пара крыльев на двоих.

Похороны девушки прошли лишь через месяц, потому что госпожа Инуи всеми силами пыталась как можно дольше побыть с дочерью, — пускай почти превратившейся в простую гору обуглившихся костей, пускай полностью забинтованной, пускай мёртвой. Однако её мужу всё же удалось уговорить её проститься с телом. На похоронах были все: от учителей и одноклассников Акане до самых далёких родственников. Хотя, нет, не все. Не было самого родного для усопшей человека — Сейшу. Хаджиме забеспокоился по этому поводу: он и на похороны-то пришёл только потому, что надеялся увидеть здесь друга, поддержать его и самому найти в нём поддержку, только вот узкие зрачки, схожие с кошачьими, всё никак не могли найти в толпе незнакомых лиц то самое. Заметив мечущийся по сторонам взгляд мальчишки, господин Инуи подошёл к нему и похлопал по плечу, поправив очки. "Ему нездоровится", — довольно тихо произнёс он, после чего сразу же удалился к жене, коя тут же начала беспокойно искать его взглядом. Коко всегда удивлял этот человек: всегда находит, что сказать, но при этом довольно молчалив. Он словно не из этого мира, как и его сын. Внешность матери и характер отца — прекрасная, в случае малыша-Инупи, смесь. Ну, какой девушке не понравится красивый немногословный мальчишка, словно вышедший из какого-то романа? Вот именно, что никакой, и это породило серьёзные проблемы в школе — смазливой личико не всегда приносит хорошую жизнь. Сверстники насмехались над «девичьей внешностью» своего знакомого, а сверстницы искали повод, чтобы накрасить его косметикой, специально утащенной с родительской комнаты, или заплести ему волосы, — схожесть со старшей сестрой была колоссальная, так почему бы не представить вместо неё его, — что ещё больше подначивало мальчишек смеяться и показывать на Сейшу пальцем. Коко был первым, кто помог ему отстоять свои границы, — и, кстати, единственным. Возможно, Акане тоже помогла бы, если бы знала, что происходит в классе брата. Только вот ни она, ни родители об этом не догадывались. Мальчишка не считал нужным рассказывать семье то, что происходит с ним в классе, да и в принципе хоть что-нибудь о своей жизни вне дома — чего их напрягать лишний раз? В конце концов, они всё же кое-что узнали, — Сейшу дерётся на заднем дворе школы. Не "отстаивает свои интересы", не "даёт сдачи тому, кто первым начал", а "дерётся". Формулировка простая и незатейливая, думать над ней вовсе не надо: сын отбился от рук, вот и всё. "Вот и всё" подразумевало постоянные разговоры о поведении Инупи и ничего более. Внимания ноль целых и миллион нулей после запятой. Даже обидно. Возможно, именно поэтому в будущем парнишка связал свою жизнь именно с бандами и драками. Какой кошмар.

