Без права на отказ

Весь следующий день пролетает в спешке. С утра пораньше народ собирается в тронном зале, где Охра по приказу Марка зачитывает указ, гласящий, что ныне и навсегда трем эльфам, внесшим немалый вклад в развитие и благополучие страны, присваиваются дворянские титулы. Так Дима становится виконтом, а Федор и Назар — графами, которые все то время, что Охра распинается перед толпой, не прекращают переглядываться. В этом зрительном контакте читается общее ощущение абсурдности происходящего, но никто из них не рискует ничего сказать, и лишь после слов Марка о том, что указ вступает в силу с этой минуты, сдержанно благодарят за оказанную честь, после чего спешат прибиться в какой-нибудь угол. Это оказывается не совсем возможным: все и сразу почему-то хотят поздравить их, утянуть в беседу и расспросить о чем-то, потому сбегать приходится чуть позднее быстро и осторожно, лишь бы не стать жертвами ещё большего внимания. В коридоре они оба замирают, усмехаются синхронно и разбредаются в разные стороны, чтобы к вечеру снова быть тут. Федор уезжает в штаб, Назар же малодушно перекладывает на него эту обязанность и разбирается уже со своими заботами. В первую очередь он готовит лошадей для завтрашнего отбытия и отбирает пару-тройку солдат, которые составят ему компанию в Нижний Город, а также отправляет гонца в Далорус, чтобы тот велел кому-нибудь (а именно Лазину и ещё паре эльфов) встретить делегацию из Пальмиры на границе. После он идёт до Радмира, объясняет тому, что Дима отвезёт его в Витрум, затем идёт до Димы, напоминает тому о просьбе и сует ему в руки письмо для эльфа, который и возьмёт мальчишку к себе на обучение. На этом дела не заканчиваются, дальше Назар поочередно заглядывает к Лие, чтобы договориться с ней касательно дня проведения свадьбы, к Евгении, чтобы она не забывала присматривать за Марком, к Мамаю, чтобы уточнить, все ли в порядке с Тимофеем, и далее, далее, далее. Последний день Назар вполне осознанно тратит на других и на то, чтобы убедиться, что все под контролем, потому он и носится до вечера, не особо считая, сколько там осталось времени. Когда уже близится праздник в тронном зале, во дворец прибывает Голубин, которого Назар случайно встречает у главных ворот. В глаза ему бросается немалое количество повозок и эльфов, сопровождающих молодого виконта. Появляется вопрос, что вообще происходит, но ответ, к счастью, обнаруживается быстро. Марк ведь говорил, что Голубин будет торговать тканями в Нижнем Городе. Судя по всему, он решил не тратить зря время и сразу же увезти с собой товар и работников. Не то, чтобы Назар не был осведомлен, но он тем не менее удивляется такой прыти и подходит ближе, чтобы хотя бы поприветствовать своего завтрашнего спутника. Тот отвлекается от разговора с кем-то из королевских слуг, разворачивается лицом и первый протягивает руку. — Добрый день. Мое имя виконт Глеб Голубин, — представляется он, — А вы, я так понимаю, господин глава Легиона Назар Вотяков? — Именно так, — подтверждает Назар, отвечая на рукопожатие, кивает в сторону повозок, — А это, я так понимаю, ваши работники и ваш товар, которые завтра отправятся вместе с нами? — Именно так, — вторит ему Голубин с непрочной улыбкой, — Рад знакомству с вами. Качнув головой в знак согласия, Назар окидывает взглядом Голубина с ног до головы, не понимая никак, почему все вышло именно подобным образом. Молодой, стройный, светлый эльф, по первому впечатлению вежливый, по меркам стандартов красивый, к тому же явно богатый и неглупый, раз добился низкого налога на свою торговлю у короля. И зачем ему, титулованному и знатному, нужен простой солдат, у которого за душой одна только война? Не то, чтобы Назар считает Лазина недостойным, как раз наоборот, тот исполнительный, ответственный, в меру смелый, в меру осторожный и вообще подаёт большие надежды, но все же он из другого теста. В нем ничего необычного или сверхнового, у него есть долг и служба, и все это как-то не вяжется с тем, что видит Назар. Почему Голубин выбрал Лазина? Дело ведь явно не в личной выгоде, каких-то иных корыстных целях или трудном положении, что могло бы подтолкнуть на такой шаг. Ничего этого нет в помине, потому совсем неясно, как и что связывает этих двух, что они были готовы через суд лишать Голубина всех активов и титула ради свадьбы. Может, это потому что он из плодоносящих? Так ведь это не проблема. Мало разве в Верхнем Городе светлых знатных эльфов, готовых вступить в брак и стать отцами? Да навалом, даже искать не нужно ведь. Но Голубин почему-то отдал предпочтение темному безызвестному солдату и, кажется, даже не жалеет о своем выборе. Будто тот был продиктован чем-то, что априори не может заставить сомневаться, не может заставить отступить или передумать. Назар к этому чему-то отношения не имеет давно, потому и не может сказать, где тут прячутся истинные мотивы и есть ли они вовсе. — Предупредите своих спутников, что мы выдвигаемся в путь завтра утром, — просит он, — Я рассчитываю добраться до Далоруса ещё до вечерней трапезы, потому не хотел бы надолго оттягивать отъезд. — Предупрежу, — обещает Голубин, немного помедлив, все же уточняет, — Нас встретят на границе, или мы будем добираться сами? Задав вопрос, он будто бы даже дыхание задерживает, с некоторым напряжением ожидая ответа. Такое поведение лишь поначалу сбивает с толку, но Назар быстро догадывается, в чем дело, и, дёрнув уголками губ в подобии улыбки, говорит то, что от него так хотят слышать. — Рядовой Лазин будет ждать нас на границе вместе с другими солдатами, — сообщает он ровным тоном, — Они сопроводят нас до Далоруса во избежание проблем, кои могут возникнуть по непредвиденным обстоятельствам. Так будет безопаснее. — Думаю, вы правы, так действительно будет безопаснее, — соглашается Голубин. Его сияющий после озвученных слов вид даже немного слепит, но не вызывает никаких эмоций кроме снисходительного понимания, — Спасибо, что оповестили. Не смею вас больше задерживать. Усмехнувшись, Назар кивает, разворачивается на пятках и следует во дворец. Там он сталкивается с Мироном, они на ходу беседуют касательно всех грядущих событий и приходят к мнению, что в первую очередь нужно будет разобраться с фермами на западе Нижнего Города, чтобы у темных было свое зерно, и уже было собираются разойтись, как Мирон внезапно поднимает ещё одну тему для обсуждения. — Не подумай, что я лезу в дела армии, — осторожно начинает он, застыв у лестницы, ведущей на верхние этажи, — Я знаю, что все решения принимаете только вы с Федором. Но не думал ли ты о том, чтобы забрать некоторых детей в Верхний Город? Насколько я понимаю, в Нижнем Городе получится обустроить не всех, все же разрушения и потери были колоссальные. Здесь же мы сможем найти место многим сиротам, поскольку условия это позволяют. Что скажешь? — Что волну темных детей светлые могут принять не так спокойно, как мы хотели бы, — отзывается Назар, — Признаться честно, я не думал об этом, но Его Величество уже как-то говорил о том, что можно было бы перевезти хотя бы часть новобранцев в Верхний Город. Полагаю, мы поступим подобным образом в дальнейшем, когда будем уверены, что это не возмутит светлых. Сейчас пока рано. — Светлые примут любое твое решение, — качает головой Мирон, — Может, ты и без меня все знаешь, но твой авторитет нынче не меньше, чем авторитет Его Величества. И любое твое деяние встретят с одобрением, потому что никто не рискует ставить под сомнение значимость того, что ты делаешь. Просто подумай о том, как именно ты можешь воспользоваться этим. — К чему ты клонишь? — К тому, что тебе дозволено больше, чем кажется на первый взгляд. Если ты покажешь, что все это во благо всем, то никто не посмеет протестовать. Назар прищуривается, окидывая Мирона внимательным взглядом, задумывается. Ему чудится какой-то двойной смысл слов, но тот, что лежит на поверхности, оказывается менее опасен и более логичен. Главу Легиона народ Верхнего Города и правда уважает, ведь трудно не почитать того, в чьих руках оружие, способное как уничтожить, так и спасти. Отсюда вытекает то, что светлые в теории согласятся с любым его решением, если оно не принесет вреда и пойдет всем на пользу. Пойдет ли на пользу переселение темных детей из Нижнего Города? Самим темным детям определенно, но что из этого получат другие — вопрос. Впрочем, Назар не сомневается в том, что протестов как таковых скорее всего и не будет. Все хотят мира и покоя, даже госпожа Леона сказала, что сейчас преобладают сочувствие и сожаление, нежели неприязнь и напряжение. На такой почве вполне можно устроить сирот в Верхнем Городе, не рискуя при этом вызвать недовольств. Главное, чтобы это была инициатива двух важных фигур на этой шахматной доске — Назара и Марка. Первого, как главы Легиона и представителя грубой силы, второго, как короля и обладателя самой большой власти в стране. Если Парламент и духовенство поддержат, а они поддержат, потому что не станут идти против, то проблем не возникнет вовсе. Назар этим мыслям кивает. План не так уж и плох. — Я побеседую с Его Величеством и Федором на эту тему, — решает он, — Думаю, мы сможем что-то сделать. — Славно, — заключает Мирон, — В таком случае мы постараемся за время твоего отсутствия подготовить все здесь. Пора начинать работать над восстановлением потерянного мира. — Во славу народа, Его Величества и Творца, — вспоминает Назар чужие слова, сказанные ему ещё до рождения Нади, подумав об одном моменте, спрашивает прямо, — Ты ведь понимаешь, что наш король стал куда более заметной фигурой на этой политической арене? — Он всегда был заметной фигурой. Но, да, я понимаю, что ты имеешь ввиду. — Что скажешь по этому поводу? Вздохнув, Мирон складывает руки на груди, трёт пальцами подбородок и устремляет взгляд куда-то в пол. Назар рассматривает его со стороны, вспоминая, как их вообще столкнула жизнь. Кажется, это было в Кэусе. Федор и Андрей тогда временно поселились в Гавире, у них почти не было заказов, а если те и попадались, то были довольно мелкими и простыми. Назар же осознанно залёг на дно, незадолго до этого у него сорвалась крупная сделка, он опасался, что его могут найти, потому ждал удачного момента вернуться. Но тот не подвернулся — Мирон оказался быстрее, чем желающие воспользоваться услугами наёмника по прямому назначению. Он заявился без предупреждения, попросил о встрече и сразу же сказал, что его предложение будет не самым обычным и даже несколько рискованным. Так и бросил прямо в лицо — «ты нужен нам, чтобы подготовиться к войне». Назар не сразу, но все же согласился. Не то, чтобы он не доверял Мирону (причин доверять не было в принципе), но доля настороженности присутствовала. Почему в итоге вообще вся эта авантюра была одобрена, один Творец знает, однако тем не менее они встали на одну сторону и создали общую цель, которую преследовали вплоть до штурма Пальмиры. И, невзирая на то, что они знакомы довольно давно, Назар так и не понимает, что из себя представляет Мирон не в глобальном масштабе, а на более обыденном уровне. Ясно, как день, что он в определенной степени честолюбив и, освобождая Нижний Город от гнета деспотов, хотел к тому же получить власть для себя. Возможно, это не слишком благородно, но в этом нет ничего дурного, пока все пытаются в благо. Мирон пытался тоже, в конце концов, он приложил немало усилий, чтобы Марк оказался на троне и удержал его в своих руках, когда возникали сложности, однако к чему он стремится в итоге, Назар так и не знает. Потому что сейчас Парламент не имеет прежнего влияния, и перемена эта случилась как-то внезапно для всех. Потому что и Мирон больше не действует на Марка так, как раньше, последний теперь диктует правила игры и оставляет за собой последнее слово. Не то, чтобы так не было в прошлом. Просто изменения очевидны — король больше не марионетка с короной. Король теперь полноправный правитель, которому подчиняться обязаны все. И Мирон подчиняется тоже. Он будто бы даже не возражает и не пихает палок в колеса, хотя, казалось бы, отдавать то, что ему принадлежало долгое время, а именно управление страной, должно было быть не так уж и просто. Назар, к примеру, будучи главой Легиона, не представляет себе, как бы он отреагировал на новость о том, что он больше не у руля. Не из-за жажды командовать и иметь какие-то регалии, черт бы с ними, скорее из-за того, что другие могут и не справиться, а бросать на произвол судьбы солдат и армию — кощунство минимум. Не то, чтобы Мирон в таком же положении, в конце концов, Марк по праву забрал себе свою же власть, да и он хороший король, но все же. Как глава Парламента переживает тот факт, что его фигура на этой политической арене больше не такая весомая? Разумеется, у него остались и обязанности, и привилегии, и полномочия, и авторитет, однако всего стало меньше. Все стало другим — если не целиком, то частично, и более крупный метаморфоз не за горами. Не возмущает ли его это? Не задумает ли он что-то дурное на такой почве? Примет ли он новые условия или будет диктовать свои? Назар не знает наверняка, но чувствует, что должен быть в курсе. От греха, черт, подальше. — Если ты беспокоишься по поводу того, что я буду мешать Его Величеству и идти против его воли, то не стоит, — наконец, говорит Мирон после долгого молчания, — Трон его по праву. Он сам себе его завоевал, и то, что теперь он хочет не только корону, но и все, что из нее вытекает, абсолютно нормально. Я намерен поддерживать его и помогать всем, чем смогу. Ничего более. — Тем не менее до трона без тебя он бы не дошел, — подмечает Назар. — Без тебя он бы тоже не дошел до трона, — пожимает плечами Мирон, — И без всех, кто был готов отдать свою жизнь на войне. Но никто из вас не пытается поставить под сомнение его права на корону, я не буду делать этого тоже. Я достаточно прожил, Назар, чтобы понимать, что это такое — большая власть. И я никогда не собирался держать ее исключительно в своих руках. Просто после коронации я не был уверен, что Его Величество готов взять на себя такую ношу целиком, но теперь он решительно настроен стать правителем своей страны. А раз уж он этого хочет, раз уж его не пугают ответственность и груз короны, я не намерен противиться. У меня не было и нет цели оставаться в первых рядах, я всего лишь хочу свободы и покоя своему народу. Его Величество может дать все это нам, потому я всегда буду на его стороне. Назар ничего не отвечает, лишь молча кивает. Он вспоминает вдруг, что Мирон когда-то был женат, но потерял супругу, когда ее обесчестили, ранили и бросили умирать королевские солдаты. Быть может, это всегда и было его мотивацией. Боль или злоба, не столь важно, но что-то толкало его если не изменить все, то хотя бы сделать так, чтобы перемены случились. Чтобы не было неравенства, деспотии и угнетения. Чтобы были свобода и надежда — справедливость восторжествует однажды. А поскольку судьба не любит тех, кто лишь загадывает и мечтает, Мирон принял решение стать тем, кто будет действовать. На отрыв, без гарантий и уверенности в успехе. Просто потому что есть шанс. Просто потому что терять больше нечего. Назар, наверное, даже немного понимает его. Через другую призму, но все же понимает. Некоторые линии судьбы пересекаются там, где и не ждёшь. Он больше ничего не говорит, ничего не спрашивает и уходит в свои покои. Там надолго не задерживается, только снимает с себя колчан и лук, а после идёт в тронный зал. К моменту его появления там уже оказывается толпа придворных, а также чета Незборецких вместе с Верой, Лия с Охрой, Дима, Мамай и Тимофей, Федор и Андрей. Последний сразу же подзывает новоприбывшего к себе и сует бокал. — Мне завтра в путь, я не буду пить, — отрезает Назар, прекрасно помня, чем это закончилось в прошлый раз, озирается по сторонам, — С кем вы оставили Гришу? — С няней, — отвечает Андрей, более не предпринимая попыток всучить вино, — Ненадолго, буквально на час. Я приличия ради сделаю вид, что все происходящее меня очень интересует, и пойду к сыну. Завтра не только тебя ждёт сложный день. Мне предстоит найти няню для Ромы, а учитывая список требований, это задача не из простых. — Пожалуй, я тоже надолго не задержусь, — задумчиво тянет Назар, — Вряд ли от моего присутствия что-то изменится. — Крайне неуважительно покидать праздник, организованный в том числе в твою честь, — усмехается Федор, — Это прямо-таки наглость, вот так себя вести. — Ты так говоришь, будто сам собираешься гулять до ночи, — фыркает Андрей, — Час и точка. Я не собираюсь один укладывать Гришу, это и твоя обязанность тоже. — Разве я хоть раз с момента возвращения перекладывал ее на тебя? — Начнем с того, что ты вернулся всего пару дней назад, а уже целыми днями пропадаешь в штабе… Их ругань Назар не слушает даже, он уже привык к подобному. Это руганью то назвать сложно, потому что у любой такой перепалки всегда один итог. Андрей высказывает возмущение, бросается угрозами разной степени серьезности, а потом Федор идёт на уступки, и все приходит в равновесие. Как они вообще не перегрызли за столько лет друг другу глотки, учитывая, что оба с непростым характером, для Назар все ещё загадка, но он и не задаётся вопросами такого рода. Логвиновы стабильны — могут сколько угодно острить и подначивать друг друга, все равно придут к чему-то общему. Не зря женаты который год. Что Назара действительно заботит, это местоположение Марка. Тот обещал присутствовать на празднике, но его до сих пор почему-то нет. Возможно, раз Игорь, Елена и Вера здесь, он пока ещё с Надей, либо же занят какими-то другими делами. По-хорошему ему бы тоже долго не участвовать во всем этом безобразии, потому что вскоре Незборецкие покинут Пальмиру, и забота о дочери почти целиком ляжет на его плечи. Конечно, слуги, няня и Евгения будут помогать, но, зная Марка, можно подумать, что он будет стараться присматривать за Надей сам. Не из-за того, что больше некому, а потому что доверяет он немногим даже в таких вопросах. Особенно в таких вопросах. В тронном зале на мгновение стихают разговоры, Назар вскидывает взгляд и следит за тем, как Марк, сияя короной и улыбкой, входит внутрь. За ним тенью следуют Влади и Мирон, говорящие о чем-то между собой, позади них в сопровождении Кости и Радмира идёт Евгения. Завидев воспитанников Миши, Назар озирается по сторонам и замечает рядом с Мамаем и Тимофеем Гавриила, который ранее как-то не попал в поле его зрения. Это наблюдение почему-то радует. Значит, темную мелкотню при дворе принимают спокойно, раз уж и на праздники им разрешают заявляться без всяких возражений. Не то, чтобы Назар ожидал иного, но тем не менее ему важно, чтобы мальчишки были хорошо пристроены. Он дал слово Мише, и вот уж его сдержать нужно обязательно. Пока собравшиеся приветствуют Марка, отвешивая поклоны и даря не всегда искренние улыбки, к Назару успевает подобраться Евгения. Она осторожно касается рукава его рубахи, указывает головой в сторону, намекая на то, что нужно поговорить наедине, и отходит в самый дальний угол. Постояв с минуту, Назар тихо сообщает Федору, что скоро вернётся, и незаметно для всех следует к Евгении. Та на прелюдии особо не растрачивается. — У меня будет к тебе просьба, — объявляет она, — Это касается двух целительниц из Пальмиры. Они изъявили желание отправиться в Нижний Город, чтобы построить там больницу и лечить в ней граждан. Тебя не затруднит немного помочь им? — Что за целительницы? — уточняет Назар, — И почему они так рвутся в Нижний Город? — Это сестры Виардо, Дарья и Полина, — объясняет Евгения, — У них ещё есть старший брат Борис, все трое дети одного крайне талантливого целителя. Их родители погибли во время нападения Савченко на Пальмиру, потому больница перешла в руки Бориса. Он принял решение отдать своим сестрам большую часть средств, чтобы у них было приданое и они могли выйти замуж, но они обе выразили желание уехать в Нижний Город, чтобы помочь народу темных эльфов в восстановлении страны. На днях я была в столице, чтобы пополнить свои запасы, и встретила их. Они попросили меня поговорить с Его Величеством, чтобы получить дозволение покинуть Пальмиру. Я побеседовала с ним, он сказал, что не будет против, если и ты дашь свое согласие. — Почему мое согласие важно? — Потому что именно тебя мы хотим попросить сопроводить Дарью и Полину в Нижний Город и помочь им обустроиться там. Они… Светлые. Понимаешь? Назар согласно угукает. Конечно, он понимает. Народ темных нынче если не озлоблен, то все ещё осторожен к светлым, и какая будет реакция на появление двух целительниц из Пальмиры, совсем неясно. Евгения просит не просто сопроводить их до Нижнего Города, а сделать так, чтобы их приняли там. Если они появятся на землях темных в сопровождении главы Легиона, вряд ли кто-то рискнёт навредить им. Участие Назар в данном случае гарантия того, что сестры Виардо смогут рассчитывать на спокойное отношение к себе. В принципе, это вполне разумно, и для отказа нет как таковых причин, но есть ещё пару вопросов, которые прояснить стоит заранее. — Их брат не будет против, что они покинут Пальмиру и будут жить среди темных? — Он целитель, — мягко усмехается Евгения, — Его долг заключается в том, чтобы беречь и спасать жизни всех эльфов вне зависимости от того, темные они или светлые. Он поддержал своих сестер и уже написал письмо Его Величеству, в котором даёт свое согласие на их отбытие в Нижний Город. Этот вопрос решен. — Допустим, — кивает Назар, — Но что касательно их самих? Почему они так хотят в Нижний Город? На мой взгляд они с таким же успехом могут открыть больницу здесь вместо того, чтобы ехать на чужие земли к чужим эльфам. — Они тоже целительницы, — пожимает плечами Евгения, — И для них тоже не имеет значения, где и среди кого исполнять свой долг. Они искренне хотят помочь жителям Нижнего Города, потому что понимают, насколько это важно после войны. Их мотив прост и заключается в том, что они обе полны сострадания и милосердия. На их месте, если бы у меня был выбор, я бы поступила так же. Мы много что уничтожили из-за чужой злобы. Пришло время что-то создать. Назар вздыхает. Кому, как не ему знать о разрушениях, уж он то в этом деле мастер. Он пока ещё только учится нести не хаос, а порядок и покой, и раз уж есть те, кто стремится к тому же, он не станет идти против. Наоборот, он приложит усилия, чтобы столь благородная инициатива не была задушена раньше времени. В конце концов, Нижний Город сейчас в таком положении, что прибытие аж двух целительниц, готовых на свои личные средства построить больницу, пойдет на пользу всем. А поскольку и Борис, и Марк дали свое согласие, Назар последует их примеру. С него уж точно не убудет. — Мы отбываем завтра утром, — сообщает он, — Если они готовы, то я могу встретить их на выезде из Пальмиры и сопроводить в Нижний Город. Где мне их найти? — Я отправлю им гонца, — объявляет Евгения, — Предупрежу, чтобы утром они ждали тебя у главных врат Пальмиры. Спасибо, Назар. Я крайне признательна тебе. — Да было бы за что, — отмахивается Назар, — В конце концов, я не меньше тебя заинтересован в том, чтобы Нижний Город был восстановлен. Больница в таких делах явно не будет лишней. — Тем не менее помощь Дарье и Полине отнимет у тебя некоторое время и отвлечет от твоих забот с Легионом. Надеюсь, это не станет проблемой. — Все, что касается устранения последствий войны, моя забота. Так что не беспокойся, меня не затруднит помочь. Евгения улыбается ему непрочно, отводит взгляд в сторону. Неосознанно Назар начинает ее рассматривать, будто видит впервые, и задаётся вдруг вопросом, довольна ли она своим положением. Да, быть придворной целительницей почётно и ответственно, но подобный статус является к тому же одним большим лишением. Евгения в теории вполне может выйти замуж и родить детей, но определенно не пойдет на такой шаг, поскольку у нее слишком много обязанностей, которые она и переложить ни на кого не может. Даже при наличии помощников она вынуждена многое делать сама, поскольку знает немало не только о целительстве, но и обо всех, с кем прошла путь до Пальмиры. Она одна из немногих, кому доступна правда и о