Тоже самое, но другое

Все в школе говорили о Турнире Трех Волшебников. Гарри лично интересовался этим лишь немного. У него было достаточно драм и опасностей в его школьные годы, и до сих пор он с нетерпением ждал, когда кто-то другой возьмет все это на себя. Однако идея о том, что иностранные школы будут приезжать в гости была интригующей. Он хотел бы побольше узнать о том, какими были магические общества в других частях света. В основном Гарри как обычно был сосредоточен на своих проблемах. А именно на своих снах. Почти каждую ночь с тех пор, как он вернулся в Хогвартс, Гарри тревожили сны. Он никогда не мог вспомнить их когда просыпался, только чувство обладания ими, но они казались ему… знакомыми. Как воспоминания, только он знал, что никогда не испытывал ничего подобного раньше. У него не было другого такого же сна, как у Волан-де-Морта и Петтигрю, но это не мешало Гарри беспокоиться о том, что Темный Лорд несет за них ответственность. Он никому не рассказывал о своих снах. Что он мог сказать? Многие люди и так считали его сумасшедшим, даже Гермионе и Рону было бы трудно извлечь из его переживаний из-за снов какую-то логику. Поэтому Гарри молчал, занимаясь своими обычными делами, и если он казался немного рассеянным, никто не поднимал эту тему. Опять же, привилегии быть Гарри Поттером. Гермиона иногда бросала на него обеспокоенные взгляды, когда думала, что он не смотрит, но он просто делал вид, что не замечает. С учетом того, что иностранные школы должны были прибыть до конца октября, это было похоже на любой другой учебный год. — Жаль, что у нас нет практики по квиддичу, — пробормотал Гарри, сидя за ужином напротив близнецов. — Такое чувство, что с тех пор, как я здесь, я не выходил на улицу, кроме как на занятия.  — Расскажи нам об этом, — согласился Фред, а Джордж сочувственно улыбнулся. — По крайней мере, летом мы немного полетаем, — добавил он. — Может быть, я возьму свою метлу на выходные, — задумчиво произнес Гарри. — Конечно, они не могут помешать нам летать ради забавы. У нас просто нет времени на квиддичные матчи, когда идет турнир. — Осторожно, Анджелина слышит, как вы это говорите, и мы будем тренироваться в полном составе каждую неделю, даже без матчей, — пропищала Кэти Белл, настороженно глядя на их нового капитана. Анжелина сидела далеко на другом конце стола, и все, о чем она могла говорить в эти дни, было вступление в турнир, задаваясь вопросом, что они должны были сделать и как они могли бы доказать, что они были лучшим кандидатом на чемпионство. Лично Гарри не возражал бы против еженедельных тренировок — может быть, если он устанет от квиддича, ему перестанут сниться странные сны. — Гарри, ты закончил эссе для профессора Флитвика? — Спросила Гермиона. Гарри ломал голову. — Ты имеешь в виду, которое можно сделать до пятницы? — Гермиона поджала губы.  — Это не значит, что ты должен оставить его до последнего вечера, — проворчала она. — Если ты сделаешь домашнее задание в этот вечер, то меньше шансов, что тебя занесет снегом и тебе придется не спать всю ночь. В следующем году у нас будут совы, и тебе уже сейчас следует приобрести хорошие привычки к учебе. — Рядом с ней застонал Рон. — Гермиона, до этого еще целая вечность! — настаивал он. Гермиона вместо этого обратила свою лекцию на него, и Гарри обменялся понимающим взглядом с близнецами, которые подавили смешки. Он уже наполовину закончил эссе. Он не Рон, он не бросит все на последней минуте. Единственная причина, по которой он был в прошлом, заключалась в том, что его немного отвлекали другие, более важные вещи, например, странные голоса в трубах, которые оказались убийственным василиском, или предполагаемый серийный убийца, ворвавшийся в школу, или запретный коридор, которым, казалось, очень интересовался его странный профессор. У него всегда были самые лучшие намерения в учебе. Просто стало немного… иногда бывает трудно довести дело до конца. Тем не менее, Гермиона была девушкой, которой нужно было сосредоточиться, поэтому трио удалилось в гриффиндорскую башню, чтобы сделать свои эссе по чарам в тихом углу общей комнаты, Рон все время бормотал жалобы себе под нос. — О, вы, ребята, пишете эссе по чарам? Гарри поднял глаза и улыбнулся Невиллу. — Да, ты уже сделал его? — Пока нет. — Невилл беспокойно заломил руки в складки халата. — Могу я… могу я присоединиться к вам? Мне действительно нужна была помощь, я понимал большую часть того, о чем говорил Флитвик, но часть о переходных свойствах температурных чар, просто пролетела мимо моей головы. — Он выглядел смущенным, глядя на Гермиону, как будто ожидая, что она назовет его идиотом и прочитает лекцию о том, как все просто. Ему не о чем было особенно беспокоиться, она приберегала это поведение в основном для Рона. — Подвинь стул, приятель, — предложил Гарри, отодвигая свой в сторону, чтобы освободить место. — Я помогу тебе разобраться. Невилл просиял и поспешил в спальню, чтобы взять свой пергамент и перо. Гарри вернулся к своему собственному эссе — может быть, набив голову теорией чар, он будет думать об этом вместо странных воспоминаний-снов, которые у него были.

