Похищенный

Питер выглянул сквозь тяжелые белые занавески поверх стен внутреннего двора на улицу внизу. Из этого окна ему открывался очень хороший вид на мир, и пока он сидел неподвижно, его никто не видел. Он не хотел, чтобы его кто-нибудь видел. Если бы кто-то увидел, он был бы наказан. Мысль о том, что Тони накажет его, заставила его вздрогнуть в теплой комнате. Он не хотел его наказаний. Наказания Старка могут быть жестокими. Но в мире было не так уж много интересного, хорошего или нет, так что Питер вернулся к расхаживанию. Ему предстояло пройти три комнаты — четыре, если учесть роскошную ванную, которую Тони сделал для него. Не оставалось ничего другого, как расхаживать по комнате. Он подумал о том, чтобы еще раз подтянуться на тренажёре, которую установил для него миллиардер, но он уже сделал все свои повторения за день. Это казалось мелочным, расхаживать взад и вперед мимо больших стопок видеоигр, сложенных рядом с огромным монитором, или массивных стопок книг напротив них, но Питеру не хотелось обращаться ни к одной из стопок (хотя он мог бы снова вытереть с них пыль. Все его комнаты были безукоризненно чисты. Здесь никакого беспорядка.) Он застонал от разочарования. Это был единственный звук в безмолвной комнате. Он раздраженно пнул свое игровое кресло. Он хотел вернуть свой компьютер. Он не знал, зачем Тони взял его компьютер. Он не нарушил никаких правил и не заслужил никакого наказания. Ему сказал, что это не было наказанием… но это определенно было похоже на наказание. Он был в самом разгаре проекта и умирал от желания вернуться к нему. Он знал, что должен быть благодарен Старку за то, что тот завалил его комнаты новейшими видеоиграми и каждой книгой, которую он когда-либо просил, но это не то, чего он хотел. Может быть, ему следует последовать совету Тони и записать все это, — он окинул взглядом прекрасный антикварный письменный стол, который купил ему Старк, заполненный дорогими записными книжками и журналами, лежащими рядом с дорогими ручками. Питеру эта идея о дорогих ручках показалась нелепой, но для Тони она, похоже, что-то значила, поэтому он постарался быть благодарным. Но, черт возьми, он ничего такого не записывал. Ну, не такие вещи. Ни его грандиозные планы, ни его хитроумные интернет-схемы. Это были не те вещи, которые ты писал, это были те вещи, которые ты делал. Он пытался, ради Тони, больше писать. Иногда ему это удавалось. У него было два дневника, полностью заполненных его размышлениями. Миллиардер читал каждую строчку, оставляя свои комментарии, вопросы и аргументы на полях. Теперь Питер писал через два интервала. Чтобы дать Старку больше возможностей для комментариев. Но сейчас у него просто не было настроения писать. Он даже не потрудился сесть за стол. Он снова принялся расхаживать по комнате. Но расхаживать по комнате тоже было скучно. Может быть, он вернется к тому, чтобы сидеть у своего окна с видом на мир. Снаружи его намеренно держали грязным, чтобы никто, смотрящий на большой дом (если кто-нибудь захочет), не увидел лица Питера сквозь грязь, решетки на окнах и занавески. Проблема заключалась в том, что улица в этом районе, заполненном особняками, была вообще не очень интересной. Питер снова затосковал по своему компьютеру. Из всех роскошных вещей, которыми Тони снабдил свои потайные комнаты, это была единственная вещь, без которой он не мог жить. Он не знал, почему он исчез, и не знал, как долго. Он вздохнул, затем разочарованно зарычал. По крайней мере, Тони скоро вернется. Старк приносил информацию — объяснял, почему его не наказывали, хотя казалось, что его наказывают. Когда он проходил мимо своего тренажера и вскочил, чтобы схватить его. Он больше не осмеливался подтягиваться… Если он превысит свой лимит, его накажут. Он просто безвольно свисал с барной стойки в течение нескольких минут, затем опустился и возобновил свое хождение. Уходя, он свирепо посмотрел на бар. Подтягивания и приседания, вероятно, были хорошими упражнениями, но их было недостаточно. Он просто чувствовал их неэффективными. Он не мог сказать почему. Когда он жил в особняке Квентина Бека, у него были тренажеры, бассейн и частная баскетбольная площадка. Сейчас… прошла