темной крови Марка, и о светлой — Назара, и о настоящем отце Нади, и о болезни Идана. Евгения хранит их тайны, потому и останется в своей роли до тех пор, пока не придет время передать ее кому-то другому, кому-то, кому можно будет доверять. Случится ли это вовсе? Вот этого Назар не знает, потому и задумывается, а устраивает ли ее подобный расклад. Спрашивать ему кажется глупым, но и быть в курсе почему-то хочется. Он осторожно задаёт вопрос. — Ты не жалеешь о том, что взяла на себя такую большую ответственность? — О чем ты? — Евгения не понимающе хмурится, вновь встречаясь с ним взглядами, — О какой ответственности ты говоришь? — О твоем долге, — объясняет Назар, — Долге целительницы. Он ведь наверняка не так легок, как кажется. И наверняка лишает тебя многого. — Я не вижу в этом никакой жертвы, — качает головой Евгения, — Даже если я не выбирала, быть мне целительницей или нет, я не жалею о том, что стала ею. Я люблю свое дело, каким бы сложным оно не было и сколько бы сил у меня не отнимало, потому что вижу, что оно приносит благо. Конечно, у меня случаются неудачи, и порой я ничего не могу предпринять, но к этому я привыкла. Выше головы не прыгнуть, судьбу не обмануть тоже, потому мне остаётся только продолжать делать то, что я делаю, пока все это идёт на пользу. Большего, пожалуй, мне и не нужно. — А что-то для тебя самой? — А разве мое дело не для меня самой? Назар не находится с ответом. Возможно, он просто никогда не предполагал, что кто-то помимо него и из тех, кто его окружает, отдается чему-то одному, определенному и конкретному, находя в этом чем-то и успокоение, и отдушину, и смысл. Не потому что считает себя единственным таким не самым нормальным, а потому что хочет верить, что у других по-другому. Впрочем, ничего плохого в том, что Евгения любит свое дело и все свои силы направляет на него, Назар не видит. Ее он отчасти тоже понимает. Они больше не говорят и расходятся в разные стороны. Вечер продолжается, голоса заполняют тронный зал, придворные галдят и активно беседуют, желая отхватить от праздника как можно больше. Назар не присоединяется к веселью, не понимая, что тут вообще отмечать, и подумывает о том, как бы ему уйти и никого ненароком этим не оскорбить. Не то, чтобы ему есть дело до мнения окружающих, но вести себя как-то вызывающе он тоже не намерен. После нескольких минут торгов с самим собой он приходит к выводу, что пробудет здесь ещё немного, а после осторожно ретируется. Потому, чтобы хоть как-то убить время, Назар прибивается сначала к Диме и напоминает ему про Радмира, затем сталкивается с Лией, принимает ее поздравления и обещает ей отправить письмо за несколько дней до своего возвращения, чтобы она успела подготовиться к свадьбе. На всякий случай он уточняет, точно ли она хочет, чтобы он сопровождал ее до алтаря, и, получив в ответ грозный взгляд, решает больше не задавать этот вопрос. Бесцельно слоняться по тронному залу ему быстро надоедает, потому он, заметив, что Марк, наконец, стоит один и с задумчивым видом крутит в руках бокал, подходит к нему, пока его никто не опередил. Оказавшись рядом, Назар приличия ради все же кивает, немного наклонившись вперёд, и становится сбоку, чтобы обсудить последние новости, не привлекая лишнего внимания. — Ко мне подходила Евгения, она просила сопроводить сестёр Виардо до Нижнего Города, — говорит он вполголоса, — Я согласился. Где конкретно им будет лучше построить больницу? Или это решение они могут принять сами? — Лучше уточни этот вопрос у Дарио, — отзывается Марк, отпив из своего бокала, добавляет, — Он лучше всех осведомлен, где сейчас больницы нужнее всего. Конечно, они необходимы везде, но в определенных городах их нет вообще. Разумнее будет начать с них, а потом уже переходить на постройку на других землях. — Я тебя понял, — кивает Назар, — В таком случае можно будет подумать о западных землях. В мой последний визит все управляющие городами там жаловались, что у них нет больниц. Будет кстати решить эту проблему, раз уж у нас есть желающие помочь. — Делай так, как считаешь правильным, — Марк поворачивает к нему голову, улыбается едва заметно, — В этом вопросе я доверяю тебе. Надеюсь, это не добавит тебе лишних хлопот? Я на самом деле обрадовался, когда Евгения сказала мне, что Дарья и Полина хотят отправиться в Нижний Город, но посчитал, что нам стоит узнать и твое мнение. Все же тебе придется сопровождать их и помогать им обустраиваться там, и если сейчас для тебя это затруднительно, то лучше отложить. У тебя и так много забот. — Такие заботы можно считать приятными, — усмехается Назар, — Да и я бы не посмел отказать. Нижнему Городу нужны больницы и целители, поэтому инициатива Дарьи и Полины должна быть поддержана. К тому же тебе необязательно считаться с моим мнением в таких вопросах. Ты имеешь право просто дать мне поручение. — Тебе я не посмею приказывать. — Не так давно ты говорил, что твоя просьба запросто может превратиться в приказ. Спрятав улыбку за бокалом, Марк невыразительно пожимает плечами, мол, допустим, такое было, но это не имеет значения. Назар же цепляется взглядом за корону на его голове, и ему почему-то кажется, что она уже не так сильно давит на своего обладателя. Она будто к месту, будто всегда должна была быть там, и сидит теперь, как влитая, потому что хозяин ее имеет полное право носить ее. Однако за всем этим величием скрывается что-то до боли знакомое. В этих родинках на щеках и скулах, в этом маленьком шраме над губой (Назар помнит тот день, когда он был получен от чужой стрелы, и иногда все ещё корит себя за то, что мог не успеть), в этих морщинках вокруг глаз, которые возникают от улыбки. В этих мелочах, которые он почему-то замечает, отпечатывая в памяти. Будто бы это важно. Будто бы это зачем-то нужно. Будто бы Назар должен для чего-то сохранить это. — В таком случае я полагаю, ты встретишь их завтра? — Марк вырывает его из размышлений, кидает на него беглый взгляд, — Мне следует отправить гонца, чтобы предупредить их? — Евгения займётся эти вопросом, — отзывается Назар, скидывая с себя наваждение, — Она сказала, что напишет им, чтобы они ждали меня с утра у главных ворот Пальмиры. Оттуда мы вместе отправимся в Далорус. — Славно. С виконтом Голубиным, как я понял, ты уже беседовал. — Да, я встретил его незадолго до праздника. — Что скажешь? — Ничего особенного, — пожимает плечами Назар, глазами выискивая в толпе названного эльфа, обнаруживает того с бокалом в руках в компании какой-то придворной эльфийки, — Молод, богат, воспитан. На первый взгляд даже не заносчивый, хоть я и ожидал иного. Зазноба оказалась не такой уж и занозой. Во всяком случае пока. — Мне он показался вполне неплохим, — говорит Марк, тоже смотря на Голубина, — И немного даже упёртым. Быть готовым отказаться от всех своих средств и титула ради брака довольно смело. Он явно не из тех, кто сдается так просто. В сказанных словах почему-то чудится тоска. Будто Марка гнетет его несвобода, его невозможность выбирать, его положение, в котором он не имеет права позволить себе то, что чуть не сделал Голубин. И не то, чтобы он собирался, наверное, у него и вовсе нет такой цели, но есть понимание — ему так нельзя. И многие другие вещи тоже под запретом, потому что он король и он обязан следовать правилам. То, что ему было разрешено раньше, нынче недоступно. И дело ведь вовсе не в опрометчивых поступках, продиктованных эмоциями, дело в его личных желаниях. Марк наверняка хочет чего-то и для себя, но получить не может, потому что всеобщее благо выше его собственного. Такова цена власти. Назару она кажется неподъемной. — И все же Голубин нашел более удачное решение, — подмечает он, — Выгодное для всех. Для него в том числе. — Скорее это мы дали ему возможность принять его, — усмехается Марк, — Но как бы там ни было, я рад, что все утряслось. Нам хватает сложностей и забот, новые ни к чему. Назар молча кивает, не зная, что тут ещё сказать. У них и правда достаточно хлопот и трудностей, увеличивать их количество совсем неразумно, и тот факт, что все содействуют их уменьшению, не может не радовать. Весь мир будто сам жаждет покоя, потому все складывается удачно. Наверняка потом возникнут какие-либо вопросы и неопределенности, но и их можно будет решить без потерь. Все стремятся к равновесию. Все ищут стабильности. И находят ее по-разному. — Ты ведь зайдешь попрощаться с Надей? — едва слышно спрашивает Марк, не глядя в глаза. — Зайду, — вздыхает Назар, — В следующий раз я увижу ее только через месяц, так что сегодня я не был бы против уложить ее. Она сейчас с няней? — Да, я оставил ее с Яной. Приходи чуть позже. Мы будем ждать тебя. Улыбнувшись, Марк отворачивается в сторону и отходит к Мирону, стремительно приближающемуся к ним. Назар провожает его долгим взглядом, переводит его на толпу придворных и сталкивается глазами с Андреем. Тот гнет бровь в беззвучном вопросе, словно уточняя что-то, смотрит в упор, а затем что-то говорит, что услышать нельзя никак. Назар читает по его губам «пойдешь к ней?», вздыхает тяжело и кивает. Разумеется, пойдет. Потому что не существует ни одной версии мира, в которой он мог бы отказать.

***

Утром Назар и все его спутники покидают дворец почти незаметно, без лишнего шума. Придворные не высовываются из своих покоев, чтобы проводить их, лишь Федор с Андреем, Мирон, Марк и Лия выходят на улицу, дабы попрощаться. Последняя напоминает своему капитану о том, что будет очень ждать его на свадьбе, и тому не остаётся ничего, кроме как в который раз пообещать присутствовать. Когда с просьбами, наставлениями и поручениями покончено, Назар запрыгивает в седло и приказывает всем следовать за ним. У главных врат Пальмиры он останавливается, объявляя, что вскоре они снова начнут движение, и озирается по сторонам. К несчастью, он забыл уточнить у Евгении, как выглядят сестры Виардо, потому сейчас и пытается высмотреть их в толпе зевак и граждан, не представляя даже, кого именно ищет. Благо, тратить много времени на поиски не приходится, потому что буквально через несколько минут рядом с Назаром оказывается лошадь, на которой сидит довольно молодая светлая эльфийка в длинном плаще и мешком за спиной. Она представляется первая. — Граф Вотяков, не так ли? — уточняет она, отпустив поводья и протянув руку, — Меня зовут Дарья Виардо. Полагаю, вас предупредили о том, что мы отправимся с вами в Нижний Город? Новое обращение режет Назару слух, он на мгновение даже морщится от того, насколько несуразно оно звучит. Какой из него граф, в самом-то деле? Он к тому, что его порой называют господином, привыкнуть никак не может, а тут такое. Глупость какая-то. Остаётся надеяться, что другие не станут упоминать при разговоре его титул, иначе он точно перестанет вступать в беседы с незнакомцами. — Все верно, — все же подтверждает он, отвечая на рукопожатие, спрашивает, — Вы одна? Мне казалось, что с вами должна быть ваша сестра. — Она будет тут с минуты на минуту, — сообщает Дарья, вновь хватаясь за поводья, — Просто я любительница быстрой езды, а Полина такое не особо жалует, потому и отстала. Едва она успевает договорить, позади них раздается цокот копыт, и буквально через несколько секунд по другую сторону от Назара останавливается ещё одна лошадь. Он поворачивает голову, чтобы поприветствовать вторую сестру Виардо, и замирает с открытым ртом. Внимательным взглядом его награждает точная копия Дарьи. — День добрый, — она улыбается смущённо, точно так же протягивая руку, говорит, — Извините за задержку, граф Вотяков, я немного нерасторопна. Надеюсь, вам не пришлось долго ждать меня? Ещё несколько мгновений Назар смотрит на нее, как на юродивую, пытаясь уложить в голове мысль о том, что сестры Виардо, оказывается, близнецы. Не то, чтобы он никогда не сталкивался с подобным раньше, но такое явление все же редкость, потому он и впадает в ступор. К счастью, самообладание себе Назар возвращает быстро, понимая, что удивляться тут нечему, и осторожно пожимает протянутую ему ладонь. — День добрый, — кивает он, — Вы, я так понимаю, госпожа Полина Виардо? — Прошу, обращайтесь к нам по имени, — вновь подаёт голос Дарья, недовольно морща нос, — Мы не очень любим все эти формальности, они создают впечатление фальшивой важности. А нам важно оставаться на равных со всеми, с кем мы имеем дело. — В таком случае по отношению ко мне тоже никаких упоминаний статусов, — хмыкает Назар, всецело разделяя такую позицию, хватается за поводья, — Можете называть меня по имени. Вы готовы ехать? — Более чем, — бодро отзывается Полина, — Командуйте, Назар. Усмехнувшись, он даёт приказ всей колонне, состоящей из нескольких солдат, Голубина, его работников и повозок с товаром возобновить движение. Сам Назар возглавляет ее, чтобы задавать темп, компанию ему поначалу не составляет никто, но где-то к концу первой трети пути Дарья сравнивает свою лошадь с его и навязывается с разговором. Так он узнает, что сестры Виардо в самом деле близнецы, и ни один эльф из ныне живущих, кроме их брата, не может их различить, невзирая на то, что голоса у них все же отличаются. Однако определить, кто есть кто, на самом деле просто, достаточно всего лишь задать один вопрос любой из них. Этот момент кажется Назару любопытным. — Что за вопрос? — Довольно специфичный, — заявляет Дарья, — Он касается нашего семейного дела. Если вы спросите, какой травой будет лучше остановить заражение, и услышите в ответ про полынь, это будет значить, что вы говорите с Полиной. Если же вам скажут про тысячелистник, то беседуете вы со мной. Наши родители часто пользовались этим, когда мы пытались их надурить, а мы каждый раз попадались на эту уловку. Ни разу мне не удалось пересилить себя и ответить не так, как я думаю. — Мне казалось, что раз вас обеих обучали целительству ваши родители, то и мнение касательно таких вопросов у вас должно быть одинаковое, — задумчиво тянет Назар, — Почему оно отличается? — Потому что полынь справляется с любой заразой и унимает даже сильную боль, — внезапно вклинивается в разговор Полина, стремительно нагоняя их, — Но моя сестра отчаянно не хочет признавать всю прелесть ее свойств и гнет свою линию, выставляя себя глупой. — А ещё от этой твоей полыни сыпь появляется, и если долго пить ее отвар, то могут начаться припадки, — парирует ей Дарья, — Конечно, иногда она эффективна, но тысячелистник не хуже справляется с заразой и при этом действует в разы мягче. Так что глупой из нас двоих выставляешь себя ты. — Вот только твоим тысячелистником больных поить приходится неделями, чтобы хоть какая-то польза от него была, — язвительно тянет Полина, — А они потом ещё и есть после него не хотят, и думай, откуда им сил брать. — Уж лучше думать, как их накормить, чем сыпью их покрывать… Сестры Виардо вступают в жаркий спор, будто забыв о существовании Назара, тот слушает их, не особо понимая сути обсуждаемых вещей, и качает головой. Он вообще не в зуб ногой во все эти целительские тонкости, знает самый минимум, необходимый для выживания на поле боя, потому ему кажется забавной столь яркая конфронтация на далёкую для него тему. Впрочем, долго наблюдать за столкновением не приходится, Дарья успокаивается первая, машет на сестру рукой, мол, бесполезно что-то здесь доказывать, и вновь возвращает свое внимание к Назару. — Мы слышали, что господин Незборецкий открыл больницу в Нарге, — говорит она, — Это правда? Он в самом деле построил ее на личные средства? — Правда, — подтверждает Назар, — Господин Незборецкий захотел проявить инициативу в восстановлении Нижнего Города, потому выделил деньги на постройку больницы. Насколько мне известно, возглавлять ее будет господин Азарин. — А можно ли будет нам взглянуть на нее? — осторожно спрашивает Полина, — Мы не совсем понимаем, как обстоят дела с целительством в Нижнем Городе, и хотим своими глазами увидеть, как работают темные врачеватели. Если, разумеется, никто не будет против. — Думаю, можно, — решает Назар, — Я сопровожу вас до Нарга, после мы скорее всего отправимся на западные земли страны. Там как раз не хватает больниц, так что вашу затею местные жители и городские управляющие встретят с радостью. Вам ведь не принципиально, где именно поселиться? — Не принципиально, — качает головой Дарья, — Напротив, мы будем рады, если вы устроите нас там, где это необходимо. Надеюсь, это никому не создаст неудобств и ни у кого не вызовет недовольства. Назар не сразу находится с ответом. Неудобств то это точно никому не создаст, но вот некоторые недовольства могут и возникнуть, поскольку темные пока ещё только приходят в себя после войны. Как они отреагируют на появление на своих землях двух светлых целительниц — неясно, однако Назар постарается донести до всех, что так будет лучше. Но это потом, когда они уже будут в Нижнем Городе, сейчас же ему кажется важным предупредить сестер Виардо о возможных трудностях, что их ждут. — Будьте готовы к тому, что поначалу к вам будут относиться не слишком тепло, — говорит он, — Темные эльфы пока ещё не оправились после всех ужасов, что их настигли, и могут держаться с вами в первое время несколько отстранённо. Конечно, никто не посмеет вам навредить, но все же я попрошу вас быть благоразумнее и не нарываться. В противном случае на вас могут озлобиться по той простой причине, что представители вашего народа много лет несли одно только зло. Я бы не хотел этого. — Мы не намерены, как вы сказали, нарываться, — вздыхает Дарья, — Мы всего лишь хотим внести свою лепту, потому будем стараться завоевать доверие темных своими делами. Но спасибо за предупреждение. Примерно такого мы и ожидали, и теперь тому есть подтверждение. — И мы не обвиняем темных за их отношение к светлым, — подхватывает Полина, — Мы понимаем, почему так вышло, потому будем терпимы и милосердны, как нас учил наш отец. Все заслуживают, чтобы их боль и страхи были приняты и не осуждены. И темные, наверное, заслуживают этого больше других. У Назара в голове что-то не вяжется. Почему, спрашивается, две молодые, красивые, неглупые эльфийки, имея определенные знания, опыт и средства, лезут в самое пекло вместо того, чтобы обосноваться в теплом, спокойном месте, где их встретят и примут с радостью? Они ведь действительно могут открыть больницу в Верхнем Городе и лечить светлых эльфов, не пытаясь расположить к себе тех, кто убит горем и сломлен войной. Что ими движет? Долг? Так ведь они его могут исполнить здесь, среди своих, а не соваться к тем, что по сути являются для них чужими. Может, это милосердие? Сострадание? Умение сопереживать? Назар не знает наверняка, и слов Евгении ему почему-то недостаточно, потому он пробует добраться до истины сам. — Почему вы решили уехать в Нижний Город? — любопытствует он, — Не подумайте, что я имею что-то против, но я в самом деле не понимаю, что вами движет. — Мы не знаем, — со странной улыбкой пожимает плечами Полина, переглядываясь с сестрой, — Ничего такого, наверное. Просто когда мы узнали о том, что война подошла к концу и власти начали восстанавливать Нижний Город, мы поняли, что тоже можем принять участие в этом. Не ради благодарности и не из корыстных целей. Нас учили никогда не искать в своем деле личную выгоду, поскольку целительство — это то, что идёт из души. Наши души рвутся туда, потому мы и не стали долго думать. — А ещё наш отец никогда не видел разницы между темными и светлыми, — подхватывает Дарья, — Он всегда говорил, что нет плохого народа, есть плохие эльфы, но даже такие заслуживают прощения и милосердия. Сейчас темные как никогда нуждаются в помощи и участии, и мы готовы дать им это, потому что можем. Даже если они примут нас не слишком радушно, мы все равно хотим оказать им поддержку. Пусть это капля в море, но это уже что-то. Пальмира тоже не сразу строилась. Шаг за шагом Нижний Город придет к покою и равновесию, а мы постараемся этому посодействовать так, как умеем. Вот это Назару кажется знакомым — желание дать хоть что-то тем, кто в этом нуждается. Вариантов всегда слишком мало, и выбирать приходится из того, что есть в арсенале, но это все же действительно лучше, чем ничего. У него это Легион — пристроить в армии сирот, чтобы они не слонялись по улицам, рискуя умереть от голода, все, что Назар может. У сестер Виардо это больница — поскольку они посвятили свои жизни целительству, они в состоянии помочь лишь своим делом, ведь все иное не про них. И пусть, как сказала Дарья, это капля в море, эта самая капля тоже важна. Она как начало чего-то большего, чего-то масштабного и монолитного. Чего-то, к чему все стремятся, невзирая на прошлые беды. Вопросов касательно того, почему сестры Виардо решили уехать в Нижний Город, у Назара не остаётся. — Я понял вас, — кивает он, — Несмотря на то, что ваши мотивы не заключаются в получении благодарности, вам когда-то все равно ее выскажут. Вы делаете хорошее дело. — Не лучше того, что делаете вы, — отзывается Полина, — Мы все всего лишь стремимся к покою и стабильности. И каждый из нас по-своему. Назар снова кивает. Ему нечего добавить, он согласен с услышанными словами. С той лишь поправкой, что долгое время как раз был тем, кто отнимал и покой, и стабильность, потому что иного выбора у него не было. Дарья с Полиной вскоре отстают от него, пристраиваются где-то в середине колонны, развлекая себя разговорами с эльфами Голубина. Однако, невзирая на это, уединение Назара не длится долго. Молодой виконт догоняет его на своей лошади, когда до границы остаётся всего ничего, и увлекает в беседу. — Не знал, что Полина и Дарья поедут с нами, — говорит он, высматривая что-то вдалеке, — Они отправлены в Далорус Его Величеством? Или есть другая причина их визита в Нижний Город? — Нет, это их личное желание, — качает головой Назар, — Они сами захотели отправиться в Нижний Город, чтобы открыть там больницу. Выходит, вы знакомы с ними? — Скорее с их братом, — отвечает Голубин, — Борис часто приходил в наш дом вместе со своим отцом на различные праздники. Когда-то мы были дружны, но чем старше становились, тем реже виделись. Мой отец с годами стал вести себя странно и поддерживал связь только с семьями дворян, хоть матушка и говорила ему, что это глупо. Но он никого не слышал и отказывался, как он говорил, водиться со всяким сбродом. Все ещё не понимаю, почему он был столь высокомерен. В этих словах Назар видит своеобразную исповедь. Возможно, он ошибается, но не исключено, что Голубина угораздило выбрать себе в избранники обычного солдата по той причине, что его отец пытался окружить их семью исключительно знатью. Кто знает, вдруг молодой виконт обратил свое внимание на Лазина как раз из-за того, что хотел пойти против родительской воли? Из банального упрямства или даже назло, ведь юность редко сопровождается разумностью. А ещё она не терпит несвободы, а те рамки, что были воздвигнуты вокруг Голубина, эту самую свободу могли притеснять. Чтобы не дать им сломать себя, он решил сломать их быстрее и пойти на довольно рискованный шаг. Глупо? Отчасти. Смело? Вполне. Взвешенно и обдуманно? Едва ли. Но Назар не осуждает. Он умеет относиться с уважением к стремлению не подчиняться чужой воле и судьбе. — Так бывает, что статус и деньги несколько затуманивают разум, — подмечает он, — Я не могу назвать это нормальным, но и ничего удивительного в этом не вижу. Хотя мне трудно судить, я не из знатной семьи. Позиция вашего отца как-то повлияла на вас? — Если вы ведёте к тому, что я решил заключить брак с Максимом назло отцу, то вы не слишком далеки от истины, но и не правы, — усмехается Голубин, — Просто так вышло, что встреча с ним многое изменила для меня. Я не намеревался изначально идти против воли моей семьи, я привык следовать правилам. Однако, когда я понял, что моя безропотность не приведет ни к чему хорошему, я решил, что не стану идти на уступки и пытаться сохранить то, что мне и не принадлежит. Средства отца не играли такой роли в отличии от того, чего я действительно хотел. Было проще отказаться от статуса, чем согласиться на его условия и связать себя узами брака с его старым другом. Причем старым во всех смыслах этого слова, если вы понимаете, о чем я. — Вас