Блейзер! Сигареты! Рок!

Громко цокнув, низкая женщина забрала из рук школьника небольшой клочок бумаги с рецептом пирога на нём, — Когда она уже отстанет от меня со своими попытками сделать из меня хозяйку, сил моих больше нет! — возмущалась мать Антона. У них всегда были холодные отношения, особенно все усугубил переходный возраст и вытекшие из него последствия. Мать Антона Виктория работала в той же школе, где и тетя Галя, они были вроде как подружками с одного двора. Правда, Галина упорно не замечала пассивную агрессию и нежелание общаться с ее стороны. — Я-то думаю, что эта курица так смотрит на меня весь день, а она, оказывается, хочет, чтоб я приготовила ее пирог, — открыто возмущалась шатенка, активно жестикулируя руками. Тоша выступал в роли немого слушателя. Его очень выматывали эти «диалоги». Его мать напоминала ему крысу Брейна. Такая же низкая и злобная, — Откуда у нее только время на все это? Работа с восьми до восьми! Зарплата, дай бог, десять тысяч, а она предлагает мне делать рыбные пироги?! — надулась Виктория. По одному ее взгляду можно было понять, что ей дико неприятна эта ситуация. Глаза бешено блестят, ноздри раздулись, зависть и обида метались молнией в ее глазах, угрожая. Весь разум Тони был занят лишь одной мыслью — надо линять. Обычно в их доме тем, кто готовит, был он — мать слишком поздно возвращалась с работы. Да и готовкой назвать это было нельзя. Макароны с сосисками — и делов-то. Гурманами они не были. Односторонний диалог матери и сына прервал мобильник Антона. — Привет, дрищ, чё, пойдешь сегодня с пацанами на плиты? — безжизненно произнёс его друг. Иногда при разговоре с ним появлялось ощущение, что ты говоришь со стеной. — Кто бы говорил, прыщавый. Да пойду, все равно заняться не чем, — говорил Антон, медленно отдаляясь от своей матери на балкон. Он всегда говорил там с Хабаловым, чтобы избежать любопытных (или не очень) ушей его матери. — А в соньку зарубимся? — хитро поинтересовался рыжий парень. Он был словно змеёй, всегда пытался ухватить побольше кусок, да получше. Его так иногда и звали — Змий. У самого Тони не было плойки, а играть очень хотелось, вот он и подмасливал своих приятелей. — По рукам, мое пиво с тебя, — произнёс певучий голос его друга. Он всегда становился певучим, когда понимал, что его ждёт халява. Вообще, сегодня была суббота и у них был короткий день в школе, но их компания никогда туда не приходила по субботам. Это уже их своеобразная традиция — вместо двух математик идти на плиты и пить Жигулевское. По пути они, конечно, всегда заходили в синий ларек недалеко от школы. Там тетя Варя, веселая женщина крупного телосложения, всегда продавала им пиво. Ее любимчиком был Лева, она называла его обольстителем и подхалимом, что было очень странно ведь Лев совсем не такой. Ему повезло с генами, он был очень высокий, но при этом не щуплый, как тот же Антон. Его отличительной чертой были черные кудрявые волосы и низкий голос, а также довольно грубый и прямолинейный характер. Но если быть честным, всем было все равно на странную любовь тети Вари к Леве, если она продавала им спиртное. Когда Антон подходил к плитам, было уже около десяти часов утра, хулиган услышал своих друзей издалека. Один паренёк из их компании очень громко гоготал над чем-то. Под ногами успокаивающе шуршали опавшие осенние листья, ветер ласково раздувал волосы. Запах земли после дождя наполнял собой воздух. Антон неторопливой и развязной походкой приближался к бетонным блокам. Об этом месте знали многие, но вот подходить осмеливались далеко не все. То ли потому что думали, что Тони и его дружки — скинхеды, то ли просто остерегались всех слухов, которые ходят вокруг них. Плитами они называли заброшенную стройку, полную множества бетонных блоков, различных деревяшек и огромного количества другого строительного