Гнилой Дед

Da, Da, Da, Dun, Dun, Da, Da Da, Da, Da, Da, Da Da, Da, Da, Dun, Dun, Da, Da Da, Da, Da, Da, Da

      Душераздирающие крики плачь детей. Кто-то из взрослых уводит своих отпрысков, чтобы те не видели того, из-за чего столько паники, остальные закрывают глаза и сами стоят в шоке от происходящего. На пол падает обмякшее тело маленького мальчика лет шести, его голова похожа на кашу из кожи, мяса и волос. Сквозь это всё сочится ручей густой крови, от её количества он кажется чёрной и сливается в некоторых местах с полом, который был покрыт черно-белой плиткой.

Follow Me And I'll follow you And we'll think of a million Things we can do

      Возвышающийся над ним аниматроником желтого медведя продолжает работать как ни в чём не бывало. Из его рта виднеется куски кожи и волос, по золотисто-горчичной обивке стекает кровь, засыхает, оставляет темно-красные потёки и пятна. Из динамика слышится искажённая, похоже кровь попала и на него, и успела сломать, веселая детская песенка, он радостно машет своей механической рукой зрителям сего действа.

We can go to the store And steal candy and toys And break into a graveyard And make lots of noise

      Голубые глаза робо-мишки направили свой механический взор вниз, где, обычно, находится большинство детей. Но сверлили, как казалось тому, только одного. Виновника того, что под сценой лежит еле живой, окровавленный мальчик. По лицу катятся горячие слезы, которые можно только заметить по подбородке, маска всеми любимого пирата Фокси скрывает лицо мальца, что упал на колени прям перед жертвой. Его сообщники, дружки, убежали в страхе рыдая от того, что их может ждать. Он один рыдает и осознаёт, что эта шутка зашла слишком далеко. Солёные ручьи с под маски не прекращаются, только набирают мощь, как только парень прикасается к мальчику.

We can both run away To a tropical land Put our fist in the air And our tools in the sand We can float out to sea On a ship with big sails Making video films of the dolphins and whales

      Следующие момент настолько размазались в памяти подростка, что они скачут, как презентация. Каждый слайд словно окунули в воду, и краска растеклась или расплавилась под воздействием огня. Крики отца он помнит так же смутно, но его перепуганных серых глаз, как только он подбежал к своим сыновьям он запомнит до конца своей жизни. Как очи быстро начали издавать злобу после вызова скорой и полиции, пощечину, из-за которой слетает маска, крики прямо в лицо, какой идиот у него старший сын. Звонкая пощечина, что срывает маску и даёт взглянуть прямиком в лицо, запугать ещё больше и так потерянного парня. Встреча серых и синих глаз отдаёт дрожью в позвоночнике, который всё это всё даёт остальному телу, ноги не слушаются, они ватные.

We let everyone see What the world could be If you just take a chance And you follow me

      Сирены полиции и скорой помощи перебивает песня всё ещё работающего робота. Его и так механических голос стал более искажённым и замедленным, как и сама запись песни. Синеглазый продолжает стоять на месте, смотреть на сцену, на его плечах тёплое одеяло. Ему его дали и сказали присесть, чтобы успокоиться. Но кто? Он не видел. В его поле зрения только сцена. В его ушах только с каждым новым слогом замедляющаяся речь аниматроника.

