Великий комбинатор

Q: Неужто вас никогда не мучила совесть за то, что вы отнимаете у людей их заработанные честным трудом деньги? — А что это вы к моей совести взываете? Вы мне не мать, не жена и не любовница. И даже если бы были, не ваше это дело. Деньги есть — и хорошо. А ещё лучше, когда денег много. Я люблю деньги. Люблю, когда их приносят на блюдечке с голубой каёмочкой. А вы бы поаккуратнее выбирали выражения. «Отнимать у людей деньги»! Отнять любой может. А чтобы миллионеры тебе их сами отдали. Это определённое искусство. Художник рисует. Композитор сочиняет. Писатель пишет. А великий комбинатор получает доход путём честных комбинаций. Вы же знаете, я уважаю уголовный кодекс. Никогда не действовал против закона! Ни-ког-да! Это закон всегда действует против меня. Закон справедливости. Судьба не любит меня, господа присяжные заседатели. Киса перерезал мне горло. Советский союз не дал потратить миллион. Беспощадная судьба любит подстраивать мне козни. А я сражаюсь с ней посредством конгениальных комбинаций. Мой стаж конгениальных комбинаций — 21 год. С десяти лет комбинирую. Мне надо медаль выдать. Золотую. Чтобы внуки гордились. И правнуки. И премию выдать. И отправить за границу, в Рио-де-Жанейро, обучать людей в белых штанах комбинациям. Там тепло и хорошо. А то лёд Советского Союза надоел. Советский Союз холоден ко мне. Он не любит меня. И Румыния тоже. Пограничники обобрали, ни одной бранзулетки не оставили. Знаете, как плохо, когда тебя не любят? Знаете, как плохо, когда тебя не любят деньги? Деньги в целом стали бешеные. За ними приходится гоняться. Умные деньги лежат в кармане, а эти бегают и бегают, как Паниковский за гусём. Царствие ему небесное. Гусю. Но не будем о грустном. А, господа присяжные заседатели, а давайте я задам вам вопрос? А то вы мне да вы мне. Господа присяжные заседатели, лёд тронулся? Тронулся лёд, как думаете?.. Q: Нравилась ли Вам Зося и хотели бы вы на ней жениться? Счастье нужно хватать, пока дают. Иногда дают богатство. Иногда любовь. А порой всё сразу, и тогда выбор становится сложен. Герой какой-нибудь мелодрамы, конечно, выберет любовь. Бандит из криминальной истории украдёт и деньги, и возлюбленную. Персонаж сказки возьмёт волшебную палочку и наколдует себе и то, и другое. А великий комбинатор выберет богатство, только потом попрётся за любимой и — опоздает. Она уже двадцать семь дней замужем. Она уже Синицкая-Федеми. Но всё могло быть иначе, не стремись он к миллиону. Тогда, выведав местоположение Корейко, случайно её этим обидев, он мог погнаться за ней, за нежной и удивительной, и утешить. Но нет. Он предпочёл деньги, азарт, комбинации. И даже, раздобыв миллион, достигнув цели в богатстве, великий комбинатор не сразу поехал достигать другую цель — спокойную супружескую жизнь. Нет — он стал разъезжать по городам, пытаясь потратить свой заработанный не очень честным путём миллион, он стал тратить деньги напропалую, даже не вспомнив о любимой, хотя мог хоть сейчас кинуться в Черноморск, купить какие-нибудь жалкие серёжки, колье или другую ювелирную дребедень, тем самым извиниться, и тогда бы всё кончилось, все скитания, все великолепные комбинации, вся его полная приключений жизнь. И наступила бы смерть. Самая настоящая смерть — спокойная супружеская жизнь — для человека, которому не сидится на месте, для которого комбинации, выдумки, обман, блюдечки с голубой каёмочкой и миллиончиками на них и есть самая настоящая жизнь. Нет, не была она любовью всей его жизни, он найдёт себе ещё таких тысячу, нежных и удивительных, обольстит, заманит в любовные сети, а потом бросит и уедет за миллионом. Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка. И никакие женщины не могли бы облегчить его страдания... Q: Любое AU, связанное с морем. Кем будет ваш персонаж/автор — русалкой, пиратом, офицером, юнгой? — Отдать швартовы! Командовать парадом буду я! Полы василькового фрака романтично развевались на ветру. Ветер был северный, пробирающий до костей, но блистательный капитан Берта-Мария-Бендер-Бей не боялся природных стихий: его горела мысль о богатстве. Бриг «Антилопа» под его командованием мчался навстречу миллионам. Вернее, навстречу кораблю «Корейко», который собирался добродушно отдать пиратам один из своих. Пираты могли спокойно бороздить океан, правосудие им не грозило. Благодаря великолепным комбинациям капитана, они всё ещё оставались на свободе. Играла здесь роль также «Антилопа». Её строение, множество пушек, крепкие паруса позволяли пиратам в случае неудачи улепётывать куда подальше. Но неудач можно было не бояться, ведь парадом командует капитан Берта-Мария-Бендер-Бей! И сейчас мы в очередной раз убедимся в его блистательности: на горизонте маячит шхуна — плохо защищённая, она обязательно отдаст свои деньги, едва Бендер приставит к горлу капитана саблю. Всё было готово к нападению: командор отдавал приказы с бушприта, бесстрашный матрос Шура в любой момент был готов натянуть паруса, Козлевич — повернуть штурвал, а Паниковский прибить чайку. Вздорные птицы даже при подготовке к бою забирались на корабль и клянчили еду. Экипаж делиться не хотел. — Фу! Пошла! — кричал Паниковский, отгоняя чайку. — Моё! К груди он прижимал кулёк с едой. Чайка не отступала — она поднялась в воздух и попыталась нанести удар сверху, по темечку старика, но он отмахнулся. — Пошла-а-а! Чайка, заорав «кья-кья-кья!», вновь бросилась на Паниковского. Он нанёс ей сокрушительный удар. — Ну, хватит мучить животное! — закричал капитан. — Этому представителю класса птиц тоже хочется питаться. Ай-ай-ай, надо быть гуманнее, Паниковский! Чайка позорно улетала с поля битвы прочь. Она поняла, что великого Паниковского не сразить. А до начала настоящего боя осталась пара мгновений. — Приготовить крюки! Мы будем брать эту птичку на абордаж! Адам, сдавай вправо! Антилопу понесло вправо. Вражеская шхуна увернулась. Козлевич вновь поворачивает за ней, но та расправляет фок-паруса и ещё больше уходит от пиратов. На палубе соперника мелькает знакомый фрак. — Капитан Корейко! — снизошло озарение на Остапа. Приглядывается — точно! Это же Александр ибн-Иванович! Блистательный капитан то во всё горло зовёт Корейко, то в порыве вдохновения даёт беспорядочные приказы экипажу, то задумчиво стоит на бушприте, достаёт из кобуры саблю, вновь убирает и зовёт, зовёт Александра Ибн-Ивановича. *** — Коре-е-ейко… — бормочет Остап спросонья. — Коре-е-ейко-о-о… — Тогда купите папку, она стоит миллион… Раз уж вы не хотите… Отдать миллион, то купите… Остап переворачивается на другой бок и с удивлением замечает, что он не на романтическом бриге, а лишь в номере гостиницы «Карлсбад». Под подушкой миллиона нет. Стоило на минуту закрыть глаза, как начинали мелькать разочаровывающие события прошедшего дня: торг насчёт жёлтой папки, таинственное исчезновение миллионера, Шура с Паниковским, укравшие гири, Зося, противогазы... Блистательный капитан Бендер-Мария-Бендер-Бей поднялся с постели. Нужно приступить к работе, изготовлению рогов и копыт. Нужно дальше работать и создавать комбинации. Время потечёт своим чередом. А там будет и шхуна, и Корейко, и миллион. Q: Расскажите, что вы чувствовали, когда очнулись после попытки Кисы убить вас бритвой? Что чувствует человек, когда его предают? Обиду, злость? Жажду мести? Или, может, спокойствие — к нему приходит ощущение, что так оно и должно было случиться? В точности неизвестно. У всех всё крайне индивидуально. И ладно бы человека это ранило морально, жить дальше как-то можно. А если физически? Вдруг безжалостный предатель решит нанести жертве удар посокрушительнее? Остап Бендер пример этому: он чуть не лишился своей ещё такой молодой жизни — и всё из-за жалкого