Жди меня, я приду этой осенью, когда завянут все цветы

Просыпаясь, Чонгук несколько минут лежал в постели, приложив руку к груди, и прислушивался к себе. Ещё в университете он делал доклад о ханахаки, поэтому представлял, что его ждёт дальше. Он хорошо помнил описание симптомов на каждой стадии. Умываясь, он кашлял, как старый заядлый курильщик, и лепестки вырывались изо рта, будто конфетти из хлопушки. Они покрывали зеркало и раковину, оседали на бачке и стиральной машине. Горло уже саднило, но крови пока не было. Чонгук сгребал разноцветные лепестки мокрыми ладонями и с отвращением смывал в унитаз. Сколько бы он ни сдерживался, кашель преследовал его весь день и в любом месте. Тяжелее всего было на работе. При любом першении в горле Чонгук тут же прижимал заготовленный платок ко рту. — Ты заболел? — при очередном приступе резко осведомился Тэхён, отрывая взгляд от бумаг. Чонгук побледнел и быстро покачал головой. — Н-нет. — Возьми больничный, если болеешь, не надо всех заражать, — раздражённо заметил директор. — Со мной всё хорошо, в горле просто слегка першит, но это совсем не заразно. Просто… просто аллергия. — Угу, — кивнул Ким, уже не слушая, и вернулся к документам. Чонгук прикрыл глаза на секунду и до боли закусил губу. Он сглотнул болтавшийся на языке лепесток и поспешно вышел. Несмотря на боль, на холодность, на неудобство, Чонгук не мог заставить себя ненавидеть Тэхёна. Он даже не мог разлюбить его. Смерть, далёкая и неясная, вовсе не пугала. Боль ещё была едва ощутимой, поэтому Чонгука затапливала бесконечная обживающая, как кипящее вино, нежность к своему ледяному директору, похожему на Кая из сказки. К самому себе Чонгук ощущал лишь отвращение за слабость и никчёмность. Тэхён ни в чём не виноват, это его глупое сердце всему виной. — Тэхён на месте? — в дверях появилась взлохмаченная голова президента. Чонгук улыбнулся и кивнул. — У себя. После первого короткого разговора Намджун периодически заскакивал в офис и всегда находил несколько слов для Чонгука. Чону он нравился. Всегда он был любезен и весел, и при взгляде на него никто не подумал бы, что этот человек, не достигший ещё и сорока, в бизнесе так же дружелюбен, как трицератопс или большая белая акула. Он рвал и топтал конкурентов с беспощадностью молодого аллигатора. — Неважно выглядишь, Чонгук, — заметил Намджун. Ещё одна его удивительная способность — запоминать в лицо и по именам всех сотрудников. — Заболел? — Нет, что вы, — Чонгук выдавил улыбку, но тут же зашёлся в новом приступе кашля. Лепестки всех оттенков, от ярко-розовых до тёмно-фиолетовых, посыпались прямо на стол. Чонгук с трудом вдыхал между приступами, сгибаясь над столом: что-то перекрывало дыхательные пути. Чон схватился за горло, горевшее огнём. — Чонгук… Боже мой, — почти прошептал поражённый Намджун. А тот снова согнулся, на глазах выступили слёзы, и сунул пальцы в рот. Одно обдирающее стенки горла усилие, и на документы шлёпнулся целый цветок. — Боже, — повторил Намджун. — Как давно? Как давно это с тобой, Чонгук?! Чонгук, качая головой, вытер слёзы рукавом и торопливо стал смахивать лепестки в урну. — Нет, господин президент, всего… всего несколько недель, не больше, — просипел он, горло всё ещё саднило. — Недель? — Намджун успел выхватить цветок из его рук и, щурясь, стал разглядывать. — С этим долго не живут, так? Ты был у врача? — А что они могут? — пожал плечами Чонгук. — Только вырезать всё. А я не хочу. — Ты умрёшь. Хочешь умереть? — Нет… наверное, нет. Я пойду… пойду, когда не смогу больше терпеть. Не беспокойтесь, — Чонгук потянулся забрать цветок, но Намджун отодвинулся. — Я взрослый и могу о себе позаботиться. Чон засунул корзину