Da, Da, Da, Dun, Dun, Da, Da Da, Da, Da, Da, Da Da, Da, Da, Dun, Dun, Da, Da Da, Da, Da, Da, Da Da, Da, Da, Dun, Dun, Da, Da Da, Da, Da, Da, Da

      Последнее, что он слышит, как отец кричит отрубать к чертям собачьим всё и то, что он едет в больницу с… Это имя… Это точно было адресовано его коллеге Генри. После чего он смотрел, как в мгновение ока Эмили выключает злополучную машину, переплачивается в крови и смахивает рукой возле лица. Убирает волосы, скрывает слёзы? Его движения были нервными, слишком сдержанными, словно ещё что-то произошло. Но на это было срать с высокой колокольни. Виновник стоит один посреди пустого зала. Он не замечал ничего и никого, кроме сцены и её действа. Он не видел, как кого-то выводили, да и кто захочет остаться? Видел, как место происшествия отгородили жёлтой полицейской лентой, зачем только.       Свет резко потух. Мистер Эмили закрывает главные двери на ключ и подходит к продолжающему стоять неподвижно подростку. Он стоит рядом с ним так же не двигаясь, смотрит в туже сторону, но с разницей в то, что действительно смотрит. Взгляд синих глаз направлен в никуда. Шок до сих пор отдаётся эхом в сознании. Он не ждал такого исхода. —Майкл, —тихо, почти не слышно говорит мужчина, чтобы привлечь к себе внимание, —Прошу, давай…—он слегка замялся, в его голосе слышно легкая сиплость, словно он только что рыдал, —Хотя бы уйдём в другой зал, прошу…—он повторяется, но плевать. Он кладёт свою ладонь на плече парня, он старается мягко, не задевая и так что-то порванное в душе старшего сына его коллеги, забрать его оттуда.       Майкл не обращает внимания. У него болят ноги, это всё, что он чувствует. Это единственное, что возвращает его к осознанию того, что всё реально. В окне видны отблески полицейских мигалок. Машины всё ещё стоят. Это напрягает глаза. Яркий, резко сменяющийся свет. Синеглазый чувствует то, как его плече сжимают сильнее и всё-таки решает повернуть голову в сторону рыжеволосого мужчины, он видит, как тот еле сдерживает слёзы. У него такой же шок. —Мистер Эмили? —еле выдавливая из себя хоть что-то Майкл, —Давайте… правда уйдём, —его почти не слышно, но это всё равно привлекает внимание Генри, тот кивает. Не убирая руки с плеча тот выводит старшее чадо Афтона через первый служебный вход, он был дальше, чем второй, через который, обычно, забегали к своим отцам их отпрыски в свободное время. Эдакие VIP посетители этой маленькой и необычной пиццерии. Что никогда не будет больше прежней… —Майкл…—коллега его отца поворачивает голову в направление подростка, а после становится перед ним и кладёт уже вторую руку на плече, ощущение стали, тяжелой, словно это не просто рука, а сваренная кем то из этих безумцев, что открыли место, что находилось за спиной.       Темнота маленького переулка, что почти что сразу закрывает металлический сетчатый сразу, напрягала глаза и душу, давила. Темнота словно ставала гуще с каждым мгновением, ничего не слышно. Ни машин, ни птиц или ещё кого-то, только его имя, что повторяет Генри. Мягкий, теплый и приятный голос, с лёгкой ноткой бархата, что так всегда мог поставить его на место, в отличии от холодного отцовского, с каждым новым повторением имени мальца становился похож на то, что слышал Майкл совсем недавно, словно это он умирал, а не его младший брат. Тьма окутала со всех сторон, а крики становились более глухими, будто их пожирала эта гнетущая темнота. Майкл ощущал её снаружи, внутри, она опустошала его. Он словно ослеп, но видел всё, каждую маленькую деталь, но он не хотел. ОН не заслужил. Он видел то, что только что происходило, но от чужих глаз, глаз маленького, почти постоянно плачущего мальчишки. Сначала обвивка снаружи, ярка, желтая, после металлический каркас, то, что является аниматроником на самом деле. Холодная груда железок, с программой внутри.       