Птичка

– Хочу дотронуться до тебя… умоляю… пожалуйста… Капитан говорил шёпотом потому, что совсем охрип и едва дышал. Как-то само собой всё пришло к тому, что он поцеловал Венди, вернее, Венди, красивая взрослая леди, которая сбежала в Нетландию от мужа, поцеловала его, поцеловала так, как он не мог даже мечтать, и вот теперь она сидела рядом с ним на софе, трепетала от волнения, а он утонул глазами-незабудками прямо в её декольте и тоже дрожал. Венди понимала, что, если бы он хотел тронуть, к примеру, кисть её руки или плечико, то, скорее всего, не стал бы спрашивать на это разрешения, Джеймс имел ввиду совсем другие прикосновения, но леди едва ли способна была ему отвечать, так как сама тоже ужасно постыдно и откровенно застряла взглядом кое-на-чём и никак не могла заставить себя начать впускать воздух в лёгкие размеренно. Джеймс был очень возбуждён. Разумеется, Венди, замужнюю даму, было этим его состоянием не удивить, но, как это ни странно, она никогда не видела мужчину – такого – и, одновременно, одетого. Отчаянный и грандиозный вид капитана вызывал у Венди столь сумасшедшую реакцию, что она буквально закусывала губы. Кстати, молодая леди-то и раздетого мужчину никогда близко не рассматривала, даже в руке не держала… Вопиюще безнравственные идеи щекотали её сознание одна за одной, тело отзывалось огнём и ещё кое-чем очень интимным, девица краснела, сжимала ножки. Номинально она была ещё замужем… сбежала, да, и уже успела поцеловать другого… красавца… пирата… разбойника… но… отдаться ему… позволить… нет, нет, нельзя… – Джеймс… да, да… нет… я не знаю… чёрт… - она ответила, заикаясь, сглотнула. Вообще, Венди была не робкого десятка. И, кстати, утверждать что она сбежала от мужа потому, что он вёл себя по отношению к ней недобросовестно, было бы неправдой: Эдвард, клерк, без пяти минут менеджер, был приличным джентльменом, симпатичным, добрым, немного мягкотелым для мужчины и влюблённым в Венди по самые уши. Он нравился Венди, это тоже факт, Венди испытывала к нему чувства достаточно тёплые, уважала его, ценила и, в общем, потому и ушла. Не смогла простить сама себя, не смогла мучить и обманывать его. Ещё в возрасте девятнадцати лет Венди угодила в передрягу такую, в какую, к сожалению, порой угождают импульсивные и бесстрашные леди, смелые, открытые, готовые предпринимать и инициировать действия вместо того, чтобы скромно сидеть в уголке… Венди влюбилась. Самозабвенно увлеклась. Тот её избранник был помолвлен, но тоже потерял голову, воспылал страстью, красавица-Венди пленила его сердце, его разум… и привело это к очевидным последствиям: между ним и юной чаровницей случилась близость. Случилась неоднократно. Однако, когда скрываться далее стало совсем тяжело, молодой человек принял решение не расторгать свою помолвку. Выбор этот дался ему тяжело, сердце разбилось, Венди тоже очень страдала, но нашла в себе мудрость принять ситуацию, поступить по совести, отойти в сторону и позволить преступной страсти сойти на нет. В её жизни появилась ещё одна очевидная проблема: Венди осталась нецеломудренной. Это не было слишком уж важно, наступил новый век, а с ним и новые, более лояльные нормы устоялись в обществе… однако, для многих джентльменов этот нюанс всё ещё имел некоторое значение. Поэтому, когда Венди встретился Эдвард, великодушный, терпимый, влюблённый, ослеплённый её красотой, леди (она снова поступила по совести, рассказала ему всё, как есть, и Эдвард заверил её, что для него это пустяки), не раздумывая, вышла за него замуж. Но по-настоящему полюбить так и не смогла, хотя и очень старалась. Уважала его, ценила, любила, как друга, и потому быстро провалилась в чувство непреодолимой вины перед ним. Написала ему письмо, ушла. Сразу же ужаснулась собственного решения, разнервничалась, струсила перед грядущим мнением беспощадного общества, поняла, что сама у себя отбирает «хорошее будущее», возвратиться уже не могла, да и не хотела, она ведь была Венди в девичестве Дарлинг, отважной и бойкой леди… С роем тяжёлых мыслей в голове она не заметила, как доплелась до Кенсингтонских Садов, вернулась к реальности, когда услышала звон, знакомый с детства… не поверила ушам, наклонилась ближе к траве, увидела золотистое сияние, и… да! Это была фея, настоящая фея! Точнее, эльф, премилый крошка, крылышко которого придавило камнем. Он знатно перепугался, увидев, что его заметила взрослая, но леди оказалась чуткой, убрала камушек, подставила эльфику ладошку, шёпотом пообещала, что не причинит зла и никому его не покажет, отнесёт его туда, куда он захочет… Эльфийского языка Венди не понимала, так что, когда сияющий золотом раненый кроха в её ладони попытался ей что-то объяснить, она вежливо извинилась и попросила указать направление пальцем. Эльф жил тут же, неподалёку, у маленького кустика, встречать его вылетела феечка, она тоже сначала испугалась Венди, но эльф, видимо, рассказал ей о своём спасении. Фея благодарно покружила вокруг взрослой леди, и Венди по её жестам поняла: та хочет предложить что-то взамен… Идея пришла быстрее, чем Венди успела бы её хорошенько обдумать. Она попросила пыльцы… дорогу помнила с детства… Нетландия ни капельки не изменилась, за исключением того, что на острове, когда Венди прибыла, царила зима, это, вне всякого сомнения, означало, что главный герой этой сказки Питер Пэн – отсутствует. Ещё в полёте Венди приняла решение просить помощи у пиратов. Почему-то она была уверена, что капитан Крюк, который, вообще-то, был лично при ней и даже с её помощью отправлен на съедение чудовищной Крокодилице, жив, а ещё почему-то решила, что сумеет уговорить его приютить её на некоторое время. В крайнем случае, обращусь к индейцам, - прикидывала Венди, но, когда она пролетала над пиратским бригом, знакомая фигура с копной роскошных кудрей и крюком вместо руки вышла на квартердек покурить. Внимательный к деталям и пребывающий всегда на чеку капитан заметил девчонку в небе в ту же секунду. Молниеносно дёрнулся, вынул пистоль, прицелился, но гостья, которая, если его не обманывали глаза, являлась не девочкой, а взрослой леди с явными признаками отличия, одетая в какое-то божественной красоты платье, позволяющее оценить стройные ножки почти до колена (Джеймс Крюк, представитель великой эпохи барокко, таких нарядов сроду не видал), успела приветливо крикнуть ему: – Здравствуйте, Джеймс! - и весело помахать рукой. Уронить пистоль пиратский капитан себе не позволил, но вот мундштук изо рта выронил, челюсть упала, брови поползли наверх в ошеломлении. Мало того, что его назвали по имени без навеки прилипшего к нему прозвища, а такого никто-никто себе никогда не позволял, так его ещё и, похоже, знали… Улыбающуюся леди в этот момент, наверное, порывом ветра отнесло куда-то вверх, она успела схватиться за канат у самого шпиля одной из мачт