Обручился с обречённым

— Михайлов, прими заказ у третьего столика, убери восьмой и у десятого спроси, будут они что-нибудь заказывать или пусть уебывают нахуй из заведения, — администратор Арсен раздавал указания быстро, четко и тихо, сквозь сжатые зубы, а Слава слушал, кивал, думая про себя о том, что если от него сейчас же не отъебутся, его вывернет наизнанку прямо на этого самого администратора или на барную стойку. Арсен сделал шаг в сторону, вроде бы собрался уходить, но тут же обратно к стойке прилип. — А ты чего такой хмурый? — спросил он, внимательно вглядываясь в мертвенно-бледное лицо Славы. — И глаза красные. Пил что ли? — Все норм, — Слава собрался и даже изобразил подобие улыбки. — Не выспался просто. — Гулял небось всю ночь? — Не, брат мелкий всю ночь орал, — мигом нашел себе оправдание Слава — ведь такое действительно бывало и ни раз. Бывало, только в другой жизни. — Ну знаете… Зубки режутся. — А, ну да, — администратор сразу смягчился. — Бывает. Понимаю. Ну держись. — Ага, — Слава дождался, пока админ сделает пару шагов в сторону, обратно в зал, и нырнул под барную стойку, где его вырвало в пустое мусорное ведро. С утра он выпил всего лишь пару стаканов воды, и вот сейчас они полностью вышли обратно. Его колотило и трясло, зубы стучали. Состояние отвратительное — а ведь еще нужно выстоять двенадцатичасовую смену. — А можно «жигулевского» разливного заказать? — послышалось за стойкой. Кто-то из посетителей уже решил разогнаться пивком перед обедом. Слава вытер губы, высунулся из-за стойки и кивнул. — Да, сейчас принесу, — пролепетал он еле слышно. Перед глазами все плыло, он даже лица клиента различить не мог из-за накативших от тошноты слез. К счастью, мужик не стал доебываться и ушел обратно к своему столику. — Ты хоть запомнил кому что? — раздался голос Сони за спиной. Слава не ответил — спазм снова согнул его над мусоркой, хотя у него в желудке уже ничегошеньки не осталось, ни капли воды. — Побудь у бара пока, — сказала девушка, беря в руки поднос. — Налей пива. Я схожу в зал, разбросаю заказы. У Славы не было сил даже для того, чтобы поблагодарить ее, и он просто сел на пол, достал из холодильника ледяную бутылку и приложил к пылающему лбу. Соня — его бывшая одноклассница, с которой они вместе ушли после девятого класса в шарагу и которая и рассказала ему об этой работе. Утром она, испугавшись его жуткого вида, обработала рану и перебинтовала руку, не задавая лишних вопросов, дала растворимый аспирин и сейчас прикрывала его жопу в зале. Прошло уже несколько часов, но лучше Славе не становилось, только хуже — казалось, что у него температура, что начинается простуда, его знобило и вело. — Может тебе лучше домой пойти, взять выходной? — спросила Соня, вернувшись за стойку. — Нормально, сейчас полегчает, — Слава покачал головой. Он не сильно в это верил, зато твердо знал, что отгулы и больничные здесь не приветствуются и, уж конечно же, не оплачиваются. К тому же, не хотелось оставлять Соню одну — ладно сейчас народу не так много, но к вечеру повалят, клиенты налакаются пива и начнут вести себя развязно и приставать. А Арсен, который вообще-то должен следить за порядком в зале, обычно предпочитает этому общение со своими многочисленными знакомыми и друзьями, которые и составляли основной костяк посетителей кафе. От него в деле защиты от облапаваний было пользы немного. — Ты бухал? Употреблял? Че делал? — Соня все-таки начала допытываться, когда поняла, что к нему вернулся дар речи, а Слава только покачал головой. — Чем помочь-то? Может, таблетку какую дать? — Хватит с меня таблеток, — процедил Слава сквозь зубы и встал, борясь с новым приступом тошноты. — Мне кто-нибудь принесет мое пиво? — возмутился клиент, которому явно не терпелось. — Несу, — откликнулся Слава и поспешил к кранам с пенным напитком. Сразу после обеда — долгожданное затишье, когда в зале осталось две-три выпивохи, и можно было наконец выйти на задний двор