Резкая вспышка бьёт по глазам, парень кривит лицо, закрывает глаза до момента, пока она не уходит. Всё происходит моментально, и он распахивает очи. Перед ним совершенно другая картина. Тот самый дом вместо пиццерии и окровавленного пола или закоулка между зданиями. Покрытая пылью мебель, старый скрипящий пол, зашторенные окна и мужчина, что обеспокоено смотрел на него. Кожа слегка просвечивала, он словно… Призрак. Это был ебаный призрак. Из-за чего уже однозначно не подросток отполз назад с открытым ртом, готовясь опять завизжать от страха. Как настоящий идиот. Так бы быстро бы с работы уволился лучше бы, чем начинал кричать. Призрака увидел он! Господи, мужик, гребаный ходячий фиолетовый труп. —Ты можешь не кричать? Сейчас не до этого, —голос мистера Эмили был размерен и будничным, словно он не впервые говорит с живым, или не очень, человеком, —Тут дело есть одно, и ты мне нужен, —уже с улыбкой говорит тот, не смотря на растерянность и испуг собеседника. —Что, —еле выдавливая из себя недозомби, —Какое к черту дело?! —он вскрикивает, опять… Ну просили же не кричать. Идиот. Кто-то, спускаясь сюда, ничего не боялся, а теперь что-то поджимает и в горле ком. —Поднимайся и шуруй на кухню, тебе точно надо выпить водички —сидевший перед ним Генри поднимается, под ним скрипят половицы, так же тяжело, что странно, ведь, он мёртв, —Ты головой не ударился? Надеюсь нет, —отходит чуть дальше, всего пару шагов, давая встать гостю, —Ты не пугай меня так только, а то мало ли, вдруг окончательно откинешься, —продолжает говорить. И говорить. И говорить. Майкл, продолжая толи лежать, толи сидеть на ступеньках, начинает понимать, почему его отец постоянно молчал, когда стоял возле своего коллеги. Тот за толпу целую говорил.       Когда призрачный силуэт умчался на кухню, продолжая тараторить о том, что было с Афтоном в отключке, как оказалось ничего такого, и то, как же он переживал, тот самый перепуганный поднялся на ноги и отряхнул свое пальто от пыли, что осела на него, когда он упал. Спина опять заныла от не самого удобного места для падения. Майкл только потянулся после чего услышал очень громкий хруст в районе позвонков и ключиц, после чего снова осмотрелся. Мало ли это был сон во сне и что-то в декоре даст об этом знать? —И я говорю ему, что нет, это чистейший идиотизм и… Эй, ты меня слушаешь? —призрак выглядывает из кухни, казалось, что это живой человек, —Вот чего ты там стоишь? Я умер не так давно, чтобы тут всё отключили, так что чувствуй себя как дома, —после этих слов фиолетовая загадка природы поежился, зачем упоминать про это?       Всё-таки перестав стоять, как истукан, Майкл пошагал в сторону кухни, продолжая рассматривать всё. Он всё ещё надеялся, что это сон. Что Генри жив, что он сейчас проснётся и будет уже по телефону слушать, как трещит его голос в трубке, как он опять будет ему говорить о каком-то плане, который он никак не закончит или ему не хватает чего-то, поэтому он не может полностью его объяснить. Или всё-таки мёртв и Афтон просто споткнулся и всё-таки до сих пор лежит на лестнице в этом треклятом доме, что он так любил больше, чем свой родной, а боль в спине — это отголоски этого. Или вообще до сих пор дома валяется под одеялом, не гниющий, без остатков робота внутри, а всё это шутка мозга, обман сознания. Всё что происходит вокруг него это то, что передают уши, в главный компьютер тела, это звуки невыключенного телевизора. Фиолетовый недозомби надеялся на последний вариант, хотя бы на второй. —Я тут слишком часто был, чтобы ты мне говорил «будь как дома», —наконец то от нег что-то слышно кроме криков и визгов, бесстрашие вернул или что, или всё таки думает, что всё правда бредовый сон, —А теперь можно мне объяснить, что произошло? Какой у тебя там план и зачем он тебе вообще сдался? —Афтон встал в дверном косяке оперяясь на него и смотря на Генри, что метался по кухне и что-то искал. —Наконец то! Я думал ты там точно окончательно откинулся, так вот, смотри и слушай…—небольшая пауза, улыбка сошла с лица, что приняло теперь насупившийся, задумчивый вид, морщины идеально вырисовывали рисунок некого непонимания происходящего, —Майкл, ты ничего тут не трогал? Не забирал? —уже призрак посмотрел на всё ещё стоящего в дверях, как мы разобрались, идиота. —Нет, что я мог тут забрать? —как будто издеваясь приподнимает в вопросе тёмную бровь, ему, как и Эмили, точно это не нравилось. Ещё со времён, когда он был единственным чадом в семье, он помнил, что такое поведение мистера Эмили не сулило ничего хорошо. Не в плане, что тот будет в гневе или что-то такого, он был всегда позитивен и сдержан, за рамки не заходил, по крайней мере, Майкл этого никогда не замечал или детские воспоминания просто стерлись со временем. Он не хотел просто втягивать тех, кто в этом не учувствовал и уже гнев обрушал на виновников, —Тут вообще ничего нет, —закончил он, чтобы не казаться уж слишком грубым с единственными, кто его терпел и терпит до сих пор. —Точно? Я же мог…—Генри быстро выходит из кухни, сквозь гнилую тушку, и мчится к двери в его домашнюю мастерскую что-то быстро говоря самому себе под нос. —Если м работаем вместе, —стоящего в дверном проёме бросает в дрожь от такого взаимодействия, всё ещё надеется нас сон, потому что ощущение странное, словно ты падаешь и при этом очень холодно, —Но можно, блять, не проходить сквозь меня?! —его голос раздражён, он выкрикивает это в развороте перед тем, как бежать за Эмили следом. —Не выражаться в моём доме! Э…—рыжеволосый замялся, —Молоко на губах не обсохло ещё так разговаривать…?       