и почему-то захохотала. Юбка упала ей на плечи, открывая вид на панталоны, ножки в чудных туфельках устремились вверх, как будто кто-то невидимый тянул девицу ввысь, она совсем залилась, сквозь смех звеня голоском: – Ой! Ой! Ха-ха-ха!!! Я совсем забыла, как это работает! Ха-ха-ха-ха! О-о-о-ой, мамочки!!! Джеймс! Достаньте меня, пожалуйста! Ха-ха-ха! И Джеймс тогда обронил, всё-таки, и пистоль тоже, кинулся, как полоумный, ей на выручку. Он преодолел расстояние за считанные секунды, с грацией тигра добрался до неожиданной воздушной гостьи, с размаху воткнул крюк в мачту, протянул руку, хотел помочь леди спуститься в гнездо… но леди, как он теперь разглядел, действительно что-то бесконтрольно так и тащило вверх. – Ха-ха-ха-ха!!! - всё не унималась она, лаская слух звонкими серебряными нотками, – Ха-ха! Я просто рада Вас видеть, понимаете? Держите, держите меня-я-я..!!! Ай-ай-ай-ай-ай!!! Ха-ха-ха! Ни капли не стесняясь ни сверкающих полупрозрачными рюшами панталон, ни ситуации в целом, леди ухватилась за предложенную кисть двумя руками, её сразу же опять потянуло в небо, Джеймс догадался, что девицу, видимо, осыпанную пыльцой, уносят ввысь счастливые мысли от… радости встречи?!.. и он со всей силы притянул её к себе, не соображая, что, вообще, происходит. Смог сказать только: – Держитесь… - и стройненькая леди перехватила его под мышки в тугое объятие руками, а затем зацепила на крепкой мужской талии и… ноги. В полной уверенности, что сбрендил, пиратский капитан мигом спустился на палубу, стараясь не обращать внимание на то, какими местами прижимается к нему внезапно свалившаяся на него хрупкая ноша, поспешил в свою каюту, там как-то робко предложил леди отпустить его, и красавица, как воздушный шарик, плавно поднялась к потолку. Оттуда она, хохоча, окинула взглядом личные покои капитана Крюка, переместилась к углу у кормовых окон, чтобы занять не распластанное звездой, а, хотя бы, как будто, полусидячее положение ножками вниз, утихомирилась. – Побуду Вашей кариатидой, - мяукнула она, а потом не выдержала и снова заливисто рассмеялась. Джеймс глядел на неё, как идиот. Подошёл ближе, хотел, наверное, как-то этично поздороваться, уточнить, знаком ли он с леди, проявить манеры, выглядеть галантным, открыл было рот и… ничего не сказал. Вгляделся в черты кукольно-прекрасного женского лица, сощурился. Леди умолкла, тоже рассматривала его, улыбалась в ожидании. Крылатые чёрные брови снова поползли к самым корням волос… – Неужели..? Но… нет, не может быть! - воскликнул капитан. Счастливая улыбка от осознания, что он узнал её, украсила сиянием лицо милой леди, она думала ответить, однако капитан вдруг произнёс что-то такое, что украло у неё все вдохи и голос впридачу. – Моя маленькая Венди… - вымолвил он, – моя птичка… неужели это ты… С минуту он ещё таращился на Венди, которая, и впрямь, словно застыла и превратилась в кариатиду, а потом резко потряс кудрями и жутко покраснел, сообразив, что именно сказал. – Э… - промямлил он, стушевавшись, – ой… не «ты», а «Вы»… и не «моя», и не «птичка»… простите… и не «маленькая», очевидно, тоже… дьявол… простите, простите, Венди, приношу извинения… у нас тут с Пэном, видите ли, спор насчёт Вас… дьявол, какой я глупец… извините меня… Ничего особенно не поняв, Венди оттаяла, но волнение в груди поднялось бешеное, а ещё – она не знала, как спуститься, её так и прижимало к деревянному потолку капитанской каюты. – З-здравствуйте, Джеймс… - повторила она как-то отрывисто, растеряв всю заливистость и мягкий объём нежного голоска, – Да… эт-то я… к-как мне спуститься? Я… очень счастлива снова видеть Вас, п-похоже… и п-прилипла… – Э… э… - капитану, щёки и переносица у которого напоминали цвет варёного рака, казалось, что в груди у него звенел колокол, а пустую голову заполняло лишь его эхо, но он ещё раз тряхнул кудрями, собрался, – одну секунду… Поозиравшись по сторонам, Джеймс нашарил глазами стопку свежих бордовых полотенец, сложенных у ширмы, что отделяла в каюте небольшой ванный уголок, взял одно, причём выбрал то, что было расшито золотом, обычно он вытирал им лицо после утреннего умывания, крюком подцепил клавесинный пуф, без лишних дум влез на него ногами, чтобы достать до парящей в воздухе Венди, протянул ей полотенце. – Может, у Вас пыльца на подоле… или… - тут он сглотнул, изо всех сил пытаясь не слишком пялиться на изящные щиколотки, – на туфельках… смахните её… Однако, Венди, которая тут же вспомнила, как сама себя посыпала пыльцой, вдруг бесстыже зажала капитанское полотенце коленями (держи Джеймс в руке ещё один пистоль, а в зубах ещё один мундштук, стопроцентно выронил бы их заново), чтобы освободить ладони, вынула из волнистого пучка на голове шпильки, сунула их себе в ротик, распустила свои прекрасные длинные волосы пепельно-русого цвета, наклонила головку вниз, чтобы они повисли шёлковой занавеской, и принялась активно трепать их полотенцем с вышивкой. Несколько золотистых сияющих пылинок слетели с них, парочка угодила на Джеймса. – Ой! - воскликнула Венди, когда почувствовала, что оторвалась от потолка и поплыла вниз. Шпильки посыпались на пол. Как-то по инерции, ведомый неизвестным и неумолимым порывом, капитан вытянул к ней руки, чтобы поймать, но Венди не взялась за них, ангельское объятие легло ему на плечи, а кисть и крюк оказались у леди на талии. Прошло ещё несколько секунд, за которые вдохов случилось намного меньше, чем следовало бы, а ударов сердец – намного больше, прежде чем Венди выдохнула: – Джеймс… Мы летим… Это было не совсем так, но капитан, действительно, не заметил, как оторвался от пола. Он невысоко поднялся навстречу Венди, поймал её, двух волшебных пылинок было маловато для того, чтобы удержать его – высокого и мускулистого мужчину – в воздухе, и теперь капитан медленно спускался вниз. Если честно, двух пылинок было вообще ни для чего недостаточно, они бы и Питера Пэна ни на фут не подняли, но Питер был просто маленьким мальчиком, ребёнком, которому, как и остальным детям, неизвестно то, что может окрылить взрослого. Квадратные каблуки стукнули о лакированный деревянный пол, а за ними цокнули и каблучки-рюмочки. Джеймс забыл, что держит руку и крюк у Венди на талии: леди приземлилась почти вплотную к нему, оказалась миниатюрного роста, смотрела на него снизу вверх, приоткрыв губы и, наверное, тоже подчинилась какому-то порыву… Она дотронулась до его лица. Очень скромно, осторожно, гладить и ощупывать не посмела, но одну витую прядь за ухо заправила, коснулась золотой серьги-кольца. – Я совсем забыла, как Вы красивы, - пробормотала она, а потом смутилась, похихикала, отошла на шажочек, и Джеймс остался стоять перед ней с вытянутыми руками, – ох, простите и Вы меня! Я… признаться, сбита с толку. Всё так… так… Как во сне, в общем. Джеймс… я… могу я попросить Вас оказать