Lolipop

Леви болтал круглый леденец на языке; молочно-малиновый вкус, — странное сочетание, но уж что было, — сладко растворялся во рту. Он то придерживал его зубами, то мелко кусал, отколупившиеся кусочки были острыми и впивались в щеки или застревали в зубах, но это все было неважно, потому что он наслаждался каждым мигом своей жизни. Это был уже третий леденец, помимо них он за весь день выпил два шота «Егермейстера», заполировал это ликёром с непроизносимым названием с водкой — и больше ничего. Живот, на удивление, вел себя спокойно, смирившись с тем, что хозяину все равно, судя по всему, рано умирать, а значит, можно ни о чем не беспокоиться. На его плече сопела Изабель. Фарлан был из тех друзей, которые развозят бухих знакомых по домам, отмазывает потом перед родителями, мол, да-да, все это время у меня были, не беспокойтесь... Ури позвонил ему всего раз, как раз между шотами, и Леви лениво ответил, что не придёт на ужин. Он даже не дослушал аккуратные, заботливые нравоучения отца — пожал плечами на тридцать второй секунде и сбросил звонок. Он любил Ури, но сейчас он был будто бы лишний. Ещё Леви знал, что за такое отношение Кенни его потом взъебет по самое «не балуйся», потому что обижать папу было табу, однако и этого он уже не боялся — потом, пусть все будет потом. Потому что он уже полтора часа ломал глаза об Эрвина Смита, пытаясь сделать всё, чтобы он его заметил. Он и имя-то выпытал у его друзей, боялся лично подойти... На спине его черной косухи были крылья свободы. За версту было видно, что он лидер «Отданных сердец», с более близкого расстояния стало понятно, что да, это название он выдумал сам, потому что именно этого ждёшь от двухметрового голубоглазого блондина с квадратным интеллигентным лицом и орлиным носом. То есть какую-то пафосную, поэтическую поеботу. Леви рассмотрел его всего, хотя сидел за другим столиком. Его ребята с такими же нашивками сидели вокруг, лапали девок (те не сопротивлялись), курили и играли в карты. Тем не менее, никто из них не пил, разве что немного. Леви не понимал только, чего боятся: все знали, что «Отданные сердца» были созданы из солдат в отставке, не нашедших себя в жизни и, по итогу, влюбившихся в байки. Харли ебаный Дэвидсон захлебнулся бы от гордости, если бы узнал, кто ездит на его мотоциклах, — так думал Леви, сверля сотую дырку то в спине, то в лице Эрвина. — Подойди уже, — сказал Фарлан, забирая Изабель к себе на руки. Маленькая и лёгкая, она будто ничего не весила в его ладонях. — Они тебя давно заметили, а этот Майк уже давно позвал. Почему не идёшь? — Я недостаточно выпил, — ответил Леви, не моргая. — И я хочу ещё. — Блин, мне б столько денег... — Тогда бы это ты покупал мне бухло, а не наоборот, а, Фарлан? Ури был сыном премьер-министра, поэтому все знатно охуели, когда он вдруг решил мало того, что выйти замуж, так ещё и за какого-то бродягу. Что-то вещал про то, что он спас его заблудшую душу, в общем, он тоже был тем ещё поэтом. Леви искренне любил и его, и Кенни, но переходный возраст в голове твердил: «Пока ты любишь их так сильно, ты не сможешь жить самостоятельно», и он стал отдаляться. Кенни было плевать, а вот Ури переживал. Он видел это в его больших глазах, но ничего не мог сделать — природа подсказывала ему другое, гормоны играли, хотелось сбежать и пожить отдельно. От денег он, впрочем, не отказывался. Разумеется, никто не посмел сказать ему, Аккерману (в скобках — Рейссу), чтоб он шел к чертям собачьим из бара. Ему было шестнадцать, однако на входе он в лицо охраннику заявил, что нет, он совершеннолетний, все его знают и пусть только попробуют не пустить. Друзей он протащил следом, а там увидел Эрвина и пропал. Изабель напилась с половины стакана и несла какую-то хрень, пока не задремала — и это под тяжёлый рок, льющийся из колонок, висящих на стене. Фарлан сначала с ней заигрывал, но как