Can`t you see… I`m in recovery…

My room is dark, the blinds are shut tight And everything is still too much outside It may be over but not tonight I may be older but I still cry

      Когда, в какой момент все начало рушиться, Сяо Чжань не мог сказать определённо. Может, в тот, когда длинные ночные разговоры сменились коротеньким «привет, у меня все хорошо, много работы, я побежал». Или когда очередная встреча срывалась из-за плотного графика у обоих. Или когда в сети появлялась очередная ложь. Когда?       Наверно, они просто оба устали. Вымотались. Выгорели. Нельзя поддерживать пламя без углей. Оно постепенно затухнет и угаснет. Так и их любовь потухла. Но ведь он любит! По-прежнему любит своего Бо-ди. Значит, чувства Ибо прошли: нужно просто отпустить его и самому как-то двигаться дальше.       Сяо Чжань отвернулся от большого панорамного окна, в котором отражался ночной Пекин, и повернулся к неподвижно стоящему Ван Ибо. Танцор так же пялился на яркие огни за окном. И так же молчал. Рюкзак Ибо и дорожная сумка Чжань-Чжаня, так и не распакованные, стояли посреди гостиничного номера. Значит, вот такой он конец их истории. Сяо Чжань вновь отвернулся к окну и тихо заговорил.       — Ибо, я понимаю. Ты устал. Столько всего навалилось. Работа, грязные сплетни в интернете. Мы не видимся многие месяцы, а поговорить не удаётся. Мы отдаляемся друг от друга всё больше. Возможно, пришло время отпустить тебя. Ты встретишь человека, которого не нужно будет прятать от всех и вся. Ты сможешь открыто сказать, что…       Сяо Чжань сглотнул подступившие слезы. Нет, он не может сейчас расплакаться, как какая-то девица. Он должен быть сильным и не показывать, как отрывает от себя часть своего сердца, своей души.       — Я переболею тобой, Ван Ибо. И ты… ты тоже…       Танцор резко обернулся. Посмотрел в глаза актёру. Не говоря ни слова, Ибо подхватил свой рюкзак и подошёл к дверям номера.       — Я завидую тебе Чжань-гэ, — тихо проговорил молодой мужчина, — моя болезнь неизлечима. Ты… мой личный… сорт героина…       Ибо протянул руку к замку, чтобы сделать шаг в пропасть их расставания, когда теплые родные руки обняли и губы уткнулись в вихрастую макушку.       — Повтори, — прохрипел Сяо Чжань, — повтори, что ты сказал.       Ван Ибо обернулся в таких знакомых руках. Стер со щек слезы. Больно дернул за отросшую прядку.       — Я тебя люблю, идиот. И всегда буду…

***

      Рассветное солнышко проникало в номер. Солнечный луч скользнул по двум застывшим фигурам. Сяо Чжань обнимал любимого, положив голову на плечо танцора. Ибо перебирал пальцами волосы партнера. Времени оставалось все меньше. Скоро они снова расстанутся на неопределённый срок, но каждый унесет с собой частичку другого. Ту, что согреет в самый лютый мороз и одарит прохладой в изнывающую жару.