покурить и отдохнуть. Слава выкинул свою едва прикуренную сигарету — от дыма тошнило еще больше, а Соня посасывала электронку, привалившись к дверному косяку. — Ну че, рассказывай, — она оттянула воротник его туго застегнутой рабочей рубашки, который не в силах был прикрыть полученных за ночь повреждений. — Где был, где гулял, с кем кувыркался? Слава смущенно опустил голову, прикрывая лицо выпавшими из хвоста прядями. Для него события прошлой ночи были, безусловно, значимыми и важными, но о таком как бы не говорят. Вот если бы он кого-нибудь выебал, он, может, и смог бы этим похвастаться перед подругой, а тут явно не тот случай. — Что молчишь? — ухмыльнулся Соня. — У тебя шея в мясо просто. И что с рукой? Боевая травма в уличной драке? Слава попытался встать со ступенек. — Я, наверное, лучше вернусь в зал. — Ой, да ладно тебе, не хочешь говорить, не надо, — девушка удержала его за руку. — И так понятно, что горячая ночка. Сейчас сделаем тебе «роллтон». Он живо ставит на ноги. До вечера Слава дожил в каком-то бреду — делал все на автомате, но под вечер пришлось даже бегать и шустрить, а потом долго и нудно убираться в зале, носить подносы, полные грязной посуды на кухню, и переворачивать стулья. Соня выпорхнула первой — за ней заехал ее парень, а Слава завис, переодеваясь в подсобке. Все тело болело, кости ломило, со лба не сходила испарина. Он настолько устал и вымотался, что ничего не ждал, не думал о том, где сегодня будет спать. Было пофиг, хоть на лавочке в парке. Он вышел через главный вход, побрел к метро, глядя себе под ноги, как вдруг увидел, что в стороне от деревьев отделилась тень. Посмотрел туда, прищурившись — знакомая фигура в привычно надвинутом на глаза капюшоне. В душе всколыхнулась радость, и даже тошнота, кажется, отступила. Он ускорил шаг, чтобы побыстрее оказаться у него в объятиях. — Ты как? — Глеб обхватил его лицо руками, всматриваясь в него. Закрыв глаза, Слава уткнулся в его плечо, вдыхая запах травы, духов и чего-то еще, знакомого, еле уловимого. — Ты пришел, — прошептал он, прижимаясь ближе. — Ну, конечно, я пришёл, — Глеб коснулся губами его горячего лба. — Не мог не прийти. Ты нормально чувствуешь себя? — Не очень. Ему не хотелось признаваться, что он чуть не сдох, но и врать не хотелось тоже. — Тяжеловато. Не представляю, как ты на этом всем плотно сидишь. Глеб улыбнулся, провел ладонью по волосам. — Хорошо, что не понимаешь. Очень хорошо. Он обнял его за плечи, подвел к лавочке, на которой стояли их вещи — два собранных рюкзака. — Мы куда-то в другое место поедем ночевать? — догадался Слава. — К сожалению. Деньги закончились, — Глеб закинул оба рюкзака себе на плечо, и они зашагали в сторону метро. — Но я ещё заработаю, можешь не переживать. Пока у пацанов перекантуемся на хате. Слава кивнул. Это могло значить только одно — на энное количества времени они снова будут лишены возможности быть наедине, то есть никакого секса, никаких поцелуев и ласк, никакого сна в обнимку. Последнего Славе будет особенно сильно не хватать, а вот без секса он какое-то время точно сможет прожить. Секса за эту ночь было много, слишком много, даже перебор. — Ничего страшного, — сказал Слава, чтобы немного приободрить расстроенного Глеба. — Настанет и на нашей улице праздник. Глеб слабо улыбнулся — он, очевидно, очень устал. Но он все равно пришел к нему, несмотря на свою усталость, и это несказанно радовало. Пока они целую вечность ехали в нужные им Текстильщики, успели немного задремать в пустом вагоне. Слава пропихнул руку в карман олимпийки Глеба, сжал его ладонь, ловя последние моменты близости, которая пока что была им еще доступна. Потом они поцеловались, пока ехали в лифте — этажи отсчитывали секунды, губы касались губ. Перед тем, как двери открылись — взгляд, который говорил еще больше, чем поцелуи, и все. Снова играть перед чужими в равнодушие. Снова потекли дни, наполненные тяжелой, однообразной работой — они проводили