Шесть тысяч и еще четыре года

POV Самаэль Я пришёл за очередной душой в тюрьму царя Ирода Антипы в новой римской провинции. Поэтому и образ был соответствующий — Плутона, чуть переделанного бога Аида. Чёрная тога с застёжкой в виде черепа и густая борода, а в остальном образ был мне вполне родным — облик человеческий, брюнет, кудрявый, с крыльями, да и цвет глаз не уточнялся. Разве что присущую смертным растительность на теле пришлось сделать погуще, делать «демоническую шерсть» я брезговал. Когда я прибыл на место, меня встретил дух тела, не имеющего головы. А вот душа её имела… Я осторожно перерезал нить жизни и протянул духу руку. — Надо же! Да это же сам Иоанн-Креститель! Или тебя лучше будет называть Всадником без головы? — я оскалился в улыбке, скрывая за ней особую горечь. Азирафелю, должно быть, пришлось несладко наблюдать… — Ангел Смерти? Самаэль, верно? Да, это я, — отозвалась душа. — Ты отведешь меня на Небеса? — А ты не хочешь? — я выгнул бровь. — Могу и в Ад, Асмодейские цыпочки будут рады аж целому праведнику. А уж Вельз будет в полном восторге и накормит от души. Круг Чревоугодия — это тебе не пустыня, — и щёлкнул пальцами, меняя облик на более привычный — скелета в чёрном балахоне с капюшоном на голове и косой. — Так, пожалуй, будет правильней. — Вряд ли Иисус придёт в Ад. Так что лучше всё же на Небеса. Хотелось бы поговорить с Ним. И ангелом по имени Азирафель. Кажется, наш последний разговор его расстроил. — Ази сейчас не дома, а Иисус ещё не умер, — хмыкнул я снисходительно и похлопал душу по прозрачной голове. — Вопрос глупый, но… может, тебе есть с кем увидеться в последний раз? За то, что ты был хорошим мальчиком, у тебя есть типа привилегии, можешь попрощаться, пока мы не улетели. — Нет, Самаил. Мне не с кем прощаться. — Тогда пошли, — я открыл привычный чёрный портал и вышли мы уже у входа в земной Рай. — Перед тем как войти внутрь, закрой глаза и представь любой дом и вещи, которые хотел бы увидеть внутри, а я пока оформлю документы. Он кивнул головой и прикрыл глаза. Когда же я подошёл к месту регистрации смерти в книге душ, то пересёкся с до жути знакомым взглядом. Нет… ну нееееет! Только не он! — Сегодня дежуришь ты, Тадоэль? — привычно холодно поинтересовался у него. Я старался быть отстранённым с ангелами, раз уж мою светлую сторону они всё равно игнорируют. А с ним… с ним нужно было быть особенно осторожным. — Сегодня я, Самаэль. И буду здесь через три дня, — он легонько мне улыбнулся. — Ну и как тебе? Нравится здесь работать? — поинтересовался я, опустив взгляд на книгу и обмакнув белое перо в золотые чернила. Привычно быстро и с точностью до секунд записал данные о душе. — Ну как тебе сказать. Разнообразнее, чем перебирание бумажек в архиве, — он пожал плечами. — Хм. Смотри-ка, он выбрал шатёр в пустыне, как привык при жизни. — Неисправимый праведник. Надо будет напомнить ему, что он может менять жилье силой мысли, — тихо фыркнул я и поспешил обратно к Иоанну, он к этому времени как раз обрёл плоть, кровь и цвет. — Ты же знаешь, что мог бы выбрать хотя бы шатёр у оазиса, да? — уточнил я у него. — Знаю. Я подожду Его, — кивнул он. — Самаэль… не убегай сегодня так быстро, ладно? — обратился ко мне Тад, открывая врата Рая. — Я не пью в Раю, — сразу предупредил я, и провёл Иоанна до его шатра. — Любые фрукты на твой вкус, молочно-медовые реки и прочее в количествах, граничащих с грехом, в твоём распоряжении. Наслаждайся покоем, Иоанн, я приведу Иисуса лично и скажу Ази, что ты хотел его видеть. — Спасибо, Самаэль. Я всегда знал, что смерть милосердна, — праведник улыбнулся и сел на камень у шатра. — Если захочешь посмотреть на исходные пейзажи, нетронутые людским воображением, просто пройдись немного, это всё по сути копия изначального Эдема, — озвучил я уже заезженную фразу, кивнул, и поспешил на выход из Рая. — Так что ты там хотел, Тадоэль? Давай только быстро, меня ещё куча душ ждёт. — Мне