Terra incognita.

</right>Sarò ciò che respiri</right>

Capirò cosa hai dentro

E sarò l'acqua da bere

Il significato del bene

Sarò anche un soldato

O la luce di sera

E in cambio non chiedo niente

Soltanto un sorriso.

Когда Кимура закрывает перед ним крышку ноутбука, Чуя только переводит немигающий стеклянный взгляд в сторону открытого окна. Сердце бьётся тяжело, но тихо, отдавая импульсами по всему телу, как после бега, а посторонние звуки — шум улицы, клаксоны машин, голоса за тонкой стенкой, — как из-под толщи воды. Информация не укладывается в голове сразу, мешается, спутывается красными нитями в клубок, превращается в холодную вязкую кашу, от которой к горлу подбирается тошнота. Чуя сглатывает, морщится от кислого привкуса на языке, а затем подскакивает с места, отодвигая стул с мерзким скрежетом по деревянному полу. Он быстрыми шагами мчит в сторону выхода из номера, ему срочно нужно на свежий воздух, но оказывается прикованным к месту брошенным в спину: — Чуя, верни ключи от машины. Накахара вздрагивает, резко оборачиваясь, опускает подбородок, впиваясь злым взглядом в спокойное лицо Дазая. Дрожащие пальцы изнывают от желания схватиться за сигарету или же сжать ладонь в кулак и кинуться на того, кто первым попадётся. В ушах всё ещё стоят знакомые голоса, от слов которых всё внутри обдает холодом. — Что, думаешь, даже после услышанного я все равно отправлюсь в штаб? — ядовито выплевывает Чуя, делая шаг вперёд. — Кто знает, может, ты рванешь к Коё Озаки. Знаешь, она тоже была хорошим другом твоих родителей. Нет? Не поедешь? А жаль, у Мори появилось бы ещё больше шансов остаться сегодня живым. Чуя замирает от того, как больно бьют слова Дазая звонкой пощёчиной, после которой хочется сплюнуть кровь. Он резким движением достаёт ключи из кармана, и, приближаясь к Осаму, кладёт их ему в ладонь, заглядывая в карие глаза. — Va te faire foutre! Чуя вихрем вылетает из номера, слыша только стук своего сердца в ушах, несётся по коридору и выпадает из дверей мотеля, едва не спотыкаясь, пока в черепной коробке продолжают биться знакомые голоса Верлена и Норайо Хаяси.

«Уже вечером сын Масаши Накахары будет в городе. Оставим его пока в Портовой Мафии, я уже договорился с Мори. Он назначит Осаму Дазая в наставники мальчишке. Когда придёт время и моё влияние в клане окрепнет, он станет кумичо под моим началом. С его силой мы избавимся от Мафии.»

Он достаёт из кармана пачку сигарет, выуживает оттуда одну вместе с зажигалкой, и, поджигая кончик, опускается на корточки, затягиваясь с такой силой, что лёгкие обжигает. Парень рвано выдыхает дым, чувствуя, как тело начинает трясти, и утыкается в дрожащие ладони лицом, пытаясь стереть с глаз влагу.

"— Так и останешься серым кардиналом? — Это Накахара-кай. Они пойдут только за истинным кумичо. Консервативные идиоты.»

Он совершил очередную ошибку. Лишь из-за его наивности сегодня умрёт столько людей, а дело Дазая и Детективного Агентства, над которым они работали столько времени, провалится. Чуя выложил Верлену практически всё, что знал. Они не справятся с двумя армиями, не справятся с таким количеством эсперов, а до Мори уже наверняка дошла вся информация. Скорее всего, тот уже готов к нападению даже в таком состоянии или же давно скрылся так, что не найти. Сегодняшняя атака будет бессмысленна, и виноват в этом он. Его родителей убил Верлен, ближайший к семье человек. Человек, с которым вырос его отец, доверивший ему сыновей и безопасность семьи. Они знали друг друга всю жизнь, и это не помешало Полю союзничать с врагами, чтобы убрать Масаши с пути. Как же тогда Чуе доверять тем, кого он знает меньше полугода? Как ему теперь вообще хоть кому-то доверять? Чуя не может ухватить воздуха, горло сжимает спазмами. Он опускает голову, снова затягивается, но никотин ни капли не успокаивает. Что теперь делать? Что делать, если ярость и неверие берут такие, что он готов прямо сейчас уничтожить весь Накахара-кай? — Чуя, мы не договорили, — голос за спиной заставляет резко обернуться, выронив из рук сигарету. Чуя подскакивает на ноги тут же, его ведёт в сторону, но резкое осознание, пробивающее каждую клетку тела злостью, даёт силы шагнуть к Дазаю и схватить его одной рукой за воротник лёгкой кофты. Он поднимает голову, испепеляя взглядом изученное лицо, разрываясь внутри от пришедшего понимания и накладывающейся сверху боли. — Bien sûr. С самого начала… ты всё знал, да? Ты всё это время думал только о Оде Сакуноске, о мести… Поэтому говорил мне держаться подальше от Верлена и ничего не рассказывал, ведь я бы переключился с Мори на него, — он на эмоциях переходит на французский: — Je devais le comprendre tout de suite. У тебя не было человека, которого можно было бы проконтролировать и поставить на свое место в Портовой мафии, чтобы инсценировать собственную смерть, — зло шипит Чуя, бегая взглядом по лицу Осаму, ища в карих глазах хоть одно доказательство того, что он неправ, что ошибается. Что все слова о безопасности, о поддержке, каждое касание и поцелуй — не ложь. Но глаза напротив окунают в ледяную воду. — Так это было не из-за меня? — распахивает глаза Чуя, — diable …Ты не переживал, что Мори избавится от меня… Ты думал только о своей заднице. Решил, что моя сила сможет уничтожить Портовую Мафию, — с осознанием говорит Накахара, срываясь на крик и сжимая пальцами ткань чужой кофты практически до треска. — Как и все… ты просто использовал меня. Я прав? Скажи мне правду, Дазай! Хоть раз! Ta mère… — Послушай меня- — Давай, соври мне сейчас, и, клянусь, я сверну тебе шею. Я хочу услышать правду! Тело начинает неконтролируемо дрожать, Чуя чувствует только, как слезятся от злости глаза, когда трясёт Дазая за грудки, пока тот не перехватывает его кисти. — Успокойся, — низко рычит Осаму и встряхивает его, хмурясь, но Чуя мотает головой в накрывающей панике и охваченный гневом. — Ты подонок! Думаешь, я доверял Верлену больше, чем тебе, когда шёл к нему?! Я хотел сделать как лучше, тебе нужно было сразу сказать мне, так что не смей обвинять меня в этом. Я исполнял каждое твоё поручение, верил тебе, потому что ты попросил. Nous allons tous mourir! Нет… — он резко прерывается на истерический смех, чувствуя, как сжимает горло тревога ледяными, мёртвыми руками. — Нет, ты не умрёшь. У тебя явно есть запасной план… А может, ты тоже с кем-то работаешь? — Возьми себя в руки и послушай меня! Ни с кем я не работаю! — Чуя вздрагивает всем телом, когда по ушам бьёт чужой крик. Он моргает, поражённо глядя в лицо напротив и только сейчас замечая, как потемнели от злости кофейные глаза, а брови глубоко нахмурились. Накахара впервые видит, чтобы Дазай показывал свою злость. — Ты прав. Это правда. Поначалу я действительно использовал тебя, но не сейчас… Не после того, как попросил верить мне, понимаешь? — мужчина говорит уже тише, опуская ладони на его, Чуи, шею, касаясь большими пальцами челюсти, пока парень хватается за перебинтованные руки. Осаму поворачивает голову в сторону, набирает воздуха в лёгких и выдыхает, словно пытается собраться, а затем снова смотрит на него уже спокойнее. — Я не врал тебе. Да, я хочу отомстить Мори за Одасаку, но… Чуя, твоя жизнь для меня на первом месте. Верлен мог убить тебя. Я