Ничто не проходит бесследно

Мистер и миссис Голд

Воспоминания — это единственный рай, из которого нас не могут изгнать.

      С тех самых пор, как Белль стала работать в отделе, вся команда почувствовала облегчение. Их больше не атаковали журналисты, их взяла на себя миссис Голд. Ещё она отныне занималась беседами с убитыми горем родственниками жертв, пропуская всё через себя. К концу дня девушка была вымотана, словно из неё выпили залпом все жизненные силы.       — У них в глазах столько боли, Кристиан, — прошептала как-то она, прямо в обуви падая на кровать после очередного расследования, сил не было даже на то, чтобы разуться и разобрать постель. — Откуда вообще столько боли? Как могут люди сознательно причинять друг другу боль?       Мужчина присел рядом. Её лицо было бледным, усталым и задумчивым. В глазах сотни вопросов, которые он уже перестал себе задавать, отчаявшись хоть когда-то отыскать ответы.       В её голове сотня мыслей, в его — только одна: «Белль, возможно, тебе не стоит?.. Всё это может сломать тебя». Однако озвучить её вслух он так и не решился.       Слишком привык. К тому, что она всегда рядом. К тому, что коллеги теперь обращаются к ним не иначе, как «мистер и миссис Голд», в шутку добавляя, что о них когда-нибудь снимут голливудский фильм, который побьёт мировые рекорды. Привык держать её за руку, когда маленький частный самолёт набирает высоту. Привык, что её тихий голосок всегда пробьётся сквозь гул многомиллионной толпы и проникнет в самое сердце.       Годами позже он десяток раз задаст себе вопрос: а что, если бы он настоял на её уходе из бюро? Проблема в том, что вопросы с частицей «бы» почти никогда не имеют точного ответа, а боль причиняют всегда.       Но это годами позже. Сейчас они лежали на заправленной кровати, прямо в одежде и обуви, разглядывали мелкие трещинки на потолке и думали каждый о своём, тихо радуясь, что они есть друг у друга. Своими опасениями он лишь один раз поделится с Росси.

***

      Это было действительно доброе утро. Старые дела были закрыты, новых пока не поступило, пейджеры молчали, никуда не нужно было спешить, пока нигде не проявилось новое зло.       Голд с Росси сидели на скамейке у входа в бюро и, щурясь от яркого солнца, медленно попивали из пластиковых стаканчиков остывший кофе.       — Как тебе семейная жизнь? — спросил Росси, который недавно развёлся со второй женой. — Сбежать ещё не захотелось?       Голд в ответ лишь промолчал. У него не было привычки отвечать на глупые вопросы.       — И вправду, — Дэвид улыбнулся, — вы живёте в маленькой квартирке, и работаете вместе — вы когда-нибудь бываете порознь?       — Сейчас, например, …       — А личное пространство?       Кристиан улыбнулся и снова ничего не ответил. Его беспокоило не то, что она неотлучно рядом, а то, что однажды это может измениться.       — Знаешь, я боюсь, что однажды… — заговорил Голд.       — Она, пропуская всё через себя, не выдержит и сломается? — то ли дело было в профессионализме, то ли в настоящей дружбе, но Росси с полуслова понял его тревогу, он сделался серьёзным и, похлопав друга по плечу, произнёс: — Ты даже не представляешь, насколько она сильная внутри. Она справится, Кристиан. Просто не отпускай её руки…       — А, вот вы где! — раздалось поблизости.       Мужчины тут же обратили взоры к источнику звука. Из здания выбежала Белль. Девушка остановилась напротив них, пытаясь одновременно отдышаться и поправить причёску, и проговорила:       — Идёмте, там новое дело.