обратно под стол. — Что это за цветы? — Намджун повертел в руке нежный бутон. — Это петунья, — прозвучал голос из-за его плеча. — Напугал! — вздрогнул он, а Тэхён, всё ещё разглядывая цветок, равнодушно пожал плечами. — Моя бабушка выращивала их на подоконнике, — Тэхён тепло улыбнулся своим воспоминаниям. — Такие нежные, яркие и неприхотливые. Они всяких цветов бывают, но вот такие, тёмные, мне нравились больше всего. Откуда он у тебя, хён? — Эм… нашёл, — ответил Намджун, пряча цветок за спину. Тэхён вскинул брови удивленно, но тут же забыл обо всём. — Ты ко мне? — он быстро вернулся в деловое русло. — Я собирался уезжать, но могу задержаться, если у тебя срочное. — Нет, нет, Тэхён-а, езжай. Тэхён кивнул, надиктовал Чонгуку несколько поручений, сказал, что вернётся к трём, и вышел. Намджун тем временем присел на край секретарского стола и навис над Чоном, сверля его взглядом. — Кто она? — Что? — Чонгук старательно перебирал бумаги, но на самом деле ничего не видел. «Уходи, — мысленно умолял он. — Уходи и оставь меня уже». — Кто та красотка, что разбила тебе сердце? — Господин президент, мне нужно работать. — Ты хотя бы попытался признаться? Ты ведь симпатичный, знаешь? Наверняка девушка с радостью упала бы в твои объятия, и всё решилось бы само собой. — Господин, — Чонгук, наконец, поднял на него взгляд и обжёг Намджуна таким холодом, что тот даже опешил. — Нет никакой «её». Я не хочу ничего обсуждать. Прошу, сделайте вид, что ничего не видели. — А когда ты загнёшься прямо за этим столом, я тоже должен буду сделать вид, что ничего не произошло? — Не знаю, — раздражённо бросил Чон. — Позовите уборщицу. — Я ведь серьёзно. — Я тоже. При всём уважении, господин президент, заботитесь вы обо мне, или это просто праздное любопытство, но не надо лезть мне в душу. Я хочу только и дальше ходить на работу и… — И что? — Ничего. Намджун поднялся и прошёл по приёмной в одну сторону, потом в другую. Потом он, скрестив руки, замер напротив стола Чонгука. — Если я угадаю, из-за кого ты блюёшь сраными цветами, ты скажешь мне правду? — Господин президент… — Из-за Тэхёна, да? — Чонгук побледнел, в глазах его читался испуг. — Откуда вы?… — Он же хладнокровный ублюдок, я за это его и нанял. Просто машина, а не человек. Его нельзя любить… Уважать — да, ненавидеть — запросто, но любить… — Да, нельзя, — вздохнул Чонгук, прокалывая дыроколом стопку бумаг и насаживая листки на скоросшиватель. Конечно, нельзя его любить. Но что сделать, если сердце уже полностью отдано этому с головой погружённому в работу «хладнокровному ублюдку»? Просыпаясь, Чонгук думал о нём и засыпал тоже с мыслями о Тэхёне. Всё, что он делал, было лишь для того, чтобы порадовать директора. — Он знает? — Конечно, нет! — Ну да, ну да, — покивал Намджун с видом человека, у которого в голове уже закрутились шестерёнки. — Это было бы странно. Я должен идти, Чонгук. Но… Он щёлкнул пальцами, в глазах за стёклами очков плясали смешинки. — Не думай, что я это так просто оставлю. — Пожалуйста, не надо, — простонал Чонгук. Намджун, уже его не слушая, а полностью погрузившись в свои мысли, ушёл. Утро удалось, переговоры прошли быстро и легко. Тэхён замешкался, складывая бумаги в портфель. Намджун ждал его у лифта, нервно щёлкая пальцами. — Что? — недоумённо поднял брови Тэхён. — Что-то не так? Ты недоволен переговорами? — Нет, ты отлично справился. Они вошли в лифт, и Намджун первым нажал на кнопку первого этажа. — Ты чего? Нам ведь на парковку. — Пообедай со мной, — попросил Намджун, впрочем, это мало было похоже на просьбу, скорее на приказ. Тэхён тряхнул запястьем и посмотрел на часы. — Только двенадцать, не рановато? Да и мне в офис надо. — Тебе