теплые летние деньки, будто бы специально созданные для того, чтобы гулять и отдыхать, в разлуке. Каждый хотел заработать побольше — Слава набрал много смен подряд и убивался за барной стойкой, а Глеб… Глеб тоже зарабатывал по-своему. Они встречались по ночам — вместе ехали домой, засыпали вместе, а, когда Слава просыпался, Глеба рядом с ним уже не было. Однажды Глеб за ним не пришел. Написал сообщение — о том, что его задержали срочные дела, просил не волноваться и его не ждать, ложиться спать сразу же. А еще сразу же написать ему, как только переступит порог дома — сам Глеб сильно волновался от того, как Слава доберется до дома. Слава так и сделал, и даже прислал фотку в доказательство, а вот Глеб даже не ответил — только прочитал. Слава лег спать, но сон не шел к нему — он уже напрочь отвык спать один, и было грустно и тоскливо без теплого плеча рядом. А ведь сегодня был особенный день — день зарплаты. И в этот раз она оказалась значительно больше — сказались хорошие чаевые. Он и правда очень старался понравиться и угодить гостям, и у него это довольно легко получалось. Правда, это имело и негативные последствия — подвыпившие гости приставали не только к Соне. Он со своими длинными волосами легко мог сойти за девушку — о чем ему и сообщали некоторые особо пьяные и наглые посетители, не стесняясь в выражениях. Он уже подумывал отрезать их нафиг, чтобы не провоцировать лишний раз, но не мог — они очень нравились Глебу. За этими мыслями он и заснул, а проснулся уже утром от звуков голосов на кухне — ему показалось, что он услышал Глеба. Подорвался сразу же, едва успел брюки натянуть, выскочил в коридор, а оттуда влетел на кухню. Глеб сидел спиной к двери, склонив голову, волосы закрывали ему лицо. Услышав шаги, он поднял голову, но не смог убрать пряди — руки у него были заняты. Слава подошел ближе, сияя улыбкой во все тридцать три — ему не терпелось сообщить Глебу о пополнении их общего бюджета, и тут притормозил, время притормозило тоже, происходящее виделось ему как в замедленной съемке. У Глеба на локтевом суставе затянут жгут, в руке зажат шприц, воткнутый в кожу. Картина более, чем понятная, и от того еще более страшная. Слава споткнулся об это видение, обвел глазами остальных сидящих за столом — их занятие Глеба не смущало, потому что они занимались тем же самым. Сидели кружком и ширялись, как будто это было самое нормальное занятие на земле. Радостная улыбка на лице Славы, которая загоралась каждый раз, когда он видел Глеба, сразу же застыла, померкла, погасла. Он опустил глаза, не в силах наблюдать это зрелище, и попятился назад, в коридор. — Слав, — позвал его Глеб, но не достаточно уверенно для того, чтобы его остановить. А Слава убежал в комнату, сел обратно на разобранный матрас и застыл там в каком-то ступоре. Он не знал, сколько прошло времени, не помнил потом, о чем думал, пока сидел там, обхватив колени. Кажется, о чем-то прозаическом — о том, что ему через несколько часов на работу, о том, что от таскания стульев уже сильно болит спина, о том, что он не долго выдержит работать в таком темпе, что ему нужно сделать перерыв. Но в то же время нужны деньги, очень нужны, ведь они же хотели уехать, и хоть они ни разу не говорили об этом с той самой ночи, они все-таки уедут. Это точно, это дело уже решенное. В комнату тихо вошел Глеб, осторожно присел рядом на матрас, положил на его руку свои ладони. Они были очень холодными, и их прикосновения впервые были Славе неприятны. — Малыш, я знаю, как это выглядит, — сказал он вполголоса, предварительно убедившись, что кроме них в комнате только пара спящих тел. — Хуево выглядит! — вырвалось у Славы. — Как будто ты самый настоящий торч! — Да, выглядит паршиво, согласен, но по сути это то же самое, что я и раньше употреблял, просто способ употребления другой. Это пугает, если смотреть со стороны, но на самом деле в этом ничего такого страшного нет… — Тебе со мной настолько хуево, что ты уже