Если бы Майкл мог видеть лицо мистера Эмили, то оно бы точно так же выражало понимание того, какую херню тот спорол. Серьёзно? Молоко на губах? —Ладно, хорошо, больше не буду, —говорит издеваясь, с привкусом легкого сарказма, как подросток, что не хочет признавать, что сказал что-то не то, —Перефразирую. Можно пожалуйста не проходить сквозь меня? —какая язва, однако. Но, наконец то, до него дошло, что это точно не сон, дошло, что после того ощущения холода и падения он бы точно проснулся, но увы и ах. —Вот и хорошо, —продолжая стоять перед дверью и говорит хозяин дома, он думает о чём-то. А потом резко проходит сквозь дверь. Наверное, вспомнил, что двери, стены и прочая херня ему не помеха теперь. Послышались опять тяжёлые шаги, но уже без скрипа. Похоже на шарканье по бетону.       Парень встал там же, где вот только что стоял призрак и подёргал ручку, вдруг мёртвому коллеге его отца просто надоело простым способом заходить в помещения, но нет, дверь была заперта. С какой стороне — неясно. —Подожди секунду, я всё найду! —голос должен звучать глухо, может слегка с эхом, это же подвал, но такое чувство, что прям рядом, возле уха. Это вызывало мурашки.       Майклу оставалось только смиренно ждать, что там что-то найдут, потом принесут. Меньше работы, а значит хорошо. Он стоял и пялился в старую дверь, изучал её искусственные узоры древесины, будто никогда из до этого не видел. Видел царапины, что навивали воспоминания о том, какое же это родное место. О том, обе семьи собирались вместе и пока серьёзные взрослые обсуждали какие-то их такие же взрослые и серьёзные дела, младшие играли вместе. Как постоянно нарывались проникнуть за эту же дверь, увидеть хоть краем глаза на чудо машиностроение. На этих удивительных роботов животных, что радуют таких же маленьких засранцев как они сами.       Самый старший из отпрысков Афтонов был первым, кому дали не то, что посмотреть, но и потрогать эти чуда техники. То есть, они металлические, с проводками и прочим, и понятно, какое оно на ощупь, какая обивка мягкая, яркая, но, когда тебе дают это потрогать это словно дать поддержать священный Грааль. Ну, так тогда казалось. Сейчас же, после работы механиком и охранником, после всей той хуйни, что произошла, по-другому это не назвать, смотреть восхищёнными глазами уже не получается. Это машины для убийств. Какими милыми они бы не были, это всё равно машины для отбирания чужих жизней. Случайно или нарочно.       Побледневшие обои от солнца с узором на стенах навевали такую же ностальгию, за комодом, что стоял в паре шагов, находится рисунок, Майкл это точно помнил и посмотрел туда. Он помнил, как его ругали вместе с Чарли, единственным ребенком в семействе Эмили. Она была младше его. Не то, чтобы насильно, но была всё равно такой же взбалмошной. Он помнит, как его отчитывал отец, а Генри пытался его угомонить.       Перед глазами словно картина выстроилась, как он и его подруга по преступления стоят прямо на место этого треклятого комода, с опущенными головами от стыда, понимая, что всё, их раскрыли и это конец. Ну, одному точно. Он не знал, как накажут или вообще накажут кроху Чарли. —Майкл Афтон, что вы тут устроили? —голос отца отдался эхом в воспоминаниях, грозный, строгий, с чистым, британским акцентом, с не таким, как неудачливого механика, что сейчас смотрит на это воспоминание со стороны, —Прошу прощения Генри, —он поворачивает голову к его коллеге, он старается успокоится, так как на его руках сидит маленькая девочка, Элизабет, ей тогда было год отроду где-то, —Надеюсь, —незаметно переводит взгляд на виновников, точнее одного, своего, шипит, и опять на Генри —Такого больше не повториться, —голос стал спокойным настолько, насколько позволяло его взбешенное состояние.       В ответ лишь слышится то, что всё нормально. Главе семейства Эмили всё нравится. Майкл не помнил точных слов, только обрывки: «У тебя талантливый художник растёт» и «Уильям, мне всё нравится, было бы выше я бы рамку приклеил просто». Это всё, что он помнил. Ему грело душу, что это нравилось кому-то. Но не его отцу. Он был тем ещё мудаком. Холодным. Противным. Иногда даже двуличным козлом. Как с ним вообще общались люди? Как он смог сдружится с Генри? Как он смог жениться? Возможно, некая харизма, кто знает. Тайна, покрытая мраком.       