понял, что она совсем пьяная, перестал. Он был их маленьким моральным ориентиром и нравственным камертоном. Внезапно Эрвин, досмеявшись над чей-то шуткой, встал с дивана. Он взял черный шлем, застегнул косуху и пошел на выход. Леви провожал его заворожённым взглядом, не в силах ни встать, ни перестать смотреть. Он видел бога, но пока не понял, какого. Не то Зевса, не то Гермеса, но что-то очень внушительное и уважаемое. За его спиной мужики тихонько заказали пару бутылок виски. Эрвин взглянул на него этими чистыми, синими глазами и улыбнулся. — Хочешь прокатиться? — А можно? — на автомате ответил Леви, медленно поднимаясь. Ноги слушались плохо, и если бы не врождённая принципиальность... он за ним почти побежал. — Думаю, да. Ты же Леви? — Ну. Вышли они уже вместе. Рядом с Аполлоном — да, он бы тоже отлично подошёл, — Леви выглядел совсем микроскопическим. Он ожидающе смотрел, сдерживая позыв зевнуть и потянуться — надо же, пока он сидел, тело успело расслабиться; не будь в баре Эрвина, он бы уже спал рядом с Изабель, и бедный Фарлан в таком случае... Смит надел на него свой шлем и застегнул под подбородком; он был великоват и сползал на глаза. Эрвин сел на байк, кивнув на место сзади себя, и Леви быстро прыгнул к нему за спину, обняв и прижавшись. От Эрвина приятно пахло дорогим одеколоном, что сводило с ума и без того сошедшего Леви. Ночной город был великолепен. Сперва Эрвин как будто ленился нормально ехать, по крайней мере, Аккерману казалось, что они едва ползут, хотя затухающие огни магазинов и вечные — фонарей быстро пролетали мимо и сливались в неоновые полосы. Совершенно не боясь упасть (рядом с богом ему ничего не будет, это точно!), он стянул с себя мешающий шлем и надел на Эрвина. — Кто-то плохо себя ведёт, — хмыкнул он. — Какой адрес? — Только не говори, что везёшь меня домой, — прокричал Леви, держась одной рукой, а вторую выбросив в сторону. Потоки воздуха проходили сквозь пальцы. В груди вырос вулкан, готовый извергнуть потоки лавы в любую секунду. — Не будь таким скучным! Леви не боялся показаться пьяным пиздюком, каким он и был. Он спустил все внутренние рычаги, его прохладность, отстраненность и самоконтроль остались там, в баре, и теперь за старшего осталось подростковое сумасшествие. Эрвин стал набирать скорость, вцепившись в руль, и Леви закричал от возбуждения, от радости, преисполняющей его, от восторга. Ветер бил в лицо, мешая дышать, и он хватался за Эрвина, то и дело соскальзывая ладонями на его бедра, оглаживая пах и задницу. Леви отлично понимал, на что намекает. В голове был один Эрвин Смит, алкоголь и наслаждения от присутствия, поэтому он не заметил, как они выехали на какой-то пустырь. Может, это вообще за чертой города было, он не знал местности, да и зачем? Раз уж рядом с ним божество во плоти... Они остановились только когда Леви совсем уж нагло полез Эрвину в штаны, прижавшись щекой к спине. Его не смущало, что они могут разбиться. Инстинкт самосохранения почил в бозе. Над головой — небо, полное звёзд, и, когда ветер перестал задувать в раскрытый рот, Леви поднял глаза, чтобы всмотреться в бесконечные огни — теперь уже холодные и далекие, совсем не похожие на неон. Эрвин повернулся к нему, снял шлем, повесил его на ручку руля и поцеловал. Теплый язык проник в его рот, зубы тянули за нижнюю губу, слизывая малину, молоко и горечь водки. Леви был готов кончиться прям там — во всех смыслах. Эрвин, как ему показалось, был удивлен таким напором — и, наверное, таким вниманием. — Хочу тебя, — пьяно заявил Леви, слезая с заднего сиденья. Он потянул за ширинку на чужих брюках и опустился на колени. — Тебе хоть есть восемнадцать? — откуда-то сверху спросило божество, направляя его голову. — Конечно, — соврал Леви. Секса у него ещё не было и он совершенно не представлял, что нужно делать. Фарлан — тот да, был знатоком порнушки, различал