Orphan / Сирота

      — Вы же помните, мисс Грейнджер, что поступая в эту Академию, вы отчисляетесь из нашего общежития, поскольку Академия выделяет вам место в кампусе. И в случае отчисления, к нам вы вернуться уже не сможете. Вам придется искать жилье и платить за него самостоятельно.       Конечно, Гермиона помнила. Вспоминала об этом так часто, что ей приходилось плакать по ночам, пытаясь отговорить себя. Она боялась, что не справится, и в конечном итоге останется бездомной, как бы её подруга не убеждала её в обратном. Пэнси заверяла, что Гермиона станет лучшей студенткой с первого дня и поимеет и Академию, и эту злую суку из интерната, в котором она жила.       Даже на моменте подписания документов о зачислении, Гермиона колебалась, что не скрылось от директора: мистер Паркинсон заглядывал ей в глаза по-доброму, почти по-отцовски, стараясь поддержать и подтолкнуть к согласию. И у него, конечно же, получилось.       Поэтому сейчас Гермиона стояла у входа на территорию кампуса Английской Академии с чемоданом в одной руке и сумкой в другой — буквально держала в руках всю свою жизнь — и боялась пошевелиться. Все это выглядело нереальным сейчас. Одна из лучших Академий, в которую она была зачислена на первый курс, была прямо перед ней. Даже не смотря на то, что Гермиона была прилежной и выдающейся ученицей в школе, поступление сюда казалось ей неправдой, будто она не заслуживала этого.       Сзади раздался радостный женский визг, слишком знакомый для Гермионы, и она обернулась, широко улыбаясь.        — Пэнси, — Гермиона выдохнула и отпустила ручку чемодана, когда подруга подлетела к ней и крепко обняла, — привет.       Гермиона обняла её в ответ, утыкаясь носом ей в плечо. Эта девчонка была единственным близким человеком для неё, и только благодаря ей она сейчас стояла там, где стояла.       — Моя малютка, — Пэнси отстранилась, держа Гермиону за плечи и осматривая, — эх, как быстро растут подружки.       Они засмеялись в унисон, снова соединяясь в объятиях.       Пэнси была старше и перешла на выпускной курс. Они с Гермионой были знакомы почти десять лет. Отец Пэнси, мистер Паркинсон, часто посещал в рамках своего благотворительного фонда различные интернаты и детские дома. И в один из таких дней, когда он посещал интернат, где находилась Гермиона, Пэнси напросилась с отцом, а он не смог отказать, поощряя в своей дочери желание помогать другим.        Девчонки влюбились друг в друга с первой минуты, и отец едва смог забрать Пэнси домой в тот день. Она даже просила забрать Гермиону с собой, но, родители взвесили все за и против и сошлись на том, что они возьмут на себя ответственность помочь ей, но не удочерят. Пэнси согласилась, но была все равно огорчена.       Гермиона была единственным ребенком, к которому приходили, чтобы поиграть. Пэнси ни дня без неё не могла. Ей покупали одежду и контролировали, чтобы все подарки, адресованные ей, она получала. Расходы за школу также покрыл мистер Паркинсон.       И вот сейчас, после летних каникул, на которых девушки виделись всего несколько раз, они стояли в обнимку и не могли оторваться друг от друга.       — Я так рада, что ты здесь, — Пэнси всхлипнула где-то возле уха Гермионы, сжимая её еще сильнее, — я готова остаться на второй год, только чтобы подольше побыть с тобой.       — Пэнси, — теперь отстранилась уже Гермиона, — не выдумывай. Я буду учиться все четыре года здесь, и я думаю, твой папа разрешит навещать меня так же, как и раньше.       — Куда он денется, — девушки оторвались друг от друга, и Пэнси взяла сумку у Гермионы из рук, — кстати, у меня есть для тебя сюрприз на этот год.       Гермиона снова широко улыбнулась, а её глаза заблестели, в предвкушении.       — Пэнси, — она прищурила глаза, глядя на подругу, — что ты опять выдумала?       — Пойдем, я все покажу, — и она устремилась вперед, наконец наступая на территорию кампуса.       А Гермиона на секунду зависла, глядя ей в спину, а потом взялась за ручку чемодана и стала догонять подругу.       