***

Наблюдать за тем, как обгоревшее тело Акане помещается в камеру для кремации, страшно и больно, но глаз отвести невозможно, потому что это последний миг, когда его можно увидеть почти целым. Языки огня касаются лотка, на котором лежит бездыханная девушка, и Коко вспоминает тот самый день, когда всё случилось. По бледной коже пробегают мурашки, а в ушах отчётливо слышится кашель Сейшу, задыхающегося от дыма. "Ты ошибся..." — хрип, раздающийся за спиной, затормаживает мозг, в который бьёт адреналин, что становится едва ли не убийственным дуэтом, в прямом смысле. Парень боялся просто обернуться, но тело рефлекторно отреагировало на голос позади. "Я не Акане... Я Сейшу", — разочарования в его голосе, кажется, было больше, чем в глазах смотрящего на него Хаджиме, и от этого маленькое сердце белокурого словно что-то кольнуло. Будто иголку, на кончике которой был яд, вонзили в грудь с огромной силой, делая из мальчишки живой шашлык. Коконой встряхнул головой, желая поскорее прогнать воспоминания об одном из самых ужасных дней в его жизни. Тело Акане полностью погрузилось в печь, в объятия горячих языков пламени, от которых он так отчаянно хотел её спасти. Иронично, не правда ли? Присутствующие потихоньку начали расходиться, потому как процесс кремации занимал около часа, а находиться в течение всего этого времени в крематории было немного жутковато. Хотя, по итогу-то все они когда-нибудь окажутся там, это лишь вопрос времени. Хаджиме вышел вместе со всей толпой, раздумывая, где ему провести ближайшие шестьдесят минут. В голове тут же приходит мысль навестить лучшего друга, заодно и узнать, как его самочувствие. Только вот по приходу в почти отремонтированный после пожара дом его не пустили. Точнее, не пустил Сейшу. — Инупи? — неуверенно спросил мальчишка, проводя ладонью по запертой двери. Он был уверен, что лучший друг там, прямо за дверью, потому что осторожные шажки были отчётливо слышны за едва ли не картонными стенами. — Мне нездоровится. Уходи. — немного холодно произнёс тот, после чего поспешил себя поправить. — Пожалуйста, Коко. — Я ведь поэтому и пришёл, дурень. Сейшу не видел друга прямо сейчас, но точно знал, что он ухмыляется в присущей ему насмешливой манере, словно все вокруг него — идиоты, и только он, его друг, стоит с ним наравне. Мальчишку бесила эта ухмылка, но, стоит отметить, стирать её с самодовольного лица он не спешил. — Ладно, — всё-таки сдается мальчишка и открывает дверь перед незваным гостем. Кому-кому, а Хаджиме он не смог бы противостоять, даже если бы очень этого хотел. И это было вполне взаимно. Заводить друзей для Сейшу довольно сложно, а Коко — первый и единственный, кто открылся ему первым и стал лучшим другом. — Так что же с тобой? — от ухмылки, с которой он называл его "дурнем", не осталось и следа. На смену ей пришло беспокойство, за что Инупи было довольно неловко — не скажет же он, что не пошёл на похороны сестры, потому что был обижен на всех, кто до сих пор ставит её выше него. Особенно на Коко, как на самого близкого человека. — Чувствую себя не очень, вот и не пошёл. Не хватало ещё заразить кого-нибудь. — выкручивается мальчишка, а затем смеряет приятеля взглядом и качает головой. — Но ты, как самый умный, решил зайти к больному без маски. Превосходное решение, Коко. — Ой, да заткнись ты, — кулак прилетает в плечо Инупи, на что тот недовольно хмурится, исподлобья глядя на гостя. Хаджиме при виде такого насупившегося друга не может сдержать смешок и прыскает в кулак, понимая, что друг тот ещё симулянт. Только вот в чём настоящая причина того, что он не пришёл на похороны родной сестры? Вряд ли Сейшу скажет прямо сейчас, но мальчишка обязательно узнает настоящую причину, — не сегодня, так потом.

