Тайны, которые мы храним

Джеймс пришел в себя от пары хлестких пощечин — крестный бил с размаха, не жалея. И стоило только ему приоткрыть глаза, Уивинг тут же схватил его за грудки и приподнял с дивана. — Какого дьявола здесь только что было? — прошипел мужчина, брызгая слюной на лицо Джеймса. — Ты — маленькая шлюшка. Тебя ни на минуту нельзя оставить одного, тут же готов залезть в штаны любому, кто подвернется под руку! — Хью, что?.. — растерянно пробормотал Барнс. Он с трудом вспоминал, как вообще оказался в гостиной. Вроде бы дворецкий позвал его спуститься вниз и поговорить с кем-то, с кем-то… Джеймс никак не мог сообразить, кем был тот мужчина, который сидел с ним рядом. И сколько времени прошло: пара минут или пара часов? — Что «что»? — передразнил Уивинг, продолжая трясти крестника, отчего голова его моталась из стороны в сторону, вызывая тошноту. — Не притворяйся, Джейми, я собственными глазами видел, как ты обнимался с этим полицейским! Он резко отпустил Джеймса, и тот, лишившись поддержки, рухнул обратно на диван и тонко вскрикнул, больно стукнувшись головой о подлокотник. — О, — продолжил Хьюго, садясь рядом, — похоже, что старый крестный тебе больше не нужен. Тебе мало меня, мало моей заботы и любви. Твоя мать всегда говорила, что ты неблагодарный! Теперь я это понимаю. Когда ты нуждался во мне, я был рядом. Я наплевал на собственную жизнь ради тебя, и вот как ты отплатил мне. Хочешь путаться с другими, так это легко устроить. Но, уволь, ноги моей в таком случае не будет в этом доме. Мистер Уивинг тяжело поднялся и приложил руку к груди. — Ты сделал свой выбор, мальчик мой! — Нет, Хью, нет! — голова Джеймса все еще кружилась. Он соскользнул с дивана на колени и пополз к крестному, протягивая к нему руки. Но Уивинг лишь пятился от него, пока не оказался прижат к книжному шкафу. — Прошу тебя! Я ничего не понимаю… Мне никто не нужен, кроме тебя! Ты заботишься обо мне лучше всех! Я никогда не брошу тебя, ни на кого не променяю! Барнс беззвучно плакал, горькие слезы катились по его щекам, но он словно не замечал этого. Он смотрел только на Хьюго с ужасом, надеждой и вожделением! — Делай со мной что хочешь, только не покидай меня! Я люблю тебя, люблю! — Джеймс схватил штанины брюк Уивинга, вцепился в них, боясь отпустить. — Ох, хватит, прекрати! — Хью раздраженно отпихнул крестника. — Посмотри на себя, ты жалок! Только и можешь, что плакать и оправдываться! На лице мужчины отчетливо проступило выражение крайней брезгливости, но Барнс не заметил и этого. В отчаянии он обхватил ноги Уивинга руками, прижался щекой к его напряженному паху. — Я знаю! Я все понял… — проговорил Джеймс и принялся дрожащими пальцами расстегивать ширинку крестного. — Я сейчас, сейчас… Его шепот превратился в неразборчивое бормотание, а потом и вовсе стих, когда, высвободив из брюк каменно-твердый член Хьюго, он запихнул себе в рот влажную головку. Солоноватый привкус естественной смазки ощущался на языке привычно и правильно. Джеймс округлил рот и, прикрыв зубы губами, насадился на чужой член до самой глотки. Горло свело в приступе тошноты, но он не обратил на это никакого внимания. Шумно втянув воздух носом, Джеймс задвигал языком из стороны в сторону, лаская перевитый напряженными венами ствол. Удовлетворенный выдох крестного, раздавшийся сверху, и тяжелая рука, опустившаяся ему на голову, воодушевили Джеймса. Подавшись назад, он почти выпустил член изо рта, оставив одну лишь головку, и принялся посасывать ее, то и дело щекоча кончиком языка отверстие уретры. — Хороший мальчик, — хрипло пробормотал Хьюго, почти нежно перебирая пальцами мягкие длинные пряди волос, и от этой нехитрой ласки Джеймс будто растаял. Его шея и спина вмиг покрылись мурашками, а в области темечка приятно закололо. Руки и ноги словно стали ватными, колени разъезжались на до блеска наполированном полу, и Барнс пожалел, что не может перенестись на кровать, позволив крестному иметь его так, как тому хотелось. Провалившись в собственные фантазии, Джеймс замер с открытым ртом, вывалив язык, словно умалишенный, и Хьюго пришлось легонько шлепнуть его по щеке, приводя в чувство. — Вижу, сам ты как следует поработать не хочешь? — язвительно раздалось над головой Джеймса, и он испуганно вздрогнул. — Нет-нет… — пробормотал он, — я… — Поздно, — рявкнул Уивинг и парой несильных пинков заставил крестника отползти к стене и прислониться к ней спиной и затылком. Он жестко подхватил Джеймса за подбородок и, впившись пальцами в челюсть, принудил широко открыть рот. — Только попробуй задеть зубами! С этими словами Хью резко вдвинул свой член в его рот до основания, плотно прижимаясь напряженными яйцами к подбородку, и замер, не позволяя Джеймсу даже вдохнуть. Горло его судорожно сокращалось в рвотных позывах, по подбородку потекла слюна, а по щекам — слезы. Он глухо заскулил, и глаза его закатились, и только тогда мужчина отодвинулся. — Расслабься, Джейми, иначе будет только хуже! — скомандовал Хью и повторил пытку. Глядя сверху вниз на задыхающегося крестника, пытающегося сделать вдох забитым носом, Уивинг упивался собственной властью над сыном своего покойного лучшего друга. Конечно, пока его родители были живы, игра была куда интереснее, подогреваемая острым чувством опасности. Но и сейчас, надо признать, Хью получал не меньше удовольствия. Мягкий мокрый рот и податливая задница крестника обслуживали его как нельзя лучше, только вот нытье начинало раздражать. Возможно, ему стоило ускориться с его планами? И обдумать, как использовать ситуацию с этим чертовым покойником у реки в свою пользу. Толкнувшись еще пару раз глубоко в горло, Хью смилостивился, и кончил, потираясь головкой о щеку Джеймса изнутри. Дождавшись, пока Барнс тщательно вылижет его опавший член, Уивинг застегнул штаны и одернул жилет. Потом, оглядев крестника с ног до головы, он небрежно бросил ему свой платок. — Приведи себя в порядок, мальчик, и поднимайся в свою комнату! Спустя мгновение Джеймс остался совсем один. Его лицо было мокрым от слез и слюны, по рубашке на груди расползлось влажное пятно, но это не имело никакого значения в сравнении с тем, что крестный простил его и был им доволен. Джеймс поднялся с колен, на лице его блуждала рассеянная улыбка, а взгляд покрасневших от напряжения глаз был мутным, словно пьяным. Он утерся носовым платком, еще хранившим аромат одеколона, которым пользовался Хью, и, коротко коснувшись губами шелковой ткани, спрятал его в карман брюк. Растрепанные волосы Джеймс наскоро пригладил рукой и вышел из гостиной.