Гермиона не заметила, а Пэнси забыла, что оставила позади себя своего парня — Блейза, который стоял, оперевшись бедрами на черный тонированный автомобиль, на котором, собственно, он и привез Пэнси, чтобы та встретила и помогла освоиться своей малышке-подружке.       Он был знаком с Гермионой, кажется, знал немногим меньше о ней, чем Пэнси. Пэнси относилась к ней, как к младшей сестре, и с учетом судьбы Грейнджер, наверное, косвенно ей и являлась.       Поэтому Блейз был рад, что теперь лучшая подруга его девушки всегда будет рядом, хотя бы ближайший год точно, и ему нужно будет чуть меньше выслушивать по этому поводу от Пэнси: девушка с ума сходила от того, что виделись в учебном году они обычно меньше.       Две маленькие фигуры почти исчезли из поля зрения, когда возле Блейза материализовался его лучший друг, опираясь на машину рядом с ним и складывая руки на груди.       Он проследил за взглядом Блейза, прищурился, чтобы рассмотреть лучше. Ему удалось узнать только Пэнси. Вторая фигура, еще меньше, чем Паркинсон, осталась загадкой: он не помнил никого с длинными кудрявыми волосами.       — Новая подружка у Паркинсон? — он хмыкнул, кивая в сторону девушек, который скрылись в дверях общежития для девочек.       — О, — Блейз не сразу понял вопроса, — единственная.        Мулат обернулся на друга, когда тот как-то странно улыбнулся.       — Нет, Малфой, — Забини покачал головой, — даже не думай. Я знаю, молодая кровь и все такое, новые ощущения, но Пэнси оторвет тебе яйца за неё, а потом и мне заодно, что я тебе позволил.       — Ты же знаешь, — Малфой достал сигарету и закурил, — после Астории мне не интересны новые ощущения. Хватило.       Драко выдохнул дым и понял, что злился. Имя бывшей девушки не вызывало в нем восторга уже достаточное время, поэтому стоило ему произнести её имя или подумать о ней, он сразу заводился, и не в лучшем смысле.       — Знаю, но все равно предупреждаю, — Забини оторвался от машины и встал напротив Драко, — ты чего здесь, кстати?       — Отец просил передать какие-то бумаги, связанные с финансированием, директору, — Малфой докурил сигарету и бросил окурок на землю, чтобы потушить ботинком, — и заходил к тренеру, в этом году первая игра почти в начале семестра. Вручил мне планы и расстановки, чтобы я изучил. За вечер, блять. Потому что первую тренировку он поставил на завтра. Кто тренируется вообще в первый учебный день?       Блондин кипел. Он был капитаном футбольной команды Академии, и ему часто приходилось не сладко. Очень много времени отнимал футбол, хотя он буквальпо жил игрой, при этом ему приходилось хорошо учиться, чтобы отец не запретил ему играть. А с этого года, ему предстояло еще начать разбираться с переходящими ему делами в фирме отца. Казалось, еще чуть-чуть, и Драко мог разорваться на британский флаг.       — Мы, дружище, — Блейз похлопал его по плечу, — только мы, больше никто.       Забини таким образом попрощался и обошел машину, чтобы сесть на водительское и наконец уехать. Завтра и правда был первый учебный день, оказывается, еще и первая тренировка, поэтому сегодня ему лучше закончить все подготовительные дела к началу учебного года и лечь пораньше спать.       Блейз остановился, когда открыл дверь машины, и снова поднял глаза на Малфоя, который уже удалялся к своей машине.       — И насчет той кудрявой малышки, — его голос был громким и серьезным, — я не шутил. Я сам лично прослежу, чтобы ты не трогал её.       Малфой показал ему средний палец, не поворачиваюсь, и ухмыльнулся. Он открыл дверь своей машины и сел на водительское сидение.       В его планах на этот год не хватало только девчонки, как же. Но ему все равно было интересно, что это за такая ценная малышка, что и Блейз, и Пэнси так пеклись о ней.        Он потряс головой и завел машину, а в следующую секунду сорвался с места, оставляя после себя следы стертых шин.       Блейз уехал следом, и парковка опустела. Почти все студенты, которым было положено место в общежитии кампуса, уже давно заселились в свои комнаты, и последний день перед началом учебы проводили дома, с семьей.       