Цветок папоротника

***

      Снова погружаясь в воды рокового озера, Иван не смог сдержать слез. Всё, что было дорого ему, превратилось в пепел. И рану эту не прижигало огнем, а прожигало до самых костей, словно клеймом. Если бы не он, а кто-то другой был на его месте, не открыл бы он глаз, случилось бы то, что произошло? Не он ли был виноват в смерти своей семьи?       Янковский вовсе не жалел себя или же свою участь, которая с каждой минутой становилась все хуже и хуже, даже не думал о том, что его ждет дальше. Свой смертный приговор он подписал еще до этого, когда вышел в первый раз из избы и окунулся в озеро, когда вода обласкала и приняла его в свою пучину. Уже тогда все было кончено, но от падения духом в тот момент спасала лишь мысль о том, что своей жертвой он спасает сотни людей от голодной смерти. А в итоге-то что?       «Да ничего хорошего», — сам же себе мысленно ответил на свой вопрос юноша.       Все пошло совершенно не по плану, не так этот день должен был закончиться. Совсем не так.        В один момент радостный и размеренный праздник жизни, предвестник благих изменений превратился в неуправляемый жуткий танец смерти, сопровождаемый бушующим огнем. Пламя окутало своими яркими языками всю деревню, даже в десятках метров от берега был слышен человеческий вопль и треск сухой древесины, легко поддающейся огню. Ничего уже не спасти. И эта мысль убивала.       Дьявол, видя реакцию Янковского, только усмехнулся. Да и разве можно напугать хтонь, повидавшую в двух мирах столько, сколько многим даже не снилось, смертью? Его забавлял и интересовал сам юноша. Тот мало того, что нарушил в своем ритуале множество пунктов, за что поплатился сполна, оказавшись на дне озера в смертоносных объятиях, так еще и после собственной смерти и всего увиденного остался в душе живее всей деревни вместе взятой. Он не сломался, как было это с многими другими "заблудшими" в тумане. Это подкупало. Таких людей Тихон не видывал уже очень давно.       Наверное, ему бы стоило объяснить Ивану, что произошло и почему, да только дьявол не спешил с этим. Успеется еще. Хотелось сперва полностью раскрыть эту светлую душу, налюбоваться, как на игрушку диковинную, а потом уж можно будет все рассказать и отпустить к другим надоевшим, бесцельно бродящим по Нави душам. Хотя, был и другой возможный ход событий, если, конечно, паренек для этого подойдет — сделать ключевой фигурой одного плана, который пылился у Тихона в голове уже долгие годы из-за отсутствия подходящей кандидатуры.