начал колоться? — выпалил Слава, оборвав его сбивчивую речь. — Дело не в тебе! — Глеб придвинулся ближе, но Слава от него отстранился. — Это я, всё дело во мне, малыш, ты ни в чем не виноват. Ты делаешь мою жизнь… — он задумался, пытаясь подобрать нужные слова. — Она стала лучше, гораздо лучше, чем была до тебя! — Но этого не достаточно, верно? — голос у Славы задрожал. — Это отрава, настоящий яд! Зачем ты себя убиваешь? — Послушай, ну это же не герыч, — попытался успокоить его Глеб. — Это же не ебаный «крокодил»… — Да какая нахуй разница, если ты уже стал, еб твою мать, колоться! — возмутился Слава. На самом деле он был до ужаса растерян и напуган, и не знал, что делать и что говорить. Хотелось взять Глеба за плечи и хорошенько встряхнуть. Накричать на него, выговорить что-то типа — опомнись, у тебя есть я, не смей губить свою жизнь, потому что она теперь принадлежит не только тебе, но и мне тоже! — но у него не находилось слов. — Малыш, я знаю, что ты устал, — Глеб взял его за руку, Слава ее отдернул. Ту самую, на которой еще красовался незаживший шрам от глубокого пореза после их клятвы. — Ты очень много работаешь, ты устаешь, и ты не должен так много работать, я не должен позволять тебе. Ты не должен жить здесь, здесь хуево, тебе не нравится, я знаю, и я делаю все, чтобы это изменить. Я делаю все, и порой мне бывает… Очень непросто. Выражение лица Глеба изменилось — будто позволив себе на миг задуматься над тяжестью их положения, он моментально впал в состояние полнейшей апатии. Словно потерял все силы перед лицом неумолимости их судьбы. — Порой мне бывает так хуево, — произнес Глеб, глядя куда-то сквозь него, сквозь стену с обшарпанными обоями. — Что я не знаю, сколько еще смогу выдержать. Это, — он качнул головой в сторону руки. — Помогает. — Глеб, — Слава повернулся к нему, приблизился. — Я хочу помогать! Я тоже стараюсь, видишь, — он вытащил из кармана сложенные в трубочку купюры. — Возьми! Глеб взял деньги, пересчитал. — Почему так много? Казалось, его это совсем не обрадовало. — Я взял больше смен, — Слава не стал говорить, что он работал все это время тупо на износ. — Ну и освоился, чаевых стало больше. — Чаевых? — Глеб насторожился ещё больше. — Кто-то особенный, наверное, оставляет больше всех чаевых? — На что ты намекаешь? На самом деле, чаевые действительно оставляли в основном одни и те же, и да, возможно, они какие-то знаки внимания Славе и оказывали, и да, возможно, он им пару раз улыбнулся особенно мило, но все это пока что в рамках обычной вежливости. Ему ничего не стоит быть милым и приветливым, а чаевые получать очень хотелось. Глеб всматривался в его лицо, но Слава постарался сделать его непроницаемым, чтобы все эти мысли невозможно было на нем прочитать. — Ни на что. Я просто… Я хорошо понимаю, что ты можешь понравится не только мне. — Но мне-то больше никто не может понравиться! Славе в какой-то степени стало даже приятно от того, что Глеб его приревновал. Но в то же время ему захотелось Глеба обнять, потому что, когда он увидел, каким он может быть растерянным и уязвимым, ему вдруг стало его жалко. Он подумал, что Глебу сейчас и так не по себе из-за этой ситуации со шприцами, так что не стоит больше нагнетать. Наверное, Глеб сам всё осознает, понимает, что это неправильно, что с этим надо завязать, он же взрослый и далеко не глупый вроде. Он сможет разобраться сам, если Слава во всем его поддержит. Когда вечером Слава провожал последних посетителей, улыбаясь чисто на автомате, не чувствуя ни спины, ни ног, телефон в кармане джинс завибрировал. Сообщение от Глеба — просьба уйти с работы пораньше, поскольку он его уже ждёт снаружи и готовит какой-то ахуительный сюрприз. Но, когда Слава, переодевшись, вышел во двор, Глеба там не оказалось. У дороги стояла припаркованная «девятка» с хитровыебанным обвесом, в которой гремели тяжелые басы. Слава оглянулся еще раз по сторонам, хотел достать сигарету, чтобы закурить, как вдруг