есть необязательно, — раздражённо отозвался Намджун, уже шагая через холл к ресторану. В зале было почти пусто: только несколько иностранцев спустились на поздний завтрак. Администратор, улыбаясь вежливо и сдержанно, проводила Намджуна и Тэхёна к столику у окна. Старший без раздумий заказал ризотто, а младший — только кофе. — Ты хотел мне что-то сказать? — М? С чего ты взял? — Зачем ещё тебе звать меня обедать? Или у нас свидание? Может, хочешь меня уволить? Намджун закатил глаза, но тут принесли еду, и он отвлёкся на свежие гребешки. — Ни то, ни другое. Разве мы не можем просто пообедать? — А разве мы такие друзья? Или мы такие коллеги, которые ходят вместе выпить? С чего вдруг? — Прости, забыл, что у тебя вообще нет друзей, — холодно отозвался Намджун, расстилая салфетку на коленях и принимаясь за еду. Тэхён проигнорировал выпад, но в этом не было ничего удивительного. Хладнокровный ублюдок, вновь подумал Намджун. Если в новостях скажут, что через полчаса на Землю упадёт метеорит, он, наверное, и бровью не поведёт. С таким разговаривать намёками не получится, придётся всё говорить прямо. — Ты знаешь, что у Чонгука ханахаки? — Ханахаки? Та странная цветочная болезнь? Нет. Откуда мне знать? — Почему ты такой чурбан? — спросил Намджун, будто у самого себя. — Почему надо так себя вести? — Как? И чего ты так злишься? — Я сказал, что у твоего помощника смертельная болезнь, а ты и глазом не моргнул. Так наплевать на него? Тэхён задумчиво отпил из чашки и, посмотрев вверх и в сторону, будто исследуя самого себя, произнёс: — Не то чтобы мне совсем наплевать. Только вот что я могу сделать? Это его личное и ко мне никакого отношения не имеет. Намджун застыл, поджав губы, и потом покивал. — Может, и личное. Извини за беспокойство, думал, что тебе будет интересно. — Он болеет, это плохо для работы. Но что я могу сделать? Разрыдаться? Отправить его лечиться? Он взрослый, а у меня нет времени на чужие проблемы. Если ты решил кого-то спасать, то не надо втягивать и меня, я тут, чтобы зарабатывать. Ты ещё помнишь, что деньги потекут в твой карман, прежде всего? — Хотя бы сделай вид, что в тебе есть что-то человеческое, — неприязненно скривил губы Намджун, глаза за стёклами очков сузились. — Ты мне платишь не за это, — Тэхён махнул официанту, чтобы ему принесли ещё кофе. — Не замечал за тобой раньше такой сентиментальности. Что случилось? Стареешь? — Я не хочу, чтобы он помер прямо у тебя в приёмной. — Ну ладно… Ханахаки, значит. Это лечится? Можно просто отправить его в больницу? — Насколько я знаю, есть поддерживающие таблетки, но они только сдерживают симптомы. — А операция? Пусть сделает и не портит никому жизнь. — Думаешь, это так просто? Раз — и выкинул всё на помойку? С этими цветами они ведь вырежут вообще почти все эмоции. — Лучше будет работать. — Куда уж лучше… — проворчал Намджун, сжимая ладонь в кулак. Он представил, как кулак с хрустом врезается в нос Тэхёна, на скатерть капает алая кровь. Тэхён падает навзничь вместе со стулом, в его глазах страх и непонимание. — Намджун, — голос настоящего Тэхёна вернул его к реальности. Он отставил пустую чашку и, поставив локти на стол, переплёл свои длинные пальцы. — Чего ты от меня хочешь? Чтобы я ему сочувствовал? Я так не умею, ты знаешь, он для меня — только коллега. Жаль, что Чонгук может умереть, но при чём тут я? — Ты бы мог… — Намджун осёкся. Зачем вообще было затевать этот разговор? С самого начала он понимал, что Тэхёна как всегда не тронут чужие проблемы. Это не у Чонгука не будет эмоций, это Тэхёну их ампутировали с рождения. Он никогда ничего не поймёт. — Ничего. Можешь ничего не делать. Вообще забудь о нашем разговоре. Он махнул