Из очередного воспоминания возвращает глухой скрежет металла, похоже на старые пружинные замки. Не ржавые, а те, что просто настолько долго не использовались, не смазывались. Фиолетовое нечто поворачивает резко голову из-за чего шейные позвонки издают громкий хруст. Если быть голодным, то можно подумать, что кто-то случайно или намеренно наступил на пачку закусок, очень хрустящих и жестких, такие бы воде размочить перед тем, как есть. Тихое «сука» единственное, что слетает с уст. После чего Майкл машинально бьет себя по губам, или тому, что от них осталось, ему же запретили «не ругаться в моём доме». Потом до него доходит насколько это выглядит глупо и уже бьёт себя ладонью по лбу, подтверждая, что он идиот. —Майкл? Ты чего там молчишь? Ты там? —резко раздалось из мастерской, —Ты не поверишь! Я всё таки нашёл, что должно было быть на кухне, но оно тут, —слышно опять глухое и тяжёлое шарканье, —Оказывается я всё сложил тут, под грудой старых запчастей, —слышно, как призрак поднимается по лестнице, —Ещё тут есть вещи, но…—Генри проходит сквозь дверь и недоваривает, всё, то, что он нёс, упало возле двери с обратной стороны. Эмили стоял как вкопанный в той же позе, как и нёс, по расположению рук было видно, что это была кучка бумаг, может чертежей или каких-то документов. Лицо выражало эмоцию, что можно описать только, как «Ах да, точно», глаза закрыты, брови вытянулись на лоб, рот сложен в тонкой линии, словно его хозяину что-то не нравится и он пытается это не показывать.       Фиолетовое зомби приподнимает руки, кривит лицо, тем самым выражая «А чего ты ожидал?». На фоне послышалось тихое шуршание, в мастерской сквозняк, который сдул бумагу вниз. Майкл тяжело вздыхает, он всё ещё раздражён. На улице темнеет, как и в доме. И это означает, что, чтобы открыть дверь нужно искать ключи. А в доме скоро будет так темно, что хоть глаз выколи. —Твою ж мать, ещё ключи искать, —процедил сквозь зубы механик, ему всё не нравилось. Не нравилось нахождение в этом доме, то, что его втягивают во что-то опять, то, что это оказался призрак Генри, а не чудовищное творение, что может запросто окончательно завершить его страдания. То, что это всё не просто шутка больного разума. —Ну, это же не так много времени займёт, —очень быстро пролепетал мистер «я забыл, что я призрак», —Я могу принести их и… —и его перебили. Почти на полуслове, как некультурно. —Нет! —резко отвечает пурпурная язва, —Ты мне покажешь, —на последнем слове был очень явный акцент, оно было сказано намного, очень намного, громче, чтобы его услышали чётко и ясно, —Где они лежат, висят или ещё что там ключи делать могут, —он точно раздражён всей ситуацией в целом, —А потом я лично зайду и заберу всё, что посчитается нужным, —злостно шипит Майкл, прожигая своими синими, васильковыми, глазами насквозь собеседника и руки вскинул вверх и немного поболтал ими, показывая своё недовольство. —Не кипишуй, —призрачная фигура выставила руки вперед, словно на него наставили пистолет, и растянулась в успокаивающей улыбке, —Всё будет по красоте, —на последнем слове выкидывает пальцы пистолеты, что выводит его собеседника только больше. У деда точно крыша уже поехала, или упала окончательно. На демонтаж поздно. —Просто…—Майкл берется руками за голову от усталости, выпучивая глаза и смотрит вверх, —Просто показывает, —тихо вздыхает, он хочет быстрей домой. Он хочет на уютный свой диванчик, а лучше в кроватку, под теплый плед. Хочет уснуть и выспаться. Он, вроде как, ничего сегодня не делал такого сверхсложного или напряженного, но устал, как последняя скотина. Сколько он по дому лазит? Хрен его знает.       Болтливый дед был готов был опять начать тараторить о чём-то. Может о плане, о том, как он умер или ещё чём-то. Но его сразу остановили. И это был даже не механик, которого тот втянул в чёрт знает что, а резкая вспышка в окне, что была видна очень даже ясно видна даже сквозь зашторенные окна. После неё послышался громкий скрежет гул и сигнализации машин из гаражей соседних домов или просто тех, что стояли на улице. Это была гроза. Что не радовало. Ведь до автобусной остановки дойти ещё надо. А если автобусы уже не ходят? Ещё круче. —Окей, пошли быстрей, —подал голос Афтон, показывая рукой на место на руке, где должны быть часы, —Я не хочу тут торчать до завтрашнего утра или ещё дольше, —последние слова он пробубнил себе под нос, чтобы его не слышали.       