дверца машины распахнулась, и оттуда вывалилась девушка на таких высоких каблуках, что сначала вывалились туфли, а потом уже она. — Иди сюда, — позвала она Славу и махнула сумочкой. Из салона машины за ее спиной показалась голова Глеба — он улыбнулся и тоже махнул ему рукой. Слава нерешительно направился к ним. — Давай реще, семеро одного не ждут, и так проторчали тут битый час, — поторопила его девушка. — Я Катя, — она протянула руку, чтобы поздороваться, пожала его по-мужски. — Это подруга моя, — объявил Глеб, утягивая его в салон автомобиля. — А это… — Слава оглядел компанию, собравшуюся внутри — молчаливый водитель в кепке и очках, впереди на пассажирском девушка на коленях у парня, рядом с Глебом еще один пацан. — Это твои друзья? — спросил он тихо. — Первый раз их вижу, если честно, — признался Глеб. — Давай ко мне на колени прыгай, а то тут места мало. Изнутри машина тоже была отделана всякими примочками вроде подобия светомузыки — лампочки на панели, по бокам и на потолке освещали салон холодным, голубоватым, мерцающим светом, тяжелые басы заставляли машину вибрировать. Стекла тонированные — того, что происходит снаружи, не видно совсем. — Ну что, давайте уже приступим? — Катя открыла свою сумочку, едва только машина тронулась. — За знакомство? И ты, Глеб, расчехляй свою заначку. По рукам пошло зеркальце — достаточно широкое, словно специально приспособленное для этих нужд. По дороге убрали все, в том числе, и водитель, который сделал это, не отрывая взгляд от лобового. — Я не буду, — сразу предупредил Слава, у которого память о том, как его хуевило после «самой прекрасной ночи в его жизни», была еще слишком жива. — Куда мы едем? — спросил он у Глеба, повернув голову к нему назад. — Отмечать, — в голубом мерцании огней мелькнули его белые зубы, его хищная улыбка. — Сегодня великий день. Ночь, точнее. — И почему же она великая? — Слава поерзал — сидеть на его острых коленках было не так уж удобно, и Глеб, обхватив за талию, резко притянул его ближе к себе, так, чтобы он спиной почувствовал жар его тела. — Я хотел отдохнуть, я устал вообще-то, — Слава продолжил ныть. — Дай ему ешку, живо поднимет на ноги, — посоветовала Глебу Катя. — Я не хочу ешку, я хочу домой, — Слава заупрямился — ему не понравилось, что они даже не могут поговорить наедине — с двух сторон прижались и слушают, а Глеб не додумался заранее согласовать с ним эту очередную ночную вылазку. В его жизни вообще не было никакой продуманности, никаких планов — одна сплошная спонтанность, и если сначала именно это и привлекло Славу, то теперь это начало напрягать. — Сегодня мы отмечаем первую ночь нашей с тобой совместной жизни, — прошептал Глеб ему на ухо и легонько прикусил мочку. — В смысле совместной? А до этого какая была? Ты объебался что ли? — Нет, то есть да, немного, но нет, дело не в этом, — Глеб засмеялся и поцеловал его в шею, не стесняясь посторонних. — С завтрашнего дня мы с тобой будем жить отдельно, в отдельной комнате, в почти что нормальной квартире. Представляешь? Я уже отвез туда наши вещи. Прикинь? Ты рад? — Как это? — удивился Слава. — Где? — После клуба поедем туда, я тебе все покажу, — Глеб придвинул его к себе еще ближе, сжимая в плотном кольце рук. — Я сегодня продавал Кате, и… Ну то есть мы типа списались, потом встретились, и она сказала, что завтра уезжает в Питер, и ей срочно нужно найти кого-то, кто займет ее комнату на то время, пока она будет отсутствовать. На неопределенный срок. Ей не хочется комнату терять, но и в пустоту оплачивать тоже не хочется. Так что это был идеальный вариант для всех нас. — Так что это определенно весомый повод отметить! — снова встряла Катя, которая курила свою электронку, пуская плотные клубы дыма, которые заволакивали салон. — Отметим и мою будущую победу в суде — потому что я вообще не сомневаюсь, что мне удастся уламать старика. Я вернусь в Москву с кругленькой суммой — и вот тогда заживем! — Ты смотри их разом