казалось, им уже некуда спешить. Ты всегда стремишься уйти. Почему? — Потому что у меня много работы, сколько раз ещё повторять? — я фыркнул и сложил руки на груди. — Ну на десять минут-то ты можешь задержаться? — он тоже сложил руки на груди и выгнул бровь до ужаса знакомым жестом. Внутри меня что-то ёкнуло, я опустил руки. Как хорошо, что этот облик не выражает никаких эмоций. — Что. Ты. Хочешь? — Расскажи, что нового на Земле. Пожалуйста. Тут неимоверно скучно. А с теми, кто работает на Земле кроме тебя, я никогда не пересекаюсь. — Даже с Азирафелем? — удивился я и сел рядом с письменным столом. — Нет. Мне нельзя, — он фыркнул. — Неофициально, конечно. Но я же не идиот. Понимаю, что таких случайностей, как «разминулись», когда целенаправленно ищешь встречи с любым из них в течение четырех тысяч лет, не бывает… — Оу… — я неловко кашлянул. — Что-ж, это и вправду печально. Так… что конкретно ты бы хотел услышать? — держать себя в руках рядом с Тадом было сложно. Он выглядел… одиноким, несмотря на улыбку. Прямо как я. Хотелось обнять его и о стольком рассказать… — Что угодно. Мне всё интересно. Только не то же самое, что вещают праведники, — он тихо рассмеялся. — У них тексты одни и те же у всех. Как по писаному. Я хмыкнул. — Тут ты прав, иначе они бы сюда не попали. Но хэй! Вон тот красавчик, которого я только что привёл, общался лично с одним из земных агентов, так что, думаю, он поразговорчивей будет. Он буквально потерял голову от царских интриг! — нервно хохотнул я и резко стих. — Её отрубили за разоблачение измены Ирода Антипы с женой его брата. Что иронично, страстно возжелала его голову на блюде именно изменщиЦА, а не царь, — поведал я. Он же просил земные новости. Так чем не они? — О как! Зайду, значит, после смены. А ты видел Ее сына? Я кивнул. — Русый с бородой. У праведников на неё видать фетиш… Очень смышлёный и добрый малый, даже слишком. — Забавно. А ещё праведники все как один страдальцы или болезные. Ни одного логически мыслящего я среди них не заметил. Что до немногих остальных… Немного… хм… неправильно, что они не могут выбрать своё воплощение здесь и не могут его менять. Куча дряхлых старичков, табун детей… и они остаются такими столетиями. Пара детей мне жаловалась, что они хотели бы вырасти. Но теперь больше никогда… Хорошо хоть души младше трёх лет уходят на перерождение. — Зато здесь их не мучают артрит и прочие болезни, Чума не властна здесь, — хмыкнул я. — Дева Мария тоже весьма милая ткачиха. Держу пари, если бы она прознала о моей проблеме, сшила бы мне одеяло, — улыбнуться шире, будучи скелетом, я не мог, но зато улыбки в минуты грусти не терял. — Ну знаешь… если бы смертным было заранее известно об этом, они бы стремились умереть в юности. На пике, так сказать. Не лучший стимул. — Я бы хотел у неё спросить, чего ей стоит воплотить легенды о вечно молодых и взрослых душах, но… не привык вмешиваться. Это не моё дело. Пускай Иисус об этом спрашивает, он, пожалуй, лучше разбирается… — Посмотрим. Ты упоминал о своей проблеме, в чём она? — Я холодный. Как труп. Думал, ты знаешь, — я мимолётно тронул его руку. — Во всех обликах — и даже холоднее. Он задержал касание, придержав мою руку своей. — Не такой уж и холодный… Хотя, определённо намного холоднее меня. Но мне… — он отвёл взгляд. — Твой холод мешает тебе? — Мне без разницы, — я отдернул руку. Да что же ты творишь, Тадоэль?! — Но многим это не нравится, не важно, ангел или демон, все они теплее меня. — Ну, не знаю. Мне… нравится. — Ты мне льстишь, но допустим. Кроме того в начальном облике я бледный и в целом выгляжу болезненно, это к вопросу про одеяло. Но чувствую себя нормально. — Тогда я рад, что ты чувствуешь себя нормально, Самаэль, — он снова улыбнулся и скорее инстинктивно, чем осознанно, придвинулся ближе ко мне. — Ты… очень давно ни с кем не общался вовсе? — насторожился я и отодвинулся. — Ну почему? С коллегами по архиву. Но это тоже скучно. Ты