Всё идёт по плану

Пищеблок Иванов Алексей «Пищеблок»
Слэш
Завершён
G
Всё идёт по плану
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Будущее Саши расписано до минуты: он знает, что будет через год, два, десять. Он знает, что всё будет хорошо. Ведь как иначе? Когда строишь благополучие кирпичик за кирпичиком, по-другому не может быть, правда?
Посвящение
КотикТинни, вы причастны к моему возвращению, спасибо) Дорогой товарисч, спасибо и тебе.

Часть 1

Будущее Саши расписано до минуты: он знает, что будет через год, два, десять. Он знает, что всё будет хорошо. Ведь как иначе? Когда строишь благополучие кирпичик за кирпичиком, по-другому не может быть, правда? А закат полыхает алым, точно пожар, как этот галстук, обвивший Сашину шею. Галстук, который — верите? — совсем не мешает дышать. Закат разгорается, ползёт по небу, течёт, словно кровь по венам, чтобы осветить самые тёмные уголки перед тем, как всё на целую ночь померкнет. Саша не любит ночь. Слишком темно, да и отдых сомнительный: когда ты вожатый в пионерском лагере, сон может прерваться в любой момент. Но учитывая, что именно ему снится, это даже к лучшему. Неизвестно, что хуже — спать или не спать. Закат догорает, закат отгорел. Теперь горят звёзды, зажигают чьи-то мечты, признания, первые ночи. Сколько их там, на небе? Саша не помнит, когда в последний раз любовался звёздами. Наверное, когда завтрашний день ещё был приключением. Ребёнок без детства, он всё же поймал крупицу бесконечных, наполненных открытиями ночей. Иногда можно всё, даже когда тебе всё запрещают. Теперь он запрещает себе даже думать. Он знает всё: и то, что Игорь сейчас с Никой, и то, как им сейчас хорошо, и то, что он — как бы ни пытался убедить себя в обратном — ревнует. Осталось только признаться, кого.

***

Игорь тихо, чтобы не разбудить Сашу, открывает дверь, но та всё равно скрипит. А Саша всё равно не спит. Лежит лицом к стене, закрыв глаза, пытаясь обмануть ночь, да только себя не обманешь. Какая разница, внутри тьма или снаружи, если рассвет непременно придёт? Загорится костром, прогонит сны, но пока тьме ещё жить и жить. С тех пор, как он приехал в «Буревестник», каждая ночь длиннее предыдущей. Говорят, счастливые часов не наблюдают; Сашины часы идут еле-еле, словно скоро и вовсе остановятся. Грядёт буря. Сейчас, когда Игорь крадётся к своей кровати, забирается под тонкое одеяло, подкладывает ладошку под голову, Саша отчётливо чувствует её приближение. Сейчас, когда Игорь дышит у другого края тесной комнатки, Саша будто стоит у берега, на который вот-вот накатит разрушительная волна. Он готов сделать что угодно, лишь бы не слышать это дыхание. Поэтому — и только — он произносит: — Ну что, доволен? Игорь молчит. Неизвестно, что хуже — слова или их отсутствие. — И каково это — отбирать чужое? Она же… она… Сашу предаёт собственный голос. Что он собирался сказать? «Она моя»? Вот только он сам не свой, мир больше ему не принадлежит, мир горит, плавится, сжимается в крошечную искру и — чирк — сверкает в глазах напротив. — Нет. Не начинай, пожалуйста. Она ничего тебе не обещала. — Ты сам это начал, Игорь. Он почти признаётся себе, что рад произнести его имя. — Чувства не купить, не распланировать. Они как волна, просто приходят — и всё. Раз — и звёзды уже другие. Два — и ты сам другой. Не уверен, что ты поймёшь. Игорь отворачивается к стене. Теперь молчит Саша. Может, звёзды и правда другие, и если выглянуть в окно, поднять голову, бесстрашно открыть глаза, волна собьёт его с ног? Он представляет, как всё могло быть — не с ним, не с этим ним — но могло ведь?.. Это лето могло быть открытием, смехом, счастьем. Это могло быть его лучшее лето — верите? Они слушали бы Битлов, носили рваные джинсы, сражались против монстров — вместе. Там, где реальны вампиры, может быть всё, правда? — А если пойму? — Значит, ты тоже человек. Игорь не поворачивается. Повисшая в воздухе пауза искрится, как оголённый провод. По крайней мере, так чувствует Саша. По крайней мере, он чувствует. — Я просто… больше никак не умею. Ни дружить, ни… Любить? — Никто не умеет. Всю жизнь учимся. Прорываться сквозь колючую проволоку, говорить молчанием, исцелять словом. Падать. Подниматься. Саша дрожит. Это так жутко: однажды он постареет и будет с трудом ходить, а сейчас может всё, но даже не пытается летать. Он шепчет: — Научи меня. Игорь лишь усмехается в ответ. Саша догадывается: научить этому сложно. Вот только Игорь, сам того не зная, уже учит. Саша боится Игоря. Он — стихия, такой вольный, другой, готов пойти против всех в одиночку. Он улыбается, поёт, он тоже не знает ответов и тоже боится, но раз за разом побеждает страх. Он живёт. — Что бы ты сделал, будь эта ночь последней? — спрашивает Игорь, всё-таки повернувшись. Сердце Саши стучит, точно колёса поезда, уходящего в неизвестность. Больше нет рельсов, маршрута, остановок. Обрывки аккуратно исписанных листов сгорят вместе с рассветом. Всё исчезнет. Исчезнет даже он, чтобы хоть на миг перестать быть Сашей Плоткиным и стать тем, кем он никогда — верите? никогда! — не был — собой. Саша встаёт с кровати, отодвигает штору, смотрит в окно. Там, в предрассветной тьме, звёзды плывут, словно в омуте, сияя так ярко, что на них больно смотреть. Но он смотрит. Эта ночь может стать последней. Впервые он намерен сделать то, в чём совсем — верите? совсем! — не уверен. Он не знает, будет ли жаль, будет ли болеть та часть его души, которая никогда ещё не болела. Он делает шаг, которого нет в его идеальном плане. Он делает шаг к Игорю. Он хочет коснуться его шеи — вовсе не для того, чтобы пить кровь. Чтобы услышать его сердце, а дальше — никакого плана. Как звучит это сердце? Может, его ритм — самая красивая музыка. Может, этой музыки достаточно, чтобы зажечь сотни других сердец. Или хотя бы одно. Может, Игорь его оттолкнёт, а, может, раскроет объятья и впустит в свой огромный неизведанный мир. Невозможное случается, даже когда всё идёт по плану. А если плана нет... Между волной и берегом — один вдох. Это первый вдох Саши. Он свободен. Только одну ночь. Самую короткую ночь этого лета, после которой — верите? — звёзды не станут прежними.

***

Награды от читателей