Забери меня

      Антон проснулся от внезапно заоравшей внизу бодренькой музычки.       — Арс! Какого хуя?!       — И тебя с добрым утром! Спускайся, будем заниматься.       — Серьезно? Вырубай давай эту хрень. Я не буду ничего делать, ты же знаешь.       — Антон, ну не баранься! Физкультура ещё никому не повредила, к тому же, я на сегодня собрал комплекс «Мечта астматика», там вообще ничего не нужно делать, только дышать в разных темпах.       — Иди нахрен.       — Если не спустишься, то будешь до вечера эту байду слушать!       — Да ты сам её не сможешь до вечера слушать.       — Я на улицу выйду. Антон! Иди сюда! Меня нельзя уличать в непрофессионализме, а ты вчера это сделал и теперь поплатишься!       — Я сейчас спущусь. Спущусь, наваляю тебе и выключу музыку самостоятельно!       — Я в предвкушении.       Немного приведя себя в порядок, Антон отправился к лестнице. Нельзя сказать, что Шастун был сверх неуклюжим, но иногда на ровном месте спотыкался. Не чаще, чем другие люди. Ну, может, самую чуточку чаще. Вот и сейчас он зацепился ногой не то за тумбочку, не то за плинтус, не то за вторую свою ногу, начал падать вперед, едва успев выставить перед собой руки и влетев в перила.       —Ай, блять! — вскрикнул Антон от резкой боли в левой руке.       Парень посмотрел на конечность: в районе запястья красовался длинный порез, на пол закапала кровь. Шастун зачем-то оглянулся, пытаясь понять, обо что можно было так зацепиться.       На грохот и крик мгновенно прилетел Арсений.       — Убился? — чуть насмешливо спросил он, но, увидев кровь, нахмурился и целеустремленно шагнул к Антону. Слишком целеустремленно.       — Погоди, — Шаст выставил перед собой здоровую руку, отмечая, что голос прозвучал неуверенно и даже немного испуганно.       — Дай посмотрю.       — Нет, подожди, — слишком тихо и заторможенно, чтобы реально кого-то остановить.       Для Арсения хлещущая из вскрытого запястья кровь очевидно являлась куда более серьезной проблемой, чем какие-то гипотетические психологические загоны, которые ещё ни разу за совместно проведённое время не давали о себе знать.       — Да дай сюда! — инструктор схватил Антона за травмированную руку и слегка потянул на себя.       На несколько секунд Шаст замер, действительно давая рассмотреть порез. А потом его накрыло. Резко взвыв, он со всей силы подался назад, вырываясь и падая на спину. Весь организм пронзила фантомная боль, ощущение липких от пота и отвратительно горячих рук, по-хозяйски шарящих по телу, сильно зажимающих или щипающих особо чувствительные места, до вывихов заломленные за спину руки, удушливое дыхание, тяжесть чужого тела, укусы, удары. Антон умудрялся выть и на выдохе, и на вдохе, продолжая отползать, даже уперевшись в стену. Вторая волна была слабее и сосредоточенная на руках. Кисти, онемевшие от слишком долго пережимающей запястья веревки, холодная твёрдая металлическая поверхность под лопатками, расплавленный воск, стекающий по плечу. Парень, наконец, замер, спрятал голову между колен и обхватил себя за плечи, его трясло настолько крупно, что это больше напоминало судороги. Пятнами начала проступать реальность, и Антон почувствовал, что задыхается. О ногу ударился брошенный Арсом ингалятор. Парень сделал пару вдохов вместе с ним, а потом задышал самостоятельно. Чуть позже наступил откат, принёсший лёгкий похуизм и дикую слабость.       Шастун поднял голову. Напротив, вжавшись в стену, стоял побелевший Арсений.       Получил, придурок?!       — Прости, — тихо выдохнул Попов.       — В жопу себе засунь своё прости! — огрызнулся Антон, сорванный воем голос звучал глухо. — Дай что-нибудь сладкое, уровень глюкозы упал.       — Сейчас, — получивший ориентир, что делать, Попов пулей вылетел к холодильнику и через несколько секунд уже вернулся обратно. Подходить не стал, катнув по полу плитку шоколада и бутылку с водой.       — Я её не открою, — Антон отправил бутылку обратно и вгрызся в шоколад. Вкуса он не чувствовал, но это было неважно.       Арс открыл бутылку сам и замер в нерешительности.       — Иди сюда, — подбодрил его Шаст.       Инструктор сделал шаг, потом ещё один. Потом присел и, вытянувшись, поставил воду в полуметре от Антона. И тут же отошёл обратно к стене. Шастун взял бутылку, отхлебнул. Было что-то важное. Перед приступом случилось что-то важное. Что же это было? Взгляд упал на испачканный в крови рукав водолазки. Рука! Парень посмотрел на порез, но зрение ещё было недостаточно сфокусированным, чтобы что-то понять.       — На, сам смотри, только не трогай, — Антон развернул руку порезом к Попову.       — Да я уже посмотрел, — тихо сказал тот. — Ничего смертельного, уже и кровь начала сворачиваться. Но обработать и забинтовать всё равно нужно. Сейчас я всё принесу.       Попов ушёл за аптечкой, а Антон решил перебраться на диванчик. Парень аккуратно встал, проверяя, насколько надёжно его держат ноги, и по стеночке пополз в соседнюю комнату. Вернулся Арсений, подтащил к дивану стол и разложил на нем перекись, мазь, бинт и ножницы. И снова отошёл подальше.       — Да не шугайся ты так, придурок. Раньше шугаться надо было, — заворчал на него Антон.       Арс ничего не ответил, только посмотрел тревожно и виновато.       Антон с горем пополам полечил конечность, следуя инструкциям Попова. После чего последний забрал лекарства и передвинул стол на место.       — Тебе что-нибудь нужно?       — Нет, — чуть подумав, ответил Шастун.       — Можно задать вопрос?       — Валяй, — Антон вдруг усмехнулся своим мыслям. — А давай ты всегда будешь так со мной разговаривать? Мне нравится.       Попов неуверенно улыбнулся, но тут же снова стал серьёзным:       — Это очень плохо? То, что произошло?       — Тебя интересует спектр эмоций человека во время панической атаки? — Шастун иронично поднял бровь и почувствовал, как под тяжёлым взглядом голубых глаз пропадает желание язвить. — Нет, забей. Этот приступ ни на что не повлиял. Хуже, чем было, ты не сделал.       — Прости, — тем не менее, снова сказал Арсений. — А можно ещё вопрос?       — Можно.       — Я ведь уже до тебя дотрагивался до этого. В катере ловил, на прогулках то локтем пихал, то по плечу хлопал. Почему тебя в этот раз сорвало?       — Главным образом потому, что до этого ты касался одежды, а не кожи, — Антон устало вздохнул. — Ну а ещё в катере мне было херово, и я ничего не соображал, а на прогулках ты просто дотрагивался, что мне тоже неприятно, кстати говоря, а сегодня схватил, да ещё и потянул. Хотя через ткань я бы нормально это пережил, наверное.       — Я понял, — парень переступил с ноги на ногу. — Прости ещё раз.       — Ой, да иди ты уже!       — Если что будет нужно — зови.