понял всё, когда получил указание быть твоим наставником, и раньше это меня не касалось… Но не теперь. Он использует тебя, чтобы избавиться от Мори, а затем направит целую армию на тебя. — Плевать. Я убью их всех. Избавлюсь и от Портовой Мафии, и от Накахара-кай! Дазай вдруг опускает голову, и Чуя застывает от того, что слышит тихий бархатный смех, а затем встречается с повеселевшим взглядом исподлобья, уже ничего не понимая. — Почему ты- — Не глупи, Лисёнок. Ты пожалеешь, если тронешь своих людей, — он мотает головой, не опуская рук, и Чуя снова пытается оттолкнуть его в грудь. — Да? А они нет, когда убьют меня! — рычит Накахара, а затем хватает пальцами волосы Дазая на затылке, тянет на себя, с яростью заглядывая в лицо. — Думаешь, я поверю тебе? Ты ничего мне не сказал, — переходит на шёпот Чуя, сжимая пальцы сильнее, пока Дазай слабо кривится от боли, но не сопротивляется. — Так было нужно. Я не мог предъявить тебе доказательства, из-за своего бестолкового упорства ты бы просто послал меня. Поэтому ты не брал трубку, Чуя. Ты бы и раньше выбрал Верлена, отказался бы работать со мной и к этому времени или ничего не узнал бы о родителях, или был бы уже мёртв. — Не тебе решать, как нужно и как правильно! Кто дал тебе право решать за меня, должен ли я знать о таком? — Я согласен, что ошибся. — Ты облажался, Дазай. А я ещё сильнее, — Чуя отпускает Осаму, отстраняет его руки и отходит на достаточное расстояние, чтобы выдохнуть. Вина сжимает сердце с такой силой, что болью в груди отдаёт уже физически. Он опускает голову, отчаянно жмурясь. — Куникида-сан, Йосано-сан… Все остальные… Они не справятся с двойной армией. Их нужно предупредить, иначе все умрут из-за меня. Я не знаю, что делать. Он обещал Акико покончить со всем этим, но что теперь с ней сделает Мори, если догадается, что она работает с Агентством? Чуя давится воздухом, ведёт ладонью по лицу, но бешено бьющееся сердце в груди не успокоить. — Я связался с Доппо, мы разработаем новый план, отступать нельзя, — голос Дазая вновь спокоен, он только вздыхает, упираясь рукой в талию. Чуя чувствует на себе внимательный взгляд, но не решается повернуться и взглянуть на Осаму. Верит ли он его словам? Стоит ли вообще сегодня атаковать? Что будет дальше? Чуя нервно трёт шею ладонью, чувствует тонкий чокер, когда-то подаренный Дазаем, и пытается успокоиться, но воспоминания накрывают с новой силой. Каждый вечер, что они провели вместе на кухне, готовя ужин, каждое задание, где приходилось спасать друг другу жизни. Он, лежащий на Дазае и прикрывающий его от обломков клуба «Joule». Каждый поцелуй, данные обещания и густое ощущение надёжности и безопасности. Разрываясь изнутри, не зная, что ему делать и как мыслить, Чуя медленно переводит взгляд на Дазая, что разворачивается и идёт ко входу в мотель. Всё кончится сегодня. Они умрут или избавятся от якудза, но если последнее, то Чуя купит билет и первым же рейсом улетит во Францию. Ему придётся забыть всё произошедшее, потому что здесь ему делать больше нечего. Его армия будет против него, Чуя никогда не сможет им доверять. Он никогда не мечтал стать кумичо, возглавлять клан — подобные мысли казались сумасшествием. Но Чуя надеялся, что хоть здесь, в Йокогаме, найдёт свое место. Его никогда не удовлетворили бы поступление в университет, работа и обычная семейная жизнь. Понимать это, осознавать, что он окончательно двинулся, желая теперь большего, — хуже, чем от всего отказываться. Но выбора нет. Ему здесь не место. Не рядом с Осаму. Чуя уедет и забудет и его, и этот город, что так и не стал его домом. Сбежит и начнёт всё заново, но сначала спасёт каждого, кого сегодня обрек на смерть. Это крутящееся в животе чувство, ощущение пропасти в раздробленных рёбрах. Его органы точно выворачиваются наизнанку, подгоняя тошноту к горлу. Словно он уже на краю, но, делая шаг, не чувствует, чтобы его схватили за руку в попытке остановить. Как будто целый мир отвернулся от него. Дазай оборачивается у входа и тянет привычную легкую улыбку. Чуя только сжимает с силой челюсть от дикого желания дать волю влажной солёной слабости в глазах. Искренняя ли это улыбка? Злится ли Осаму? Лжёт ли или говорит правду? Чуя не верит — не может, — что всё это было и ради него самого. Сакуноске был рядом с Дазаем большую часть его жизни, а Чуя едва появился. Что он мог значить? — Пойдём, Чу-у-уя, у нас ещё много работы. — Дазай, — парень делает шаг вперёд, тяжело дыша, — что ещё я должен знать? Они прекращают разговаривать только в тот момент, когда у Чуи под ногами оказываются три окурка от выкуренных сигарет, а телефон Дазая начинает разрываться от звонков. От мерзкого привкуса табака на языке уже тянет блевать, но Чуя, наконец, выдыхает, успокаиваясь. Дазай рассказал ему всё, о чем догадывается и знает, и парень всё это время лишь молча слушал, впитывая информацию. Сердце успокоилось, но давящее на грудь ощущение никуда не делось — отчаяние легло горьким осадком на рёбрах, изнутри разъедая органы. Остаётся только отодвинуть эмоции на второй план, пока всё не закончится. Стоит ли донести Дазаю о своём решении или после сегодняшнего испариться, ничего не сказав? Будет ли он его искать? Быстро ли забудет? Осаму берет телефон, пуская очередную шутку в трубку Куникиде, и Чуя даже на расстоянии слышит чужой возмущенный крик. Мужчина отходит от него в сторону, начиная диалог, но Накахаре и не нужно знать, что тот скажет Доппо. Лучше не слышать и не чувствовать то, как повлияли его, Чуи, действия на всю операцию. Чуя опускается тазом на капот машины, доставая из пачки очередную сигарету, когда к нему из мотеля выходит Кимура, оглядываясь. — Прекрасный денёк. Вы договорили? Накахара вздыхает, но невольно обводит взглядом округу. Это место далеко от центра, спокойный и почти безлюдный район, иначе Акайо не выбрал бы его для встречи. Мотель тоже почти пуст, Чуя за это время так и не увидел входящих туда или выходящих оттуда людей, только пожилого возраста женщину в маленьких очках, засыпающую на ресепшене. Домики вокруг сами по себе небольшие, с редкими магазинчиками, а воздух едва прохладный из-за надвигающегося дождя. Цую в это время года никто не отменял. Чуя уже успел привыкнуть к сезону дождей, но во Франции его ждёт совсем другой климат. — Да, — отвечает Чуя, избегая долгого зрительного контакта до того момента, пока не удаётся взять себя в руки. Кимура вдруг тянется к пачке в его руках, и Чуя подаёт ему сигарету с зажигалкой на автомате, пускай и тихо фыркает. — Ты ни разу не курил при мне. Не слишком-то полезно для твоего здоровья, м? — Какая разница, если от него ничего не осталось? — спрашивает Акайо, не ожидая ответа, только поджигает кончик сигареты и глубоко затягивается, медленно выдыхая дым колечками: — Помирать так с кайфом. Мужчина садится рядом на капот, ловит неодобрительный взгляд Дазая, что стоит неподалёку и негромко разговаривает по телефону, периодически то хмурясь, то смеясь. Как это расценивать — Чуя не знает. Ему не по себе от мысли, что сегодня придётся встретиться с детективами Агентства и заглянуть им в глаза. — Ты так сильно не хочешь жить, раз не ищешь решения? — спрашивает Чуя, залезая выше на разогретый солнцем капот и садясь по-турецки. Он