Зелёный — цвет счастья

Утро по уже сложившейся традиции началось с пререканий. Лаура, как-то незаметно на время переехавшая к Крису (что уж греха таить, она просто мучилась в предвкушении Нового года — причем даже не самого 2033-го, а того, что будет на празднике), наблюдала за очередной перепалкой, не смея вмешаться. Спор шел о роли мышеглазки. Это очаровательное создание мило улыбалось, насколько позволяла ее скудная мышиная мимика, и требовало хоть немного выйти в люди. Но соучастия со стороны тетр и Криса она не почувствовала. Эти «аферисты», «скупердяи», видите ли, запрещали ей появляться на публике. На самом деле у них были на это довольно веские причины. Во-первых, Мышу бы испугались — Монеки до сих пор не могла забыть Сейко ее давнишнюю боязнь. Во-вторых, люди бы потребовали объяснений, откуда такое существо взялось, а к этому вопросу лаборатория пока не была готова. Мыша, надо отдать ей должное, сопротивлялась долго. Но силы были неравны. В этой схватке победило большинство. Для разнообразия мышеглазка решила не обижаться, а принять свое поражение как данность. Вот до чего доводят постоянные издевательства! Приготовления к важному событию шли полным ходом: Сейко сутками работала над картинами, Крис постоянно анализировал какие-то данные, а Лаура ему по возможности помогала. Монеки слонялась по дому в поисках работы и поддерживала всех морально. — Нечестно это, что вы работаете, а я опять ничего не делаю, — заявила она, когда Сейко в очередной раз пыталась провести ровный круг без циркуля. — Если так хочешь чем-нибудь заняться, помоги Крису с экранами, — отозвалась девочка и продолжила работу. До того как пойти искать Криса, Монеки взглянула на творчество Сейко. Вся комната была завалена испорченными рисунками, карандашами, красками. Художница катастрофически не успевала. К чему, спросила вы? Монеки не знала, ведь ей почти ничего так и не сообщили, несмотря на расспросы. Тут одна из незаконченных картин притянула к себе ее взгляд. Эта картина состояла из аккуратных широких мазков, изображающих черный, однотонный силуэт человека. Его внешние очертания подчеркивались выразительными, но короткими линиями. Кто это был, — мужчина или женщина — Монеки так и не определила. После она мельком глянула на Сейко. Та, обложившись кистями разных мастей, полностью ушла в мир искусства. Младшая тетра вздохнула и оставила подругу наедине. Крис обнаружился скоро: сидел и пялился в одну точку. Как оказалось, не просто пялился, а читал электронные инструкции и пытался в них разобраться. Лаура находилась рядом и, когда мужчина о чем-то ей говорил, с умным видом поддакивала. — Тебе помочь? — обратилась Монеки к Крису. Он ни на секунду не оторвался от изучения материалов, а вот девушка вздрогнула от неожиданности. — Сомневаюсь, что ты мне поможешь, — мягко ответил Крис. — Я и сам тут не всё понимаю. Только Лаура понимает, со всеми моими догадками соглашается. Лаура несколько удивилась — уж она-то в его компетентности не сомневалась, а тут такое… Монеки подглядела в документы Криса. Отдельные слова — в основном предлоги и союзы — были ей знакомы, но в цельные предложения они не складывались. Почитав немного эту тарабарщину, тетра мысленно согласилась, что Крис — очень умный человек, и на миг посочувствовала Лауре в ее стараниях понравиться ученому. — Пойду я лучше, раз помочь не могу… — уныло сообщила Монеки. — Там Мыша грустит. Думаю, ей не помешает разговор по душам, — шепнула Лаура и как ни в чем не бывало продолжила делать вид, что в инструкциях всё предельно ясно. Мыша действительно грустила — чахла на своём новом любимом месте, прямо под ёлочкой, маскируясь под подарки. Так и получалось, что среди разноцветных коробочек хандрило серое одноглазое нечто. Мыша обнимала крыльями нижнюю веточку дерева и думала о смысле жизни. — Что печалишься? — спросила Монеки. Мышеглазка медленно подняла на нее глаз и жалобно запищала. — Да так… Думаю о тайнах бренного существования… — Полно тебе сокрушаться! Ну не дали разок днем вылететь, и что с того? Всё равно в кармане там посидишь, послушаешь, ничем не хуже! — Тебя бы в карман посадить и посмотреть, как ты там смирно сидеть будешь! А я свободы хочу! Ой, тебе ли не знать о свободе… Кто так рвался сбежать из лаборатории, чтобы ее обрести? — Это совсем другое! — обиженно воскликнула Монеки. — Да и не я это была, а Сейко. И то она тогда наслушалась