Узлы и Осколки

Лайса застыла, вглядываясь в полутьму улицы. Страж, сейчас появится страж. От напряжения заломило виски. Она зажмурилась, скривилась от боли в предплечьях, куда вцепился мужчина. В сказаниях Страж времени появлялся сразу, стоило кому-то нарушить оказаться на улице не в свое время. Они должны быть уже мертвы. Однако улица оставалась пуста, и тяжелое прерывистое дыхание безумно испуганного горожанина было единственным звуком в медленно опускающихся сумерках. Даже мир вокруг не замер: вдалеке раздавался шум накатывающих на пристань волн. На море бушевал шторм. Над городом все еще витал едкий запах гари от погребальных костров. Ну давай же, раздражённо думала Лайса,я нарушила закон и впервые не бегу от наказания. Где ты? И вот, когда она уже почти решилась открыть глаза, кто-то сильный ухватил её за талию и потянул назад. Лайса инстинктивно дернулась, пытаясь высвободиться, но без толку. Рядом раздался испуганный крик горожанина. Она распахнула глаза, обернулась, и в тот же миг Эрджу захлопнул за ними дверь. Мужчина, осев на пол, мелко трясся. Обхватив себя за плечи, он маятником раскачивался из стороны в сторону, уставившись в одну точку. Эрджу тяжело дышал. Его пальцы сжались в кулаки, и, заметив её взгляд, он спрятал их подмышки. Лайса прижалась спиной к двери, переводя дыхание. Ноги едва держали. В глубине дома, пропитанного запахом старого дерева и металла, послышались шаги. Тяжёлые, с проступью. Дверь сбоку,  ведущая во внутренние помещения, дрогнула, а затем медленно отворилась. На пороге появился старик. Его сутулая от многолетней работы фигура выплыла из мрака. Суровый и равнодушный взгляд — такой встречался у тех, кто повидал многое за десятки прожитых зим, — скользнуло с Эрджу на гостей. Узловатые пальцы сжали набалдашник трости. — Демоны, — ругнулся Эрджу и кинулся к старику. - Мастер Ньердо! Лайса потерла руки, пытаясь разогнать страх, огляделась. Они стояли в небольшой мастерской, окружённые инструментами и заготовками. Вдоль стен теснились полки с коробками и ящиками, некоторые покрытые пылью, другие — открытые, с торчащими свёртками пергамента или ткани. В центре комнаты располагался длинный деревянный стол, на котором лежали молотки, гравировальные иглы, зажимы, куски металла и самоцветы в глубокой медной чаше. Тусклый свет, проникающий через единственное оконце, создавал густой сумрак. Незажжённые лампы отбрасывали длинные тени на стены.  Запах плавленного металла смешивался с горечью масла и древесной стружки. На некоторых коробках виднелись подписи — возможно, в них дожидались своих хозяев готовые украшения. Старик отмахнулся от предложившего помощь Эрджу и молча прошёл внутрь. Лайса, затаив дыхание, покосилась на трясущегося горожанина. Тот прижался к стене; его широко распахнутые глаза метались по комнате. Она не знала как быть: помочь ему или уйти. Но стоило ей приблизится, как горожанин тут же резко дернулся в сторону. Лайса отступила и наткнулась спиной на перегородку. Обернувшись, она увидела рабочий верстак с мощными тисками и тяжёлой наковальней, скрытыми в тени. Она поёжилась, подумала, не наказывал ли мастер своих нерадивых учеников, заставляя засунуть туда палец или руку. В одной из деревень она слышала о подобной жестокости со стороны мастеровых. Мастер доковылял до шкафа, и точным движением протянул руку к полке. Медленно поднес к глазам крошечный инструмент, - ювелирную лупу в металлической оправе, - и обернулся к гостям. Взгляд его был острее алмазного сверла. — Гость без хозяина — как волк в овчарне, — произнес мастер. — Кто же волка пустил в дом? Эрджу сник и опустил голову. Лайса с удивлением заметила выражение смирения, совершенно чуждое этому лицу. — Как