пытались сосватать зрелому эльфу? — уточняет Назар. — Вроде того, — подтверждает Голубин, — Отец сказал, что только так я спасу репутацию нашей семьи после позорной связи с солдатом без роду и племени. Разумеется, никакой связи не было и в помине, я не настолько глуп, чтобы рисковать абсолютно всем, но отец считал иначе. Хотя в этом нет его вины, ему представили все в таком свете, будто я отдал свою честь, тогда как Максим ко мне и пальцем не притронулся. Но отца это не волновало. Он выдвинул мне условия, потребовал свадьбы с графом Жвакиным, и тогда меня, во-первых, простят, а во-вторых, не лишат всех средств и титула. На тот случай, если я в течении года после заключения брака рожу сына, мне обещали подарить поместье деда в пригороде Дениры и передать в мое распоряжение все торговые точки на севере страны. Проще говоря, меня пыталась купить собственная семья. Вернее, мою покорность и безропотность. — Так понимаю, вы не согласились? Голубин ненадолго замолкает, будто собирается с мыслями, думает о чем-то своем, а затем, выдержав паузу, вновь подаёт голос. — Я почти согласился, — признается он, — Не потому что так хотел остаться при деньгах и быть единственным наследником, которому позднее перешли бы все активы семьи, вовсе нет. Просто отец увидел, что я мечусь, и решил окончательно сломить мою волю. Он пообещал подвести Максима под суд и сделать так, чтобы его приговорили к смертной казни за то, что он обесчестил меня. Я не сомневался в том, что у него получится. Отец за столько лет обзавелся всеми нужными ему связями, ему бы ничего не стоило претворить в реальность свои слова. Выбирать между тем, чтобы поступить по-своему, и тем, чтобы отдать жизнь Максима ни за что, я не считал разумным. Потому сказал, что готов заключить брак с графом Жвакиным, если отец поклянется мне не трогать Максима. Он дал мне слово. — Но свадьба не состоялась, не так ли? — Как бы жутко это не прозвучало, но мятежи начались крайне вовремя, — с какой-то странной грустью заявляет Голубин, — Отец решил тогда наведаться в приграничные города, чтобы проверить, как идут дела в его торговых лавках. Его убил кто-то из граждан, нам прислали гонца из Терминуса в тот же день. Я отправился туда, чтобы забрать его тело, и похоронил его в последствии на территории семейного поместья под Денирой. Мать совсем обезумела от горя, она никак не могла принять произошедшее, а я… Не могу сказать, что я обрадовался. Каким бы не был отец, он все же был моим отцом, и я так или иначе почитал его и уважал. Но его гибель освободила меня от свадьбы с графом Жвакиным и необходимости следовать правилам. Только вот проще мне не стало, потому что чуть позже Максим отправился в Нижний Город подавлять мятежи, и я не знал, вернётся ли он когда-то или нет. Я понимаю, что это его долг. Я понимал это изначально, когда еще только мы были представлены друг другу, и никогда не пытался возражать или диктовать свои условия. Но тем не менее я боялся, что он погибнет, и постоянно думал о том, как мне быть дальше. Заключить с ним брак у меня бы не вышло из-за титула, и даже когда я принял решение лишиться его через суд, я осознавал, что по меньшей мере год обязан продержать траур по отцу. Это не было бы проблемой, если бы не шла война. Из-за нее время стало одним из самых ценных ресурсов, и его у нас как раз не было. Максим ещё до отъезда сказал мне, что не согласен на такую жертву с моей стороны и что он не позволит мне отдать то, что принадлежит мне по праву рождения, но я не слушал его. В какой-то момент я понял, что мой статус не играет никакой роли, и если из-за него я не могу связать себя узами брака с тем, кто мне по душе, то я от него избавлюсь, как от груза, и ни о чем не пожалею. У меня был план провернуть это дело, как только Максим вернётся, и в тот же день отправиться к Старейшинам, если к тому моменту срок траура подойдёт к концу. Но этого, к счастью, не понадобилось. Вы и Его Величество предоставили мне куда более разумный выход из ситуации, и я безмерно благодарен вам за это. Жизнь среди темных меня не пугает, потому что это будет жизнь по моим условиям, а не по чужим. И потому что это выбор, который я сделал сам. О нем я жалеть не намерен тоже. Когда он затихает, Назар вдруг внезапно ловит себя на мысли, что частично ошибался на его счёт. Перед ним не столько расчётливый, дальновидный и хитрый не по годам эльф, а сколько безнадежно влюблённый, уставший от давления семьи и желающий получить хоть что-то для себя юнец. Скованный обязательствами, он не мог себе позволить заключить брак с тем, с кем хотел бы прожить свою жизнь, и потому согласился на свадьбу с, мягко говоря, не самой приятной для него кандидатурой. Более того, Голубин таким образом пытался ещё и защитить своего избранника, и хоть у Назара есть сомнения в том, что план его отца был жизнеспособен, он не может не оценить всей искренней жертвенности этого поступка. Продать себя взамен на безопасность другого. Да, это не ново и даже не столь удивительно, но тем не менее это на многое раскрывает глаза. Готовность лишиться свободы, лишь бы такими образом не лишить жизни, кажется отчаянно смелой. И горькой, разумеется, тоже — Назар не знает, как бы отреагировал он сам на такой расклад, но почему-то уверен, что в восторге бы не был. Голубин не был тоже, однако он все равно принял условия своего отца, прекрасно понимая, что пути назад для него будут отрезаны. И во всей этой истории чудится что-то знакомое до боли, что-то пройденное, когда-то имевшее место быть. Назар осознает в очередной раз, что повел Марка именно по такому пути, когда усадил его вместе с Мироном на трон, вот только в их случае чуда не произошло. Корона стала терновым венцом, и отступать стало действительно некуда. Если у Голубина ещё был шанс сбежать куда-нибудь вместе с Лазиным или, как сейчас, освободиться от своих оков после смерти отца, то у Марка все иначе. Его кандалы крепче, они никогда не исчезнут и никуда не денутся до тех пор, пока их хозяин не отправится к Творцу. Потому что степень ответственности выше, потому что на кону не просто статус, корона и регалии — на кону целая страна. Почти уничтоженная войной, обезумевшая от горя, поставленная на колени болью. И от нее нельзя отказаться, как от титула, ее нельзя отдать кому-то, как семейные активы. Ее можно только построить заново, восстановить, оживить, либо же бросить в огонь и сжечь до тла. Марк ни за что не выберет второе. Он будет упорно склоняться к первому варианту и тем самым утяжелять груз на своих плечах до тех пор, пока он не сломает его или не перестанет быть грузом. Что из этого более реально, Назар не знает наверняка, но он понимает, что будет всеми силами пытаться сделать так, чтобы Марк выстоял. А уж что для этого понадобится, наверное, неважно вовсе. Король и так безоговорочно приносит в жертву себя, добровольно соглашаясь отдавать все, что только можно. Дать ему хоть что-то взамен не столь страшно. Встряхнув головой, Назар отгоняет от себя эти мысли, возвращается ими к услышанной истории. Он понятия не имеет, что ему говорить и говорить ли вовсе, но этого и не нужно. Голубин все берет в свои руки. — Я не жду от вас каких-либо слов, — объявляет он, — Ни лестных, ни порицающих. Вы можете осуждать меня, если хотите, можете считать глупцом. Для меня это не имеет значения. Я рассказал вам все это только для того, чтобы вы понимали мои мотивы и не думали, будто я ищу выгоды от брака с Максимом. Раз вы назначили его командующим армией в Нижнем Городе, значит, считаете его достойным этой должности и способным взять на себя такую ответственность. Смею предположить, что его дальнейшая судьба важна для вас, а поскольку он свяжет ее со мной, вам следует знать, каковы мои цели и что я из себя представляю. Так вот, будьте уверены: я всегда буду рядом с Максимом, и куда бы вы не решили отправить его, я не стану препятствовать выполнению его долга и последую за ним, даже если окажемся мы в итоге в аду. Потому что своему выбору я останусь верен так же, как Максим остаётся предан из года в год Легиону. И ничего этого не изменит. Назар едва открывает рот, чтобы ответить, как закрывает его обратно, заметив в ярдах ста от них с десяток темных солдат во главе с Лазиным, ожидающих делегацию из Пальмиры. Голубин прослеживает за его взглядом, принимает нечитаемое выражение лица, а затем вдруг бьет поводьями, заставляя свою лошадь сорваться на галоп. Останавливает он ее так же резко, буквально вынуждает ее встать на дыбы и выпрыгивает из седла, едва успевая увернуться от стремящихся забить его насмерть копыт. Впрочем, ему, судя по всему, на риск погибнуть столь глупо плевать, он пробегает вперёд и ещё через мгновение оказывается в объятиях Лазина, слезшего со своей лошади вслед за ним. Наблюдая за тем, как эти двое, позабыв об окружающих, прижимаются к другу другу, Назар лишь усмехается себе под нос и качает головой. Да и что он скажет? Отчитает? Если да, то за что? Их и так чужая воля чуть не развела по разным сторонам, война так и вовсе могла лишить этого момента и жизни в принципе, значит, нет смысла как-то комментировать происходящее. Пускай уж, думается Назару, все же юность и страсть играют свою роль, да и дело, что говорится, молодое. Все равно без дня женаты, ругать их теперь за публичное проявление чувств глупо. Они оба чуть не заплатили слишком высокую цену за то, чтобы стоять вот так. С Назара не убудет, если он просто позволит этому быть. Тем не менее, когда он приближается к ним, подхватив между делом брошенную лошадь за поводья, Лазин все же отстраняется от Голубина, выпрямляется и бодро отдает честь. От его сияющего вида на лице сама по себе возникает едва заметная улыбка, Назар старается скрыть ее и, кивнув, отдаёт приказ остановить движение. — Несколько минут отдыха, и отправляемся дальше, — сообщает он всем, спрыгивая с лошади, — Лазин, вплоть до Далоруса ты замыкающий. Следи, чтобы никто не отставал, и в случае чего докладывай мне о необходимости остановки. Приказ ясен? — Так точно, — отзывается Лазин, уточняет все же, — Капитан, вы уверены, что мне стоит ехать в конце колонны? Все же эти земли я знаю лучше, и если вдруг мы не успеем добраться до Далоруса до захода солнца… — С каких пор ты оспариваешь решения своего командования? — обрывает его на полуслове Голубин, кидая многоговорящий взгляд, — Тебе ведь сказано замыкать колонну, так замыкай и не перечь. Уж глава Легиона точно знает, как правильнее всего будет поступить. Улыбка на лице Назара все так и норовит возникнуть, когда он понимает, что Голубин явно догадливее своего избранника. Конечно, черт, Лазину необязательно ехать в конце колонны, нет вообще никакой разницы, где именно будет его расположение, но так ведь всем очевидно проще. Остальным не придется смотреть, как эти двое милуются весь путь, у них самих же будет возможность поговорить без лишних ушей. Наверное, это не слишком безопасно, Лазин может и потерять бдительность от внезапно нахлынувшего счастья, но Назар не особо беспокоится по этому поводу. У него есть ещё с десяток солдат в распоряжении, к тому же он сам будет начеку, так что все должно пройти спокойно. Уж как-нибудь доберутся до Далоруса, а там уже будут решать, что им всем делать дальше. Не пропадут. Не после всего, что вынесли. — Приказ ясен? — на всякий случай во второй раз спрашивает Назар, — Замыкаешь колонну, докладываешь мне об остановке. Если понадобится, я тебя позову. Вопросы? — Никак нет, — качает головой Лазин, догадавшись, судя по всему, по выражению лица своего жениха, что лучше не возражать, — Разрешите приступать к выполнению приказа? — Разрешаю. Подхватив свою лошадь за поводья, он отходит в сторону, Голубин же задерживается на несколько секунд, пока забирает своего скакуна у Назара, и, вскинув голову, кивает в знак благодарности, прежде чем уйти. Когда он догоняет Лазина и сравнивается с ним, касаясь его плечам своим, Назар снова едва слышно усмехается и устремляет взгляд в небо. Может, порой судьба и пытается пихать палки в колеса, но не всем ее планам суждено сбыться. Иные вон вооружены порывистостью и ослиным упрямством, и пока они есть на этой земле, для мира ничего не потеряно.

***

В Далорус они пребывают уже после захода солнца. Дарио встречает их в резиденции, даёт в распоряжение слуг и с молчаливого согласия Назара переносит беседы и обсуждения на завтра. Всех новоприбывших размещают в покоях, отводят на вечернюю трапезу, а после отпускают отдыхать после долгой дороги. Однако Назар поступает иначе — он не хочет тратить время на разговоры утром, потому и просит Дарио задержаться в столовой, чтобы решить, как им быть дальше. Тот разгоняет слуг и, прикрыв дверь, садится на один из стульев. — Расскажете, зачем прибыли все эти светлые эльфы? — По делу, — вздыхает Назар, — Две эльфийки, похожие друг на друга, это сестры Виардо, Дарья и Полина. Они обе целительницы и попросились в Нижний Город, чтобы открыть здесь больницу на личные средства. Хотят трудиться во благо народа. Нам с тобой нужно решить, куда именно отправить их. Предложения? — Целительницы, значит, — задумчиво тянет Дарио, — Что ж, недурно. В принципе, мы можем отправить их на западные земли, в том же Морталисе до сих пор нет больницы. Что скажете, капитан? На пару мгновений Назар задумывается, вспоминая свой разговор с управляющим Морталиса. Кажется, тот говорил, что у них и правда нет больницы и что граждане зачастую либо ездят в Интеритус, либо обращаются к знахаркам за помощью. Что ж, наверное, не так уж и глупо будет отправить Полину и Дарью туда, на западных землях все же нужна ещё одна хорошая больница. К тому же это станет отличным поводом проведать Мишу и по возможности забрать его с собой. Да, это определенно неплохая идея. Назар кивает. — Тогда я сопровожу их для начала в Нарг, чтобы они могли осмотреться там, а затем уже в Морталис, — решает он, — Больницу господину Незборецкого ведь достроили? — Со дня на день должна быть готова, — подтверждает Дарио, — Господин Азарин нашел целителей, которые помимо него будут работать там. В принципе, они уже частично выполняют свои обязанности, но после открытия больницы смогут делать это в полной мере. Всё складывается так, как и планировалось. — Это хорошо. — Согласен. А что касательно светлого эльфа? Мне показалось, что он довольно близок с Лазиным. — Тебе не показалось, — усмехается Назар, доставая из своего дорожного мешка, с которым пришел в столовую, два мешка денег и указ, протягивает все это добро Дарио, — Они должны пожениться в ближайшее время. Светлого эльфа зовут Глеб Голубин, он виконт и, как выяснилось, избранник Лазина. Чтобы добиться разрешения на брак, он буквально купил своему жениху титул у Его Величества, а тот уже приказал эти средства отдать тебе, чтобы ты направил их в нужное русло. К тому же Голубин будет торговать тканями в Нижнем Городе по особому налогу. Все эти эльфы — это его работники, которые привезли с собой товар. Полагаю, здесь они надолго не задержатся и вскоре разъедутся по другим городам. Что касательно самого Голубина, после свадьбы он намерен остаться подле Лазина в штабе. Так сказать, по доброй воле. Слушая его, Дарио параллельно разворачивает пергамент, бегло осматривает его содержимое, и не прикоснувшись даже к мешку с деньгами, удовлетворенно кивает, задавая тот вопрос, о котором стоило бы, наверное, позаботиться заранее. — И когда состоится свадьба двух виконтов? На пару мгновений Назар теряется. Ему в общем-то всё равно, когда произойдет обряд бракосочетания, да и его мнение не играет никакой роли. К тому же Лазин с Голубиным явно не рассчитывают на пышное торжество, а это значит, что достаточно найти кого-либо из Старейшин и наложить обет. На что они явно надеются, это на то, чтобы все произошло как можно скорее, и вот здесь стоит подумать, как будет лучше сделать. По закону им нужно по меньшей мере два свидетеля, в идеале их земные или духовные родители, но поскольку тех нет ни на землях Нижнего Города, ни в принципе где-либо, роль эту занять придется кому-то другому. Одним вполне может стать Дарио, он тут за главного, такую честь ему точно окажут. Остаётся, наверное, найти второго, и дело с концом. Назар подозревает, что без его участия, возможно, все же не обойдется. — В самое ближайшее время, — отвечает он, — Нам надо быстрее женить их и отправить в штаб, чтобы Лазин занимался делом. Я спрошу у них завтра касательно свидетелей и скажу, как именно будет лучше поступить. Ты ведь сможешь найти Старейшину, который согласится провести обряд? — Разумеется, — кивает Дарио, — Даже искать не придется, в резиденции с недавних пор живет глава духовенства Нижнего Города. Он проводил обряд имянаречения для Иды, но с началом войны уехал к брату в Хорус. Вернулся буквально несколько дней назад, так что на него и возложим эту задачу. — Я так понимаю, у духовенства в Нижнем Городе новая глава после переворота? — уточняет Назар, получив ещё один кивок, спрашивает, — И кто он? — Его Высокопреосвященство, Давид Нуриев. Это имя Назару ни о чем не говорит, хоть он и прожил много лет в Нижнем Городе, потому он и не пытается понять для себя, кто такой этот Нуриев. Очередной Старейшина, занявший роль главы духовенства по определенному стечению обстоятельств, ничего удивительного. Его задача в их ситуации проста, и если он сможет её выполнить, большего от него никто требовать и не станет. Назар во всяком случае точно. — Хорошо, — вздыхает он, — Тогда решим в кратчайшие сроки вопрос со свадьбой, а после я сопровожу Дарью и Полину в Нарг, уже оттуда — в Морталис. После я скорее всего отправлюсь по тем землям, где мы ещё не были, и начну отбор сирот в Легион. Тебе нужна какая-то моя помощь? — Его Величество дал мне поручение в первую очередь разобраться с зерном, — говорит Дарио, — Полагаю, делать мы это будем на западных землях, поскольку там самые плодородные почвы. Я сразу же после вашего отъезда приказал городским управляющим готовиться к посевам, думаю, времени уже прошло достаточно, чтобы можно было приступать к делу. Этот вопрос я проконтролирую сам, но помимо него нам нужно проследить, как идут восстановительные работы в стране и передать средства туда, где они нужнее всего. На данный момент в ряде городов, благодаря помощи знатных семей, началось строительство фабрик, в других же перезапускаются старые производства. Я долго думал, как нам быть с Тенебрисом, управляющий Кузнецов просил открыть там стекольную фабрику и хотя бы одну школу, и теперь у нас есть выход. Деньги, присланные виконтом Голубиным, мы можем направить туда, а все, что останется, отдать для облагораживания фабрики по переработке дерева. Вы сможете заняться этим, капитан? — Смогу, — подтверждает Назар, — Во всяком случае с тем, чтобы довезти деньги до Тенебриса и отдать их в нужные руки, я справлюсь. Дарио благодарно улыбается, не спеша ничего добавить, Назар же задумывается. На самом деле поездка в Тенебрис будет выгодна ему и по личным причинам, поскольку на обратном пути он сможет заглянуть в Летуму и сразу же забрать Рому. Наверное, до конца срока пребывания в Нижнем Городе он будет в резиденции, потому придется найти ему временную няню, а потом уже он вместе с Назаром отправится в Пальмиру. Правда как-то нужно будет ещё и объяснить всем вокруг, что это за ребенок и что он тут забыл, но это побочное. Важно только взять его, все остальное решаемо. Назар все ещё слабо понимает, на что он себя подписывает, но отступать не намерен. — Тогда давай поступим следующим образом, — объявляет он, — Сначала мы проведем обряд бракосочетания для Лазина с Голубиным и со спокойной душой отправим их в штаб. Ты после можешь ехать на запад, я же сопровожу Дарью и Полину в Нарг. Оттуда я повезу их в Морталис, а ты поможешь им там обустроиться, пока я буду решать вопросы в Тенебрисе. После я начну посещать те города, в которых мы ещё не были, чтобы увезти детей в Легион, и через месяц уеду в Пальмиру. Когда приедет Федор, вы уже вместе придумаете, как быть дальше. — Как скажете, капитан, — соглашается Дарио, — В таком случае утром я оповещу Его Высокопреосвященство, что нам скорее нужно наложить обет, чтобы не задерживать всех и вся. Надеюсь, виконт Голубин и виконт Лазин не будут против скромного празднества? — Поверь, после всего, на что они были готовы, им и скромное празднество покажется пышным торжеством. Беззлобно усмехнувшись, Дарио ничего не отвечает и встаёт со своего места. Он идёт к двери, Назар молчаливо следует за ним, а оказавшись в коридоре, они расходятся в разные стороны, оба вслух предрекая непростые дни. Следующим утром Назар в первую очередь сразу же после трапезы ловит Лазина и прямо говорит тому, что со свадьбой затягивать нельзя, поскольку дела ждать не могут. Тот соглашается, выражает готовность идти под венец хоть сейчас, но для начала не был бы прочь услышать мнение своего жениха. Голубин, будто почувствовав, что речь идёт о нем, возникает рядом с ними будто из ниоткуда и любопытствует, что стряслось. Назар вздыхает. — Ваша свадьба, — честно отвечает он, — Мы бы хотели провести ее как можно быстрее, чтобы вы вернулись в штаб, и Лазин мог продолжить тренировки с новобранцами. Когда вы будете готовы связать себя узами брака? — Да хоть сегодня же, — усмехается Голубин, — Найдите нам Старейшину и двух свидетелей, и мы хоть сейчас пойдем к алтарю. Он же тут имеется? Подобная готовность Назара не столько удивляет, сколько радует, потому он оставляет своих собеседников и следует к покоям Дарио, надеясь уже сегодня решить вопрос со свадьбой, но не доходит, тот перехватывает его на половине пути. — Я поговорил с Его Высокопреосвященством, — сходу начинает он, — Он не против провести обряд хоть сегодня. Вы ещё не беседовали с Лазиным? — Нужен алтарь и два свидетеля, — объявляет Назар, — Где можно провести все это безобразие? — На нижнем этаже есть просторный зал. Мы что же, прямо сейчас все и организуем? — Женихи не против, Старейшина тоже, так что не будем терять время. Приведи Давида, я пока схожу за горе-возлюбленными. Позволив себе шумный смешок, Дарио кивает и исчезает где-то в лабиринте коридоров, Назар же спускается вниз, лишь примерно помня, где именно расположены покои Лазина. По пути он встречает Дарью и Полину, спорящих о чем-то вполголоса, и в голове его возникает идея. Он останавливает их. — Наверное, вам уже известно, что виконт Лазин и виконт Голубин в скором времени должны связать себя узами брака, — сообщает он, наблюдая за реакцией своих собеседниц. Когда они выражают молчаливое согласие, он продолжает, — Так вышло, что обет будет наложен уже сейчас, но для этого нам нужно по меньшей мере два свидетеля. Не окажете честь? — Ничего себе, — удивлённо вздыхает, кажется, все же Полина, — А сами брачующиеся не будут против? — У них не слишком много выбора, — отмахивается Назар, — Да и по большому счету им все равно. Если вы не хотите в этом участвовать, я пойму, но ваши кандидатуры мне кажутся более уместными, поскольку вы обе в дальнейшем будете жить в Нижнем Городе. — Предполагаете, что когда-то дело дойдет до развода? — любопытствует Дарья. Что это Дарья, Назар догадывается по интонации и иронично вздёрнутой брови. Все же Полина кажется ему более добродушной, — Поэтому хотите, чтобы свидетели всегда были под боком и в случае чего могли явиться в суд? — Перестань, — осекает ее Полина, — Сама же знаешь, что жизнь бывает непредсказуема. Мы согласны стать свидетельницами. Куда идти? Дарья на такое заявление только закатывает глаза, но возражать не берется, потому Назар ведёт их за собой вниз и, подозвав там к себе одну из служанок, просит ее сопроводить сестёр Виардо до зала, о котором говорил Дарио. Сам он, решив этот вопрос, по памяти добирается до покоев Лазина и коротко стучит в дверь, опасаясь заявиться не в самый подходящий момент. Открывают ему почти сразу. — Дарио ушел за алтарем и Старейшиной, полагаю, скоро можно будет начинать, — сообщает Назар, — Сестры Виардо в качестве свидетелей устроят? Если нет, то мы найдем кого-нибудь другого. — Оперативно, — хмыкает Лазин, поспешно поправляя ворот свежей рубашки, — Думаю, не столь