Генри кивнул и начал опять тараторить что-то, вставляя странные слова, которые только используют подростки несмотря на то, что фиолетовое нечто, казалось, намеренно строило самую гиперболизированную недовольную гримасу, чтобы показать, что ему всё это не очень-то нравиться. В прошлые разы не доходило же, вдруг сейчас сработает? Но нет, у Эмили не было глаз на затылке, и он не мог видеть то, как во взрослом человеке только с большей силой забился язвительный, но большую часть, молчаливый подросток, что постоянно бубнит. Они однозначно нашли друг друга. Только дед, скорее, тут Майкл. Или его внутренний пятнадцатилетний мальчик бунтует, что какой-то старик говорит так. Призрак только продолжал говорить неумолкая, объяснял, где же ключ, где его достать и бла-бла-бла… Пока они не пришли опять на кухню, где уже нормально показали, где ключ, точнее связка ключей. Повезло, что они все были подписаны маленькими бирками, что были сделаны из искусственной кожи. Похоже было на старую и очень плохого качества байкерку, на которой аккуратно были вышиты названия комнат.       Майкл лишь пожал плечами и направился опять к двери, что вела в подвал, где работал обычно Генри. Эти треклятые бумажки, что там остались валяться, только они его держат здесь. Или он сам. Возможно, что больше второе. —Там только те бумажки, что ты уронил? —неудачливый механик вставляет ключ в замок и поворачивает его до еле слышного щелчка, что означал, что путь свободен. Открывает дверь и смотрит на вниз, на лестницу, на которой рассыпались те самые бумаги. Да и не только они. —Конечно можешь ещё что-то забрать, —Генри пожимает плечами, —Но, собственно, зачем оно тебе надо будет? —он опять начал говорить нормально, без всяких странных словечек, что очень отлично, для фиолетового нудного недозомби.       Афтон наклонился и начал собирать всё, что валялось возле двери, после чего «пошёл по следу», спускаясь вниз в подвал, чтобы проверить, не упало ли ещё что. И ведь правда. Самое интересное было у конца лестницы, там лежала записная книжка, от падения она открылась и было видно исписанные кривым почерком страницы в клеточку. Это как дойти до конца радуги, получишь отличный презент. Но тут он был с подвохом. Ну как с подвохом, Майкл себе окончательный смертельный приговор подписал, как только зашёл в этот дом и встретил призрака его близкого человека, можно сказать, второго отца?       После всех потерь в, не очень продолжительной, жизни Майкла, в которых виноват сам парень или его придурошный отец, Генри был поддержкой. Самой сильной опорой для него. После дня смерти младшего брата, из-за отвратительной и неудавшейся шутки, которая преследует механика в кошмарах до сих пор, Эмили действительно заменил ему отца, не буквально, но близко. Тот отдавал всю свою родительскую любовь старшему отпрыску его коллеги Уильяма. Ведь… Его личный лучик тоже умер. Чарли погибла в тот самый день, что и плачущий мальчишка. От рук монстра, что прятался под ликом человека. Её нашли возле второго технического входа, полицейские, что приехали на вызов после укуса. Они были растеряны, не знали, что писать в отчётах. Кто-то не понимал, что делать с телом, ведь его обнимал аниматроник куклы, марионетки. Она была сломана, испачкана в крови малютки. Дождь, возможно, подпортил микросхему этого чуда техники, что каким-то чудом тут оказалось.       Об этом Майкл узнал только через несколько дней, когда его опрашивали в сотый, как ему казалось, раз. Не видел ли он кого-то подозрительного возле здания в тот день. Он не понимал, к чему это всё, он думал, что это всё ещё дело его брата, что на тот момент лежал в коме и почти не подав признаков жизни. Но, как оказалось, нет. Не только Афтоны потерпели потерю.       В те злополучные дни, недели и месяца, подросток максимально, как мог поддерживал коллегу его отца, ведь тот, несмотря на происходящее, в первую очередь, пошёл поддержать неудачного шутника, сдерживая свои эмоции. Эти больные для всех ситуации сплотили их, сделали ближе. Если бы Майкл мог, то он бы мистера Эмили и называл бы отцом. Этой родственной любви он не получал от своего кровного папаши, тот только косо на него смотрел и что-то шипел в его сторону, называл убийцей, говорил, что лучше бы на месте его маленького братишки был этот оболтус.       