ночь не приходит без звёзд, так и я не должен был без спроса приводить чужаков в твой дом, мастер Ньердо, — сдержанно произнёс он, поклонившись в пояс. Лайса прикусила внутреннюю сторону щеки, сдерживая смех. Слышать извинения от Эрджу, да ещё с таким почтением, было не просто забавно, а почти невозможно. Сколько раз Ясавэй пытался заставить его уступить, но тот даже под плетью упрямо молчал. Мастер Ньердо даже не догадывался, какую лису он пригрел на груди. Хотя, возможно, сам был ещё большим хитрецом. Мастер, однако, не смягчился от слов покаяния. — Что ж, — проворчал он, сильнее опираясь на трость. Бросил короткий взгляд на Лайсу. — Раз гость в дом вошёл, пусть знакомится с теми, кто его приютил. Слова повисли в воздухе. Лайса не сразу сообразила, что они обращены к ней. Эрджу, не разгибаясь, потянул её за рукав. — Будь уважительна, — процедил он сквозь зубы, - поклонись. Лайса сглотнула и попыталась вспомнить все ритуальные и почтительные фразы. Голосом тихим и покорным она произнесла: — Как ветер не приходит без шороха, так и я не должна была явиться без приглашения. Простите меня, мастер. Меня зовут Элоисой я дочь Хадко из деревни Ныда. Мы с Ээмели на одной скамье росли. Мастер Ньердо не ответил сразу. В пояснице неприятно заныло, но не не поспела разогнуться.  Ну что за тугодум, раздражённо подумала Лайса и украдкой взглянула на старика. Тот задумчиво смотрел на горожанина, который вжался в угол и изредка вздрагивал Мастер почесал переносицу, обратился к Эрджу. — А этот, что дрожит, как лист на ветру... не Льерда сын ли? — Да, мастер, — вздохнул тот и наконец разогнулся. Лайса с тихим вздохом облегчения выпрямилась. Мастер Ньердо прихрамывая подошёл к мужчине. Горожанин попытался отодвинуться, но стена позади не оставила ему шанса сбежать. — Успокойся, — властно произнёс старик, опуская руку ему на плечо. Сила его слов была способна усмирить бурю. Мастер осторожно, но уверенно подтолкнул мужчину к скамье. Тот неохотно сел, всё ещё часто дыша. Хотя дрожать перестал. Мутный от страха взгляд слегка прояснился. Мастер прошёл в глубину мастерской к небольшому шкафчику. Повернув ключ, он открыл его и ненадолго задержался, склонившись к полкам. Послышался негромкий звон стекла. Спустя мгновение он вернулся, держа в руках темно-фиолетовый пузырек. Откупорил пробку. В нос ударил душный запах травяной настойки. Лайса вспомнила свои первые дни в подмастерье у лекаря. — Пей, Терей, сын Льерда, — коротко бросил мастер, протягивая пузырёк. — И расскажи, почему ведёшь себя так недостойно. Рано ты пристрастился к бутылке. Мужчина дрожащими руками поднёс пузырёк к губам и сделал несколько глотков. Его лицо на мгновение прояснилось, расслабилось, дыхание стало ровнее. Терей глубоко вздохнул, и, как будто придя в себя, перестал блуждать взглядом по теням в мастерской. — Ну! Говори же, зачем нарушаешь правила? Кто пьёт днём и ночью, того Илку-Мусун изгонит  в Лхо на растерзание псам, — строго произнёс мастер, тяжело оседая на табурет у стола. Он обхватил дрожащими руками трость. Да, становилось ясно, почему Эрджу так спешил. Того и смотри, старик и сам вскоре постучится в ворота к Лхо. Терей поднял светлые глаза на мастера. Лайса понимала подозрения мастера: вид у мужчины был пропитый, кожа покрыта красной коркой, нос распух, да и от слёз веки окончательно опухли. Одежда на нем была богатая - дорогая ткань, меха на шапке и кафтане. Она видела пять татуировок в виде колец на шее - знак одного из пяти Дворов.  