мусора. Находиться там было довольно опасно. Наступил не туда и уже в твоей ноге гвоздь или шприц, но это мало волновало их компанию. Поставив на пыльный бетонный блок свой ранец, в котором то и дело при каждом движении постукивал алкоголь, Тони уселся рядом. Плита, которую всегда занимал Антон, была выше других из-за того, что под ней лежала ещё пара точно таких же блоков. Ему пришлось слегка подпрыгнуть, чтобы усесться. Он не боялся испачкаться о строительную пыль, как и его друзья. Осмотревшись вокруг, Тони сделал вывод, что его приятели тут недолго — глаза слишком ясные. Стоило достать пару бутылок холодного пива, как компания тут же радостно заулюлюкала. — Рано радуетесь, тут только для Хабалова и меня, — укоризненным тоном произнес Антон. Стоило этим словам разрезать воздух, радостный гул тут же прекратился, Лев и остальные ребята грустно застонали. Лев даже поднял какую-то железную крышку и кинул в Антона. Ответной реакции ждать долго не пришлось. — Придурок, я тебе сейчас эту крышку в задницу засуну! — зло крикнул Тони, потирая место удара. Из его глаз ушло все умиротворение и спокойствие, брови сошлись на переносице, а верхняя губа взлетела вверх, показывая недовольство. Обычно все его угрозы после кадетской школы заканчивались только угрозами, пустым лепетом, так что никто всерьез это не воспринимал. Криво ухмыльнувшись, Лев отвернулся, крутя в пальцах незажженную сигарету. По плечу Антона тут же успокаивающе похлопала чья-то рука, развернувшись, он увидел лицо Андрея Хабалова. Они через многое прошли вместе, и его друг понимал, как сейчас сложно Антону адаптироваться к учебе. Андрей был среднего роста и такого же телосложения. Единственной отличительной чертой было его ужасное акне. Его лицо было постоянно красное и воспалённое, все в маленьких шрамиках и гнойничках. Это было его огромной проблемой и большим комплексом. Он так же увлекался рок музыкой, как и Антон, только предпочитал что-то более жёсткое. В основном он слушал хард-рок или металл. Он был куда более интровертом, чем его друг, то ли из-за комплексов, то ли просто по своей натуре. Все вопросы и проблемы, связанные с общением, всегда решал Антон. В отличие от своего лучшего друга, Хабалов был куда более хозяйственным и внимательным к деталям. Всегда замечал недочёты в работе и любое изменение в поведении других людей. — Парни, прикиньте чё. Помните парня из магазина за ТЦ? — возбуждённо начал Хабалов. Его глаза радостно загорелись, будто у ребенка, которому любящие родители вручили подарок на день рождение, — Такой, вечно ходит в джинсах, которые у него вот-вот с задницы спадут и с жудко немытой головой? — при описании джинс паренька на лице Андрея появилось явное непонимание и осуждение. Не любил он этих рэперов недоделанных, — Я не пидор, но даже для меня ходить с такими сальными волосами — слишком, — опомнившись дополнил Андрей. Получив понимающие «Аааа, тот» и согласные кивки, Хабалов продолжил: — Знаете, я иногда у него закупаюсь… закупался. Короче, пообещал этому придурку за Marvel Super Heroes занести игру. Не помню название точно, я у сестры в коллекции ее видел. Хена… Зена… Боевая принцесса какая-то. Там ещё брюнетка с челкой бегает, на новенькую похожа, — рассказывал Хабалов, пытаясь вспомнить название игры. — И он поверил, ужас, — с усмешкой удивился Антон, глядя в мокрую землю. — Да у тебя видок такой, шо к тебе подходить не хочется, не то шобы доверять, — укоризненно заметил Лев, недоверчиво глядя на друга. Слегка помолчав он дополнил, глядя на Андрея с озорной улыбкой: — Тоже на новенькую засмотрелся? –Какие у нее сиськи крутые, брат! — со сладкой мукой на лице простонал Андрей. Он был первым, кто замечает новую юбку в школе, — Серьезно, когда она надела ту кофту с вырезом, я молился чтобы у нее хоть одна сиська выпала. Они выглядят такими упругими! — совсем