Парень до сих пор помнит оскорбления отца, выпады в его сторону. Каждое слово, каждое движение. Эту злость и ненависть. А вот слова Генри механик забывает, только чувствует тепло, что угасает, каждый раз, когда тот пытается хоть что-то вспомнить. Видимо, психологическая бойня, что устроил Уильям на полях разума его старшего сынишки, была выиграна. Она повергла теплоту, что давал мистер Эмили. Но это всё равно не мешало любить его больше.       Несмотря на все те колкости, что кидал Майкл ещё при жизни призрачного силуэта, что стоит сейчас на лестнице в подвал и пытается нащупать выключатель, чтобы фиолетовому чуду было легче искать остатки того, что он уронил, он любил его. Как отца, как того, кто поддерживает, кто помнит о тебе всегда. Афтон же не перерос себя, возможно, взрослого его и не существует, это просто оболочка, а балом правит тот самый травмированный, язвительный, молчаливый и противный пятнадцатилетний пиздюк. —Нашёл! —со стороны лестницы за этим единственным словом слышится щелчок и подвал озаряется сначала тусклым светом, что потом начинает становится всё ярче. Видимо, проводка очень старая. —Да, отлично, —тихо пробубнил недозомби и осмотрел всё вокруг, вдруг что-то залетело навесь куда или Генри не всё забрал и вспомнит об этом сейчас. Но от него ничего не слышно. Видимо он всё-таки понял, что его «собеседник» устал от его постоянного галдежа о том и о сём, но в основном ни о чём.       Майкл бывал тут редко, только в подростковые годы, только когда ему разрешали, чего добиться было сложно. Он редко ходил сам ходил в гости к семейству Эмили, предлогов, кроме как посмотреть на то, что собирают его папаня и его коллега – не было. История с тем, что он соскучился за Чарли никогда не работала, ведь Уильям тогда начинал злится, ведь «У тебя есть собственная сестра и брат, тебе что плевать на них?». Но это место никто не менялось, только груды металла, каких-то наработок и чертежей сменяли друг дружку, сейчас к этому добавился огромный слой пыли и непонятное пятно, что видно оттирали, как могли, но оно всё равно оставалось, как ни в чем не бывало. Генри, как думалось, умер не очень давно, если о завещании только сегодня сказали, то откуда столько пыли? Что это за пятно? —Нихрена…—Майкл чихает и потирает сразу же нос, он подошёл к столу, чтобы поднять ещё одну записную книжку, чуть меньше. На ней был замочек и привязанный ключик. В мыслях пронеслось, что у Элизабет был похожий, только цвета другого и с клоунами. Боже, как она любила этих чертовых клоунов. И постоянно писала об этом в том блокноте. Нет, старший не лазил по вещам младших спиногрызов, это ему говорил нытик, а до него это доходило от самой хозяйки кривых писанин или от Чарли, с которой очень они очень хорошо общались. Клоуны же её и погубили. Точнее один. Тот, которого построил отец. А потом эта робо-клоунесса и её шайка использовали и самого Майкла и это не даёт ему жить спокойно ещё больше.              Чтобы выбраться из мимолётных размышлений, что его затягивают надолго потом, Афтон помотал головой, словно перемешивая мысли. Он забирает и эту записную книжку, незаметно кладёт в карман своего плаща и поворачивается к лестнице, к выходу. Смотрит, где же Генри. А он ждёт возле дверного косяка, рассматривая дверь, что-то говоря себе под нос. Механик спокойно вздыхает и проходит к лестнице. Проходит возле стола, на котором сидит незаконченный эндоскелет покрытый пылью, возле старого стеллажа с коробками с какими-то запчастями и инструментами. Он хочет быстрей смыться отдута. Поднимается быстрее Флеша по лестнице, смотрит на заскучавшего призрака. —Всё, —единственное, что говорит единственный какой никакой, а жилец. Он поправляет всё, что держит в руках и смотрит на зашторенные окна, прислушивается. Дождь всё ещё одет. Поэтому он аккуратно прячет под свой тренч, не полностью застегивая его, чтобы придерживать макулатуру.       