Может, и вправду перебрал, да не успел добраться до дома, вот и почудилось что-то. Саму её страх немного отпустил. Теперь она уже не верила, что нарушила правила. Значит, Вечер ещё не наступил раз Страж не появился. Эрджу зря пугал. Она заметила, как тень пробежала по лицу Терея: взгляд стал пустым и расфокусированным, глаза широко раскрылись от ужаса, а рот застыл в беззвучном крике. Судорожный выдох сорвался с его губ, словно перед ним возникло нечто невидимое и жуткое. Он закричал. — Они... Они здесь. Остановите их,  — он схватился за грудь. — Они сдирают с меня кожу! Помогите! Терей повалился на пол, срывая с себя кафтан. Его руки судорожно раздирали рубашку, пытаясь дотянуться до чего-то, что видели только он. Мужчина бормотал что-то невнятное, взгляд метался по комнате, ни на ком не задерживался. — Уберите их! Помогите, помогите! — его крик становился всё более отчаянным и страшным. Он дёргался, пытаясь сорвать невидимых мучителей Лайса оцепенело смотрела на страдания Терея. Ужас застыл в её жилах, к горлу подкатила тошнота. А затем она увидела. Клубы тьмы вокруг него. Вязкие волны медленно смыкались вокруг его горла. Втекали внутрь через рот. Терей бился ещё несколько мгновений, а затем затих. Мастер попытался встать и рухнул на колени возле тела.  Эрджу бросился к нему, подхватил за локоть. Лайса не двинулась с места. Все смотрела на тело. И тело напоминало ей Трома. Терей был мёртв, так же, как и Тром много лет назад

****

Их ноги переплелись так, что любое движение одного отзывалось болью у другого. Лайса наклонилась вперёд, прижав ухо к стенке ящика, стараясь уловить, что происходит снаружи, но слышала лишь тяжёлое дыхание над головой. — Что ты застыла? Кого ты увидела? — Тром. Здесь Тром! — Демоны, что этот сопляк тут забыл? — прошипел Эрджу, едва сдерживая раздражение. Трому исполнилось девятнадцать зим, и, как и Эрджу, ему предстояло покинуть Дом Молитв через несколько лун. Они попали сюда с разницей в один день, но были подобно братьям Дня и Ночи. Тихий и скромный Тром — любимец матушек и жриц, изгой среди своих. Сложные чувства Эрджу к Трому всегда оставались загадкой для Лайсы. Она догадывалась, что между ними произошла история, которую ей никогда не узнать. Эрджу называл его «проклятым братом» и, хотя порой жестоко подшучивал, никому не позволял даже взглядом задеть болезненного юношу. Но водиться с ним он тоже не хотел: в компанию не звал, рядом не садился. Тром, как и Лайса, путался, не понимая намерений Эрджу. Но попробуй его пойми. — Ты уверена? — наконец спросил он. И тут над их головами раздался хриплый, задыхающийся голос. Оба вздрогнули и потянулись друг к другу, неосознанно переплетая пальцы. Над ними стоял отец Ясавэй,  и, если бы поднял крышку, порка показалась бы сладостью. — Всё готово? — задыхаясь спросил отец. Ответ потонул в общем гомоне. Что-то тяжелое опустилось на крышку ящика, та немного просела. Эрджу вжал голову в плечи. Лайса толкнула его в бок, указывая на еще одну щель в ящике. Наконец отец Ясавэй, закрывавший обзор своей массивной фигурой, отошел, и в ящик хлынул свет. Несколько человек в серо-голубых рясах, перехваченных ремнями, расставляли вокруг жертвенника ритуальные предметы: кубок, кинжал, серебристую цепь, напоминающую аркан. Когда всё было готово, жрецы расступились, пропуская в центр круга юношу с огромной медной чашей. Тром едва держался на ногах — пот выступил на его лбу, и, дрожа, он дошел до жертвенника. — В вечернее время Илку-Мусун отдыхает в своих покоях, да вольём же мы в его сны свежей силы... — голос Ясавэйя звучал неожиданно плавно, не прерываясь даже на вдох. Лайса наблюдала, как Тром ставит чашу на жертвенник. Он вздрогнул всем телом, когда тяжесть покинула его руки, и медленно опустился на колени. Отец Ясавэй подошёл ближе, навис над юношей, словно огромный медведь над беспомощным зайчонком. Тяжелая угольная пыль осела в сердце Лайсы, будто