Без права на отказ

Делегацию северных близ Яноры Назар встречает минута в минуту, как и было оговорено в письме, отправленном сразу после задержания Савченко. Первый его замечает немолодой эльф, беседующий о чем-то с невысокой эльфийкой, застыв у кареты, и в них Назар сразу узнает Незборецких. Схожие черты лица, телосложение, даже позы. Сомневаться не приходится. Его узнают тоже, Игорь удивленно вскидывает брови, Елена (так зовут мать покойного Кирилла, Назар, разумеется, разузнал о них все, что можно, на всякий случай) оборачивается, чтобы понять, что он там увидел, и застывает в недоумении. Спрыгнув с лошади, Назар подходит ближе к ним. — День добрый, — сухо приветствует он гостей, одним взглядом даёт сигнал своим солдатам не особо расслабляться и готовиться к обратному пути, — Мое имя Назар Вотяков, я прибыл сопроводить вас до Пальмиры. Как прошел ваш путь? — Вполне сносно, благодарю, — отзывается Игорь, протягивает руку, — Игорь Незборецкий. Это моя супруга, Елена Незборецкая. А вы, выходит, глава королевской армии? — Выходит, что так, — кивает Назар, пожимая сухую ладонь, с непривычки теряется на пару мгновений, но быстро возвращает себе самообладание и в отношении Елены использует уже другой жест. Коротко целует ее руку, выпрямляется, — Если вам не нужно времени на отдых, то можем отправиться уже сейчас. Его Величество ждёт вас. — Мы готовы, но ваши солдаты… — неуверенно говорит Елена, оглядываясь по сторонам, — Если нужно, то мы можем подождать, пока они переведут дух. Назар беззвучно усмехается. Его солдаты в состоянии работать на износ без отдыха, сна и покоя, и путь до Пальмиры осилят с лёгкостью после всех тренировок в штабе и мятежей. Однако говорить он об этом не намерен (к чему глупое хвастовство и объяснение тонкостей?), потому лишь качает головой. — В этом нет необходимости. — В таком случае можем ехать, — решает Игорь, обращается к жене, — С матушкой ведь все в порядке? — Более чем, — кивает Елена, — Но все же постарайтесь не торопиться в пути. Она дурно спала прошлой ночью, не стоит беспокоить ее ещё больше. Договорив, Елена уходит к карете, Назар же провожает ее взглядом, осмысливая услышанное. Значит, не считая четырех северных и четы Незборецких, в Верхний Город прибыла ещё и мать кого-то из них, а именно бабушка Кирилла. Интересно, на кой черт она решила приехать в Пальмиру? Правнучку повидать? Если да, то стоит быть осторожнее. Старые эльфийки порою излишне внимательны и видят то, о чем остальные даже не подозревают. Вскоре они уже покидают Янору и скачут в столицу, Назар возглавляет колонну и движется куда более спокойно, чем когда гнал отряд на место встречи. Игорь, кажется, подмечает это, потому, сравнявшись с его лошадью, первый заводит разговор. — Моя мать изъявила желание увидеть дочь Его Величества, — объясняет он, глядя куда-то вдаль, — Она тяжело пережила утрату своего внука, потому мы решили взять ее с собой. Это ведь не станет проблемой? — Не думаю, — пожимает плечами Назар, — Во всяком случае ваша семья имеет на то право, потому вряд ли кто-то будет против. Его Величество не будет точно. — Как его здравие? — спрашивает Игорь, — Нам сказали, что он понес дочь, а на следующий же день на дворец напали. Они не пострадали? — С ними все в порядке. Мятежники схвачены и ждут суда. Вам не о чем беспокоиться. Вздохнув, Игорь кивает, выражение его лица не меняется, но во взгляде почему-то возникает странная жёсткость. Он скачет под боком какое-то время молча, размышляя над чем-то своим, а затем, будто поймав какую-то мысль, вновь подаёт голос. — Как глава армии, вы наверняка осведомлены, каково решение Его Величества и суда в отношении мятежников, — осторожно начинает он, — Не так ли? Назар хмыкает себе под нос. Издалека заходит, хотя чего уж там, можно и прямо спросить. Ясно, как день, чего хотят и ждут северные, и их желанию вполне суждено сбыться, если Марка кто-то или что-то не заставит изменить решение. Разумеется, он уже сказал свое слово и вряд ли согласится на другое, но исключать не стоит. В любой момент может возникнуть причина, что вынудит поступить иначе, Назар с таким ведь сталкивался не раз. Конечно, он сделает все, чтобы стремления Марка были реализованы, только вот уверен быть не может. Потому ему бы держать язык за зубами да помалкивать, пока не придет время суда, но что-то вынуждает поступить иначе. Назар отчасти может понять Игоря, хотя бы потому что тоже терял тех, кто был ему дорог. Хотя бы потому что тоже стал отцом, пусть и не собирался. — По предварительному решению Его Величества Савченко и Тимарцев приговорены к смертной казни, — отвечает он, — Указ уже издан. Суд пройдет через несколько дней. — Слава Творцу, — вздыхает Игорь, качая головой, — Не поймите меня неправильно. Я против жестокости, но считаю, что виновные в гибели как моего сына, так и всех невинных эльфов должны быть наказаны. Их жажда власти отняла немало жизней. Они обязаны ответить за это. — Вы говорите с главой Легиона, — напоминает Назар, — Кому, как не мне знать о потерях и их цене. Я согласен с решением Его Величества и при необходимости приведу приговор в исполнение. Вам не о чем беспокоиться, виновные в смерти вашего сына будут наказаны. — О большем мы просить и не намерены, — заявляет вдруг Игорь, — Разве что взглянуть на дочь Кирилла. Она ведь при дворе? — Само собой. Полагаю, у вас будет возможность увидеть ее. — Мы были бы рады. Наградив Игоря слабым подобием улыбки, Назар отводит взгляд и направляет его на пыльную дорогу впереди. Судя по всему, Незборецкие ещё не знают о том, что Марк хочет провести обряд имянаречения. Наверное, они считают, что это недопустимо, и их определенно будет ждать сюрприз, если Влади все же даст свое согласие. А этого исключать нельзя, все же рычаги давления на него существуют. Главное, не передавить и все провернуть осторожно. Если Игорь поможет дочери Михаила, а после и вовсе станет духовным отцом Нади, то Марк сумеет не только укрепить связь с ним, но и попросить о поддержке в восстановлении Нижнего Города. Все извлекут из этого выгоду. Все получат то, что им нужно. Как и днём ранее в Пальмире гостей встречают все члены Парламента и Марк, а также почему-то Круппов и Азарин. Назар первый спрыгивает с лошади, наблюдает за тем, как Игорь помогает выйти из кареты сначала Елене, а потом и старой эльфийке, и в их сопровождении подходит к королю и свите. Взаимный обмен любезностями, искренние и не очень улыбки, монотонная процедура. Смотреть скучно ровно до момента, пока мать Игоря (ее зовут Вера, об этом Назар узнал случайно уже в пути из разговора двух северных, скачущих позади него), подобравшись ближе к Марку, не кладёт ладонь на его щеку, вгоняя в ступор всех собравшихся. — Худой то какой, — причитает она, вертя его лицо из стороны в сторону, разглядывает скрупулёзно. Королевская стража аж подбирается, но Марк взмахом руки даёт им знак стоять и не двигаться, — И юный совсем. Сколько ж тебе лет? — Матушка, перестаньте, — Игорь осторожно тянет ее за плечо, обращается к Марку, — Прошу прощения, Ваше Величество. Она просто утомилась в пути и все ещё не пришла в себя после вестей о гибели Кирилла. — Не стоит, — качает головой Марк. Он перехватывает ладонь Веры на своей щеке, целует ее в тыльную часть и улыбается, — Я все понимаю. Мне и правда не так много лет, всего двадцать два года. — А на вид и не больше пятнадцати, — заявляет Вера, не внимая попыткам Игоря оттащить себя в сторону, снова придирчиво рассматривает Марка с ног до головы, — Как же ты дитя выносил такой тощий? При дворе кормят плохо? — Матушка, — теперь уже Елена аккуратно отодвигает ее и берет под руку, — Не стоит утомлять Его Величество неуместными вопросами. — Сопроводите наших гостей до их покоев, — распоряжается Марк, поворачивается к Игорю, — Вы не будете против встретиться позднее? Как только отдохнете с дороги, я с удовольствием побеседую с вами. — Разумеется. Толпа разбредается в разные стороны, гостей в оборот берут слуги, стража и прочие, прочие, прочие. Назар встречается взглядами с Марком, глазами указывает на стоящего в стороне Влади и беззвучно спрашивает о результате разговора, если тот уже состоялся. А надо, чтобы он состоялся, поскольку до суда всего ничего, после северные покинут дворец, следовательно, необходимо до их отъезда добиться согласия Старейшин на проведение обряда. Марк победно улыбается и едва заметно кивает. «Почти сделано» Назар позволяет себе непрочную улыбку в ответ. День для него пролетает незаметно: он не идёт на беседу с северными, поскольку в его участии нет необходимости, вместо этого отправляется в штаб, где в последнее время по ряду причин появляется нечасто, и проводит тренировку ради тренировки. Остаток солдат, признаться честно, скуден, многие из Легиона в Нижнем Городе, большая часть так и вовсе погибла. Но таковы законы военного времени — без потерь никуда. А эти самые потери восполнить придется позднее, когда с беспорядками будет покончено. И все заново: новобранцы, что даже лук в руках держать толком не умеют, долгая и муторная возня, в ходе которой из слюнтяев будут создаваться сносные солдаты, дни и ночи в поле и в лесу. Назар вовсе не против, ряды армии пополнять необходимо, как ни крути, но он уже сейчас предполагает, что грядущие событий отнимут у него немало сил. Не потому что он не выдержит, нет, выстоять он как раз сможет, а потому что задача эта ляжет именно на его плечи. Глупо было бы думать, что Федор сможет вернуться к службе целиком и полностью. У него теперь есть сын, есть семья, которой он обязан уделять больше времени. Это не станет причиной его постоянного отсутствия, но очевидно, что на первых порах он будет все чаще пребывать во дворце и все реже появляться в штабе. Назар же держать его не намерен. По старой ли дружбе, из-за банального понимания или участия, не столь важно. Он справится сам. А Федор будет там, где должен быть — рядом с Андреем и Гришей. Это не значит, что он будет отстранён от дел. Это не значит, что его действительно богатый опыт не пригодится больше. Это лишь значит, что приоритеты в его жизни будут расставлены иначе. В мирное время подобное позволительно. Правда уже к концу тренировки, когда солдаты (не такие уж и бестолковые, ладно, почти перспективные) расходятся по комнатам казарм, Назар, скрывшись в кустах, подмечает одного, что задержался вместе со своим напарником, чтобы отработать пару приемов ближнего боя. Кажется, это Роман Худяков, если память не обманывает. Да, точно он. Голос у него запоминающийся. — Степ, руки выше! — недовольно восклицает он, — Ты же видишь, где я стою. Не открывай ты так голову, Творца ради. Один удар по темени, и все, считай, что ты проиграл. Давай-ка ещё раз. — Ром, хватит уже, — недовольно отзывается Стёпа. Его Назар знает тоже, хоть он и из числа последней волны новобранцев Федора. Подвижный и ловкий, но физически слаб. На то и светлый, — И так на ногах едва стою, тут ты ещё. Пойдем в казарму, а? — Я сказал: ещё раз, — повторяет Рома, принимая боевую стойку, — Нападай. Стёпа замирает с нечитаемым выражением лица, поджимает губы, но в бой все же бросается. Первый же его удар Рома отражает с лёгкостью, делает подсечку, но Стёпа изворачивается, на ногах себя удерживает и предпринимает ещё одну попытку. Назар наблюдает за ними со стороны, мысленно все же сравнивая их со своими прежними, самыми лучшими солдатами. Они отчего-то напоминают ему Идана и Марка (та же история — светлый и темный, один быстрее, второй выносливее), и аналогия эта вызывает улыбку. Нет, Степе с Ромой до такого уровня ещё далеко, будто море вплавь преодолеть. У них и опыта меньше, хоть и возраста они примерно того же, и подготовка похуже. Но надежды возлагать на них все же можно, вроде не такие уж бестолковые. Рома во всяком случае точно. Он вон валит Степу на землю, давит коленом ему на горло и тут же отскакивает назад, даже не запыхавшись. В глазах его Назар замечает азартный блеск. — Плохо, — заключает Рома, протягивая руку своему напарнику, помогает ему встать, — Ты же куда проворнее меня, пользуйся этим. Не можешь взять силой — бери скоростью. Или хотя бы хитростью. — От меня такими темпами скоро мокрого места не останется, — вздыхает Стёпа, стряхивая со своей одежды пыль, — Даже капитан нас так не гоняет, как ты. Ром, давай завтра, а? Я правда устал. — Запомни: на поле боя никто не будет спрашивать, устал ты или нет. Тебя будут пытаться убить, и ты должен быть готов к этому. — Война закончилась, если ты не заметил. Савченко казнят со дня на день, так что мы зря тратим время. — Готовыми нужно быть ко всему. — Рядовой Карма, марш в казарму, — не выдержав, командует Назар и выходит из тени, — Рядовой Худяков, ко мне. Стёпа отдает честь и, кинув на напарника испуганный взгляд, уходит в обозначенном направлении. Рома же выпрямляет спину, становится ближе и, вздёрнув подбородок, ожидает слов Назара. Тот оценивающе рассматривает его с ног до головы. Крепкий, ничего не скажешь. Подтянутый, вполне выносливый, и хоть грузный на вид, даже проворный, когда надо. Ещё и ошибки видит чужие, хотя, казалось бы, сам не так давно вступил в Легион. Из него может получиться что-то сносное, Назар почти уверен. —Ты с Кармой так возишься, потому что он твой напарник? — на всякий случай уточняет он, примерно представляя, каким будет ответ, — Или не только ему достается? — Никак нет, капитан, — качает головой Рома, — В выделенное солдатам свободное время я занимаюсь и с другими товарищами, не нарушая правил устава. На отбой уходим всегда вовремя. — С другими, значит, тоже, — хмыкает себе под нос Назар, — И с какой целью? — Помочь товарищам отточить необходимые солдату навыки. Вот как. Назар ещё раз оценивает Рому взглядом, склоняет голову вбок. Раз уж на его плечи в дальнейшем ляжет задача проводить отбор и тренировать новобранцев, то неплохо было бы обзавестись хотя бы помощниками, раз уж Федор компанию составить в полной мере сможет вряд ли. Конечно, Назар и сам справится, но ему ведь нужно думать на перспективу. А она такова, что вечно быть во главе армии у него не получится. То, что он обманывает смерть на поле боя, не значит, что она никогда не придет за ним. Нет, она заявится на порог и уведет за собой, и сопротивляться ей будет бессмысленно. Следовательно, стоит подготовить кого-то себе на замену. Кого-то, кто возьмёт на свои плечи этот долг, кого-то, кто согласится отдать Легиону свою жизнь и свою душу. Назару нужен преемник, как ни крути. Не сейчас и, даст Творец, не так уж и скоро, однако все равно нужен. Рома пока ещё не отвечает данному запросу целиком, но зачатки есть. Надо хотя бы попробовать. — Завтра утром тренировка по стрельбе с младшим отрядом, — объявляет Назар, — Ты должен присутствовать. — Вы даёте мне разрешение провести тренировку с вами? — неверяще