мне… э… нет, погодите, я не с того начинаю. Боже! Когда я летела сюда и думала о том, как увижу Вас, я не чувствовала себя так… то есть… ох… в общем, я рада Вас видеть, правда! И рада, что Вам удалось выжить, я так и знала почему-то! И я хочу извиниться перед Вами, я была такой дурочкой, мне теперь очень стыдно! Я ведь никогда не желала Вам зла! Пожалуйста, простите меня. И… в общем, я прилетела, чтобы попросить о помощи… мне нужно убежище… временное… пойму, если Вы откажете… обращусь к Пиканини… Если бы Венди прямо сейчас, стоя перед ним вот так, раскрасневшейся, оробевшей, с дрожащим декольте и с ножками, видневшимися из-под платья до колена, попросила бы у него все его сокровища, чин капитана, пиратский бриг и его собственное сердце, он бы подарил ей всё, не колеблясь, так она была хороша, а он – покорён, покорён целиком за какие-то жалкие мгновения. Джеймс, конечно, всё ещё был капитан Крюк, он сумел привести себя в чувство, ответить, что услужить Венди для него честь, предложить ей занять его собственную каюту, спросить не голодна ли она, не нуждается ли в защите. И, в общем, Венди, по причине своей открытости и искренности взяла да и выложила капитану всё, как на духу. Рассказала, как ушла от мужа потому, что не полюбила, как встретила эльфа, как решила, что здесь, на острове, сможет укрыться от всех своих проблем. – Я такая трусиха, да? - прыснула, в итоге, она, – Наломала дров и сбежала. Теперь тем более не знаю, как мне жить дальше, ха-ха-ха-ха! Никогда ещё Джеймс не видел, чтобы человек, попавший в такую непростую ситуацию, столь весело и честно смеялся над собой. Сам он много лет уже пребывал в условиях практически идентичных, ушёл из дома в поисках любви и свободы, бежал от навязанных семейных устоев, ожиданий и договорного брака, случайно попал в Нетландию, думал, открыл новую землю, но угодил в капкан, лишился руки в несправедливой схватке с каким-то мелким пацаном, потратил годы, чтобы переучиться держать оружие в левой кисти, погряз в одержимости местью… Догадался, что замер во времени, слишком поздно… – Венди, ты очень смелая… Вы! То есть, Вы, Венди! Вы очень смелая! Дьявол, - встряхнув своей роскошной шевелюрой в третий раз, капитан обозвал себя кретином и скомкано продолжил, – Могу я, Венди, предложить Вам… э… чаю? Вина? Вы не замёрзли? Погода, нынче, у нас скверная, но это моё любимое время, как Вы, наверное, догадываетесь… позвольте, я принесу Вам… – Называйте на «ты», если хотите, - скромно вставила Венди, – я не против. – …мех, - закончил Джеймс и глупо уставился на неё, – Что? Нет, нет! Ни в коем случае! Неприемлемо… простите… просто я привык думать о Вас, как о малютке… то есть, как о девочке… то есть… дьявол, дьявол! Я сам себя закапываю всё глубже с каждым словом. Вы точно ещё хотите остаться у меня… в гостях?.. Джеймс вздохнул так неподдельно удручённо и так побагровел, что Венди, которая, вообще-то была взволнована столь же сильно, как и он, просто держалась получше, чудесно засмеялась, сжала на мгновение его руку, приободрила капитана какими-то милыми фразами, заверила, что, если он действительно не против, то остаться на Весёлом Роджере для неё – сравни божьей благодати. – Да, предложите мне чаю, прошу Вас, - улыбнулась она, – и, да, я не откажусь от какой-нибудь накидки. В Лондоне сейчас лето, мне даже не пришло в голову, что в Нетландии может быть зима… у Вас очень тепло, Джеймс, к слову! Просто я немного перемёрзла в полёте. Давно у Вас тут холода? – Всего пару лун. И продлятся ещё десять-двенадцать, - придавая голосу как можно больше уверенности, чтобы достойно поддерживать светскую беседу с леди, Джеймс галантно отодвинул ей кресло-трон, помог устроиться за столом и направился к платяному шкафу, откуда извлёк шикарную меховую мантию, – Я обязан сообщить Вам, полагаю… не уверен, понимаете ли Вы… э… нюансы, связанные с Нетландией, или нет… заранее предупрежу, чтобы Вы не пугались, я вмиг доставлю Вас в любую точку мира, если Вы решите у нас не задерживаться. Бриг нынче вмёрз в ледяную толщу, но расколоть лёд, чтобы идти, для меня не проблема… И Джеймс, тот самый Джеймс, который капитан Крюк, которого Венди разглядывала тайком и которым любовалась, которого помнила с детства, как на полотне нарисованного, и который ни капли не изменился, рассказал своей гостье о том, как устроен остров. – Мы сейчас вне привычного течения времени. Я не могу ответить на вопросы «как» и «почему», но суть поясню, у меня была пара столетий, чтобы понять… Буду благодарен, кстати, если Вы обозначите, какой нынче год… Нетландия в этом смысле весьма занятная. Когда Пэн улетает, она, как будто, скучает за ним: негодник проводит в большом мире ночь или две, тогда как на острове пролетает пара недель… время тянется, словно резиновое, в ожидании. Когда Пэн здесь, длительность лун зависит от его настроения и, скажем так, планов на день. Коли запланировано много всего, сутки будут длиться, пока мерзавец все свои дела не переделает, а дела у него такие, Вы помните, поиграть с русалками, потанцевать с индейцами, напасть на меня… Иногда же Пэн планирует всё раздельно: сегодня русалки, завтра индейцы. Тогда луны короче. Всё подстраивается под него. Однако… это всё не так важно… важно, что сколько дней пролетает за это время в большом мире – неизвестно. Никогда не угадаешь. Большой мир движется вперёд со страшной скоростью, пока Пэн тут играет в нас, как в игрушки… Знаете, как оно бывает с детьми, они целыми днями могут играть и не замечать течения времени… Прибавьте сюда необъяснимое влияние Нетландии на своих обитателей: мы не стареем… это и плюс, и огромный, пугающий минус… Вы можете вернуться в Лондон и обнаружить, что прошло несколько десятков лет… А Вы не знали… так… случилось со мной… Джеймс, пока рассказывал, приблизился к Венди, накинул на неё меховую мантию, расправил, сразу же пожалел об этом потому, что вышло это так, будто он просто гладит её плечи, в тысячный раз смутился, в тысячный раз постарался не подать вида, а милая леди, как назло, всё время глядела ему прямо в лицо. Должно быть, ей очень странно видеть меня, - мысленно рассуждал Джеймс, совершенно не замечая, что закусывает губу, думая о своём внешнем виде: недостаточно гладко выбритых щеках, недостаточно хорошо уложенных кудрях, недостаточно тщательно натёртом… – Дьявол! - воскликнул вдруг капитан, сообразив, что бездумно гладил только что оба женских плечика, и отскочил от удивившейся леди, – Венди, простите! Я пугаю Вас, наверное!.. Простите, я сейчас же его откручу… И он принялся быстро отвинчивать смертоносный крюк от своего запястья. Успел щёлкнуть им, вынуть из гнезда… – Ой! - Венди остановила его рукой, – Ой! - и чудесно улыбнулась, – Ох, я забыла, что он снимается!.. Ох… Джеймс, нет, что Вы, ради бога… Действуя с уверенностью, будто много раз уже