heartburn

Чонгук переводится в новую школу в середине года. Все происходит так сумбурно — отцу предлагают новую работу и жилье, брат заявляет, что будет поступать либо в Сеул, либо никуда, да и мама не горит желанием оставаться в этом пропахшем рыбой портовом городке. Чонгука — семнадцать лет, челка, падающая на блестящие глаза-вишни, опасливая настороженность ко всему, что не вписывается в зону комфорта размером с изюм — никто не спрашивает. Поэтому в апреле — цветущая разноцветными клумбами и билбордами улица приводит его прямо к красивому белоснежному зданию в четыре этажа, которое самому Чонгуку видится страшнее, чем заброшенная стройка в родном Пусане, овеянная кучей легенд о загадочных смертях и которую они с друзьями, несмотря ни на что, излазили вдоль и поперек — он топчется на улице, чуть в стороне от лестницы, ведущей на крыльцо, и исподлобья смотрит на входящий поток школьников — звонкоголосые стайки девчонок, сонные старшеклассники, редко долетающие до него обрывки диалогов о домашке, фильмах, каком-то прошедшем мероприятии. — Хэй, — Чонгук дергается нервно, когда его хлопают по плечу, но тут же узнает голос и недовольно хмурится. — Ты чего тут, забыл, как дверью пользоваться? — Отстань, Хорсок, — Чонгук ведет плечом, сбрасывая ладонь брата. Хосок фыркает и ерошит ему волосы, наваливаясь на ощутимо пошатнувшегося Чонгука. — Пошли уже, опоздать в первый день как-то стремно. — Сказал человек, который все время опаздывает. — Цыц, мелочь. Хосок провожает его до самой двери класса и напоследок снова хлопает по плечу — не агрессивно, но ободряюще — и уходит, с любопытством оглядываясь вокруг. Чонгук за него даже не переживает — брат не пропадет, с его-то коммуникабельностью лабрадора — и, непроизвольно вжав голову в плечи, входит в кабинет. Если бы Ад существовал, это был бы он — больше десятка пар глаз мигом оказываются обращены на него, а разговоры тут же стихают — в полной тишине Чонгук кланяется неуклюже и роняет максимально внятно: — Я новенький, Чон Чонгук. Буду рад учиться с вами. — Приятно познакомиться, — отвечает за всех девушка с длинной косичкой, перекинутой через плечо — видимо, староста — решает Чонгук. Видя его нерешительно блуждающий по полупустому классу взгляд, она помогает — указывает на парту на среднем ряду, третью с конца. — Вот эта свободна, если что. — Спасибо, — шелестит Чонгук. Когда подтягивается остальная часть класса и приходит учитель, Чонгуку приходится снова встать и представиться — мел под пальцами крошится прямо на джинсы, пока он пишет свое имя, кажущееся слишком длинным, будто бы проходит чертова бесконечность, пока ему, наконец, не разрешают вернуться на место. В толпе новых одноклассников, сливающихся в безликую массу, Чонгук выделяет ярко-красную макушку и думает с легкой ностальгией, что Чимину бы это понравилось. Этот же парень — его клубнично-красные волосы действительно нельзя спутать с кем-то еще — подсаживается к Чонгуку на перерыве, пока тот без интереса ковыряется в своем обеде, бросая косые взгляды на столы старшеклассников, где Хосок — кто бы сомневался — сидит в небольшой компании, смеющейся на всю столовую. Девушка рядом с ним — черные волосы до плеч, маленькие стрелки на глазах и ехидная усмешка, то и дело наползающая на губы — замечает это и мотает головой в его сторону, одновременно дотрагиваясь до локтя Хосока. Тот оборачивается и машет Чонгуку, мол, подходи. Чонгук отводит взгляд, глядя на месиво из риса и помидоров в своей тарелке. Какой же отстой. Он ненавидит переездшколусебязнакомства. Как раз в этот момент к нему и подсаживается этот яркий незнакомец — улыбается во все тридцать два и говорит: — Привет, Чон Чонгук. Меня зовут Ким Тэхен. — Привет, — настороженно отзывается Чонгук — все еще зона комфорта размером с изюм. — Ты новенький, — не спрашивает Тэхен. — Расскажи о себе. Чем увлекаешься? Что любишь? Откуда приехал? Провести тебе экскурсию по школе? Новичок из старших классов твой родственник или просто так совпало? Тэхен вываливает по двадцать вопросов в секунду — Чонгук хлопает глазами, сдавшись после второго же, и неуклюже улыбается, будто бы ему свело судорогой лицо. — Из Пусана, — наконец, роняет он, на всякий случай положив палочки на тарелку и сцепив пальцы, чтобы не так заметно дрожали. — Да, он