размечтался Андрей. Его щеки раскраснелись, а глаза он прикрыл, слегка заваливаясь на локти. — Ее зовут Аня. Хорошо ладит с информатикой и физикой. Боевой характер, — будто энциклопедия или справочник отчеканил Тони. — А ты откуда уже все знаешь? — недовольно вскрикнул Андрей. Он хотел быть первым, кто познакомиться с ней. Но его останавливали, как всегда, комплексы. — Язык, Андрюха, язык, — самодовольно сказал Тони, специально закладывай двойной смысл в свои слова. — Ой да плевать. Как сам-то? Как первый день прошел? — поинтересовался Хабалов, с приятным шипящим звуком открывая бутылку пива, которая уже устала его ждать. Они учатся в параллельных классах, часто видятся, но Антон так быстро убежал вчера, что тот не успел спросить. — Нормально. Думаю, снова попроситься у Михалыча на подработку. Деньги нужны, — задумчиво произнёс Антон. Начиная с четырнадцати лет, он помогал их трудовику в школе, который по совместительству работал сантехником и бог-возьми-кем-еще: когда-то прибрать листья, когда-то помочь на складе и типа того. Приятным бонусом к небольшой сумме денег был ключ от подсобки. В позатом году Антон поменял там освещение, что дало ему возможность зависать там иногда. Делать домашку или зависать с друзьями. Иногда он оставался там после уроков, когда не хотелось идти домой. — Это правильно, одобряю, — рассудительно ответил друг, слегка кивая головой, как бы подтверждая свои слова. — Эй, Лев, как там твоя олимпиада? — спросил Хабалов, желая перевести тему. Лев обернулся, он о чем-то говорил со своим другом в параллель, но видимо этот вопрос его заинтересовал. — Хуево, я нихуя не знал на этой ебаной олимпиаде, попросил у педика белобрысого помочь, если не напиздел и не наебал, то все должно быть нормально, — в речи Льва постоянно было огромное количество нецензурной лексики, больше чем у кого либо в их компании. Иногда его было на столько много, что даже у Андрея, который слышал не мало дерьма, уши заворачивались в трубочку. А в сочетании с его низким и красивым голосом это было просто комично.  — Пизда, блять, старая поставила мне этот ультиматум ебучий. Отвечаю, эту старую грымзу просто не ебет ее хахаль хорошенько, — ворчал и ворчал подросток делая характерные движения, показывая, как нужно «ебать старую грымзу». Наблюдать за этим было мерзко, в этом человеке было столько желчи и пассивной агрессии к невинному человеку, что Антон решил вступиться. — Эта «старая грымза» пытается вывести тебе бал хотя бы на 2.50, чтобы ты был аттестован. Я бы на твоём месте проявил хоть каплю уважения, ебалан, — осуждающе отчитал Антон, вскидывая подбородок вверх. Антон не особо любил читать, не был ярым фанатом, но все же относился к литературе с уважением. Почтение к книгам ему привил Азирафаэль, они много читали и обсуждали детскую фантастику до пубертата. Яркие воспоминания, словно всполохи огня, иногда вспыхивали в памяти рокера. Самым ярким было то, как они сидели у него дома, в гостиной, на стареньком потрёпанном диване и с рьяным интересом обсуждали «Волшебника изумрудного города». Им тогда было лет 8–10, не больше. Азирафаэль в его воспоминаниях рассказывал, как ему было грустно и до безумия обидно, когда Урфин Джюс обманул главных героев. Его голубые глаза ярко блестели из-за подступающих слёз, а руки крепко прижимали к себе книжку. Антон тогда так проникся чувствами друга, что сам притянул того для крепких объятий. — А Азирафаэлю ты должен в ноги кланяться, он всегда был знатоком в литературе. Мало того, он никогда не обманет и не подведет, если дал слово, — совсем вскипел Антон. Все усугубляли его смешанные чувства. Он просто не понимал что испытывал к Азирафаэлю, не понимал даже, что должен испытывать, его голова чуть ли не разрывалась от противоречивых чувств. Он словно выпил коктейль из любви, обиды, привязанности, злости, и, самое