проделывала эту манипуляцию, Венди безо всякого стеснения взяла его крюк, второй рукой придержала запястье, замурованное в специальную гильзу, воткнула опасное лезвие обратно в гнездо, повертела в разные стороны, чтобы найти резьбу, закрутила. Крюк щёлкнул. В мозгу у капитана тоже что-то щёлкнуло, похоже, что переключатель, который отвечал за способность дышать и связно формулировать мысли, а Венди тем временем не отпустила стальной крюк, изучала теперь его, провела линию вдоль внешней стороны, осторожно проверила пальчиком степень внутренней заточки, познакомилась подушечкой с самым остриём. – Ой, - зарумянилась она и отпустила капитана, – Простите, Джеймс. Я как будто сплю! Но мне нравится этот сон. Вы не пугаете меня, нет, пользуйтесь им, прошу Вас, он ведь Вам нужен… сейчас 1910-й год. Значит, Вы и правда служили у Тича? Попали сюда и не постарели? Сколько Вам лет? Ой! Безнравственный вопрос, прошу прощения… я… хм. Да, я не знала, не подозревала… благодарю, что рассказали мне… Не понимаю пока, хочу ли я остаться здесь надолго, не представляю, что мне делать дальше. Если у меня есть ещё пара недель… я побуду с Вами, пока не наступит лето. Вы очень щедры и гостеприимны, капитан! Думаю, я вполне могла бы занять каюту на нижних палубах, если таковая для меня найдётся, чтобы не стеснять Вас… – Нет, нет! - способность говорить пришлось вернуть себе в срочном порядке, – Нет, ни в коем случае! Мой экипаж… неотёсанные грубияны… Вам среди них не место… Не допущу такого… Кто бы мог подумать, что капитан Крюк окажется настолько учтивым, галантным и вежливым по отношению к леди? Венди тепло ему улыбнулась, кивнула, сказала, что в таком случае с радостью примет предложение остаться в его личных покоях. Они ещё пообщались, поговорили про Нетландию, про время, немного – про прошлое Джеймса и начало его пиратской карьеры в команде Чёрной Бороды, потом капитан вспомнил, что забыл про чай. Попросил разрешения вызвать Сми, Венди пришла по этому поводу в восторг («Сми! Тот самый Сми! Ах, неужели я и его теперь увижу? Он мне ром предлагал, когда мне двенадцать было, помните? И сигары! Ха-ха-ха-ха!»), и капитан вышел в коридор. У входа в его каюту висел маленький колокольчик, язычок у него был утерян, но Джеймс привычно сунул в него свою крюк, позвенел. Старый боцман появился на палубе через считанные мгновения. – Зайди, - безлико бросил ему Джеймс и развернулся. – Кэп..? - был сипловатый ответ и немного недоумевающий взгляд: капитан редко приглашал своего первого помощника войти в каюту, обычно Сми приносил еду, забирал стирку, штопку и старался не маячить у капитана перед глазами, уборку устраивал тогда, когда Крюк занимал квартердек. Почёсывая толстыми пальцами морщины на лбу, боцман, неуклюже передвигаясь на своих коротеньких ножках, проследовал за капитаном Крюком, тот остановил его у самого конца коридора. – Прилично себя веди, - шикнул он и предупредительно сверкнул крюком, – хоть одно некорректное слово, один взгляд – убью. Не смекая, в чём дело, Сми полупоглазил на капитана, но тут раздался чудный женский смешок: – Ха-ха-ха! Джеймс, Вы слишком строги, не нужно никого убивать, пожалуйста, - в коридорчик заглянула прекрасная молодая леди, – Здравствуйте, мистер Сми! Ох! И Вы – тоже совершенно такой же! Надо же! Вслед за капитаном старый боцман вошёл в каюту, потупив взгляд, не смел глазеть прямо на такую красавицу, пробормотал что-то похожее на: – Э… добрый вечер… мисс… - тут он быстренько глянул на её пальчик, – миссис… э… мы… знакомы? Леди, которая так и светилась от задора и умиления, сама протянула ему руку: – Вы, должно быть, припомните меня как мисс Венди Дарлинг… – Венди..? - тут боцман, всё-таки, разрешил себе посмотреть на её лицо, – Венди, птичка-Венди! Ай! Прилетела-таки! - комично воскликнул он, – АЙ!!! - а это капитан больно пнул его в бок за некорректное слово, – Ай… простите… мисс Венди, значит! Миссис Венди! Как же..? Какими судьбами? – Чаю нам принеси, - холодно перебил его Джеймс, изогнув бровь, как бы намекая, что не по рангу ему, грязному пирату, задавать вопросы миссис Венди. – Дже-е-е-еймс, - мило покачала головой Венди, цыкнула, улыбаясь, и снова посмотрела на старика Сми, – мистер Сми, это долгая история, но, да, я снова здесь, очутилась в ваших краях волей случая… или судьбы! Ха-ха! Надеюсь, Вы пребываете в добром здравии? Добродушный боцман заулыбался, помял переносицу, кивнул. Что ещё сказать – не нашёлся, так что пообещал подать чай и угощения сию секунду и, откланявшись, пулей вылетел из личных покоев капитана Крюка. Он действительно притащил огромный поднос с красивым фарфоровым сервизом и блюдом с фруктами через каких-то пару-тройку минут, принялся было сервировать стол, но капитан ещё раз отпихнул его и жестом приказал ему смыться. Венди показалось, что Сми, скрываясь в коридоре, улыбался во весь свой желтозубый рот, но это зрелище едва ли могло задержаться в её памяти, так как в эту самую секунду Джеймс, который капитан Крюк, лихо удерживая чайник в крюке, со всей учтивостью и некоторым смущением наливал ей чай. Было и ещё кое-что. Что-то, что Венди в первую же секунду заметила, о чём думала всё время, что пульсировало в сознании и никак, никак не уходило: капитан Крюк был невероятно красив. Фантастически. Не просто мил или симпатичен, а – великолепен. Весь. Он имел не только прекрасное лицо и потрясающие волосы, а обладал ещё и широким размахом плеч, был высок, подтянут, одет с иголочки, и Венди, должно быть, обратила внимание на его мужественную фигуру и удивительный бархатный голос уже сотню раз. И хотела задать ему сотню вопросов. – Пожалуйста, Венди, угощайтесь, - он подвинул к ней блюдо с фруктами, – Подобных плодов Вы во всём мире не сыщете… Беседа легко завязалась заново, как сама собой. Ещё немного поговорили про остров, Венди рассказала про Лондон и другой большой мир, выяснила, что капитан почти два столетия не бывал на континенте, он поведал ей, как вернулся однажды, понял, что потерял десятки лет, а вместе с ними – всех своих старых знакомых, друзей и семью, пусть даже ненавистную, укрепился в желании отомстить Пэну и с тех пор торчит в Нетландии практически безвылазно. Продолжает пиратствовать в водах неподалёку, знает кое-что о научно-техническом прогрессе, соображает в электричестве да паровых турбинах, слышал про автомобили и фотокамеры, хотя сроду их не видел, читает все книги, что попадаются ему на кораблях-жертвах. О том, что суда, на которые он нападает, всегда торговые и грузовые, что пассажирские лайнеры ему ни разу не встречались, и он, мужчина в расцвете лет, два века не видел женщин, капитан умолчал. Ему, конечно, кроме книг попадалось и множество журналов, коими полон каждый корабль с мужским экипажем, и Джеймс вполне представлял себе современную женскую моду, знал, как изменились