мой старший брат. Эм, я немного рисую? И пою. И я бы не отказался от экскурсии. Тэхен наблюдает за попытками Чонгука в связную речь с видом юного натуралиста — снисходительное любопытство светится в его живых глазах — и смеется, когда Чонгук заканчивает говорить и снова утыкается взглядом в тарелку, напоминающую место преступления. — Ты смешной, — честно делится Тэхен, и Чонгук не совсем понимает, хорошо это или плохо. — Если ты закончил измываться над обедом, то можем хоть прямо сейчас по школе пройтись, все равно еще минут двадцать есть. Познакомишь меня со своим братом? — Я лучше сделаю вид, что сам с ним не знаком, — бурчит Чонгук, выбираясь из-за стола, когда по помещению в очередной раз разносится многоголосый смех. Тэхен добросовестно водит его по всей школе, начиная с четвертого этажа, тыкает пальцем в каждую дверь, поясняя — будто бы Чонгук не может сам прочитать с табличек — какой там класс или предмет. Чонгук не запоминает ничего и решает просто держаться Тэхена — тот выглядит уверенным, ярким и каким-то… своим, наверное. То есть, Чонгук его все еще побаивается — особенно когда Тэхен начинает размахивать руками, пытаясь придать выразительности своим словам про «Намджун-хен говорил, что пинать мяч с разбега плохая идея, но Бэмбэм — вообще-то, его зовут Конпимук, но с тех пор даже учителя некоторые его только Бэмбэмом называют — не успел остановиться, вот такая дыра в окне осталась, он до конца прошлого года на отработки ходил за это». Имена Чонгуку ничего не говорят — хоть и мелькают в бесконечной речи Тэхена довольно часто — но, кажется, это тот сорт людей, от которых он всю жизнь старался держаться подальше. — Они тебе понравятся, — Тэхен своей огромной ладонью ударяет его по спине, Чонгук морщится и решает его не переубеждать. Они спускаются на второй этаж, к своему кабинету, и Чонгук вдруг цепляется взглядом за — возраст определить сложно, но что-то — может быть, короткий неформальный приветственный кивок в сторону компании Хосока — подсказывает Чонгуку, что это все же старшеклассник — парня, что проходит мимо. Черные волосы, знакомая линия губ, идеально отглаженная форма, усталый прищур красивых глаз — именно глаза Чонгука и цепляют, заставляют остановиться даже и потерянно обернуться в след. Усталые — и совсем пустые. — Чонгук? — зовет его Тэхен, прервавшись на середине предложения. — Кто это? — Чонгук легко кивает в сторону спины в белом джемпере. — А. Это Мин Юнги. Брат Мин Юнджи — рядом с твоим братом стоит — и староста их класса. А что, понравился? — смеется Тэхен, и Чонгук шутливо-недовольно пихает его в плечо. — Он какой-то грустный. Тэхен пожимает плечами — почему-то это льдистое равнодушие задевает — и говорит: — Вроде, что-то там у него случилось в том году. Семейные драмы, знаешь… О, а вот тут прошлые старшие классы на выпускном нарисовали огромную карикатуру на директора — три недели отмывали! Погоди, сейчас найду фотографию. Вечером они ужинают всей семьей — по случаю первого рабочего дня отца и первого учебного дня Чонгука и Хосока даже заказывают пиццу — Хосок беспрестанно с кем-то переписывается, а когда отец его одергивает, разводит руками: — Новые друзья, па. Налаживаю связи. — А ты, Чонгук-и, — ласково тянет мать, — с кем-нибудь подружился? — Ага, — просто кивает Чонгук. — С одноклассником. — Тот забавный парень с красными волосами? — уточняет Хосок. Чонгук кивает снова — молча. Как будто за весь день брат мог увидеть его с кем-то еще. — Хорошо, — мама расплывается в улыбке — Чонгуку нравится видеть это, особенно если он — причина. Так что он улыбается тоже — не так ярко и широко — и забирает на тарелку очередной кусок пиццы. «Семейные драмы, знаешь» Чонгук хмурится неуловимо — он не знает, и не хотел бы. Этот Мин Юнги — имя западает в память сразу же — выглядит таким неживым, будто бы его аккуратно так, по шву вскрыли, все изнутри выскребли, все важное и яркое, а то, что осталось, выкинули обратно в жизнь. Сломанный. Чимин выглядел так же, когда накануне важных соревнований попал в аварию и пропустил не только их, но и полгода жизни, ушедшие на восстановление — то есть, так он выглядел только какое-то время, а потом — зажегся, загорелся и, переступая через себя, шаг за шагом — пошел. Юнги же выглядит так, будто гореть там больше нечему.