предательства. Но эту жизнь спасли, и её обладатель выздоравливает после несостоявшейся кончины. Прошу следовать за мной, читатель, и вы сможете проследить за ниточкой мысли великого комбинатора после операции. В первые минуты всё, о чём он мог думать — это стакан воды. Пить хотелось неимоверно, казалось, в горле скребли кошки — несмотря на то, что Киса уже не водит по комбинатору бритвой, ощущения были именно такие. При малейшей попытке повернуть голову хотелось выть. Да, Киса оказался совсем не пушистым котиком, каким чудился в начале. Остап бы с пафосом поаплодировал, он уже было поднял руку, но тут же опустил обратно: после потери стольких литров крови организм Бендера ослаб. Поэтому он поаплодировал мысленно. Браво, предводитель! Так блестяще провести самого великого комбинатора! Ученик превзошёл учителя! В палату зашла расфуфыренная медсестра. Она спросила, нужно ли что-то, но комбинатор не смог ответить: видимо, Киса задел связки. Пришлось показывать жестами, как глухонемой, и медсестра допёрла-таки, что нужна вода. Никогда Остап не чувствовал себя настолько беспомощно перед женщиной. Медсестра ушла, поболтав с другими больными и оставив на прощанье аромат "Шанели №5", и Остап продолжил свои размышления. Да, поумнел старикашка Киса. А вот гуманности ему ещё учиться и учиться. Нет чтобы предупредить о сражении — так он кинется на беззащитного спящего человека. Да что там… Великий комбинатор и сам мог быть умнее, как-то рассчитать, скомбинировать, заметить, что с компаньоном что-то не так. Но нет… его ослепил блеск брильянтов, которые были уже так близко — лишь руку протяни до третьего окна клуба железнодорожников, а там и стул, и драгоценности, и батистовые портянки, и крем Марго!.. Ох уж эта проклятая алчность. Что комбинатору, что Кисе, в этой черте не занимать. И если бы они решили сразиться — что и произошло тем проклятым октябрьским вечером — победил, конечно, Ипполит. Да, в этот раз он переиграл Остапа. Но великий комбинатор обязательно потребует реванша! И что же, в конце концов, сделалось с бриллиантами? Наверняка Киса унёс их с собой и теперь тратит, тратит, тратит, и батистовые портянки покупает, и крем Марго! Вот старая сволочь! Остап кое-как приподнялся, полный решимости. В эту минуту он ненавидел Кису, как граф Монте-Кристо ненавидел своих врагов. Именно с этой минуты ненависть будет толкать его вперёд! Нужно скомбинировать новый парад, найти проклятого предателя и!.. Нет. Придётся оставить эту затею. Нет, графа Монте-Кристо из него не выйдет. Месть — слишком глупо, пафосно и негуманно. Великий комбинатор выше этого. Но неужели придётся оставить это так? И Воробьянинова так и не настигнет возмездие? Вдруг в палату зашла посетительница — дама заурядной наружности, явно не из медицинских работников. По лучшим традициям советских больниц, в палате, предназначенной для пациентов с больной шеей, лежали и другие люди с самыми разными проблемами. Женщина подошла к койке у окна (насколько понял Остап по разговорам врачей, там лежал кто-то с аппендицитом) и стала болтать с пациентом о всякой чепухе. Остап, за неимением иного дела, стал подслушивать. Подсматривать казалось невозможным: малейшее движение головой — и ты не жилец. Настолько нестерпима была боль. — Прихожу я сегодня на работу, а там наш легендарный стул с брильянтами вспоротый стоит! Небось искал кто-то. Жалко человека, не знал, наверное, что всё содержимое ушло на постройку клуба. Ещё и щипцы рядом забыл, бедненький, и фуражку с эмблемой какого-то яхт-клуба. Я от греха подальше отнесла всё в милицию, пусть займутся. Нечего казённое имущество портить. В горле сразу полегчало. Душа ликовала: Воробьянинов таки наказан! Так и надо старикашке. Будет знать, как зариться на великую комбинаторскую жизнь! Q: Почему вы решили, что для карьеры многожёнца нужен именно «дивный в