опускает голову, без особого желания докуривая сигарету. — Решения? — чужая насмешка звучит как упрёк, напоминающий, что это не его дело. — Зачем? Наслаждаться жизнью и дарить миру любовь? Не пойми неправильно, Накахара, но мои папочка и мамочка меня этому, к сожалению, не научили. Чуя цокает, морщась, и поворачивает голову, хмуро заглядывая в чужое лицо. — Извини за те слова. — Забей. Думаешь, я не слышал и не говорил до тебя ничего похуже? — несмотря на такие слова, Кимура давит довольную улыбку, а затем вдруг с силой хлопает его по плечу, отчего Чуя подаётся вперёд, давясь дымом и кашляя. — Реши-ка лучше, как будешь исправлять свои ошибки, а не лезь в мои проблемы, — в его тоне нет сердитости, в отличие от выражения лица Дазая, исподлобья смотрящего на них. Кимура поднимает открытые ладони, зажав сигарету в зубах, но Чуя возвращает его внимание к себе. — Насколько я знаю, твои органы сейчас не в порядке… Но ты ведь можешь вылечиться. — Во-первых, не суйся, Накахара, — Кимура стряхивает пепел, заговорив серьёзнее, и заглядывает ему в лицо, щурясь и уже не улыбаясь. — Во-вторых, ты представляешь, сколько времени и сил уйдёт на моё лечение? Половина моих болячек не лечится. Только вот моя способность оказалась хитрее меня… Не всем повезло, как тебе, с твоей-то силушкой. Жизнь Взаймы убивает меня медленно и мучительно, но как только я оказываюсь на пороге смерти, регенерация срабатывает до того момента, пока я всё ещё могу дышать. — А что если ты полностью выздоровеешь? — Ты с катушек слетел? Может, мозги потерял по пути сюда? — морщится Кимура, пока Чуя в ответ смотрит уверенно, сводя брови. — Я тебе ещё раз говорю: это не лечится. Лучше сдохнуть поскорее и не мучиться. — А если я найду способ? — Накахара знает, о чем говорит, он не отрываясь следит за реакцией мужчины, что резко, раздражённо выдыхает, поворачиваясь к нему всем корпусом. — Зачем тебе это? Ты совсем больной? Забыл, кто я? Думал, такие плохие дяденьки в твоих глазах больше всего заслуживают смерти. Закрыли тему. Чуя только кивает не в силах спорить. Почему он за это зацепился? Он не знает ответа, просто где-то на подкорках бьётся желание помочь. Желание бессмысленное и не имеющее чётких причин — Чуе лишь хочется хоть кого-то спасти. И с Кимурой у него есть такая возможность. Тот, несмотря на все угрозы и своё прошлое, сдерживает обещания и держит слово, ещё ни разу за это время не подставив. — Хаяси… — тихо выдыхает Накахара, делая после затяжку. — Кажется, я видел его в штабе. Не знаю, был ли это он. — Скорее всего. Он работает с Верленом с начала войны и знает, что тот пытается усидеть на нескольких стульях. Они собирались избавиться от Портовой Мафии, а затем вгрызться друг другу в глотки. — Почему тогда ты не остался с Хаяси? Дазай… Он говорил о нём? Ты боишься его? Поэтому не раскрываешься. Все считают тебя мёртвым, — предполагает Чуя, понимая, что уже давно перешёл границу дозволенного, но если сейчас он не разберётся во всей ситуации полностью, то просто не сможет двигаться дальше. Акайо мог бы послать его куда подальше ещё в начале разговора, но, напряжённо опуская плечи, только выкидывает на асфальт недокуренную сигарету и придавливает носком обуви. Он с полминуты думает перед тем, как раздражённо повести плечом и окинуть взглядом улицу, однако Чуя и не думает его торопить, подогревая внутри искренний интерес. — Это не моя война, — повторяет Кимура, говоря уже тише и вновь кашляя. — Ты ведь был на цокольном этаже, в той комнате, — он невесело усмехается, но когда заглядывает Чуе в глаза, то последнему остаётся только замереть от тяжести, что плещется в янтаре. — Видел его игрушки? Да, Накахара, он знатно отрывался со своими жертвами. Накахара едва не роняет сигарету, когда осознание бьёт в солнечное сплетение, выбивая воздух. Чуя распахивает глаза, понимая. Все те фотографии с места убийств Хаяси-кай, на которые он случайно наткнулся на кухне в квартире Дазая. Медицинские инструменты в том подвале, стены которого были залиты кровью. Чуя сглатывает отвратительный ком в горле, просто не веря, что однажды смог уйти оттуда практически невредимым, не один час пробыв наедине с Норайо. — Он… издевался над тобой? — Чуя бегает взглядом по лицу напротив в поисках ответов, но мужчина только хмыкает, так и не давая понять. — Подожди, но… Неужели ты не смог справиться с ним? И почему не отомстишь? Что ты вообще забыл на посту Главного Советника? Акайо снова обводит взглядом улицу, вздыхая и поджимая губы, но когда взгляд возвращается на Чую, тот может увидеть лишь необъятную усталость в тенях под глазами и сухих губах, уголки которых опускаются вниз. Его лицо не выражает печали или злости, только поглощающую пустоту. — У меня была своя выгода. — Знаешь, ты был похож на больного ублюдка больше, чем он, — поднимая бровь говорит Чуя и без намека на шутку, но вдруг вызывает этими словами смех со стороны Акайо. — О чём секретничаете? — Дазай подходит к ним слишком тихо, Чуя переводит на него внимание, окидывая взглядом, а затем мотает головой, пытаясь переварить полученную информацию. Это не укол страха или злости — Накахара просто в ужасе от того, каких людей может встретить в этом городе, в этом мире, от которого спрятали его родители. Если верить Верлену. Что теперь кажется совершенно невозможным. — Я поболтал с Куникидой, — Осаму выхватывает из его пальцев почти докуренную сигарету, сжимая её своими губами и делая последнюю затяжку перед тем, как сморщиться и выкинуть. — Отправляемся к ним сейчас, нам нужно разработать новый план. Акайо отталкивается от капота, а затем кривит губы в лёгкой ухмылке. — Если всё-таки убьешь его, то пришли мне голову. Адрес знаешь. Повешу у себя в гостиной. Дазай, уж попытайся не сдохнуть, с тебя ещё должок. До встречи, мальчики. Он взмахивает рукой на прощанье перед тем, как направиться в сторону входа в мотель, и Чуя не может понять это свинцовое чувство в груди, с которым провожает мужчину взглядом. _____ Чуя оказывается способен взглянуть в зелёные глаза, строго смотрящие на него сквозь линзы очков, только пересилив себя. Он поднимает подбородок, отвечает холодным взглядом, но едва сдерживает порыв извиниться. Что-то внутри не даёт это сделать, позволяет только поджать губы и скрестить руки на груди. Доппо Куникида лишь огорчённо вздыхает, отворачиваясь и шагая к своему рабочему столу, но Чуя замечает, как нервно тот поправляет очки уже второй раз, явно сдерживая себя, чтобы не начать возмущаться. Накахара не уверен, заслужил ли он выпады в свою сторону за испорченный изначальный план, ведь сам ничего не знал, но чувство вины в солнечном сплетении тянет и твердит: «Да». Накахара оглядывает небольшой старый офис, в который приехал с Осаму минут двадцать назад. Здание Детективного Агентства сильно отличается от штабов кланов. Слишком обычное, невычурное помещение с несколькими столами, заваленными разной мелочью и бумагами. Совершенно другие люди. Ацуши сдержанно улыбается Чуе, украдкой поглядывая словно с пониманием, и парень задаётся вопросом — что именно сказал Дазай им по телефону? Чуя бы не удивился, если тот в непонятных для других шутках выставил бы его в самом ужасном свете, но Куникида не выглядит злым, лишь