***

Гарри не очень-то хотелось ложиться спать, когда пришло время, и он заставил Рона и Симуса сыграть еще одну игру во «взрывающийся снап», а потом, как только они закончили, остался читать в постели. Но примерно в половине двенадцатого на него накатила ошеломляющая волна усталости, книга упала ему на грудь, а глаза медленно опустились. Зевая, он сдался, отложил книгу и снял очки. Его голова ударилась о подушку, и он едва успел уснуть, прежде чем начать беспокоиться о том, какие сны могут преследовать его сегодня. В спальне было тихо, если не считать приглушенного чарами храпа Рона, все его обитатели крепко спали. Поэтому никто не заметил, как часы пробили полночь и за шторами не одной, а двух кроватей загорелся слабый белый огонек.

***

Ему едва исполнилось пять лет, искры летели вверх по его рукам, отец гордо улыбался ему. — Ты должен быть осторожен с этим, сынок. Не позволяй никому, кроме меня и твоей матери, видеть, как ты это делаешь. Люди боятся того, чего не знают, и их страх может быть опасным. — Он кивнул, продолжая наблюдать за искрами. Он умел хранить секреты. Он был мал, лет семи, окруженный мрачными взрослыми… Если это поможет, то он не страдал. Просто ушел в сон. — Если тебе и твоей маме что-нибудь понадобится, милый, просто дай мне знать, хорошо? — сказала темноволосая женщина, его мать, слезы катятся по ее щекам, когда она пытается улыбнуться. — Теперь только ты и я, Салазар. Мы должны заботиться друг о друге. Год спустя, похожая сцена, толпа черной ткани и ощущение пустоты в груди, маленькие руки сжаты в карманах. — «Совсем один, бедный мальчик.», «Слишком молод.», «Плохое случается с самыми приятными людьми», — убегая в глухую ночь, не имея ничего, кроме плаща на плечах, ножа в сапоге и мешочка с монетами, засунутого в штаны. Он отказывался оставаться здесь, в окружении людей, которые будут жалеть его, бедного сиротского мальчика, людей, которые не понимали, насколько он особенный. Он пойдет, ему все равно куда.; он будет искать свое счастье, он найдет мастера, который поможет ему отточить свои навыки, сила, гудящая в его кончиках пальцев, отчаянно нуждалась в руководстве. Он сделает все, чтобы стать тем, кем будет гордиться его мать. Животный пот скисал у него в носу, весь мир раскачивался от движения волн, его тело свернулось калачиком в маленьком уголке между коровами и лошадьми, глаза были зажмурены, и он отчаянно молился, чтобы все закончилось. Это была короткая поездка, а потом он окажется на материке. Его путешествие начнется. Вспышки — девять лет, одиннадцать, четырнадцать — почти каждый раз другой мастер, другая страна, другая дисциплина магии. Теперь он практически взрослый мужчина, ответственный за себя и за все, что с ним связано, наращивающий свою силу и знания и уходящий всякий раз, когда он узнает все, что может, от того, с кем он был. Холодные зимние ночи в Польше и России, липкое жаркое лето в Италии, Египте и даже в Африке. У него не было дома, но он обладал властью, и это было все, что имело значение. Шестнадцать и, наконец, возвращение на родину. Прошло восемь лет, и он стал совсем другим человеком, молодым человеком, готовым покорить весь мир. На данный момент он узнал достаточно, пришло время найти профессию и создать себе здесь репутацию. Никто не уважает человека, у которого нет ничего, кроме историй. На какое-то время он успокоится, а когда подрастет, снова сможет путешествовать. Он был волшебником, его жизненный путь был прочен, у него было все время в мире. Стоял в доках, впервые с детства ступая на родную землю, и оглядывал суету города, возникшего на побережье. Раздумывая, в какую сторону пойти, он вдруг заметил женщину, чуть старше его. Он чувствовал исходящую от нее искру, его магия была обучена распознавать подобное, и когда он встретился с ее бледно-голубым взглядом, он мог сказать, что она знала… Тянутся навстречу друг другу в толпе, ее бледные руки тянутся к его загорелым, темные волосы развеваются вокруг лица на холодном морском ветру. — Меня зовут Салазар. — Его голос был глубже, чем когда-то, со странной мелодичностью, которая исходила от того, что он никогда не говорил на одном и том же языке больше нескольких месяцев подряд. — Могу я взять твою руку? Улыбка, чувство в сердце, что он именно там, где и должен быть. — Я Ровена. Я думаю, мы станем большими друзьями. Он и Ровена против всего мира, выдавая себя за брата и сестру, или юных возлюбленных, или