Свое

Морти - нет-нет-нет, Рик Санчез, ты нихуево так ошибаешься, это уже матёрый Мортимер, - выглядит как влажная мечта девочки-подростка, которая беспорядочно трахается в актовом зале вместо математики, курит за школой и барыжит травкой и фальшивыми удостоверениями. Он - как это говорят? - возмужа-а-ал. Рик хмыкает, оглядывая его из-под полуприкрытых век, отхлебывает приторно-сладкое пойло - и морщится. От пойла ("Это коктейль, старый ты пердун", - бормочет себе под нос Морти, закатывая глаза и цокая языком, как заправская бывалая сученька) разит дешёвым блестящими мечтами о богатой пластмассовой жизни, знойными искусственными блондинками и лживым обещанием качественного секса. Ох уж эта хуева синтетика, размышляет Рик, лениво лаская взглядом Морти. Из ссыкливого подростка, думающего только о дрочке на рыжулю, он превратился в... Во взрослую возмужавшую версию ссыкливого подростка, на которую рыжули - и не только они, - дрочат в тайне от родителей. Про таких говорят - ебливый. Слабый на передок. Охочий до кисок и до хуйцов. Рик говорит это вслух - громко, растягивая гласные, чтобы через долбеж очередного межпланетного хита в этом пропитом, прокуренном и провонявшем случайным быстрым перепихонами клубе Морти его услышал. — Морти, - говорит Рик, безумно скалясь, — выглядишь, как дешёвая потаскуха. — Иди нахуй, Рик, — Морти ("Мо-о-ортимер", - похабно тянет внутренний голос Рика и ржёт, задыхаясь от тупой боли в лёгких) показывает ему язык - и это было бы совершенно по-детски, если бы не пирсинг. Рик ловит себя на мысли, что минет с этой штангой в языке - это охуенно. — Я очень дорогая потаскуха, - добавляет ("Добивает, сука", - поправляет внутренний голос, и Рик с ним, на удивление, согласен) Морти - и его глаза блестят не то похотью, не то жаждой, не то в этом виновата херовая наркота, которую здесь добавляют во всякое пойло. Рик откидывается на спинку дивана и широко расставляет ноги - демонстрирует. Приглашает. "Не хочешь присесть на дедулин хуец, а, малыш Морти?" - скалится внутренний голос, подкидывая картинку - вот Морти, тяжко вздыхая, подходит к нему (обязательно покачивая бедрами и самую малость задирая черную футболку, демонстрируя нежную белую кожу на животе), цепляет пальцами подбородок, заставляя смотреть в глаза, а потом с мученическим вздохом (как будто бы не у него стоит так, что можно гвозди забивать) усаживается к деду на колени, прижимаясь жарко и жадно. — Рик, — Морти склоняет голову набок - и Санчез, который трахнул вселенную, не может не отметить, как же охуителен этот соблазнительный мягкий изгиб шеи, — ты, сука, чертов извращенец. — В этом блядском мире должна быть стабильность, — в тон ему отвечает Рик и сжимает себя сквозь ткань брюк. Вселенная - ебнутая наглухо ебливая сука, цель жизни которой - страхнуть нестрахиваемое. Этот простой и всем понятный закон почему-то не приняли ни в одном университете ни в одной из реальностей, но у Рика столько доказательств этому, что хоть жопой жуй. Он хочет своего внука. Свою кровь и плоть. Потому что ключевое здесь - "его". Остальное условности, которыми Рик, запив убогий коктейль из своей фляги, пренебрегает. Нахуй условности, когда Морти похож на порно-звезду из роликов, у которых названия что-то типа "Отчим трахает молодого пасынка в жопу, а тот течет как сука и хочет ещё больше членов". Нахуй условности, когда Морти, хищно улыбаясь, одним слитным движением оказывается рядом - прижимается бедром к бедру и жарко выдыхает куда-то в шею, обвив своими непомерно длинными руками. Нахуй условности, когда Морти вздрагивает и произносит как будто бы в никуда: — Я скучал, сукин ты сын. — Заткнись, пёс, — кривится Рик и ему на мгновение кажется, что его ебучее сердце, на котором не осталось живого места, сейчас взорвется нахер и утянет