уточняет Рома. — Посмотрим. Но чтобы был без опозданий. А сейчас марш в казарму. Рома спешно кивает, отдает честь и скрывается из виду, Назар же вздыхает. Не факт, что у него получится воспитать себе хорошего преемника, но попытаться точно надо. Он не собирается умирать или отдавать командование Легионом кому-то ещё в ближайшее время, однако для страны будет лучше, если следующую главу армии он выберет и подготовит ещё при жизни. Так хотя бы будет уверенность, что есть кому занять место. Конечно, помимо Ромы имеются и некоторые другие варианты. Тот же Лазин сносный, рассудительный и крепкий, из него тоже может что-то выйти. Если он выжил в Нижнем Городе, то Назар и к нему присмотрится. И с Федором посоветуется однозначно — у того наверняка есть дельные мысли по этому поводу. Во дворец Назар возвращается ближе к вечеру и в королевском саду натыкается на Андрея с Гришей, а также на няню (ее зовут Яна, двадцать пять лет отроду, троих младших братьев на ноги поставила; девчонка хорошая, с детьми возиться умеет) с Надей. Они прогуливаются неспешно почему-то в компании ещё и Идана, ведут непринуждённую беседу и даже над чем-то смеются. Назар хмурится. Нет, ничего он не имеет против, свежий воздух вообще полезен, он скорее не понимает, с чего вдруг такой набор сопровождения. Стража, ясное дело, свою работу выполняет, няня и Андрей с детьми. А Идан чего тут забыл? Странно. Он же и замечает Назара первый, улыбается приветственно, когда тот подходит ближе, и по старой привычке отдает честь. — Добрый вечер, капитан. — Отставить, — усмехается Назар, спрашивает у всех собравшихся, — Вы тут почему? Я думал, что во дворце праздник в честь прибытия северных. — Пока ещё нет, — качает головой Андрей, — Его Величество ведёт переговоры, но после вечерней трапезы планируется банкет в тронном зале. Ты ведь будешь присутствовать? — Если в этом есть необходимость. Андрей фыркает себе под нос, будто высмеивая прозвучавшие слова и намекая, что необходимость есть всегда, ничего не спешит больше сказать. Зато оживляется Идан. — Капитан, разрешите побеседовать с вами, — объявляет он, добавляет тут же, — Наедине. Смерив его внимательным взглядом, Назар кивает и отходит в сторону беседки, оставляя няню и Андрея с детьми, Идан спешно следует за ним и вновь принимается говорить, когда они остаются одни. — Мы уже с вами обсуждали, что вскоре по распоряжению Его Величества я уеду в Претиоз, чтобы контролировать работы по извлечению драгоценных камней, — без предисловий начинает он, — Я рад, что для меня нашлось занятие, и готов приступить к нему в самое ближайшее время. Но я считаю нужным получить ваше разрешение в том числе. Несмотря на мой не самый заслуженный титул, я все ещё нахожусь под вашим командованием и являюсь солдатом Легиона. Если вы прикажете отправиться в Нижний Город для подавления мятежей, я ни в коем случае не стану вам перечить. — Залмансон, — устало вздыхает Назар. Верность своих солдат он, разумеется, ценит, но не считает, что их нужно держать при себе до конца своих и их дней. Объясняет, — Во-первых, твой титул заслужен. Ты не один раз доказал свою верность королю и Легиону, потому не смей думать, что стал герцогом на пустом месте. А во-вторых, ты едешь в Претиоз по распоряжению Его Величества. Какое я имею право держать тебя и тем более отправлять в Нижний Город, если у тебя есть свое задание? Я ни за что не прикажу тебе ехать подавлять мятежи. Тебе пора заниматься тем, к чему у тебя лежит душа. Я даю тебе вольную. — Однако я останусь при своих словах, — не сдается Идан, — Если мое участие, как солдата, понадобится, я рискну ослушаться Его Величество. Я служу ему и стране, но прежде всего Легиону. И это не изменится, каким бы титулом я не был награждён. — За непослушание тебя могут наказать. — Если бы не Легион, я бы давно умер. Так что наказание меня не пугает. Да и своему капитану я останусь верен, даже если придется пойти против своего короля. На секунду Назара прозвучавшие слова вгоняют в ступор. Нет, он догадывался и даже знал, что его солдаты верны ему и готовы выполнять его приказы до тех пор, пока Творец не заберёт их в своих объятия, но чтобы настолько, даже не подозревал. Чтобы даже осмелиться пойти против короля и ослушаться его. Внезапно. С другой стороны, в этом есть свои плюсы. Потому что Назар как раз был и будет за Марка, следовательно, за него же будет и Легион. Всегда. При любых обстоятельствах. А король, которого армия поддерживает всецело, уже не столь уязвим. Уже имеет козырь в рукаве. Назар медленно кивает. — Против короля идти не нужно, — говорит он, — Но я учту, что в случае чего могу на тебя положиться. — В любой момент, — заверяет его Идан, продолжает несколько смущённо, — Но если вдруг я и правда смогу заняться ювелирным делом, как и мой отец когда-то, я бы не отказался от помощи. Конечно, я переговорю об этом с Его Величеством, но и ваш совет мне не помешает. — В чем дело? — Я давно не работал с камнями и металлами, — объясняет Идан, — Не думаю, что мой навык растерялся, но многое я уже не помню. Было бы славно, если бы мастера Нижнего Города согласились приехать и преподать пару уроков. К тому же можно было бы взять на обучение детей. В Претиозе есть приют, если мы наберём сирот из Нижнего Города и привезём их сюда, то сможем сделать из них хороших мастеров. Только вот я не знаю, как все организовать и получится ли у меня. Что думаете? Имеет ли смысл пробовать? — Имеет, конечно, — кивает Назар, — Так будет лучше для всех. И для детей, и для тебя, и для Его Величества. Я поговорю с Дарио. Уверен, он сможет помочь нам. Сирот после войны много, собрать их и привезти в Претиоз не будет проблемой. И мастеров найти сумеем. В Нижнем Городе разруха, многие потеряли свои дома и свою работу. Ювелирные мастера в том числе. Они не будут против перебраться сюда, если для них это станет возможностью вернуться к делу. Решим. — Благодарю вас, капитан. Назар лишь вздыхает в очередной раз на совершенно ненужную благодарность, отводит взгляд в сторону. Его вдруг посещает мысль, что сирот то и впрямь много осталось что в Нижнем Городе, что в Верхнем Городе, и пристраивать их теперь куда-то нужно, хотя вариантов пока ещё не так много. Кого-то заберут родственники, большая часть уйдет по приютам, сколько-то возьмёт на обучение Идан. Но этого все равно не будет достаточно, потерь все же было немало, беспризорников пруд пруди, и с ними нужно поступить правильно. И вот куда их девать? Было бы для них дело, всем бы было лучше. И самим детям, и народу, и стране. В свое время Мирон с Мамаем и Охрой тем и занимались, что по всему Нижнему Городу искали мелкотню и приводили их в Легион, позже то же проворачивал и Андрей. Создавать из детей солдат была, конечно, не лучшая затея, но вариантов было не так много. Взрослые эльфы на такой риск не шли, а вот юнцы с амбициями и желанием изменить будущее — да. Терять то им было нечего. Да и жить лучше все же хотелось. Подумав об этом, Назар хмурится. Сегодня же только размышлял о том, что надо бы после окончания всех беспорядков собирать новобранцев и пополнять поредевшие ряды армии. Так чем сироты не идеальные кандидаты на это? Если уж и пристраивать их, то пристраивать с умом, чтобы наверняка. Легион для этого подойдёт, да и Назара избавит от лишней головной боли. Только вот он сам заниматься этим намерен в Верхнем Городе, потому что должен оставаться рядом с королем, а в Нижнем Городе эту задачу можно возложить на плечи кого-то другого. Точно не Федора, Андрей им этого не простит, но кого-то более менее подходящего. Интересно, Лазин выжил? Если да, если он со всеми поручениями справился успешно (а их у него было немало), то почему бы и не назначить его на должность капитана? В первое время Назар будет ему помогать, будет присматривать и контролировать процесс формирования отрядов, а потом, когда убедится, что всё идёт нормально, вернётся в Пальмиру. Здесь же Федор будет следить за делами в штабе и проводить отбор, если из Ромы получится что-то сносное, он подсобит. Идеальный ведь расклад, двух зайцев одной стрелой. Это нужно обсудить с Федором. Он должен высказать свое мнение. Но все позже. Сначала они казнят Савченко и Тимарцева, выведут армию из стен Нижнего Города, а затем уже начнут работать над восстановлением мира. Их ждёт долгий и непростой путь, но, видит Творец, осилят. Потому что отступать уже поздно. Они удержали власть. Выпускать ее из рук, чтобы все снова обернулось крахом, никто не намерен. Назар не позволит. Не потому что ему надо больше остальных, у него вообще приземлённые желания и скудные потребности. Но он не вечен, и смерть дурить безостановочно тоже не сможет. Когда-то придет его время покинуть этот мир, а до того момента он выполнит свой долг. Добьется покоя и стабильности для всех, кто останется после него. Добьется на этот раз не через кровь и боль, а иначе. Он так умеет. А если и нет, научится. У него все же есть цель. И эта цель вдруг почему-то хнычет где-то в отдалении под ласковое воркование няни. Назар сам не замечает, как реагирует на звук детского плача, но одернуть себя все же успевает и не двигается с места. Не меняется в лице даже, зато Идан оглядывается по сторонам и поджимает губы. — Надя беспокойна, — заявляет он вдруг, а поймав непонимающий взгляд Назара, сконфуженно объясняет, — Я иногда выхожу с Андреем и няней на прогулку, Надя в последнее время часто плачет. Возможно, это связано с тем, что ей не хватает внимания своего отца. Не подумайте, что я осуждаю Его Величество, я понимаю, что у него много забот. Просто его дочь нуждается в нем, а он не может дать ей всего сполна. — Издержки власти, — пожимает плечами Назар, спрашивает все же, — Ты случаем не связывался с Петрой? — Связывался, — невесело усмехается Идан, — Не с ней, с ее отцом. Вы посчитаете это глупым, но я таил надежду, что после получения мною титула он изменит свое решение. Оказалось, что Петра уже замужем, ждёт ребенка и живёт теперь в Родарике. Надеюсь, она счастлива. Если уж не со мной, то хотя бы со своим мужем. — Мне жаль. Идан упрямо качает головой. — Нет, все правильно, — твердо говорит он, — От того, что я стал герцогом, я не проживу дольше того времени, что выделил мне Творец. Петра бы в любом случае осталась вдовой, а так у нее есть шанс на долгую супружескую жизнь. Я желаю ей счастья, потому рад, что она смогла обрести его с другим. — А что насчёт тебя? — А я по вашим стопам, — улыбается Идан, — Отдам себя своему делу. Мне не нужны другие, я и искать не стану. Это будет подобно обману, потому что любить Петру я не перестану никогда. Значит, и пытать удачу не буду тоже, чтобы никому ненароком не причинить боли. Лучше я останусь один и посвящу себя ювелирному мастерству, чем женюсь ради того, чтобы просто жениться. От меня куда больше будет пользы, если я займусь чем-то важным для страны, пока у меня есть такая возможность. Я ведь все равно скоро умру. Так, может, хотя бы успею сделать что-то хорошее. Но чего я точно не допущу, это брака, в котором не смогу дать любви и получить ее взамен. Можете считать меня глупцом, вы даже будете правы. Однако я не хочу сеять боль в ком-то, кто будет обетован со мной. Лучше одному, чем так. — У тебя ещё четыре года, — напоминает Назар, а сам думает лишь о том, что слишком много горечи пришлось вкусить Идану незаслуженно. Творец жесток порою и даже не скрывает этого, — А то и больше, если верить Евгении. Почему ты считаешь, что за это время не сможешь найти кого-то ещё? Сердцу не прикажешь, но ты не можешь знать, что будет завтра. Вдруг появится та, с которой ты захочешь создать семью. Не лишай себя шанса заранее. Он у тебя хотя бы есть. — Я не могу, — вздыхает Идан, — И не хочу. В моем сердце есть место только для Петры, но с ней мне не суждено. С другими же не надо подавно. Да и если вдруг найдётся та, что захочет стать моей женой, я не решусь. Я видел, какую боль испытывал Его Величество после вестей о смерти Кирилла, видел, что было с Робертом после гибели Гриши. Я не хочу, чтобы кто-то страдал так же. В мире очень много боли, я не стану ее плодить. И не стану свою боль преумножать в других. Поэтому, пожалуйста, капитан, не нужно. Я хочу всего лишь найти себя заново в своем деле, и этого мне будет достаточно. Назару услышанное, что ударом в солнечное сплетение — не смертельно, но дышать сложнее. Душит понимание — не уберёг. Ни Гришу, которого, между прочим, одного из первых взял в свой отряд и благословлял многим позже на брак с Робертом, мысленно поражаясь тому, как они умудрились дотерпеть и не натворить глупостей. Ни самого Роберта, которого в той же Денире лично тащил за шкирку к Евгении из-за отравления паршивым вином и не ругал почти, лишь просил быть ответственнее. Ни Лию, которую во время штурма Пальмиры буквально выцарапывал из рук похотливых ублюдков, только бы не посмели хоть пальцем ее тронуть. Ни Идана, которого взял в Легион без раздумий, потому что никогда безрассудства себе не позволял. И вроде довел до Верхнего Города, вроде довел до мира и покоя, а все равно просчитался. Потому что счастливым не сделал от слова совсем, лишь обрёк на смерть. Не сам, но своими действиями. Назар не чувствует монолитной вины, однако сожаление в нем есть. Имей он возможность, он бы повернул время вспять и не взял с собой Идана в злосчастный Легас. И не было бы этого ранения, не было бы яда и отсчёта лет. Не было бы этого понимания, что осталось ему совсем мало. И что в этом самом «мало» он уже не обретёт счастья, потому что сам же и отказывается от него. С целью не поселять боли, живущей в нем самом, в других. Благородно? Быть может. Но пахнет все равно горечью. На языке даже будто оседает она же. Марк просил не хоронить Идана раньше времени, Назар и не хоронит. Однако видит, слышит и чувствует — это необратимо. И из этого не получится создать то, что хотелось изначально, на этом не построить того, что определенно заслуженно. Идан лишён того будущего, которое Назар пытался изо всех сил ему сотворить. Не справился. Жалеет. — Не думайте, что я предаюсь унынию, — будто догадавшись, о чем думает его капитан, просит Идан, — Напротив, я хочу успеть как можно больше, потому буду отдавать всего себя тому, что мне по душе. Это не такой уж и плохой исход. Пусть времени у меня мало, это не значит, что его нет вообще. А пока оно есть, я воспользуюсь им правильно. Во благо страны, народа и Его Величества. Чтобы у него получилось то, что не получилось у меня, Гриши, Юлии и других. — Что же? — Увидеть будущее таким, каким мы его себе представляли. — Смелое предположение, — усмехается Назар. Встряхивает головой, выгоняя из нее все тягостные мысли, улыбается едва заметно, — Но очень оптимистичное. Пусть так и будет. Однако если вдруг ты поймёшь, что ошибался в своих стремлениях, не