взволнованным. Накахара всё это время молчит, позволяя говорить Дазаю, потому что самому слова сейчас подобрать сложно, пока не спросили. Он остаётся у входа в кабинет, прислонившись плечом к дверному косяку, и неожиданно встречается взглядом с сидящим на столе Эдогавой Рампо, туда-сюда качающим скрещенными ногами. Он улыбается ему довольно, хитро щурит глаза и шуршит пачкой печенья в руках. Чуя стремится отвести взгляд на кого-нибудь другого, чувствуя, что от присутствия этого детектива каждый раз становится не по себе, словно тот способен читать мысли. — …Несмотря на то, что цель у нас одна, теперь нам понадобится больше людей, — в голосе Доппо нет упрёка, но Чуя бесконечно порицает самого себя, хмурясь и едва удерживаясь, чтобы не натянуть на голову капюшон. — Нужно будет оцепить периметр, чтобы не пострадали гражданские. Но как только начнём. Ацуши-кун? — Да? — тот подскакивает с кресла у рабочего стола, поднимая брови. — Свяжись с военной полицией. Передай, что ты из Агентства по моей просьбе. Они помогут. — Сделаю. Мальчишка хватается за телефон, а Чуя окидывает взглядом остальных в комнате, задерживаясь на парочке, сидящей на диване. Молодой юноша, которого Чуя до этого не видел, но по изученным документам может предположить, что это Джуничиро Танизаки. А вот про рядом сидящую девушку в школьной форме ему известно крайне мало. Однако та крепче обнимает парня, что-то зашептав на ухо, а Накахара не желает вдаваться в подробности личного диалога. Он переводит внимание на стоящего неподалёку Дазая, пока тот перекидывается фразами с Куникидой. Осаму не проходит дальше в кабинет, останавливаясь посередине и пряча руки в карманы брюк. Мужчина никогда не отходит от него далеко в таких ситуациях. Чуя опускает взгляд в пол, внезапно почувствовав, что сжимается сердце. Ему не по себе от ожидания вечера, не по себе до дрожи по позвоночнику от предположений, чем всё это может кончиться. Желудок выворачивает от голода, но все эти ощущения отходят на второй план по сравнению с тем, как сильно хочется вырвать своё сердце, лишь бы оно не колотилось так бешено. Дазай оборачивается к нему, окидывая взглядом, тянет слабую улыбку и кивает на Доппо, прося рассказать всё, что передал ему в штабе Верлен. Чуя сглатывает, скрещивает ноги, ограждаясь от всех и мимолётно ловя себя на мысли: а можно ли им доверять? Не подставят ли они его в последнюю минуту? — Какое забавное смятение, — вдруг хихикает Рампо, заставляя поднять на себя вопросительный взгляд. — Не доверяешь нам? Ой, глупый вопрос! — он отмахивается, пока Чуя на секунду перестаёт дышать. Да, его мысли словно у мужчины на ладони. — Конечно же нет… Уверен, Поль Верлен мастер слова, да, Чуя-кун? Чуя сразу понимает намёк. Утром он услышал от Верлена то, что желал услышать всю жизнь. Потому и было так невыносимо. Парень не отвечает детективу, но рассказывает обо всём, что знает. О нескольких отрядах, что к вечеру подступят к офису, о том, как они будут действовать и заходить. Чуя передаёт весь план, что они составили с Верленом, пока не чувствует, как в кармане начинает вибрировать телефон. Имя на экране выбивает землю из-под ног. И Дазай замечает это по удивленному взгляду голубых глаз и резко побледневшему лицу. — Лёгок на помине? — усмехается Осаму, поворачиваясь к нему, и Чуя поднимает взгляд от экрана, глядя в спокойные карие глаза. Кивает. — Отлично. Бери трубку и говори с ним так, будто ни о чем не знаешь. Чуя смотрит только на мужчину, частично перенимая его уверенность, желая шагнуть ближе к нему почти неосознанно, но чувствует на себе каждый внимательный взгляд присутствующих в комнате. Это загоняет в угол. Накахара отвечает, ставя связь на громкую только лишь для того, чтобы подтвердить, что скрывать ему нечего. Выдавить из себя что-то получается через силу, сипло от внутренней дрожи и страха. Чуя выдыхает, стараясь вспомнить о словах, что услышал на записи, о своей злости. — Верлен-сан? — Чуя, планы поменялись. Мои информаторы донесли, что Мори уже успели перевезти в другое место. Вторая база. Мы вычисляем местонахождение, но если ты что-то об этом знаешь, то сообщи. Портовая Мафия готова к нападению со стороны. Что насчёт Детективного Агентства? Голос на другом конце трубки спокоен, и Чуя, до этого буравивший взглядом выученный номер на экране, резко поднимает взгляд на Дазая, получая в ответ кивок. — Нет. Не знаю. Сообщите, как станет известно. Агентство всё также готово к наступлению, мы… ожидаем. — Хорошо. Позвони мне, Чуя. — Да, разумеется. Чуя сбрасывает вызов, чувствуя, что воздуха не хватает, но тут же мысленно отвешивает себе отрезвляющую пощёчину и берет себя в руки. Ему нужно закончить начатое. Он убирает телефон и движется вглубь комнаты. — Значит, Мори сменил базу, — задумчиво говорит Куникида, почесывая пальцами подбородок. — Дазай? Тебе же известно, где это? — За кого ты меня принимаешь, Куникида? — он лукаво тянет буквы, а затем хмыкает. — Конечно. Недалеко от города. Более того, Верлену это тоже хорошо известно. Чуя ведёт плечом, стискивает челюсть и через плечо оглядывается на Дазая, опуская ладони на поверхность чужого рабочего стола. — Оно и к лучшему, — твёрдо заявляет Накахара. — В городе было бы неудобно. Дазай, мне нужен хотя бы примерный план здания. Поблизости есть какой-либо населённый пункт? Здания? — Чу-у-уя, ты что-то задумал? — Осаму улыбается, подходя к нему почти вплотную, и Чуя щурится, решительно доставая телефон. — Ацуши-кун, Куникида-сан, нам всё равно нужно будет оцепить Главный штаб по периметру. Не меньше, чем на километр. И необходимо эвакуировать гражданских. Чуя набирает номер Марка. _______ Когда Йосано докладывает Куникиде обстановку на второй базе, давая зелёный свет, несколько их машин уже останавливается недалеко оттуда. Сумерки только-только начинают нависать над Йокогамой, размывая по небу оранжевые и жёлтые пятна. Сидящий на пассажирском сидении Чуя забирает у Дазая бинокль и разглядывает местность через лобовое стекло. С того момента, как покинули офис Детективного Агентства вместе с остальными, они разговаривали лишь по делу. Парень полностью сконцентрировался на операции, подавляя в себе грызущую тревогу и надеясь, что эсперы справятся со своей задачей, когда он возьмёт на себя большую часть чужой армии и Верлена. Чуя за это время не раз думал о Мори, по словам Акико Йосано, прикованном к кровати после поражения проклятием. Сейчас Чуя впервые не чувствует той ненависти к нему и прежней жажды мести. Дазай был прав: Огай Мори лишь избавился от врагов и конкурентов, и не важно, кем они были для Чуи; поступил как лидер ради своей организации. Цель Поля Верлена была понятна — власть, обеспеченная становлением главой сильного клана. Уничтожение любого, кто преградит путь, а затем восстановление авторитета Накахара-кай уже под своим именем. Но главную роль играет другое — мужчина оказался способен убить членов собственной семьи, пускай и не определяемых по крови, но доверяющих ему. Две позиции, Мори и Верлена, имеют совсем разные смыслы. Чуя лишь задаётся вопросом, как можно было пойти на такое. Насколько сильно его желание власти? Он бы спросил об этом лично, но больше хочется свернуть мужчине шею за каждое слово, что дало ему веру, после