за собой в воронку эту блядскую вселенную с ее блядскими условностями. От Морти разит потом, дешёвым пойлом, каким-то одеколоном и плохо сдерживаемым желанием. От Морти смердит самой жизнью - бешенной, пизданутой, такой, от которой сердце колотится где-то в горле, заставляя кадык нервно дёргаться. От Морти ведёт голову, как от хорошей забористой травки, и кажется, что сейчас где-то в паху зародится новая вселенная. — Сукин ты сын, — едва слышно бормочет Морти, тыкаясь влажными тёплыми губами куда-то за ухо Рика. Он расслабляется. Окей, он забирает у этого места, у этой вселенной и у этой жизни то, что принадлежит ему по праву. По праву крови, родства или тяжёлой ебанутости на фоне давнишнего алкоголизма. Рик жадно сжимает его талию - тонкую такую, почти девчачью, - и довольно рыкает, когда Морти счастливо выдыхает. Господи ебанный боже, если бы он знал, что в итоге все к этому и придет, он обязательно бы провернул все ещё раньше. Нет, он не стал бы совращать несовершеннолетнего, потому что, эй, даже у пизданутых гениальных учёных есть свои принципы, но обязательно бы попробовал что-нибудь невинное. Поцелуи там. Взаимную дрочку. Взаимная дрочка ведь невинная, да? — Эй, — Морти чувствительно прикусывает мочку уха, тянет на себя, заставляя вынырнуть из собственных мыслей о допустимости взаимного дрочилова с несовершеннолетним внуком, — ты не о том думаешь, Рик. — Молчи, молчи, пёс, — почти рычит Рик, кусая чужие губы. Вселенная может хоть уссаться и усраться, но он слишком долго ждал. Рик вжимает его в себя - его кровь, его плоть, его жизнь, его смысл, его смерть, - и шлёт нахуй вселенную. О, он знает, как они выглядят со стороны. Мальчик со шлюшьей внешностью, сидящий на коленях у старого извращенца. Как же это отвратительно и как же это охуенно. Рик готов кончить в штаны только при одной этой мысли. Он с силой сжимает задницу Морти - тот сладко стонет и выгибается, прижимается, облизывает губы - и да, он стоит того, чтобы спалить к чертям все. И себя в том числе. Рик целует его - больно и жадно, совсем не так, как в дешёвых порнушных фильмах, - он буквально выгрызает из него вздохи, жалобные стоны и тихие вскрики, и не отпускает. Он жадно и мокро вылизывает его сучий рот, кусает губы, царапает зубами язык, тянет за волосы, - метит. Мой. Мое. Никто не получит. На них даже никто не косится, потому что, блять, секс - это охуенная доступная легальная штука и всем насрать, с кем ты ебешься на блядском диванчике под блядскую песню про блядскую блядь. — Рик, - шипит Морти, руками залезая под его водолазку, оглаживая дрожащими пальцами шрамы, — Рик-Рик-Рик-Рик... И в его хриплом севшем голосе столько отчаяния и желания, что Рику хочется заорать от счастья. Эта вселенная реально ебнутая, но, сука, как же он ей сейчас благодарен. Рику кажется, что он хочет сожрать Морти. Сделать его своим полностью. Чтобы ни одна блядь - ни рыжая, ни темненькая, ни блондинка, ни лысая, ни с яйцами на башке, никакая, - не смогла его забрать. Опять. Снова. — Либо я выебу тебя тут, сука ты такая, - шепчет Рик, смаргивая на мгновение пелену перед глазами, - либо ты удерживаешь свой мелкий хуй в штанах и мы идём до корабля. — Мелкий? — Морти хмыкает и прижимает ладонь Рика к промежности. — Да он в твой пиздливый рот не поместится. — Да ёб твою мать! — взрыкивает Рик и сдергивает Морти с колен. Тот шипит что-то про "если ты ещё и Бет выебешь - это будет номер", но покорно волочится за ним. Рик распихивает локтями и ногами всех, кто стоит у него на пути. Лишние, мелкие твари на пути к его счастью. Мать твою несчастный боже, он так армии раскидывал, прежде чем наконец-то обнаружить, где окопался его припизднутый внучок, возжелавший - внезапно! - пожить отдельно ото всех. Нормальные люди в таком случае сваливают в другой