обидное, из понимания. Он понимал, почему его прекрасный Ангел, прекрасный и замечательный друг сделал это. Сдал его. У него были все поводы так поступить. У Антона было много времени все обдумать, в казарме особо нечем заняться. Ты постоянно наедине со своими тараканами и внутренним миром. Сначала, конечно, была злость, море злости и ярости, боль о предательстве, но потом пришло и понимание. Тони действительно натворил много дерьма, втянул Азирафаэля не туда, начал шантажировать. В свое оправдание, Антон признавался сам себе, что причиной его шантажа был самый настоящий страх. Дикий, необузданный, животный страх, что Зира разболтает то, что он увидел когда-то случайно ночью. Это была чуть ли не паранойя. После военного корпуса этот страх стал только сильней. В настоящее время ему оставалось только угрожать, ведь Зире уже не страшен его глупый шантаж. Но новый план уже медленно зрел в его голове. — А ты шо вообще за этого пидора вступаешься?! — возмущённо прикрикнул Лев. В его взгляде искренне было непонимание, — Из-за него же ты в кадетку попал!, — речь у Льва уже немного начинала заплетаться, видимо, до прихода Антона он один успел накатить. — В кадетку я попал из-за своих выебонов, мать все равно рано или поздно узнала бы, — сквозь зубы процедил Тони. Ноздри разувались, а он в раздражении дёргал пальцем свой нос. Он ненавидел, когда кто-то поднимал эту тему. Больное место. Мало того, он делал вид, будто знает все на сто процентов, будто знал саму суть, что было в корне не так. Тони хотелось защищать Азирафаэля в глазах других людей, хоть он и сам собирался на подлый поступок в его отношении. — Пацаны, расслабьтесь, чё как девки-то? — попытался сгладить углы Андрей. Его взгляд стал слегка нервозным и обеспокоенным, но его попытки успокоить двух баранов не обвенчались успехом. Если его друзья опять завели эту тему, то либо кто-то уйдет с разбитым носом, либо они оба будут напряжены и злы до конца дня. — Да нихуя, он побежал жаловаться твоей мамочке, как маленькая плаксивая сучка, — произнёс Лев, что стало его ошибкой. Надо забирать у него алкоголь, под ним он вообще за языком не следит. На то, чтобы спрыгнуть с плиты и с размаха ударить кулаком по лицу, у Антона ушло меньше пары секунд. Он не особо целился, хотелось просто показать, что бывает, если не фильтровать свой базар. Попал он по скуле, Льва с болезненным вскриком отбросило назад. Следующие два удара выпали на кадык и солнечное сплетение. Он тут же схватился за ударенное место, сгибаясь. Он вдыхал воздух, но не мог его выдохнуть, болезненно скручиваясь. Из глаз хлынули слезы. Хабалов уже было хотел с силой оттаскивать друга, но тот на удивление быстро взял себя в руки. Судорожно выдохнув, он жестом показал, что все нормально, запуская руки в волосы. Кто-то из компании присвистнул и что-то сказал про кадетский корпус и про то, как хорошо Тони научили драться там. Однако сам Антон этого не услышал из-за пульса, который бешено стучал в висках. Дикая ярость плескалась в его глазах. — Я не позволю тебе пиздеть за его спиной! Ты нихуя не знаешь, не знаешь, через что мы прошли вместе, — крикнул Тони после пары судорожных вздохов. Рокер нависал над ним, словно хищник над добычей. Глаза блестели от злости, взгляд был просто бешенным. Он сжимал и разжимал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Тони научился брать себя в руки после кадетского корпуса и сдерживать агрессию, когда это было нужно и когда он сам понимал, что пора остановиться, но все же эта тема была для него особенно болезненной. Отпрянув на пару шагов, Антон делал медленные вдохи, выравнивая дыхание, осмотревшись, он увидел его. Азирафаэль стоял в паре десятков метров от него, сжимая что-то в руках. И как только осознал, что его заметили, быстрыми шагами направился прочь. Дикое желание поговорить с