важно, кто будет свидетелем, главное, чтобы это не противоречило закону. Куда идти? — Давай для начала найдем твоего жениха, — решает Назар, — А после я уже сопровожу вас обоих в зал. Лазин не спорит, потому они следуют в другую часть крыла резиденции, где он, постучав в одну из дверей, терпеливо ждёт отклика. Тот поступает, тоже переодевшийся и несколько взволнованный Голубин возникает перед ними почти мгновенно, о чем-то спрашивает Лазина, хмурится, кусает губы, а затем кивает с готовностью и вновь исчезает в своих покоях. Когда он, наконец, выходит из них, они втроём направляются в точку назначения, где по подсчетам Назара все уже должно быть готово. К счастью, он не ошибается, и в зале уже оказываются все причастные. Чуть левее окна Дарио и трое слуг устанавливают деревянный алтарь, Дарья, Полина и Эдда разжигают мирр и елей, под их ногами то и дело путается Ида, пытаясь добиться внимание к своей персоне. Назар также замечает темного немолодого эльфа, наблюдающего за происходящим и диктующим что-то такому же темному мальчишке, что с упорством пишет сказанное на пергаменте, и делает вывод, что это и есть Давид Нуриев. Подойти с разговором он не успевает (а если честно, то и вовсе не планирует), потому что новоприбывших замечает закончивший со своим занятием Дарио. — Вы быстро, — подмечает он, подходя ближе, оглядывается по сторонам, — Впрочем, оно и к лучшему, мы почти готовы. — Старейшина дал согласие на заключение брака? — осторожно уточняет Голубин, косясь на Давида, — Он ведь ничего не имеет против? — А должен? — вопросом на вопрос отвечает Дарио, — Вы оба титулованные, оба достигшие нужного возраста. Какие могут быть препятствия и возражения? — Я светлый. — Да хоть серый, это не играет никакой роли. Начинать то будем? Голубин выдыхает с облегчением (он, судя по всему, опасался, что на пути к желаемому вновь возникнут проблемы), вскидывает взгляд на Лазина и замирает. Тот выражает готовность за них обоих. — Да, будем. Дарио, быстро переглянувшись с Назаром, ведёт брачующихся к алтарю, где представляет их Давиду. Тот внимательно осматривает Голубина с ног до головы, будто решает мысленно, достоин ли этот молодой и не лишенный упрямства эльф стать мужем Лазина, задумчиво прищуривается и медлит начать. Назар тяжело вздыхает — если Его Высокопреосвященство сейчас примется воротить нос и менять правила игры под себя, его придется поставить на место, а это не совсем то, что стоит допускать на свадьбе. К счастью, Давид не ведёт себя подобным образом, он кивает чему-то из слов Голубина, обращается к своему помощнику, а после громко объявляет, что обряд будет проведен прямо сейчас. — Свидетелей прошу подойти ближе и встать за брачующимися. Дарья и Полина послушно выполняют то, что от них требуется, Дарио же вместе с Эддой прибиваются к Назару. Последняя берет на руки Иду, неугомонная девчонка то и дело вертится, постоянно что-то спрашивая у матери, а та лишь просит ее быть тише. Назар усмехается почти беззвучно — славное дитя, хоть и явно непоседливое. На отца похоже. От этих мыслей он отвлекается, когда Давид, встав напротив Голубина и Лазина, со странным благоговением на лице принимается читать молитву. Он просит у Творца разрешения на этот союз, заключающийся по доброй воле и от чистого сердца, отмечает сопричастность всех присутствующих к их вере, а после возносит глаза к потолку и произносит громогласное «аминь». Когда с этой частью покончено, Давид обращается к Лазину. — Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть мужем Глеба, которого видишь здесь перед собою? — спрашивает он. — Имею, Ваше Высокопреосвященство. — Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть мужем Максима, которого видишь здесь перед собою? — переключив свое внимание на Голубина, задает тот же вопрос Давид. — Имею, Ваше Высокопреосвященство. После того, как Лазин и Голубин дают согласие, они без подсказок оба встают на колени, никак друг друга на касаясь. Давид же, сложив руки в замок, вновь принимается говорить. — Благослови брак сей: и подай детям твоим жизнь мирную, долгоденствие, целомудрие, любовь друг к другу в союзе мира, семя долгожизненное, неувядаемый венец славы; сподоби их увидеть чада чад своих, ложе их сохрани ненаветным. И даруй им от росы небесной свыше и от тука земного. Аминь. — Аминь, — хором повторяют все присутствующие. Удовлетворённый реакцией, Давид подзывает к себе своего помощника, забирает у него уже открытый пузырек с елеем, смачивает два пальца и, сделав шаг к Лазину, помазывает ему уши и шею точным движением, произнося следующие слова. — Венчается дитя Творца Максим дитю Творца Глебу, обязуется хранить, беречь и уважать мужа своего, да жить с ним в мире и согласии по заветам Творца. Аминь. Благословив Максима, Давид перемещается к Голубину и проделывает с ним тоже самое, что и с Лазиным. — Венчается дитя Творца Глеб дитю Творца Максиму, обязуется хранить, беречь и уважать мужа своего, да жить с ним в мире и согласии по заветам Творца. Аминь. По логике вещей теперь должен быть обмен кольцами (если, разумеется, оба брачующихся этого хотят, Андрей с Федором, например, отказались от подобного, но у дворян иные традиции), однако Назар, наблюдающий за происходящим, не совсем уверен, что женихи в спешке продумали этот момент. Но он ошибается: поднявшись с колен и повернувшись лицом к Голубину, Лазин достает из-за пазухи кусок белой ткани, разворачивает его, вытаскивает, кажется, золотое кольцо и с непрочной улыбкой надевает его своему жениху на безымянный палец. Голубин не теряется, он вынимает из нагрудного кармана своей рубахи почти идентичное кольцо и осторожно делает то же, что и Лазин. Когда их руки скрепляются между собой, Давид переходит к завершению обряда. — Творец наш, славою и честию венчай их. Аминь! Новоиспеченные мужья после этих слов оба улыбаются, замирают и явно не понимают, что дальше. Будь это свадьба при дворе, от них бы ожидали красивой и душещипательной сцены с первым поцелуем и последующим танцем, но здесь зрители не требуют хлеба и зрелищ, потому молодожены и не спешат публично проявить свои чувства. Вместо этого они расписываются на пергаменте, протянутым мальчишкой-помощником, точно так же поступают Дарья и Полина, свидетельствующие, что брак был заключён по доброй воле и по всем правилам. После все четверо поворачиваются к немногочисленным присутствующим. Что делать дальше, Назар не совсем понимает, но Дарио берет все в свои руки. — Поздравляю с заключением брака, — доброжелательно говорит он, — Думаю, мы все же устроим небольшое торжество вечером, а пока предлагаю ненадолго разойтись, чтобы решить все дела. Никто ведь не против? Возражающих не обнаруживается, потому Эдда первая, вслед за мужем поздравив молодоженов и опустив на пол Иду, покидает зал. После нее уходят Дарья и Полина, желающие побеседовать с целителем, служащим в резиденции, затем и Давид со своим помощником скрываются из виду. Слуги тоже разбредаются в разные стороны, остаются одни только новоиспеченные Лазины (если, конечно, оба сошлись на этой фамилии, по закону вроде можно каждому остаться при своей), Дарио и Назар. Последний, опомнившись, все же говорит свои пару слов. — Поздравляю вас, — он улыбается одними уголками губ, замечая, как Голубин, просияв, расплывается в ответной улыбке, — Пусть ваш брак будет крепким и долгим. — Аминь, — вздыхает Лазин, — Благодарю вас, капитан. Полагаю, вы хотите наведаться в штаб сегодня? Если да, то я готов сопроводить вас. Назар не может отрицать — да, хочет и должен. Но даже ему, бесчувственному и зачастую равнодушному, кажется кощунством вот так беспокоить Лазина в день его свадьбы, потому он не спешит с решением. Наверное, от одного дня ничего не изменится, потому ничего страшного не случится, если отложить визит в штаб на завтра. Либо же можно съездить самому, Назар не настолько беспомощный, чтобы не осилить задачу контроля армии, которой управляет столько лет. Ему это не составит труда уж точно. — Я съезжу сам, — наконец, объявляет он, — Сегодня у тебя выходной. Дарио, думаю, не будет против составить мне компанию, не так ли? — Само собой, — кивает тот, смекнув, что к чему, — Конечно, в дела армии я не лезу, но быть в курсе происходящего все же должен. — Но, — начинает было Лазин, однако Голубин его перебивает. — Мы крайне признательны вам, — он красноречиво смотрит на своего мужа, спрашивает с нажимом, — Не так ли, Максим? Назар беззвучно усмехается. Кажется, хозяином в этом доме будет не солдат, прошедший непростую подготовку в Легионе и беспощадную войну, а юнец, умеющий понимать намеки и извлекать из ситуации личную выгоду. Впрочем, не столь важно, кто из этих двоих будет превалировать, лишь бы этот брак, к которому они так стремились, был для них счастливым. Остальное, наверное, и неважно вовсе. Оставив молодоженов, Назар в сопровождении Дарио и впрямь наведывается в штаб Легиона, чтобы понять, каково вообще положение дел. То его вполне устраивает — казармы подготовили по всем правилам, всех привезенных детей разместили и распределили по отрядам, командующих из числа опытных солдат назначили. Новобранцев, конечно, не слишком много, но это ведь только начало, и впереди ещё много работы. Назар это понимает прекрасно, потому радуется и такому результату, и несколько часов проводит за ознакомлением происходящего на данный момент в армии. Он даже по привычке проводит пару тренировок, а уже потом все с тем же Дарио едет в Далорус, чтобы разобраться с некоторыми заботами там. Обратно они возвращаются к вечеру, Эдда встречает их все так же с неугомонной Идой и сообщает, что приказала слугам накрыть стол для вечерней трапезы и пригласила всех обитателей резиденции на торжество. Назар, разумеется, не особо горит желанием заявляться на праздник, просто потому что чувствует себя неуместным на таких мероприятиях, но тем не менее не отказывается и обещает присоединиться чуть позже. Он первым делом направляется в свои покои, где быстро моется и переодевается, и лишь после этого идёт в зал. Уже на подходе Назар слышит музыку, вздыхает тяжело и все же добирается до точки назначения, предрекая не самый весёлый вечер для себя. Впрочем, его настроение и не играет никакой роли, важнее, что у новоиспеченной супружеской пары оно отличное. Они вон не отлипают друг от друга ни на минуту, принимают поздравления, улыбаются, словно зачарованные, и распыляют вокруг себя такую очевидную радость, что даже Назар как-то смягчается. От мысли, что примерно в таком же состоянии будет Лия после свадьбы, у него теплеет в груди, потому он держится не столь отстраненно, как обычно, и даже позволяет одной эльфийке утянуть себя в разговор во время трапезы. Когда наступает время танцев, он все же держится в стороне, наблюдая за крутящимися по залу парами, и отвлекается от этого занятия, когда замечает Иду, растерянно оглядывающуюся по сторонам. Родителей ее рядом не обнаруживается, как и няни, и, наверное, пристальное внимание за девчонкой сейчас не столь необходимо, но Назар все равно старается не упускать ее из виду. Мало ли что, дитя то шаловливое, натворит чего. От греха подальше лучше следить за ней. Ида это внимание воспринимает по-своему. Она уверенным шагом подходит к нему, встаёт рядом и, вскинув голову, спрашивает. — Можно я постою с вами? — Со мной? — наклонившись, уточняет Назар. Его, признаться честно, такая просьба удивляет, — Почему именно со мной? — Мама куда-то ушла, а к няне я не хочу, — объясняет Ида, ковыряя носком своей туфли мраморный пол, — Папа утром сказал мне, что к вам можно подойти, потому что вы хороший. Хороший. Назар фыркает себе под нос, думая о том, что Дарио явно переоценивает его, но вслух ничего не говорит. Раз отец Иды сказал ей так, то и не надо разуверять ее в обратном. Да и ее компания на самом деле куда приятнее, чем любая другая, так что пускай. Беседа с этим славным ребенком Назару даже придется по душе. Если, конечно, девчонка сама захочет с ним говорить. Она, судя по всему, хочет. — А почему вы не танцуете? — Я плох в танцах, — честно отвечает Назар. Наплевав на правила приличия, он присаживается на корточки, чтобы быть одним ростом со своей собеседницей, и продолжает, — Умею много разных вещей, но танцевать совершенно не приспособлен. — Жаль, — как-то странно комментирует его ответ Ида, сложив руки за спиной, — Я вот люблю танцевать, это весело. Папа говорит, что я егоза и не слышу музыку, но я все равно люблю танцевать. А ещё петь, но у меня пока плохо получается. Я в ноты не попадаю. — Я тоже, — пожимает плечами Назар, растягивая губы в улыбке, — Скажу по секрету, твой папа тоже очень плохо поет. Он однажды на свадьбе своего друга напился эля и решил выступить, и его попросили не делать так больше. А потом он во время вальса отдавил все ноги твоей маме, и она поклялась больше никогда с ним не танцевать. Сказала, что он похож на неповоротливого кабана. Просияв, Ида заходится смехом, накрывает рот ладонью, вспомнив, видимо, о мерах приличия в высшем свете, но ее беззаботное веселье все равно лезет наружу с тихим хихиканьем. Она успокаивается вскоре, все ещё улыбаясь во весь рот, и, склонив голову вбок, любопытствует. — А у вас есть жена? Вздернув брови, Назар мысленно удивляется подобному вопросу. Наверное, женщин быть женщинами учат ещё с детства, раз их интересуют именно такие вещи. — Нет. — А муж? — не сдается Ида, — Муж у вас есть? — Мужа тоже нет, — качает головой Назар, — И детей тоже. — Понятно, — тянет Ида, блуждая взглядом по сторонам, — А я вот когда вырасту, обязательно выйду замуж. Мы договорились с Егором, что поженимся, когда папа скажет, что мне уже можно. Он правда пока не знает, но я ему как-нибудь потом скажу. Вы только тоже не говорите, это секрет. Вы же умеете хранить секреты? — Умею, конечно. И папе не скажу. А кто такой Егор? — Он сын конюха. Ему пять лет, и он уже выше меня. А ещё у него есть очень красивая книга с цветами. Я пока не умею хорошо читать, но картинки мне смотреть нравится. — Здорово. А что ещё тебе нравится? — Рисовать. Папа подарил мне на именины краски и… Ида, найдя себе, наконец, собеседника, не торопящегося прервать ее, продолжает воодушевленно рассказывать о своих увлечениях. Она во время своего монолога то и дело теребит в пальцах края платья, сама же себя останавливает, но, судя по всему, от волнения вновь и вновь стискивает в руках тонкую ткань. Назар же внимательно слушает ее, радуясь тому факту, что его никто не донимает с пустой болтовней, задаёт уточняющие вопросы и в целом как-то расслабляется в компании дочери Дарио. Ему действительно нравится этот смышлёный не по годам ребенок, и разговор с ней нравится тоже, хоть и обсуждают они по большей части не особо важные вещи. Вернее, важные для Иды и потому любопытные для Назара. Ему приятно общаться с детьми и узнавать о них что-то, потому что мотивы их всегда чисты и искренни. В мире пороков, грязи и лжи подобное на вес золота. — А вы и правда хороший, — в какой-то момент заявляет Ида, прервав свой рассказ о кроликах, которых кормила вместе с няней в Далорусе, — У вас голос добрый и глаза красивые. Почему у вас нет жены? — Не знаю, — уклончиво отвечает Назар, он мало представляет себе, как объяснить ребенку причину того, что он в свои немалые годы все ещё ходит отъявленным холостяком, — Просто так вышло. Но у меня есть духовный сын. Его зовут Гриша. — Он приехал с вами? — Нет, он родился всего месяц назад и пока ещё слишком мал, чтобы путешествовать. Но, думаю, когда он вырастет, ты сможешь с ним познакомиться. Он тоже темный. — Тогда он сможет подружиться с моим братиком. Или сестричкой. Мама сказала, что пока не знает, кто у нее в животике. Уже озвучив эти слова, Ида вдруг меняется в лице, испуганно смотрит на Назара и округляет глаза с тихим «ой». — Это был секрет, — растерянно лепечет она, хватается за его запястье и просит, — Пожалуйста, не говорите никому, что я вам сказала. Мама велела никому не говорить. Вы же не скажете? — Не скажу, — обещает Назар, — Я правда умею хранить секреты. В довесок он свободной рукой делает вид, будто закрывает рот на замок и выбрасывает невидимый ключ куда-то в сторону. Обрадованная таким исходом, Ида расслабляется и улыбается широко, тут же позабыв и своей тревоге. Назар вздыхает. Значит, в семье Дарио ожидается пополнение, и либо он сам ещё не знает об этом, либо знает, но пока молчит. В принципе, оно и правильно, судя по всему, срок ещё маленький, и чем меньше народу будет в курсе, тем лучше. Нечего привлекать лишнее внимание, от греха подальше лучше такие новости придержать. Когда уже скрывать станет нереально, тогда и можно будет сказать, а пока пускай Эдда спокойно носит дитя под сердцем и не страдает от излишнего любопытства окружающих. Первая беременность далась ей непросто, времена были трудные. Хоть сейчас пусть все пройдет для нее тихо и мирно. Музыка в зале вдруг начинает играть совсем другая, задорная и быстрая. Ида, услышав это, чуть на месте своем не подпрыгивает от восторга, но остаётся стоять за неимением иных вариантов. Она очевидно хочет пуститься в пляс, но подходящего партнёра, даже того же Егора, о котором она говорила, не наблюдается, потому Назар с тяжёлым вздохом решает взять эту задачу на себя. С него не убудет, а девчонке за радость. Праздник же всё-таки, можно один раз выйти за рамки привычного поведения. — Пойдешь танцевать? — Вы меня приглашаете? — чуть неверяще интересуется Ида, — Прямо по-настоящему? Вспомнив некоторые правила этикета, Назар выпрямляется, а затем снова наклоняется, протянув свою руку Иде. Та, преисполненная восторгом, делает реверанс, вкладывает свою крохотную ладонь в чужую и, задрав голову вверх, позволяет увести себя к другим парам. Она идёт с такой важностью, что Назар, не рискуя портить момент, даже принимает серьезное выражение лица, когда они встают напротив друг друга. И он действительно не врал, когда говорил, что плох в танцах, но тем не менее прилагает некоторые усилия, чтобы все это безобразие выглядело не так плохо. Отвесив поклон, он вновь подает руку Иде и разрешает ей закружить себя в вихре веселого мотива. Девчонка, быстро позабыв о своем стремлении быть по-взрослому сдержанной, почти сразу входит в кураж и пляшет от души, не особо следя за тем, как вообще двигается. Назар заставляет себя не смеяться, пока они танцуют, то и дело подстраивается под стремительно меняющийся ритм Иды и даже ловит себя на мысли, что как-то славно все выходит, просто и незатейливо. И пусть они очевидно мешают другим парам, никто не высказывает недовольства, потому они и крутятся по залу, пока музыка не стихает. Лишь тогда Ида замедляется, тяжело дыша, поворачивается к Назару раскрасневшимся от высокой активности лицом и отвешивает ему поклон. — Благодарю вас за танец, — говорит она, все ещё пытаясь поймать больше воздуха ртом, выпрямляется и неуверенно предполагает, — А не вы должны меня благодарить? Я, кажется, опять все перепутала. — Благодарю вас за танец, госпожа Виейра, — следуя правилам, кивает Назар, — Вы прекрасно танцуете. Очень… Энергично. Обрадованная незамысловатой похвалой, Ида довольно жмурится и хочет было сказать что-то ещё, но не успевает. Ее зовёт приближающаяся к ним Эдда. — Ты была крайне задорной, — подмечает она, приглаживая растрепавшиеся волосы дочери ладонью, обращается к Назару, — Надеюсь, Ида вас не слишком утомила? Я отпустила няню, поскольку она себя плохо чувствует, и потеряла эту егозу из виду. Почему-то думала, что она с Дарио, но он куда-то отошёл. — Все в порядке, — успокаивает ее Назар, подмигивая Иде, — Мы неплохо провели время. Я впервые со времён своей молодости вновь пошел танцевать по доброй воле, а это уже показатель. — Да уж, раньше вы себе такого не позволяли, — смеётся Эдда, — Ида, судя по всему, способна расшевелить даже мертвого, раз уж вас ей удалось утянуть в пляс. — Вообще-то господин пригласил меня на танец сам, — недовольно сообщает Ида, — По-настоящему пригласил. Эдда вопросительно смотрит на Назара, беззвучно уточняя, так или это, тот невыразительно кивает. — Это правда, — подтверждает он, — Я выбрал себе партнёршу схожую по навыкам в танцах, но немного прогадал. Ида явно справилась лучшего моего. — Вы были самыми заметными, — заверяет его Эдда, улыбнувшись, обращается к дочери, — Ты ведь поблагодарила господина Вотякова за танец? — Конечно, — важно кивает Ида, — И он меня тоже. Подарив ей ещё одну улыбку, Эдда просит ее пожелать Назару доброй ночи, после чего уводит ее из зала. Праздник ещё продолжается, но время явно позднее, потому неплохо было бы уже идти и самому укладываться, но Назар вынужден задержаться. Давид, все это время не подававший голоса, берет слово. — Новобрачным пора отправиться в супружеское ложе, — объявляет он, — Есть ли тут духовный родитель одного из мужей или родитель земной? Назар теряется, не понимая, к чему был этот вопрос, а когда вспоминает об обычаях, устало прикрывает глаза. Консумация брака. Он забыл о консумации брака. В целом это не проблема, молодая кровь и страсть сами сделают свое дело, но есть один нюанс — у дворян и королевских особ в том случае, если оба молодожена ранее не были обетованы, первая брачная ночь должна проходить при свидетелях. Момент щекотливый, но обязательный, с правилами не поспоришь. Вот только каково будет Голубину и Лазину в присутствии третьих лиц делить ложе — большой вопрос. Назар догадывается, что не особо приятно. И он даже было собирается как-то вмешаться, но Дарья его опережает. — Поскольку ни земных, ни духовных родителей никого из новобрачных здесь нет, как свидетельница заключения брака я готова стать свидетельницей консумации, — уверенно заявляет она, — Если, разумеется, никто не будет против. — Боюсь, это невозможно, госпожа Виардо, — качает головой Давид, — Вы все же женщина, к тому же незамужняя. Да и если бы вы были связаны узами брака, по закону только духовные или земные родители могут быть свидетелями консумации. — Но их нет, — не сдается Дарья, — А раз уж свидетель нужен, полагаю, не столь важно, кто в таком случае будет им. Я, конечно, женщина, но в первую очередь я целительница и повитуха. Вряд ли меня может смутить хоть что-то из происходящего в брачном ложе после всего, что я уже видела. Давид ненадолго задумывается над ее словами, в своде правил и законов явно нет такого пункта, который сказал бы, как будет верно поступить в подобной ситуации, потому он и не отвечает сразу, а размышляет над чем-то. Назар в это время пытается вспомнить, а кто в самом деле должен стать свидетелем консумации, если ни духовных, ни земных родителей нет, и приходит к выводу, что не знает наверняка. Он может ошибаться, но вроде как эту роль на себя обязан примерить Старейшина, накладывающий обет. Или нет, Назар не слишком осведомлен. Ему эта информация не особо важна. Давид, спустя пару минут молчания, все же принимает решение. — Если молодожены не имеют возражений, то госпожа Виардо может стать свидетельницей консумации, — заключает он. Голубин, все это время стоявший с растерянным и встревоженным выражением лица, выдыхает с облегчением, Лазин ему вторит. Назар подозревает, что Дарья не собирается присутствовать в их покоях, потому они и расслабились, но вслух, разумеется, об этом не говорит. Ему нет резона лезть и пихать палки в колеса, да и он все прекрасно понимает, невзирая на всю свою чёрствость, потому и молчит. Ничего от этого, он, разумеется, не теряет. После того, как Голубин, Лазин и Дарья уходят, Назар покидает зал тоже и возвращается в свои покои. Ему предстоит немало сделать, и как управиться за месяц, он себе даже не представляет, но решает не загадывать и не предполагать, чтобы в дальнейшем не разочароваться в своих ожиданиях. Как сложится, так сложится, главное, вернуться в Пальмиру вовремя, довести Лию до алтаря и передать эстафету Федору. С остальным как-нибудь разберутся, все проблемы решать будут по мере их поступления. Это, наверное, лучшая тактика из всех возможных. Едва коснувшись головой подушки, Назар почти сразу засыпает. Этой ночью ему снится Надя, потому он, наверное, спит спокойно и не пробуждается до самого утра.