поздно будет что-то изменить. И попытаться все же связать себя с кем-то. — Я уже все решил, — отвечает Идан, — Поэтому менять ничего не намерен. Если вдруг Его Величество прикажет мне жениться на ком-то для заключения союза, я не смогу отказаться, но добровольно я на такое не пойду. Мне это не нужно. — А с чего ты взял, что он прикажет? Какое-то время Идан молчит, будто не желает отвечать на вопрос, Назар же терпеливо ждёт. Он прислушивается к звукам из сада, понимает, что плачь Нади стих, и тревога его ненадолго стихает. Ему отчего-то тоже тяжело видеть ее беспокойной, пусть он и знает, что за ней есть кому присмотреть, помогает это слабо. Как и осознание, что если Марк все же решится поехать в Нижний Город, она останется одна. Потому что Назар обязан будет сопроводить короля, следовательно, их дочь будет передана в руки Андрея и Евгении. Им можно доверять, но от этого не легче. Да и день ото дня тоже. Идан же, наконец, вновь подает голос. — Мы говорили с ним об этом как-то, — говорит он, — Что в случае необходимости заключения союза с кем бы то ни было или укрепления связей, он попросит меня пойти под венец. Его Величество обещал, что если я захочу жениться на ком-то, он не станет препятствовать и запрещать, но если я не вступлю в брак добровольно, он рассмотрит вариант сделать меня чьим-то мужем из выгодных для страны соображений. Я дал ему согласие. Я не хочу этого, однако я считаю себя обязанным быть за своего короля. Он в свою очередь дал мне слово, что это произойдет в самом крайнем случае. И только если к тому времени я не женюсь по личному желанию. — Но добровольно ты жениться не собираешься, верно? — Да. Против воли не собираюсь тоже, однако перечить не стану, — отзывается Идан, — К тому же Его Величество в таком же положении. С его желаниями вообще никто не считается, но он все равно исполняет свой долг перед страной. Если честно, я очень надеюсь, что у него будет шанс на законный брак с тем, кто хотя бы сможет стать для него опорой. Эти надежды по большей части пустые, но если не надеяться вовсе, станет только хуже. Назар в очередной раз ловит себя на мысли, что Идан с Марком действительно успели сблизиться, но не испытывает по этому поводу никаких эмоций, кроме всего того же сожаления. Первый, чувствуя настигающую смерть, отчаянно хочет сделать хоть что-то полезное и отрицает любую вероятность создания семьи, второй, возложив на свои плечи немалую ответственность, тоже уже не ищет ни счастья, ни свободы и готов пойти под венец выгоды ради. А ещё и отправить туда своих приближенных, чтобы извлечь из этого пользу, как и из своего будущего брака. Назар для них обоих желает иного. Назар понимает при этом, что иного им не дано. Ему жаль, но говорить об этом он не станет. В этом нет смысла. — Власть всегда имеет свою цену, — вздыхает он, — И в случае Его Величества эта цена заключается в лишении права выбора. Он знал, на что идёт, когда пошел войной на своего отца. Во всяком случае догадывался. — Он всегда мечтал о свободе, — задумчиво тянет Идан, — Сколько я его знаю, он то и дело твердил, что желает освободить народ темных эльфов от правления светлых деспотов. У него получилось, но сам он теперь скован короной. Я даже думать не хочу, насколько она ему жмёт. Поэтому я помогу ему всем, чем смогу. Он не только мой король, он ещё и мой друг, с которым я прошел долгий путь. И если он попросит меня оказать услугу и заключить брак, я ему не откажу. У него то вообще нет права на отказ. Пусть хоть он не один несёт это бремя. — Коллективные страдания? — Прямо как на ваших тренировках. Они оба усмехаются, Назар качает головой и задирает ее вверх. Творец, какая же паршивая судьба у некоторых его солдат, и как же злит то, что изменить ее сложно. Они умеют бороться, но есть то, против чего не работают известные методы. Идан не обманет смерть, Марк не избавится от короны. Назар не сбережёт их, как бы не хотел, от того, что им приготовила жизнь, однако он может их поддерживать. Не оставлять одних, подставлять свои плечи, держать на плаву. Чтобы были хотя бы сколько-то счастливы. Чтобы получили хоть что-то из того, к чему так отчаянно рвались. Они вскоре возвращаются во дворец, следуют прямиком в тронный зал. Там как и накануне толпа гостей и придворных, разговоры разной степени важности, разодетые господа и дамы. Назару все это, что головная боль, но он не уходит, более того, находит собеседника себе против воли. Азарин становится напротив и протягивает ему бокал с вином. Принять приходится. — Я бы хотел поблагодарить вас, — неожиданно заявляет он, — Быть точнее, ваших солдат. В Хорусе они достали из-под завалов торговых лавок мою младшую сестру и отвели ее в больницу, только поэтому она выжила. Более того, они и пальцем ее не тронули, хотя подобного стоило ожидать. Спасибо вам. — Мои солдаты не мародёры, — несколько раздраженно отзывается Назар, — Они не грабят, не проявляют жесткость, не берут женщин силой. Легион воспитывает их иначе, потому что не преследует цели сеять хаос. Лишь устанавливать порядок и мир. — Не злитесь, — просит Азарин, качая головой, — Я ни в чем не обвинял ни вас, ни ваших солдат. Просто война всегда несёт за собой разрушения и зверства. То, что Легион их не допускал, меня все ещё удивляет. Убийства темных сложно оправдать, но в столь страшные времена хочется видеть хоть что-то хорошее. — Вчера вы говорили, что мои солдаты губят наш народ. — Разве это не так? Назар сжимает челюсти, чтобы не выдать своего недовольства, отпивает вина. Вкус оказывается даже приятным, хотя после разбавленного спирта, который он пил в юности, всякое пойло воспринимается лучше, чем есть на самом деле. Внутри разливается тепло, Назар морщится, чувствуя, что не хочет продолжать беседу. Он не знает, как объяснить, почему не считает королевскую армию виновной во всем. Не знает, как донести, что Савченко натравил темных на светлых ради захвата власти, не желает даже делать этого. Потому что бессмысленно же что-то доказывать. Война — это всегда большое горе. И неважно, какие цели преследовали обе стороны, значение имеют лишь потери, а они были немалые. Назар потерял много своих солдат, потерял Гришу и допустил отравление Идана. Кто-то скажет, что легко отделался. Возможно, будет прав, но это не то, чем можно мериться. Не до сравнений тут. Вот совсем. Назар невыразительно пожимает плечами. — Сподвижники Савченко убивали мирных граждан, — говорит он, — Убивали тех, кто не хотел вставать на его сторону. Дети убивали отцов, брат шел на брата. Я не осуждаю, но и оправдать не могу. А своих солдат я не позволю делать во всем виноватыми. Они исполняли свой долг перед страной и королем. Не их вина, что жажда власти развязала войну. Они тоже хотят мира и имеют на это право. — Давайте не будем, — вздыхает Азарин, — Мы никогда не сумеем понять друг друга в полной мере. Но я надеюсь, что все это скоро закончится и мы сможем жить в мире и согласии. Его Величество во всяком случае дал слово, что не оставит Нижний Город на произвол судьбы. Я хочу ему верить. — Поддержите его, и он сделает для вас все, что сможет. — Много ли он может, раз всем заправляет Парламент? — Достаточно, чтобы положить войне конец. Азарин награждает его пристальным взглядом, отворачивается в сторону. Назару почему-то хочется намекнуть, что при должном уровне поддержки король в состоянии помочь не только всему Нижнему Городу, но и отдельно взятым семьям. Взять того же Азарина: если он встанет на сторону Марка целиком и полностью, тот убедит Незборецких помочь с постройкой больницы. А что ещё нужно обнищавшим целителям? Для них этого уже достаточно, на первое время так точно. Но Назар все равно молчит, не торопясь говорить об этом. Мало ли, вдруг все сорвётся, вдруг северные не окажут содействие или Влади передумает проводить обряд имянаречения. Пока лучше переждать, после уже решать. Допускать ошибок нынче нельзя. Уже было собираясь отойти к Мамаю и попрощаться со своим собеседником, Назар замирает, заметив, что в тронный зал входит Евгения вместе с Надей на руках. На секунду это сбивает с толку, но понимание настигает быстрее. Северные хотят посмотреть на ребенка, все ведь логично. Неясно, зачем делать это на глазах у всех придворных, но это не должно беспокоить Назара. Не его ума дело. Однако он все равно напрягается и неосознанно перекладывает свободную от бокала ладонь на рукоять меча, когда Евгения передает Надю Марку, и к ним тут же подходят Незборецкие. Не дай Творец хоть кто-то косо взглянет, без глаз выйдет отсюда. Назар делает глубокий вдох. Ему надо быть сдержаннее. — Светлая, — хмыкает Игорь, рассматривая Надю, поворачивается к Елене, — Чем-то похожа на Кирилла во младенчестве. Ты так не думаешь? — Нос точно такой же, — довольно тихо отвечает она, взволнованно обращается к Марку, — Ваше Величество, позволите взять ее на руки? — Разумеется, — кивает он, — Только осторожнее. Она бывает довольно беспокойна. Елена протягивает дрожащие руки, осторожно принимает свёрток и расплывается в улыбке, когда Надя издает нечленораздельный звук, как делает всякий раз, оказываясь в распоряжении незнакомцев. В тронном зале как-то резко стихают все разговоры, все взгляды направляются на Надю, и Назар с трудом заставляет себя стоять на своем месте. Ему необходимо сохранять спокойствие. Ничего дурного не произойдет. Он в состоянии контролировать ситуацию без паранойи. Но пусть хоть кто-то позволит себе даже одно нелестное слово в адрес его дочери — в клочья разорвет. Не думая. — Здравствуй, внучка, — говорит Елена, смотря на Надю взглядом, полным странной нежности, — Какая ты крохотная, однако. Как вы решили назвать ее, Ваше Величество? — Надеждой, — отвечает Марк. Игорь отчего-то меняется в лице, удивленно переглядывается с женой, но и слова сказать не успевает. Позади него будто из ниоткуда возникает Вера, она довольно бесцеремонно расталкивает всех, пробирается ближе к Елене и, прищурившись, изучающе рассматривает Надю. — Раньше срока родилась, — заключает Вера и поворачивается к Марку, — Не доносил дитя, потому и мелковата. Да и сам ты щуплый больно. Вся в тебя. — Матушка, — мягко осекает ее Игорь, — Перестаньте. В стране были беспокойные времена, Его Величеству пришлось непросто. Главное, что девочка здоровая. Вам не кажется, что она чем-то похожа на Кирилла? — Мне казаться не может, я все и так вижу, — отмахивается Вера, — У ней под левым ухом родинка, как у внука моего. И у тебя такая же, коли не забыл. В зеркало смотреться чаще надо. — Ой, и правда, — удивленно вздыхает Елена, — У Кирилла под ухом была родинка. Я и запамятовала уже. — Мне показалось, что вы удивились выбору имени, — осторожно говорит Марк, — Или я ошибаюсь? — Так звали мою сестру, — объясняет Елена, — Кирилл очень любил ее. Она умерла много лет назад от кори, мы не смогли спасти ее. Марк принимает растерянное выражение лица, кивает. — Я соболезную вашей утрате. — Благодарю, — вздыхает Елена, — Зато теперь его дочь зовут так же, как и его любимую тетю. Он был бы очень рад этому. — Мелковата, — все гнет свою линию Вера, опять принимается донимать Марка, — Вели чаще кормить ее, иначе здоровой она не вырастет. И сам ешь побольше. Не знаю, как ты дочь родил, костлявый больно, но второе дитя так не выносишь. Куда придворные целители смотрят? — Матушка, прекратите, — повторяет Игорь уже куда более настойчиво, принимает виноватое выражение лица, — Простите, Ваше Величество, она не со зла. Она много лет проработала повитухой, потому высказывается подобным образом. Мы рады, что с вами и Надеждой все в порядке, и благодарны за ваше приглашение. Для нас это много значит. — Не нужно извинений, — качает головой Марк, — Я все прекрасно понимаю. Я действительно не доносил дочь до положенного срока из-за всех настигших нас тревог. Но, слава Творцу, она родилась здоровой. Я обязательно прикажу кормилице чаще кормить ее, если это необходимо. — И сам чаще ешь, — все продолжает Вера, — Смотреть страшно на худобу твою. Как ты только костьми не гремишь? Назар, не выдержав, тихо усмехается, прячет улыбку за бокалом. Вера кажется ему абсолютно искренней в этом своем пренебрежении статусами и ролями. Ей нет дела, что перед ней король, она видит исключительно отца ребенка ее покойного внука, недавно понесшего ее правнучку. Разумеется, ее беспокоят не политическая обстановка в стране и конфликты народов, а здравие Нади и Марка. К тому же, как выяснилось, Вера повитуха и прежде всего думает о деторождении и обо всем с этим связанным. Да и возраст такой, что ее вообще должно волновать то? Только новые поколения, только ее потомство. Разумный расклад, не поспоришь. — Я очень постараюсь, — заверяет ее Марк, улыбнувшись, возвращает свое внимание к Игорю, — Господин Незборецкий, вы не будете против, если будет сделано официальное объявление? — Сейчас? — уточняет Игорь, отведя взгляд от Нади, что принялась изучать палец Елены так же, как накануне изучала палец Назара. Получив уверенный кивок, улыбается, — Да, конечно. Напротив, вы окажете нам большую честь. — В чем дело? — оживляется Елена, смотрит по очереди то на своего мужа, то на Марка, — Что-то произошло? Вместо ответа Марк подзывает к себе Влади, тот, отдав свой бокал кому-то из слуг, подходит ближе и становится рядом. Откуда-то возникает Охра, он призывает всех затихнуть, Елена растерянно озирается по сторонам и принимает совсем уж опешивший вид. Назар, признаться честно, в целом может понять ее, он сам не улавливает сути происходящего, но одна догадка вгрызается в его сознание. И она подтверждается вместе со следующими словами Влади. — Старейшины Верхнего Города приняли решение о проведении обряда имянаречения для принцессы Надежды из династии Маркулов, дочери Его Величества и покойного господина Кирилла Незборецкого, — объявляет он важным тоном, — Она останется незаконнорожденным ребенком, однако будет посвящена в таинство в качестве исключения, поскольку Его Величество был помолвлен с покойным господином Кириллом Незборецким и с достоинством продержал траур. Духовным отцом принцессы Надежды станет господин Игорь Незборецкий. Поначалу в тронном зале повисает гробовая тишина, но вскоре придворные, все северные и даже темные принимаются аплодировать и выкрикивать поздравления. Назар выдыхает с облегчением (хоть этот вопрос разрешился без проблем), ловит взгляд Марка, полный торжества, и незаметно приподнимает бокал, будто чествуя победителя этой схватки, затем отпивает вина. «У тебя получилось» — Это не шутка? — удивляется Елена, когда гул голосов немного стихает и она сама избавляется хоть сколько-то от замешательства, — Старейшины правда согласны провести обряд? — Мы урегулировали этот вопрос с Его Величеством, — неопределенно и отчасти даже самодовольно тянет Игорь, — Потому да, мне будет оказана честь стать