твоя кровь

— Намджун, они отняли у нас слишком много солдат. Это глупо, вы просто меняетесь армией, перебивая друг друга, словно одичавшие собаки. В конце никого не останется, лишь груда камней и пепел некогда расцветавших империй, — интенсивно проводит шершавым языком по неестественно красной, сильно оттопыренной нижней губе генерал Шин. — При всем моем уважении к тебе, мы не можем так рисковать нашим народом. Неизвестно, как вампиры узнали, куда направляются наши войска. То, с какой силой они нанесли ответный удар, удивляет, ведь мы этого совсем не ожидали. Южные границы пылают, сжигая всё, что там простирается. Помимо пылкого монолога генерала в комнате набатом раздавалось монотонное тиканье настенных часов. Намджун, что невозмутимо сидел в кресле из матовой багровой кожи, скрестил между собой накаченные ноги, устремив равнодушный взгляд в стену напротив. Взрывающиеся один за другим вулканы внутри альфы чувствовались на расстоянии, казалось, никакая война не страшна перед гневом, перенявшим контроль. Сейчас к нему было опасно приближаться: неминуемо сгинешь в этом огне. Миллионы вопросов отбивались о стенки мозга, норовя разбить черепную коробку, словно птицы, незамечающие прозрачного стекла, с гулкими ударами исчезая в искалеченном сознании. «Кто же оповестил вампиров о местоположении армии?» — единственный вопрос, который разъедал мозг альфы, словно серная кислота. Определенно, среди них завелась крыса, которой жить осталось недолго: Намджун лично перегрызет ей глотку. Но всё это после.. Сейчас необходимо дать отпор. — Косвенно воздействовать уже не получится, — после минутного молчания выдает Ким, заламывая пальцы так, что кажется, они сейчас с треском сломаются, своим хрустом заполнят комнату, словно головешки, раскалывающиеся в январском костре. — Пойдем напрямую. Устроим облаву там, где Чонгук совершенно не ожидает, — изрекает Ким, повергая в шок генерала, что схватился рукой за кресло, дабы не упасть от опрометчивого решения лидера. — Ты с ума сошел? — не сдерживаясь, повышает тон альфа. — Мы идём на верную смерть. Наверняка особняк доверху напичкан солдатами, что в любой момент, словно цепные псы, готовы перегрызть горло любому по приказу хозяина. — Это приказ, а мои приказы неоспоримо исполняются, — коротко отвечает Намджун, сжимая в руках до треска дорогой ткани собственный пиджак.