яблоках костюм»? — А почему вы решили, что многожёнец должен обольщать дам в походном зелёном костюме? Это же низкий сорт. Не чистая работа. Остап нахмурился. — Зелёный костюм, знаете ли, в целом отнюдь не презентабелен. Цвет не располагает домашних хозяек, вдов и женщин — зубных техников. А «дивный в яблоках» — звучит даже благороднее. На языке буржуев. Вдовушкам близок этот язык. Когда-то я был знаком с одной... Пришлось побегать, чтобы наконец от неё отвязаться. Даже в другом городе отыскала. Даже объявление в газету дала: потерялся товарищ Бендер. А мне светиться нельзя, профессия такая. Он вздохнул. — В жизни нужно уметь вертеться. А многожёнцам особенно. Вертеться перед вдовушками в дивном пиджаке и тихо грести их богатство в чемодан. Или вертеться перед миллионерами. Блюдечко с голубой каёмочкой обеспечено. Особенно если крутиться усердно. — А потом что? — недоверчиво. — А потом за границу. — Арестуют. — Это да. Помолчали. — Впрочем, всегда можно переквалифицироваться в управдомы. Осуществлять сбор денежных средств с жильцов. Отключать газ у неугодных. Сплошное удовольствие. Лицо мечтательно вздохнувшего Бендера омрачилось. — Только придётся сидеть на одном месте. Не люблю быть курицей-наседкой. Это сильно надоедает. Он ещё раз взвесил все за и против, лицо его озарилось ухмылкой, взгляд затуманился от мыслей о рутине, и, заканчивая своё повествование, он выдал: — Нет, больше года я не протяну. Приветка По улице шёл, мелодично насвистывая песенку из «Баядерки», человек лет двадцати восьми. Лакированный козырёк капитанской фуражки бросал повсюду солнечные зайчики. Нет, молодой человек не был капитаном, фуражка являлась лишь элементом его стиля. «Шик-модерн», — именно так, если верить молодому человеку, это называлось. В кармане зелёного пиджака лежала бумажка с адресами, очень важными для блага концессии — это были адреса стульев или, выражаясь точнее, владельцев этих стульев, у которых следовало немедля отобрать Гамбсовский гарнитур и вскрыть. Молодой человек знал наверняка: там окажутся бриллианты. Не в этом, так в другом. Шансы найти нужный стул всё увеличивались. Некоторые комбинации уже были готовы, их можно было взять из сравнительно честных четырёхсот способов отъёма денег, зато над другими придётся поработать. Впрочем, сейчас это ни к чему: великий комбинатор шёл к дамочке, а для особ женского пола он предпочитал вдохновение. Будучи обаятельным холостяком, он всегда пользовался успехом у женщин. В том числе и у госпожи Грицацуевой, на которой был женат. Брак был по расчёту. Свадьба являлась лишь способом вскрыть второй на пути концессионеров стул. У внимательного читателя возникнет вопрос: почему великий комбинатор холостяк, если в Старгороде его ждёт невеста? — Люди, женатые по расчёту, всё ещё холосты, — вслух произнёс молодой человек. Лёгким шагом, в апельсиновых штиблетах, под коими не было носков, он направлялся в Варсонофьевский переулок навстречу очередному стулу. Впереди бежал беспризорный мальчик, который должен был указать Остапу нужный дом и квартиру. Молодого человека звали Остап Бендер. «Мой папа был турецко-подданный», — единственное, что он сообщал из своей биографии. Вопреки его любви поболтать, Остап никогда не затрагивал тему своего детства. Он чтил Уголовный кодекс. Может, такая перемена взглядов произошла после посещения Таганской тюрьмы в 1922 году, может, это уважение было с ним с самого рождения, — оставалось только гадать. Товарищ Бендер особо не распространялся о своём прошлом. Беспризорный мальчик проводил великого комбинатора до квартиры следующего стуловладельца и выпросил гривенник. Бендер попрощался криком «до свидания, дефективный» и постучал в заветную (а может и не очень, сейчас вскроем стул и посмотрим) дверь. — Ого? — спросили с той стороны. — По делу, — ответил Остап. И вошёл за новым стулом.