духовным отцом дочери нашего сына. — И я искренне благодарен вам за ваше участие, — говорит Марк, поворачивается к стоящему рядом Влади, кивает, — Как и вам, разумеется. Вы не представляете, как много для нас это значит. Влади снисходительно усмехается, отвешивает поклон и, поняв, что свою задачу он выполнил, исчезает где-то в толпе. Назар же, проанализировав услышанное, внезапно осознает, каков расклад. Значит, Игорь узнал о возможности стать духовным отцом Нади и не захотел ее упускать, потому согласился помочь племяннице Влади, лишь бы все получилось. Тот, судя по всему, тоже понял, какую выгоду может извлечь из своего согласия, вот и не стал упираться, как баран, а пошел на вполне себе разумное сотрудничество. Все при делах, все добьются желаемого. Всё складывается как нельзя удачно. Это стоит ценить. — Слава Творцу, среди светлых не перевелись эльфы с головой на плечах, — ворчит Вера, косясь на отошедшего куда-то в толпу Влади, — Ребенка оставить без духовного родителя не меньший грех, чем зачать его до брака. — Матушка, — в который раз осекает ее Елена, — Пожалуйста, не говорите так. Ваше Величество, спасибо вам. Мы признательны, что вы готовы оказать нам такое доверие. И в долгу мы не останемся, даю слово. — Поверьте, это лишнее. Дальнейший их диалог Назар уже особо не слушает, да и весь тронный зал отвлекает, начинает вновь гудеть. Надя же, заскучав в незнакомых руках, вскоре принимается капризничать, и Евгения просит позволения отнести ее обратно няне и кормилице. Елена с явным сожалением отдает ей Надю, та ворчит пуще прежнего и копошится, пытаясь высвободиться ни то из пеленки, ни то из чужой хватки, крутит головой, а заметив Назара поблизости, внезапно затихает, распахивая свой беззубый рот в подобии улыбки. Он хоть и стоит в отдалении, она все равно тянет в его сторону свою крохотную ладонь, будто прося забрать ее к себе, и Назар теряется на мгновение. Вот же черт. С чего это вдруг королевская дочь должна на него так реагировать, в самом-то деле? Она сейчас грозится ненароком посеять пару слухов и домыслов, потому что придворные отчего-то вдруг обращают внимание и на нее, и на опешевшего Назара. Ситуацию спасает возникший за его спиной Андрей. — Ваше Высочество, ну что вы, в самом-то деле? — притворно удивляется он, подходя ближе к Евгении, забирает у нее Надю, — Я не могу постоянно носить вас на своих руках, будьте милостивы. Гриша не оценит подобного, хоть и готов уступить даме. — Вы слишком балуете ее, господин Логвинов, — подыгрывает ему Евгения, торопливо направляясь в сторону выхода из тронного зала, — Она теперь успокаивается только в ваших руках. Имейте совесть, не прибавляйте Его Величеству и няне забот. — Как я могу отказать принцессе? — спрашивает Андрей с улыбкой, — Любой ее каприз я вынужден исполнить. Он все продолжает что-то говорить, что-то несерьёзное, но крайне убедительное, и вскоре уже скрывается в коридоре в сопровождении стражи и Евгении. Назар выдыхает с облегчением, залпом опустошает свой бокал и, от греха подальше, уходит к Мирону. До паранойи, похоже, не так уж и далеко. Вечер заканчивается точно так же, как и предыдущий — Марк, извинившись и пожелав всем доброй ночи, удаляется, за ним постепенно разбредаются и остальные. Назар не задерживается многим дольше, направляется сначала в свои покои, где убирает на место меч. В уборной он умывает лицо, внезапно поймав себя на том, что вино, кажется, возымело все же какой-то эффект, смотрит в небольшое зеркало. Из зеркала же на него смотрит отчего-то растерянный эльф с уставшим взглядом. Увиденное и не расстраивает, и не радует. Назара вообще мало что впечатляет в последнее время, и причин тому сотня и ещё столько же. Все, что он когда-то чувствовал, он оставил в стенах Нижнего Города, сжёг и похоронил со всеми почестями, потому что иначе было нельзя. У него была и есть четкая цель: сделать так, чтобы выжили другие. Те, за кого он осмелился взять ответственность. Те, за кого он поклялся лечь костьми, если вдруг понадобится. Те, кто заслужил того, чего он бы не получил и не получит уже никогда. А что до самого себя, так ему плевать уже то ли третью, то ли четвёртую жизнь. Назару иногда даже кажется, что он потерял счёт своим годам. Нет, он знает, сколько ему лет, но его не покидает впечатление, что он живёт непозволительно долго. Непозволительно долго бегает от смерти. Непозволительно долго отдает ей тех, кто ему дорог. Но не в этот раз. Нет, старухе с косой придется отступить, он больше ей не позволит заявляться на порог так же бесцеремонно, как раньше. Она не выиграет больше. Назар не станет дарить ей такого удовольствия. Заставит принять поражение и уйти ни с чем. У него есть стимул. Он встряхивает головой, отгоняя эти странные мысли, отчего на пол падает пару капель воды с его волос. Он смотрит на них, снова на свое отражение, трёт лицо ладонями и, вздохнув, тихо покидает свои покои, а затем и дворец. Назар не уверен, что его ждут и сегодня, но ему есть, что спросить и что сказать. Попробовать стоит, если ошибся, ничего страшного, вернётся к себе. Ему ведь завтра не придется вставать с рассветом и встречать очередную делегацию. Все, кто надо, уже в Пальмире. Хотя кого он обманывает, все равно вскочит ни свет ни заря. Это стало привычкой, и избавляться от нее бесполезно. Под кожу въелась. Обойдя сад, Назар встаёт под знакомым окном и тихо усмехается, заметив, что оно открыто. Он отступает на два шага назад и, проявив чудеса ловкости, без труда оказывается в королевских покоях. Встречают его снова плач и встревоженный Марк. — Она не голодна, но все равно не замолкает, — говорит он, вскинув голову, как и прежде, осторожно качает Надю, — Я не понимаю, что с ней. — Слишком много внимания со стороны тех, кто не должен был проявлять его, — отвечает Назар, — Давай ее сюда. Марк, встав вплотную, отдает ему дочь, та продолжает плакать, но, почувствовав изменения, распахивает глаза и быстро затихает. Вроде маленькая ещё, а умеет же нервы мотать и добиваться своего через капризы. Откуда только такие навыки? — Я подумал о твоих словах и понял, что нам действительно нужно поехать в Нижний Город вместе. Но я очень боюсь оставлять Надю одну, и это не даёт мне покоя. Я не знаю, как поступить. Это Марк объявляет уже позже, когда Надя, утомившись, все же засыпает на руках Назара, а он перекладывает ее в люльку. Он хмурится, думая, а не послышалось ли ему, выпрямляется и поворачивается к Марку. Тот, опустившись на кровать, пожимает плечами. — Надя тревожится, ей необходимо присутствие, — объясняет он, — Желательно мое, но я, к сожалению, не всегда могу быть с ней. Если мы оба уедем в Нижний Город, она с ума сойдет. Конечно, с ней будут Андрей и Евгения, но они не ее родители. К тому же я опасаюсь, что на дворец снова кто-то нападет в наше отсутствие. В твое отсутствие прежде всего. И я не знаю, как мне быть. Я понимаю, что нужен в Нижнем Городе, понимаю, что ты тоже нужен там, чтобы помочь Федору и вывести армию. Но Надя… Я не знаю. Кажется, я схожу с ума. — Ты ведь не рассматриваешь вариант остаться в Пальмире до того момента, пока мы с Федором не установим порядок в Нижнем Городе? — на всякий случай уточняет Назар, — Ты не согласен обождать, верно? — Это невозможно, — качает головой Марк, — Я дал слово темным, что приеду после суда. Теперь уже, конечно, не после суда, а после обряда, но это ничего не меняет. Я должен явиться к гражданам. Однако это будет означать, что Надя останется без нашей защиты. Она будет в крайне уязвимом положении, и одному Творцу известно, что может произойти. Взять ее с собой мы не можем, но и бросить тут… Я не знаю. Мне… Не договорив, Марк прячет лицо в ладонях и, сгорбившись, шумно вздыхает. Внутри него будто что-то ломается, но он так и не осмеливается сказать то, что Назар понимает без слов. Неозвученное и очевидное — «мне страшно». Не за себя, не за народ, не за дальнейшие события. За дочь. За беззащитную, уязвимую, абсолютно беспомощную дочь. Насколько оправданы эти тревоги, трудно судить, да и глупо как-то. Марк пережил достаточно, вынес больше, чем стоило, потому любое его волнение нельзя считать безосновательным. В нем кричит потребность сберечь собственное дитя, и Назар эту потребность, даже несмотря на то, что она общая, удовлетворить всецело не может. Потому что обязан уехать, таков его долг. Не только для того, чтобы сопроводить короля, но и за тем, чтобы положить конец беспорядкам. Он не может бросить все дела на Федора из-за своего незапланированного отцовства. При этом он не может бросить Марка с этим страхом, потому подходит ближе, опускается напротив, сев на корточки, и складывает ладони на его острых коленях. Кажется, Вера была права, худоба как-то слишком ощутима. От этой мысли Назар отмахивается. Не до того ему. — Марк, взгляни на меня, — настойчиво просит он, — Я понимаю, что ты волнуешься за Надю, но давай мыслить разумно. В Пальмире с ней будут Андрей, Евгения и Идан. Если хочешь, я дам приказ Диме прибыть в столицу. Он будет при дворе, пока ты не вернёшься, и проследит за охраной. Ты знаешь Диму, он не подведёт. Да и после казни Савченко вряд ли кто-то ещё решится начать беспорядки. Мы с тобой съездим в Нижний Город, ты вскоре вернёшься вместе с Федором и снова будешь рядом с Надей. Я приеду чуть позже, как только решу все дела. Надя не останется без защиты. Взгляни хотя бы на Лию — девчонка хромой смогла спасти половину придворных и принять на себя удар. Нашу дочь она будет стеречь, как зеницу ока, даже если ты ее об этом не попросишь. Что уж говорить про остальных. Надя не будет одна ни при каких раскладах. Ее всегда будет кому защитить. — Мне также говорили, когда началась война, — невесело усмехается Марк, все же отняв от лица ладони, — Что меня есть кому защитить. А потом толпа темных проникла во дворец, перебила мою охрану и чуть не убила меня, Надю и всех остальных. Я не виню в этом тебя или кого-либо ещё. Но и доверять я больше так не могу. — Война закончилась, — напоминает Назар, с трудом унимая кольнувшее где-то между ребрами чувство вины, — Мне жаль, что произошло нападение на дворец, но такое вряд ли повторится. Может, всем будет спокойнее, если мы на время увезем Надю из Пальмиры? В ту же Тартанию, скажем. Не одну, разумеется. Отправим с ней Евгению, Андрея и стражу, того же Диму или Идана. Не будем придавать этому огласки, чтобы никто особо не знал, и уедем со спокойной душой. Потом вы с Федором вернётесь, и ты сможешь забрать Надю обратно во дворец. Что думаешь? Марк, наконец, смотрит на него, а не куда-то сквозь, хмурится и взвешивает все услышанное. По нему трудно сказать, к чему он склоняется, но Назар и не пытается угадать, терпеливо ожидая ответа. Собственное предложение кажется ему вполне разумным. Да и что плохого в том, чтобы увезти Надю на какое-то время подальше от двора? Это ведь ненадолго. Да и ей в силу малого возраста явно все равно, где жить. Ее потребности пока ещё сведены к минимуму: еда, сон, свежий воздух и присутствие приятных ей эльфов. Все это можно организовать запросто, если подойти к делу с умом. Марк, кажется, понимает это. — У Нади скоро появится духовный отец, — будто невзначай бросает он вслух, — Незборецкие очень тепло ее приняли. Мне кажется, что они даже не ищут выгоды с того, что она королевская дочь, а просто видят в ней продолжение своего рода. Как думаешь, они бы согласились провести с ней чуть больше времени, если бы я им предложил? — Хочешь попросить их присмотреть за Надей в свое отсутствие? — уточняет Назар, а получив едва заметный кивок, говорит, — Неплохая мысль. Им явно не все равно на нее, так что они точно не допустят, чтобы с ней что-то произошло. Поговори с ними. Если они согласятся, то у Нади будет толпа из нянек. Даже Диму созывать не придется. — Нет, я хочу, чтобы Дима приехал, — качает головой Марк, — Он один из немногих, кому я доверяю. Пусть он лучше будет в Пальмире какое-то время. Если Незборецкие примут мое предложение, то Надя останется при дворе с ними. Если же нет, то я отправлю ее в Тартанию вместе с Андреем, Евгенией и Димой. Возможно, так будет правильно. — Ты же знаешь, что решать тебе. Я в любом случае поддержу твой выбор. Марк кивает, затем в его глазах вдруг вспыхивает азарт, он окидывает Назара заинтересованным взглядом, и все это начинает дурно пахнуть, вот право слово. Чего он удумал, а? Очередную затею, одобрять которую равнозначно подписанию себе смертного приговора? Назар не знает. Но он чувствует себя так, будто готов уже ко всему на свете. — В чем дело? — Ты поддержишь любой мой выбор? — любопытствует Марк, — Без оговорок? — Если ты решишься на глупость, отвечать все равно придется прежде всего тебе, — пожимает плечами Назар, — За все возможные последствия и проблемы. Но, да, я вероятнее всего поддержу тебя, потому что я дал слово. Ты мой король, и я не имею права идти против. Даже если я захочу это сделать, ты просто отдашь мне приказ, и вот ему противиться я точно не посмею. Однако не всякую твою затею я буду одобрять, даже если встану в конечном итоге на твою сторону. Я всегда буду говорить свое мнение, чтобы предотвратить непоправимое. И предупреждать тебя, если потребуется. — А если это будет не приказ, а просьба, — заявляет Марк, — И исходить она будет не от имени короля, а от меня самого. В таком случае ты выполнишь ее? — К чему ты ведёшь? — Ни к чему. Просто ответь на вопрос. Назар бы не прочь, но он не знает, что ему говорить. Просьба — понятие странное, заключаться она может в чем угодно. И не всякую можно выполнить, поскольку это может быть опасно, безрассудно или просто невозможно. Для Назара почти нет невозможного, но он все же не всесилен. И есть его ресурсам предел, как бы там ни было. — Я не знаю. К чему все это? — Я хочу понять кое-что для себя, — уклончиво отвечает Марк, — Я не веду никаких игр и ничего не замышляю. Просто хочу услышать ответ. — Ты ведь сейчас нагло врешь мне, верно? — устало вздыхает Назар, — Что ты задумал? — Ничего. Ты можешь ответить? Дать бы по этой светлой и безрассудной голове, думается Назару, но он сдерживает свой порыв, снова вздыхает и качает головой. Что он готов сделать для Марка? Наверное, все. Если речь идёт о короле, то ради него и голову сложить, и себя отдать не проблема. Это ведь само собой разумеещеся, тут и выбирать не приходится. Если же речь идёт о самом Марке, о том, которого Назар знает ещё с юности, то ответ, возможно, и не изменится вовсе. С желаниями молодого правителя особо никто и не считается, Идан прав, потому, быть может, не столь зазорно стать кем, кто считаться хоть сколько-то все же будет. Не во всем и не всегда. Хотя бы тогда, когда это позволительно. Хотя бы тогда, когда это не влечет за собой проблем. Назар ведь согласился стать отцом его ребенка, и к чему тут вопросы? Такую