В то время как Гермиону почти что выставили из общежития интерната только за сутки до начала семестра, поэтому теперь она нервничала, идя по коридору с Пэнси к своей комнате. Она переживала, что ей достанется самая ужасная комната с самой неудачной соседкой.        И каково было её удивление, когда Пэнси остановилась у одной из дверей и достала из кармана ключи с кучей каких-то брелков. Гермиона потерялась в недоумении, когда дверной замок щелкнул, впуская их внутрь.        Пэнси зашла первая, и когда порог пересекла и Гермиона, осторожно оглядываясь, то резко разжала пальцы, опуская сумку на пол, и вскинула обе руки вверх.       — Сюрпри-и-из! — Паркинсон прыгала на месте хлопая в ладошки, — в этом году мы живем вместе!       Гермиона опешила. Она чувствовала, как вспотели её ладони. Чувствовала, что ритм сердца ускоряется. Чувствовала, как слезятся глаза.       Первокурсников никогда не селили со старшекурсниками.        Никто без богатых родителей не поступал никогда в эту Академию.       Никто не дружил с Гермионой в интернате и в школе.       Никто. Кроме Пэнси.       Она была единственным человеком, который присутствовал в её жизни, и который устраивал эту самую жизнь. Она способствовала всему хорошему, что происходило с Гермионой.       Сейчас была последняя капля, из-за которой чаша под названием «я этого не заслуживаю» переполнилась, и из глаз девушки полились стремительные мокрые дорожки.       — Эй, — Пэнси уже не улыбалась, — эй, ты чего. Гермиона?       Она подлетела к подруге и крепко обняла её. Гермиона опустила руки вдоль тела и просто разрыдалась на плече у Паркинсон.       — Что… ты чего? — Пэнси гладила подругу по спине, — почему? Что… я обидела тебя?       Она не понимала, что не так. Правда не понимала. Гермиона плакала при ней крайне редко, чаще из-за несправедливости по отношению к ней учителей или заведующей интернатом. Даже не из-за плохих оценок, не из-за неразделенной любви: ни первого, ни второго у неё никогда не было. И что случилось сейчас, было загадкой, которая пугала Паркинсон.       — Малышка, — Пэнси поцеловала её в волосы, поглаживая по ним, — расскажи мне. Что беспокоит тебя?        Гермиона чуть ли не захлебывалась слезами, не в силах оторвать голову о плеча Пэнси. Она покачала головой, якобы отрицая подозрения подруги. Мол, ничего не случилось. А потом сама же и сдалась.       — Я не заслуживаю тебя, — она промычала это, рыдая, — я не заслуживаю быть здесь.       И она наконец обняла подругу, вжимаясь в неё сильнее, чтобы боль от того, что она только что сказала, не ощущалась так остро. Она действительно считала так.       Брови Пэнси поползли вверх. Она первый раз услышала это от Гермионы за все те десять лет, что они знакомы. Она дружила с ней не смотря на то, что встретились они в интернате, где жили дети, от которых отказались родители еще в роддоме. Она с первой секунды влюбилась в кудрявую малышку и готова была перевернуть для неё мир (или попросить родителей это сделать). Она будто обрела младшую сестру, о которой так просила родителей, поэтому относилась к ней, как к своей семье. Все подарки, все пожертвования на её имя, школа и сейчас Академия — это было всё для Гермионы, как для члена семьи. Как для важного человека в ее жизни.        Пэнси испугалась, что заставила Гермиону своими действиями почувствовать себя плохо, сама того не зная. Она никогда не делала ей зла, не желала, они никогда не ругались. Она оберегала её, как что-то сокровенное, как что-то свое.       — Я никогда не хочу больше слышать подобное от тебя, — слезы полились по щекам Пэнси, когда она прикрыла глаза и заговорила, — ты — мой маленький и очень важный человек, самый важный, Гермиона. И если надо будет положить весь мир к твоим ногам — я положу.        Она сказала это на полном серьезе, придавая своему голосу всю возможную строгость и решительность, хотя хотелось разрыдаться за компанию с подругой.       Гермиона притихла. Её рыдания успокаивались, хоть она все еще вздрагивала.       — Комната или Академия — неважно — все это не подачки, я не пытаюсь тебя купить, — их объятия расслабилась, и вот уже Пэнси держала в своих ладонях лицо Гермионы, — я делаю это всё, потому что я тебя люблю и хочу, чтобы ты была счастлива. Ты заслуживаешь всего и даже больше. А когда счастлива ты, счастлива я.       — Пэнси… — губа Гермионы опять задрожала.       — Если ты заревешь опять, я тебя ударю, — Пэнси попыталась улыбнуться, сузив глаза. И Гермиона наконец засмеялась. Засмеялась так звонко, как привыкла к этому звуку Пэнси.       — Вот и мой Звоночек, — Паркинсон вытерла большими пальцами мокрые дорожки с лица Гермионы, — мы вообще-то целый год будем жить в одной комнате, а ты мне развела здесь слезы!       Они обе оглянулись по сторонам. Гермиона только сейчас оценила обстановку. Комната была большой, ей почему-то показалось, что она точно будет больше других. Две кровати стояли у двух больших окон, большой шкаф для одежды и на противоположной стороне — для книг. Два письменных стола со стульями, напольная лампа в углу между кроватями и там же большой цветок, похожий на пальму. Гермиона прищурилась, глядя на него, а затем перевела взгляд на подругу.       — Это то, что я думаю? — широкая улыбка озарила её лицо.       — Да, — твердо ответила Пэнси, кивая головой, — Блейз еще два дня назад привез Седрика сюда.       Они в голос засмеялись, снова обнимаясь. Седрик — цветок, который Гермиона украла из общей гостиной интерната, чтобы подарить Пэнси на день рождения, ведь возможности купить подарок у неё не было. И с тех пор, он здорово рос, и теперь был выше их обеих. Седрик был символом их дружбы.       Девушки расцепились, и Гермиона стала ходить по комнате, рассматривая поверхности и книги, уже расставленные в шкафу. Одна кровать была уже занята, как и часть шкафа.       — Я заняла кровать, — Пэнси указала на одну из рукой, — но мы можем поменяться, если ты захочешь. Гермиона отрицательно покачала головой, а затем присела на пустую, снова осматривая комнату. Она была намного больше и уютнее той, в которой она жила в интернате. И теперь она делила комнату со своей лучшей подругой — с единственными и самым важным человеком, присутствующим в её жизни. Это все еще казалось нереальным.       — Завтра кастинг в команду по чирлидингу, ты ведь помнишь? Сразу после всех пар, — Пэнси села рядом и задала вопрос, уже зная ответ.        Гермиона мечтала о том, чтобы попасть туда, наверное с начала их дружбы. Она прямо грезила мыслью оказаться когда-то там. И все лето она тренировалась, Пэнси знала. В своей комнате в интернате, на улице, во дворе интерната. Когда они виделись, она показывала подготовленный танец Пэнси, и та была уверена, что её возьмут не раздумывая.       — У тебя все получится, я точно знаю, — она видела, что Гермиона начала теребить край рукава своей кардигана, нервничая.       — Спасибо, Пэнси, — она повернула голову к подруге, мягко улыбаясь, — я люблю тебя. Для меня очень важна твоя поддержка и… ты. Без тебя, не было бы меня.       — И наоборот, — Паркинсон чмокнула подругу в лоб, — ты самая лучшая, помни это. И когда-то тебя кто-то заставит в этом усомниться, просто дай мне знать.       Они прислонились лбами друг к другу и улыбались. Наслаждались тишиной, моментом, осознанием, что нет ничего важнее, чем их дружба. Обе понимали, что пока они есть друг у друга, ничего не страшно.        — Давай, покажи мне еще раз свою программу! — Пэнси отстранилась и хлопнула в ладоши, — давай-давай.        Она стала толкать Гермиону с кровати, пока та смеялась. Затем включила музыку и увидела, что подруга уже снимала кардиган, оставаясь в одном коротком комбинезоне на бретелях серого цвета.        Пэнси любовалась своей юной подружкой: она была стройной, красивой, такой, как принцессы в сказках. Она была чистой и светлой, невинной и наивной, и поэтому Пэнси мечтала защитить её от всего плохого, с чем она только могла бы столкнуться. Она действительно недоумевала, как люди смогли отказаться от этого ангела и оставить в интернате. Но знала одно: она от неё не откажется никогда. Это знание укреплялось каждый день, и сейчас, когда она смотрела, как она подпрыгивала, наклонялась и размахивала руками, как птичка крыльями.       И не дай Бог кому-то эти крылья поломать.