штат, а этот порок тринадцатилетних девочек ("Тогда ты тоже тринадцатилетняя девочка", — едко замечает внутренний голос, но Рик бодро шлёт его в хер) свалил в другую систему. Все по заветам Санчеза: ебать - так вселенную, жить отдельно от родителей - так в другой галактической системе. Максималист хуев. — Любишь большие члены, а, Морти? - рычит Рик, вталкивая его в корабль на заднее сидение и наваливаясь сверху. Прижимая, чтобы этот сученыш никуда не сбежал. — Кажется, - тянет Морти, раздвигая охуительно длинные ноги, затянутые в охуительно узкие джинсы, — мне нравится один конкретный член. И, как я помню, он большой. — Мелкий поганый извращенец, — восхищается Рик, сдирая с него футболку и оглаживая впалую тощую грудь. — Подглядывал за мной? — Когда ты был в душе, — Морти сладко выдыхает и изгибается причудливой дугой, — а ещё потом дрочил в комнате. — Ебливая ты сука, Морти, — ухмыляется Рик. Он наклоняется к мальчишечьей шее, в изгибе которой притаилась чертова вселенная, и кусает со всей дури, которой в нем немного больше, чем дохуя. Морти вскрикивает раненной птицей, путается пальцами в волосах Рика, вжимая его в себя. Это лучше, чем алкоголь. Это охуеннее секса под ЛСД. Это невъебеннее всех тайн всех вселенных. Морти открыт, раскрыт, распластан, распят - и, о чертов блядский боже, Рик глухо стонет от удовольствия и осознания, что наконец-то дорвался. Кучка уничтоженных планет, несколько миллиардов загубленных жизней и статус террориста того определенно стоили. Потому что Морти - его Морти, и это важно, - рычит, стонет, жмется всем своим тощеньким тельцем, призывно раздвигает ноги - и Рику ахуенно, потому что... Потому что ебанутость всегда охуенно делить на двоих, а Рик, хоть и жадная мразь, но такое разделить готов. Рик царапает короткими обломанными ногтями впалую юношескую грудь - Морти выворачивается немыслимо, стягивает с себя дурацкую футболку с дурацким принтом, швыряет ее куда-то - и хер бы с ней, - демонстрирует ярко-розовые проколотые соски и довольно, сука, скалится, наблюдая, как втягивает тяжело носом воздух Рик. Его маленький ублюдыш охуенен. — Чтоб тебя черти драли, Морти, — сипит Рик, дёргая пояс его джинс. Потому что ему надо. Нужно до трясущихся рук, трущегося об шов джинс члена и до ярких кругов перед глазами вставить этому пиздюку, который съебался из дома, оставив записку и тупое ноющее чувство где-то за лёгкими. Ему надо заклеймить Морти изнутри - пометить его по-животному, спермой, залить, блять, лицо и грудь, кончить ему в рот, - чтобы каждая дрянь в каждой мыслимой вселенной знала, кому принадлежит Морти Смит. — Про групповушку поговорим позже, — Морти смешно сдувает челку с глаз, тянется к джинсам Рика и громко стонет, когда тугая молния поддается. О боже блядский да. Хер Рика в руках его обожаемого внука, тот надрачивает плавно и медленно, кончиками пальцев с лёгким нажимом массируя упругую головку, и за это Рик готов бросить к его ногам все, что пожелает его душа. — Ри-и-ик, - умоляюще-просяще стонет Морти, не отрывая взгляда от алого от прилившей крови члена, и кто Рик такой, чтобы ему отказывать? Он толкает его обратно на спину, сдергивает блядские штаны вместе с трусами (внутренний голос пытается пиздануть шутку про стринги, но затыкается, захлебнувшись слюной) и оглаживает нежные бедра, оставляя яркие полосы от пальцев. Он бы его сожрал. Выебал и сожрал. Потому что только с Риком - в Рике, - его мальчик-золото будет в безопасности, потому что только так до него, такого прекрасного, нужного, единственного, не дотянется никакая дрянь. Сосать Рик умеет - Морти вертится, подкидывает зад, путается пальцами в волосах Рика и кусает воздух, пытаясь сдержать рвущиеся крики. Рику мало. Ему мало запаха Морти - гель для душа, мускус, немного пота. Ему мало его стонов - полузадушенных, писклявых, с придыханием, будто вот-вот заплачет. — Я тебя выебу, - лихорадочно шепчет Рик, задевая сухими губами тазобедренную косточку - Морти вздрагивает всем телом, его член тяжело качается, пульсирующий, горячий. — Выебу, Морти, а потом мы... Куда ты хочешь, сученыш? Мы слетаем с тобой куда угодно, будь только хорошей покладистой сученькой... — За-аткнись, — хныкает Морти, и Рику кажется, что он - все. Кончился в момент этого звука, сжался до первозданных размеров вселенной, и сейчас последует взрыв. Морти весь такой "выеби-меня-пожалуйста", и Рик не хочет сопротивляться. Он переворачивает его на живот - Морти послушно встаёт на колени, прогибается (Рик не может сдержать себя в руках и мацает очаровательные ямочки на пояснице, отпихивая от себя чудесную в своей пизданутости мысль попробовать как-нибудь слизать с них текилу) и призывно вихляет бедрами, глядя через плечо. Рик бормочет что-то про то, что он выебал вселенную и здравый смысл, так что выебать ещё одну очаровательную шлюшку ему не составит труда. Он вливает в задницу Морти, кажется, чуть ли не весь флакон смазки, припрятанный на всякий случай под сидением. Не то чтобы он хранил смазку на случай, если придется выебать внука где-то по пути между Андромедой и Землёй, но мало ли что. Воняет синтетической клубникой, но у Морти глаза подкатываются, губы влажные, налитые кровью, а с члена капает смазка, как у течной суки, и Рик, вставляя третий палец в натёртую и растянутую дырку, думает, что может потерпеть. Его мальчик гладкий, мягкий, упругий и жадный изнутри; он толкается на пальцы, тихо скуля себе под нос, ёрзает, пытаясь свести бедра и шепчет: "Вставь уже свой хер, Рик, господи блять пожалуйста", - но Санчез не может оторваться. Если есть ад, то все черти будут ебать его в зад на протяжении нескольких вечностей, но, эй, Рик Санчез не был бы Риком Санчезом, если бы сдался так просто. Он протискивает с трудом свой член в узкую дырку - Морти только подвывает, вытягивая шею, и это нихуя не помогает, а очень даже наоборот, - и ему кажется, что он сейчас сдохнет от счастья и перевозбуждения. — Ты такой узкий, сученыш, - Рик наваливается на спину Морти, мелко дёргая бедрами. — Просто, блядь, целочка. Берег себя для своего дедули, а, сука? Морти сдавленно ноет на одной ноте - ведёт бедрами, насаживаясь глубже, что-то просит - воет, - на одной ноте, и Рик мимолётно подмечает, что ещё ни разу не слышал звуков прекраснее, чем это. Он выпрямляется - цепляет макушкой потолок, ругается, вцепляется за бедра Морти мертвой хваткой ("За такие бедра раньше убивали нахуй", - истекает слюной внутренний голос) и натягивает его на себя до упора, с детским восторгом наблюдая, как растягивается дырка вокруг его члена. — Узкая, узкая сученька, - шипит Рик на каждое широкое движение под подвывания Морти, которого швыряет туда-сюда. Оргазм похож на конец вселенной - он, сука, такой незаметный, но такой оглушающий, что Рика куда-то поддых бьёт страх смерти, который он не испытывал лет эдак с четырнадцати. Он спускает внутрь Морти - тот тихо всхлипывает, грубо дрочит себе, шепча что-то про "хоть бы подождал, Ри-ик", и кончает с тихим писком и дрожью во всем тщедушном теле. Сваливается, тяжело дыша, лижет пересохшие губы - задница его дёргается, из дырки течет сперма, и Рик, который вот только-только чуть было богу душу не отдал, кажется, готов покорять новые вершины. — Ну так, - Рик нашаривает в карманах пачку земных сигарет - самых дешёвых и самых мразотных, - куда хочешь, сученыш? — Сейчас - спать, - Морти морщится, тянется рукой к заднице и довольно улыбается своим мыслям. — Как ты меня нашел? — Чутье, пиздюк, - Рик стряхивает пепел. - Чутье. Про жучок на внутренней стороне бедра, замаскированный под родинку он, конечно, не расскажет.