рукой, подзывая официанта, и попросил счёт. — Ладно, — пожал плечами Тэхён. А у Намджуна снова полыхнуло внутри: «Почему, Чонгук? Почему он? Почему ты выбрал это земноводное?». — Когда… если он умрёт, тебе тоже будет всё равно? — Намджун, когда ты стал таким чувствительным? Это всё же старость. — Ответь мне. — Да не знаю я. Мы работаем вместе, и Чонгук отлично со всем справляется. Трудно будет найти ещё одного такого толкового парня. Но если ты ждёшь, что я буду из-за него убиваться, то извини, нет. — Конечно, — отозвался Намджун, ощупывая карманы. Закурить захотелось до дрожи в пальцах. — Чего ещё я мог ожидать? — Вот именно. Хочешь кого-то спасти, иди поухаживай за больными щенками, а меня такое не интересует. — Зачем ты так? — Как? — возмутился Тэхён, ему уже надоел этот разговор. Чего Намджун от него хочет? Опять какие-то его тесты. — Чего ты пристал ко мне со своим Чонгуком? — Думал, это важно. — Важно то, — Тэхён поднялся. — Что я уже опаздываю. Спасибо за обед. Он коротко поклонился и направился к выходу. — Что за урод, — процедил Намджун сквозь зубы, а шестерёнки у него в голове вновь закрутились. — Чонгук! — раздался крик из кабинета. И только по звуку своего имени Чон уже понял, что шеф недоволен. — Директор? — он замер в дверях, вытянувшись в струнку, как хорошо выдрессированный пёс. Весь его вид выражал внимание. — Чёртов Намджун! — под нос себе рыкнул Тэхён, бросая трубку стационарного телефона. Он поднял тяжёлый взгляд на Чонгука. — Закажи билеты… нет, пошли наши данные секретарю Намджуна. — Господин? Тэхён на секунду прикрыл глаза, вздохнул, успокаиваясь. — Господину президенту Киму вновь пришла замечательная идея в голову. Он решил, что в коллективе недостаточно тёплые отношения и нам нужно улучшать тимбилдинг, мать его. Поэтому мы через две недели летим в Европу тренировать английский и укреплять командный дух. — И… и я тоже, директор? Разве я вам там понадоблюсь? — Намджун берёт всех, кто работает выше десятого этажа. Так что узнай, куда нас тащит президент и какая там будет погода. Не хватало ещё заболеть. Билеты на самолёт и отель закажет секретарь Намджуна. Чонгук кивнул, коротко поклонился и вышел. — Твою мать, — едва слышно сказал он, возвращаясь за свой стол. Как это всё не вовремя. В офисе он ещё мог скрывать и лепестки, и цветки, но что будет делать в отеле, где всё на виду? У него точно не будет отдельной комнаты. Чёрт бы побрал Намджуна с его тимбилдингом! Чонгук, продолжая ругаться, отправил документы по почте. Потом он нажал несколько кнопок на стационарном телефоне для связи с приёмной Намджуна и узнал, на какие числа запланирована поездка. Стоило разгрести все дела Тэхёна на этот период, так что Чонгук провозился почти до обеда, посылая письма с извинениями и отменяя встречи. Только когда директор вышел на обед, у Чона появилась минутка на личный разговор. — Привет, мам, — сказал он, когда на том конце музыка вместо гудков смолкла. — Привет, малыш. — Мам, мне уже двадцать шесть. — Ну и что? Ты всегда будешь моим малышом, даже когда у тебя появятся собственные дети. — Мама, — с раздражением перебил Чонгук. Если не остановить, то она бы с удовольствием в очередной раз пустилась в воспоминания, как его принесли к ней в палату всего красного и сморщенного, но даже тогда он был самым красивым ребёнком на свете. Он так мило зевал и таращился на неё своими почти чёрными глазками, а на голове у него уже были волосики. — Мама, мне нужно будет уехать в командировку. — Командировку? Когда? Куда? Надолго? Ты же помнишь про мой день рождения? Ты ни за что не должен его пропустить! — её голос проделал путь от любопытства в начале расспросов к осуждению в конце. — Через