***

Утром они все разъезжаются в разные стороны: пока Дарио вместе с Голубиным и всеми его работниками направляются в Далорус, чтобы там решить вопрос касательно открытия торговых точек последнего, а Лазин возвращается в штаб Легиона, Назар, взяв с собой деньги, которые необходимо передать в руки городского управляющего Тенебриса, сопровождает Дарью и Полину до Нарга. Путь их проходит более, чем спокойно, они без каких-либо проблем добираются до точки назначения и сразу же решают наведаться к Азарину, чтобы взглянуть на больницу, которая по словам Дарио уже готовится открыть свои двери. Назар на самом деле несколько сомневается, что это так, все же времени прошло не так много, потому искренне удивляется, когда видит, что на месте, где не так давно было пусто, возведено внушительное здание в два этажа. Полина, скачущая по правую руку от него, присвистывает. — Вот это да, — восхищённо тянет она, задрав голову вверх, — Быстро, однако, они справились. Выглядит неплохо. — Знать бы ещё, что там внутри, — усмехается с другой стороны Дарья, обращается к Назару, — Мы ведь можем войти? Тот кивает, не видя причин, по которым они не могут сделать этого, слезает с лошади и, взяв ту за поводья и дав сестрам Виардо взмахом руки знак последовать его примеру, идёт навстречу вышедшему на улицу темному эльфу, полагая, что тот может им помочь. Так оно и оказывается. — Добрый день, господин Вотяков, — приветствует его незнакомец, протягивая руку, — Мое имя Сергей Серов, я служащий этой больницы. Как прошла дорога? — Добрый день, — Назар отвечает на рукопожатие, прищурившись, оценивает взглядом собеседника. Серов, значит. Фамилия эта кажется знакомой, но откуда именно, сказать точно не получится, — Путь прошел сносно, можете не беспокоится. Господин Азарин на месте? — Скоро должен быть, — отзывается Сергей, заметив, наконец, топчущихся позади Назара эльфийек, обращает на них свое внимание, — О, так вы не один. Не представите мне ваших спутниц? — Мое имя Дарья Виардо, я целительница родом из Пальмиры, — взяв инициативу на себя, бойко говорит Дарья, — Это моя сестра Полина. Мы прибыли в Нижний Город, чтобы открыть здесь свою больницу, и были бы крайне признательны вам, если бы позволили нам осмотреться тут и рассказали немного, как у вас все устроено. В довесок она протягивает Сергею ладонь, тот теряется на мгновение, но на рукопожатие все же отвечает. Тоже самое он проделывает по отношению к Полине, после вскидывает взгляд на Назара и чего-то ждёт. Тот одними глазами даёт понять, что просьбу выполнить надо в любом случае, и едва заметно вздёргивает бровь, намекая на то, что испытывать его терпение не стоит. Сергей, что-то решив для себя, растягивает губы в улыбке. — Рад знакомству с вами, — дежурно оповещает он их, добавляет, — И с удовольствием покажу вам все, а заодно расскажу, как и что у нас устроено. Давайте я помогу вам разместить лошадей, а после мы сможем пройти в саму больницу. Развернувшись на пятках, он ведёт их во внутренний двор, где в отведённом для этого месте они оставляют лошадей, после уже в само здание. Там Сергей что-то рассказывает о схеме постройки, объясняет, где и каких больных они держат и почему, делится мыслями о том, что в дальнейшем можно было бы сделать некоторое расширение, и вообще трещит без умолку, пока они петляют по светлым коридорам. Дарья и Полина внимательно слушают его, задавая вопросы, Назар же больше просто присутствует, не особо внимая тому, о чем они беседуют. Он все равно во всех этих делах не силен, ему достаточно просто смотреть и наблюдать. А видит он немало: просторные и чистые кабинеты, лестничные пролеты, крепкие стены и витражные стекла. Да, работа была проведена масштабная, даже как-то не верится, что не так давно здесь было пусто. Тем удивительнее то, что поспособствовали всему этому не только Марк, Игорь и Азарин, но и сами жители Нарга, которые и занимались строительством. Сломленные горем и войной, они тем не менее взялись за восстановление своего мира через вкладывание сил в эту больницу, и Назара, если уж честно, это не может не радовать. Да, это всего лишь капля в море, но и ее достаточно, чтобы понять — начало положено. И весь тот ужас, что пришлось пережить Нижнему Городу, когда-то останется позади, потому что время покоя все же настанет для всех, кто к этому самому покою так стремится. За этими своими мыслями он не замечает даже, как они обходят все здание, обнаруживает себя вновь на первом этаже, в одном из кабинетов, где Дарья и Полина внимательно осматривают содержимое стеллажа вместе с Сергеем, пока сам Назар стоит у двери. И ему его присутствие не то, чтобы кажется неуместным, скорее несколько бесполезным, потому он и задумывается над тем, чтобы занять себя хоть чем-то. К его счастью, к ним забегает темный мальчишка лет пятнадцати, сообщающий, что Азарин прибыл в Нарг. — Он не один, — отчитавшись, добавляет он, — С ним госпожа Азарина, у нее в пути начались потуги, родит вот-вот. Он просил вас срочно привести госпожу Храмову в родильную. — Вот же черт, — выругавшись, Сергей подходит ближе к мальчишке и говорит, — Ее сейчас нет, она отлучилась в Хорус проведать сестру. Олег, срочно беги к госпоже Иванцив, скажи ей, чтобы шла в родильную. Я сейчас подойду туда. — Так нет госпожи Иванцив, — пожимает плечами Олег, — Она ж с утра ещё уехала за травами, велела предупредить всех, что только к вечеру будет. — А госпожа Жадан? — Отбыла с Тимуром роды принять к баронессе Новостреловой. Когда вернётся, не знаю. Сергей вдруг меняется в лице, на место растерянности приходит тревога, которую у него плохо получается скрыть. Замечает ее не только Назар, но и обе сестры Виардо, потому одна из них (наверное, все же Полина), уточняет, все ли в порядке. — Господин Серов, что-то не так? — осторожно спрашивает она, подходя ближе, — Мы можем вам чем-то помочь? — Все три наши повитухи в отъезде, а госпожа Азарина вот-вот разродится, — признается Сергей, поморщившись, — Не скажу, что это проблема, но я лично ни разу не принимал роды, как и господин Азарин. И никто из других целителей больницы ранее не делал этого, поскольку этим всегда занимались повитухи. Не то, чтобы я не смогу помочь ребенку появится на свет, но навыков у меня не так много, как хотелось бы. — Нашли, о чем переживать, — фыркает Дарья, — Мы с Полиной в Пальмире целую толпу детей на свет привели, половина из них уже и ходит, наверное. Показывайте, где у вас тут родильная. Окинув ее внимательным взглядом, Сергей не перечит и, вздохнув, велит следовать за ним. Он выходит из кабинета с Дарьей и Полиной, мальчишка уносится с ними, Назар же пару секунд стоит, не зная, куда себя деть. С одной стороны, оставаться тут бессмысленно, в пустую только время тратит, а с другой, увязываться за всеми как-то нелогично, от него же все равно толку не будет в таком деле. Подумав ещё немного, он все же решает последовать туда же, куда ушли Сергей и сестры Виардо, чтобы в случае чего хотя бы отвлечь разговором Азарина, который, как выяснилось, вскоре станет отцом. До дверей родильной он добирается без особого труда, поскольку именно там творится суматоха, привлекающая внимание. В коридоре толпятся эльфы, пришедшие в больницу за помощью целителей, и несколько работников, весь этот балаган ужасно шумит и действует на нервы явно встревоженному Азарину, беседующему о чем-то с Сергеем. Последний что-то упорно доказывает, машет руками, а когда Назар незаметно подходит к ним, так и вовсе восклицает. — Я не позволю рисковать жизнью своей сестры из-за твоей идиотской принципиальности! — Дело не в моей принципиальности, а в том, что я впервые вижу этих двух женщин, — цедит сквозь зубы Азарин, — Я не могу просто взять и разрешить им принять роды. Речь идёт не только о твоей сестре, но и моей жене, о моем ребёнке! — Хочешь сказать, у тебя есть вариант получше? Азарин набирает было воздуха в грудь, чтобы ответить, но замечает Назара и, едва открыв рот, тут же закрывает его. Сергей прослеживает за его взглядом, тоже смотрит на подошедшего и, странно сверкнув глазами, указывает на него рукой. — Господин Вотяков может поручиться за них, — заявляет он, обращается к Назару, — Прошу вас, будьте так добры, скажите господину Азарину, что обе госпожи Виардо достаточно опытны, чтобы принять роды. Он в упор меня не слышит и ставит под угрозу жизнь своей супруги. — Они действительно знают свое дело, — подтверждает Назар, хоть и не может быть уверен в своих словах, но не рискует сейчас усложнять без того непростую ситуацию, — Госпожа Муродшоева лично говорила мне, что сестры Виардо отличные целительницы. Не глупите и позвольте им принять роды. Раз уж сами вы не можете, доверьтесь тем, кто может. Азарин не спешит ничего ответить, он сжимает губы и колеблется, явно не зная, как будет правильно поступить. Догадываясь, что они теряют время, Назар добавляет. — Если, не дай Творец, с вашей женой и вашим ребенком что-то случится по вине сестер Виардо, я сам доведу их до суда и буду требовать того наказания, которого они будут заслуживать. — Хорошо, — вздыхает Азарин, — Пусть они примут роды. Господин Серов, передайте им, что я даю свое позволение. Кивнув, Сергей скрывается за дверьми родительной, на секунду выпустив из нее звуки стонов и суеты, Назар же озирается по сторонам. Ему не нравится вся эта суматоха, как-то слишком много лишних, но здесь он никто, чтобы бесцеременно разгонять толпу, потому он ничего и не предпринимает. Вместо него это делает Азарин — прочистив горло, он громко просит всех разойтись, а когда коридор пустеет, поворачивается к Назару лицом. — Прошу прощения за весь этот балаган, — говорит он, и в голосе его нет сожаления, скорее усталость и тревога, — Наше с Лианой дитя решило появиться на свет раньше положенного срока, так ещё и в момент, когда все повитухи в отъезде. — Не стоит, — качает головой Назар, — Я все понимаю. Да и этом нет ничьей вины, чтобы просить прощения. Я так понимаю, это ваш первенец? — Нет, у нас уже есть сын. Он сейчас у моей сестры, — отвечает Азарин, — Но его появление на свет пришлось непростым, как раз во времена дворцового переворота. Я надеялся, что вторые роды будут куда спокойнее, однако моих молитв оказалось недостаточно. Творец, судя по всему, имеет другие планы на мою семью. Назар вздыхает. Он не мастер утешений от слова совсем, потому что сколько себя помнит, никогда не просил ничего подобного для себя, от того, наверное, и не умеет давать другим. Он может объяснить что-то, заставить посмотреть трезво на ту или иную ситуацию, обрисовать положение дел, но успокоить — едва ли. А Азарину, судя по всему, сейчас нужно именно это, потому что в нем кольцуется тревога, из-за которой он предрекает самый негативных исход из возможных. И не то, чтобы Назар обязан подтирать ему сопли, не обязан вовсе, но стоять и придуриваться, будто ничего не происходит, он не может тоже. Выбирает другую тактику. — Творец как раз пытается сберечь вашу семью, раз уж сестры Виардо так удачно оказались здесь в столь нужный момент, — заявляет он, — Я понимаю, что ваше отношение к светлым эльфам не самое благосклонное, но, поверьте моему слову, эти целительницы знают свое дело и ни в коем случае не навредят ни вашей жене, ни вашему ребенку. Они самолично вызвались отправиться в Нижний Город, чтобы помочь народу темных эльфов, потому вряд ли сделают что-то не так. Я могу за них поручиться. — И вы туда же, — вздыхает Азарин, закатив глаза, складывает руки на груди и объясняет, — Я не отношусь плохо к светлым и к этим двум целительницам в частности, потому что тратить себя на бессмысленную злобу не намерен. Но поймите правильно — я вижу их впервые и знать не знаю, кто они такие и каковы их навыки. То, что они говорят, будто не раз принимали роды, не особо внушает мне доверие, ведь я не могу быть уверен, что это правда. Не то, чтобы у них есть причины лгать, и тем не менее в таких вопросах я предпочитаю быть осторожнее. Тем более когда дело касается моей семьи. — Вы ведь сами сказали — у них нет причин лгать вам, — подмечает Назар, — Да и вы должны понимать, что порою нет иных вариантов, кроме как довериться и принять помощь тех, кто ее предлагает. Наверняка есть эльфы, которые идут к вам, не будучи уверенными в ваших способностях или не зная вас вовсе. Однако это не отменяет того факта, что они полагаются на вас и не ставят под сомнение тот факт, что вы сможете что-то сделать. — Я из семьи целителей, господин Вотяков. Мы годами только тем и занимаемся, что помогаем обычным эльфам и исцеляем их недуги, потому они и доверяют нам, даже если не знают нас. — А разве сестры Виардо занимаются чем-то иным? В очередной раз вздохнув, Азарин пожимает плечами, давая понять, что не намерен спорить. И пусть он не выражает согласия, по нему становится заметно, что он уже не так встревожен. Во всяком случае отрешённое выражение лица пропадает, на место беспокойства приходит любопытство. — А что вы тут делаете? — запоздало спрашивает он, — Приехали взглянуть на больницу? — И это тоже, — кивает Назар, — Сестры Виардо выразили желание взглянуть, как тут все устроено, чтобы в дальнейшем открыть свою больницу на западе страны. Я подумал, что здесь это будет сделать лучше всего, потому мы и прибыли. Господин Серов как раз проводил для нас экскурсию, когда вы приехали вместе с женой. — Вот оно что, — усмехается Азарин, — В таком случае, если у них получится успешно принять роды у моей жены, я лично им все покажу и расскажу, а при желании даже устрою здесь на какое-то время. Они ведь не торопятся ехать на западные земли? — Думаю, ненадолго они могут здесь задержаться, — решает Назар. Ему кажется идея Азарина крайне удачной. Если Дарья и Полина на какое-то время останутся в Нарге, то это даст некоторые время, за которое можно будет разобраться с другими заботами. Например, посетить Тенебрис и заодно забрать Рому в Далорус, а уже после этого сопроводить сестер Виардо на запад и там же взяться за иные дела, — Вряд ли они будут против поближе познакомиться с устройством вашей больницы. — Вот и договорились, — кивает Азарин. Едва он замолкает, в коридор выходит Сергей, что все это время был в родильной. Он плотнее закрывает за собой дверь, поворачивается лицом к Азарину и, растянув губы в улыбке, сообщает. — Ваша супруга отлично справляется. Она просила передать, чтобы вы пригласили господина Саморзина к обряду имянаречения. — Дай Творец, нам действительно выпадет возможность провести обряд, — вздыхает Азарин, — Спасибо, господин Серов. Я займусь этим вопросом, как придёт время. Наградив его насмешливым взглядом, Сергей извиняется и уходит к лестнице, Назар же смотрит ему вслед и пытается понять, к чему все эти реверансы. Из того, что он успел услышать, можно сделать вывод, что госпожа Азарина в девичестве носила фамилию Серова и является сестрой Сергея. Значит, последний никто иной, как шурин главного целителя этой больницы, и к чему тогда чопорный официоз, непонятно. Разве в семье не приняты менее формальные отношения? Назар почему-то убежден, что да, однако задавать неуместные вопросы не собирается. Но задумчивость, судя по всему, отражается на его лице, потому как Азарин неожиданно решает внести ясность. — Лиана сестра господина Серова, — сообщает он, — До замужества она носила ту же фамилию, что и он, но мы стараемся не распространяться об этом. — Почему? — На то есть свои причины, — уклончиво отвечает Азарин, — Если позволите, я не стану говорить их вам и попрошу никого не ставить в известность о том, что Сергей брат моей жены. Поверьте мне на слово, так нужно. В противном случае мы бы не стали делать из этого тайну. Назар молча пожимает плечами. Ему нет дела до чужих секретов до тех пор, пока они не опасны для страны, короны и армии, потому он и не станет рассказывать их никому. Да и что такое страшное может прятаться под стремлением Азарина не выдавать происхождение своей жены? Вряд ли что-то поистине ужасное, наверняка все многим проще, чем кажется. Но предубеждения, стереотипы и мнение общества играют роль, потому то, что не является чем-то плохим, многие воспринимают за нечто позорное. Назар не может знать наверняка, однако догадывается, что подоплека примерно такая, как не может осуждать Азарина за желание сделать жизнь своей жены немного спокойнее. Это само собой разумеющееся. — Как скажете, — равнодушно отзывается Назар, — Мне нет резона говорить во всеуслышание о том, о чем вы старательно молчите. Будьте спокойны, я никому не скажу. — Благодарю вас, — Азарин озирается по сторонам, будто проверяя, нет ли случайных свидетелей поблизости, возвращает внимание к своему собеседнику и предлагает, — Не желаете пройтись? Вам наверняка интересно взглянуть, на что ушли средства господина Незборецкого. — С удовольствием составлю вам компанию. Смерив его нечитаемым взглядом, Азарин становится вполоборота и рукой указывается в сторону лестницы. Назар же послушно идёт в указанном направлении, краем ухом слушая то, о чем ему рассказывают. Признаться честно, он не особо нуждается в экскурсии, но поскольку ситуация сложилась так, что Азарину явно нужно сейчас отвлечься, чтобы не сойти с ума от беспокойства, повторный осмотр больницы все же придется кстати. Да и это поможет хоть как-то убить время. Не то, чтобы у Назара его много, но куда теперь деваться. В конце концов, от пары часов ничего явно не изменится.