кузенов — все, что привлечет к ним хоть малейшее внимание. Она жаждала знаний и была полна ими, и они вдвоем засиживались допоздна, обмениваясь заклинаниями, историями и теориями, с яркими улыбками на лицах и страстью в глазах. Это было то, что они хотели делать, кем они хотели быть. Салазар так долго был студентом, что едва ли мог представить себя учителем, но он хотел, чтобы его учили. — о, как плохо. Это было респектабельно. Это была достойная профессия. И если бы он мог дать власть хотя бы одной бедной беспомощной душе, какой он когда-то был, дать им свободу воли, цель и способ сделать свое собственное будущее, он был бы счастлив. Лязг мечей, треск огня, крики и крики — Ложись! — сильная спина прижалась к его собственной, плечом к плечу с этим свирепым незнакомцем, его волосы были такими же красными, как огонь, который поглотил дом Салазара и Ровены. Он бежал через лес, держа Ровену за руку, и незнакомец легко поспевал за ним. — Ты спас нам жизнь. — Магия сама о себе заботится. Я-Годрик. Ему было семнадцать, мужчина по всем меркам этого слова, но он никогда не чувствовал себя таким глупым маленьким мальчиком, как сейчас, когда смотрел на это видение красоты, направляя стрелу в его лицо и ругаясь по-валлийски. Она едва доставала ему до плеча, ее медово-светлые волосы были заплетены в несколько неряшливую косу, янтарные глаза горели огнем, который пронзал саму душу Салазара. — Я не хочу ничего плохого, дорогая леди. Мне и моим друзьям просто нужно было где-нибудь переночевать. Ее магия тянулась, искала его, его собственная тянулась в ответ с жадностью, ощущение было такое, будто в ушах звенели небесные колокола. Это было похоже на встречу Ровены и Годрика, но совсем по-другому, более того, эта женщина была всем, эта женщина была светом, эта женщина была его. — Как вас зовут, Миледи? — Хельга. Хельга Хаффлпафф. Танцы, свет и смех, сладкое вино, теплый хлеб и волшебство, успокаивающее его кожу, рука Хельги в его руке и ее улыбка-самое яркое в комнате, сияющее в ее платье. — Я самый счастливый человек на свете, Годрик, клянусь. Смех, большая рука хлопает его по плечу, заключая в крепкие объятия. — Я бы поборолся с тобой за титул, но боюсь, что это разозлит наших жен, так почему бы нам просто не разделить его?—  Его жена. Женат. Душа Хельги переплелась с его, нерушимой, до самой смерти и после. Ее губы на его коже, янтарные глаза, сверкающие в лунном свете. — Я люблю тебя. Еще одно кругосветное путешествие, на этот раз в компании. Они вчетвером, дружно, как воры, путешествовали везде, где дул ветер и магия была сильнее всего. Нужно было так много узнать, и они хотели знать все. Ровена, поздно ночью, окруженная грудами пергаментов. — Писательство-это будущее. Если я запишу все, что мы узнаем, будет легче взять это с собой и научить этому других. Я не хочу ничего терять. — А что, если мы построим школу?— Фраза, которая все изменит, произнесенная теплым весенним днем, когда они вчетвером отдыхали в поле в Англии, делая перерыв в своих путешествиях. Дома у Салазара по-прежнему не было, но они у него были, и этого было достаточно. Но у всех четверых было это страстное желание, это стремление, этот тихий голосок в их головах, который настаивал, что они собираются изменить мир. И Годрик, возможно, только что понял, как. Взобравшись на вершину холма в высокогорье, вы увидите захватывающий дух вид, озеро до самого горизонта и лес, переполненный природной магией. — Вот и все. — Ровена говорила твердо, без возражений. Когда у нее было предчувствие, ты ему доверял. -Вот здесь будет наша школа. — Напомни мне еще раз, почему мы называем её Хогвартс? — Годрику это показалось забавным. — И конечно, ты не можешь сказать ему «нет», не так ли? Ни в тот день, когда Хельга согласилась выйти за него замуж, ни в тот день, когда они поженились, ни в любой другой день его жизни, не сравнимый с тем днем, когда они вчетвером стояли и смотрели на возвышающийся над ними замок, замок, который они построили своими руками, сердцами и магией, готовясь к тому дню, когда все волшебные дети островов смогут собраться вместе, чтобы отточить свое мастерство, больше не прячась в тени и не опасаясь за свою жизнь каждый раз, когда они бросали столько сил, сколько могли. — Я нашла своего первого ученика. — Голос Хельги был тихим в темноте их комнаты, ее тело аккуратно прижималось к его собственному. — Она моя двоюродная сестра, она написала мне