — улыбнулся Зоид, немного шутливо взглянув на Арифа. Тон его, однако, не предполагал ничего смешного. То была правда. — Я могу предложить тебе покой и вечную любовь.       — Если это и есть моё предназначение, то оно того стоило.       Он с улыбкой обнял Зоида, устроившись щекой на его плече и прикрыл глаза, чтобы подремать ещё пару часов. Спешить теперь было некуда. Он был дома, с тем, к кому вела его дорога в дюны.