***

На шелковых жемчужных простынях, что своими переливами затмевали блеск драгоценных камней, лежит Юнги, взглядом давно просверлив сквозную дыру в противоположной стене. Жаль, что через эту дыру убежать невозможно: даже эта стена является ловушкой, не выпуская за пределы невидимы лабиринтов, но и не отпуская, удерживает на белом полотне, наградив его титулом мишени. Из глаз уже давно не текут слёзы, хотя веки все ещё неприятно щиплет при частом моргании. Сердцебиение пришло в норму, лишь короткими ударами знаменуя свою работу на лад измученному телу. Каштановые волосы небрежно ниспадают на худое лицо, что своей белизной напоминало алебастр. С их с Чонгуком свадьбы прошла уже неделя, но они так и не разу не пересеклись. Мин всегда просыпается один, находя другой край постели смятым, и клянётся, что чувствовал во сне жар чужого тела и горячее дыхание на своей шее. Оно и к лучшему. Юнги не готов сейчас оставаться с Чонгуком один на один. На часах пробила полночь, а значит омега как можно быстрее бежал в постель, стараясь скорее упасть в тягучие объятия Морфея, забывая о сегодняшнем дне. Мягкое одеяло приятно согревало тело, но мурашки все ещё не отступали, бегая по спине из стороны в сторону, предчувствуя что-то неважное. Мин закрывает глаза, мысленно считая кудрявых овечек, в то время как сон отказывался забирать в своё царство. Мрак комнаты никак не помогает, а назойливые часы лишь мешают уснуть непрерывным тиканьем. Юнги прислушивается к тишине, что больше напоминает могильную, и вдруг замирает. У самой двери слышны шаги, тяжестью своей заставляют внутри всё напрячься. Прислуге запрещен вход на этот этаж, а те, кто здесь обычно убирали, давно спят. Вязкий ком застывает в болезненно пульсирующем горле, а сердце заходится в ускоренном темпе, стучась о рёбра — те же решетки, за которыми сидит Мин. Дверь с тихим скрипом открывается, впуская в комнату вампира. Юнги каждой клеточкой тела чувствует, что это он. Настолько сильный страх, как сейчас, его не охватывал никогда. Будто все мелкие и незначительные, обитающие в Мине, сейчас склонили головы перед ним, способным одним вздохом вогнать в ужас. Он пытается держать глаза закрытыми, а дыхание монотонным, но выходит из ряда вон плохо. Альфа заходит в темную комнату, проливая в нее свет, излучаемый торшером, бесшумно, словно хищник, приближающийся к своей жертве, проходит к платяному шкафу, так же беззвучно открывая его. Юнги сдерживаться сложно. Такая опасность, но в то же время чрезмерное любопытство подогревают в нем неподдельный азарт, ведущий за собой в пропасть. Омега слабо приоткрывает один глаз, завороженно наблюдая за каждым действием альфы, пропавшего из виду на дольше положенного. Тот скидывает с себя атласную рубашку цвета обсидиана, обнажая голую кожу, что вдоль и поперек забита рисунками. Слабый свет лампы не позволяет рассмотреть всех рисунков, но взгляд омеги цепляется за одну из татуировок. «My love is my pain», — гласит аккуратно выведенная под левой лопаткой надпись, а Юнги изнывает от дикого желания невесомо провести по ней рукой, тонким пальцем обвести каждую букву на грубой коже. Юнги, увлекшись узорами на красивом теле, уже вовсю рассматривает крепкую спину альфы, забыв о том, что должен был спать. Омега не чувствует на себе пристального взгляда из зеркала в шкафу, будучи покорен краской на коже. — Нравится? — хриплым шепотом спрашивает Чонгук, а омега вдруг понимает, что его рассекретили. Юнги мысленно бьёт себя по лицу тысячу раз, прежде чем хоть что-то сказать. Мягкие щеки залил апельсиновый румянец, который был едва различим в тусклом свете одиноко горящего торшера. Чонгук стягивает с себя брюки, складывая их на полку, постепенно двигаясь к кровати. Ложе прогибается под его весом, а Мин сразу же ощущает родное-чужое тепло, к которому неимоверно хочется прикоснуться, а лучше вообще сгинуть в нем с головой, забывая о прежней вражде. Юнги закрывает глаза, в надежде, что альфа оставит его в покое, потому что сейчас его тонкой паутиной окутывал липкий страх, переплетенный с желанием коснуться чужого тела. — Успокойся, — будто бы прочитав его мысли, изрекает Чонгук, за талию притягивая омегу к себе, вжимая в горячую грудь. Мин сжимается в клубочек от смешанных чувств, мысленно благодаря всех высших существ за то, что сейчас лежит в теплых объятиях. Горячее дыхание приятно греет тонкую шею, шелковой лентой струясь по льнущему телу. Чонгук губами утыкается в плечо омеги, что в несколько раз меньше его самого, целует загривок, лопатки, а Юнги прямо сейчас отдаться зверю готов, на блюде себя подать, словно самое лакомое яство. — Ты всё ещё принимаешь подавители? — тихо, совсем интимно спрашивает Гук, стараясь на нарушить их особенной атмосферы. Юнги на это лишь слегка качает головой, сильнее вжимаясь в чужую грудь, тая в объятиях альфы. — Не принимай их больше, — оставляет короткий поцелуй на шее. — Пожалуйста, — выходит сбито, словно даётся из последних сил, а Юнги млеет от этих слов, плавясь в руках, словно воск. Мин на жалобную просьбу лишь закрывает глаза, стараясь вернуться в сон, а Чон так и продолжает крепко обнимать того, разделяя так необходимое тепло на двоих. Они оба словно почувствовали, что такое дом. Дом — это находиться в крепких объятиях друг друга, не расставаясь ни на секунду.