на Думской не спусти от радости, — усмехнулся Глеб. — То, что тебе повезет наебать своего папашу ещё не значит, что тебе повезет довезти эти деньги до Москвы. Я знаю, тебе лишь бы потратить. — Чужие деньги — да, а вот к своим бабосикам я отношусь очень бережно! — Катя поправляла свой плотный, тяжёлый макияж, глядя в то самое зеркало. — Она хочет заставить отца продать квартиру, в которой у нее доля, — объяснил Глеб Славе на ухо. — Большая квартира в старинном доме в центре Питера, которую он сдает, и ей часть денег присылает. — Присылает, да, но мне нужно больше! — заявила девушка. — Я сделаю губы, грудь, куплю новый ноут для работы… — А кем ты работаешь? — спросил наивно Слава, и все нанюханные пассажиры почему-то рассмеялись. — Где? Ну в интернете, можно так сказать. Мамочка сидит дома и получает тридцать тысяч рублей, — Катя кокетливо поправила лямку откровенного платья. — Она вебкамщица, — пояснил Глеб Славе. — Но вообще она очень разносторонняя личность, у нее много занятий и заработков. — Да, но больше всего мне нравится не работать! — Лучше всего у нее получается разводить мужиков, она в этом профи, — заявил Глеб. — Сам видел — блестящая работа. Особенно иностранцы от нее тащатся. — Иностранцы — это мой конек, — подтвердила Катя. — Не знаю, зачем ты рвешься сюда, — Глеб пожал плечами. — Оставалась бы в Питере. Там твоя стихия. — Эээ, нет, — Катя снова полезла в свою сумочку. — Большие бабки водятся только в Москве. Ну что, еще по одной? Со стоном наслаждения она подняла голову от зеркала и передала дальше. — Сегодня зажжем, как в старые-добрые времена, — она подмигнула Глебу, который тоже убрал дорожку. — Как в Питере? — догадался Слава. — Ага, — подтвердила Катя. — Марафон длинною в месяц. В клубе остальные рассосались сразу же, еще на входе, и они остались втроем — Катя, Глеб и Слава. — Ну что, за успех нашего безнадежного дела, — Катя произнесла тост и сразу же опрокинула в себя шот. После этого подтянула платье на груди, засунула сумочку подмышку и окинула сидящих у барной стойки хищным взглядом. — Ну все, мамочка вышла на охоту, — объявила она и похлопала Глеба по плечу. — Не скучайте, скоро вернусь. Глеб взялся за сидение стула между широко разведенных ног Славы и придвинул его стул вплотную к своему. — Ты так везде ноги раздвигаешь? — спросил он, прислонившись к его лицу близко-близко. — А че такого, я же не в юбке, — хмыкнул Слава. — Очень откровенно выглядит. Возбуждает. И не только меня. Он обвел глазами танцпол, тех, кто терся возле них, и тех, кто сидел рядом, привалившись к барной стойке, словно отыскивая среди них тех, кто мог бы на его парня, на его маленькое сокровище покуситься. — Спрятать бы тебя и никому не показывать, — сказал Глеб, наклонившись к его плечу. Он провел языком по его шее, опрокинул в себя еще один шот текилы и снова к нему приник. — Увезти бы тебя подальше отсюда, от этого всего, — прошептал он, опаляя своим дыханием Славе шею, и тут между ними вклинилась Катя. — Так, мальчики, у вас тут уже становится горячо, — она демонстративно помахала на себя сумочкой, будто веером Она поставила перед ними ещё пару стопок, подмигнула и снова исчезла в круговороте потных, танцующих тел. Новая выпивка с изрядной периодичностью появлялась на барной стойке. Слава увлекся сладкими коктейлями, и уже скоро сам висел на шее Глеба, нашептывая ему на ухо какие-то пошлости, совершенно позабыв о том, что еще недавно он кричал о том, что хочет домой, и вообще-то с утра был на Глеба сильно обижен. Он все время пытался отвлечь внимание Глеба на себя, потому что его до ужаса бесили его разговоры с Катей — время от времени, когда девушка отдыхала от танцев, она усаживалась ему на коленки, и они ударялись в воспоминания о волшебном Питере — перечисляли все свои дикие выходки, сумасшедшие поступки и безумные приключения. В основном они правда вспоминали то, как много, хорошо и разнообразно они торчали, как сильно отличаются по