***

      Слабость отступила, и Антон снова чувствовал себя нормально. В сегодняшней панической атаке действительно не было ничего опасного. Это как для нормального человека пальцем о тумбочку удариться: неприятно, конечно, но быстро забывается.       Шастун долго лежал на спине, разбирая цветастую мешанину мыслей и ощущений. Главной проблемой было то, что его действительно сильно тянуло к Арсению и с такой же силой от него воротило. До этого Попов постоянно сам навязывал парню свою компанию, не давая времени заниматься самокопанием. А сейчас он вполне логично, хоть и неправильно, решил, что Антон его видеть не хочет и не может, и приставать к пострадавшему не собирался ближайшее столетие.       Шаст вроде бы хотел сам позвать сожителя маяться херней, а вроде бы и нет. Когда Антон включался в совместную деятельность или разговор, голос тревоги затыкался. Это значило, что подсознание Арса принимает. Даже после сегодняшнего, кхм, происшествия, Шаст не чувствовал, чтобы от инструктора исходила какая-то угроза.       Очевидные проблемы с менталочкой ещё не делали Антона социофобом. Когда парень был в относительной норме, он легко сходился с людьми. Нередко новые знакомые вызывали у него интерес и желание узнать поближе, так что в этом плане Арс не был исключением. К расставаниям Шастун тоже привык, поскольку, по независящим от парня причинам, никто не оставался в его жизни надолго. Хотя, быть может, разгадка именно в этом. Последнее время Антон сдавал позиции, всё чаще уходя в отказ. Мол, если к инструктору не привыкнуть, то и отпустить его будет нетяжело.       В конце концов, Шаст был вынужден признать, что, снявши голову, по волосам не плачут. Ему уже понравился Арсений и ему уже будет грустно прощаться. Вот только, если он сейчас восстановит доверительные отношения с Поповым, ему будет грустно один день, а в альтернативном варианте ещё девять до, собственно, расставания. Поэтому парень вышел ко второму свету* и грозно рявкнул, намеренно коверкая имя:       — Арсентий!       — Ау? — моментально ответили снизу.       — Я тут сижу, блин, травмированный! Мне скучно и одиноко, а ты там какой-то чушью занимаешься? Где ты со своими охуенными идеями, когда ты так нужен?       — Тебе полегчало, как я посмотрю? — Арс вышел в видимый кусок пространства и, задрав голову, посмотрел на Антона. — Могу предложить приставку, однорукого я тебя точно уделаю! Только голову не проломи себе, когда спускаться будешь.       Шастун плюхнулся на диван, а Арс притащил себе отдельный стул, хотя вчера они сидели на диване вместе.       — Напугался? — со смешком спросил Антон.       — Конечно, напугался! — Арс зябко повел плечами. — Я думал, ты там сдохнешь нахер. Чё хоть делать-то с тобой, когда тебя колбасит?       — Ждать. Я так просто не сдохну.       — Слушай, а ты никогда не пытался понять, почему конкретно ты не переносишь прикосновения? Я читал, что страдающие от гаптофобии люди часто боятся подхватить заболевания, передающиеся тактильно.       По правде говоря, Антон знал, почему боится, но Арсу об этом рассказывать не собирался.       — Не пытайся это понять. Это же психическое расстройство, у него нет никаких причин, — пожал плечами парень. — Подхватить от тебя лишай я не боюсь, если ты об этом.       — Да я же серьезно спрашиваю! Если понять причину, возможно, найдутся пути её устранения.       — Думаешь, у меня нет психолога, который ищет эту причину и пути?       Вообще-то, действительно нет.       — Значит, хреновый психолог, — пробурчал Арс, поправляя челку. — А это врожденное?       — Нет. Всё, заебал! Врубай игру давай!