платья, бельё, был в курсе того, что прекрасный пол нынче может быть и в брюки одет, и в пиджаки, но Венди всем своим присутствием смущала его до жути. – Джеймс, - мягко обратилась она к нему, вернув чашку на блюдечко, сняла накидку, – расскажите про «птичку»..? Мне теперь так любопытно… Сколько раз за вечер может покраснеть, как мальчишка, грозный пиратский капитан? Джеймс думал, что количество это приближается к бесконечности. – Венди… – О, прошу! Пожалуйста! – Дьявол… ну… э… Вы не подумайте ничего лишнего… всё так, глупости… – Обещаю Вас не осуждать, - хохотнула леди и милейшим образом упёрлась подбородком в ладошки, показывая, что готова слушать. Джеймс вздохнул. – Дело в том, что… видите ли… с Вами, Венди… всё поменялось. Вы прилетели, подняли на уши всю Нетландию, негодяй, которому неизвестны никакие настоящие чувства, как-то по-своему привязался к Вам, я полагаю… не думаю, что он был по-настоящему влюблён, но что-то Вы точно для него значили. Вы улетели, и он… он обозлился. Расстроился. Ребёнку, тем более жадному, эгоцентричному, ведь не понять, если он чего-то или кого-то хочет, это не значит, что он будет этим владеть… В общем, Вы, Венди, явились для него неким камнем преткновения. А я… я… Вы же знаете меня. Я плохой. Хитрый. Ещё при Вас я догадался, что эта тема расстраивает его… ну, и я до сих пор дразню его, действую ему на нервы, при каждом удобном случае напоминаю, что его птичка-Венди от него упорхнула… – Вы назвали меня «своей» птичкой, - Венди выглядела так, как будто рассказ капитана приходился ей весьма по душе. Палитра самого Кандинского, наверное, не могла похвастаться таким количеством оттенков алого, какое демонстрировали острые скулы капитана Крюка. – Это потому, что я идиот. Пэн… он же понимает, что время идёт, догадывается, что Вы – взрослая… я также назвал Вас малюткой, чёртов кретин, но Вы и тогда-то были не совсем уж крошкой, Вам ведь было не шесть лет… В общем, однажды я сказал ему, что нынче «маленькая мисс Венди» уж скорее… - тут Джеймс совсем густо покраснел, но самоотверженно продолжил, заикаясь, – …п-предпочтёт м-меня… я взрослый, интеллигентный, знаю правила этикета, умею соблюдать манеры, вести светские беседы… хотя сейчас рядом с Вами, если честно, чувствую себя тупой пробкой… знаю, как следует обращаться с леди, умею дарить настоящие н-напё… - он резко осёкся и сразу же затараторил дальше, – э… короче говоря, это был второй раз, когда Пэн чуть было меня не прикончил. Я никогда не видел его таким… разочарованным… он даже лететь не смог. Ну… и я пользуюсь этим хитрым трюком с тех пор… называю Вас так… а он бесится, спорит… говорит, Вы – его, а не моя… э… мы оба с ним дураки. Вы никому не принадлежите, Венди, конечно же… только себе… Простите, если Вам неприятно было такое услы… э… Венди… Венди? У Венди кружилась голова, но остановить случайную мысль, что запустила её по кругу, было уже невозможно. Венди смотрела на губы капитана Крюка и воображала, какой напёрсток мог бы подарить пират. Он был бы, наверное, глубоким и настойчивым… окрашенным сдержанной страстью, ведь Джеймс действительно был интеллигентным, этичным… хотя… Джеймс также был и разбойником, опасным и легендарным, грозой Семи Морей… его напёрсток мог бы быть диким… отчаянным… может, он даже укусил бы её… никто никогда её не кусал… – Венди?.. – Вы же понимаете, что это правда, Джеймс?.. – Ч-что правда? - он опять заикнулся. – Что я предпочла бы Вас… - щёки у Венди загорелись, и она быстро добавила, – …ему. Всё, что Вы о себе сказали – правда. То есть… я не имею ввиду… или… ну… ох! Этим неловкостям не будет конца! Ха-ха-ха-ха! - отшутилась, в итоге, она и как-то нервно поправила распущенные волосы. Чай допили молча, утопая в идентичных идеях, но не смея говорить о них, и Венди, чтобы как-то разрядить обстановку, спросила у капитана, дозволит ли он ей попробовать его королевский инструмент. – Я слышала, как звучит клавесин, лишь однажды… этот самый клавесин… помню, что Вы, Джеймс, виртуоз! Композитор и певец, настоящий маэстро. Вы разрешите мне..? – О!.. - Джеймс, услышав новые комплименты в свою сторону, замялся, – Да, Венди, разумеется… если Вы благословите мой инструмент своей игрой, я… …окончательно сойду с ума, - подумал капитан, но вслух сказал: – …буду счастлив. Для Венди Джеймс застелил пуфик, на который влезал сапогами, тем самым бордовым полотенцем с золотистой вышивкой, Венди села, сам он остался стоять. Звонкая нотка, так сильно похожая на молодую леди, блеснула, а за ней другая, третья, капитану казалось что каждая из них касается живьём его глупого сердца, тревожит его, волнует и дразнит. Подчиняясь грациозным женским пальчикам, клавесин звучал динамично и весело, Венди выбрала простенькое классическое произведение, успевать работать на два мануала было для неё непривычно, но она скрашивала процесс милейшими смешками, что-то дополнительно напевала про себя… Как вышло, что капитан тоже стал подпевать и подыгрывать в басовом ключе, а потом и вовсе примостился рядом с Венди на краешек пуфика, чтобы удобнее было придавать объём, никто из них не понял, это получилось как-то само собой. Так же, как и то, что Венди перестала играть, а капитан стал исполнять для неё что-то из личных произведений и петь в полную силу, вендины ручки убрали с его лица непослушные кудрявые пряди, которые он время от времени поддувал… Джеймс сдуру спросил, не откажет ли ему Венди в удовольствии танцевать с ним, Венди, конечно же, согласилась. Капитан захотел под киль провалиться, когда понял, что может предложить леди только руку с крюком, так как второй наигрывал мелодию, но он собрался, встал, поклонился, не переставая играть, и Венди смело шагнула к нему навстречу. Несчастный пуфик был отпихнут ногой куда подальше. Конечно, танцевать в классическом понимании этого слова у капитана бы не получилось, он наигрывал фокстрот, хотел бы покружить Венди, но был привязан к инструменту, так что думал просто символически покачать леди из-стороны в сторону. Однако, Джеймс не осилил даже этого: хрупкая, как мраморная статуэтка, красавица, подошла к нему и вместо того, чтобы взяться, например, за собственную юбку, положила свободную кисть капитану на талию. А оттуда скользнула к груди, к белоснежному вороту. Джеймс оцепенел. – У меня ощущение… - дрожащим голоском прошептала Венди, – что я всегда хотела сделать это… – Сделать… что..? – Поцеловать Вас. Заявить об этом прямо оказалось не так уж страшно и, в общем, почти не стыдно. Венди скромно улыбнулась. – Что..? Меня..? Напёрсток..? Капитан весь затрясся и даже не попытался себя унять: он встретил Венди… сколько? Два… три..? Часа назад… Голова у него шла кругом, в глазах переливались цветные круги. – Напёрсток… - трепетно повторила за ним Венди, – нет… напёрстки – для детей… Для Вас у меня есть настоящий поцелуй… Я