качеству питерские вещества, но Слава все равно места себе не находил от беспокойства и ревности. В такие моменты он пытался утащить Глеба куда-нибудь — хоть в туалет, хоть на танцпол, куда угодно подальше от его воплощенного в развеселой девице прошлого. То, что происходило в клубе, потом вспоминалось как в тумане — события сменялись резкими вспышками. Вот они с Глебом тискают друг друга на танцполе в тесноте чужих полуобнаженных тел, а вот уже делают то же самое, но уже в клубном туалете. Сначала Глеб прижимал его к стене, задирал на нем майку и покрывал поцелуями грудь и живот, а потом Слава оказался сидящим на нем сверху. Терся об его стояк, жадно целуя и прикусывая шею. Несколько раз они выходили на улицу курить, но каждый раз возвращались в клуб. Славе уже не хотелось домой и не хотелось спать — он все-таки съел половинку маленькой, розовой ешки, уже после того, как выпил кучу всего. Они, наверное, не ушли бы отсюда до самого утра, веселились бы до закрытия, если бы Кате не приспичило залезть на барную стойку и устроить там откровенные танцы. В итоге она рухнула на охранника, который пытался ее оттуда снять. Оклемавшийся охранник позвал на помощь коллегу, и они вдвоем Катю вынесли — Глеб и Слава выскочили следом. На свежем воздухе их еще больше развезло. Они долго пытались дозвониться до ребят с машиной, который остались в клубе, но те уже, видимо, окончательно отлетели и не брали трубку, и тогда они решили идти до дома пешком, чтобы заодно проветриться. На самом деле им не хотелось домой, не хотелось, чтобы вечеринка заканчивалась. Город был чистый и пустой, небо уже почти светлым — летняя ночь коротка. По дороге они зашли в круглосуточный «мак», где Катя немедленно подцепила иностранца. Иностранец оказался бедным, вследствие чего был немедленно отправлен в отставку. Потом они немного посидели на набережной возле воды, слушая песни под гитару каких-то вусмерть пьяных студентов. Один из них увязался за Катей — он осыпал бессвязными комплиментами ее ноги, нес ее туфли, которые она сняла, чтобы было легче идти пешком, и все время порывался и ее на руках понести. Увидев первый утренний трамвай, они вчетвером рванули за ним и остаток пути провели с комфортом, задремав на сиденьях. Слава разместил голову у Глеба на коленях — всю дорогу через пустынный, утренний город Глеб его обнимал. Проснулся Слава от острой головной боли в виске и навязчивого пикания чьего-то телефона. С трудом разлепив глаза, он обнаружил, что лежит, уткнувшись лицом в теплую, мягкую грудь в кружевном, полупрозрачном лифчике, прижавшись всем телом — почти полностью обнаженным, к слову, из одежды на нем были только трусы — к Кате. Он, при этом, еще ее и обнимал. Почувствовав, что сзади его тоже кто-то крепко обнимает, он повернул голову и с облегчением убедился, что это Глеб. Слава совершенно ничего не помнил с того момента, как они оказались в трамвае. Ему казалось, что он еще там крепко заснул, но его терзали смутные сомнения, что дома вечеринка продолжилась. Ему было почти невозможно пошевелиться — два тела крепко прижимали его с двух сторон. Да и не хотелось — вообще-то лежать так было уютно, тепло и даже приятно, если бы не смущение и жуткое похмелье. Он обвел глазами комнату — высокие потолки, старинная, тяжелая люстра, над кроватью — одно-единственное окно, прикрытое тяжелой, темной шторой. Комната небольшая, очень узкая, прямая, по бокам — вешалки с одеждой, шкаф и зеркало. — Твою мать! — голова Кати на соседней подушке дернулась. — Сколько времени? — она уставилась на Славу. Тот пожал плечами. — Где мой телефон? Слава снова не ответил — отвел глаза, когда Катя вскочила с кровати в одном нижнем белье, но девушку, казалось, ее нагота ничуть не смущала. — Аааа! — она вскрикнула, застыв у изножья кровати. — Ты кто такой, блять? Что ты здесь делаешь? — Вы меня сами переночевать пустили, — вчерашний студентик поднялся с пола, где он, видимо, прямо в одежде и спал. — Ну