предчувствие неправильного, непоправимого. Она надавила на крышку ящика, но Эрджу крепко надавил на ее кисть, прижал к своей груди. Его сердце билось быстро, словно у пойманного зверя, и этот ритм отозвался легкой вибрацией в ладони. — Ты собрал всё подаяние с жителей деревни? — властно спросил Ясавэй. — Да, отец, — тихо ответил Тром. — Хорошо, — отец жестом подозвал младших жрецов. Те без лишних слов набросили на шею юноши металлическую цепь. Затянув на горле узел, жрецы приподняли голову Трома. В глазах юноши отражались смирение и безграничное доверие. Лайса с силой рванула руку, но Эрджу не позволил ей вырваться. — Илка-Мусун гордится тобой, сын мой, — продолжал Ясавэй успокаивающе, почти нежно. Чёрные тени потекли от его рук. Те мягко окутали худощавого Трома. Они скользили по телу юноши, обвивали его, словно голодный хищник, очаровывающий свою жертву. Тром слегка улыбнулся, закрыв глаза, и кивал в такт словам, которые слышал он один. Тьма вползла в него через улыбку. Тром закричал от боли. Он рухнул на пол. Тело его сотрясалось судорогой. Крик оборвался так резко, что воздух в зале застыл. Изо рта выпал язык, по губам размазалась розовая пена. Он бился, как воробушек, пытался встать и снова падал. Глаза закатились и он замер. — Ну что ж, Тром был слаб, братья и сестры, — с презрением бросил Ортэс, поднимая чашу. — Уберите его. Жрецы безмолвно сняли цепь и завернули тело в белую ткань. Все произошло так быстро, точно и не было вовсе. Когда всё стихло, свечи были потушены, и зал опустел, Эрджу осторожно открыл крышку ящика. Его лицо в тусклом свете отливало болезненной зеленью. Он долго смотрел на пол, где недавно лежал Тром. — Что ты видела? — спросил он. — А что ты видел? — в унисон вторила ему Лайса. Но прежде чем она успела ответить, дверь внезапно отворилась. — Ох, дети, дети, — раздался голос, заставивший их сердца замереть. — Что же нам теперь с вами делать... Эрджу среагировал мгновенно — шагнул вперёд, заслонив её собой. Матушка Айле тяжело вздохнула, переступила через порог и бесшумно прикрыла за собой дверь — Дети, дети... — повторила она, ступая грузно, с легкой одышкой. Послушники мало что знали о матушках. Они появлялись и исчезали по воле Илку-Мусун. Так говорил Ясавэй. По правде, никто не видел как они умирали или уходили на покой. Айле, самая старая из матушек, была окутана ореолом загадок. Лицо её избороздили глубокие рытвины морщин, и никто не знал, сколько зим она прошагала по миру. Славилась она своей строптивостью. Сказки вместо Писания читала детям именно она. Сейчас по её лицу пробежала судорога боли — ходили слухи, что она переносит болезнь с удивительным терпением. Лайса заметила опухшие ноги Айле, туго перевязанные лентами из крапивы. Удача или проклятье, что именно она застала их? Если повезет — Айле отпустит, ограничившись лишь тяжкими работами за непослушание. Если нет — Ясавэйя узнает о случившемся незамедлительно. Лайса не знала, как обернется ситуация, и это пугало её. Эрджу шагнул к матушке, раскрыл ладони, словно собирался её обнять, и тепло сказал: — Матушка, драгоценная, мы заблудились. Случайно шли по коридору... Лайса затаила дыхание: никто из послушников не мог попасть в это крыло храма без специального ключа. — Шли, значит, в погреб, хотели... Лайса в ужасе вцепилась в рукав его рубашки. Айле вновь горестно покачала головой. — Как ни жаль, сынок, вам придётся пойти со мной, — тяжело переступив с ноги на ногу, матушка Айле поморщилась и положила руку на плечо Эрджу. Её пальцы на миг сжались, потом ослабли. Она вздохнула, отвернулась. — К отцу Ясавэйю. Что бы вы здесь ни увидели, это очень, очень скверно. Лайса наконец пришла в себя и сделала шаг вперёд. Ужас