просьбу, черт, не переплюнуть уж точно, так что любая другая наверняка будет многим безобиднее. — Если не посчитаю ее опасной для тебя самого, то выполню. — Даже если она не придется тебе по душе? — Если последствия тебе не навредят, то да. Марка будто бы воодушевляет такой ответ, лицо его освещается улыбкой, он кладет обе руки на чужие плечи, подаётся вперёд и целует в губы. Назар теряется всего на мгновение, но самообладание себе возвращает быстро, хоть и не отстраняется. Черт с ним, думается ему, пускай так будет ещё какое-то время. Позже все закончится обязательно, когда того потребуется, сейчас же Марку это, видимо, нужно. Отнимать у него все и сразу как-то слишком жестоко. Назар не рискнёт. Он потому, наверное, не замечает, как его постепенно утягивает омут. То ли рассудок все же повредился из-за бесчисленных ранений, то ли от усталости разум покинул, кто ж его разберёт. Назар просто чувствует, как Марк крепче прижимает его к себе, как тянет ближе и ближе, теснее, черт, заставляя улечься на кровать, и не выпускает из объятий. Все пахнет бедствием, очередной ошибкой, теплые руки под воротом рубахи оставляют ожоги, Назар зажмуривается и, резко отпрянув назад, сглатывает. Нет. Нельзя. Табу. — Это плохая идея, — шепчет он, ведь сил словно нет больше, говорить громче сложно до жути, — Надя спит, да и твоему телу нужен покой. — Я не прошу о большем, — качает головой Марк, щекоча своим дыханием волосы на виске. Щекоча одним своим распаленным видом что-то глубоко внутри, — Просто останься до утра. Пожалуйста. Мне спокойнее, когда ты тут. Назар прикрывает глаза. Кажется, им вновь умело играют, и это уже начинает действовать на нервы. Как и то, что он при наличии рассудка и ясного ума не оказывает сопротивления и действительно, черт, остаётся. Снимает сапоги, укладывает Марка под боком и обнимает его за живот. Абсолютно не понимает, что вообще творит. Благо, вспоминает об одном моменте. — Зачем ты сказал принести Надю в тронный зал? Ты мог показать ее Незборецким в более камерной обстановке, а не на глазах у всех придворных. — Как раз из-за этих самых придворных, — тихо отзывается Марк, рисуя пальцем на его груди какой-то узор, — Поползли слухи, что я прячу дочь и никому не показываю ее из-за того, что якобы на самом деле она не от Кирилла и вообще не светлая. Это при условии, что ее часто видят на прогулке, и темного в ней разве что твоя кровь, которая никак себя не проявила. Я решил, что будет правильно, если Незборецкие посмотрят на нее на глазах у всех и признают в ней дочь Кирилла. Как видишь, это сработало. Нам повезло, что у нее есть родинка под ухом. И что она и правда светлая. — У моего отца была такая же, — роняет Назар невпопад, — Я плохо помню его, но точно знаю, что под ушами у него было по родинке. Возможно, у Нади это от него. — Не исключаю. Но Незборецким лучше думать, что это от них. — А имя. Ты и правда не знал, что Надеждой звали сестру Елены? — Нет, Кирилл не рассказывал мне об этом. Он упоминал, что у него была тетя, которую он горячо любил в детстве, но не говорил, как ее зовут. Это совпадение. — Ты абсолютно не умеешь лгать. Марк от возмущения аж на локте приподнимается, смотрит недовольно и гнет бровь в недоумении. Назар же награждает его снисходительным взглядом, проводит пальцем по линии его челюсти, усмехается тихо. Он же не совсем идиот, в самом-то деле. И то, что он когда-то поверил, будто между Марком и Кириллом ничего не было, не значит, что он не дошел до истины сам. Что-то да было. Возможно, до добрачной связи не дошло, но что-то они допустили. Иначе Кирилл бы утверждал обратное и доказывал всем, что не является отцом ребенка. А так он слишком просто принял данный факт и даже не возразил. Все лишь по той причине, что он не мог отрицать вероятность и свою причастность. Марк хорошо разыграл карты, но обмануть Назара ему не хватило навыков. Не хватает и сейчас: имя так горячо любимой тети было всяко рассекречено давным-давно и выбрано неслучайно. Ничего из этого не злит. Ничего из этого не вызывает, упаси Творец, ревности и недовольства. Забавит лишь то, что Марк действительно думает, будто может обдурить своего капитана. Капитана, научившего его дурить судьбу. Глупо то как. До смешного глупо. Марк, кажется, и сам понимает, что проиграл в своей же игре, потому укладывается обратно и морщится. — Это все неважно, — уверенно заявляет он, — Главное, что Незборецкие верят, что Надя дочь Кирилла. А то, что ее зовут и как его тетю, и как твою мать, действительно удачное совпадение. Я не мог не воспользоваться такой возможностью. — Твое право, — пожимает плечами Назар, перенося одну ладонь на худую спину Марка, проводит ею от лопаток до поясницы, — Я не возражаю. Просто не принимай меня за идиота. Тот факт, что я не лгу тебе, не значит, что я не распознаю твою ложь. И советую не обманывать меня впредь. Я ведь все равно узнаю правду, насколько бы ты не был осторожен. Я слишком долго был твоим капитаном, чтобы не видеть и не понимать очевидного. — Это предупреждение или угроза, капитан? — Совсем сдурел? — фыркает Назар, отвесив лёгкий подзатыльник, — Это совет. Но как поступать, решать только тебе. Марк отчего-то улыбается во все зубы, снова привстает на локте и, уложив одну ладонь на щеке Назара, целует его в губы. Неторопливо, размеренно, будто и не существовало никогда того мальчишки, что был готов рвать одежду и спешить непонятно зачем. Он что-то закладывает в это касание, определенно что-то закладывает, но Назар не может уловить. Вместо этого ловит шумный вздох губами, заставляет Марка лечь на кровать и сам нависает сверху. За грань им переходить нельзя, они и не станут. Все же опасно, да и прекращать вскоре придется, но позже. Назар почти осознанно отодвигает все на потом, гладит по плечам и вырывает ещё один поцелуй. Затем ещё один, и ещё, пока Марк, наконец, не отдает себя усталости. Он, даже не переодевшись, засыпает на чужих руках и затихает, прекращая ёрзать. Назар окидывает его безмятежное лицо взглядом, накрывает одеялом и, коснувшись губами его лба, ложится рядом. Во второй раз он нарушает данное себе обещание. И снова, черт, просто позволяет этому произойти.

***

Водоворот событий внезапно затягивает с неумолимой силой, и из тисков его вырваться не представляется возможным никому из них. Назар и не пытается. До суда он ежедневно ездит в штаб Легиона, чтобы проводить тренировки и наблюдать за солдатами, из которых ему в дальнейшем придется выбрать кандидатов на сопровождение Марка. Таких, увы, оказывается не слишком много, поскольку лучшие из лучших сейчас подле Федора подавляют мятежи, либо же погибли давно как раз в попытке усмирить темных. Но нет худа без добра — чем меньше вариантов, тем проще найти что-то более менее сносное. Назар останавливается на трёх более менее опытных солдатах, пишет Диме с просьбой прибыть в Пальмиру, а заодно забирает из числа тюремной охраны пару самых верных воспитанников Федора. Тем и собирается обходиться. Помимо всякой головной боли с окончанием войны, разборками с Нижним Городом и подготовкой зерна к отправке рисуется ещё одна приятная перспектива, и имя этой перспективе рядовой Роман Худяков. Он, на удивление, неплохо понимает, как необходимо строить тренировочный процесс, немало помогает Назару с самым младшим отрядом (по четырнадцать лет мальчишкам, угораздило же бедолаг, но лучше уж Легион, чем скитание по улицам) и самолично вызывается проводить занятия по рукопашному бою. В нем чувствуется запал энергии, чувствуется к тому же и определенная нехватка опыта, но данные его удовлетворяют, а о большем просить пока рано. Назар присматривается к нему всё внимательнее и про себя решает, что что-то нормальное из Ромы определенно получится при должном усердии. Если подойти к вопросу правильно, то в будущем он сможет стать достойным преемником. Лишь бы не зазнался, но покуда ничего такого нет и в помине. Это Назара успокаивает. Как и последние вести от Федора — Нижний Город медленно и верно складывает оружие, дел у армии все меньше, обстановка постепенно стабилизируется. На какое-то мгновение это вселяет надежду, что, быть может, Марку и не придется ехать так скоро и выходить к тёмным, но вспоминается его извечное упрямство, потому Назар приказывает себе не расслабляться. Он также думает, что народ, угомонившись, может встретить короля не так уж и негативно, либо же Надя к моменту отъезда хоть сколько-то успокоится, однако снова одергивает себя и прекращает строить всякие теории. Будет день — будет пища, говорит он себе и продолжает делать то, что должен. При дворе же жизнь бьёт ключом, там готовятся и к суду, и к обряду имянаречения, Марк разрывается между тем и другим, между темными и северными, мало спит, много говорит и решает, и никто, кроме Евгении, Андрея и иногда Идана, не останавливает его. Назар же особо не лезет — он старается забрать на себя часть задач, старается уделять время дочери по ночам, чтобы Марк мог отдохнуть хотя бы во сне, и на какое-то время этого хватает. А затем Мирон внезапно устраивает заседание Парламента, собирает узкий круг, включающий стандартный набор участников, и выносит на обсуждение довольно важный вопрос. — Суд состоится уже завтра, — объявляет он, когда Назар, явившийся в переговорную последний, закрывает дверь и опускается на стул рядом с Мамаем, — Приговор будет зачитан на главной площади, после чего Савченко и Тимарцева казнят. Нам нужно решить, что делать дальше. Сначала, разумеется, мы проведем обряд имянаречения и проводим наших гостей, но после мы должны начать действовать на землях Нижнего Города. Что думаете, Ваше Величество? — Я бы хотел отправиться в Нижний Город после проведения обряда вместе с нашими гостями, — отвечает Марк, — Мои подданные должны видеть меня в столь непростое время, я обязан выйти к ним и показать, что король горазд не только сидеть во дворце и принимать решения издалека. Мы могли бы приказать отправить зерно к границе и чуть позже, когда Федор и Дарио заверят меня, что обстановка спокойная, развести его по городам. Мне кажется, так будет лучше для всех, в том числе для Легиона. Необходимость подавлять мятежи пропадает сама по себе, если граждане после моего визита сложат оружие. — Ваше Величество, не сочтите за несогласие, но не кажется ли вам, что это небезопасно? — осторожно уточняет Мамай, — Конечно, Федор известил нас, что темные почти перестали оказывать сопротивление, но новость о казни Савченко может возмутить их. Вас могут принять не столь радушно, как нам хотелось бы. Не думаете ли вы, что лучше будет обождать? — Я боюсь, что мы можем потерять время, — вздыхает Марк, — Сейчас, когда война близится к концу, я должен быть рядом со своими подданными, чтобы они видели мое участие. Разумеется, риск существует, но я готов пойти на него, если это поможет прекратить беспорядки. Но, конечно, я понимаю ваши опасения и готов выслушать ваше мнение. Так мы сможем прийти к общему решению и устранить проблему совместными усилиями. Назар едва слышно хмыкает себе под нос. Марк снова делает это, черт, снова. Он уже все решил, он не собирается отступать, но прикидывается, будто Парламент имеет право голоса. Играет на контрастах. Сначала построил всех, сказав, что Савченко и Тимарцев будут казнены и точка, теперь вот делает вид, будто ему важно мнение его приближенных. Что и правда удивляет, он действует осторожно, предусмотрительно и логично. Если Марк уже сейчас начнет диктовать свои правила и заявлять свои права на власть, это вызовет недовольство у всех, кто его к этой власти и привел. А так он лавирует над пропастью: и не гнет свою линию, и не позволяет не считаться с его мнением. Держит Мирона, Мамая и Охру при себе, чтобы потом постепенно и аккуратно отодвигать их трона. Все по уму. Все крайне дальновидно. И откуда это в нем только? — Я предлагаю немного обождать, — говорит Охра, постукивая пальцами по столу, — После того, как Савченко и Тимарцев будут казнены, нужно будет проследить за реакцией жителей Нижнего Города. Если они не начнут бунтовать с новой силой и согласятся сдать позиции, то можно будет подумать о том, чтобы поехать к ним. Зерно же лучше отправить вперёд. Народ не должен голодать, а так мы отчасти даже снизим уровень напряжения, если у них не будет проблем с пропитанием. — Это мысль, — кивает Мирон, — Федор проследит за ситуацией после казни, и, если все будет в относительном порядке, мы начнем поставки, а затем уже и сами заявимся в Нижний Город. Да и вам, Ваше Величество, необходимо задержаться в Пальмире на какой-то срок. Хотя бы пока не будет проведен обряд имянаречения. — Я бы хотел отправиться вместе с нашими гостями, — не сдается Марк, — Они обещали оказать мне поддержку, и если я прибуду с ними, вероятность, что все пройдет успешно, будет куда выше. Темные ведь могут остаться на обряд имянаречения, не так ли? — Думаю, что могут, — подтверждает Мамай, — Я не вижу в этом ничего дурного. Но вот сможете ли вы отправиться с ними, большой вопрос. Поймите, Ваше Величество, если вдруг после казни обстановка в Нижнем Городе ухудшится, ехать туда будет небезопасно. Придется дать Легиону подавить мятежи, а уже потом выходить к подданным. Мы не имеем права рисковать вашей жизнью. Марк поджимает губы, переводит взгляд на Назара, но тот лишь невыразительно пожимает плечами, намекая, что возможность такого исхода была всегда. В Парламенте не дураки сидят, в конце концов, эти эльфы затеяли войну, собрали армию и союзников и дошли до Пальмиры. Они знают, как надо вести дела, знают, когда риск оправдан, а когда нет. И они не пойдут против своего короля, если будет отдан приказ, но и не поддержат всецело. Марку придется найти компромисс, если он не хочет все разрушить. Если он не хочет стать тем, кем был его отец — тираном и деспотом, неумеющим слушать ближних. — А если темные не взбунтуются после суда? — предполагает Марк, — Скажем, они согласятся сложить оружие, мы тут же начнем поставки и устраним проблему с зерном. В таком случае я ведь смогу отправиться вместе с нашими гостями в Нижний Город? Они помогут мне построить диалог с гражданами, я в свою очередь покажу, что я готов нести ответственность за последствия войны. Мы ведь можем поступить подобным образом? — Конечно, можем, — соглашается Мирон, но добавляет тут же, — Однако мы не можем быть уверены, что все будет именно так, как вы говорите. Озвученное вами — идеальный расклад, на который надеяться опасно. Мы ведь казним темных. Нижний Город может принять такую новость неоднозначно. — Как нам сгладить все острые углы? — принимается рассуждать вслух Охра, — Должен же быть хоть какой-то выход. Мы ведь можем как-то предупредить негативную реакцию темных, нужно всего лишь придумать, как именно. Есть у кого-нибудь варианты? — Задержанных отпустите, — вздыхает