отобранное, и за то, что его размазали до состояния вязкого кровавого месива на асфальте. — Чуя, — Дазай отвлекает его от размышлений, из-за которых парень незаметно для себя успел прокусить щёку до металлического привкуса во рту. — Бороться с Верленом один на один слишком опасно. Я лишь по слухам знаю, насколько сильна его способность. Чаще всего он пользуется оружием, но сегодня такого не будет. — Я справлюсь. — А что насчёт солдат? Их ты тоже просто убьёшь? Они люди твоего клана. — Это уже неважно. Дазай сверлит его напряжённым взглядом, но Накахара не готов сейчас делиться переживаниями, поэтому стягивает с рук перчатки и оборачивается к задним сиденьям, куда их и бросает, тут же застывая. На сиденье всё ещё лежит букет пионов, что вчера подарил ему Дазай. Нежно-розовые лепестки уже поддались лёгкому увяданию, и Чуя не знает, что именно вызывает в нём этот неприятный блеклый осадок тоски. Дело было далеко не в забытых и завядших цветах, а скорее в том, насколько длинным и тяжелым оказался этот день. В том, что он не получит больше ни одного подарка, и глупые, поначалу чертовски выводящие из себя шутки Осаму тоже скоро прекратятся. Если Чуя переживёт этот день, он просто не сможет больше оставаться в Йокогаме — не видит в этом смысла. Чуя обрывает свои размышления, резко отворачиваясь, и открывает дверь машины, выходя наружу. Осаму следует за ним до небольшого фургона с открытой дверью, где парень находит Куникиду с остальными членами Агентства, готовыми в любой момент сорваться с места. — Я отправляюсь туда первым. Марк Твен уже должен быть где-то здесь, я свяжусь с ним. Мы должны были приехать раньше Накахара-кай, поэтому придётся действовать быстро и постараться закончить до того, как они прибудут. Когда Мори будет убит, возвращайтесь обратно, я займусь кланом. — Чуя-кун… — Доппо оглядывает его нечитаемым взглядом, который Чуя игнорирует. Он делает паузу, проходясь ладонью по лицу, и вздыхает, словно не решаясь сказать то, что собирался. — Сообщи сразу же, если что-то пойдёт не так. Ацуши-куну лучше будет отправиться с тобой. Чуя сразу же качает отрицательно головой: — Нет. Я достаточно быстро двигаюсь, чтобы оставаться незамеченным. Если в здании есть камеры, то они меня не засекут. Извини, Ацуши-кун, но ты будешь слишком заметным. Особенно в форме тигра, — Чуя смотрит на мальчишку, что понимающе кивает, но не видит в нем и тени того страха и робости, что были заметны при первой встрече. Юноша словно окреп за эти месяцы, стал увереннее. — Зовите если что, Чуя-сан. — Я проверю обстановку изнутри и сообщу вам. Дазай… — Чуя поворачивается к Осаму, что прислоняется плечом к машине, разъедая его взглядом. Он видит тяжёлую тень в карих глазах, но мужчина молчит. — Акутагава, он… будет большой помехой. — Не переживай, Морковка, я об этом позаботился! — Осаму слишком резко меняется в выражении лица, начиная довольно улыбаться и отмахиваясь рукой. — Что? Он достаёт телефон, тыкает в него несколько раз и показывает диалоговое окно, от которого Чуя изгибает бровь. «Акутагава-кун! соскучился? это Дазай. я ранен, мне нужна твоя помощь. я нахожусь в ХХХ. поторопись. (˵ ͡° ͜ʖ ͡°˵)». — Ты идиот? Акутагава не настолько глупый, чтобы повестись на это! — Чуя вскрикивает, хмурясь, и бросает на мужчину возмущенный взгляд. Как можно было до такого вообще додуматься? А если Рюноске поверит подобному сообщению, то зачем тогда нужно было столько времени скрывать, что ты жив? Да и неужели Акутагава оставит базу и раненого Босса из-за подобного? — Думаешь? — мужчина чешет затылок, наигранно задумываясь. — Давай поставим на то, что это сработает. Акутагава меня обожает. — Ты пользуешься его привязанностью к тебе, — фыркает Чуя, скрещивая руки на груди. — Как ожидаемо. Может ли это сработать? Осаму растил Рюноске с детства, явно знает его лучше, но Чуя может предположить, как повлияет на импульсивного юношу подобное сообщение. — Если ему навредит его привязанность, то это уже естественный отбор, — слова Дазая заставляют строго нахмуриться. — Хотя… Он поедет туда скорее убить того, кто так решил пошутить. Я же мёртв. Чуя, всё ради дела. И что за камень в мой огород? Скажи, а ты ведь тоже поехал бы, если бы я тебе написал, да? — Да. Для того, чтобы убить тебя за твои смайлики. — А что с ними не так? Я думал, тебе нравится. — Если наш план провалится из-за смайликов, я убью вас обоих, — вздыхает Доппо, качая головой, а затем выходит из фургона. — Чуя-кун, пора. — Подожди, — Осаму делает шаг вперёд, протягивая ему пистолет. — Возьми. Если способность вдруг даст сбой. — Не надо, — Чуя мотает головой, отходя. — Всё… будет нормально. Накахара разворачивается и старается уйти быстрее, чем Дазай начнёт настаивать. С самого первого своего задания и впредь до сегодняшнего дня Чуя не пользовался оружием. Он учился фехтовать на шпагах и бороться на клинках, но старается не использовать на заданиях ни их, ни пистолеты. Отчасти было легче думать, что он не убивает своими руками, перекладывая всю тяжесть подобного на свою способность и Арахабаки, но отделяя Смутную Печаль от себя, не делает ли он хуже себе? Чуя старается держаться позади деревьев и высоких кустов, спускаясь с возвышенности по густой высокой траве. Он слабо хмурится, чувствуя первые маленькие капельки дождя, когда достаёт телефон и оглядывает местность. Вокруг в основном лес, а перед ним длинное трёхэтажное бетонное здание, являющееся второй базой Портовой Мафии. — Чуя-сан?! — крик прямо в ухо практически оглушает, и Чуя дёргается, прячась за деревом и отводя телефон чуть в сторону. Сердце начинает стучать быстрее от испуга. — Ты чего кричишь? Одурел?! — Извините! Я это… Я на месте. Вы пропустили несколько моих звонков, вот я и подумал, что вы уже внутри, — Марк тараторит, и Чуя невольно проходится взглядом по периметру, замечая метрах в трёхстах ещё одно заброшенное здание, больше похожее на старый завод. — Ты во втором здании? — Да, наблюдаю отсюда. Ракурс не самый удобный, но вижу, что происходит внутри. Кстати, там снаружи охрана. Пускай я всё ещё член Портовой Мафии, но меня до этой базы не допускали, да и приказа не приходило. Я мог бы проникнуть туда, но- — Нет, оставайся там. Издалека будешь говорить мне, куда идти. — Понял. Там есть чёрный выход, с восточной стороны, железная дверь. Людей там нет, но дверь наверняка заперта. Кстати, извините, что лезу, но слышал… Вы подрались с Дазаем? — Что? Нет… С чего ты взял? — Сучеглазка сказал, что вы ссорились. Но… что бы ни случилось, я в любом случае за вас! Накахара только тяжело вздыхает, качая головой, а затем сосредоточенно выглядывает из своего небольшого укрытия. Видит главный вход и троих человек, но нападать на них рискованно — поднимется шумиха, а ему нужно тихо проникнуть внутрь и оттянуть время, пока его не заметят, чтобы успеть проверить этажи. Он думает с полминуты, осматривает пути отхода и то, как можно подобраться к черному входу, а затем, используя Смутную Печаль, с нечеловечески высокой скоростью бежит до первого угла здания, там и останавливаясь, чтобы выглянуть и проверить людей у входа. Те о чем-то негромко говорят, и один из них суёт сигарету в зубы, никто не выглядит встревоженным. Значит, не заметили. — Чуя-сан, я