***

Спустя два часа ожидания, когда Назар, Азарин и Сергей вновь оказываются у дверей родильной, наружу, наконец, выглядывает одна из сестер Виардо. Она протирает руки чистой белой тканью, улыбается мягко (из чего следует вывод, что это скорее всего Полина) и сообщает радостную весть. — Это мальчик. Поздравляю вас, господин Азарин. — Слава Творцу, — вздыхает тот, вскинув взгляд к потолку, жмурится и, вернув себе самообладание, обращается к Полине, — Благодарю вас. Как Лиана? С ней все в порядке? — С ней все хорошо, — кивает Полина, — Она устала и ослабла, но никакой опасности нет. Если хотите, можете заглянуть к ней, пока она не уснула. Услышав, что навестить супругу можно уже сейчас, Азарин спешно заходит в родильную. Сергей же, поблагодарив Полину, уносится написать кому-то письмо, и в коридоре остаётся один Назар. Он думает над тем, что ему делать дальше, и в первую очередь решает поставить в известность своих спутниц о том, что при желании в Нарге они могут задержаться на пару дней. — Господин Азарин сказал мне, что если все пройдет успешно, он будет только рад показать вам больницу и рассказать, как здесь все устроено, — объявляет он без предисловий, — Если хотите, то вы с сестрой можете остаться тут. Я позже смогу приехать за вами и сопроводить вас на западные земли. — В самом деле? — удивляется Полина, — Что ж, это отличные новости. Мы будем только рады понаблюдать, как здесь все работает, если это не создаст никому неудобств. — Не создаст, — качает головой Назар, — Более того, я уверен, что после рождения сына господин Азарин в качестве благодарности сам предложит вам задержаться. Вы действительно много сделали для него. — Это всего лишь наш долг. — И тем не менее вы сумели исполнить его так, как нужно. Пожав плечами, Полина аккуратно складывает ткань в своих руках, вскидывает взгляд, вопрошая, есть ли Назару сказать что-то ещё. Тот едва заметно качает головой, давая понять, что более тем для обсуждения нет, и отпускает ее обратно в родильную. Сам он туда не входит, догадываясь, что его присутствие там явно будет лишним, и терпеливо ждёт Азарина, чтобы убедиться в том, что тот не отказывается от своих слов. Новоиспечённый отец оказывается в коридоре лишь спустя четверть часа, крайне воодушевленный и немного отсутствующий. Он закрывает за собой дверь, позволив себе секундную слабость, припадает к ней лбом, растянув губы в широкой улыбке, а после, сделав шаг назад, накрывает лицо руками. Назар не привлекает к себе его внимание, давая время на осознание произошедшего, стоит молча, глядя себе под ноги, и лишь когда Азарин подходит к нему, подаёт голос. — Поздравляю с рождением сына, — говорит он, — Пусть Творец бережет вас и вашу семью. — Благодарю, — вздыхает Азарин, — Мне мало верится, что все обошлось, но я счастлив, что исход оказался таким. Роды — это всегда волнительный момент, даже если есть понимание, что они из себя представляют. Я слишком много повидал на своем веку, пока помогал повитухам, ещё будучи юнцом. Этот опыт так или иначе заставляет меня волноваться всякий раз, когда в моей больнице оказываются роженицы. Тем более, если ею оказывается моя жена. — Вас можно понять, — отстраненно отзывается Назар. Ему почему-то становится странно от осознания, что он сам особо и не тревожился, когда Марк приносил на свет Надю. Конечно, некоторому беспокойству место было, но не до такой степени. Во всяком случае так кажется самому Назару, — И все же все обошлось, так что можете выдохнуть. Опасность миновала. — Да, пожалуй, так и я поступлю, — решает Азарин, ненадолго задумавшись, предлагает, — Как вы смотрите на то, чтобы остаться здесь на ночь? На верхнем этаже есть свободные покои, в которых можно разместиться, а утром вы могли бы отправиться по своим делам. Сестры Виардо согласились ненадолго задержаться, так что у вас будет время, чтобы разобраться со своими заботами, пока они не решат отправиться на западные земли. Назар размышляет над поступившим предложением, медленно кивает. В любом случае выдвигаться в Тенебрис уже довольно поздно, ровно как и в Летуму, возвращаться в Далорус так и вовсе бессмысленно, потому разумно будет остаться тут до утра, а уже потом ехать дальше. Да и от одного дня явно ничего не изменится, Назар в любом случае все успеет. Пусть у него изначально был другой план, можно немного видоизменить его и переиграть, раз уж того требуют обстоятельства. Как только передаст он деньги Кузнецову, заберёт Рому, а затем уже отправится на запад. Так, наверное, будет разумнее всего. — Если вы не против, то я останусь на ночь, — соглашается Назар, — Мне нужно наведаться в Тенебрис, потому утром будет удобнее выехать из Нарга, чтобы путь не проходил в ночи. — Вот и отлично, — заключает Азарин, — Тогда пройдёмте в столовую. У меня родился сын, думаю, такое событие стоит отметить. Назар не возражает и позволяет увести себя на вечернюю трапезу, надеясь лишь на то, что празднование, о котором говорит Азарин, не заставит испытывать утром головную боль, как это было после обряда имянаречения для Гриши. К счастью, надежды его оправдываются, потому на следующей день он чувствует себя отлично и после трапезы, ещё раз поздравив Азарина с рождением сына, покидает Нарг в полном одиночестве, заранее написав Дарио о своих планах. До Тенебриса Назар добирается довольно скоро и сразу же скачет к дому Кузнецова, желая как можно скорее разобраться с порученной ему задачей. Там его встречает Алина со своей маленькой дочерью на руках. Она забавно округляет глаза, когда видит у ворот нежданного гостя, и, передав ребенка, судя по всему, няне, подходит ближе, вопросительно изгибая бровь. — Господин Вотяков, — почтительно кивает она, опасаясь при свидетелях раскрывать тот факт, что они давно знакомы, — Не знала, что вы вновь посетите нас. Что-то произошло? — Госпожа Кузнецова, — Назар возвращает ей любезность, растянув губы в ухмылке, объясняет, — Нет, ничего не произошло. Во всяком случае дурного. Я бы хотел побеседовать с вашим мужем, у меня для него есть новости. Господин Кузнецов здесь? — Он отъехал на лесоповал, обещал быть к обеду, — отвечает Алина, — Мы можем пройти в дом, чтобы там подождать его. Вы ведь не спешите? Качнув головой в знак отрицания, Назар послушно следует за хозяйкой сначала во двор, где отдает кому-то из слуг свою лошадь, а затем уже в дом. Прежде чем войти, Алина велит няне погулять с ее дочерью ещё полчаса, а затем уже ведёт своего гостя внутрь, сразу же прокладывая путь в столовую. Там она просит всех слуг оставить их, предлагает присесть и, убедившись, что они одни, перестает держаться так, будто они едва знакомы. — Что за вести ты привез? — любопытствует она, опускаясь на соседний стул, — Надеюсь, благие, а не как обычно? А то я тебя знаю, всякий раз, когда ты заявляешься, это означает, что случилось что-то не слишком хорошее. — Не надо делать из меня всадника апокалипсиса, — усмехается Назар, снимая со спины дорожный мешок, открывает его и кидает на стол привезенные с собой деньги, — У меня и правда неплохие новости на сей раз. Один знатный эльф из Верхнего Города решил выделить средства для казны, а господин Виейра велел мне отдать их твоему мужу, чтобы построить в Тенебрисе стекольную фабрику и открыть школу. За этим я тут. Ничего дурного, как я и сказал, не произошло. — Надо же, — удивлённо тянет Алина, — А я и не знала, что среди светлых есть такие щедрые дворяне. Что ж, это и правда добрые вести для нас. И надолго ты задержишься в Тенебрисе? — Думаю, лишь до завтрашнего утра, — отзывается Назар, — Мне нужно будет наведаться в Летуму, а затем уехать на запад, чтобы разобраться там с некоторыми заботами, так что надолго остаться я не смогу. Но я обязательно загляну ещё не один раз, чтобы взглянуть, как у вас идут дела. И, возможно, оказать какую-либо помощь, если понадобится. — Спасибо, конечно, но мне кажется, в этом нет необходимости. Уж с чем, а с облагораживанием Тенебриса мы точно справимся сами. — И тем не менее я предпочту понаблюдать за тем, как идут дела. — Что бы мы без тебя делали, — Алина улыбается почти издевательски, снова на мгновение превращаясь в ту задиристую девчонку, какой Назар ее и запомнил, — И как бы мы обошлись без твоего контроля. Спасибо, господин Вотяков, что вы столь благосклонны к нам. Мы никогда этого не забудем. Она замолкает и почти сразу же принимается хихикать, Назар только глаза закатывает и машет на нее рукой. Алина всегда такой была — своенравной, острой на язык и прямолинейной. Конечно, немало в ней изменилось, но характер остался тот же. Во всяком случае основные качества в ней прежние, невзирая на то, что жизнь стала совсем другой. Это, наверное, хорошо: что-то постоянное быть должно, даже если это что-то — упрямая натура Алины. — Ладно, не злись, — успокоившись, просит она, — Просто я правда не вижу необходимости в твоём непосредственном участии, у тебя наверняка хватает своих дел. Лучше расскажи, как твоя жизнь. Слышала, что ты стал духовным отцом сына Логвиновых. Как тебе в новой роли? Не слишком утомительно? — Было бы от чего уставать, — усмехается Назар, — Гриша крайне спокойный ребенок, настолько, что весь двор не перестает удивляться тому, что он сын Андрея. Федор вообще опасался, что их дитя будет таким же вспыльчивым и эмоциональным, но пронесло. Двору не придется стоять на ушах, когда Гриша подрастет. — Двор в любом случае будет стоять на ушах, — весело заявляет Алина, — Я слыхала, что Ее Высочество довольно капризна и крутит всеми, как хочет, невзирая на свой малый возраст. Да так, что даже глава Легиона играет в няньку и возится с нею, словно с родной дочерью. Назар не сразу находится с ответом. Разумеется, он предполагал, что все будут знать о его благосклонности к Наде, более того, он на это и ставил, когда на глазах у всех придворных выходил с ней на прогулки, однако все же оказался не готов объяснять этот момент другим. Одно дело Незборецкие, что тоже заинтересованы в том, чтобы у Нади было покровительство, а другое — темные эльфы, которым очередной светлый наследник на престол не совсем по душе. И не, чтобы есть выбор, сейчас его нет вовсе, однако недовольство у кого-то может и возникнуть. Им придется пренебречь в случае чего, только вот допускать его в больших масштабах нельзя. Наверное, все же у Марка не так много времени, и ему придется обзавестись законными детьми раньше, чем они все предполагают. Назар не знает наверняка и немного даже сомневается теперь в словах госпожи Леоны, но Алина, благослови ее Творец, эти опасения разгоняет. — Ты поступаешь дальновидно, — хмыкает она, поправляя складки на юбке своего платья, — Народ сейчас и правда боится, что в случае смерти Его Величества опять начнутся беспорядки, а твоя благосклонность к Ее Высочеству вселяет уверенность, что у страны есть наследник. Возможно, не самый законный и лучший, но хоть какой-то. Это разумное решение. Ты сделал верный ход в этой политической игре. — Я всего лишь пытаюсь предотвратить лишние волнения, — пожимает плечами Назар, — Да и справедливости ради Ее Высочество на данный момент в самом деле единственная наследница престола. Если, не дай Творец, с Его Величеством что-то произойдет, его дочь станет главной претенденткой на трон. Все должны это понимать для их же блага. — Потому что Легион поддержит принцессу и не даст никому другому добраться до власти, — вслух озвучивает Алина то, о чем Назар промолчал, — Говорю же, ты крайне дальновиден. Крутиться возле королевского бастарда, заранее поддерживая ее, как наследницу, довольно умно. Впрочем, такое как раз в твоём духе. Может, ты никогда и не был мастером двойных игр, но бить на опережение — твой конек. — Сочту за комплимент, — усмехается Назар, — И, что бы там себе не придумала, я не делаю всё это из каких-то корыстных целей. Я всего лишь пытаюсь таким образом дать поданным Его Величества хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне. — Я бы никогда не подумала, что ты действуешь в целях получения личной выгоды. Ты так не умеешь. Назар молчит. Возможно, зачастую он действительно не продавливает никакие свои интересы, но тем не менее дошел до момента, когда хочет что-то для себя. В противном случае он бы не попросил у Марка разрешения забрать Рому, но он сделал это, потому что захотел себе преемника. Даже не преемника — сына, которого сможет воспитать, как родного, и которому сможет дать все то, что есть у него самого. За душой у него, конечно, всего ничего, однако его это не останавливает. Надо, и все тут. А зачем, почему и для чего, Назар понятия не имеет. Да и разбираться как-то не собирается. — Возможно, ты просто не все обо мне знаешь, — наконец, говорит он, и, переводя тему, уточняет, — Помнится, в нашу последнюю встречу ты просила, чтобы я поговорил с Его Величеством и получил для тебя разрешение на поиск сирот. Твой муж не высказался против? — Дима согласился, — кивает Алина, — Но сирот оказалось не так много, потому за месяц мы смогли отыскать и пристроить почти всех либо в приюте, либо в Легионе. Так что я снова сижу без дела и воспитываю нашу дочь, почти не покидая дома. — Быть может, говорить об этом рано, но для тебя снова найдется занятие, — объявляет Назар, — Из тех средств, которые были выделены господином Виейра, часть уйдет на открытие школы. Думаю, ты сможешь контролировать работы по ее строительству, а когда придет время, курировать ее, как управляющая. Если, разумеется, твой муж не будет против. — В самом деле? — чуть неверяще уточняет Алина, — Это было бы здорово. С Димой я поговорю, вряд ли он пренебрежет моей помощью. Тем более что нашей дочери уже больше года и нам есть, на кого ее оставить. — Если все так, то в перспективе можно будет обсудить этот вопрос. Алина было открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, но внезапно вскакивает со своего места и делает пару шагов подальше от стола. Назар, не сразу поняв, чем была вызвана такая реакция, все же тоже поднимается на ноги и принимает нейтральное выражение лица, когда, наконец, слышит за дверью приближающиеся шаги. Та вскоре распахивается, пропуская в столовую Кузнецова, что при виде жены улыбается, а заметив ещё и Назара, вопросительно изгибает бровь. — Господин Вотяков? — он окидывает его внимательным взглядом, задирает подбородок, — Не ожидал вас здесь увидеть. Что-то произошло? — Если так можно сказать, — уклончиво отвечает Назар, — Я прибыл к вам с вестями. Не с дурными, слава Творцу. — Благие вести — это хорошо, — кивает Кузнецов, заприметив на столе мешок, уточняет, — А это что? — А это будущая стекольная фабрика, — объявляет Алина, подходя ближе к мужу, кладет одну руку ему на грудь, вторую устраивает на его плече и добавляет, — И школа, в которой смогут учиться дети нашего города, представляешь? Кузнецов не скрывает своего удивления, однако и не выражает его слишком ярко. Он растягивает губы в едва заметной улыбке, невесомо касается носом темной макушки своей жены, а затем, отстранившись от нее, обращается к Назару. — В таком случае я жду подробностей, — говорит он, — И поручений, раз уж сам глава Легиона прибыл сюда, чтобы передать деньги. Несколько часов они тратят на то, чтобы обсудить дальнейший план действий и решить, как будет разумнее всего потратить выделенные средства. Кузнецов, будучи управляющим города, все же больше смыслит во всех этих делах, потому, узнав, сколько денег оказалось в его распоряжении, предлагает в первую очередь вложиться в открытие стекольной фабрики и школы, а остаток потратить на благоустройство фабрики по обработке дерева и лесоповала. Назар с ним не спорит, поскольку не силен в подобных вещах, он по большей части слушает и принимает во внимание все тонкости, которые затем, вероятно, должен будет пересказать Дарио. Алина же, напротив, активно принимает участие в беседе, что-то советует, даже выдвигает свои требования, потому и добивается согласия на то, чтобы именно она занималась курированием работ по постройке школы. Когда они, наконец, заканчивают с разговором, Кузнецов велит слугам накрыть на стол. После трапезы вместе с Назаром, оставив Алину с дочерью, они едут посмотреть места в городе, где и будут осуществлены их грандиозные планы, и проводят за этим занятием весь остаток дня. В ходе беседы выясняется, что все сироты, найденные на улицах, действительно были либо пристроены в приюте, либо отправлены в штаб Легиона, потому Назар принимает окончательное решение покинуть Тенебрис на следующий день, ведь не видит причин, чтобы задержаться. Утром после трапезы он в самом деле прощается с Кузнецовым и Алиной, приняв напоследок от них благодарность за своевременную помощь, и отправляется в Летуму. И, наверное, передвигаться одному по Нижнему Городу, даже будучи главой Легиона, не слишком разумно, но Назар все равно не берет с собой солдат, желая с личными вопросами разобраться самостоятельно. Не то, чтобы у него получится скрыть в дальнейшем тот факт, что он взял на воспитание чужое дитя, но сейчас он предпочитает не ставить в известность слишком большое количество эльфов. Он вовсе не опасается сплетен и даже не беспокоится за чужое мнение, однако все равно старается не посвящать вот так сразу всех подряд об изменениях в своей жизни. В Летуму Назар пребывает довольно поздно. Он поначалу думает заглянуть к Алексееву, чтобы спросить у того, как продвигаются восстановительные работы, но в последний момент решает, что на данный момент это ни к чему, и скачет прямиком к дому милосердия баронессы Гырдымовой. Там он привязывает свою лошадь к дереву, надеясь, что ее не украдут, и, вздохнув, входит внутрь, с трудом подавляя странное волнение в груди. Ему везёт — на первом этаже он в первую очередь сталкивается с Миланой, качающей на своих руках совсем уж малое дитя. Она замечает его, удивлённо вскидывает брови и, не прекращая баюкать ребенка, шепотом приветствует его. — Добрый день, господин Вотяков. Какими судьбами? — День добрый, — кивает Назар, складывая руки за спиной, — Я бы сказал, что ехал мимо, но врать не буду, я прибыл по делу. Баронесса Гырдымова здесь? — Да, она должна быть в своем кабинете этажом выше, — подтверждает Милана, — Вы прибыли, чтобы забрать детей с собой? Если да, то, боюсь, вы опоздали. Не так давно господин Алексеев отобрал большую часть найденных на улицах сирот и отправил их вместе с солдатами в Далорус. — Я прибыл не за этим. — Тогда, извините за бестактность, какова цель вашего визита? Назар тяжело вздыхает. Ему в общем-то надо сказать, зачем он прибыл, но он почему-то не может сделать этого, будто неведомые силы отняли у него эту способность и оставили ни с чем. Он потому, наверное, и молчит несколько минут, глядя на спящего в руках Миланы ребенка, подбирает правильные для сложившейся ситуации слова и, собравшись духом, все же вновь подает голос. — Я бы хотел забрать одного ребенка. — Забрать ребенка? — переспрашивает Милана, — Но в здесь ни осталось никого, кто подошёл бы по возрасту для вступления в ряды армии. Только если… Не договорив, она резко замолкает, будто догадавшись о чем-то, подзывает к себе какую-то эльфийку и просит ее забрать дитя. Когда та уходит вместе с ребенком, Милана разворачивается на пятках и взмахом руки велит следовать за ней, по пути снова заводя разговор. — Вы приехали за Ромой, не так ли? — интересуется она вполголоса, будто опасаясь, что их кто-то услышит, — Неужели вы нашли его родственников? — Не нашел, — качает головой Назар, — Но я действительно приехал за Ромой. Его ведь никто не забрал? — Нет, — коротко отзывается Милана, поднимаясь по лестнице, добавляет все же, — Я уже говорила вам, его вряд ли заберут из-за его происхождения. Но, если я правильно вас поняла, вы нашли кого-то, кто готов взять его на воспитание. Кто эти эльфы? Они ведь не местные? Ответить Назар не успевает, они оказываются на втором этаже, где тут же сталкиваются с вышедшей из своего кабинеты баронессой Гырдымовой. Та, завидев Назара, останавливается и смотрит на него с примесью удивления и непонимания. — Добрый день, господин Вотяков, — она протягивает ему руку, чуть нахмурившись, любопытствует, — Не ожидала вас здесь увидеть. Что-то стряслось? — Добрый день, — Назар осторожно пожимает ее ладонь, натягивает на лицо дежурную улыбку, — Ничего не стряслось, но я прибыл к вам по делу. Мы можем поговорить без лишних глаз и ушей? Баронесса Гырдымова, ещё более удивлённая таким поворотом событий, все же кивает и ведёт его в свой кабинет. Милана тенью следует за ними, посчитав, вероятно, что может присутствовать во время этого разговора, Назар и не возражает. Оказавшись за дверью небольшой комнаты, где он уже бывал раньше, он окидывает взглядом своих собеседниц и, в очередной раз вздохнув, объясняет уже куда более подробно причину своего визита. — Я приехал, чтобы забрать одного ребенка, — издалека начинает он, с осторожностью подбирая слова, — Насколько мне известно, у него нет родственников и никто из местных жителей не решится взять его на воспитание, потому я думаю, что в дальнейшем не должно возникнуть никаких проблем. Разумеется, если вы не будете против отдать его под опеку. — О каком ребенке мы говорим? — уточняет баронесса Гырдымова, тут же подходят к шкафу у стены. Она открывает дверцу, достает из него какие-то бумаги и, взяв их в руки, идёт к столу, откуда продолжает говорить, — О ком-то из незаконнорожденных, верно? — Верно, — подтверждает Назар, — Речь идёт о Романе, сыне Ульяны Пименовой. — Помните того мальчика, мать которого умерла, когда мы забрали их сюда? — обращаясь к баронессе Гырдымовой, спрашивает Милана. Получив кивок, она продолжает, — Как я поняла, господин Вотяков намерен забрать его и пристроить в семье. — Это замечательная новость, — не прекращая перебирать бумаги, объявляет баронесса Гырдымова, — Кто эти эльфы? Они из Верхнего Города? — Нет, — вздыхает Назар, и, взяв волю в кулак, выпаливает, — Это я. Я намерен забрать Рому на воспитание и установить над ним опеку. В кабинете на несколько минут повисает тишина, в котором слышно звуки детского смеха из открытого окна. Баронесса Гырдымова бросает свое занятие, вскидывая растерянный взгляд, Милана ловит его и принимает удивлённое выражение лица, явно не зная, что говорить. Назар некоторое время наблюдает за ними, давая им возможность уложить в голове услышанное, и, выдержав по его мнению довольно долгую паузу, вновь возвращается к беседе. — Поскольку у мальчика нет родственников, а местные жители не захотят брать его в семью из-за происхождения, я принял решение взять его на воспитание, — сообщает он ровным тоном, — Разумеется, официально, с документальным установлением опеки и с соблюдением всех нюансов. Не так давно Его Величество даровал мне титул графа, потому Рома тоже получит его, когда окажется под моим крылом как мой воспитанник. Если, конечно, не существует причин, по которым я не смогу забрать его из дома милосердия. — Говоря начистоту, таких причин нет, — справившись с замешательством, наконец, говорит баронесса Гырдымова, — Однако я не совсем уверена, что вам стоит поступить подобным образом. Не подумайте, ваше стремление забрать мальчика на воспитание очень благородно и не может быть осуждено, но… Господин Вотяков, вы действительно готовы взять под свое крыло чужого ребенка? Прошу прощения за бестактность, но вы ведь ещё можете жениться и обзавестись собственными детьми. Зачем вам в таком случае Рома? — На моих плечах слишком большая ответственность в лице королевской армии, — заученно отвечает Назар, — Все свои силы я вкладываю в подготовку солдат и пополнение рядов Легиона, потому женитьба не входит в число моих приоритетов. Но, признаться честно, это не отменяет того факта, что мне нужен наследник и преемник, потому я и принял решение взять на воспитание сироту. А поскольку Рому, как я понял, никто не рискнёт забрать, его опекуном и наставником могу стать я. Если, опять же, никто не будет против. — Закону ваше стремление не противоречит, потому и против никто быть не может, — неуверенно тянет Милана, — Разве что Его Величество и Парламент, если вы намерены воспитывать Рому при дворе. Там ведь знают о вашем решении? — Его Величество в курсе и не имеет возражений. — В таком случае, мы тоже не смеем возражать, — пожимает плечами баронесса Гырдымова, вновь принимаясь рыться в кипе бумаг, — Я подготовлю все необходимые документы, вам нужно будет поставить подпись и тем самым подтвердить, что вы по доброй воле становитесь опекуном мальчика. Скажите, когда именно вы хотите забрать его? — Сегодня же, — отзывается Назар, вновь вызвав на лицах своих собеседниц удивление, добавляет, — И я бы хотел, чтобы по всем документам я был не опекуном, а отцом Ромы. Официальным. — Погодите, — растерянно лепечет Милана, — Вы намерены дать ему свою фамилию? — Именно так. Кабинет вновь погружается в тишину, все присутствующие пребывают