твоя кровь

Чонгук впивается взглядом в плоть, желает обладать, подчинить, забрать себе, скрыть от посторонних глаз. Альфа ещё несколько минут прижимает младенца к своей груди так, чтобы тот уснул, оставив на своем лице детскую беззубую улыбку, раскалывающую мертвые ледники, где-то в душе альфы. Смотрит на то, как омега свежий воздух в ноздри вбирает, будто принюхивается: знакомое, родное учуял. Крохотные веки слегка подрагивают, а пухлые щеки порозовели от горячего дыхания. — Господин, вы… — начал один из слуг, обнаруживших поляну, но тут же заткнулся, напоровшись на тяжёлый взгляд напротив. Чонгук сразу же прослеживает направление взгляда альфы и приказывает ему заткнуться взмахом крепкой руки. Он аккуратно встаёт, придерживая хрупкое создание, покоившееся на теплой груди, и двигается к своему коню. Плевать, что не должен так поступать. Плевать, что должен был оставить того мучительно умирать. Плевать, что из-за него может разгореться война. Плевать, пока он покоится на его груди. — Но, господин, — шепотом начинает один из слуг, но его тут же перебивают. — Отцу ни слова, иначе лишитесь голов, — холодно заканчивает альфа, смиряя двух егерей. В теплой роще, кажется повеяло могильным холодом. То ли от взгляда принца, то ли от его ледяного тона. Дорога домой уже не кажется такой длинной, хоть затянулась уже надолго. Вавилон будто чувствует, не срывается на бешенную скорость, понимает хозяина. Дуонга дома не оказывается, что только на руку молодому альфе. Он незаметно прокрадывается в свою спальню, бесшумно минуя занятых слуг. Привезти в обитель высших вампиров вампира низшей касты уже было глупым решением, но на этом Чонгук не остановился. Нет, он не боялся отца, который одной рукой мог легко переломить шею ни в чем неповинному созданию. Альфа сейчас боялся за малыша. Что ему сейчас с ним делать? Метку скрыть невозможно, остаться здесь он тоже не сможет, а в Ловесте у него вряд-ли кто-то остался. За размышлениями Чонгук и не заметил, как дверь в его комнату открылась, и в помещение вошёл Чау. Белый махровый халат доходил почти до самых пят, скрывая мужчину в белоснежном коконе. — Гуки, — улыбается мужчина, держа в руках стакан теплого молока, которое так сильно любит альфа. — Я принес… — брошенная фраза обрывается, как только растерянный взгляд цепляется за сонного младенца на кровати Гука. Немой вопрос повисает в воздухе, а Чонгук и не знает, как объясниться. Откуда у него в комнате взялся младенец, да ещё и омега, да ещё и из Ловеста. Мысленно альфа сейчас благодарит всех, кто находится наверху, что тот, кто вошёл в комнату оказался не Дуонгом, иначе беды было бы не миновать. Он уверенно пытается начать, но сразу теряет весь пыл и постепенно снижает тон, так и не зная, что сказать. — Я жду объяснений, — нахмурил брови Чау, хоть в голосе и слышалась растерянность. — Пойми, я не мог его бросить там. Он из Ловеста, — печально заканчивает младший, с нежностью глядя на спящий комечек, что прижался к его руке. — Но ему не место здесь, — мрачнеет Чау. — В последний раз такие как он… — омега с горечью во взгляде обводит малыша. —…были на земле Хардэра сотню лет назад. Тогда наши предки заключили договор, и за его нарушение следуют ужасные последствия, — по мере того, как говорит омега, страх липкой потокой пробирается по взмокшей спине, забираясь в каждую клетку тела. Он только нашел этого малыша, не может же мир поступить с ним так жестоко. До этого момента Чонгук редко когда жалел и боялся за кого-то. Почему именно этот омега пробудил в альфе такие чуждые для него чувства. — Пожалуйста, — впервые, кажется, за десять лет просит Чонгук. — Не дай ему узнать о нем, — Чау сразу же понимает о ком речь и сам поеживается от холодка, пробежавшего по спине. Дуонг в гневе страшен, и лучше не попадаться альфе под руку, пока он в таком состоянии. — Хорошо, — с трудом произносит омега, понимая, на какой риск тот обречён, но он не может подвести своего сына. — Как его зовут? — косится на младенца, который во сне сильнее льнет к чонгуковой руке, будто бы прячась от жестокого мира. — Мин Юнги, — не может сдержать улыбки младший. — Красивое имя, — задерживает взгляд на секунду омега. — Давай оставим его, чтобы он заснул, и выйдем, нужно поговорить. Альфа с тяжёлым вздохом, нехотя, встаёт с кровати, оставляя после себя смятые простыни и малыша, что спокойно спит, свернувшись клубочком на теплой постели. Они выходят за дверь, где сразу же натыкаются на придворного, который дышал, будто бы после долгой пробежки. — Молодой господин, — низко кланяется он, отдавая честь. — Господин Дуонг срочно отбыл в соседнее