***

Прошло уже два года с тех пор, как Акане Инуи умерла. Похороны тоже состоялись давным-давно, так что многие уже почти забыли про существование девушки. Многие. Но не Коко. Именно по этой причине он старался как можно чаще навещать её могилу, именно поэтому не мог прекратить зарабатывать деньги незаконным путём, и именно поэтому всё чаще смотрел в изумрудные глаза лучшего друга. Потому что именно в эти моменты он чувствовал её присутствие, словно она наблюдает за ним с дальнего берега. Словно выражает свои эмоции через эмоции брата, с которым они оказались так похожи. Это добивало Инупи. Он часто размышлял, что вместо него должны были спасти сестру, а не его. Что, будь всё иначе, к нему на похороны навряд ли пришло бы столько людей, родители бы так не горевали, и Коко.. Коко вряд ли бы пришёл. Наверняка был бы занят Акане — для неё-то он в таком случае действительно стал бы героем, спасшим от самой смерти. Ещё и шрам. Уродский шрам вокруг глаза, служащий напоминанием: ты не должен был остаться в живых. Каждую ночь со дня того пожара, это выжженное на его коже пятно словно горело, а перед глазами вновь и вновь проносился тот самый миг, когда Сейшу взглянул в глаза собственной смерти: повсюду жара, запах гари и яркое, ослепляющее пламя. Мальчик ещё даже не отошёл ото сна, — так получилось, что случайно задремал на кровати сестры. Инстинкты говорят бежать, а паника, охватившая его, не даёт и вдоха сделать. Дым постепенно заполняет комнату, вытесняя кислород, у Сейшу начинает кружиться голова, и вот он уже видит свою смерть перед глазами, спокойно маячащую по комнате и выжидающую, пока мальчишка закроет глаза и потеряет сознание. Но в этом кошмаре нет места Коко — его спасителю, другу и единственному лучику света. Нет, каждый раз во сне он теряет сознание, а очухивается уже на своей кровати, живой и почти невредимый. Почти. На противоположной стене висит зеркало, из которого на него постоянно смотрит Акане его изумрудными глазами. Она смотрит, глядит в самую душу, и от этого парнишке хочется скрыться где-нибудь далеко-далеко, лишь бы не чувствовать этот груз вины. За что? За то, что он просто жив. Разумеется, парни начали видеться намного реже. Коко чувствовал себя виноватым за то, что вместо друга, рядом с которым должен быть, видит его покойную сестру, однако сделать с этим ничего не мог. Сейшу отдалился по той же причине — из-за того, что кошачьи зрачки друга постоянно выискивают в нём образ Акане, становилось до жути некомфортно и обидно, однако показать это — значит проявить слабость. — Инупи! — в один из обыкновенных будних дней услышал за своей спиной Сейшу, рефлекторно повернувшись к источнику звука. — Может, прогуляемся? — Зачем? — Инуи недоумевающие смотрел на Хаджиме, только что добежавшего до него, хотя тот, кажется, сейчас должен был быть на другом конце района. После уроков он идёт помогать отцу на работе, чтобы получить «хоть что-то легальное» в плане заработка, как когда-то выразился сам блондин. — Да брось, мы давно не гуляли, только ты и я. Чутьё подсказывало, что Коко хочет поговорить о чём-то серьезном, — он же из них двоих "дипломат", постоянно заходит издалека, — но от предложения Сейшу отказываться не стал. Они действительно в последнее время редко виделись с глазу на глаз. — Как скажешь, — пожимает плечами парень и, посмотрев на время, что показывали подаренные когда-то матерью часы на тонком ремешке, решил, что часа полтора у них всё же есть. Коко на его безразличное выражение лица лишь усмехнулся и повёл друга в парк, недавно отстроенный и довольно похорошевший. — Так и.. о чем ты там хотел поговорить? — уже десять минут идя в тишине, все же решил спросить Инупи. — Разве я говорил, что хочу поговорить о чём-то? — Я не первый день тебя знаю, Хаджиме. — взгляд прямой, голос тоже, словно Сейшу не человек, а непробиваемая скала. Но, что волнует Коко немного больше — его назвали полным именем. Значит, малыш-Инупи всё же настроился на серьёзный разговор, а, значит, план по плавному подведению к нему разбился в пух и прах. — Выкладывай уже. — Ладно, ладно. — шатен вздохнул и перевесил сумку с учебниками на другое плечо. — Мы стали реже общаться. — Ты только что это заметил? — Коко ловит на себе недоумевающий взгляд друга. — Смешно, конечно, но в придворные шуты тебя бы не взяли, — по-змеиному щурится парень. — Конечно, ты ведь занял эту кандидатуру. — Дай мне продолжить. — Хаджиме хмурится. Это не к добру. Сейшу замолкает и готовится внимательно слушать про то, что он и так знает, — они стали меньше общаться, это нужно исправлять и так далее. Всё, что скажет Коко, ему известно наперёд, но придется послушать. — Почему ты меня избегаешь? Я не хочу, чтобы наша дружба закончилась вот так. — Не перекладывай на меня ответственность, ты ведь сам бегаешь от меня. — отрезает Инупи и внимательно всматривается в мазутного цвета радужки, почти такие же, как руки Шиничиро-сана, когда тот особенно долго возился над каким-либо мотоциклом. Возможно, когда-нибудь парнишка тоже свяжет свою жизнь с мастерской, продолжая дело человека, которого недавно не стало. Сано был одним из тех, кто подбадривал, даже не зная истинную причину внутреннего противоречия людей, всегда шёл по пути чести и готов был отстаивать свои идеалы до самого конца. Странно, что у такого хорошего человека не было пары. — Не было такого. — отрицает подросток и вновь недовольно хмурится, но теперь уже, кажется, от того, что чувствует себя настоящим придурком, который не может сознаться в том, что тоже виноват в появлении трещины между ними. — Ты ради этого меня позвал? Чтобы отрицать свою вину? — Сейшу тоже недоволен. Действительно, зачем его вообще позвали сюда? Чтобы спихнуть все причины появившихся недомолвок на него? Как умно. — Если это так, то я пойду. Хаджиме хочет остановить Инупи. Хочет поговорить с ним, хочет наладить отношения, однако ничего дельного для этого не предпринимает. Гордость не позволяет. Будет замечательно, если из-за этой самой гордости он потеряет единственного лучшего друга, но он молчит. И Сейшу расценивает это как положительный ответ, разворачиваясь прочь. Ему бы тоже хотелось избавиться от этого вязкого и мерзкого чувства недосказанности, оседающего на стенках грудной клетки. Из-за него возникает желание содрать эпителий с органов, чтобы зараза, впивающаяся в организм, не распространялась больше. Однако сколько ни цепляй его ногтями, вырвать то, что уже пустило корни, не получится. Так две души, когда-то бывшие одной, вновь отдаляются друг от друга, выстраивая стену из гордости, разочарования и обиды.