в своих мыслях, не спеша ее прервать. Назар, к примеру, думает о том, что ему помимо прочего нужно ещё и попросить баронессу Гырдымову и Милану объявить его не только официальным отцом Ромы, но и дальним родственником, чтобы в глазах общественности решение об опеке смотрелось не так абсурдно. Как именно это сделать, он пока ещё не знает, поскольку его собеседницы выглядят настолько удивленными, что шокировать их еще больше так сразу он не рискует, но понимание, что лучше не оставлять ни один вопрос нерешённым, заставляет его вновь подать голос. — У меня будет ещё одна просьба, — осторожно говорит Назар, — Думаю, вы сами понимаете, что народ может неоднозначно отреагировать на мое стремление взять ребенка под свою опеку, поскольку я не женат и не имею других детей. Потому, чтобы не допустить домыслов и слухов, я бы хотел попросить вас поддержать мою легенду, по которой я являюсь дальним родственником матери Ромы. Вряд ли кто-то сможет проверить достоверность такого заявления, а для меня она будет в какой-то степени гарантией, что никто не станет говорить лишнего. — То есть вы хотите забрать Рому под опеку, объявить себя его официальным отцом и дать ему свою фамилию, а причиной для других назвать ваше родство? — обобщает Милана, — Я правильно поняла вас? — Да, все так. Это ведь не станет проблемой? — Ох и заморочили вы нам голову, господин Вотяков, — смеётся баронесса Гырдымова, — Откуда только вы взялись такой? — Прошу прощения, — позволив себе ответную улыбку, усмехается Назар, — Я не хотел создать вам неудобств. Но на мой взгляд так действительно будет проще, чем если я, одинокий, неженатый эльф, заберу ни с того ни с сего чужое дитя на воспитание. — Думаю, вы правы, — вздыхает Милана, — Если все будут думать, что вы дальний родственник Ромы, вопросов к вам будет значительно меньше. Баронесса Гырдымова, мы ведь можем сказать, что мать господина Вотякова являлась кузиной матери госпожи Ульяны Пименовой? — Раз просит сам глава Легиона, мы можем все, что угодно, — весело отзывается баронесса Гырдымова, хватаясь за перо, — Я подготовлю все необходимые документы, а ты, Милана, будь так добра собрать Рому в дорогу. Вы ведь намерены уехать уже сегодня, господин Вотяков? — Если это возможно, — подтверждает Назар, — Благодарю вас за участие. Вы очень помогли мне. — Это скорее мы должны благодарить вас за то, что хотя бы один ребенок будет пристроен, — говорит Милана, — Пойдёмте со мной, я отведу вас к Роме и расскажу некоторые нюансы, касаемые ухода за детьми его возраста. Вместе они покидают кабинет, пока баронесса Гырдымова остаётся в нем, чтобы заполнить какие-то бумаги, и направляются в детскую комнату. По пути Милана сообщает, что Рома в силу обстоятельств уже был отучен от кормления грудью и ест ту же еду, что и взрослые эльфы, но в другом количестве и с другой частотой. Она отмечает, что для своего возраста он крайне активен и развивается быстрее, чем его сверстники, невзирая даже на тот факт, что первые месяцы его жизни прошли не в лучших условиях. На последнем пункте Милана делает акцент, говоря о том, что за здоровьем Ромы все же стоит следить внимательнее. — Конечно, нас заверили, что он абсолютно здоров, но я все же опасаюсь, что позднее у него могут выявиться какие-либо недуги, — признается она, замерев у двери, — Прошу вас, когда вы будете в Пальмире, обязательно покажите его целителю. Это не будет лишним, да и вам самому будет спокойнее, если вы будете уверены, что никакой угрозы для здоровья Ромы не существует. — Обязательно воспользуюсь вашим советом, — обещает Назар, подавляя внезапно возникшее волнение в груди, — Думаю, я не стану ждать до возвращения в Пальмиру и отведу Рому к целителю ещё в Далорусе. В резиденции господина Виейры как раз есть один опытный эльф. Подарив ему непрочную улыбку, Милана открывает дверь и пропускает его вперёд, заходя внутрь следом. Назар, сделав было шаг, замирает на своем месте, когда видит Рому. В прошлый раз тот лежал в люльке, но, видать, успел вырасти из нее, потому стоит теперь в кроватке, держась обеими руками за ее бортики. Его слегка покачивает, но он тем не менее сохраняет равновесие, а когда замечает Милану, издает радостный возглас и широко улыбается. Она осторожно окликает Назара. — С вами все хорошо? — уточняет она, — Вы выглядите растерянным. — Да, все в порядке, — заверяет ее Назар, отгоняя от себя мысль о том, что мальчишка до боли между четвертым и пятым ребром похож на Валерию, — Я просто задумался. Судя по всему, Рома очень рад вас видеть. — Или вас, — неопределенно тянет Милана, сложив руки на груди, заявляет вдруг, — Конечно, я верю в ваше желание обзавестись преемником и сыном, но я почему-то убеждена, что вы выбрали именно Рому неслучайно. Он ещё при вашей первой встрече будто бы узнал вас, однако тогда я не придала этому значения. Сейчас мне кажется, что все это неспроста. Не подумайте, я ни в чем вас не подозреваю и не уличаю, и я не намерена делиться своими мыслями с кем-либо ещё. Но я все же буду думать, что вы были связаны с кем-то из родителей Ромы. Скорее всего с его матерью. Быть может, она была дорога вам, потому вы и приняли решение забрать ее сына на воспитание. Иначе я не знаю, как ещё объяснить его реакцию на вас и ваше желание стать не просто опекуном, а официальным отцом. Едва слышно хмыкнув себе под нос, Назар думает, что Милана оказалась куда догадливее, чем он предполагал. Впрочем, это не проблема вовсе, потому что она явно не собирается объявлять во всеуслышание свои мысли и пихать палки в колеса. Напротив, она с огромной долей вероятности будет молчать, поскольку сама ещё при первой их встрече сказала, что хотела бы для Ромы иной судьбы. Это значит, что Милане можно узнать часть правды, чтобы она понимала, почему Назар принял решение забрать именно этого ребенка. — Сестра его матери, — коротко объясняет он, — Я когда-то был связан с ней. Рома — последнее, что осталось от нее. Поэтому я хочу стать его отцом. — Сестра, значит, — Милана кивает и, вскинув на него свой взгляд, улыбается как-то печально, — Я вас услышала. Можете быть спокойны, я никому не скажу. Вы поступаете правильно, что забираете Рому. Я бы сделала так же. Ничего не ответив, Назар вздыхает и, окончательно скинув с себя наваждение, подходит к кроватке. Нагнувшись, он поднимает Рому, что с готовностью идёт к нему на руки, складывая свои ладони на его плечах. На секунду мальчишка все же теряется, немного отодвигается назад и оценивает Назара внимательным взглядом. Тот позволяет рассмотреть себя, довольно долго не прерывает зрительный контакт и удивлённо вздергивает брови, когда Рома вдруг крепко обнимает его за шею. С губ сам по себе срывается вопрос. — Ну что, сынок, едем домой? Приняв предложение довольным звуком, Рома будто только крепче прижимается к нему, и Назар не сдерживает улыбки. Он поворачивается лицом к Милане, та смотрит на них пару мгновений, а затем, опомнившись, подходит к шкафу в углу комнаты. Там она недолго возится, складывая в мешок какие-то вещи, затягивает повязки на нем и, подойдя ближе, отдает его Назару. — Тут вся необходимая одежда и пару его любимых игрушек, — сообщает она, — Особенно по душе Роме пришелся хлопковый зайчик, с ним он иногда спит. Днём его бывает трудно уложить, но ночью он чаще всего засыпает сам, его не приходится подолгу укладывать. Единственное, с прогулки его бывает трудно загнать обратно, Рома очень любит резвиться на улице, однако он очень послушный, если найти к нему подход. Позаботьтесь о нем, пожалуйста. Кем бы ни были его родители, он чудесный ребенок и заслуживает, чтобы его любили. — Сделаю все, что в моих силах, — обещает Назар, удобнее перехватывая Рому, — Есть что-то ещё, что мне обязательно нужно знать? — Думаю, что нет, — качает головой Милана и, явно поддавшись порыву, приглаживает волосы на макушке мальчишки ласковым движением, — Веди себя хорошо, милый. Я буду очень по тебе скучать. Рома поворачивает к ней голову и распахивает рот, обнажая ряд крохотных зубов, что-то лепечет на своем детском языке и, оторвав одну руку от плеча Назара, проводит ею по запястью Миланы. Та едва слышно усмехается и прячет ладонь за спиной, после чего объявляет, что можно идти. Они все так же вместе покидают детскую комнату и возвращаются в кабинет. Там баронесса Гырдымова уже ждёт их, завидев Назара с Ромой на руках, она принимает довольное выражение лица и потягивает два листа пергамента, на которых написано одно и то же: с этой минуты и до конца своих дней Назар — опекун и официальный отец Ромы. — Одна копия останется у меня, — будто предрекая вопросы, объясняет баронесса Гырдымова, — Это нужно на случай, если вдруг с вами что-то случится, а ваш документ будет утерян. Обыкновенная предосторожность и формальность, ничего более. Вам нужно поставить свою подпись в нижнем правом углу. Отдав Рому Милане, Назар макает перо в чернильницу, наклоняется над столом и ставит две размашистые подписи на обоих листах. Один он забирает себе, складывает его пополам и прячет в свой дорожный мешок, после чего вновь принимает мальчишку на руки. Баронесса Гырдымова, рассмотрев полученный результат, удовлетворенно кивает. — Вот и все, — заключает она, обняв себя руками за плечи, обращается к Роме, — В добрый путь, малыш. Пусть Творец бережет тебя на нем и освещает его. Проводить Назара вызывается Милана. Она спускается вместе с ним на первый этаж, оттуда выходит на улицу, где объясняет, кто из купцов в это время дня обычно ездит в Далорус и берет с собой попутчиков. Запоздало осознав, что верхом отправиться в столицу не получится, Назар растерянно смотрит на своего привязанного к дереву скакуна и говорит. — Видите вон там лошадь? — он указывает в нужном направлении рукой, второй крепко прижимая к себе Рому, — Я прискакал на ней, но забрать ее смогу вряд ли. Можете оставить ее себе и продать, либо же использовать для передвижения, если понадобится. Считайте, что это моя вам благодарность за помощь. — Такая лошадь стоит недешево, — подмечает Милана, — Вам вовсе необязательно отдавать ее. Если хотите, мы пристроим ее на время здесь, а потом, как у вас будет возможность, вы вернётесь за ней. — И все же я хочу отдать ее вам, — настаивает Назар, — Пусть она останется вам хотя бы на память о том, что вы сделали для меня и для Ромы. Милана более не возражает, ещё раз гладит мальчишку по голове и, пожелав удачи, уходит обратно к крыльцу. Назар, уже было собираясь уйти, внезапно ловит себя на мысли, что не позаботился о важном вопросе — о безопасности. В Нижнем Городе достаточно эльфов, готовых придушить его за ту войну, на которой его солдаты были вынуждены убивать, и не то, чтобы у кого-то хватит смелости и сил навредить ему, но вот беззащитному ребенку — вполне. Через такое Назар уже проходил, он знает, что когда хотят ударить побольнее, бьют не по нему самому, а по тем, кто ему дорог, и уверен, что найдутся те, кто рискнёт поступить именно так. Он чувствует, что ему нужно что-то предпринять хотя бы на первое время, потому резко поворачивается лицом к Милане и, сократив расстояние между ними, говорит. — У меня будет к вам она просьба, — заявляет он вполголоса, — Через месяц я покину Нижний Город и вернусь в Пальмиру вместе с Ромой. Не могли бы вы до того времени никому не говорить, что я забрал его на воспитание? — Почему вы не хотите, чтобы об этом кто-то знал? — удивляется Милана, — Мне казалось, что вы намерены объявить себя официальным отцом Ромы. Или вы солгали? — Нет, я не лгал, — качает головой Назар, — Но я не хочу, чтобы раньше положенного времени кто-то узнал об этом. Поймите правильно — у меня не лучшая репутация в Нижнем Городе, а после прошедшей войны многие темные ненавидят меня за ту кровь, которую пролили мои солдаты. Я никого не осуждаю и ничего не боюсь, однако я бы не хотел, чтобы это как-то отразилось на Роме. Когда он будет в Пальмире, мне не придется беспокоиться, что кто-то может ему навредить. Я делаю это в целях безопасности, не более того. В глазах Миланы вспыхивает понимание. Она несколько секунд молчит, прикусив нижнюю губу, над чем-то размышляет, а затем решительно кивает. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы раньше времени никто ничего не узнал, — обещает она, — Можете быть спокойны. — Благодарю вас, — Назар улыбается ей одними уголками губ и, удобнее перехватив Рому, отступает на шаг назад, — Пусть Творец наградит вас за вашу благодетель. Всего доброго. Милана вторит его улыбке и машет рукой. Рома, заметив это, сжимает пальцы в кулак и трясет им в воздухе, будто понимая, что прощаются с ним, возможно, навсегда, а после снова устраивает свою ладонь на плече Назара. Тот разворачивается на пятках и ступает вперёд, чувствуя взгляд Миланы между лопаток, и все же идёт в сторону главной площади, крутя на повторе одну и ту же мысль. Теперь он полноправный, законный отец. И ничего это уже не изменит.

***

В резиденции Назар со спящим на его руках Ромой оказываются незадолго до вечерней трапезы и, едва преодолев главный вход, почти сразу сталкиваются с Дарио и Эддой, ведущих между собой тихую беседу. Завидев новоприбывших, они останавливаются, переглядываются удивленно и ничего не спешат сказать, будто не зная, с чего начать разговор. Назар решает помочь им. — Это Рома, и с сегодняшнего дня я являюсь его официальным отцом, — без долгих предисловий объясняет он, — Если можно, я бы попросил приготовить ему покои рядом с теми, которые были выделены мне, и подыскать кого-то из слуг, кто сможет присмотреть за ним до нашего отбытия в Верхний Город. Это ведь не составит труда? — Вот это да, — ошарашенно тянет Эдда, вернув себе самообладание, принимает спокойное выражение лица и протягивает руки, — Давайте его мне. Я уложу его в покоях и накормлю, когда он проснется. Либо же попрошу Викторию сделать это. Ему ведь не больше года, не так ли? — Одиннадцать месяцев, — отвечает Назар, осторожно отдавая Рому Эдде, — Как мне сказали в приюте, откуда я его забрал, он уже отучен от груди. Кто такая Виктория? — Она помощница нашего целителя, господина Бакулина, — сообщает вместе жены Дарио, — Ей нередко приходилось приглядывать за Идой, когда няня была в отъезде. Можете не беспокоиться, капитан, она много знает о детях и умеет правильно ухаживать за ними. Кивнув, Назар наблюдает за тем, как Эдда, прижав Рому к груди, осторожно гладит его по голове и уходит к лестнице, что-то мурлыча себе под нос. Когда они скрываются из виду, Дарио прокашливается, привлекая к себе внимание, вопросительно изгибает бровь и явно ждёт хоть каких-то комментариев. Назар вздыхает. — Я всё сделал по закону, — говорит он, — Рома сирота, но с сегодняшнего дня он мой сын, а я его официальный отец. Его Величество в курсе моего решения и дал добро. Никаких проблем не возникнет. — Я и не думал, что вы украли этого ребенка или забрали у его родителей против их воли, — усмехается Дарио, — Но я решительно не понимаю, почему вы вдруг решили взять мальчика под опеку, а главное, объявить себя его официальным отцом. Не объясните? — Нечего тут объяснять, — пожимает плечами Назар, — Во время моего прошлого визита в Летуму я увидел Рому в доме милосердия и выяснил, что его мать, ее звали Ульяной, была дочерью кузины моей матери. Отец его мертв, других родственников нет, да и он сам незаконнорожденный, потому ни одна семья не рискнула бы забрать его к себе. Поэтому я и принял решение взять его под свое крыло. Мне в любом случае нужен будет преемник в дальнейшем, а поскольку жениться я не намерен, воспитать Рому — самый разумный вариант из всех возможных. — Не знал, что у вас остались живые родственники в Нижнем Городе, — задумчиво тянет Дарио, — Мне казалось, что у вас никого нет. Во всяком случае вы всегда говорили, что вся ваша семья давно мертва. — Я тоже так думал. Но, как выяснилось, Ульяна все же уцелела и успела родить сына до того, как скончалась от болезни. Дарио награждает его внимательным взглядом, от чего на секунду складывается впечатление, что сейчас он скажет, что все это ложь, уличит в обмане и потребует правды. Но вместо всего этого он лишь вздыхает и, кивнув, выражает сочувствие. — Мне жаль, что о судьбе последнего члена вашей семьи вы узнали вот так, — заявляет он прискорбно, — Примите мои соболезнования. — Спасибо. — Вы сказали, что ваша кузина умерла от болезни, — вспоминает Дарио, — Ее сын не страдает никаким недугом? Можем, стоит показать его целителю? — В приюте меня заверили, что Рома здоров, но было бы славно отвести его к господину Бакулину, — кивает Назар, — Думаю, лучше будет сделать это завтра. Сегодня он уже слишком устал, путь вымотал его. Эта Виктория, о которой ты говорил. Она сможет присмотреть за Ромой, пока я буду разбираться со своими делами? — Я побеседую с ней, — обещает Дарио, — Вряд ли она откажется приглядеть за мальчиком. В крайнем случае в резиденции много слуг, что будут готовы выполнить вашу просьбу. Да и Эдда всегда тут, и раз уж дело касается вашего воспитанника, она точно не оставит его без внимания. — Сына, — не подумав, поправляет его Назар. Смерив его ещё одним нечитаемым взглядом, Дарио медленно кивает. — Сына, — повторяет он со странной улыбкой, — Прошу прощения, оговорился. В общем можете не беспокоится, нянек здесь хватает. — Спасибо, — несколько стушевавшись, благодарит Назар, возвращает себе самообладание и, расправив плечи, спрашивает, — Как у вас продвигаются дела? Вы смогли разобраться с торговыми лавками Голубина? — Лазина, — теперь уже поправляет его Дарио, — Молодой виконт предпочел взять фамилию мужа. А вообще у него есть имя, если вы не знали. Его зовут Глеб. И, да, нам удалось открыть две торговые точки — одну в Далорусе, а вторую в Десператоне. Пока их работа только налаживается, но весь товар был отправлен по местам. Глеб на данный момент отправился к своему супругу и, как я понял, время от времени будет посещать свои лавки, чтобы лично контролировать, как в них идут дела. Он оказался очень подкован в вопросе торговли. — Его с детства учили этому, — усмехается Назар, — Но я рад, что все в порядке. Что ты планируешь делать дальше? Дарио, указав рукой в сторону столовой и намекнув на то, что продолжить разговор можно за трапезой, уводит Назара за собой, по пути рассказывая о своих намерениях посетить западные земли чуть позднее, чтобы взглянуть, как идёт работа по посеву зерна. Он предполагает вслух, что задержится там на некоторое время, потому сможет в случае необходимости помочь сестрам Виардо устроиться, если это понадобится. Также Дарио уточняет, что собирается делать сам Назар, а услышав в ответ, что тому нужно посетить города, в которых он ранее не был, и забрать оттуда детей, предлагает разделить обязанности пополам, чтобы было проще. Назар не отказывает, поскольку понимает, что полноценный отбор в Легион он в одиночку не провернет, и озвучивает вслух, куда именно отправится. Дарио соглашается взять на себя другую часть страны, и на том они заканчивают с обсуждением дел, запланированных на ближайшее время. После трапезы Назар пытается найти Эдду и узнает от слуг, что та сейчас в покоях, находящихся по соседству с его собственными. Он направляется прямиком туда, предполагая, что жена Дарио решила лично присмотреть за Ромой до его возвращения, и оказывается прав. Эдда, усадив мальчишку за стол, кормит его с ложки кашей, пока он то и дело отвлекается от трапезы и болтает ногами в воздухе. Завидев Назара, она мягко улыбается, но занятие свое не прерывает. — Он неугомонный, — объявляет она, пытаясь впихнуть Роме в рот ещё каши, — И очень активный. Ох и намучаетесь вы с ним, господин Вотяков. Помяните мое слово, вырастет таким же, как Ида. Весь двор будет стоять на ушах. — Ида у вас с Дарио славная, — усмехается Назар, застыв напротив стола, — Так что я не буду против, если Рома по складу характера будет таким же. Надеюсь, я не слишком затруднил тебя? Если тебе нужно идти, то дальше я справлюсь сам. — Вы уверены в этом? — иронично выгнув бровь, любопытствует Эдда, — Не подумайте, что я сомневаюсь в ваших способностях, но мне всегда казалось, что со столь малыми детьми вы не умеете обращаться. Или я чего-то не знаю о вас? — Не умею, — подтверждает Назар, — Но никогда не поздно научиться. Раз уж я смог стать капитаном и главой армии, отцом постараюсь стать тоже. Федор же как-то справляется, значит, и у меня должно получиться. Взглянув на него с примесью удивления и подобия уважения, Эдда освобождает свое место и отдает ему тарелку. Назар со вздохом опускается на предложенный стул, хватается за ложку и, зачерпнув в нее кашу, сует ее в рот Роме. Тот в ответ поджимает губы. — Он почти не ел, — сообщает Эдда, замерев за спиной Назара, — Но почему-то упрямится, хотя наверняка голоден. Не знаю, в чем дело, возможно, ему что-то не понравилось. — Либо же с ним нужно договориться, — хмыкает Назар, и, вскинув голову, обращается к Роме, — Если ты съешь всю кашу, то позже мы пойдем на улицу прогуляться. Но только в том случае, если тарелка будет пуста. Понимаешь? У него на самом деле есть сомнения, действительно ли его речь доступна почти годовалому ребенку, но Рома, как ни странно, быстро смекает, что до него пытаются донести, и все же позволяет засунуть себе в рот ложку. Впоследствии он и вовсе выхватывает ее из чужих рук и сам принимается ею орудовать, пачкая нагрудную салфетку, однако что-то все же проглатывает, невзирая на то, что большая часть каши остаётся на столе и на его одежде. Назар его не прерывает и не спешит подправить, подозревая, что ребенок в таком возрасте, наверное, уже должен учиться есть сам, и Эдда, все это время безмолвно наблюдавшая за происходящим, подтверждает эту мысль. — Его довольно рано отучили от груди, но он явно развивается несколько быстрее своих сверстников, — говорит она, протягивая Назару невесть откуда взявшуюся чистую тряпку, — Вы правильно делаете, что даёте ему возможность самому пользоваться столовыми приборами. Так он научится быстрее. — Видит Творец, учиться всему придется не ему одному, — хмыкает Назар, вытирая лицо Ромы, посмотрев на тарелку, подмечает, — Ещё немного. Как доешь, сразу пойдем на улицу. Воодушевленный обещанием, Рома отмахивается от попытки привести его в надлежащий вид и с двойным упорством продолжает заталкивать в рот кашу, второй рукой собирая просыпанную ее часть. Он водит своей крохотной ладонью по столу, в одну кучку сметая все то, что случайно выронил, и не прекращает активно жевать. Эдда над таким энтузиазмом тихо смеётся. — Удивительный малыш, — она подходит к нему, становясь сзади, чтобы поправить съехавшую вниз нагрудную салфетку, и качает головой, — Вроде совсем ещё маленький, а все прекрасно понимает и даже старается убрать за собой. Почему вы решили взять его под опеку? — Он сын моей кузины, — заученно отвечает Назар. Ему кажется разумным перед всеми, кроме Федора, Андрея и Марка, придерживаться придуманной легенды, — Его родители мертвы, а других родственников, помимо меня, нет. Поэтому я решил забрать его к себе на воспитание. Да и мне рано или поздно нужен был бы преемник, потому я подумал, что взять именно Рому будет правильным решением. — Не знала, что у вас остались живые родственники, — точно так же, как и Дарио, подмечает Эдда. Она рассматривает Рому, чуть прищурившись, и заявляет, — Хотя знаете, он будто бы даже чем-то похож на вас. Наверное, носом. Да, точно. Носы у вас одинаковые. В голове Назара проносится мысль, что это невозможно, поскольку Рома ему даже не седьмая вода на киселе, но он не рискует ничего говорить, чтобы не поселить в Эдде сомнений. Что он действительно считает нужным, это попросить ее о некоторой конфиденциальности, потому и озвучивает вслух следующее. — У меня будет к тебе просьба, — осторожно начинает он, усердно подбирая слова, — Я бы хотел, чтобы пока никто не знал, что я стал отцом Ромы. Ни в резиденции, ни за ее пределами. Поскольку после войны многие эльфы не слишком дружелюбно настроены по отношению к армии и власти, я бы предпочел, чтобы никто не был в курсе, что у меня появился сын. — Скрывать вечно у вас не получится, — вздыхает Эдда, ничуть не удивившись прозвучавшим словам, — Рано или поздно все узнают, что Рома под вашей опекой. Да и мне как-то придется объяснить всем жителям резиденции, что это за ребенок и откуда он взялся. Что вы предлагаете? Солгать, что это дитя кого-то из слуг? — Я не прошу никому лгать, — качает головой Назар, — Я всего лишь прошу не допускать распространения этой новости так скоро. Как только я увезу Рому в Пальмиру, пусть хоть весь свет знает, что он мой сын. Но здесь, в Нижнем Городе я предпочту быть осторожнее. Навредить мне получится вряд ли, но навредить ему — очень даже. А это совсем не то, что я намерен допустить. — Вам не кажется, что это походит на паранойю? — Будь ты матерью, сына которой жизни лишил мой солдат, что бы ты сделала