бывшим другом полностью затуманило разум Тони и он бросился вслед за ним, оставив на плите нетронутое пиво. Стоило ему увидеть Азирафаэля, как его алчный план созрел, как сочный персик, в его разуме. Страх Антона никуда не девался, оставаясь тяжёлым грузом на душе, и если Зира его уже не боится, то у него остаётся только одна идея. Втереться в доверие. Он не собирался его предавать или публично позорить, вовсе нет. Он просто хотел убедиться, что у Азирафаэля не было в планах распиздеть его грязный секрет. Он искренне надеялся на это, веть прежний Азирафаэлю так бы и сделал. А Антон уже правильно расставлял приоритеты и понимал, что его свобода важнее потаенного страха. — Что тебе нужно? — бросил Азирафаэль, не смотря в сторону Тони. Его глаза были испуганны, а в голове стало только больше вопросов. Зачем он побил своего друга? О ком он кричал? Не уж-то о нём? Не может быть. Азирафаэль был уверен, что Тони его ненавидит. Чёрт, он ему практически угрожал! — Как некультурно, я просто решил поболтать со старым другом. Куда направляешься? — спросил Антон, притворно обижаясь. На его губах появилась хитрая ухмылка. Ему нравилось делать вид, что ничего не произошло, что они все такие же хорошие друзья, как и год назад. По стратегии его плана это должно было сработать рано или поздно. — Мы. не. друзья.– твердо произнёс Зира. Его брови сошлись на переносице в раздражении, а шаги ускорились. Эти слова слегка задели Антона, хоть в планах у него и не было искренне дружить с Зирой, но прежнюю их дружбу он ласкал и леял в своих воспоминаниях. В голове у Антона тут же закрутились шестеренки. Что такое нужно сказать, чтобы он поднял глаза и поговорил с ним? «Блять, поверить не могу, что я должен сказать это», — проклинал рокер у себя в голове. — Прости, — недовольно выдавил Тони, смотря в землю. Брови Азирафаэля тут же взлетели и он резко остановился, поднимая глаза на бывшего друга. — Что? — в неверии переспросил он. Тони никогда не извинялся, даже когда они дружили. Он мог сделать какой-то подарок, проявлять внимание, делать вид, что ничего не произошло, но он не извинялся. — Я… Переборщил вчера. Я не хотел тебе угрожать, знаешь? — слегка помолчав, пробубнил Антон. Он впервые за долгое время почувствовал смущение. Его словно голого выставили перед учителями в школе, хотя даже это было бы не так смущающие, как эта ситуация. Для него-то уж точно. Эта новая эмоция ему совсем не понравилась. Азирафаэль был чётко уверен, что Антон его ненавидит или, по крайней мере, недолюбливает, но теперь… Теперь всё стало в разы сложнее. Азирафаэль не нашел слов, которыми можно ответить на это признания, так что он так и остался стоять посреди пустыря за заброшенной стройкой с приоткрытым ртом. Сам Антон думал, что среагировал так только потому, что он давно не видел Азирафаэля, а тот сразу начал грубить. А раз он начал грубить, значит он его не боится, а раз он его не боится, то может все рассказать. Он действительно надеялся, что Зира никому не расскажет, если уже не рассказал, ведь в ином случае ему придется действовать совершенно иначе. Увидь Тони тогда, той ночью, кто-то другой, он бы уже давно лежал в коме, но Азирафаэлю он… доверял. — Ты меня ненавидишь? — серьезно спросил Антон. От ответа на этот вопрос зависит его дальнейшие действия и он искренне надеялся, что Азирафаэль не будет усложнять его план положительным ответом. Антон скорчил максимально серьезное и невинное лицо одновременно. Словно ребенок, который затаил обиду на родителей. — Нет, не думаю, что ненавижу, — тихо признался Зира, качая головой в знак отрицания. Антон тут же радостно заулюлюкал в своей голове, теперь оставалось думать, как продолжить диалог. В воздухе повисла длинная пауза, и Тони начал искать, на чтобы такое перевести тему. На его глаза попалась толстая медицинская книжка в руках