***

— Намджун захотел личной встречи. Говорит, что-то важное, — с ощутимой скукой от игры лидеров говорит Хван, обращаясь к Чонгуку. — Он приедет через несколько часов. — Пускай приезжает. Не думаю, что он что-то изменит, — цедит Чонгук, смакуя на языке горьковатый вкус виски. — Возможно, опять вымаливать перемирия захочет. С тех пор, как Чимин помог нам, армия оборотней очень ослабла. — Ты же не думаешь использовать родного брата в качестве наживы для этого зверя? Это же бесчеловечно, — сводит к переносице широкие брови рослый альфа, растягивая итак тонкие губы в тонкую полоску. — Все человечное во мне давно мертво, — закатывает глаза Чонгук, показывая, что слушать этого альфу больше нет ни малейшего желания. — Мы примем Намджуна, а уже после поговорим, — губами ловит мелким огоньком тлеющую сигарету, втягивая едкий дым в лёгкие.

***

Во двор особняка Чон въезжает несколько черных внедорожников, похрустывая мелким гравием и оставляя на сером асфальте темные следы. Синие тучи застлали небо, закрывая собой яркое солнце, погружая день в черно-белое кино. Свинцовые облака, кажется, потяжелели от скопившейся в них влаги, намереваясь ливнем обрушить ее на сухую землю. Несколько вооруженных вампиров встречают лидера оборотней, приветствуя его низким поклоном, а после проводят его в дом. Охранники Кима следуют за ним, взглядом сканируя каждый сантиметр на наличие угрозы. В доме по-обыденному мрачно, а лёгкий ветерок гуляет по этажу, пробираясь под плотную ткань пиджака, пересчитывая выступающие позвонки. — Зачем приехал? — с порога рубит вопросом Чонгук, обращая взгляд и внимание лидера на себя. — И тебе привет, — слегка посмеивается Ким, проходя к креслу. — Мой вопрос остаётся подвешенным. Меня интересует, с какой целью ты нанес нам визит, ведь мы все давно решили, — показывает, что не собирается тянуть резину Чонгук, сжимая подлокотник кресла в своей широкой ладони до вздутия вен. — В последний раз предупреждаю тебя. Одумайся. Мы просто перебьем друг друга, оставив после себя лишь руины. — На этих руинах я построю новую империю, где никто не посмеет усомниться в моей безграничной власти, — рявкнул Чонгук, метнув тяжёлый взгляд на оборотня, готовясь обнажить клыки. — Я предупреждал, — спокойный, будто удав, говорит Ким, молниеносно вытащив из пиджака оружие, направляя его на вампира. Чонгук в ответ направил Глок на альфу, гадко ухмыляясь зверю, готовый в любую секунду разорвать. Телохранители обоих направили друг на друга стволы, удерживая каждого на мушке. В воздухе отчётливо прослеживался запах свежей крови. Запах, несравнимый ни с одним из самых сильных наркотиков, способный разогнать застывшую в венах собственную красную, нуждающеюся в постоянной подпитке. Запах, что одним своим дуновением разгоняет адреналин по венам и заставляет сердце биться в разы быстрее, наливая глаза кровью. — Сегодня из этого дома живым ты не выйдешь, — скалится Чонгук, спуская курок. Сразу за первым выстрелом следуют десятки других. Ким успевает уклониться от пули, что насквозь прошла спинку кресла, застряв в толстой обивке, и выпускает обойму в вампира. Тот ловко уходит, скрываясь за диваном, используя его как укрытие. Свист пуль эхом отдается от стен комнат, заполняя весь особняк жаждой и хаосом. Багровая кровь заливает персидские ковры, а стоны боли навсегда застывают в горле у многих. — Ч…Чонгук? — с ужасом кричит Юнги, выходя из кухни и оказываясь рядом с Намджуном, преграждая собой путь к нему. На секунду все выстрелы стихают, но после раздается решающий. — Чонгук! — слабо визжит омега. Пуля прошла насквозь.