актрис (как?) и мог посоветовать лучшее видео в любом жанре, но Леви никогда не интересовался подобным. О Господи, двое, вариативно больше, людей ебутся на камеру, вот это представление, да-а, вот это зрелище, достойное его глаз! Когда Ури попытался с ним об этом поговорить (в частности, про контрацепцию), Леви смутился, а Кенни, зашедший, как всегда, вовремя на кухню, махнул рукой и сказал: «Природа сама подскажет, только резинку не забывай, я не хочу становиться дедом так рано». Леви на пробу облизнул головку, взял в ладонь ствол и принялся делать так же, как с тем леденцом. Радовало то,что Эрвин реагировал, по крайней мере, у него быстро встал — тогда Леви стал водить губами вдоль, вести языком по выступающим венам. Он заглотнул головку, услышал хриплый вздох — и тогда взял глубже, хотя на глазах появились мелкие, щекочущие слезы. Он отсасывал божеству по имени Эрвин Смит, и это было офигенно. Даже несмотря на то, что он совсем не помогал себе, обратив все внимание на чужой член; в штанах было тесно и оттого больно, но это почти не мешало. Властная, тяжёлая рука вела его, задавала нужный темп, и этого было достаточно. Пальцы оттянули его за волосы, и Леви слизнул повисшую в воздухе холодную нитку слюны. — Иди сюда, — негромко сказал Эрвин, и Леви на негнущихся ногах поднялся — как смог только? Сил уже ни на что не было, только ветер в голове и все тот же восторг... Эрвин посадил его рядом, развернул к себе спиной, перед этим стащив одежду снизу — джинсы и трусы остались висеть в области колен и бедер. Леви лег лицом на руль, стараясь не нажать какую-нибудь кнопку — поехать или свалиться с мотоцикла ему точно не хотелось, особенно в такой момент. Он услышал, как рвется полиэтилен, почувствовал пальцы у себя в заднице и больше от удивления, чем от удовольствия застонал. Теперь Леви вспомнил, что ему тоже требовалась помощь и положил ладонь на свой член, медленно водя вверх-вниз, оттягивая крайнюю плоть — и момент, когда он уже будет не в состоянии даже разговаривать. Презервативы у Эрвина Смита ничем не пахли, но были скользкими. «Наверное, со смазкой», — подумал Леви, прежде чем его надели на кол. Второй рукой он зажал себе рот, чтобы не стонать громче: божество было для него слишком велико. Эрвин, впрочем, никуда не спешил. Он оглаживал его спину, целовал шею и затылок, особенно — за ушами, пуская по Леви электрические разряды от головы до пальцев ног. Только когда он привык к ощущениям, Эрвин стал двигаться — сначала медленно, потом быстрее, вжимая Леви в лучшее произведение Харли ебаного Дэвидсона грудью. Он вился под ним, беззастенчиво стонал, кусал пальцы — сначала свои, потом его, и кончил тоже несколько раз, сперва от чувств, затем — потому, что не давал вытащить, пока не кончит сам Эрвин; за это время он успел возбудиться ещё раз. Хотелось делать ничего. Лежать у Смита на груди, перебирать пальцами светлые волоски, слышать над ухом мерное дыхание, но ведь надо было доехать до дома... Леви чувствовал себя безвольной тряпочкой. В подтверждение этого, Эрвин, пряча усмешку, сам одел его, прижал к себе и отвёз к себе. Он не заметил, как его внесли внутрь, только открыл глаза, когда с него заботливо сбрасывали кеды — лето все-таки, не в кроссовках же париться. — Хочу спать с тобой, — зевнув, сказал Леви и потянулся. — А утром — повторим. Эрвин усмехнулся, но Аккерман не смог считать, что означала эта усмешка. Он, припадая к стенам, пошел в сторону темной спальни, разделся, педантично сложив все вещи в стопочку (в таком-то состоянии!..), а потом упал на холодное одеяло в одной майке и трусах, свернулся в клубочек и моментально уснул. В джинсах вибрировал телефон — названивали родители, но Леви уже крепко спал и ответить не мог. Во сне он подполз к мягкому, теплому Эрвину, устроился головой у него на плече и продолжил спать — совершенно довольный и счастливый.