блондина. — Ты в поликлинику что ли? — спросил Тони, указывая рукой на книжку. — Да, приболел немного, простудился. — Тогда идём, — бодро сказал Антон, указывай рукой куда-то в даль. Но весь его энтузиазм разбился о скалу реальности, стоило ему встретится с недоверчивым прищуром Азирафаэля, — Да брось, не собираюсь я тебя никуда втягивать, просто хочу поговорить, не знаю там, прогуляться, — обиженно проскулил Антон. Он действительно не собирался этого делать и недоверие Зиры слегка задевало его. Внутри же Азирафаэля была настоящая внутренняя борьба, но его старый друг выглядел так искренне, что он решил сдаться. Наверное, он ещё пожалеет об этом, но почему-то именно сейчас он решил повесить на эту сладкую приманку. Наверное, в его душе все ещё плескалась надежда, хоть и плескалась она в…болоте. — Тяжело было? — неуверенна начал Азирафаэль после долгой паузы, которая тянулась словно смола, гадко прилипая к рукам. Отделаться от нее было так же сложно и дискомфортно. Азирафаэль, одетый в серую олимпийку, наверное, с центрального рынка, пинал грязь под ними, пачкая обувь. Он часто так делал, когда был неуверен в том, что сказать дальше. Отводил взгляд, глядя на кустарники борщевика и кусал внутреннюю поверхность щек. — Тяжело было первое время, там дедовщина все-таки, а ты меня знаешь — за словом в карман не полезу. Пару раз серьезно прилетало, — с этими словами он закатал кофту, показывая бледный шрам на руке. Азирафаэль не смог удержаться и потрогал его, проходя подушечками пальцев по неровному контуру. Он зачарованно смотрел на этот шрам, как ребенок на свой новогодний подарок. — Черт, прости, — извинился Азирафаэль, отдергивая руку и слегка краснея. — Все нормально, не парься, — улыбнулся Антон. Он редко улыбался. Обычно это ухмылка, полная сарказма. Но ему нравилось, что Азирафаэлю прикоснулся к нему, это верный признак заинтересованности, — Но знаешь, есть и плюсы, я научился контролировать свои эмоции и стал более ответственным и работоспособным, — продолжил Антон. — Это ещё школа покажет. Почему, кстати, решил пойти в десятый класс? — спросил Азирафаэль, продолжая путь к поликлинике. Его действительно интересовал этот вопрос, ведь до того, как Тони попал в кадетский корпус, он высказывал явно желание уйти после девятого класса, утверждая что в одиннадцатый класс идут только наивные придурки.  — Не до того было, я вернулся-то в конце августа. Подавать документы куда-то было уже поздно, только наша замызганная школа меня приняла. Говорят, парней в десятом классе мало, а я и по прописке, и в олимпиадах по биологии и химии занимаю призовые места, — честно сказал Антон, пожимая плечами. Создавалось ощущение, что его особо не волнует, где учиться. Как Антон был иррациональным человеком, действующим по ситуации, таким и остался. Все-таки личность в этом плане не изменить. — Ты даже не поверишь, какие там требования к оценкам и как наказывают за провинность старшие. Учиться на 3 полный позор. И никому не важно, что эта тройка у тебя одна за триместр и только потому, что стремной грымзе не понравился твой почерк, — рассказывал Антон. Было заметно, что его серьезно напрягает и волнует эта тема. Лицо у него было раздраженное и серьезное, будто вспомнил о чем-то очень плохом и неприятном. Маленькая морщинка плотно засела между бровей. От рассказала Тони Азирафаэля отвлекала его ужасно громкая цепь, которая позвякивала при каждом шаге. Зира то и дело смирял цепь пронзительным взглядом, будто маленького провинившегося ребёнка. Он серьезно хотел, чтобы она отвалилась. — Помню, как тебе Татьяна Сергеевна причитала за почерк, — с грустной улыбкой напомнил Азирафаэль. Вести диалог ему мешала его температура, которая, видимо, поднялась, стоило ему заговорить с Тони. Сегодня утром он проснулся с температурой 37.8, чувствуя дикую слабость и ломку