глупых россказней и подумала, что ей память стереть хотят. А я вообще с ней за компанию сбежала. С другой стороны, конечно, хорошо, что сбежала, мало ли что Фёдор бы еще учудил. Изолировать его надо… Ой, я же не про это поговорить хотела! Так вот, ты бы и ночью могла полетать. — Не просто могла, а и летаю. — Тем более… Знаешь, как мы за тебя перепугались, когда ты днем вылетела? — Неужели ты сомневаешься в моих способностях?! Я хорошо пряталась! — Мыша отвернулась. — Кто тебя знает, вдруг увидели бы. Нельзя тебе пока появляться, иначе у нас появятся проблемы. Вот как мышеглазок станет побольше, так и тебя можно будет показывать. — Будто товар на продажу, чес-слово… — Не дуйся, ты у нас самая любимая мышеглазка! — А ты с другими особо и не общалась. — Они сами не хотели со мной говорить. Так что, Мыша, ты не против пока побыть изолированной? — Изолированной я была бы в том случае, если бы вы заперли меня на ключ и не разрешили бы вообще вылетать из комнаты. А так у меня просто забрали право на свободу слова и отчасти право на свободу передвижения. Но мне не привыкать… — Да будет у тебя свобода! Через некоторое время, — пообещала Монеки. — Эх, вот говоришь ты про некоторое время, а потом спрошу я кого-нибудь снова — опять отнекиваться будете. Не дело это… — А ведь Новый год скоро, — девочка попробовала переключить внимание Мыши на другую тему. Та пристально посмотрела на Монеки. — Я тебе подарок, кстати, сделала, — Мыша отодвинула подальше одну из коробочек, — маленькую, с шелковой желтой ленточкой — чтобы тетра раньше времени ее не открыла. Монеки почувствовала себя виноватой: она еще никому ничего на праздник не делала. Что можно было подарить мышеглазке? Мыша любила сыр. Когда кто-то об этом узнавал, он удивлялся, ведь в природе грызуны, как, впрочем, и птицы, сыр не очень уважают. Но не дарить же Мыше просто коробку сыра? Определенно тут был момент, который Монеки упускала. Но какой? — Что тебе подарить? — спросила она без обиняков. — Нужны мне твои подарки! — огрызнулась Мыша, чтобы не потерять остатки гордости. Но тут же прибавила: — Я бы не отказалась от носков. — Носков? — недоуменно переспросила Монеки, подумав, что ей не так послышалось. — Да. Вот уже скоро Новый год, но я уверена, что не получу ни одной пары. Люди почему-то дарят мне только сыр.* — Неужели тебе что-то дарят? — спросила девочка. — Угу, — несмотря на утвердительный ответ, Мыша смущенно потупила взгляд, так что сразу тетре сразу стало понятно: мышеглазка не была с ней достаточно откровенна. — Не волнуйся, мне тоже ничего не дарили! — улыбнулась нетактичная Монеки. Мыша свирепо уставилась на девочку и забилась поглубже под елку, чтобы ее не было видно из-за свисавших ветвей. Монеки попыталась вразумить ее: — В этом же нет ничего постыдного! Что ты молчишь? Я тебе обязательно носки подарю, вот увидишь! Самые маленькие, какие найду! Любовь к носкам пересилила стыд. — Правда? — Правда-правда! — И Монеки вытянула Мышу из-под елки, чтобы обнять ее. Только девочка не учла, что мышеглазка недолюбливает объятия, поэтому вскоре после этого раздался крик. — Больно же! — застонала Монеки, вытирая кровь с ладошки. — А вот и не надо было ко мне лезть! — Мыша лизнула рану. Ее слюна обладала странным восстанавливающим эффектом. — Вовсе я и не лезу. Ты это, не обижайся на них! А я пойду. — Не обижаюсь. Про носки не забудь! Монеки добродушно ухмыльнулась. Память у нее была хорошая. Когда она шла в свою комнату, ей на глаза попался Макс — он приветливо завилял хвостом, а глаза его загорелись разрешающим зеленым цветом. Девочка легонько погладила его. Хоть тут можно было не бояться: псы-роботы не кусаются. По крайней мере, она такого пока не замечала. Макс тихонько заскулил. Интересно, робопсу тоже бывает одиноко? Криса, опасавшегося новых технологий вне работы, она ни разу не замечала в обществе собаки. Такое домашнее животное было весьма удобным: оно могло не есть, не пить, не справлять нужду, не спать — в общем, повседневные потребности были ему чужды. Теоретически пес, ввиду отсутствия сознания, не мог хотеть социальных взаимодействий с людьми, но Макс почему-то был совсем не против ласки Монеки. — Максик, как думаешь, у нас всё получится? — Монеки почесала его за ухом. — Они стараются. Наверное, не нужно мне там быть. Всё же я сейчас бесполезна в приготовлениях. Даже Лаура помогает, хоть и не понимает всю эту