вас вижу. Теперь идите дальше, за следующим углом метрах в пяти будет дверь. Накахара уже достигает её, опуская ладонь на железную ручку, как снова вздрагивает, когда лесную тишину, прерывающуюся вялым ветром и тихим подкапыванием дождя, сотрясает громкое, неосторожное чихание ему в трубку. Чуя сдержанно закрывает глаза на несколько секунд, вздыхая. — Марк… — Извините, пожалуйста! Интересно, кто мог бы обо мне сейчас говорить? Или это всё пыль… — Чуя не понимает, о чём так весело щебечет Твен, но в подробности вдаваться не собирается. — Попробуйте открыть дверь, если не получится, я осмотрю местность на другие входы. — Не надо, — Накахара щурится, замечая, что дверь закрыта лишь висящим на проушинах замком. Чуя обхватывает его ладонью, поглощая своей способностью, и с силой дёргает на себя, ломая. Шум пускай и был коротким, но всё же отчётливо слышимым, поэтому сердце пропускает удар. — Я обожаю вас в действии, Чуя-сан! — Лучше посмотри, где сейчас охрана. — Один из них бежит к вам! Чуя оглядывается, но не успевает и шага сделать к мужчине в военной форме с автоматом на плече, что уже подносит рацию к губам, как тот вдруг вздрагивает всем телом, безжизненно падая на землю. Накахара обводит взволнованным взглядом местность, ведь даже звука выстрела не услышал, а затем спешит к убитому. — Твоих рук дело? — спрашивает Накахара, не отнимая телефон от уха и хватая погибшего за руку, чтобы оттащить от угла. — Так точно! Можете не переживать, делайте, что должны, я буду прикрывать вас в тылу! — В здании ты не сможешь мочить всех налево и направо, поэтому следи за тем, что происходит снаружи, — Чуя вздыхает, отпуская тело, и говорит уже тише, чувствуя чуть больше уверенности: — Спасибо, Марк. Я отключаюсь. Лучше поспешить, они заметят, что один пропал. И да… Позвони мне, если увидишь отряд Накахара-кай. Они все будут одеты в чёрные кимоно с красной нашивкой на спине, не ошибёшься. В случае чего, стреляй по всем. — А… Понял. Чуя сбрасывает звонок, убирая телефон в карман брюк, и набирает воздуха в лёгкие, проскальзывая внутрь здания. Его встречает маленькое тёмное помещение с лестницами наверх и вниз, и Накахара тут же вспоминает, что по плану здания, которое ему обрисовал в, пускай не точных, но деталях Дазай, здесь есть подвал, где хранится оружие, которое лучше уничтожить. Парень способностью уменьшает собственный вес, сначала крайне тихо поднимаясь по лестнице, чтобы приоткрыть дверь и проверить, нет ли кого неподалёку, а затем, заметив в самом конце длинного коридора только два силуэта, возвращается обратно. Его сердце бьётся быстрее и шумнее обычного, отвлекая громким стуком пульса в ушах, а пальцы холодеют. Он открывает очередную дверь, и из подвала в нос бьёт резкий запах сырости. Чуя внимательно оглядывается перед тем, как быстро направиться в нужный отсек, слыша, как хлюпают кроссовки по редким лужам на бетонном полу. Вибрация телефона раздаётся только в тот момент, когда Чуя, покончив с оружием, направляется на проверку первого этажа. Он берёт трубку, выглядывая из-за двери, что ведёт в коридор, и вместо ожидаемого голоса Дазая слышит Марка. — Накахара-кай здесь, Чуя-сан. Чуя останавливается всего на секунду, ощутив нервную дрожь по позвоночнику, и сразу же отключается, чтобы позвонить Дазаю и сообщить об этом. Они должны были явиться позже, и звонка от Верлена не поступало. Может, тот обо всём догадался? Но как он мог узнать, что Чуя приедет с Агентством раньше? Скорее всего, Поль уже был здесь заранее. Но где он тогда? И где Мори? Парень спешит по коридору, то и дело оборачиваясь, а затем слышит многочисленные громкие шаги, заставляющие остановиться в просторном помещении у главного входа и лестницы, ведущей на второй этаж. Именно по ней спускается целый отряд вооружённых людей в военной форме, пока через главный вход заходят другие, в чёрном кимоно. Чуя замирает на месте всего на миг, оказавшись между двумя враждующими организациями, но теперь не чувствует себя ни на одной из сторон. У него скрипит в сердце, ведь в иной ситуации он повернулся бы лицом к Портовой Мафии, закрывая собой Накахара-кай, но сейчас лишь использует Смутную Печаль, чтобы в случае чего защищаться от обоих. — Накахара-сан? — он оборачивается на знакомый голос, не удивляясь, когда видит, что лидером, ведущим отряд Мафии, оказывается идущая вперёд Гин Акутагава. — Что вы тут… — однако она тут же переводит взгляд на входящих в здание, и в серых глазах мелькает ложное понимание. Да, Чуя и сам бы на её месте подумал, что это он привёл их сюда, как лидер. Но ему не нужно больше лгать и скрываться, выставлять себя частью Портовой Мафии. Сегодня он не принадлежит ни к одной из организаций, но и напасть на Акутагаву не дают словно прикованные к полу ноги. Разрезающие воздух выстрелы со всех сторон раздаются слишком резко и оглушительно. Пули отскакивают от него из-за Смутной Печали, но попадают по людям из клана и Мафии. Чуя только хмурится, ретируется ближе к стене, позволяя двум врагам вцепиться друг в друга оголодавшими зверями, пока сам пытается молниеносно подняться на этаж выше. Его перехватывают уже в коридоре второго этажа, и Чуя давится воздухом, не понимая, что произошло, когда встречается спиной со стеной. Вдохнуть не получается, только выдавить из себя хрипы и почувствовать, как режет ножом лёгкие. В ушах начинает звенеть, он успевает только уловить животное рычание на фоне. Чуя старается открыть глаза, чтобы увидеть нападающего, и перед лицом появляется незнакомое, явно эспера, что ещё непонятной ему силой вдруг тащит его по бетону, сдирая кожу на ладонях в мясо. Чуя рычит от боли и злости, пытается ухватиться рукой за незнакомого мужчину в форме Портовой Мафии, чтобы использовать способность, но его снова откидывает к стене, размывая картинку перед глазами. Мужчина подходит ближе, звеня словно какими-то металлическими цепочками, а Накахара едва успевает подняться на ноги, чувствуя, как дрожат сбитые колени. Он успевает только взглянуть в чужое нечёткое лицо, как тут же отшатывается к стене, чувствуя, как на лицо брызнула горячая кровь. Раздаётся почти нечеловеческий вопль, въедающийся в сознание. Чуя инстинктивно закрывает лицо ладонями и начинает шипеть, чувствуя, как те горят, израненные о бетон, но упорно вытирает с глаз кровь. Глазницы щиплет до сжатых челюстей, но ему срочно нужно увидеть, что происходит вокруг. С первого этажа доносятся крики и выстрелы, Чуя открывает глаза, но перед ними только большое белое пятно. Его в миг окатывает волной страха из-за собственной уязвимости. Он не видит. Пытается проморгаться, что не сильно помогает из-за попавшей в глаза чужой крови, которой его облило полностью. Накахара чувствует, как по лицу и волосам скатываются вязкие капли и ударяются о бетон, а рот наполняется отвратительным металлическим привкусом, вызывающим резкую тошноту в горле. Он не сразу слышит знакомый обеспокоенный голос: — Чуя-сан… Чуя-сан! Это я! Эй! — Ацуши-кун?.. — Да… Да! Становится чуточку легче от того, что это Накаджима, но Чуя в панике пытается схватить ртом воздуха, трёт глаза тыльной стороной ладони, и ему требуется ещё минута, чтобы прийти в себя и хоть что-то увидеть, пускай и нечётко. Он видит Ацуши, что крутит