***

      Когда же огонь начал заходить и на воду, сжигая прибрежные растения и тину и показывая свой истинный источник возникновения, Тихон лишь расправил свои темные крылья, отбрасывающие теплый, огненный свет на воду из-за вечно тлеющих перьев, дополнительно ограждая хрупкую материю души Янковского от губительного пламени, и начал понемногу подгонять:       — Давай, топай уже, или хочешь разделить участь оставшихся на берегу? Не заставляй меня ждать!       Он не столько боялся, что огонь таки достигнет их, сколько не хотел, чтоб Янковский увидел больше, чем ему пока что следовало. Конечно, деревенские жители мало образованы, нежели дворяне, но знают наверняка: пламя воду не берет. А тут такой феномен. Да даже еж поймет, что дело нечисто, а это было сейчас лишним. Гораздо выгоднее держать свою жертву в блаженном неведении и давать только ту информацию, которая была необходима для нужного дьяволу восприятия действительности.       И сейчас было необходимо, чтоб Янковский поверил в то, что все, увиденное им, необратимо, и так все в действительности было. Так он проще согласится на ключевое предложение.       И вот чего уж дьявол никак не ожидал после своего шутливого предложения-угрозы, так это того, что Янковский воспримет его всерьез и снова кинется назад, в самое пекло. Благо, Тихон успел раскрыть крылья еще сильнее, загораживая весь вид, и, ухватив, прижать юношу к себе.       — Дурак что ли?! — уже не выдержал он, с опаской отпуская Ваню вперед себя. — Иди прямо и не оглядывайся, не заставляй меня жалеть о твоем спасении! Мог ведь сразу в воронку душ отправить.       Ваня хотел ему что-то возразить, но так и не решился, заходя в воду все дальше и дальше. Он не разбирал дороги, да и не нужно это было. Все равно через пару минут их окутал плотный темный туман, сквозь который не было видно ничего, кроме ярких желтых, оранжевых или красных всполохов. В этот раз глаза можно было спокойно держать открытыми, и холод вовсе не чувствовался. Душе без плоти ничто земное в действительности не принесло бы вреда, оно просто не ощущалось.       — Закрой-ка глазки и не открывай их, как ты сделал в прошлый раз, — неопределенным тоном проговорил дьявол, то ли все еще злясь, то ли открыто насмехаясь над прошлой неудачей юноши. А после и вовсе положил свою ладонь поверх глаз Янковского, дополнительно потихоньку подталкивая его вперед.       Дорога оказалась довольно короткой, и уже через минут семь они вышли на отчетливый по ощущениям берег, где Тихон убрал свою руку и позволил Ване открыть глаза.       — Вот куда ты должен был изначально прийти, — тихо снова заговорил дьявол, лениво оглядывая скудную местность. Вокруг все было противно серым и укрытым по низу туманом, который поднимался не выше колен. Берег был усыпан тускло-желтым песком с зарослями камышей, а вода — противного зеленого цвета. Такое бывает с лужами, когда те несколько суток пробудут на солнце, не высыхая, они зацветают, приобретая тошнотворный оттенок. На этом растительность в этом месте заканчивалась, и начиналась просто пустота, в которой бесцельно бродили полупрозрачные души, будто готовясь к чему-то.       Ваня брезгливо оглядел себя: рубаха из чистейшей белой ткани превратилась в частично зеленый, мокрый, местами обожжённый и ничего не скрывающий толком, прилипший к телу кусок тряпки.       — А ты повелся на игры низшей нечисти и угодил в лапища Смерти. К слову, это не такая уж редкость, но вот только обычно я не помогаю высвободиться. Такие души не перерождаются, становясь мавками. И обычно туда угождают слабые люди, нечистые душой во всех смыслах. Они во спасении элементарно не нуждаются. Слишком поздно для такого, они прогнили насквозь, вот и настигло их там наказание. Но ты, Иван-лягушка, а точнее лягушонок, — со смехом произнес Тихон, глядя на парня в мокрого и позеленевший одежде, — угодил туда по своей глупости и молодости. Считай, что по случайности. Поэтому я решил дать тебе второй шанс.       По правде говоря, он и сам не знал, зачем сейчас объяснял все. То ли где-то в самой глубине подсознания стало жалко этого паренька, то ли просто настроение было подходящим для разговора, а может и что другое...       — И что же за шанс такой?! Да зачем мне жизнь вообще нужна, если все, — огрызнулся Янковский указывая в сторону другого берега, — сгорело до тла?!       — Аккуратнее со словами. Не с абы кем разговариваешь, — зло ответил дьявол, моментально осаживая парня. — И более того, ты не знаешь, как бы могло сложиться все, если бы события пошли по иному пути. Гораздо хуже жить рядом с родными, зная, что если они тебя увидят, то сойдут в момент с ума, а ты должен будешь завести их в пучину и растерзать в клочья, чем то, что тебе уготовано. Или я не прав?       Ваня промолчал, не найдя ответа. Впрочем, вопрос был больше риторическим, попыткой манипуляции.       — То-то же, Лягушонок, — продолжил Тихон, мысленно отметив, что случайное прозвище пришлось как нельзя лучше. — Я предлагаю тебе способ частичного искупления твоего проступка.       — И что же ты от меня хочешь? — скептически спросил Ваня. — И что мне это даст?       — Правильные вопросы, однако, задаешь, Лягушонок, да вот только всему свое время. Пройдем дальше, а там, глядишь, и расскажу все.       Тихон хмыкнул, хитро глядя на Янковского. Тот уже явно подавал хорошие надежды и перспективы, хотя все еще нуждался в более подробной проверке.       «Стоит его ближе к себе держать, чтоб не рванул при первой же возможности. Хитрый же паренек попался, так просто его не получится приучить к делу,» — подумал дьявол и повел Ваню дальше от воды, вглубь этой пустоты сквозь бесхозные души, которые ждали своей очереди спуститься к реке Забвения, а после перейти в низшую часть Нави для искупления своей вины и дальнейшего прислуживания своему единственному Господину.