Назар, — Тех, чьи деяния не заслужили длительного заточения и казни. Хотя бы некоторых, это уже покажет, что король умеет быть милосердным. И семьи наказанных поддержите. У Савченко никого нет, но у Тимарцева осталась семья. Пристройте их, не позволяйте делать их изгоями. Брату его дайте разрешение заправлять торговыми делами Тимарцева и прикажите ехать в Нижний Город со всеми, жену и детей возьмите на содержание. Хорошее отношение к ним покажет, что король не жесток, а справедлив. Темные такое оценят. И зерно, само собой. Чем раньше начнутся поставки, тем спокойнее будет обстановка. Как только он замолкает, он тут же жалеет, что вообще подал голос. Вот сам же, черт, не хочет, чтобы Марк покидал Пальмиру, а сам и подкидывает ему все больше идей и способов, благодаря которым поездка все же состоится. Хотя это часть рационального — раз уж неугомонного короля не получится ни сдержать, ни вразумить, надо хотя бы подготовить почву и максимально облегчить почти невыполнимую задачу. Назар всего лишь пытается предотвратить страшное и не ухудшить без того патовую ситуацию. Это все, что он может, потому что уже дал слово Марку, что поддержит. За язык его никто не тянул, потому придется отвечать за последствия своих обещаний. Цена верности. — Я об этом как-то не подумал, — задумчиво тянет Мирон, — Но это определенно хорошая мысль. Если темные будут помилованы и отпущены к семьям, народ Нижнего Города посчитает, что есть место справедливости. Да, так будет поступить разумнее всего. Что скажете, Ваше Величество? — Я согласен, — кивает Марк, — Я ведь обещал, что помилую всех, кто сдастся добровольно. Так что это действительно разумное решение. Нам остаётся только подумать, кто ещё поедет со мной. Я намерен отправиться с темными, но сопровождение мне не помешает. Кто-то из вас определенно должен остаться в Пальмире, чтобы следить за ситуацией здесь, остальные же могут поехать со мной. Я бы предпочел, чтобы при дворе был Охра. — Я? — удивляется тот, — Но почему, Ваше Величество? У вас есть какое-то задание для меня? — Это всего лишь предосторожность, — мягко усмехается Марк, — Я бы не хотел, чтобы с тобой что-то произошло. Да и маркизе Янсонс будет в разы спокойнее, если ее жених будет рядом. Разве нет? — Тебе действительно лучше остаться, — кивает Мирон, — Не стоит покидать свою невесту надолго, все же свадьба на носу. А вот поехать в Нижний Город можем мы с Его Величеством и Назаром. И солдаты с нами, соответственно. Назар тяжело вздыхает. Вот сейчас Марку и придется принять окончательное решение. Он не так давно ещё говорил, что понимает необходимость не только своего присутствия в Нижнем Городе, но и присутствия иных, и должен теперь подтвердить это. Должен согласиться оставить Надю на попечительство либо Андрея и Евгении, либо Незборецких. Тянуть он дальше уже не может, слишком мало времени осталось. Однако по лицу его не скажешь, что он полон уверенности, потому Назар незаметно поглядывает на него, гнет бровь в вопросе. «Передумал?» Марк молчит. — Ваше Величество? — осторожно обращается к нему Мамай, — Вас не устраивает такое решение? — Нет, что вы, я согласен с таким вариантом, — качает головой Марк, — Пусть меня сопроводят глава Парламента и глава Легиона. И солдаты, само собой. Это покажет всю серьезность наших благих намерений. Назар поджимает губы. Не передумал все же. Что ж, в таком случае объяснения придется потребовать чуть позже. Нужно же понимать, с кем останется их дочь. — Значит, решено, — заключает Мирон, — После казни мы проследим за ситуацией в Нижнем Городе, отпустим на волю заключённых, отправим зерно и отправимся сами в путь. Дай Творец, все пройдет успешно. — Извините за бестактность, Ваше Величество, но вы точно осилите путь? — спрашивает Охра, — Не подумайте, что я высказываюсь против, просто нас всех беспокоит ваше состояние после родов. Вы в порядке? — Со мной все хорошо, — заверяет его Марк, улыбнувшись, — Я уже пришел в себя и готов приступить к делу. Спасибо за беспокойство, но не стоит тревожиться на пустом месте. Евгения сказала, что я почти полностью восстановился и моему здоровью ничего не угрожает. — Мы рады слышать это, — с улыбкой говорит Мамай, — Значит, пора приступать к делу. Собрание распускают, Назар покидает переговорную первый, поймав себя на мысли, что на подобных заседаниях он все чаще просто молчит и слушает, однако все почему-то ждут от него слова, которые сами же позже и озвучивают. Впрочем, его это не особо беспокоит, есть вопрос поважнее, и вот его он пытается прояснить, потому поджидает Марка у дверей. Тот вскоре выходит в коридор в сопровождении стражи и Мирона. — Ваше Величество, уделите мне пару минут, — просит Назар, — Есть кое-что, что я хотел бы обсудить с вами. — Да, конечно, — отзывается Марк, обращается к Мирону, — Подойдем с этим вопросом к господину Азарину после вечерней трапезы, хорошо? Думаю, он обрадуется подобной возможности. — Конечно, — кивает тот, — Я найду вас позже. Поклонившись, Мирон скрывается из виду, Марк же произносит вслух короткое «оставьте нас» и, когда стража отходит на приличное расстояние, ожидающе смотрит на Назара. Тот вздыхает. — Как мы будем решать вопрос? — спрашивает он, делая пару шагов по направлению к лестнице, чтобы не стоять на одном месте, — Я так понимаю, у вас есть какие-то мысли? — О, разумеется, — усмехается Марк, — Давайте дойдем до моих покоев, я покажу вам и сам документ, и печать. Что он городит, Назар вот совсем не понимает, но догадывается, что это просто предосторожность, потому остаток пути они преодолевают молча. В покоях Марк велит слугам разойтись, опускается на стул и, не дав прозвучать очередному вопросу, говорит сам. — Я поговорил с Игорем и Еленой, — заявляет он, — Конечно, вводить их в курс дела было не очень разумно, но иначе я не мог озвучить свою просьбу. Они не против остаться в Пальмире и приглядеть за Надей, пока нас не будет. Только загвоздка в том, что Игорь едет со мной. — Это ещё почему? — Он хочет сделать подарок в качестве благодарности за возможность стать духовным отцом Нади, — объясняет Марк, — Поэтому предложил мне средства для постройки больницы. Поскольку в Верхнем Городе это не так уж и необходимо, я сказал, что было бы славно перенаправить средства в Нижний Город. Игорь согласился со мной. Он тоже не глуп и понимает, что темные бунтуют не просто так. А если он от лица северных сделает подношения, темные примут Надю, рожденную от представителя его народа. Потому Игорь считает свое присутствие в Нижнем Городе уместным. Я не стал с ним спорить. К тому же Елена с Верой с радостью приняли предложение задержаться на какой-то срок в Пальмире. Все складывается даже лучше, чем я ожидал. Назар выдыхает с облегчением. Слава Творцу, все разрешилось почти без проблем. Значит, со дня на день в Пальмиру прибудет Дима, ему можно будет поручить задачу следить за охраной дворца, потом будет суд, обряд, а затем уже и Нижний Город. Того гляди, совсем скоро темные угомонятся, и армия будет выведена с их земель. Конечно, забот полно, столько всего ещё нужно сделать, что страшно даже, но все лучше, чем вечная гонка со смертью. Все лучше, чем попытка выжить с постоянной невозможностью жить. Назар в этом уверен, ведь кому, как не ему знать, что это такое — постоянно ждать удара в спину. — Славно, — сухо отвечает он, — Но почему ты не сказал об этом остальным? Думаю, Мирону стоит знать, что Игорь тоже намерен поехать в Нижний Город. — Потому что Мирон знает, — пожимает плечами Марк, — Он не одобрил эту затею, но сказал, что в случае, если обстановка не накалится, все можно будет сделать так, как я и планировал. Мы с ним решили, что средства, выделенные Незборецкими, будут направлены на постройку больницы в Нарге, а управлять больницей будет Азарин. Последний пока ещё не в курсе, но сегодня мы его обрадуем. — Тогда зачем ты скрыл это от других членов Парламента? Отвечает Марк не сразу, он отводит взгляд в сторону, будто опасаясь, что все можно будет прочитать по его глазам, стряхивает со своей рубахи несуществующую пыль и раздумывает над чем-то, не спеша прервать молчание. Назар не спешит тоже, он не знает ответа, но у него складывается такое впечатление, будто снова идёт какая-то игра. Марк снова играет, снова плетет интриги, делает какие-то одному ему понятные ходы, чтобы в дальнейшем извлечь из этого выгоду, и это не странно, но удивительно. Удивляет понимание — в его светлой голове есть какой-то одному Творцу известный план, и к чему он приведет, пока неясно. Назар не боится, вовсе нет. Он уже сказал себе, что будет поддерживать короля во всем, но лгать себе не позволит. Лгать другим — да пожалуйста, это иногда даже полезно. Однако себя обманывать не даст. Потому что бессмысленно. Потому что у Марка все равно не получится. И он это, кажется, осознает. — Я пересматриваю свои отношения со всеми членами Парламента, — обтекаемо объясняет он, продолжает чуть более конкретно, — И строю их заново. Каждый из них сделал достаточно, чтобы я смог стать королем, и я им благодарен, однако это не значит, что все и всегда будет так, как было. После коронации именно Парламент взял на себя управление страной, и это было правильно, но сейчас времена сменились. Я чувствую, что должен заявить о своих правах, чтобы удержаться на троне, только вот я не могу позволить себе опрометчивости. Не могу взять и оттолкнуть тех, с чьей помощью дошел до Пальмиры. Потому я стараюсь взаимодействовать с каждым из них по-своему и распределять их роли и обязанности. — Как сокрытие правды помогает распределять обязанности? — Очень просто, — отвечает Марк, — Я делегирую полномочия таким образом. Мирон на данный момент отвечает за поддержание стабильных отношений со всеми нашими соседями и народами, поэтому именно с ним мы решаем вопросы вроде постройки больницы в Нижнем Городе. Мамай пока несёт ответственность за казну и торговлю, именно он будет готовить зерно и другую провизию к отправке. Охра же в дальнейшем будет работать над народным просвещением, я намерен дать ему поручение курировать деятельность школ и приютов. Ты и Федор главы армии, Андрею и Лие я позднее тоже обязательно найду занятие. Это удобная для меня схема, и она по-своему эффективна. В период мирного времени лучше, чтобы каждый делал свое дело, тогда от всех будет польза. Потому я не вижу необходимости каждого посвящать в детали. Конечно, все всё будут знать со временем, но на этапе планирования я предпочту обсуждать все с конкретными лицами. Если возникнут проблемы, весь Парламент будет решать их, никто не будет лишён права голоса, но до того момента можно обойтись без этого. Никаких скрытых мотивов. Всего лишь разумное распределение. Несколько секунд Назар поистине глупо хлопает глазами, осмысливая услышанное, и из всего озвученного может сделать почему-то лишь один вывод — он был прав. Марк в самом деле собирается стать полноправным правителем своей страны, потому старается не отталкивать тех, кто привел его к трону, а держать их поблизости и нагружать делами разной степени важности. И, в принципе, логика в его действиях есть определенно, хоть и понятна до конца она ему одному, однако наклевывается вопрос — зачем? С каких пор Марк так жаждет власти, что даже прилагает усилия для ее удержания и укрепления своих позиций? Раньше в нем этого не было точно. Он смотрел на свою корону как на бремя, не видел в ней ничего хорошего, не желал даже думать о том, что она может стать чем-то более весомым, чем просто титул. Сейчас же все иначе. Можно было бы поверить, что дело лишь в непривычной обстановке и попытке принять новую реальность, что Марк не был готов взять на себя ответственность, но и это ведь не так. Он взял эту самую ответственность в тот момент, когда пришел в Легион, когда ступил на земли Верхнего Города, когда казнил собственного отца. В нем была решимость, но решимость эта не подразумевала самоличное управление страной. Не подразумевала принятие сложных и необходимых решений. А сейчас он намерен дать народу и стране настоящего короля, намерен стать им. Почему? Что изменилось? Назар не знает. И не уверен, что ему обязательно нужно знать, однако все же пытается утолить своё любопытство. — Ты стал очень активен на этом монашеском поприще, — подмечает он, — Твои действия мне ясны, и я их поддерживаю. Но я не понимаю, что тобой движет. Я верю, что ты искренне печешься о своих подданных. Только вот в чем заключаются твои мотивы? — Выжить, — просто отвечает Марк, — Я намерен выжить после всего, что со мной уже было. А для этого я должен крепко стоять на ногах. Однажды я уже стал признанным королем через войну. Теперь я хочу стать признанным королем через мир. — Надеешься, что любовь народа сбережёт тебя от всех бед? — Надеюсь, что моя любовь сбережёт их от стремления разрушить все на своем пути. Назар коротко кивает. Ответ им получен, большего ему и не нужно. Он уже было собирается покинуть королевские покои, но задерживается и задаёт ещё один вопрос. — Надя сегодня снова не в духе? — К счастью, нет, — улыбается Марк, вставая со стула, подходит ближе, — Она хорошо спала ночью и проснулась в отличном настроении. Кормилица и няня сказали, что сегодня она уже не столь капризна, как вчера. Да и вообще к вечеру она становится спокойнее. Наверное, понимает, что ты придёшь к ней. — Не выдумывай, — фыркает Назар, но все же не сдерживает ответной улыбки, которую пытается спрятать изо всех сил. Надо же, у него все же получается находить подход к дочери. Отчасти это льстит, — Она просто устает к вечеру. — Как раз от усталости дети обычно и плачут, — со смешком отзывается Марк, становится напротив и в странном порыве поправляет ворот чужой рубахи, — А в твоих руках она сразу успокаивается. Можешь считать, что я выдумываю это, но не отрицай, что в последние дни ты один и умудряешься ее быстро укладывать спать. С другими она не хочет. — Ты преувеличиваешь. — Ты хочешь это проверить? Назар упрямо поджимает губы. Нет, проверять у него нет желания. Это может быть чревато тем, что Надя будет плакать безостановочно, пока не утомится и не отойдет ко сну от усталости. В руках Назара же она и впрямь засыпает быстро. Так, проформы ради поворчит что-то на своем детском языке, пальцы его погрызет, но в конечном итоге затихнет. Может, в самом деле чувствует себя спокойнее, когда он рядом. Кто ж знает. — Мне прийти сегодня? — спрашивает Назар, хотя и ответ он уже знает, — Или няня все же справится сама? — Не справится, — качает головой Марк, подаётся вперёд и выдыхает прямо в лицо, — Ты нужен нашей дочери. Хотя бы пока ты здесь. И целует. Назар устало прикрывает глаза, не стремясь вырваться или отстраниться, и отвечает на поцелуй. Когда-то все это обязательно прекратится, он сам и прекратит. Но не сейчас. Сейчас он нужен. Хотя бы пока он здесь.