головой, в открытую оглядывая его с ног до головы, видит, что он в своём теле, но рука у него тигриная, с длинными когтями, по которым стекает кровь. Это он убил эспера, спасая его? Парень оглядывается, находя глазами изорванное звериными лапами тело, и вид растекающейся крови и перемешанных в кашу органов мгновенно вызывает реакцию — Чуя сгибается пополам, отворачиваясь. — Чуя-сан! — Я… Я в порядке, иди. Давай, Ацуши-кун, там нужна твоя помощь! — он переходит на требовательный рык, вытирает кистью рот и снова чувствует, как крутит опустевший желудок, но в этот раз уже не тошнит. Когда мальчишка убегает, кивнув, Чуя сплевывает, но это не спасает от едкого привкуса на языке. Качнувшись, он прислоняется спиной к стене и прикрывает веки, пока в уши проникают громкие звуки борьбы. Ему нужна всего минута, чтобы прийти в себя. Всего минута. Чуя глубоко дышит ртом, морщится и шипит от боли в теле, открывает глаза и видит картинку едва ли чётче, но встать приходится. Верлен явно где-то здесь, нужно найти его и покончить со всем этим. Чуя идёт дальше по коридору, оставляя на полу следы крови и упираясь кулаком на стену, чувствуя, как горят ладони, но использует Смутную печаль, то и дело отражая пули и отталкивая встречающихся на пути солдат. Он заглядывает в каждую попадающуюся комнату, шумно дышит, ощущая, как в голову бьёт адреналин, распаляющий тело и дающий силы идти быстрее. Впереди остаётся лишь одна дверь и лестница на третий этаж. Чуя отворяет последнюю комнату, каменея на месте от увиденного. В одно мгновение ему вдруг кажется, что он сошёл с ума. Слишком нереалистично. Слишком не вписывается в это здание просторное помещение с деревянными полами и старыми зелёными обоями, покрытыми замысловатыми узорами. Большой ковёр на полу, окна со светлыми шторами. В самой середине комнаты — длинный обеденный стол с белой скатертью, уставленный разной едой и напитками, словно на праздник или пир. Он моргает несколько раз, а затем чувствует, как падает в пятки сердце и покрывается холодом каждая частичка внутри. За столом, в самом конце, сидит Верлен, а по правую руку уже почти забытое лицо с острыми чертами и лёгкой ухмылкой на губах. — Чуя-кун! Наконец-то ты добрался. Мы уже давно ждём тебя здесь. Накахара сглатывает привкус крови во рту, изламывает брови и встречается взглядом с Верленом, приветственно раскинувшим руки и растянувшим губы в дружелюбной улыбке, от которой идёт мороз по коже. Он не может двинуться вперёд, чувствуя, как тяжелеет тело. — Что… Что здесь происходит? — хрипит парень, проходится уже более сфокусированным взглядом по празднично накрытому столу и подавляет желание уйти отсюда как можно дальше. Унестись к лесу, что есть силы, выйти на дорогу и исчезнуть из этого проклятого города, от этих людей. — Как что? Мы празднуем твою будущую церемонию становления кумичо! Ну же, не стесняйся, проходи. Ты весь в крови. Встретился с кем-то по пути сюда? — Верлен продолжает улыбаться, пока Чуя впивается взглядом в лицо Норайо Хаяси, что отвечает ему тем же. И от бездны в чужих серых глазах пугающе не по себе. Только проснувшаяся внутри злость, горящая в самом центре груди, толкает его сделать шаг вперёд. А затем ещё один, и ещё, пока он не доходит до стула с высокой спинкой. Чуя прекращает использовать способность, смотрит на Поля, мечтая сейчас же воткнуть ему нож в шею, но затем краем глаза замечает ещё одного человека, стоящего у стены с оружием. Значит, трое. Возможно, каждый эспер. Дождь начинает сильнее тарабанить об оконное стекло. Чуя настороженно оглядывается, пока опускается на стул напротив сидящего на другом конце стола молодого мужчины со светлыми волосами. Знает ли тот, что Чуе всё известно? Что за бред происходит? Неужели они так спокойно сидят и пьют вино здесь, пока на первом этаже разворачивается самый настоящий ад? — Где Рембо-сан? — Чуя поднимает взгляд исподлобья, опускает ладонь на белую скатерть, тут же пачкая её алой кровью. Человек, стоящий у стены, подходит к нему неторопливо, опускает на стол ещё один бокал и наполняет его бордовой жидкостью. Рядом мужчина ставит тарелку и раскладывает столовые приборы, и Чуя чувствует очередной приступ тошноты. — У Артура сегодня неотложные дела. Его не будет. Я же говорил тебе, он в Токио. Сердце тяжелеет от мысли, что тот, возможно, уже мёртв. Знает ли Рембо о том, что происходит? Поддержал ли он Верлена? Или тоже был предан? — Чуя Накахара, — уже забытый голос заставляет метнуть взгляд на говорящего. Хаяси поднимает бокал, ухмыляясь, делает глоток и склоняет к нему голову, съедая глазами. — Имя Сюдзи тебе тоже идёт. — А тебе больше подошло бы Конченный Выблядок. — Чуя! — Поль тут же поднимает брови, а затем качает головой. — Невежливо, мы же за столом. Они все сошли с ума. И Чуя тоже. У него туманится рассудок только от мысли о том, что здесь происходит и насколько это опасно. Но он гневно смотрит на Хаяси, вспоминая всё, что знает об этом ублюдке. — Ничего, Верлен-сан, уверен, рядом с вами наследник научится манерам. Если бы родители занимались его воспитанием… Увы, — он наигранно поджимает губы, пожимая плечами и снова угрожающе скалясь. Внутри всё сжимается до резкой боли. Накахара расправляет плечи, отвечая таким же оскалом. — Думаю, не будь они преданы лучшим другом, у них была бы такая возможность. Увы. Мёртвая тишина, повисшая в комнате, нарушается отдалёнными звуками выстрелов. Чуя переводит взгляд на застывшего Поля, откидывается на спинку и сдерживается от того, чтобы не поморщиться от боли в спине. Он берёт бокал с вином, поднимая его, точно хочет сказать тост. — За наши великие планы и способность идти по головам! Верлен-сан, в моём клане каждый готов убить свою семью ради организации? — его вопрос, пропитанный ядом и насмешкой, повисает в наэлектризованном воздухе, который спустя долгие десять секунд разрезает тихое хмыканье. Поль, на чьём лице до этого можно было увидеть слабое удивление, сбрасывает маску в одну секунду, опустив брови и улыбнувшись уголком губ. Он вздыхает, собираясь что-то сказать, затем возводит глаза к потолку и опускает локти на стол, сцепляя пальцы в замок и теперь упираясь внимательным взглядом в Накахару. Чуя опускает нетронутый напиток на стол, смотрит в ответ смело, но напрягается каждой мышцей в ожидании нападения. — Откуда вдруг такие мысли, Чуя? Клан — это семья. И это превыше всего. В то же мгновение с губ слетает несдержанное фырканье, и Чуя желчно кривит губы, после чего с ненавистью сжимает челюсти. Услышать подобное, зная правду, как поджечь фитиль динамита или спустить курок в русской рулетке. — Не вы ли отправили отряд клана в разрушающийся Joule? И не вы ли пытались взорвать машину, в которой должен был находиться наследник? Не в ваших ли планах было сотрудничество с главами двух других кланов с целью убить своих оябунов? Как весело-то придумали… Только не пойму одного… К чему те попытки убить меня, если я был вам нужен? — Ты не понимаешь, о чём говоришь. — Тогда объясните! Когда голос срывается на крик, Чуя подаётся вперёд и из-за вспышки гнева не замечает, как человек, стоящий у стены, оказывается сзади. К разгорячённой шее прислоняется холодная сталь клинка, надавливая. Накахара не успевает использовать