целая вечность с тех пор, как он в последний раз играл в баскетбол. Он задавался вопросом, будет ли он все еще хорош в этом. Его расхаживание снова завело его под штангу для упражнений, и он заворчал на это. Это была его собственная вина… он уже сделал свои повторения за день, и теперь он больше не мог ничего делать. Его сводило с ума то, что Тони даже не знал… не похоже было, чтобы в комнатах были какие-то камеры, чтобы показать Старку, чем занимался Питер, пока его не было на работе. (Там была одна камера няни, но она была в спальне, так чтобы Он полностью видел кровать. И это сработало только тогда, когда Питер выключил его. Что он делал только тогда, когда хотел послать Тони грязные фотографии, пока тот был на работе.) Но Питер обещал записать в своих дневниках ежедневные упражнения, и именно там Старк схватил его за короткие волосы. Питер не мог лгать о цифрах. Он просто не мог заставить себя сделать это. И Тони это знал. Тони хорошо его знал. Расхаживая по комнате, он остановился у большого зеркала, стоявшего за огромным комодом. Он остановился на мгновение и оглядел себя. На нем была старая футболка и обвисшие спортивные штаны, как и всегда. Он никогда не видел смысла одеваться, когда не выходил за пределы этих 3 комнат (четырех комнат. Три комнаты и ванная комната. Ванная комната считалась комнатой. Она была огромной — такой же большой, если не больше, чем спальня его детства. Он хотел это запомнить.) Охваченный внезапным вдохновением, Питер снял рубашку. Теперь голый по пояс, в одном только ожерелье, которое подарил ему миллиардер, он повернулся спиной к зеркалу. Он попытался разглядеть себя сзади. Это сработало не слишком хорошо, поэтому он попятился, пока практически не сел на комод. Тогда он смог видеть. Потом он увидел синяки. В основном следы укусов, хотя они уже исчезали. Всего несколько дней назад Питер думал, что они были ярко-красными и злыми. На его талии тоже были синяки от пальцев. От этих слов у него перехватило дыхание… Глаза наполнились слезами. На его спине все еще были видны три прямые линии по диагонали, но он ожидал их увидеть. Проблема заключалась в том, что худшие из синяков было очень трудно разглядеть с этой позиции. Ему нужно было второе зеркало — такое, в которое он мог бы заглянуть, чтобы увидеть зеркало позади себя. Это был единственный способ увидеть те, что были у него на затылке. Его рука поднялась к шее, глаза закрылись. Он слегка застонал, когда его пальцы нащупали синяки Тони на самой задней части шеи. Тех, что он не мог видеть. Те, что были свежими. На мгновение он обернулся и посмотрел на свое собственное лицо. Там не было никаких синяков, и никогда не будет. Старк сказал, что лицо Питера было похоже на произведение искусства… как у Мона Лизы. Слишком драгоценно, слишком красиво для этого. Питер печально улыбнулся. Он был Моной Лизой, если подумать. Красивый, как картина. Красивая и запертая. Запертая крепко и надежно, где никто, каким бы умным или могущественным он ни был, не мог его украсть. Но в отличие от Мона Лизы, он тоже был спрятан. Спрятан так тщательно, что никто, даже человек, который любил его больше всего, не имел ни малейшего понятия, где он находится. Его печальная улыбка не очень хорошо смотрелась на его лице, поэтому он изо всех сил старался скрыть ее. Его милое личико. Единственный спор, который у него когда — либо был со своим похитителем — единственный раз, когда он заговорил или повысил голос на Тони Старка, — это когда они спорили о его лице. Но Питер не стал долго спорить. Если он будет спорить слишком долго, то может попасть в беду. Если он попадет в беду, его могут наказать. Тони мог забрать у него компьютер, а он этого не хотел… (Конечно, он был хорош, он был очень хорош, и все равно потерял свой компьютер…) Питер наклонился и внимательно посмотрел на свое лицо в зеркале. Это было не очень хорошее зеркало, это было точно. Это было не очень хорошо, потому что на самом деле оно не стояло на огромном комоде (половина которого была заполнена джинсами Balmain, брюками Dolce и носками, которые стоили больше, чем его первый велосипед). Зеркала в комнате вообще не было. Он был внутри стены, по другую сторону стеклянной