***

В день суда Назар чувствует себя странно. Вместе со стражей и парой солдат он отправляется в темницу, откуда забирает Савченко и Тимарцева, и привозит их в Пальмиру, где любопытные граждане уже начали стягиваться к главной площади. Там же оказываются почти все члены Парламента, Старейшины (помимо Влади ещё и Цихов с Гевиксманом), северные, темные и ещё уйма народу, явившаяся лишь затем, чтобы не пропустить важное событие. Последним, как ни странно, прибывает Марк в сопровождении Мирона. Завидев их, все принимаются шуметь и чествовать короля, Назар же лишь раздраженно шипит себе под нос, глядя куда-то сквозь толпу. Его не злит реакция на появление Его Величества, ему просто весь этот цирк, что кость в глотке. Закончить бы поскорее и вернуться во дворец, а лучше в штаб, чтобы погонять солдат и потерять счёт времени. Здесь, на эшафоте, оно тянется мучительно долго, и это ощущается отчётливо, как никогда раньше. Наверное, потому что это впервые, когда Назар будет убивать по закону. На войне ведь все иначе, а то, что было в прошлом, было сплошным преступлением. Теперь же палач — это не клеймо, а всего лишь обязанность, за которую никто не осудит. И Назару не страшно, вовсе нет. Отнимать жизни он научился давно, как давно научился не корить себя за это, потому что не врёт самому себе — таков его путь. Ему просто несколько опостылело быть тем, кто взмахом меча решает чужие судьбы, но его утешает тот факт, что он всего лишь исполнитель. Всего лишь инструмент в руках короля. Всего лишь тот, кто выполняет поставленную задачу. Марк выходит к центру, взмахом руки призывает всех замолчать, после чего отдает приказ зачитать приговор. Охра, встав рядом с ним, разворачивает пергамент и озвучивает написанное на нем. — По решению Его Величества темные эльфы Олег Савченко и Александр Тимарцев за попытку свершения дворцового переворота, разжигание войны между народами светлых и темных эльфов, убийство господина Григория Ляхова, господина Кирилла Незборецкого, а также подданных Верхнего Города и Нижнего Города приговариваются к смертной казни! — объявляет он под одобрительный гул толпы, — Приговор должен быть приведен в исполнение немедленно! Народ ревёт, народ требует хлеба и зрелищ, требует торжества справедливости. Назар с усталым вздохом хватается за рукоять меча, бегло смотрит на Марка, беззвучно уточняя, пора ли приступать к делу. Тот качает головой, мол, рано, подожди, и снова задирает руку вверх. Шум ненадолго стихает. Слово берет сначала Мирон, он долго и нудно, как и раньше, распинается о том, что война унесла немало жизней, что положить ей конец нужно, что казнь станет первым шагом на пути к миру и покою. После него ещё и Влади говорит свою речь, объявляя, что все Старейшины Верхнего Города одобряют подобное решение, поскольку закон гласит наказывать преступников, что праведная кара настигнет их как на земле, так и на небесах, и завершает свой монолог тем, что на все воля Творца, а здесь, среди эльфов, король эту самую волю этого самого Творца и исполняет. Когда уже кажется, что слушать все эти разглагольствования сил нет, Марк решает тоже обратиться к народу. — Это решение даётся мне непросто, — важно сообщает он, — Но оно является необходимой мерой, поскольку деяния обвиняемых нельзя оправдать. Ни один из моих народов я никому не позволю угнетать, уничтожать и изводить войной и голодом. Ни одному эльфу я не позволю приносить на наши земли разруху. А всех, кто посмеет, я накажу по всей строгости закона вне зависимости от того, какой они крови. Это не жестокость. Это праведная кара. Как король, я буду защищать свою страну и каждого своего подданного до последнего вдоха. И сегодня я готов доказать это не словом, а делом. Площадь вспыхивает от новой волны криков. Кто-то просит сейчас же отсечь головы преступникам, другие благословляют Его Величество и благодарят Творца за все его деяния, иные просто бессвязно орут, не зная сами, что хотят донести. Из какофонии звуков сложно вычленить что-то определенное, Назар и не пытается. Он сжимает рукоять меча, становится позади стоящего на коленях Тимарцева и ждёт отмашки. Марк, наконец, оборачивается на него, поджимает губы, и в глазах его почему-то плещется вина. Будто ему жаль, что все вот так, снова через кровь и боль. Будто ему жаль, что снова Назару пачкать руки. Тот беззвучно усмехается и гнет бровь в вопросе. «Передумал?» Марк стоит неподвижно несколько секунд, а затем даёт знак начинать. «Нет» Назар вздыхает и одним точным взмахом меча отсекает голову Тимарцеву. Шум усиливается, становится почти невыносимым, Охра пытается угомонить народ, чтобы не бесновался так. Елена, стоящая в отдалении вместе с Игорем, прячет лицо в плече мужа, тот прижимает ее к себе, но сам взгляда с эшафота не сводит, ожидая, должно быть, когда казнят Савченко. Азарин, Круппов и Спиридонов втроем молчат, и выражения их лиц оставляют желать лучшего. Назар же достает из-под пояса тряпку, флегматично стирает кровь с острия и готовится закончить исполнения приказа. Когда ему, наконец, сообщают, что можно, он останавливается не за спиной Савченко, а сбоку, чтобы видеть его глаза. Тот косится в его сторону, кривит губы в пренебрежении и выпрямляет спину. Будто намекает, что не намерен даже на плахе признавать чужую силу. Скрипя зубами, Назар все же медлит пару секунд (глупое желание поступить иначе почему-то вспыхивает внезапно), но быстро вспоминает, почему все вышло так. Вспоминает про убитого Гришу, про отравленного Идана, про хромую Лию. Про всех своих сгубленных солдат, своих девчонок и мальчишек, про вдов, про сирот, про тех, чьи судьбы были сломаны безвозвратно. Назар вспоминает про дочь и тут же, не думая больше ни секунды, отсекает голову Савченко. В голове его бьётся одна мысль — «пусть Творец упокоит души ваши». Главную площадь Назар покидает один из последних. Он следит, чтобы тела казнённых были отправлены на погребение, чтобы все придворные, гости, члены Парламента и Марк уехали во дворец, чтобы все любопытные граждане, наконец, разошлись по своим делам. Лишь покончив с этим, Назар сам уезжает в штаб, но напоследок почему-то оборачивается и смотрит на эшафот. Там какая-то старая эльфийка, встав на колени, плачет и читает молитву, шевеля сухими губами. Она вскидывает взгляд к небу, затем почему-то переводит его на застывшего Назара и громче, чтобы он услышал, говорит. — Да за всякую пролитую кровь придется платить цену свою. Таков закон неписанный, и правосудие настигнет каждого из нас. Назар смаргивает, велит одному из солдат дать старухе милостыню, после чего разворачивается и скачет в штаб. Цену за пролитую кровь он заплатил давно уже, настолько, что живых свидетелей толком и не осталось. И не боится он больше кары небесной, нет в нем ни страха, ни сожаления. Потому что на чаше весов должна быть душа, а у него и ее нет. Значит, и терять ему нечего.

***

После суда Марк объявляет в стране трёхдневный траур, связывая его не только с казнью виновных, но и со всеми жертвами на прошедшей войне. Пока народ предает себя молитвам и очень условному очищению, дворец стоит на ушах, готовясь к обряду имянаречения. Назар в эти дела вмешивается не особо, все чаще он пропадает в штабе и готовит отобранных солдат к визиту в Нижний Город, помимо прочего следит, как справляется со своими обязанностями Рома. Тот умудряется удивить — мелкотню он гоняет с умом, пытается учить их тактике и технике, а не утомить раньше времени, и это вполне себе можно считать за первые успехи. Назару он нравится, хотя бы потому что не задает лишних и глупых вопросов, все поручения выполняет четко и без осечек, к тому же свои тренировки не пропускает никогда. Рома правда старается, и даже если в нем говорят его честолюбие и желание достичь каких-то высот, это не так уж и плохо. Из него может получиться сносный капитан, Назар не сомневается, потому решает после завершения всех неминуемых событий назначить Рому своим помощником. Вдруг будет какой-то прок. За день до обряда имянаречения в Пальмиру, наконец, прибывает Дима. Его приезду Назар действительно рад, хоть и не показывает этого, но своего бывшего солдата встречает непривычно тепло даже для самого себя. Впрочем, не у него одного возникают светлые чувства, Идан с Лией так и вовсе от восторга чуть не скачут, когда Дима заявляется во дворец, и тут же окружают его вниманием. Марк, к счастью, ведёт себя куда спокойнее, но все же, когда лишних глаз поблизости не остаётся, заключает своего старого друга в крепкие объятия и улыбается совсем уж по-мальчишески. Дима теряется. — Ваше Величество, ну должно вам, — смеётся он, отстранившись, — Не положено ведь. — Да плевать мне, — отмахивается Марк, — Я рад, что ты тут. Как у вас дела в Родарике? Как Мария? — Слава Творцу, все спокойно, — заверяет его Дима, — Дела наши идут хорошо. Граждане не жалуются, зерна хватает. Рабочие на рудниках после постройки больницы так и вовсе благодарят Творца за каждый прожитый день. А что Мария… Он хочет было продолжить, но замолкает, озирается по сторонам. В переговорной, где они собрались, народу всего ничего: он сам, Идан с Лией, Марк, да Назар с Андреем. Никого из членов Парламента, даже стража осталась за дверьми. Наверное, потому Дима расслабляется и все же вновь подаёт голос. — Мария ждёт дитя, — объявляет он с улыбкой, — Вернее, мы ждём дитя. Пока ещё срок малый, но даст Творец, мы станем родителями. — В самом деле? — удивляется Марк, — Это прекрасные новости! Я рад за вас. И по новой: восторженные возгласы, вопросы и поздравления. Лия принимается носиться вокруг Димы, умоляя как-нибудь, когда время придет, разрешить наведаться в гости в Родарик, чтобы взглянуть на ребенка, Идан почти смущённо выражает готовность в случае чего стать духовным отцом. Назар наблюдает за ними, как за нерадивыми детьми, глаза только не закатывает, но улыбку все же не скрывает. Андрей его настрой разделяет целиком. — Из всего твоего отряда взрослыми можно считать только Диму с Марией, — тихо говорит он, чтобы никого не обидеть ненароком, — Остальные, кажется, где-то в глубине души так и остались детьми. — Пускай, — машет рукой Назар, — Война и так отняла у них юность. Хоть молодость они проживут так, как заслужили. — Кроме Марка, — подмечает Андрей. Назар вздыхает. — Кроме Марка, — соглашается он, чувствуя невыносимую тяжесть от этих слов. Диму вскоре все же отпускают поесть и отдохнуть с дороги, однако он не покидает переговорную, когда в ней никого не остаётся кроме Назара, становится напротив и замирает с нечитаемым выражением лица. Ждёт указаний. Назар усмехается. — Никто пока не должен знать, но скоро Марк покинет Пальмиру, чтобы наведаться в Нижний Город, — сообщает он, — Я должен будут его сопроводить, потому мне необходимо передать кому-то охрану дворца. Мы посоветовались с Марком и решили, что ты справишься лучше всех. — Я вас понял, капитан, — кивает Дима, — Сделаю все, что от меня требуется. Надолго вы уезжаете? — Пока неизвестно, — пожимает плечами Назар, — Сомневаюсь, что Марк надолго задержится у темных. А вот я скорее всего проведу там какое-то время. Нужно вывести армию и разобраться со всеми последствиями. Если тебе будет необходимо вернуться в Родарик, то я попрошу подменить тебя. Но пока нас с Федором нет, я прошу тебя быть при дворе. Все же последние события показали, что доверять можно только проверенным солдатам. — Будет сделано, — обещает Дима, и сомнений даже не возникает — точно будет. Уж кто-кто, а этот не подведёт, сколько раз доказывал на прошлом опыте, — Вы можете положиться на меня, капитан. Назар улыбается. Ему почти нечем гордиться в этой жизни, он принес куда больше разрушений, чем стоило бы, отнял больше жизней, чем следовало, сломал больше судеб, чем мог себе позволить, но его солдаты — это немалое достижение. Дело не в их смелости, умении владеть луком или мечом, верности и прочем, а в том, что они стали взрослыми. Они берут на себя ответственность, они не боятся идти в новый день, они строят свою жизнь сами. Они борются и не забывают, с чего начинали. Они меняют то, с чем не готовы мириться. И они не подводят. Ни себя, ни тех, кому переданы. Вскоре Дима уходит все же отдохнуть, Назар без дела тоже не слоняется и заглядывает к Андрею. Есть ещё один вопрос, который им нужно обсудить, чтобы в дальнейшем не возникло разногласий и недовольств. Но они возникают все равно уже сейчас. — Что значит ты останешься в Нижнем Городе, чтобы проследить за ситуацией там? — вполголоса возмущается Андрей, опасаясь разбудить спящего в люльке Гришу, — А как же обряд? Назар, ты обещал мне, что вы с Федором прибудете при первой же возможности. Ты что, солгал мне? — Я не лгал, — устало отвечает Назар, опускаясь на стул, окидывает взглядом залитые солнечным светом покои Андрея, — Я сразу сказал тебе, что мне нужно будет сменить Федора. Под этим подразумевалось, что я задержусь в Нижнем Городе. Не строй из себя оскорбленную барышню, у нас не самая простая ситуация сейчас. Обещаю, как только все разрешится, я сразу же вернусь в Пальмиру, и мы проведем обряд для Гриши. Дай мне время все закончить. — Полгода, — с нажимом говорит Андрей, встав напротив, повторяет, — Времени всего полгода, потом обряд уже нельзя будет провести. И ты хочешь сказать, что за это время ты управишься? Ты меня за идиота держишь? Нет, ты съездишь с Марком в Нижний Город и с ним же вернёшься в Пальмиру. И Федора с собой возьмёшь. Потом хоть к серым за море езжай, мне плевать. Но сына своего без духовного родителя я оставить не позволю. — Андрей, мы не в том положении, чтобы… — Я сказал — мне плевать. Сначала обряд, потом делай, что хочешь. Разговор окончен. Назар задумывается, а не отвесить ли пару тумаков настолько несговорчивому собеседнику, но подавляет в себе это желание и лишь сильнее сжимает кулаки. Андрей же смотрит на него недовольно, почти возмущенно, а затем вдруг вздыхает, трёт лицо и, опустившись на соседний стул, вновь подаёт голос. — Для меня это важно, — внезапно признается он, — Ни у меня, ни у Федора не было и нет духовных родителей, потому я хочу, чтобы хотя бы у Гриши он был. Я понимаю, что ситуация в Нижнем Городе непростая и что вы с Федором просто выполняете свою работу. Я не могу вам ничего запретить и не стану. Но обещай мне, что вы точно успеете к сроку. Не ради меня, а ради Гриши. Он пока ещё ничего не осознает, но тоже нуждается в этом. — Месяц, — коротко