ничего не понимаю… Не знаю, что со мной… Я сейчас поцелую Вас, Джеймс. И она поднялась на пальчики, закрыла глаза. Рука с крюком, позабыв посоветоваться с хозяином, мгновенно прижала леди к капитану в тесном объятии. Все вендины предположения о том, каким мог бы быть напёрсток капитана Крюка, разбились вдребезги об этот тихий контакт, как бриг, сносимый ветром, о скалы. Поцелуй Джеймса не был ни глубоким, ни отчаянным, ни диким, ни даже настойчивым. Джеймс был… нежным. Ласковым. Осторожным. Очень медленным, немного боязливым, как если бы не мог поверить в происходящее (он и не мог, судя по всему), и бесконечно мягким, благодарным, изучающим… дарящим. Всего этого никак от него, пиратского капитана, невозможно было ожидать. Венди показалось, что она превратилась в кусочек сахара и растаяла в его поцелуе, как в ароматном чае. А Джеймс… Джеймс. В его жизни было так мало поцелуев. Они присутствовали, конечно, но бывали дерзкими, заявляющими права, причём, обоюдно, бывали голодными… просто капитан понял, что хочет любви и ласки слишком поздно, тогда, когда уже застрял в Нетландии, и как-то давным-давно поставил на себе в этом смысле крест. Любить на острове было некого, а быть любимым и вовсе представлялось Джеймсу чем-то на грани фантастики. Неотёсанные мужланы из его экипажа регулярно развлекались ночами с высохшими индейскими старухами, но для него, джентльмена, имеющего принципы и вкусы, подобный вариант был неприемлем. Он, может, и мог бы…однажды, неосознанно, в сильно нетрезвом состоянии… но капитан почти не пил. Оставались только мечты и фантазии, размытые образы, бередящие воображение по утрам, секретные желания, тайные сны и надежды. Несколько раз с тех пор, как он лихо назначил Венди своей маленькой птичкой, она снилась ему (он ни за что в жизни никому бы в этом не признался, тем более ей самой), это ведь она принесла в Нетландию на своих чудных крылышках мысли о поцелуях, о которых здесь веками не слышали. В его снах Венди бывала взрослой, похожей на фею, она летала, смеялась над ним, манила… оттого-то Джеймс, наверное, и назвал Венди своей птичкой при встрече, оттого позабыл у неё на талии руку и крюк, думал, наверное, что спит, иначе в жизни бы себе подобных промахов не позволил. От всех этих размышлений капитана отвлёк очень недвусмысленный протяжный стон. Как они оказались на софе – Джеймс не заметил, подозревал, что лично принёс сюда Венди на руках и надеялся, что это ему только кажется. Контроль над поцелуем был утерян по пути, леди закопалась ноготками в дикие кудри, почёсывала Джеймса, он тоже стонал, решив, что сдерживать себя ни к чему, продолжал обнимать Венди рукой с крюком, а пальцами теребил венку, что трепыхалась на тоненькой шее. Капитанская софа, напоминающая кушетку для дневного сна, была не слишком удобна для подобных дел и узковата, поцелуй, ставший к этому моменту намного более смелым, требовал поскорее переступить все черты и нарушить все границы, Джеймс не представлял, как будет объясняться и извиняться перед Венди за всё, а Венди горела такими сумасшедшими желаниями, что боялась разорвать этот неожиданный чувственный контакт: тогда ей пришлось бы столкнуться с реальностью, в которой она, приличная леди, мало того, что сбежала от добросовестного и великодушного мужа, так ещё и тем же вечером сама, по своей собственной, непонятно, откуда взявшейся, воле, вдруг упала в объятия к пиратскому капитану. Однако, прерваться всё же пришлось, очень необходим был вдох. Не осмеливаясь взглянуть леди в глаза, Джеймс прислонился лбом к её лбу, пытаясь восстановить дыхание, угодил глазами во вздымающееся декольте и понял, что тонет. Идёт ко дну и никогда, никогда уже не выплывет на поверхность. Осознавал капитан, или нет, что Венди, закусывая губы, глядела на его грандиозное и целеустремлённое состояние полной боеготовности, неизвестно, но, очевидно, он посчитал, что прятаться и выглядеть таким образом ещё более позорно, не имеет никакого смысла. А ещё, видимо, решил попытать судьбу: Венди ведь неминуемо упорхнёт от него… может, завтра же… может, сейчас же… а он… так долго страдал от одиночества… – Хочу дотронуться до тебя… умоляю… пожалуйста… Расскажи кто-нибудь Джеймсу заранее о том, что однажды он будет не соблазнять леди, или (что бывало гораздо чаще) не просто брать, а – молить о близости и, более того, считать саму возможность спрашивать разрешения высшей благодатью, капитан бы в жизни в такую чушь не поверил. Но он был здесь, на софе, умирал от вожделения, Венди сидела рядом, трепетала, краснела, едва дышала. – Джеймс… да, да… - ах, как же чудно дрожало её декольте, оно так и сводило капитана с ума, – нет… я не знаю… чёрт… Будь Венди в Лондоне, она, уж конечно, совладала бы с собой, приструнила бы капитана, впрочем, он и сам тогда не посмел бы проявлять подобную инициативу. Но Весёлый Роджер стоял, вмёрзший, в нетландских льдах, цивилизованного общества на многие мили вокруг было не сыскать, никто не осудил бы Венди, никто бы никогда и не узнал… Сгорая возбуждения, леди всё смотрела, как отчаянно желает её внимания капитан, его вид дурманил ей мозги, вызывал в теле яркие вспышки. Воображение уже предательски красочно рисовало в голове сцены, какими мог бы продолжиться вечер прямо на этой софе… или у капитана в спальне… у капитана же есть спальня?.. Он такой высокий… Интересно, у него большая кровать? С балдахином? Интересно, а он сам… какой? Грудь такая же загорелая, как лицо? В эту самую секунду капитан тоже думал про грудь. Он вообще всё время про неё думал и, пока Венди не отказала ему однозначно, а колебалась, Джеймс, поджав губы, перевёл кисть с поясницы вдоль пуговок на платье вверх к сексуальному вырезу, несмело нарисовал пальцем его контур, едва ли касаясь нежной и горячей кожи, задержался у ключицы. Вырез платья был сформирован в сборочку, стальной крюк потянулся к ленточке сам собой, сверкнул, капитан прошептал: – Не пораню, клянусь… - и, придерживая гладкой стороной лезвия бантик, украшающий серединку выреза, потянул пальцами за один кончик. Бант рассыпался, и острый крюк нырнул в узелок, чтобы совсем распустить его. Лента ничего не держала, была придумана просто для красоты, но капитан от одного этого действия облизнулся столь сладострастно, что Венди чуть-чуть не упала в обморок. Догадка пронзила её сознание, как вспышка молнии, и всё вдруг стало ясно ей, как белый день: почему грозный капитан Крюк робел перед ней, почему смущался, путался в словах и почему от одного лишь поцелуя был так сильно возбуждён… – Хочешь… - голос был суховат от волнения, и Венди сглотнула, чтобы немного смягчить его, – хочешь посмотреть?.. Она сама расстегнула пару пуговок, вырез раскрылся, позволяя немного подглядеть нижнее бельё, потом взяла Джеймса за руку и крюк, направила их к следующим петелькам, безмолвно