от произошедшего ещё не выветрился из сознания, но бездействовать больше не было смысла. — Матушка, — заговорили они одновременно, и никто не отступил. — Матушка, — голос Эрджу дрожал. Не юноша, а испуганный мальчишка, подавил гордость и теперь умолял. — Объясните, что здесь произошло? Как они могли... с Тромом... Ещё мгновение назад лицо Айле выражало печаль, но теперь помрачнело. Лайса вновь застыла. Матушка резко шагнула вперёд, её движения оказались пугающе быстрыми для старухи с хворью. Она вцепилась в руку Эрджу и потянула его за собой. — Закрой рот и идем со мной. Быстро. Лайса заозиралась в поисках спасения. Выскочить за дверь казалось лёгким делом, они сильнее и быстрее матушки,  но как избежать шума и преследования? Не раздумывая, Лайса бросилась к жертвеннику и схватила тяжелый кубок. Она замахнулась. Под тяжестью металла руки ее дрогнули, удар вышел слабый и пришелся в плечо матушки. Айле ахнула, медленно начала разворачиваться, как второй удар пришелся в щеку: кожа смялась, словно металл врезался в мягкое тесто. Лайса перехватила кубок и нанесла последний удар по макушке. Айле тяжело осела на пол, рухнув туда же, где недавно лежал Тром. — Что ты делаешь?  — Эрджу резко схватил ее за кисти и заставил выпустить кубок. Орудие с гулким стуком упало и откатилось к жертвеннику. — Зачем? Ты убила ее! Лайса присела на корточки и поднесла ладонь к носу Айле. Слабое дыхание коснулось её пальцев. — Она жива, — прошептала Лайса, зачарованно наблюдая, как из уха матушки вытекает кровь, и добавила про себя: пока. — Надо выбираться, я вряд ли вырубила её надолго. Илку-Мусун, подумала она, не понимая, чего хочет больше: чтобы матушка очнулась или чтобы Лхо забрала её. Они в очень плохой ситуации. Если матушка умрёт, это ляжет бременем на плечи Лайсы, но... но никто никогда не узнает о их присутствии тут. Но если матушка останется жива,  им нужно бежать из Дома Молитв, и Лайса знала, что это едва ли возможно. Они никому не нужны за пределами Дома. Их даже на работы не возьмут, татуировки и мастерства нет. А если остаться, Ясавэй кинет их в Подвалы. Похоронит их на нижних ярусах. Там они умрут медленно и бесславно, хуже, чем помойные крысы. Но если уйдут сейчас, у них, возможно, будет шанс... Хотя что будет, если Ясавэй поймает их? Тогда они точно не выберутся. Лайса заставила себя оторваться от взгляда, пронзающего кровь на полу, и начала собираться. Надо уходить. Схватила Эрджу за рукав, потянула за собой. Он шёл, как тряпичная кукла, едва переставляя ноги, и с каждым шагом становился всё более неподвижным. Лайса злилась. Вот только не хватало тащить на своих плечах детину выше её на голову. Выглядел он неважно: совсем бледный, поникший, потерянный. Лайса стиснула зубы, не в силах остановиться. Лайса знала, что Айле выкормила младенца Эрджу и тот прикипел к ней как к матери. «Не время на него злиться», — подумала она, но раздражение не уходило. Остановившись у дверей, она повернулась к нему и дернула за грудки. Эрджу, не ожидав такого рывка, почти упал, но Лайса удержала его на ногах. — Послушай, — она вложила всё спокойствие в свои слова. — Подумай, что с нами сделают, — их взгляды встретились. — Я знаю, как Айле была важна для тебя. Но... ты хочешь умереть здесь? Просто так. Всё закончится, потому что мы оказались не в том месте, не в то время? Ты позволишь им растерзать нас, стать грязью под их сапогами? Разве ради этого ты страдал девятнадцать зим? Боролся с ними, никогда не уступал? На скулах Эрджу задёргались желваки. Его взгляд прояснился. Он высвободился из её захвата, бросил последний взгляд на бездыханную Айле и отворил дверь. — Здесь рядом комната Ясавэйя. Спрячемся там. У лисицы под носом.