панели. Стекло было небьющимся. Питер знал. Он пытался. По крайней мере, его не мог разбить ни один предмет, который Питер мог найти в своих трех (четырех) комнатах. Питер нахмурился, глядя на свой подбородок. Завтра, а может быть, и послезавтра, Тони придется снова его побрить. Питеру не разрешалось иметь бритвы по той же причине, по которой ему не разрешалось иметь вещи, которые можно было сломать и превратить в острые предметы. Ему некого было винить в этом, кроме самого себя — по крайней мере, его не наказали за ту маленькую оплошность, ну почти не назаказали. Его единственным наказанием было удаление острых предметов и установка зеркала за стеклом. Он внимательно вгляделся в свое лицо, все еще хмурясь. Он надеялся, что у Тони будет время побрить его, иначе… Питер вздрогнул. Как бы сильно он ни ненавидел смотреть на свое «красивое» лицо, еще больше он ненавидел эту бледную щетину. Вздохнув, Питер снова надел рубашку. При этом он заметил едва заметный намек на синяки на запястьях. Слабый и быстро угасающий. Едва заметный. Через день, может быть, два, они полностью исчезнут. Не то чтобы это имело значение. Тони вернется, и скоро. Тони вернул бы синяки на место. Всех их. Вздохнув, а затем застонав от разочарования, Питер снова принялся расхаживать по комнате. Тишина в комнатах действительно действовала ему на нервы. Стопки новых видеоигр, стопки и стопки книг, они издевались над ним. ‘’Как тебе может быть скучно?» — спросил его миллиардер, и это прозвучало искренне. «Ты всегда говоришь, что хотел бы, чтобы у тебя было время поиграть в последнюю видеоигру, которую я тебе купил, ты всегда хочешь, чтобы у тебя было время наверстать упущенное за чтением. Это твоё свободное время. Используй его с умом». Старк был искренен, но он просто не понимал. У Питера были планы прямо сейчас, планы, которые касались мира за пределами этих трех (четырех) комнат. И для работы над этими планами ему нужен был Интернет. Чтобы работать над этими планами, ему нужна была свобода, чтобы выйти за пределы этих четырех комнат. Но он старался не скучать. Тони сказал ему, чтобы он не скучал. И он всегда слушался Старка, не так ли? Он подошел к окну, а затем вернулся через три комнаты к письменному столу. Иногда включая ванную комнату в схему. Затем снова вернулся к окну. Он бы сошел с ума, если бы продолжал расхаживать, но сидеть за занавеской, глядя вниз на внешний мир, к которому он не мог получить доступ, было бы еще хуже. Он начал подумывать, не стоит ли ему попробовать принять долгую роскошную ванну с пеной в огромной ванне… Тони определенно, казалось, думал, что это то, что людям нравится… может быть, он даже мог бы сделать это и одновременно прочитать книгу. Это было то, что делали люди. Он знал это, потому что видел это по телевизору. Это, безусловно, скоротало бы время. Но, следуя этой логике, он мог бы просто вздремнуть. Или, может быть, … Вернувшись к письменному столу, Питер сел в кресло и потянулся за ручкой. Он подумывал о том, чтобы вести настоящий дневник (или журнал — девочки вели дневники, мальчики вели журналы*) о повседневной жизни, которую он вел здесь. За всеми запертыми дверями. В потайных комнатах на третьем этаже секретного дома Тони. Это был бы не совсем личный дневник — миллиардео прочитал бы каждую написанную им строчку, — но, по крайней мере, это могло бы скоротать время. Дай ему чем — нибудь заняться. Дайте ему возможность пожаловаться, не жалуясь, на то, как несправедливо было со стороны Тони забрать его компьютер, когда он даже не нарушил никаких правил. Он уже потянулся за одним из неиспользованных кожаных журналов, когда услышал что-то, от чего у него екнуло сердце. Он слышал звук ключа в замке, даже с того места, где сидел. Это было из — за мертвой тишины в комнате-он никогда не мог вынести, когда играла музыка, когда он был один, независимо от того, какую хорошую стереосистему купил ему Тони, независимо от того, сколько музыки предоставил Старк. Может быть, именно поэтому Питер терпеть не мог принимать ванну или играть в видеоигры, пока был один. Ему нужна была тишина. Ему нужна была тишина, чтобы знать, когда кто-то придет. И кто-то приближался. Тони вернулся домой рано.