и листья на ветру

- Эрвин, у нас проблема. - Пиксис опять обыграл Маграта в шахматы и получил обвинения в жульничестве? - Эрвин, у нас две проблемы. С этой стороны проблемы у них появлялись ужасающе часто и обычно сводились к "почему я не могу отсюда кинуть камнем в рыбу" и "боже, я просто хочу поесть шашлыка, почему здесь нет шашлыка". Иногда добавлялись бесконечные споры, которые, впрочем заканчивались слишком быстро - сложно выяснять отношения, если у вас впереди целая вечность и ещё немного, тут невольно смиришься со своей участью. - Какая же вторая? Ханджи отступает в сторону, стараясь сохранять максимально спокойное выражение лица. На мгновение, совсем короткое, Эрвину кажется, что сейчас он увидит там того, кого давно здесь ждал. Ждал и всё-таки увидеть боялся. Сомнения меньше секунды, мог бы дышать и билось бы сердце - точно замер без воздуха бы. Но только моргает и прищуривается. - Ага, всё-таки они не врали, - По тому как вздрагивают плечи Ханджи, как сжимается их челюсть, Эрвин всё понимает, - Значит, и правда, у вас здесь свой рай. - Сомневаюсь, что подобное место может считаться раем. - Что, в сущности, есть рай... Точно он - глаза у Ханджи закатываются так, что видно лишь белки. Эрвин присматривается получше, пробуя на слух каждое слово новопришедшего. Спокойно, с лёгкой дрожью, как у тех, кого ведут на эшафот за дело правое. Трещина на стекле тонких очков. Руки, не знавшие отдыха, но знакомые и с винтовкой и с книгой. Проседь в бороде, едва заметная, но привычная тем, кто вернулся с войны. - ....как не души усталой место для покоя, где взор теряет чаянья с печалью и тянет лишь за горизонт. - Вы тоже читали Кшепсира? - Удивлён, что с ним знакомы и вы. - Ну началось, - Ханджи вздыхают как сонм колоссальных титанов, - Уголок зануд! Все в уголок зануд! Только сегодня и ещё три миллении после! Внимания никто не обращает, занимаются своими делами, разбредаясь по сторонам и растворяясь призраками в густом тумане. Эрвин по привычке пытается втянуть носом воздух, надеясь уловить запах человека. Пороха или вина. Быть может и чернил .Но здесь запахов нет. Как и вина с чернилами. - Не составите компанию? Он отводит руку в сторону, приглашая куда-то, пока ещё даже сам не знает куда. Может,к морю, может, в тихий лес, что у самой стены, может и ближе к горам. Пойти куда угодно, чем не рай. - Мы с вами не знакомы... Взгляд Эрвина в точку где-то впереди, но многолетние привычки не вытравить даже смертью - боковым зрением он видит, как очки поправляют, чтобы не сползали с носа, как касаются волос и хлопают по карманам. Сначала с одной стороны брюк, потом с другой и Эрвин давит усмешку - здесь курильщикам совсем несладко, особенно поначалу. - Боюсь, что мы знакомы куда лучше, чем нам самим того хотелось бы, - Туман расползается клочками над самой кромкой моря, - Вы знаете, кто я. О вас я наслышан от моих товарищей, кому повезло...Пройти чуть дальше. Снова бессильные хлопки по пустым карманам, очки и борода. Всё в обратном порядке абсолютной тревоги. Такое тоже знакомо, такое тоже видел не раз. Только с ними хотелось утешить и успокоить, ведь они старались, как могли, положив свои жизни ради будущего. Он же был одержим, наверное, если верить Ханджи и остальным. И хочется столько всего сказать и спросить, столько бессмысленных и теперь уже ненужных "как" и "зачем" прорываются сквозь туман всё ближе, но ни одному из них Эрвин не даёт волю. Смотрит на море. В самую даль, где виднеется край материка. - Как пир стервятников на сердце одержимость. Когда покоя нет в ночи тягучей и в дне, что солнца золотом струится по щекам... - ...и в мыслях путаной струною лишь кровью бьётся загнанная птица, что некогда звалась "мечта". Эрвин знает эти строчки наизусть. Столько лет он повторял их себе перед сном. Столько раз говорил эти слова, глядя в глаза своему отражению. Читал вслух тем, кому мог довериться. Мог бы - выжег их у себя на коже, чтобы запомнить раз и навсегда. - Вы знаете, - Он начинает до странного нерешительно, опасливо, словно в угол загнанный под прицелом десятка громовых копий и с лезвием у шеи, - Кшепсир был эдлийцем. Конечно же, это скрывалось и скрывается ото всех - как так, достояние Марли, чьи сонеты цитируют на званых вечерах, и вдруг элдиец... - Он был человеком. Ему здесь тяжело понять всё это. Даже после сотен рассказов от прошедших дальше, после лекций от Ханджи, после историй Маграта, после допросов Флока. Всё это кажется чужеродным, приятным, давящим, словно новые ремни УПМ, которые никто не удосужился отрегулировать. Наверное, ему там сейчас так же. Элдийцы, марли, Парадис, вы такие, вы не такие, а вот мы, а вот вы....Эрвин видел уже достаточно истерзанных войною душ. Эрвин просто видел достаточно. Боль едина для всех. Для девочки, что взяла в руки винтовку, едва научившись ходить. Для бывшего военного, которому шахматная доска милее поля боя. Для матери, чей сын вёл в бой последние крохи разведотряда. Для детей острова. Для воинов материка. Какая разница, всё равно в конце все здесь. - Откуда вы знакомы с Кшепсиром? - У нас была его книга. Одна. Написанная вручную кем-то очень давно. Мой отец получил её по наследству и передал мне. - Вам повезло, - На миг его очки вспыхивают солнечными бликами, - Мой отец не был столь благосклонен к художественным изысканиям. "Но что пытливому уму пустые стены без единой щели..." - "...коль есть угрюмый скрип пера и свет лучин, что до рассвета тлели." - Зик Йегер. - Эрвин Смит.