письмо. Слухи уже распространяются, любовь моя, нужные люди делятся новостями. У нас будет школа. — Восторженная улыбка прижалась к его коже, переходя в более глубокие страсти, у обоих кружилась голова от перспектив будущего. Глядя на небольшое сборище перед четырьмя из них; возможно, двенадцать студентов в возрасте от девяти до семнадцати лет, и Салазар был удивлен, что мальчик достиг зрелости без какой-либо формальной подготовки, он был скрытным, хорошо скрывался, смешивался. Салазару он уже нравился. — Сал, я беременна. — Слова эхом отдавались у него в голове, звенели в ушах, сердце подскакивало к горлу. Ребенок. Несколько месяцев спустя Ровена тоже забеременела. Они с Годриком стояли и смотрели, как их пузатые жены сидят рядом, вяжут одеяла для своих нерожденных детей, яркие улыбки и сильная магия, счастье сочится из каждой поры. — Ты можешь поверить, что это наша жизнь, брат? Ребенок. Потом еще один. И еще один. Балансируя между уроками, он держал на руках своих прекрасных сыновей, свою идеальную дочь, убеждаясь, что у Хельги еще есть время вести свои собственные занятия. Игнорируя всех идиотов, которые утверждали, что молодой матери не подобает работать, что дети вырастут запущенными. Яйцо, доставленное дрессированным орлом, с инструкцией вылупиться под волшебной жабой. — Во имя богов, что это такое? — Это называется Василиск. Одна из самых смертоносных змей в мире. Она будет охранять нас. — веселая улыбка жены, маленькие пальцы, пробегающие по его волосам, поцелуй в лоб. — Просто убедись, что дети знают, как быть нежными. Я не хочу проверять твою способность варить противоядие под давлением. Их классы становились все больше и больше, слишком большими, чтобы они могли справиться со всеми в одном. — У каждого из нас есть свои любимые. Почему бы нам просто не разделить их на четыре части? — Бесцеремонное предложение Хельги, что-то, чтобы облегчить бремя. Не представляю, насколько революционной она станет. Годы шли, десятилетия сливались воедино — дети становились взрослыми, отправлялись на поиски собственного счастья, возвращались, когда у них появлялись новости, нуждались в знакомстве или — в конце концов — одобрении избранного супруга. Для человека, у которого когда-то не было дома, кроме сердец трех человек, Салазар оказывается с замком, семьей и несколькими домами, в которых он был бы желанным гостем без колебаний, но все же замок-это место, где живет его душа, с Хельгой, Ровеной и Годриком. Хогвартс - его дом, и это его призвание, и они формируют будущее магии. — Что-то тут не так. — Салазар, мы не можем украсть их у их семей! То, что у их родителей нет магии, не означает, что они не заслуживают того, чтобы оставить своего ребенка. — А если они не понимают своих детей? Если они испугаются или даже скажут что-то не то не тому человеку? Ты же видел, что творится за этими стенами, Годрик. Это небезопасно для таких людей, как мы. Все больше и больше писем приходило с новостями о студентах, которых больше не было с ними, которые были обнаружены магглами и казнены или убиты при попытке к бегству. Дети, многие едва успели обзавестись собственной волшебной палочкой. Красивые яркие искры гасли слишком быстро, потому что люди боялись того, чего не понимали, чего не могли контролировать. — Я должен пойти и помочь им. Они живут в лесу, и будет чудом, если они вернутся в замок целыми и невредимыми — адский огонь, это чудо, что они вообще сумели найти друг друга! — Это мои змеи, любимая Хельга, я не могу их бросить. — Будь осторожен и действуй быстро, иначе твой следующий внук родится без тебя! Целомудренный поцелуй, теплые объятия, аромат лаванды, печеного хлеба и сладких ягод. Его стареющие кости болели, но он не позволял им дрогнуть, держа меч в одной руке и палочку в другой, магия кружилась вокруг него с угрожающей свирепостью. — Иди, иди в безопасное место! Я их задержу! — Но мастер Слизерин, а как же вы? — Не беспокойся обо мне, я буду прямо за тобой, — кричит, кричит, чувствуя острое ощущение в животе. Руки обхватили его запястья, его магия отчаянно боролась, чтобы закрыть раны, но было слишком много крови. О боги, он умрет здесь, в этом грязном поле, окруженный разъяренными маглами, вдали от своей жены, своих детей, своих лучших друзей и своих друзей. Дома. — Хельга, Хельга, прости, я люблю тебя, Пожалуйста, будь осторожна, я сделал это для нас, для детей, я люблю тебя, я… Чернота. Тишина. И затем. Свет.