предлагая продолжить, и капитан, который застрял глазами и мыслями в ложбинке между налитых грудей, бездумно подчинился. Пуговки, бережно поддеваемые крюком и аккуратными пальцами, расстегнулись до самой талии, Венди пожала плечиками и платье упало, а вместе с ним и челюсть Джеймса, которая контролю явно не поддавалась. – Так красива… Выше всех похвал… Лучше всех фантазий… Волшебная… - промямлил он едва различимым шёпотом. Венди чувствовала себя странно: с одной стороны была ужасно смущена собственной неожиданной решительностью, с другой – каждая следующая секунда рядом с Джеймсом распаляла её и толкала действовать дальше. Леди не поняла, говорил ли капитан про неё целиком, или имел ввиду конкретно ту часть её тела, от которой не мог оторвать взгляд, она тихонечко снова взяла его за руку и потянула к себе. – Возьми..? - предложила она, с трудом не теряя рассудка от осознания, что один её вид может иметь над мужчиной, который явно пребывал в одиночестве много лет, такую власть. Джеймс не позволил себе «взять» то, что предлагала Венди, не посмел хватать, хотя леди, если честно, вполне этого от него ожидала, знала, что джентльменам это обыкновенно нравится, он лишь тронул ткань белья в том месте, за которое можно было бы девицу ущипнуть, нарисовал вокруг несколько осторожных линий, сделал то же самое с другой стороны, хотел скулить, сдерживался, но стон всё равно наполнил каюту – протяжная женская нотка. Не особенно доверяя ни глазам, ни ушам, готовый в любую секунду проснуться, капитан взглянул в пунцовое вендино личико, и она пояснила, прогибаясь и сильнее подставляясь под нежную ласку: – Меня никогда не трогали так… Ямочка у неё на шее пульсировала, пухленькие губки были приоткрыты, щёки горели, и Джеймс едва успел предупредить Венди: – Поцелую… - прежде чем прильнуть к ней губами. И снова его поцелуй, несмотря на обстоятельства, не стал ни голодным, ни ненасытным, был теперь глубоким, да, но остался очень нежным, неторопливым, а рука и крюк, пока про них забыли, быстренько спустили с Венди лямочки нижнего белья. Почувствовав собственную наготу, леди шумно выдохнула, закопалась ноготками в кудри, как-то по инерции ухватила их в кулачок, капитан замурчал, зарычал и то ли сам направил свои поцелуи ниже, то ли поддался руке, что сжимала его волосы. Когда губы с колючими усами достигли самого чувствительного места на груди и сделали с ним то, что следовало, Венди вскрикнула и откровенно захныкала. Держать за волосы мужчину было… восхитительно… управлять его лаской, прижимать, отстранять, чтобы подразнить его и себя, вынуждать его тянуться языком, если он не мог достать до заветного лакомства… Джеймс подчинялся, выглядел, как пьяный, мог бы запросто применить силу – ему потребовалось бы совсем немного, возжелай он ослушаться леди и взять то, что хотел, но он, похоже, растворился в процессе, продолжал каждое начинание и всё время, когда мог, неразборчиво бормотал что-то вроде: – Красавица… красавица… богиня… ангел… королева… Зубы подцепили бельё, стянули его ещё ниже, очень хотелось поскорее уже разобраться с платьем, которое скрывало от капитана всё наиболее интересное, но это было бы, наверное, излишней, по мнению Джеймса, горячностью, так что он принялся исцеловывать живот и сладкие места под грудью, самые нежные, чуть ниже спелых сосочков-бутончиков, такие кругленькие, что терялся дар речи и связь с реальностью. Потому-то капитан и не сообразил сразу, что уложил Венди на спину и что она обнимает бёдрами его талию, а когда понял это – испугался. Отпрянул, почувствовал, что не контролирует ситуацию, леди лежала перед ним, как подарочек, наполовину раздетая, причём не просто какая-то леди, а та самая маленькая Венди, и он вот-вот собирался сделать с ней кое-что… Хотел извиниться; наплевать на всё, напасть на неё и взять – тоже хотел; но не успел сделать ни того, ни другого, так как Венди вытаращила глаза и со звуком, обозначающим недовольство и недоумение, ухватила его за воротник и снова притянула к себе вплотную. Ногами в том числе. Джеймс пропал. Противиться был неволен, думать о приличиях и последствиях – тоже. Венди явно не отдавала себе отчёта в том, что творила, и ему следовало бы быть ответственным, мудрым, следовало вообще изначально вести себя так, как подобает джентльмену, а не как измученному одиночеством и отсутствием женского внимания отчаявшемуся пирату… По какой причине сама Венди вдруг воспылала к нему чувственным интересом Джеймс не знал. И знать не хотел. Теперь это всё было уже неважно. Какая-то мысленная граница, последняя черта, осталась позади, а с ней испарилась и тихая робость. Капитан вцепился зубами Венди в плечо и та закричала, причём явно не от боли или страха. – Я возьму тебя… - прохрипел Джеймс сквозь хмельной укус, – Сладкая… а-а-а-аргх… возьму… сейчас… – О боже… о боже… - отвечала Венди, самостоятельно стягивая с себя дурацкое платье и одновременно пытаясь раздеть капитана. – Здесь?.. - по его интонации было очевидно, что выбор можно сделать или сейчас, или никогда. Заключив, что если капитан задаёт подобный вопрос, значит, спальня у него, видимо, имеется, хотя он, пират, мог бы иметь ввиду, к примеру, стол, кресло, широкий комод у зеркала или даже пушистый ковёр на полу (при мысли о том, как её могли бы вдавить лицом в спинку кресла, пригвоздить лопатками к стене, или упереть локтями в комод, чтобы она видела в зеркало, как принадлежит капитану Крюку, Венди поперхнулась, – ничего подобного с ней, ясное дело, никто никогда себе не позволял, это было грязно, безнравственно и так… заманчиво), леди, заикаясь, предложила отнести её в кровать и была моментально подхвачена на руки. Каким-то образом капитан ухитрился по пути стряхнуть сапоги, расстегнуть бриджи – неужели нёс девицу в одной руке с крюком и даже не поцарапал? – и не выкинуть, не повалить, а бережно опустить леди на мягкие подушки. Кровать была с балдахином. Алым. Думая, что ей овладеют сейчас же, Венди призывно разомкнула коленки, хотя оставалась ещё в белье, но капитан, который, как большой дикий кот уже почти навис над ней, вдруг остановился на секунду, разглядывая сказочное зрелище, желая в деталях запомнить, как выглядит леди, истлевающая в ожидании, чтобы он сделал её своей, в его собственной постели. Венди поняла это, стыдливо зарделась, стала смотреться ещё аппетитнее, и Джеймс поцеловал её ножку. Пощекотал животик, потянул за резинку кружевных панталон. – Господи Боже… - сипло промурлыкал он, – в жизни ничего подобного представить себе не мог… милая… о… о… не могу больше терпеть… стараюсь, как могу… двести лет не был с женщиной… хочу – умираю… Казалось, он и впрямь умрёт, когда Венди приподняла бёдра, позволяя стянуть с себя бельё. Благоразумно решив не смотреть туда, куда хотелось побыстрее нырнуть, как в омут, чтобы иметь возможность