***

      И это дело, как обычно, выдалось тяжёлым — впрочем, на другие их просто не вызывают.       Дверь в кабинете напротив была стеклянной. И Кристиан мог видеть, как жена терпеливо успокаивает очередных тех, кому близких увидеть уже не придётся. Как она пытается задавать нужные вопросы, и как сама держится из последних сил, дабы не разрыдаться.       Закончив беседу, Белль, убедившись, что Кристиана нет и он не пойдёт за ней, выбежала на улицу и, зайдя за угол, спряталась в узком проходе между двумя близко стоящими зданиями.       Она прислонилась спиной к раскалённой от солнца кирпичной стене и глубокими вдохами жадно вбирала в лёгкие воздух, а по щекам текли слёзы. Два ручейка солёной воды. Она, кажется, больше не могла это выносить, но и сдаваться не собиралась.       Она, конечно, узнала его по шагам и наспех вытерла ладонью лицо, не успев подумать о том, что её всё равно выдаст потёкшая тушь.       — Спряталась и думала, я тебя не найду, — он поцеловал солёные губы и обнял, крепко прижав к себе. — И, знаешь, давай это будет твоё последнее дело…       Девушка, всхлипнув, вдруг вытянула руку вперёд и отстранилась. Пожалуй, впервые со дня знакомства встретив от неё сопротивление, Кристиан от неожиданности отошёл на шаг. Глаза из голубых на миг стали холодными.       — Нет, — тон её был стальным и не терпел возражений, но секунду спустя она вновь обернулась в мягкую и тихую. — Люди умирают, каждый день, — её вновь стали душить рыдания, — а я общаюсь с их близкими, и знаешь, что у них общего, у всех у них?       Кристиан вновь приблизился, и, приобняв мужа, она припала к нему, уткнувшись носом в шею.       — Сожаление… Они все сожалеют, Кристиан. Что не звонили, не виделись, не любили. Я не собираюсь сидеть дома, пока ты где-то. Хочу быть рядом каждую секунду! Никто не знает, сколько их осталось…       Возразить Голду было нечего, и он просто крепче обнял жену.

***

      Больше к вопросу работы они никогда не возвращались, просто делали её, ведь кто-то же должен?       Делали свою работу. Украшали маленькую кухню пёстрыми полотенцами, смешными статуэтками и каждое утро вместе готовили завтрак. А в те редкие минуты, когда убийцы и психопаты считались с их выходными и давали отдохнуть, они собирали на этой уютной кухне всю команду. Росси готовил итальянские блюда. Белль рассказывала истории, которые слышала от родителей в детстве.       Однажды на этой самой кухне вот так же, за завтраком откусив сэндвич и хитро прищурившись, она вдруг, будто бы между делом, сказала:       — Кристиан, я хочу ребёнка…       Это прозвучало обыденно и буднично, будто бы «давай поменяем шторы?».       Однако Белль была не только красавицей, но и умницей, прекрасно понимая, что от серьёзных разговоров они устают на работе, и стоит подойти пусть и к серьёзному вопросу более непринуждённо.       — Белль, я тоже… но…       — Наша работа, знаю, — она улыбнулась и на щеках вновь проявились милые ямочки, от которых Голд попросту сходил с ума, — но она всегда будет. Поверь, убийц на наш век хватит. Но нельзя же откладывать жизнь на потом…       И они жили жизнь. Стараясь сделать её такой, какой она была до брака, чтобы чувства не поглотила рутина работы и домашних дел. Теперь Голд точно знает, что всё, что важно — это жить здесь и сейчас, ловя мгновения и создавая воспоминания, ибо может статься, что лишь они останутся с тобой, когда родного человека уже не будет рядом.

***

      — Пап… — Бэй, сидя на пуфике у входа, болтал ногой, пока Голд завязывал шнурок другого ботинка.       — Что, сынок?       — Давай пойдём в кино после школы?       — Сынок, из школы тебя заберёт Реджина, я могу не успеть, много бумажной работы, — управившись с обувью, мужчина помог мальчику надеть куртку. — В другой раз?       — Хорошо, — кивнул кудрявый ангелочек и улыбнулся, на щеках ямочки, как у матери, — я всё знаю, такая работа, — быстро добавил он, чтобы доказать отцу, что не огорчён. — Ты должен делать её.       — Думаешь, должен? — Кристиан присел на корточки и, застегнув на сыне куртку, посмотрел ему в глаза. Почему-то ответ был очень важен.       — Да, чтобы люди не умирали… Как мама…       Нижняя губа мальчонки всего на секунду дрогнула, а затем снова улыбка — силой духа он тоже в мать. Она, словно зная, что не сможет пробыть с ним долго, отдала ему всё, что у неё было…       — Пап, — снова затараторил он весёлым голоском, выйдя на крыльцо дома, — а Реджина — это кто?       — Как кто? — удивился Голд, запирая дом на ключ. — Это Реджина.       — А ты в неё влюбился?       — Что значит влюбился?       — Ну, как в «Тропиканке», — сказал малыш и, видя, как лицо отца становится всё более удивлённым, пояснил: — Миссис МакКласки смотрит по телевизору…       — Нет, мой мальчик, — Голд улыбнулся, — я влюблён только в твою маму.       — А может, влюбился, но не знаешь? — упорствовал мальчик.       — Зато я знаю, что мы сейчас опоздаем, — Кристиан быстро перевёл тему разговора и, взяв сына за руку, пошёл к машине. — И да, с миссис МакКласки ты больше не остаёшься…