Тихий вздох облегчения, последнее, что слышится перед тем, как Афтон срывается места и подходит к входной двери, чтобы покинуть дом. Дом, который явно задержал его на дольше, чем должен был. Своими воспоминаниями, атмосферой прошлых лет, что давили на него и вводили в некий ступор. Последний, кто жил тут, следует за ним. Это слышно по тем самым тяжелым шагам, что отдавались скрипом половиц. Странно, наверное, ведь призраки не весят ничего? —Напомни, зачем ты за мной идёшь? —язвит недозомби и открывает входную дверь, встречая еле моросящий дождь и холодный ветер, что бьют ему в лицо. На улице всё ещё лило, но грозы не было, только молнии, что сверкали где-то очень далеко, что не сразу было понятно, что это они. Чем-то это напоминало настроение самого Майкла. Он язвил на автомате, как блесками молнии, но злости за этим не было, то есть грома. —Зачем? —звучало так, будто Генри передразнивал собеседника, —План! План, мой хороший! —он опять заладил про план из-за чего Афтон закатил глаза. Если бы ему давали по доллару каждый раз, когда, только за сегодня, мистер Эмили говорил это слово, и это было до инцидента в сестринской пиццерии, то Майклу не надо было бы думать о проклятой работе до конца жизни. —Какой план? —неудачливый механик закрывает дверь на ключ, попутно что-то ещё шипя. Его заебыло это проклятое слово «план» настолько, что его начинало выворачивать даже самому его говорить. —Майки, я в миллиардный раз, —гений аниматроникостроения потер между глаз пальцами, кажется, раздражённо, до него дошло, что его не слушали, —Это план по поиску твоего отца, —он раскинул руки в стороны, скорчил недовольное лицо и нахмурил слегка брови. Волосы подскочили от резкого движения, взлохмачиваясь слегка и открывая вид на запёкшуюся рану на виске. —Тогда зачем ты это сделал? —Майкл нагло тыкает пальцем в отверстие в голове его «он мне как отце, только любит меня», не торкаясь, но очень близко поднося свою культяпку к лицу, —Ебнулся окончательно? —за послание слова он мысленно дал себе смачного леща, хоть и не сразу. Он понял, что сморозил лишнего и сразу же убрал руку от лица Генри. —Ну…—Эмили поуспокоился, хотя и так злится особо не умел, —Может и ебнулся. С кем не бывает? —он прошёл сквозь Афтона, будто его там и не было, на лице читалось безразличие, нет, скорее пофигизм. Чистый пофигизм. Он только руками пожал. Хотя, может он так уводит тему?       Фиолетовое нечто поворачивает голову в сторону Генри и недоумевает. И сам до конца не понимает от чего. От того, как быстро изменилось настроение или от такого наплевательства на себя. Хотя за второе интересно, кое кто, не будем тыкать пальцами, пару часов назад спускался по лестнице, после странных тяжелых шагов, и надеялся подохнуть там же, на той самой лестнице. —И просил тебя не ругаться в моём доме! —опять заладил дед, лишь бы не услышали соседи. Этот район города был более жилым, даже очень жилым, чем у фиолетового нечто с двойными стандартами. —Мы не в доме, могу ругаться сколько влезет, —огрызнулся внутренний подросток, а взрослое тело подошло к призраку, сквозь которого проходила каждая чёртова капля дождя. А вот Майкл так не мог. И сразу намок. —Значит на моём участке, —с легкой паузой выдал Генри и пошёл вперед, выходя за границы «своего участка», но не успевает. Его обгоняет Афтон. Кажется, это было нарочно. —Пошёл нахуй, —он резко разворачивается и с наглой лыбой выпаливает эти два слова, и тихо хихикает. Да, он обогнал мистера Эмили нарочно. И только для того, чтобы порадовать своего внутреннего пиздюка. —Ладно, —дед опять догнал этого идиота, —Тут я ничего не сделаю, —уже сравнявшись на тротуаре он смотрит на Майкла. Он видит в нём, сейчас, того самого Майкла, которого видел до инцидента. А ведь хватило всего двух слов и одной ухмылки. Может он просто застрял в воспоминаниях. Или сроднился настолько за столько времени, сколько они общаются. —Что за план, в этот раз я буду слушать, —Афтон убирает намокшие и прилипшие к лицу волосы, аккуратно, не хочет закрутить их в жопу полную, чесать их один геморрой. Поворачивает голову, показывая, что всё, выхода нет и придётся слушать внимательно. —Так вот…—начал Генри. Всё, что дальше тот говорил было сказано не миллиард, но прилично раз. Недозомби оставалось только слушать, действительно слушать, а не делать вид или наиграно показывать недовольство, хотя оно и было. Ведь то, во что его ввязывают, ему не нравилось ой как сильно.       Дождь продолжал лить, был поздний вечер. Автобусы не ходят, из-за чего пришлось действительно ковылять на своих двоих до дома почти что с другого конца города. И слушать. Всю дорогу один говорил, второй слушал. Не прерываясь. Два силуэта, один полупрозрачный и сухой, как в ясный день, а второй полу гнилой, фиолетово-серый и промокший до нитки. Топали по лужам. Никто бы не поверил, если бы увидел их воочию. Да и, к счастью, им не встречался никто. Никакой, даже самый ебнутый, человек в такую погоду и тем более час суток не выйдет на улицу, что очень играло им на руку спокойно идти домой. А второму в гости. Или тоже уже домой?