конечностей. Хотелось просто лежать и не вставать, но мать сказала идти самому в поликлинику, так как для дежурного врача на дом его температура была недостаточно высокой. И вообще: «Ничего, не 38, сам дойдешь, раз хочешь дома остаться и выйти на больничный». — Да что там! По сравнению с той кабанихой, эта просто душка! Хотя бы давала списывать на уроках, — сказал Антон, следуя за Азирафалем. Они уже вышли с пустыря, идя по дворам к поликлинике. Одинаковые серые панельки одна за другой окружали их. Взгляд Азирафаэля то и дело цеплялся за детей, качающихся на старой ржавой качели, или за бабушек, грызущих семечки на скамейке возле дома, — Ладно, хватит обо мне, ты-то как? На филфак поступать захотел? Я увидел тебя в списке зачисленных в гуманитарный класс. — Ха, не угадал. Если честно, я сам ещё толком не выбрал, метаюсь между двумя направлениями, — стеснительно прощебетал Азирафаэль, — Или я пойду на издательское дело или… Пообещаешь не смеяться? — Зира совсем залился краской, стоило ему озвучить эту просьбу. Румянец мило охватывал все его лицо, особенно прелестно смотрелись ушки. — Почему это я должен смеяться? — искренне не понимая, спросил Антон. Ему в голову не могло прийти, куда решил пойти Азирафаэль и что вызвало у него такое смущение. — Просто, как мне сказали, эта сфера совсем не свойственна таким, как я. В общем, я думаю над театральным. Не актером! В плане, я хочу быть режиссером театральных постановок, ну, думаю над этим, — выпалил Азирафаэль, запинаясь. — Каким таким? По-моему, тебе очень даже подходит, в театре же как раз в основном показывают пьесы по классическим произведениям. Правда, сложно представить тебя руководящим, но, думаю, ты этому быстро научишься, — ответил Тони. Азирафаэлю так сильно запали эти слова в душу, что его глаза засияли, словно два сапфира, а дыхание будто кто-то украл. Вот, чего ему так не хватало столь долгое время — поддержки друга. Нет, конечно, Сандальфон и Ник тоже его поддерживали, как могли, но с Тони у них была своя особая связь, — Издательское дело тоже звучит круто. Чем они занимаются? Книжки проверяют? — спросил Тони. Он и раньше часто интересовался увлечениями Азирафаэля, задавая вопросы. Зире же нравилось все объяснять и рассказывать, ему было до безумия приятно, что им кто-то интересуется. — Ну, вообще, в основном они подбирают произведения, ищут новых авторов и работают с ними. Еще они занимаются правкой текстов, помогают автору донести свою идею до читателя, решают вопросы иллюстрирования книги, много чего, на самом деле, — задумчиво рассуждал Азирафаэль. — А что, вполне в твоём стиле, — сделал вывод Антон, делая забавное выражения лица. Остаток дороги они провели в спокойном рассуждении о жизни. Рассказывали о смешных ситуациях, неловких моментах. Делились неприятным опытом в общении с учителями и даже смеялись пару раз от души. Бывшие друзья будто снова стали близкими друг другу людьми. Пропала тяжесть диалога, разговаривать было легко. Лишь маленька тень на душе Антона приказывала ему надавить и унизить, но он из-за всех сил сдерживал ее. Наверное, она не спадет никуда, пока они не поговорят по душам, но это уж точно не то, с чего стоит начинать новую дружбу. Они вместе сидели в очереди к кабинету, тихо общаясь и слушая плач маленького ребенка, который, наверное, испугался новой обстановки. Азирафаэль особенно не любил запах поликлиники, он его пугал. Так что было хорошо, что рядом сидел человек, способный отвлечь его. Антон то и дело травил дедовские анекдоты, услышанные в кадетском корпусе и рассказывал забавные истории, которые с ним случились за то время. Получив рецепт с антибиотиками, они направились в сторону дома, расстались на приятной ноте, даже приобнялись, хлопая друг друга по спине. Азирафаэль был в шоке от такого резкого изменения в их отношениях и все же был осторожен. Он