***

      Они собирали жизнь, как пазл с тысячей мельчайших деталей. Вплетая в общую картину и хорошие, и плохие дни. Просто создавая воспоминания.       Каждый день по пути из бюро Белль останавливалась у киоска, чтобы купить жвачку, внутри которой была наклейка с героями популярного сериала.       — Откуда ты знаешь, кто эти люди, если даже не успеваешь смотреть телевизор? — то и дело интересовался у жены Голд, пока та сосредоточено разворачивала очередной фантик.       — Как это не знаю? Это Элен и Николя, вот это Джоанна… — она аккуратно прикрепляла наклейку к холодильнику.       Когда же место на холодильнике закончилось, она принялась за посуду. Глядя на свою кружку, всю обклеенную музыкантами и их девушками, он только и думал, как пойдёт с ней на работу — Гидон с Росси сразу станут подтрунивать… А впрочем, не всё ли равно?       По утрам они входят в бюро не иначе, как за руки, о чём-то шепчутся в самолёте, пока летят на очередное убийство, вечером уходят тоже за руки и бубнят под нос популярные песенки. Все давно привыкли к их странностям и к тому, что порой язык, на котором они говорят, понятен лишь им двоим.       Окружающие любили с улыбкой говорить:       — Всё нормально, это мистер и миссис Голд.       Об этом же твердил и автоответчик в их квартирке.       «Вы позвонили в квартиру мистера и миссис Голд. Мы не можем ответить. Либо прямо сейчас мы избавляем мир от зла, либо создаём воспоминания. Оставьте сообщение.»       Лишь одно омрачало эту жизнь — время шло, а завести ребёнка всё не получалось. И ведь оба были абсолютно здоровы. Пусть они не говорили об этом вслух, но Кристиан видел, как Белль мрачнеет с каждым днём всё больше.       Очередным утром, когда мужчина снова ломал голову, как помочь любимой, ему на глаза вдруг попался старый журнал. На его обложке красовался город мечты — Стамбул. Голд вспомнил, с каким восторгом и восхищением жена говорила как-то о легендарном Константинополе и как хотела там побывать….

***

      Цифры и буквы уже давно сливались в большое чёрное пятно, мозг упрямо отказывался воспринимать какую-либо информацию. Голд бросил ручку и оторвался от бумаг. В попытке размять затёкшие мышцы шеи мужчина повертел головой, и его взгляд вдруг зацепился за жёлтую кружку, обклеенную наклейками с изображением сериальных героев. Затем он посмотрел на часы — 17:20, Реджина забрала Бэя минут пятнадцать назад, и если поторопиться…       Голд взял пальто, трость и вышел из кабинета, заперев дверь на ключ. Убийцы и психопаты будут всегда, а сегодня у него кино с сыном и Реджиной…       И пусть ответа на вопрос «Кто такая Реджина?» у него так и не было, да и вряд ли будет, но всё же…       Идя по длинному коридору, мужчина улыбается, слыша где-то в голове голос любимой, что, улыбаясь, говорит:       — Нельзя откладывать жизнь на потом…

Это чувство утраты никогда не уйдёт. Но оно принесёт с собой моменты мучительной радости. Мы уходим, всюду оставляя фрагменты самих себя… как памятные сувениры… Целую жизнь воспоминаний, фотографий… безделушек… всего, что будет напоминать о нас, даже когда нас не станет.