две недели, всего на несколько дней. Мне нужно, чтобы ты присмотрела за Чатни, — ответил он, игнорируя остальные неудобные вопросы. — Присмотреть за Чатни? — переспросила она, и Чонгук по интонации понял, что мама так и не прониклась хотя бы симпатией к его собаке. — Да, всего несколько дней. Погулять, покормить и пару раз свозить в кинологический центр. — Н-ну, хорошо, — с сомнением согласилась мама. — Всего неделю, так? Значит, ты не пропустишь праздник? Тебя ведь отпустят на три дня? Отец хотел отвезти нас за город. — Он не мой отец, — холодно заметил Чонгук. — Больше десяти лет прошло, Чонгук-и. Пора уже вырасти. Хэсу было бы приятно, если бы ты стал звать его папой. В конце концов, он столько о тебе заботился. — Нет, заботился он о тебе, меня он просто терпел. — Неправда! — Я не хочу ссориться, мам. Давай не будем снова всё это обсуждать. — Будем! Почему бы нам не обсудить то, каким неблагодарным ребёнком ты вырос?! Что плохого мы тебе сделали? Слишком заботились? Уделяли много времени образованию? — Ладно-ладно, вы прекрасны, просто я этого не ценю. Так ты позаботишься о Чатни? Мама на том конце вздохнула, но Чонгук знал, что она уже согласна. — Хорошо, привози её. — Спасибо, заберу её, как только вернусь. — Да-да. Не забудь попросить дополнительный выходной, хорошо? — Мам, — Чонгук прикрыл глаза. Нельзя было ещё больше оттягивать этот разговор. Он ни за что не хотел бы говорить об этом, глядя ей в глаза. — Я не приеду на праздники. — Почему? Из-за работы? Дай мне телефон твоего директора! Я сама с ним договорюсь. У него ведь тоже есть мама, он должен понять. Ты и так пропадаешь на этой работе по двенадцать часов. Это мой день рождения! — Это не из-за работы, — Чонгук упёрся лбом в стол, будто это могло защитить его от проникающего в мозг, как сверло, голоса матери. — Я не приеду. — Но ведь соберётся вся семья: я, папа, твой брат с женой. Они привезут Суджон. Разве ты не хочешь увидеть племянницу? Она так выросла. — Я не приеду. — Чонгук! — Нет, — упрямо сказал он. — Пойму, если не захочешь взять Чатни. — Тебе эта псина дороже родной матери! О ней ты заботишься, конечно! Ты племянницу ни разу не видел за год! Зато собаку возишь на дрессировку! Дважды в неделю, так?! — Мама, — умоляюще позвал Чонгук и глухо ударился лбом о крышку стола. — Что? Собака ему ближе отца и брата! О ней ты первым делом беспокоишься, а то, что мать бросаешь на её же день рождения, это тебя не волнует! За что мне это? Что я делала не так?! Я обижала тебя в детстве? Била?! — Нет, — чуть не плача ответил он. — Может, Хэсу на тебя руку поднимал? — Нет! — Вот именно! Он старался быть хорошим отцом. За что ты его так ненавидишь? — Это не так! — Не смей кричать на мать! Откуда в тебе это хамство?! Мы не воспитывали тебя таким! Ты должен приехать, слышишь? Ты приедешь и будешь со всеми милым и приветливым. Чтобы я не слышала от тебя ни одного дурного слова, понял? — Ма… Давай я приеду отдельно, когда у меня будет свободный день? Пожалуйста! Проведём день только вдвоём. Ты и я, как раньше, помнишь? Походим по магазинам, съедим по мороженому. — Приезжай на праздник, или можешь больше никогда не приезжать, — жёстко отозвалась мама и положила трубку. Чонгук застонал и замахнулся, но вовремя себя остановил. Разбивать телефон — это не очень умно. Вместо этого он только пнул корзину для бумаг. А через две недели, из-за работы на два дня позже остальных, Чонгук и Тэхён приземлились в международном аэропорту Белфаста в Северной Ирландии. Они поспешно прошли по длинным белым коридорам, похожим на все остальные подобные коридоры в мире, под шуршание колёсиков чемоданов. Торопливо пообедав, они пересели на следующий самолет.