не собирался записывать его в «лучшие друзья» так рано. Выходные пролетели незаметно, как и всегда. Антон дал себе обещание, что подойдёт в понедельник после уроков к Михалычу и спросит по поводу подработки. Он искренне надеялся, что эта возможность у него останется, искать новую подработку достаточно утомительно. Так он и собирался сделать, попрощался с друзьями, сославшись на дела и спустился на нулевой этаж, где располагался физкультурный зал вместе с кабинетами труда, туда он и постучался. Подождав пару секунд и не услышав никаких звуков, он решил дёрнуть ручку двери, которая оказалась закрыта. Это было очень странно, ведь обычно учитель трудов в школе до закрытия, некоторые шутили про отсутствие у него дома. Антон решил направиться в кабинет завучей на втором этаже и узнать расписание учителя. Поверить в то, что он ушел раньше трех, было крайне сложно. Вот он уже собирался дёрнуть за потертую ручку, как его за руку кто-то схватил. — Кронкин Антон! Ты не сдал последнее сочинение, уже прошла целая неделя, — причитала Татьяна Сергеевна. Антон был без понятия, о каком сочинении она говорит, он же только вышел в школу, но спорить с этой женщиной было бесполезно. — Какое ещё сочинение? По русскому хоть или по литературе? — раздраженно спросил Антон, выдергивая свою руку из стальной хватки учительницы. Он уже понимал, что его ждёт. — Ты ещё спрашиваешь?! По русскому языку на теме «Вечность мгновений». Это очень важная тема с очень значимой оценкой! — с важным видом пояснила преподавательница. «Что за дебильная тема для сочинения?..» — пронеслось в голове у школьника. Его верхняя губа дернулась в раздражении. Он ненавидел когда кто-то рушил его планы. — И когда надо прийти написать? –усталым голосом спросил Тони. — Сейчас, у меня как раз время свободное. Идя к кабинету русского языка, Антон проклинал всё и всех. Он жуть как устал — день был тяжелый, а сейчас ему ещё и сочинение писать. Его успокаивало лишь напоминание о том, что он придет домой и развалиться на любимом диване в гостинной. Усевшись за старую парту с рисунками и какими-то надписями на ней, Антон принялся писать. В кабинете он был один, так никто его не отвлекал, что было безусловно плюсом. Татьяна Сергеевна же что-то а этот момент проверяла за своим столом, наверное, какие-то работы. Неожиданностью стала учительница математики, которая радостно позвала преподавательницу в кабинет завучей. Все знали, чем они там занимались после учебного дня: пили чай (или что-то покрепче) с конфетами и обсуждали непутёвых учеников, распускали сплетни о других учителях и просто отдыхали. — Ох, Варь, не знаю, у меня тут ученик и олимпиада не проверена ещё, — сказала учительница, буквально говоря своим взглядом «поуговаривай меня еще». При упоминании олимпиады, Антон оторвался от сочинения, с любопытством глядя на них. Ему захотелось проверить, не та ли это самая олимпиада, которую писал Азирафаэль. — А он не будет шалить, так ведь? — с укором спросила худая женщина, обращаясь к Антону. Получив утвердительный кивок и еще слегка поуговаривав Татьяну, они вышли из кабинета, цокая на своимих высоких шпильках. Подождав в нетерпении пару долгих минут: сначала Антон ждал, пока стук каблуков не будет слышен, а потом просто проверяя обстановку, Антон первым делом прикрыл дверь, которую специально оставили открытой. Он решил подойти к столу учительницы и проверить, оправдаются ли его надежды. И оправдались. Поискав имя Азирафаэля и ответы, которые лежали совсем рядом, Антон решил сам проверить, на сколько хорошо его бывший друг написал работу. Он даже не знал, на что надеяться и зачем он вообще сверяет ответы. Не понимал, почему ему это вообще интересно. Антон оказался перед выбором: подпортить жизнь Азирафаэлю или же наоборот, добить ему баллы до заветной пятерки, на которую он так долго молился.