со мной и с моим ребенком? — Ничего, — просто отвечает Эдда, — Не вы ведь лишили жизни мое дитя, а ваш солдат. Какой мне смысл делать что-то вам, если ваша совесть чиста? — А если это был мой приказ: убить твое дитя? Смерив его тяжёлым взглядом, Эдда поджимает губы и какое-то время молчит. Назар едва слышно усмехается себе под нос. Так он и думал. Разумеется, он никогда не отдавал приказа убивать невинных, но тем не менее под его командованием солдаты наступали на земли темных и так или иначе кого-то лишали жизни. Не по желанию, а по долгу, потому что не было иного выхода, но разве другие это поймут? Родителям, что потеряли своих детей, все равно, какие там цели достигались и какое благо преследовалось. Для них есть только итог — страшный, неутешительный, болезненный итог, который и может вызвать у них не самые светлые чувства по отношению к Назару, как к главе армии, которая и сеяла хаос, на деле же пытаясь его устранить. И он никого не осуждает за это, потому что вполне себе может понять глубину их отчаяния, однако ему нельзя допускать, чтобы кто-то навредил Роме. Не исключено, что Назар действительно уходит в паранойю, но он знает, на что способны те, кто жаждет мести. Он через это уже прошел однажды и до сих пор не простил себя, потому повторять историю не намерен. И если для этого нужно, чтобы никто не знал о том, что у него появился сын, он будет хранить эту информацию в строжайшем секрете, а заодно заставит всех вокруг поступить так же. Во всяком случае до тех пор, пока не будет уверен, что опасности для Ромы не существует, а именно до прибытия в Пальмиру. — Я понимаю, к чему вы клоните, — наконец, прерывает молчание Эдда, — Сама бы я никогда так не поступила, но, наверное, обезумевшие от горя эльфы действительно способны на нечто подобное. Мне сложно осуждать их, однако сложнее мне будет оправдать их, если они пойдут на такой шаг. Безопасность и правда превыше всего. Что мне сказать обитателям резиденции про Рому? За кого мне его выдать? — Пусть для всех он будет сыном одного из погибших солдат, — на ходу сочиняет Назар, — Скажи, что я нашел его в приюте и привез сюда, чтобы после увезти в Пальмиру. Не отвечай особо на вопросы, делай вид, что сама почти ничего не знаешь. Уже после, когда Рома будет в Пальмире и я объявлю себя его отцом, можешь притвориться, будто для тебя это тоже стало неожиданной новостью. Ты не обязана лгать всем вокруг из-за меня, но, пожалуйста, не рассказывай никому правду, пока я сам этого не сделаю. Так будет лучше. — Хорошо, я скажу так, как вы просите, — соглашается Эдда и тут же добавляет, — Но Дарио я лгать не буду. Он имеет право знать всю правду и вместе со мной придерживаться той легенды, которую вы придумали. Я не хочу одна отвечать на вопросы, которые наверняка возникнут уже завтра утром. — Можешь не волноваться, он уже знает всю правду. А по поводу того, что ее не следует знать другим, я его предупрежу. Спасибо, Эдда. Для меня это правда важно. Отвернувшись в сторону, она оставляет его без ответа, молчит несколько мгновений, а затем Рома вдруг издает радостный возглас, оповещающий о том, что злосчастная каша, наконец, съедена, и принимается ёрзать на своем месте. Эдда улыбается и собирается было помочь ему слезть на пол, но Назар опережает ее, встает и сам снимает с него нагрудную салфетку. Все той же тряпкой он вытирает лицо Ромы, бросает ее на стол, а его самого опускает на пол, позволяя схватиться за свои руки, как за опору. Кажется, пришло время выполнять данные обещания. — Мы немного пройдемся на улице, — говорит он, с трудом сдерживая порывы Ромы немедля покинуть покои, — Я бы хотел побеседовать с Викторией сегодня, если это возможно. Она ведь сможет приглядеть за Ромой, пока меня не будет? — Да, конечно. Я передам ей, чтобы она подошла сюда чуть позже, — кивает Эдда, а затем, оживившись, предлагает, — Хотите, мы с Идой составим вам компанию? Она как раз должна уже закончить с уроком чтения и наверняка будет рада прогуляться. — Не имею ничего против. Пока Эдда уходит за дочерью, Назар, все же переодев Рому в чистую рубаху и накинув ему на плечи плащ, выданный Миланой в доме милосердия, направляется во двор резиденции, чтобы выполнить свое обещание. Рома хоть и спотыкается, тем не менее уверенно шагает вперёд, отказываясь сидеть на руках, и даже если падает, сразу поднимается на ноги, продолжая брести в одному ему известном направлении. Он заглядывает в каждое встречающееся им на пути здание, будь то конюшня, беседка или прачечная, Назар его особо и не сдерживает, лишь приглядывает и старается не впускать туда, где они могут кому-то помешать. Вскоре к ним присоединяются Эдда с Идой, последняя, завидев Рому, спрашивает, что это за мальчик, а получив в ответ туманное «он какое-то время поживет здесь», над чем-то задумывается. — А мне можно с ним играть? — уточняет она, глядя на то, как Рома, одной рукой держась за палец Назара, второй щупает высаженные вдоль дорожки розы, — Или он ещё слишком маленький, чтобы играть? — Думаю, можно, но будь, пожалуйста, аккуратна, — предупреждает ее Эдда, — Он пока ещё не умеет бегать и ходить так быстро, как умеешь ты. — И разговаривать тоже? — любопытствует Ида. Получив в ответ кивок от матери, она закусывает нижнюю губу, молчит какое-то время, а затем решает, — Это нестрашно. Мы же может с ним играть в игры без слов. Можем же? Эдда беззлобно усмехается и мягко подталкивает Иду в спину, призывая не робеть и претворить в реальность желаемое. Та теряется на мгновение, все же делает пару шагов к Роме и, помедлив, протягивает ему свою ладонь. Он непонимающе смотрит на нее, явно не зная, чего от него ждут, но сказывается, наверное, его пребывание среди других детей в доме милосердия, потому он берет Иду за руку, отпуская Назара, и улыбается во весь рот. Ида вторит его улыбке. — У тебя большие глаза, — застенчиво сообщает она, а затем, осмелев, предлагает, — Хочешь, я покажу тебе голубей? У нас есть белые и серые, господин Трубов ухаживает за ними. Они красиво летают и иногда клюются, но ты не бойся, они на самом деле хорошие. Я покажу тебе, как нужно их кормить, чтобы они не клевались. Хочешь? Наверное, дети на каком-то своем уровне понимают друг друга, иных объяснений тому, что Рома активно кивает, принимая предложение, у Назара нет. Он даже сказать ничего не успевает, Ида, получив разрешение у матери, ведёт своего спутника к голубятне, и взрослым не остаётся ничего, кроме как последовать за ними, наблюдая со стороны за тем, как они, взявшись за руки, весело бредут вперёд. Эдда, укутавшись в шаль, вздыхает чему-то своему и вновь подает голос. — У вас ведь никогда прежде не было детей, не так ли? — Откуда ж им было взяться? — усмехается Назар, — Я никогда не был женат да и занимался до возглавления Легиона не лучшими делами. Слишком рискованно в таком положении было заводить семью. Почему ты спрашиваешь? — Оказывается, вы на удивление неплохо ладите с детьми, — задумчиво тянет Эдда, — С более взрослыми, наверное, потому что вы воспитали не одно поколение солдат, но вот с совсем малыми… Признаться честно, я не нахожу этому объяснения. Не подумайте, что я считаю вас плохим наставником или полагаю, что вы будете плохим отцом. Напротив, мне кажется, что вы хорошо справитесь, но… Сколько я вас знаю, вы всегда были несколько отстранённым и холодным, однако, несмотря на это, дети тянутся к вам. Поэтому я предположила, что у вас, возможно, уже есть какой-то опыт, раз у вас так чудно получается находить с ними общий язык. Не знаю, они будто чувствуют, что вам можно довериться. Ида, к примеру, осталась в восторге после ваших танцев во время свадьбы и весь следующий день рассказывала мне об этом, хотя с другими взрослыми эльфами она порою боится даже заводить разговор. Разумеется, не считая тех, кого она знает с самого рождения. Но вас ведь она не знает. — Дарио убедил ее, что я хороший и что со мной ей можно поговорить, — не скрывая иронии в голосе, отзывается Назар, продолжает куда серьезнее, — Она сама мне об этом сказала в тот вечер, потому, наверное, и не побоялась подойти. А тому, что дети не уносятся от меня с визгом и не пытаются избежать беседы со мной, я сам удивлен. Мне всегда казалось, что я не в состоянии найти с ними общий язык, но оно получается само по себе. Наверное, для них я не так страшен, потому что они не знают ничего о статусах и ролях и из-за этого не боятся моих деяний. Для них я просто взрослый эльф, с которым они могут поговорить. Не самый приятный на вид собеседник, но хоть какой-то. Им ведь важно то внимание, которое они могут получить, а я могу его дать. Полагаю, дело только в этом, а не в том, что они тянутся конкретно ко мне. Качая головой, будто не соглашаясь с этими словами, Эдда устремляет взгляд вперёд и молчит какое-то время, пока они идут по выстланной камнями дорожке в сторону голубятни. Назар краем глаза не прекращает наблюдать за тем, как Ида и Рома, не расцепляя рук, семенят чуть поодаль, пока ждёт ответа, и едва заметно вздрагивает, когда Эдда прерывает молчание. — Не всякому взрослому эльфу дети рассказывают свои секреты, даже если их убедить, что доверять можно, — говорит она, намекая на то, что знает уже о последствиях болтливости Иды, из-за которой Назар в курсе о беременности, — Они куда проницательнее, чем мы, потому чувствуют, кому можно открыться, а кому нельзя. В этом я успела убедиться. Как и в том, что вы по неведомой причине нравитесь детям, даже если на вид вы довольно угрюмый. Наверное, с вами они понимают, что они в безопасности. И что пока вы рядом, им ничего не может угрожать. Назар шумно сглатывает. Рядом с ним никто не в безопасности, во всяком случае так было раньше, потому что синонимом к его имени был риск. Риск сложить голову за что угодно: за мимолётную связь, знакомство, дружбу. Некоторые его женщины столкнулись с этим лично, одна так и вовсе погибла вместе с дочерью, потому что доверилась ему. А он стал ее смертным приговором, и будь возможность все изменить, Назар бы воспользовался ею, не думая. Ещё в тот далёкий вечер у таверны он бы ушел, не оглянувшись, и не допустил бы той ошибки, по которой погибли те, кто был ему дорог. Но время вспять не повернуть, потому все, что ему остаётся, это вечно сожалеть и держать ухо востро, чтобы больше никто не пострадал из-за него. Конечно, сейчас многим проще, Назар больше не наемный убийца, и его авторитет играет свою роль, из-за чего мало кто осмелится навредить, однако он все равно будет осторожен. Он все равно, представляя собой одну только опасность, будет обеспечивать безопасность и защищать тех, кого ценит, от всего на свете. При необходимости даже от самого себя. Вслух Назар это не озвучивает. Ему кажутся лишними такими откровения. — Чем бы ни была вызвана симпатия детей по отношению ко мне, я предпочту использовать ее во благо, — вздыхает он, глядя на то, как Рома и Ида, добравшись до голубятни, беседуют о чем-то с темным эльфом. Хотя беседует скорее Ида, Рома же просто топчется рядом с ней и озирается по сторонам, ожидая невесть чего, — И расположить мальчишку к себе, чтобы стать ему настоящим отцом. Я пока мало представляю, как я должен сделать это, но, надеюсь, это не превратится в проблему. Даже если я найду с ним общий язык, мне придется как-то научиться ухаживать за ним, чего я совершенно не умею. Все же он слишком мал, а я зачастую вожусь с детьми постарше. — Это не так сложно, как кажется, — заверяет его Эдда. Она отвлекается на мгновение, когда они тоже добираются до голубятни, и обращается к эльфу, что все это время внимательно слушал Иду, — Доброго вечера, господин Трубов. Вам не составит труда показать голубей ребятам? Ида очень хотела похвастаться своему другу, как правильно кормить их, чтобы они не клевались. — Как я могу отказать в просьбе столь очаровательной даме? — весело отзывается господин Трубов, подмигивая Иде, — И такому бойкому господину. Пойдемте со мной. Ида смело ступает за ним, Рома же медлит, поворачивается к Назару и, засунув палец в рот, мешкает, будто не зная, что ему делать дальше. Назар не сразу понимает, что происходит, несколько мгновений просто смотрит на эти беззвучные метания, а затем медленно кивает, разрешая войти в голубятню. Он не уверен, что именно это от него требуется, но Роме, судя по всему, это и было нужно, потому как он сразу же, получив позволение, догоняет Иду и уходит смотреть на голубей вместе с ней и господином Трубовым. Эдда не оставляет этот момент без внимания. — Я же говорила, что это не так сложно, — она улыбается, сложив руки на груди, задирает голову вверх и продолжает, — Мальчик хоть и активный, тем не менее покладистый и уже видит в вас того, кого должен слушаться. Воспитывать его будет так же просто, как и ухаживать за ним. Вряд ли вы будете заниматься этим в одиночку, наверняка в Пальмире вы найдете няню, которая и будет большую часть времени проводить с Ромой. Но вам самому тоже следует знать некоторые вещи. Не могу сказать, как там при дворе, у нас в резиденции дети старше года живут в отдельных покоях. Как правило, няня поселяется в смежных, чтобы в случае чего посреди ночи успокоить ребенка и проследить, чтобы с ним все было хорошо. Лично я так и поступила, но и сама вместе с Дарио заняла покои по соседству с Идой, чтобы она всегда могла прийти к нам, если что-то произойдет. Мне так спокойнее, когда я знаю, что моя дочь спит за стеной и я могу в любой момент заглянуть к ней, а она — ко мне. При этом она все же ночует отдельно от нас, как и полагается детям ее возраста. — Я так понимаю, мне тоже следует укладывать Рому в отдельных покоях? — уточняет Назар, — Но при этом выделить себе те, что по соседству. Так? — Это самый удобный расклад, — подтверждает Эдда, — Но вам вовсе необязательно делать именно так. Опять же, я не могу знать, как все устроено при дворе, но если есть такая возможность, то лучше обустроиться в соседних покоях, пока Рома не станет старше. Уже после можно будет перебраться в другие, если того потребуется. Насколько я знаю, Андрей с Федором тоже не так давно стали родителями. Думаю, в случае чего они подскажут вам, как будет разумнее поступить. Я сама не уверена в том, как правильно ухаживать за детьми, все же Ида стала моим первенцем, но в этом и правда нет ничего сложного. Особенно, когда рядом есть те, кто готов помочь. Назар кивает. Ему, наверное, все же есть кому помочь, и это не может не успокаивать. Сам он с немалой долей вероятности будет частенько занят делами в штабе, а за Ромой в это время кто-то должен будет приглядывать. Назар надеется, что Андрей и впрямь найдет сносную няню, и, подумав об этом, задаёт ещё один вопрос. — Та эльфийка, о которой ты говорила. Виктория. Она ведь сможет на время поселиться в соседних покоях рядом с Ромой? — Полагаю, что да, — кивает Эдда, — Во всяком случае мы сможем попросить ее об этом, когда вернёмся обратно. Она довольно умело обращается с детьми и немало помогала мне с Идой, когда она появилась на свет. Виктория знает, как ухаживать даже за младенцами, потому ей можно доверить Рому на время вашего отсутствия. Разумеется, я тоже буду за ним приглядывать. — Это вовсе необязательно, — качает головой Назар, — И я так ставлю тебя в не самое удобное положение, вынуждая придерживаться моей легенды, потому ты не должна брать на себя ещё больше. — Порою мне кажется, что вы не понимаете очевидных вещей, — усмехается вдруг Эдда, глядя ему в глаза, — Я в любом случае, даже если вы не попросите, буду присматривать за вашим сыном. Не потому что считаю, что должна, а потому что придерживаюсь принципа взаимности. Вы сделали немало для того, чтобы я могла сейчас стоять тут и называть себя женой и матерью. В ответ я готова сделать не меньше. Назар думает, что, наверное, она права, потому что он и впрямь не совсем понимает, к чему это. Он вспоминает об обстоятельствах их знакомства, стараясь выяснить, что конкретно Эдда имеет ввиду, и достает из закромов разума тот разговор с Дарио, состоявшийся незадолго до начала первой военной кампании. Он тогда признался, что на границе с Верхним Городом у него живет возлюбленная, но она не солдат и вряд ли вступит в ряды Легиона, потому совсем неясно, как сложатся их жизни и будет ли им суждено сохранить их связь. Назар на такое откровение лишь вздохнул тяжело, он не знал, что ему с этой информацией делать, но почему-то почувствовал себя так, будто должен помочь. И ведь помог вроде: как только армия вышла из Нижнего Города и направилась к Пальмире, Назар поспособствовал тому, чтобы Эдда переселилась в уже захваченный Терминус, ведь там она была бы в безопасности. Он даже, черт побери, что было не слишком разумно, позволил Дарио ненадолго задержаться подле нее, чтобы они заключили брак, и лишь потом созвал его обратно. И не то, чтобы Назар сделал нечто невероятное, но, наверное, для Эдды это все действительно много значит, потому сейчас она и говорит о своем принципе взаимности. В общем-то это не столь важно, важнее то, что за Ромой при любом раскладе будет кому присмотреть, и это хорошо. Так Назару хотя бы не придется беспокоиться в лишний раз. — Если это не добавит тебе хлопот, то я буду крайне признателен за твою помощь, — кивает он, отводя взгляд. — Хлопоты мне только предстоят, — неопределенно тянет Эдда, опуская руку на свой пока ещё ничем не выдающий беременности живот, улыбается вдруг, — А вот и наши новоиспеченные друзья. Назар вскидывает голову, наблюдая за тем, как из голубятни выходят господин Трубов и Рома с Идой. Последняя что-то восторженно щебечет, захлебываясь эмоциями, замечает Эдду и подбегает к ней, не замолкая ни на секунду. Она принимается виснуть на матери и взмахивать руками, повествуя о том, как увидела вылупление птенца из яйца, Назар мягко усмехается, краем уха слушая ее, и смотрит на Рому. Тот переступает с ноги на ногу, будто снова не зная, куда себя деть, жует нижнюю губу и растерянно озирается по сторонам. Наверное, он думает над тем, куда ему идти или что делать, потому Назар окликает его и подзывает к себе. Рома тут же избавляется от замешательства и довольно резво подходит, а когда становится напротив, раскрывает ладонь, демонстрируя лежащую в ней странной формы монету. Даже не столько монету, сколько подобие медальона из олова диаметром не больше сантиметра и с дыркой в верхней его части. Присев на корточки, Назар забирает протянутую ему вещицу и рассматривает ее со всех сторон. — Где ты это взял? — спрашивает он, указывая в сторону голубятни, — Там? Рома кивает в знак согласия, издает звук, подходящий на тот, что обычно можно услышать от голубя, и показывает пальцем на свою шею. Назар улыбается. — Это почтовый знак голубей? — на всякий случай уточняет он, а получив неуверенный кивок, выясняет следующее, — Кто тебе его дал? Недолго думая над ответом, Рома поворачивает и машет рукой в сторону господина Трубова, стоящего чуть поодаль. Назар решает, что тот подарил ему оловянный медальон, по которому определяются почтовые голуби резиденции, и снова улыбается, но на этот раз той мысли, что именно ему Рома захотел поведать об этом. От Эдды это не скрывается. — А что это у тебя такое, малыш? — любопытствует она, наклонившись, рассматривает подарок и тянет, — О, как интересно. Тебе его дал господин Трубов? — Да, — робко отвечает ей Рома. Назар удивлённо вскидывает брови. Это впервые, когда он слышит от Ромы не детское лепетание, а связное слово, и не то, чтобы это что-то из ряд вон выходящее, однако все же были некоторые сомнения, касательно умения мальчишки говорить. Значит, он уже все же немного владеет речью, просто пока еще не столь уверенно, чтобы вести беседу. Следовательно, он примерно понимает, что до него пытаются донести в ходе диалога, потому нет нужды объяснять ему все, подбирая схемы для упрощения процесса. Это… Впечатляет. — Ты ведь не забыл поблагодарить его? — интересуется Назар, получив робкий кивок, заключает, — Славно. А теперь пошли обратно, пора отходить ко сну. Выпрямившись, он протягивает Роме руку, но тот предпочитает вновь прибиться к Иде и вместе с ней последовать к резиденции. Назар его не останавливает, все так же в компании Эдды идёт позади, ведя праздную беседу. Так они добираются до главного входа, в коридоре на первом этаже Ида, судорожно вздохнув, на прощание обнимает Рому за плечи и, переполненная смущением, уносится к лестнице. Эдда на такое поведение только смеётся, обещает подойти позже, как только передаст дочь няне, и тоже скрывается из виду. Оставшись с мальчишкой один на один, Назар ещё раз молча предоставляет ему свою ладонь в качестве опоры и на этот раз не получает отказа. Рома, схватившись за его палец, послушно шагает следом, попутно рассматривая свою безделушку, полученную в голубятне. Когда они оказываются в покоях, он не прерывает своего занятия, даже когда Назар снимает с него плащ, переодевает его в ночную рубаху и укладывает в кровать. Едва они заканчивают с этим, в дверь стучат. — Вечер добрый, — в проеме возникает сначала голова какой-то молодой темной эльфийки, а затем она целиком, — Я могу войти? — Входите, — коротко отзывается Назар, он накрывает Рому одеялом, поднимается на ноги и становится лицом к своей собеседнице, — Вы Виктория, верно? — Да, я помощница господина Бакулина, — подтверждает та, подходя ближе и расплываясь в непрочной улыбке, — Госпожа Виейра попросила меня некоторое время приглядеть за мальчиком, пока вы не вернётесь в Далорус. Как я поняла, это сын одного из ваших погибших солдат? — Да, все так, — кивает Назар, — Его зовут Рома, ему чуть меньше года. Думаю, не мне уж точно рассказывать вам, как правильно ухаживать за детьми, у вас наверняка немало опыта. Единственное, о чем мне, наверное, стоит вас предупредить, он уже отучен от груди. — Довольно рано, — подмечает Виктория, — Но благодарю вас, я приму к сведению. Будут ещё какие-то особые поручения? — Да, я бы хотел попросить вас показать его целителю. Его мать умерла от какого-то недуга, мне нужно убедиться, что для его здоровья не существует угрозы. — Как скажете. Что-то ещё? — На этом все. Главное, присмотрите за ним. В остальном я доверяюсь вам целиком и полностью. Едва он замолкает, в дверь снова стучат, и внутрь, не дождавшись ответа, входит Эдда. Она заносит графин с водой и бокал и ставит их на стол, после чего обращается к Виктории. — Я приказала слугам застелить постель в смежных покоях, — сообщает она, — Скоро будет готово. Спасибо тебе, что согласилась присмотреть за Ромой. Не знаю, что бы мы без тебя делали. — Ерунда, — отмахивается Виктория, — Раз уж такое дело, мне несложно помочь. Если больше нет никаких поручений и просьб, то вы можете идти. Мальчика я уложу. — Я сам, — внезапно даже для самого себя говорит Назар, резко замолкнув, он набирает воздуха в грудь и добавляет, — Пока ещё я единственный, кого Рома знает, потому будет лучше, если сегодня его уложу я. Завтра скорее всего я уеду в штаб Легиона и переложу эту задачу на вас, если вы не против. Кинув на него внимательный взгляд, Виктория все же не рискует возражать, желает доброй ночи и, подойдя к двери в углу, за которой, вероятно, и расположены смежные покои, исчезает из виду. Несколько секунд Назар смотрит в одну точку, не понимая, что на него нашло, и одновременно опасаясь, что он ненароком сказал лишнего, пока Эдда не выводит его из размышлений своим голосом. — Что ж, пожалуй, я тоже пойду, — объявляет она, поправляя складки на своем платье, — Ваши покои по соседству, их уже подготовили. Если что-то понадобится, слуги в вашем распоряжении. — Благодарю. Доброй ночи. — И вам спокойных снов. Эдда, помахав Роме на прощание, исчезает за дверью, Назар, расправив плечи, поворачивается к кровати, садится на ее край, отодвинув одеяло, и сцепляет руки в замок. Он не знает, как укладывать детей. Конечно, с Надей он справляется, но ведь ей нужно не так много, всего лишь чтобы ее покачали, а вот что делать с детьми постарше, вопрос. Наверное, зря Назар отпустил Викторию. Отгоняя от себя эту мысль, он переводит взгляд на Рому и, помолчав, все же говорит. — Тебе пора спать. Рома внимательно смотрит в ответ, шмыгает носом, а затем садится на постели, отдает оловянный медальон, что все это время вертел в пальцах, и ложится обратно. Спрятав безделушку в кармане штанов, Назар накрывает его одеялом и остаётся сидеть, наблюдая за тем, как Рома ёрзает на своем месте. Несколько минут он так и ищет удобное положение, пока не стихает и не переворачивается на бок, закрыв глаза. Спустя ещё какое-то время он успокаивается, распахивает рот и принимается сопеть. Поддавшись странному порыву, Назар проводит ладонью по его спине, недолго наблюдает за тем, как мерно двигается его грудь, делая вдохи и выдохи, и убедившись, что Рома точно уснул, идёт к двери. Там он застывает на мгновение, оборачивается и, улыбнувшись, шепчет. — Доброй ночи, сын.