королевство по неотложным делам. Сам он не успел вам сообщить, так как вы были в отъезде. Он там сроком в полтора месяца, — наконец прекращает тараторить придворный, и восстанавливает дыхание. Чау смеряет его холодным взглядом, в котором Чон узнает Чимина, и равнодушно произносит. — Я вас понял. Можете быть свободным. Чонгук в который раз удивляется быстрой смене эмоций омеги, но тут же возвращает к нему взгляд. — Я не знаю, как долго он сможет здесь пробыть, — с горечью на языке произносит омега. — Я постараюсь сделать всё возможное, чтобы Дуонг не узнал, — заканчивает он и отворачивается к лестнице. — Позаботься о нём, всё необходимое я принесу, — кидает он напоследок. Альфа уже разворачивается к двери своей спальни, как слышит в спину: — Кто-то ещё знает? — нечитаемым взглядом смотрит омега, будто бы сквозь Чонгука. — Двое слуг, с которыми я был в лесу, — закрывает за собой двери альфа. Омега подзывает к себе придворного и тихо шепчет ему в ухо: — Повесить всех тех, кто сопровождал младшего господина на охоте, — непроницаемым тоном диктует тот, отчего у слуги по коже пробегают крупные мурашки. — Ясно? — Да, мистер Чау, — кланяется тот, напуганный видом омеги, и выходит на задний двор. Утром же двое альф повесили на заднем дворе особняка так, чтобы дети не увидели. А хорошее настроение Чау заметили, кажется, все, кто находился дома. *** Чонгук проходит в свою комнату, где лежит сопящий Юнги. Альфа аккуратно присаживается на край постели, чтобы не разбудить младенца, и наблюдает за ним. Он и правда может это делать часами. Это уже вошло в своего рода привычку. Следить за тем, как размеренно вздымается хрупкая грудная клетка, как подрагивают пушистые ресницы и как пухлые губки растягиваются в счастливой улыбке. Альфа лезет в карман брюк, выуживая оттуда маленькую золотую цепочку. Он подносит ее к лучу света, и мягкие переливания драгоценного камня заполняют комнату. Дорогой металл пускает солнечных зайчиков, бережно обходя лицо спящего омежки, дабы не потревожить его покой. Розовый кварц приобретает волшебный блеск в лучах весеннего солнца. Гук складывает холодную цепочку в кулак, согревая и поднося украшение к хрупкой шее спящего, аккуратно застегивает ее вокруг. Юнги даже бровью не ведёт на действия альфы, а лишь сильнее морщит носик, утыкаясь в теплое одеяло. Теперь уже на белоснежной шее поблескивает бледно-розовая звезда, идеально сочетающаяся с глубокими глазами ребенка. — Моя звезда, — ласково улыбается старший, наблюдая за переливами мягкого света. В особняке никто даже не догадывается об омеге, кроме Чимина, что пытался пару раз проникнуть в комнату Чонгука, но всегда был рассекречен альфой. Юнги же несколько недель живя в особняке альфы постепенно начал приживаться не только в сердце Чонгука, но и в сердце самого Чау, что начал оттаивать по отношению к омеге Ловеста и проявлять заботу, возвращая себя в те дни, когда его дети были ещё малы. Чон же проводил с ним всё свое свободное время, нередко пропуская уроки этикета и манер, но неизменным оставалось лишь одно: уроки владения оружием он просто не мог позволить себе пропустить. Хорошо, что отца не было дома, ведь тогда бы скрывать малыша было тяжелее. А с каждым днём Чонгук всё больше чувствовал, что зависит от Юнги; от его настроения, его здоровья, даже от его ангельской улыбки, но дьявольских глубоких глаз. Гук часто играет с ним, каждый раз принося всё новые и новые игрушки, от которых на лице омеги расцветает солнечная улыбка, способная затмить даже самую яркую звезду. Засыпает Юнги за считанные секунды исключительно в объятиях старшего, который словно панацея действует на малыша. Даже Чау стал подмечать очень крепкую связь между этими двумя, что не на шутку его пугало. В голову лезли дурацкие мысли, от которых становилось только хуже. Скоро должен был вернуться Дуонг, но как не странно весточек от него не приходило, поэтому омега каждый раз вздрагивал, когда ворота особняка отворялись или протяжно ржал один из скакунов. *** С самого порога Чонгук чувствует, что что-то не так. Альфа срывается в дом, разом перепрыгивая по три ступеньки, лишь бы быстрее оказаться в своей спальне. Чимин и Хосок ничего не понимают, но остаются сидеть так же неподвижно, общаясь о чем-то своем. Догадки Чонгука оправдываются: комната пустует, а на смятой кровати никого нет. В воздухе уже не витает лёгкая сливочная ваниль, а чувствуются тяжёлые ноты древесной смолы. Только не это. — Прости, — оборачивает на голос Чау Чонгук, каждой клеточкой чувствуя, что что-то произошло. — Я опоздал, — заканчивает омега и виснет на крепких плечах парня. Опоздал.