отзывается Назар, — Дай мне месяц. По истечении этого срока и я, и Федор будем в Пальмире, даю слово. Гриша не останется без духовного родителя. Я готов стать им. — Я запомнил, — кивает Андрей, — Если ты снова меня обманешь, я сделаю так, что ни ты, ни Федор из Пальмиры больше выехать не сможете. — В клетку посадишь? — Сразу на цепь. От поникшего Андрея не остаётся ничего, он вновь становится язвителен и весел, но Назар понимает — маска. Тревогам место все же есть, все эти события сказались, к тому тоска по мужу, непростые роды, извечная неопределенность. Постоянная попытка держаться на плаву, не зная, где там чертов берег. Назар вздыхает и обещает самому себе, что отошлет Федора в Пальмиру при первой же возможности. Не исключено, что вперёд себя. Конечно, тогда дело пойдет сложнее, потребуется больше времени на решение всех задач, но это не столь важно. Хватит с Андрея волнений и одиночества, нахлебался уж. Правда Надя с Марком останутся одни, однако им придется примириться с таким раскладом. Глава Легиона остается главой Легиона, даже будучи отцом. Приоритет, увы, очевиден. После вечерней трапезы Назар по привычке заглядывает в королевские покои, его встречают уже спящая, что удивительно, Надя и сидящий за столом Марк. Последний что-то ищет в огромном ворохе бумаг, на появление Назара почти никак не реагирует, только кивков головы даёт понять, что заметил гостя, и вновь погружается в свои заботы. Назар вздыхает, проходит мимо, встаёт у люльки и, привалившись плечом к стене, наблюдает за дочерью. Он отвлекать и мешать не собирается, пробудет недолго, спросит о новых поручениях и уйдет. Завтра день обещает быть суматошным, все же обряд, следом праздник, и весь этот балаган наверняка продлится до самого утра. Назар не против, правда, только вот следить за порядком ему, а это бывает утомительно. Впрочем, у него есть Дима и пока ещё незамужняя Лия, ему есть на кого положиться. Неплохой расклад, однако. Капитаном быть порою даже удобно. — У нас много заключённых после войны, — вдруг говорит Марк, первый прерывая молчание, — Они пока еще отбывают свое наказание в тюрьмах, поскольку не заслужили смертной казни. Некоторых было решено отпустить на волю, но я подумал и решил, что лучше будет помиловать всех и отправить их восстанавливать страну после войны. Рабочие руки явно не будут лишними, а для них это станет возможностью сделать полезное дело и вернуться к нормальной жизни. Все лучше, чем гнить в темнице. — Неплохая мысль, — хмыкает Назар, не отводя взгляда от люльки, — Главное, заранее создать им рабочие места, чтобы они по прибытии не слонялись без дела. Можно распределить их по городам, где разрушения оказались самыми масштабными, назначить кого-нибудь управляющим. Из темных, разумеется. Если это будет кто-то из светлых, это может плохо закончиться. — Мирон сказал так же, — усмехается Марк, — Что управлять темными даже в таком деле должны темные. Думаю, мы решим этот вопрос уже в Нижнем Городе. Я ведь правильно понял, что ты надолго собираешься задержаться там? Назар мелко вздрагивает, но самообладание возвращает себе быстро и никак не выдает своей растерянности от такого вопроса. Глупо было полагать, что Марк не догадается, каковы дальнейшие намерения и планы. Из Нижнего Города нужно выводить армию, затем там же формировать ее, подавлять вспышки недовольств (что они будут, сомнений никаких, проходили же уже), следить за порядком. На все это нужно время, откладывать же нельзя, и раз уж они едут, лучше сразу все и решить. На худой конец начать, чтобы не затягивать и не терять преимуществ. И все это снова на плечи Назара. Он не жалуется, не сетует, не отказывается. У него есть обязанности, пренебрегать он не станет. Как и лгать — обещал же самому себе, что никогда. Значит, и не сейчас. — Правильно, — подтверждает он, так и не развернувшись лицом, — Мы ведь все равно будем там. Я предпочту сразу приступить к делу, чем ждать невесть чего. Да и Федор не может вечно справляться в одиночку. Вдвоём мы эффективнее, чем по отдельности. — В этом была причина, верно? — уточняет Марк, — Ты так хочешь сопроводить меня, потому что намерен помогать Федору и Дарио. Дело не в моей безопасности, а в твоём стремлении. Правильно? — Не выдумывай, — чуть резче, чем стоит, отвечает Назар, — Твоя безопасность — моя обязанность. И отпускать тебя в Нижний Город без моего сопровождения глупо и опрометчиво. Мои стремления здесь не причем. Это всего лишь мой долг. — Но ты ведь знал, что в любом случае поедешь в Нижний Город, даже если бы я приказал тебе остаться. Не так ли? Назар выпрямляется, резко крутится на пятках и встаёт к Марку лицом. В нем клокочет даже не возмущение, а бессилие от очередного, ещё и беспричинного обвинения. Что от него, черт побери, хотят? Он делает то, что должен, то, что обязан, и если Марк этого не понимает, то пусть подумает головой, а не тем, чем он думает обычно. Разве не ясно, что Назар намерен задержаться в Нижнем Городе лишь затем, чтобы стабилизировать там обстановку и устранить любую угрозу? Ему самому не по душе подобное занятие, бродить среди руин и устанавливать порядок не то, о чем он мечтал, но он готов. Ради блага народа, страны и короля. Ради того, чему клялся служить. И Назар уже было открывает рот, чтобы озвучить все это, но закрывает его обратно, догадавшись, в чем загвоздка. Марк снова боится. Даже виду не подает, смотрит открыто и спокойно, но страх его все равно ощущается отчётливо, будто витает в воздухе подобно запаху трав. Он боится вновь остаться без защиты, боится, что Надя останется без нее, боится, и хоть приставь к нему лучших солдат, не перестанет. И тут не в спор вступать надо, а успокоить, да только неясно, как именно. Назар выбирает привычную тактику и подходит ближе. — Я предполагал, что рано или поздно окажусь в Нижнем Городе, — честно отвечает он, — Я не знал наверняка, но понимал, что так оно и будет. А сейчас есть возможность решить дела, и я не вижу смысла ею пренебрегать. Это не затянется надолго. Я думаю, что на первых порах мы с Федором оба будем там, но позднее можно рассмотреть вариант сменять друг друга. К тому же нам обоим придется приехать на обряд имянаречения Гриши, так что надолго мы не пропадем точно. — Сколько? — не сдается Марк, — Сколько тебя не будет? — Я не знаю, — вздыхает Назар, опустившись на край кровати, — Но я пообещал Андрею, что через месяц мы сможем провести обряд для Гриши. К тому моменту вряд ли все задачи будут выполнены, но хотя бы какой-то порядок будет установлен. А так время покажет. Поверь, это не то, чего я хочу, но в этом есть необходимость. Ты ведь стремишься сделать жизнь своих подданных мирной и спокойной. Я могу и должен этому поспособствовать. Марк награждает его внимательным взглядом, хмурится, стучит пальцами по столу и вновь принимается говорить. — Ты намерен отправить Федора в Пальмиру вместе со мной, — заявляет он, — Раз уж сам не сможешь сопроводить обратно, значит, дашь в сопровождение лучшего из лучших. Следовательно, все заботы лягут на твои плечи, и ты скорее всего вернёшься во дворец, только чтобы провести обряд, а потом снова уедешь. Не так ли? — Возможно, да — подтверждает Назар, — А, возможно, и нет. Я не хочу строить теорий и предпочту исходить из ситуации. Если обстановка будет не столь напряжённой, то надолго я не задержусь. На самом деле у меня есть и другие дела, и вот ради них я и намерен ехать. Тот факт, что мы выводим армию, не означает, что она не нужна. Формировать отряды в Нижнем Городе нужно так же, как и здесь, поэтому я собираюсь начать с этого. Остаться в качестве капитана у меня не получится, но я могу хотя бы подготовить того, кто займет это место. Пока склоняюсь к Лазину. Надеюсь, он выжил. — Ты намерен пополнять ряды армии в Нижнем Городе? — удивляется Марк, — Почему ты не сказал мне? Я должен знать о таких вещах. — Потому что у тебя хватает своих забот. А в дела Легиона я не позволю лезть никому, даже королю. Прими это, как данность. Здесь ты вряд ли волен что-то решать. — Но ты обязан был поставить меня в известность. — Ставлю сейчас. Ещё вопросы? Поджав губы в немой досаде, Марк отворачивается, снова возвращает свое внимание к бумагам перед ним и принимается что-то писать. В каждом движении пера читается если не обида, то очевидное недовольство, и Назар вновь устало вздыхает. Говорит о планах — не нравится, не говорит — тоже не нравится. И где тут золотая середина? Есть ли она вовсе? Один Творец знает. И он же видит — ещё одна такая королевская замашка, и Назар станет безумцем, потому что его покалеченный рассудок подобного натиска не выдержит. Пока ещё выдерживает. Возникает потребность объясниться. — У тебя много дел, — говорит он, вставая позади Марка, опускает руки ему на плечи, — И пусть помощников у тебя достаточно, это не отменяет того, что многое ты вынужден решать самостоятельно. Я же взял на себя только ту задачу, которая является моей прямой обязанностью. Легион пережил непростые времена, мы потеряли много солдат, и потери эти необходимо восполнить. Так сразу получится вряд ли, но начать все равно нужно уже сейчас. Здесь, в Верхнем Городе этим будет заниматься Федор после того, как вернётся. У меня для него есть помощник, один из немногих, кто подаёт хоть какие-то надежды. В Нижнем Городе это дело ляжет на мои плечи. Это не значит, что я останусь там надолго. Как только проведу первый отбор и помогу Лазину освоиться, я смогу приехать сюда. Но какое-то время придется потратить, чтобы был хоть какой-то результат. Мы не знаем, что нас ждёт в дальнейшем, однако нельзя отрицать, что армия нужна всегда. Только благодаря ей мы смогли выиграть войну. И если вдруг по неведомой причине у нас опять появятся враги, только силами армии мы вновь одержим победу. Ты и сам это понимаешь. — Почему сейчас? — спрашивает Марк, бросив перо обратно в чернильницу, так и не дописав, — Почему нельзя сделать это позже? Скажем, когда все окончательно придет в равновесие. Может, через полгода или спустя ещё какое-то время. К чему эта спешка? — Это не спешка, — возражает Назар, — Это предусмотрительный ход. Сейчас в Нижнем Городе толпы сирот и тех, кто потерял все, что у них было. Им некуда податься, приюты не смогут пристроить всех, а семьи не решатся принимать лишние голодные рты. И все эти беспризорники, если их не определить куда-то как можно скорее, начнут заниматься не лучшими вещами. Я знаю, о чем говорю, Марк. Я много лет прожил в Нижнем Городе и сам когда-то был тем, кому пришлось выбрать путь преступника. Существуй в мое время Легион, я бы вступил в него, не раздумывая, потому что это шанс на нормальную жизнь. Шанс не умереть от голода и нищеты и посвятить себя хоть чему-то вместо разбоя и беззакония. Я хочу, чтобы для всех это пошло на пользу. И для армии, и для тех, кто захочет вступить в ее ряды. Все это я буду делать от твоего имени. От имени правящего короля. — Я понимаю это. Но мне тяжело примириться с мыслью, что ты снова оставишь на… Надю. Наверное, только идиот бы не заметил этой оговорки, но Назар все же не идиот, потому обращает на нее внимание. Мысленно, разумеется. Потому что ему нечего сказать, и обещать он ничего не может. Он вынужден поступить подобным образом, потому что это тоже способ защитить. Если будут новобранцы, из них получатся солдаты, если будут солдаты, из них создастся армия, если будет армия, из нее сотворится грубая, но необходимая порою сила. Легион — это гарант того, что врагам будет дан отпор. И про него нельзя забывать, им нельзя пренебрегать, потому что только его ресурсами и решаются масштабные проблемы. Назар знает это, и Марк знает тоже, но он так отчаянно не хочет снова оставаться один, что даже, казалось бы, разумные и логичные действия вызывают в нем отторжение. Вызывают в нем желание нарываться на словесную баталию, выдвигать спрятанные между строк обвинения, показывать всем своим видом неготовность отпускать, не озвучивая ее при этом вслух. И это, признаться честно, довольно сложно. Назар не мастер утешений, он никогда не умел успокаивать и избавлять от тревог. Потому что его никто никогда не утешал и не избавлял от тревог, стиснув зубы, он все преодолевал сам. Все свои страхи, все свои слабости, все свои горести. До тех пор, пока они не исчезли, не затерялись в чертогах разума. До тех пор, пока он не оградил себя от них, да так, что даже порою забывает об их существовании. Но Марк так не может. Не его вина, конечно, ему немало пришлось вынести. Что в Нижнем Городе, где все детство единственный светлый среди темных огребал за все выдуманные грехи, что в Верхнем Городе, где юный король столкнулся сначала с мятежами, а затем уже с войной. Он много умеет, много может, но один и сам справляется не всегда. Ему нужна точка опоры, и он снова, черт, ищет ее в Назаре. И тому бы откреститься, наконец, сказать, что все, баста, дальше должно быть иначе, но он не осмеливается. Не рискует допускать свободное падение, потому что птица с подрезанными крыльями не вспорхнет, а разобьется о землю. Принимает решение ловить. И старается не думать о том, что обязательно пожалеет об этом. — Я попробую поговорить с Фёдором, — вздыхает Назар, — Может, мы сумеем выстроить схему так, что будем сменять друг друга. Первый месяц я буду заниматься отбором в Нижнем Городе, потом мы проведем обряд имянаречения для Гриши, и Федор уедет на мое место. Я же побуду в Пальмире. Если такой расклад устроит и Андрея, и тебя, то можно применить его. Что скажешь? — Хочешь сказать, что вы с Федором будете отправляться в Нижний Город по очереди? — уточняет Марк, сев, наконец, вполоборота, — А это неплохая мысль. Думаю, Андрей не будет сильно против, если хотя бы какое-то время Федор будет подле него. Да и ты иногда будешь нужен в Пальмире. — Значит, мы договорились? Склонив голову вбок, Марк задумчиво обводит взглядом свои покои, смотрит на люльку, где спит Надя, в каком-то странном жесте накрывает лежащую на своем плече руку Назара ладонью и, наконец, кивает. — Думаю, что да. Этого будет достаточно на первое время. Назар не решается уточнить, что значит «на первое время», почему «достаточно», к чему вообще все это затевается. Он выдыхает с облегчением, что хоть эту королевскую заморочку удалось угомонить, наклоняется и коротко целует Марка в светлую макушку. Видит Творец, они все так скоро сойдут с ума. Если, разумеется, уже не сошли.