все! Переночевал и хватит! Не стоит злоупотреблять гостеприимством! — вытурив парня из комнаты, она начала судорожно одеваться. На ней все еще был вчерашний тяжелый макияж, который только немного растекся, но выглядел все еще вполне сносно. Пакуя чемодан, она так грохотала вешалками и дверьми шкафа, что в конце концов проснулся и Глеб, который, казалось, спал мертвецким сном. Он приподнял голову с подушки — на нем тоже не было ничего, кроме трусов, и в бедро Славы упирался его утренний стояк. — Ты что, заранее собраться не могла? — спросил он, сонно потирая глаза. — Не могла, как видишь. Я хотела, но мы же с тобой ушли тусить, — закончив последние приготовления, Катя подбежала к кровати, нагнулась, поцеловала в губы сначала Глеба, потом прихуевшего от такого обращения Славу и бросила им на кровать ключи. — Все, я опаздываю на сапсан, — подхватив чемодан, она вылетела за дверь. — Удачи вам, ребятки, — девушка помахала им на прощание уже из коридора. — Счастливого вам медового месяца! — Счастливого суда! — крикнул Глеб и, победоносно улыбаясь, продемонстрировал Славе связку ключей. — Наши первые ключи от нашего первого жилья! Ты доволен? Слава улыбнулся смущенно — он был рад, и комната ему очень понравилась, но все-таки кое-что напрягало, и он решил, что надо выяснить это прямо сейчас. — А мы вчера… Или уже сегодня то есть… Ну… У нас что-нибудь было? — спросил он осторожно. — А ты сам не чувствуешь? — Чувствую и… — Слава еще больше смутился. — Поэтому и спрашиваю. Я особо не помню, поэтому… — Ооо, да у тебя по пьяни совсем память отшибает? — притворно возмутился Глеб и сразу же добавил, уже гораздо серьезнее: — Тогда тебе лучше вообще не пить. — Ну у нас было только с тобой, вдвоем, или…? — Слава кивнул в сторону смятого постельного белья с другой стороны от себя. — Умоляю, скажи, что да. — Конечно, — ответил Глеб, после того, как выдержал многозначительную паузу — ему захотелось немного помучить Славу неизвестностью. — Ты умолял меня сделать это прямо в подъезде, сразу, как только мы в него зашли, потому что ты не хотел идти в квартиру. Сказал, что боишься, что у нас тут будет оргия. Я с огромным трудом тебя сюда затащил. Ты что, действительно боялся, что я втяну тебя в групповушку? Думаешь, я готов тебя делить? — Ну мне как-то запомнились твои рассказы, знаешь, — буркнул Слава. — А мы с тобой в итоге где вообще успели потрахаться? Реально в подъезде? — В машине, — ответил Глеб, утягивая Славу к себе на грудь. — Когда в очередной раз выходили покурить. Ты всю ночь терся об меня и беспощадно провоцировал, я просто не мог удержаться. — А у тебя с Катей было? Ты с ней тогда получается был в Питере? Лучший месяц в твоей жизни, а? — не угоманивался Слава. — Да забей ты уже на это дело, — Глеб отмахнулся от очередного вопроса, как от надоедливой мухи. — Подумай-ка лучше вот о чем. Мы с тобой, вдвоем, в этой комнате, которая, кстати, закрывается на ключ. Ахуенно, скажи? — Да, — Слава не смог сдержать улыбку. — Потрясающе. — Жизнь налаживается? — руки Глеба поползли вниз и, не церемонясь, начали стягивать с парня трусы. — Можем заниматься сексом сколько хотим и как захотим. Никто не помешает. — Ну лично мне сейчас мешает тошнота, — буркнул Слава, но все равно прижался губами к его губам. — А еще мне на работу через… И я даже не знаю через сколько часов! — Ох уж эта твоя работа, — нахмурился Глеб, утягивая Славу на себя, так, чтобы он был сверху. — Не нравится мне это все. Хочу, чтобы ты с неё ушел. — Я тоже от тебя много чего хочу, и я сейчас не про секс. Хотя… И про секс тоже. Но давай поговорим об этом после, — Слава уже весь дрожал в предвкушении, чувствуя, как к нему прижимается горячий член, и задержал дыхание. Все серьезные мысли и тревожные размышления касательно дурной привычки Глеба, которые не оставляли Славу всю ночь, даже когда он был под воздействием алкоголя и веществ, сейчас вылетели из головы разом от близости его тела, от жара его губ.