ерунду Криса. А что я… Я их подожду. Сейко обязательно станет великой художницей! Ты видел ее картины? Они еще не совсем закончена, но ты же видишь ее потенциал, да? Я ей иногда завидую. Совсем чуть-чуть. Плохое чувство — зависть. Но она подстрекает и мотивирует. Значит, не такое уж и плохое… А вот Крис, точно говорю, прославится на весь мир! Если бы не Анисимов, он прославился бы еще пять лет назад. Раз случилось, то было суждено. И где только теперь Катя? А Лаура… Лаура была бы сначала помощницей Криса, а потом стала бы такой же известной, как и он. Хотя не известность же главное, ну? Главное — оставаться всегда человечным. И другим людям помогать. Крис это умеет и делает, а значит, он настоящий человек. Вот скажи, друг, дети правду говорят? Нет, я знаю, что у них опыта недостаточно, чтобы правду знать… Можно ли вообще знать правду? Может, вся правда — из уст детей? Макс молчал. Его умные глаза, прямо как у настоящего пса, заглядывали, казалось, в самую душу Монеки, вытягивая всё самое сокровенное. Макс, наверное, не понимал слов девочки, но он положил лапу ей на плечо и был готов выслушивать даже самые бредовые ее идеи. Как иронично — иногда полностью довериться мы можем только собаке! — Знаешь, надо бы мне пойти что-нибудь написать. Люди, когда создавали тетр, немало оплошали. Каково жить без фантазии? Это же невозможно! Если бы у тетр действительно не было бы фантазии, они бы не смогли мыслить даже о бытовых вещах! А раз они умеют… Фантазия у них есть! Просто они ее не могут развить из-за чипов. Но ведь если не могут, то как тогда мы становимся тетрамогами? Пытаемся так сильно, с таким желанием, что даже чипы перегорают, что технологии рушатся под силой творчества. И что это я тут с тобой говорю?! Пытаться надо! И Монеки сломя голову побежала в свою комнату. Это была не совсем ее комната: девочка делила ее с Сейко. Как Монеки только могла потерять так много времени? Каждая секунда дорога! Только войдя, она бросилась к своему тайнику — невзрачной маленькой коробке. Такой дизайн был выбран, чтобы предотвратить случайное проникновение в ее секретики. Среди Настроениума, Картрума и прочих мелочей скрывался листок. Обычный такой листок, даже часть, а не целый. Он был у Монеки ещё со времён лаборатории, откуда она его забрала тогда перед побегом, будто что-то предчувствовала. На листке было написано: «Ты сможешь всё, если только захочешь. Нужно всего лишь поверить в себя и в свои силы. Пусть моя любовь придает тебе уверенности. «Делай что должен и будь что будет!“» Это написала в один из тех дней, когда им не разрешали видеться, Сейко, чтобы Монеки не было так грустно одной. Девочка аккуратно сложила бумажку и положила обратно в коробку. После она достала свой неизменный чёрный блокнот. Подумав, взяла простой карандаш с ластиком. И застрочила так быстро, будто ее постигло сильнейшее в мире вдохновение, будто не было никаких ограничений, будто не была она никогда человеком с чипами в голове. Под ее рукой рождалась прекрасная сказка. Сказка о двух детях, которые ждали чуда. Чудо всё не приходило и не приходило. И тогда дети стали создавать чудо сами. Взрослые иногда им помогали, а они помогали взрослым. В сказке, как и в любой другой истории, были злые злодеи, добрые добряки и волшебное волшебство. Жаль, что в жизни не бывает, как в сказке. А может, бывает? Монеки воплотила все идеи, исчерпала все слова, истратила все способности, опустошила всю душу. Она поставила последнюю точку. Сказка заняла почти весь блокнот. Осталась всего одна страничка. Девочка написала в нем имена: Сейко, Крис, Лаура, Мыша. И «спасибо». И тут Монеки почувствовала что-то необычное в голове — она немного разболелась. Пустяки. Но девочка уже не писала, можно было сосредоточиться на ощущениях. Что-то давило изнутри. Словно пружины заклинило. И тут — боль прекратилась. Всё вокруг будто бы замерло, остановилось во времени, перестало работать. Лишь на секунду. А потом всё снова пришло в движение — мир заиграл новыми красками, стало совсем живо, радостно! И до Монеки вдруг дошло. Она обхватила себя руками, зубы ее нервно застучали, воздух показался обжигающе горячим. Девочка встала на негнущихся ногах и пошла, спотыкаясь о каждый угол, в случайном направлении. Монеки застала друзей на кухне, где они мирно распивали чай. Девочка в счастливом изнеможении упала в объятия Сейко. — Я… Я, кажется, теперь тетрамога.