***

      Выиграть Арсению всё равно не удалось, потому что голова была занята вообще другим. За время, проведённое в интернете, в попытках понять, что именно не так с его сожителем, Арс убедился только в одном: ответы мэйлру — хреновый источник информации. Желания контактировать с Антоном резко поубавилось, хотелось вообще поместить его на оставшееся время в закрытую комнату с мягкими стенами, чтобы, не дай бог, ни обо что не убился. До сегодняшнего дня Шастун казался ему просто немного зажатым и недоверчивым, но теперь всё выглядело далеко не таким безобидным.       Антон вёл себя как обычно и даже сам изъявил желание погулять вечером. Арс чувствовал себя виноватым и отказаться не смог. Расставшись с Шастуном, он ещё долго лежал на песке, глядя в ночное небо и обдумывая сложившуюся ситуацию. В конце концов, он написал Михаилу огромное сообщение с проклятиями (которое, правда, так и не отправил) и немного успокоился. Сегодня пятый день, значит, впереди еще девять. Ну нет, девять дней ждать, пока Антон что-нибудь ещё интересное выкинет — это перебор. Следовательно, нужно не баррикадироваться от него, а наоборот узнать получше и установить границы дозволенного. Арсений вспомнил, что и сегодня Шаст просил его остановиться, да вот только остался неуслышанным.

***

      Антон нарочно набивался на компанию. Сегодня он встал непривычно рано и теперь наблюдал за тем, как Арсений принимает продукты питания.       — Супец из курицы или говяжий стейк с картошкой?       — Ни то, ни другое. Ещё же совсем утро, — отозвался Антон.       — Это да, — Арс запихал еду в холодильник и включил чайник. — Сможешь дотронуться до моей руки?       — Зачем? — опешил Антон.       — Вдруг в обратную сторону проще будет. Сначала научишься сам касаться, а потом уже к тебе.       — Это так не работает.       — Ты пробовал?       — Нет, но это же херня какая-то.       Арсений сел напротив Шаста и положил руку на стол, азартно сверкнув глазами.       — Трогай!       Антон коротко ткнул в ладонь:       — Доволен?       — Да, а теперь дольше.       — Мне казалось, ты вчера передумал проверять мои возможности.       — Нууу… Я передумал обратно. Сейчас ты сам полностью всё контролируешь, попробуй!       Шастун задумчиво посмотрел на чужую руку, неуверенно прикусил губу, несколько раз сжал и разжал пальцы, и аккуратно, самыми кончиками, прикоснулся к запястью.       Арсений был жёстким тактильщиком. Обнимашки, целовашки, потрахушки — всё это его. Он обожал спать или просто лежать на плече другого человека, тырить одежду, мимолетно касаться, привлекая внимание, держаться за руки, перебирать чужие волосы или когда всё это делают с ним. Попов даже своих девушек утомлял этой бесконечной ласкучестью. Понятное дело, жажда прикосновений распространялась только на приятных ему людей и в повседневной жизни он сдерживался, не вешаясь на каждом встречном-поперечном.       Длинные холодные пальцы боязливо ведут по вене, постоянно вздрагивая, как будто рука бьется током. Антон хмурит брови и выглядит кошмарно сосредоточенным, он начисто отключен от внешнего мира и погружен в свои ощущения. Арсения тоже начинает затягивать в прострацию, спина покрывается мурашками. Пальцы доходят до локтевого сгиба и движутся обратно к ладони внимательно и очень медленно. До Попова вдруг доходит, что ещё никто так тщательно не изучал его тело, пускай даже всего лишь руку. Организм начинает отвечать на эти прикосновения, вступает в странный, минующий мозг, диалог. Немного сбивается дыхание, становится то жарко, то холодно, подушечки пальцев покалывает, напрягаются мышцы пресса, подрагивают ресницы. В этом больше близости и интимности, чем в ином сексе. Антон отстраняется, но Арс продолжает сидеть, не шевелясь, устремив пустой взгляд в стол, поражённый происходящим внутри ураганом.       — Арс? Ты чего завис?       — Ни... ничего, — парня бросает в жар, и он бодро ударяет рукой по столу, скидывая оцепенение и маскируя растерянность. — Пошли, надо всё-таки начать эти треклятые занятия ЛФК.        Если Антон и пытался что-то понять по поведению сожителя, то после этого заявления начисто забыл о попытках в психологию.       — Да хорош! Я же ранен!