продержаться хоть чуть-чуть, Джеймс приспустил бриджи, девица закинула ему на талию одну ножку и, как только капитан коснулся её самым интимным и сумасбродным образом, впилась коготками ему в плечи. Джеймс почти не двигался и скулил от удовольствия, Венди под ним буквально пела, ощущала, что он находится на грани, извивалась и сходила с ума. Когда стало совсем горячо, она обняла его и второй ножкой тоже, стиснула крепче, прижала к себе из последних сил, и… ей почудилось, будто она потеряла сознание или взлетела. В головокружительном исступлении капитан пульсировал в ней лихорадочно, задыхался, дрожал всем телом, судорога никак не отпускала его, дёргала и превращала Венди в буйную реку. Было так изумительно хорошо, так жарко, что внутри всё горело, отзывалось дикими импульсами, хотелось двигаться навстречу, Венди так и сделала, интуитивно напрягла живот, впервые испытывая нечто подобное, Джеймс почувствовал, охнул и, пока последние спазмы ещё терзали блаженством его плоть, сделал с девчонкой то, что можно было бы назвать безумством. Все эмоции взорвались, Венди закружило на какой-то умопомрачительной карусели, в глазах потемнело, тело разразилось вспышками, зубы вцепились в плечо… капитану… Джеймс охнул ещё раз, а потом ещё раз, сам того не ожидая, сорвался с края и превратил женское лоно из реки в бушующий океан. Затем он рухнул на хрупкую и очень счастливую леди без сил, мог бы тут же и уснуть, наверное, но был так взволнован, что минут двадцать лежал молча, пытаясь восстановить дыхание. Вместо дыхания, правда, восстановилось кое-что другое, но Джеймс игнорировал это, в отличие от Венди, которая, тоже с трудом дыша, ласкалась к нему внутренней стороной бедра. Ножки у неё были такими мокрыми и скользкими, что и подумать стыдно. – В жизни… никогда… Венди… клянусь… никогда… никогда в жизни… Венди… Венди не знала, хотел ли он сказать, что никогда в жизни не испытывал ничего подобного, или думал заверить её, что никогда бы такого себе не позволил, сама она могла бы заявить и то, – и другое, но сил говорить пока не находила. Думая, наверное, освободить томную леди и дать ей возможность вздохнуть свободно, Джеймс попытался перевернуться на бок, но проворные женские руки крепко и немного упрямо обняли его, не отпустили, Венди едва ли разборчиво выдохнула: – Не смей, - имела ввиду, что не готова сталкиваться с реальностью и смотреть капитану Крюку в глаза, не желает отпускать его, вожделеет новых ласк и вот теперь точно не знает, как ей жить дальше. Теряющийся в идентичных эмоциях, Джеймс запустил руки ей под талию и упал обратно на её тоненький стан, только подвинулся немного, чтобы леди было удобнее. Спустя ещё минут десять вспомнил, что он, вообще-то мужчина, и не просто какой-то там олух-джентльмен, каких пруд пруди, а Джеймс Крюк, коварный и амбициозный пиратский капитан, о чьей отваге в Семи Морях ходят легенды. – Я забираю тебя себе, - хотел объявить он твёрдо, но получилось сонно и глуховато, в подушку, хотя, судя по тону, в серьёзности его намерений никак нельзя было ошибаться, – Не представляю, какие бесы шепнули тебе искать спасения в Нетландии… может, это были не бесы, а мой ангел-хранитель, если такой у меня вообще когда-либо имелся… Ты разведёшься и будешь моя. Или не разведёшься, мне всё равно. Моя. Моя. На всякий случай не шевелясь, Джеймс сглотнул и добавил уже гораздо менее уверенно: – Ну… да?.. Можно..? Или… я верну тебя мужу..? И умру? Вся ситуация была крайне дурацкой: Джеймс лежал в постели почти раздетый, был не в силах даже натянуть на своё великолепное достоинство бриджи, достоинство это вонзалось девице в бедро и настойчиво требовало внимания, Венди распласталась под мускулистым мужским телом, текла, не имея никакой возможности сдерживать то, что в изобилии дважды оставил в ней капитан, была возбуждена, тайком наматывала один чёрный локон на пальчик, чтобы успокоиться и воззвать к собственному благоразумию, но это не помогало, а делало хуже. Что ответить, Венди не нашлась, вернее, нашлась, конечно, но запретила себе выпалить бездумное согласие и заявление, что уже представляет себе жизнь на пиратском судне и что рассмотрит любое предложение, если только капитан клятвенно пообещает всегда доводить её до такого, как сейчас состояния; то, что Джеймс скромно намекнул, что умрёт без неё, понравилось леди, это было похоже на признание в чувствах, и, несмотря на то, что Джеймс в эту секунду вряд ли соображал ясно, Венди затрепетала, обняла его крепче. В общем, капитан ведь сказал, что зима в Нетландии будет царить ещё некоторое время… и Венди уже натворила дел… набедокурила… и ей понравилось… и… ну… подумать можно ведь и попозже… – Хочу тоже тебя потрогать, - сказала она и запустила одну руку туда, где у Джеймса всё горело неугомонным желанием. – Что..? Чт… м-м-м-мф!!! А-а-а-аргх!!! ЧЁРТ!!! Она потрогала. Подразнила, приласкала, завелась, словно полоумная, от ощущения, как он становится ещё твёрже и подрагивает в руке, смело потянула его к себе, приглашая взять её ещё раз. – Сумасшедшая… сумасшедшая… - хрипел Джеймс, кое-как пытаясь избавиться, наконец, от бриджей, – Сирена… Погибель… моя погибель… мой рай… В ту же секунду Венди была перевёрнута самым постыдным образом, Джеймс вдавил её в постель, сумел как-то обуздать себя и приласкаться к сумасбродной леди нежно, но девица очень хорошо поняла, как это – принадлежать пиратскому капитану. Чуть не сгорела от наслаждения и от стыда, ощущая, что Джеймс подхватил её под живот и приподнял раскрытые бёдра себе навстречу. Он снова скулил, снова действовал медленно, снова кусал её, чтобы не стонать совсем уж высоко и взахлёб, спазмы опять начали дразнить тело, приближали чудесную развязку, Венди выгибалась, впивалась зубами в подушку… Волна неведомого удовольствия захватила её в тот момент, когда Джеймс вынужден был ускориться, она вся сжалась вокруг него в микроскопической пляске, глухо закричала, выдохнула его имя, и капитан присоединился к ней в абсолютном неконтролируемом упоении. – Венди… - буркнул он ей в макушку, когда уже лежал сбоку и изо всех сил прижимал к себе обмякшее женское тело, – Венди… нет, я не отпущу тебя… не отпущу… Венди… что происходит… откуда ты взялась… зачем… – Я не знаю, - прошептала она, буквально вдавленная носиком в мужскую грудь – такую же загорелую, как лицо, и испещрённую россыпью шрамов – и ни капли не сопротивляющаяся, – не знаю… – Если усну… проснусь с тобой? Пожалуйста… можно… с тобой… – Засыпай. Я буду здесь, обещаю. – Венди… не знаю, что сказать… Было так потрясающе хорошо и спокойно, что Венди улыбнулась, хихикнула. – Скажи «моя птичка». Джеймс подумал, что уже умер. Сказал: – Моя птичка. Последнее, что капитан запомнил перед тем, как провалился в сон, были чудесные тихие смешки, похожие на чириканье, и коготки, почёсывающие его спину.