интересный. Хочешь секрет? — Дерзай. ДерьмоДерьмоДерьмо! Прости, Богиня, за дурные мысли в обители твоей и прочее по списку… — Она недавно потребовала у Сариил принести Ей Книгу Жизни. Впервые за несколько тысяч лет, — понизив голос и склонившись ко мне выдал он. Несмотря на облик скелета, я ощутил его дыхание. — Какого хуя?.. — искренне изумился я. Дело пахнет жареным. — Кстати поздравляю, теперь ты знаешь минимум одно бранное слово, — я резко встал. — Я знаю их гораздо больше, — он подмигнул. — Они хоть и праведники, но всё же люди. — САМАЭЛЬ. Я ПРИЗЫВАЮ ТЕБЯ, — Её голос прокатился по Небесам. В нём не было ни гнева, ни скорби, скорее некая отрешённость. — О, а вот и меня за брань в обитель Её зовут. Держи презент, Люц просил передать, в этом саду они не растут. Это не те самые, — я положил на стол перед ангелом вполне обычное красное яблоко. И отправился на встречу с Ней порталом. Золотой трон привычно был окутан сиянием и лица богини за ним было не разглядеть. — Снова прячешься, Мама… Ты хотела меня видеть? — спросил я, встав на одно колено уже в истинном облике перед Богиней. — Хотела. Адоэль вновь вмешался. А ещё они с Азирафелем узнали опасно много о своей связи, — начала Она. Я зажмурился. — Что мне нужно сделать?.. — хоть это и тяжело. — В этот раз будет сложнее, мой дорогой. Азирафеля охватили сомнения. Я внесла некоторые изменения в Книгу. Но этот способ… нарушает гармонию. Я не хочу менять его суть. Но… Я позволила им помнить, пока они были нужны для защиты Моего Сына. Теперь ты найдёшь их. Скроешь все воспоминания, в которых они касались друг друга и говорили о своей связи. И вложишь другие воспоминания. — Какие же, Мама? И я давно хотел спросить… почему этот «тестовый вариант» такой жестокий? Столькие души и разбитые сердца ангелов мне жаль… Смогут ли они найти счастливый конец когда-нибудь? — я всё же поднял взгляд на свет и поднялся. — Это будет зависеть только от них. Я не стану менять ничего в Книге Жизни. Только скрою некоторые страницы. Они должны понять свои уроки, Самаэль. Каждый из них. Я ведь не запрещаю тебе говорить с твоими старыми друзьями. — Но что будет, если что-то… пойдёт не так? Они ведь могут возненавидеть Тебя… разве этого Ты хотела? — осторожно уточнил я, отводя взгляд. — Мне казалось, никто не хочет, чтобы его ненавидели. Даже Люцифер, которого люди теперь считают корнем всех зол… — Возненавидят? Проклянут? О чем-то таком мы спорили с твоим братом оооочень давно. Он проиграл тогда. А этот невозможный тандем провернул афёру, нагло вмешиваясь в сценарий. Но при этом чётко следуя Плану. — Тогда… они, как минимум, не будут рады всем этим уроками в конце пути, — я пожал плечами и натянул капюшон поглубже. — Впрочем, Твой замысел и впрямь Непостижим для меня, Мама. Могу я попросить? — Проси. — Если дойдёт до войны, Ты позволишь моим друзьям и Тадоэлю не участвовать? Я стольких хотел бы от этого спасти, но увы… о брате и остальных просить не смею. Я помню и люблю всех их, даже если это не взаимно. Я второй старший брат после Люца, это что-то вроде части меня… — Самаэль… — Она вздохнула. — Это тоже будет зависеть от них. Я не запрещаю. Но они захотели возможность выбирать. И они её получили. Хотя никто кроме Адоэля так и не тронул яблоню. После того, как… случилась первая война… И Тадоэль первым осознанно использовал возможность выбирать, Я никому это не запрещаю. Судьба Земли будет в руках Моего Сына и Антихриста по большей части. Судьба Небес и Преисподней в руках их лидеров. Тебя удовлетворит такой ответ? Я кивнул. — Спасибо, мама. Это даёт мне надежду. Пускай я догадывался, а слышать все же приятней и… понятней. Теперь я могу идти? — Подойди ближе. Я вложу в тебя нужные воспоминания для Азирафеля и Адоэля. И затем можешь идти. И я послушно подошёл. Пускай сейчас трудно, но… когда-нибудь все эти уроки закончатся. И мы все отдохнём. Надеюсь, не на том свете… Или куда там попадает звёздная пыль?