***

Голова раскалывалась. Он даже открыть глаза побоялся, когда проснулся: сделал неаккуратное движение — между висков пронеслось острое лезвие. Постель рядом была пуста; он пошарил рукой, но ничего, кроме запаха, впитавшегося в простынь, не нашел. Леви медленно приоткрыл сначала один глаз, потом другой, глядя на бьющий из окна дневной свет теплого солнышка — посмотрел с пару секунд и обратно зажмурился. Через полчаса он сел, еще через десять минут после этого — встал, направляясь на кухню. Босые ноги оставляли следы на холодном полу. Проходя мимо, Леви подергал за ручку входной двери — она была намертво закрыта, и нигде ключей рядом не наблюдалось. Зато на кухне он нашел таблетки от головы, запив их из огромной темно-зеленой чашки — на пол-литра, не меньше. На экране смартфона значилось: семнадцать пропущенных от Ури, два — от Кенни, причем совсем недавно. И сообщение от него же: “Щенок, поймаю — убью”. Потом шло сообщение от Фарлана, но он не стал его читать. Леви устало сел на стул, набрал знакомый номер, сделал громкость потише — звонок приняли почти сразу. — И где ты, мать твою? — спокойно спросил Кенни. Леви сразу понял, что дома ничего хорошего и вправду не ждет. — В гостях. — У кого? Дружок твой очень пытался меня обмануть, но хера с два он меня обманет. — Честно? — Леви поднял взгляд к потолку. — В душе не ебу, пап. Встретил вчера в баре мужика, просто божество, отвечаю, поехали к нему… ну… вот. Конец истории. В трубке молчали. Перед тем, как он осмелился спросить, на проводе ли еще Кенни, старший Аккерман негромко сказал: — Ури всю ночь переживал. Сам перед ним извиняться будешь. — Хорошо. Леви почувствовал себя гадко и виновато. Старики, наверное, и вправду волновались; он еще не пропадал так надолго, а Ури… ну, Ури был чувствительным, будто ему было не за тридцать, а так, лет семнадцать. И как только Кенни с ним справлялся?.. — Он придет скоро, наверное. — Иди приготовь своему мужику борщ, ага, пока я не приехал ему ебало чистить за то, что он малолетних… — Я сказал ему, что мне восемнадцать. — И он поверил? Гос-с-споди. Леви мелко улыбнулся. — Держу на связи. Только не ори, голова лопнет. — Буду я на тебя голос еще тратить. Просто не выпущу никуда больше. — Ну па-а-ап… Кенни что-то проворчал на своем, старческом, и Леви отключил звонок. Переодеваться в свою одежду не хотелось — и тогда он полез в чужой шкаф, достав оттуда легкую рубашку, которая даже в застегнутом виде свисала с него, как какое-то платьице. И вправду, как он мог поверить?.. Или, может, просто не стал спорить, потому что тоже хотел? Леви приготовил свое лучшее блюдо — из того, что нашел на кухне, то есть горячие бутерброды с яйцом, сыром, зеленью и остатками ветчины. Эрвин как будто редко бывал дома, ну или так и должен был выглядеть настоящий холодильник холостяка. По крайней мере, Леви не нашел никакого женского присутствия дома — ни тебе склянок духов, ни косметики, ни женской одежды… только фотография молодой женщины, самого Смита и какого-то мужика с дурацкой козлиной бородкой стояла по центру комода — и все. Когда в замке повернулся ключ, Леви уже успел осмотреть всю квартиру. Он не лез в шкафы больше, не искал ни деньги, ни драгоценности, просто было интересно, чем жил Эрвин Смит. Судя по всему, он и вправду был интеллектуалом: вторая комната, вероятно, гостиная, напоминала библиотеку. На всякий случай, будто пытаясь отплатить за что-то, Леви протер сухой тряпочкой с книг невидимую пыль. На душе было как-то непривычно, уютно и тепло. — Бутерброды на столе, дом убрал, посуду помыл, — поприветствовал его Аккерман, все еще без штанов, но в рубашке. Лицо Эрвина вытянулось. — За таблетки спасибо. Ну, я пошел? — А как же повторить? — Смит улыбался — и, по-видимому, шутил. Леви хмыкнул. — С тобой хочет поговорить мой дядя. Ну, вообще он мой отец… Эрвин не дал ему договорить — поднял над полом, прижал к стене и поцеловал, медленно и вяжуще, с той нежностью, которую не ожидаешь получить от случайного любовника. Леви обвил его шею руками, закрыв глаза, понимая, что втрескался серьезно и до беспамятства. А и вправду, подумал он, когда чужие руки, прохладные после улицы, скользнули под одежду. Все могло подождать.