способность, клинок больше не касается кожи, оставив там порез, но находится в миллиметрах от неё. Он не успеет. Использует способность — сразу же окажется мёртв. Этот человек явно знает, что делает, раз не касается ни его, ни стула, чтобы не оказаться во власти силы. Чуя не поддаётся панике, оставаясь на месте и не дергаясь, зная, что за каждым его движением внимательно наблюдают. Он обязательно рискнет, чтобы освободиться, но сейчас ему нужны ответы. — Объясните мне, стоит ли власть того, чтобы убить людей, которые вам доверяли? — Чуя говорит обманчиво спокойно, с явными нотками угрозы и медленно поднимает подбородок, опуская руки на стол. Он проницательно смотрит в глаза Верлена, пока со стороны Хаяси раздаётся раздражающий натянутые нервы смех. Поль вздыхает, снимая шляпу и опуская её на стол. Он выдерживает долгую паузу, тянется за столовыми приборами и непринуждённо опускает себе на тарелку кусок говядины, пока Чуя слушает стук своего пульса в ушах и чувствует, как раздирающе загоняется в горле сердце, пока тело покрывается холодным потом. На первом этаже разворачивается бой, который вскоре перейдёт сюда. Где-то в здании Мори, которого Дазаю нужно убить. Перед ним сидит человек, убивший его родителей и собирающийся убить и его, беспечно берет в правую руку столовый нож, в левую — вилку и отрезает небольшой кусочек мяса, отправляя его в рот и неторопливо пережевывая. А за ним самим стоит крепкий высокий мужчина, человек из его же клана, держащий у его горла острый клинок. Липкая кровь на лице засыхает, стягивая кожу. Чуя чувствует, как в груди у него начинается отсчёт времени до того момента, пока его не разорвёт от происходящего. — Чуя, лидер организации пожертвует всем ради неё, — наконец нарушает гнетущую тишину в комнате мужчина, снова поднимая на него взгляд, — я сделал то, что должен был. Твои родители не справлялись, и я взял всё в свои руки, — голос его звучит почти скучающе, и Накахара пускай и выглядит сдержанно, но понимает, что скоро каждая мышца его лица начнёт дёргаться от того, насколько бесстрастно говорит о подобном Поль. — В первую очередь я думаю о клане. — Это ложь, — Чуя скалится, но старается дышать ровно и не дёргаться лишний раз. — Ты взорвал порты собственного клана этим утром. Ты отправил целый отряд на явную смерть, смею предположить, из-за того, что там были люди, которые тебя не поддержали. Армия уменьшилась, авторитет организации дал трещину, доверие общества утрачено. Ты подставил Накахара-кай, убивая членов Портовой Мафии, с которым на тот момент был заключён союз. Ты уничтожил все, что построили мои родители. Это на благо?! — он повышает тон, и каждое слово выплескивается из него ядом. — Саморазвитие происходит через саморазрушение. Я покончу с врагами и воссоздам новый клан из пепла… Ты вернулся как наследник, но, Чуя… Что сейчас с Накахара-кай? Сильнейший клан стал самым жалким. И ты с самого возвращения ещё ничего не сделал для того, чтобы это исправить. Для всех ты перешёл на сторону врага. Люди уже понимают, что ты ничего им не дашь… Или, — он выдерживает паузу, тянет улыбку, пока Чуя распахивает глаза, накрываясь осознанием, но тут же хмурится. — Или… мы можем сделать это вместе. Рядом со мной ты сможешь стать великим оябуном, Чуя. О тебе будут говорить, за тобой пойдет целая армия, если ты присоединишься ко мне, — Верлен откладывает столовые приборы, откидывается на спинку кресла и заключает пальцы в замок, глядя на него с довольным прищуром. — Я всё думал, что же делать с тобой, когда ты вернёшься из Франции. Ты бы мне помешал, ведь Накахара-кай — сборище консерваторов, им нужен наследник с фамилией. Тебя нельзя было просто убить. Тогда мы с Мори решили оставить тебя в Портовой Мафии, в подчинении Осаму Дазая. Пришлось, сделать так, чтобы у тебя не было выбора. Медленно, но верно клан отворачивался от тебя, ты так и остаёшься предателем. Почему я устроил этот спектакль с машиной? Тогда нужно было подкрепить волнение клана за тебя. Знаешь, они были ну очень разочарованы тобой. Они тебе не верят. Но я могу убедить их в том, что ты делал всё это только ради них. — Ты сумасшедший урод, — рычит Чуя, чувствуя, как бешено начинает биться сердце, захлебываясь в злости и неверии. Он вслушивается в каждое слово, и всё это не сходится в его сознании. Точно это всё происходит не с ним и не здесь. Такого просто не может быть. — Серьёзно думаешь, что я пойду за тобой после этого?! В таком случае, ты просто псих. Я просто убью тебя. — Убьёшь меня и останешься ни с чем… — мужчина пожимает плечами. — Я же могу вернуть тебе твой статус, твоё положение. Ты можешь попытаться убить меня… — он усмехается. — Интересно, получится ли. — Акайо Кимура тоже думал, что не получится. — Кимура был трусом, который боялся жить, — подаёт голос Норайо, глядя куда-то в стену, словно размышляя. — Умереть ему было только в радость. Жаль, это вышло слишком быстро. — Думаешь, ты, подонок, бессмертен, раз водишься с ним? — выплевывает Накахара, сжимая пальцами скатерть, но тут же чувствуя, как обдает болью из-за содранной кожи. — Он предаст тебя точно так же, как и всех остальных. Так же, как Мори! — С этим мы разберёмся уже после, — равнодушно отвечает Хаяси, бросая на него короткий взгляд и делая глоток вина. — Совсем забыл… Нужно же позаботиться о нашем виновнике торжества, — Чуя чувствует, как падают в ноги все органы, когда Норайо поднимается с места, хлопая в ладоши. Мужчина в строгом сером костюме начинает неспеша двигаться в его сторону, и Чуя дёргается от внезапно накрывшего страха. — Не подходи ко мне, enfant de pute! Он снова чувствует секундное касание холодного лезвия, но не торопится что-либо сделать, уверенный в том, что не успеет и двинуться, как ему перережут глотку. Если бы только клинок коснулся его настолько, чтобы можно было бы перевести Смутную Печаль на хозяина оружия. Схватить его за руку просто не хватит времени. — Брось, Сюдзи, ты же знаешь, насколько нежным я могу быть. Чуя тяжело сглатывает, не спуская взгляда с подошедшего, пока тело начинает мелко трясти. Норайо отвечает ему лёгкой улыбкой, берет стеклянную тарелку с мясом и нож, куда более острый, чем столовый. Кусок жареного мяса падает в тарелку перед Чуей, которого снова воротит от запаха еды, но парень не успевает моргнуть, не успевает выдохнуть, когда из горла вырывается болезненный вскрик — Хаяси резко замахивается и протыкает ножом лежащую на столе левую ладонь Чуи с такой силой, что наконечник лезвия застревает в деревянной поверхности. Белая скатерть пропитывается свежей кровью, пока Чуя дёргается, жмурясь, и рычит от острой боли. Откидывает голову назад, к спинке стула, не позволяя слезам сорваться с ресниц. Тихо всхлипывает, подрагивая, пытается вздохнуть и слышит негромкий хриплый смех. Это оказывается слишком больно, до белых пятен перед глазами. — Чуя, ты так красив, когда тебе больно. Не замечал до этого. — Хаяси-сан, займите свое место, пожалуйста, — холодно просит Верлен. — Чуя, я всё ещё жду от тебя ответа. Перед глазами плывёт, но Чуя поднимает взгляд исподлобья, стараясь не смотреть на собственную ладонь, прибитую к столу. Он инстинктивно хочет вытащить нож, но чувствует движение за спиной, предупреждающее его не двигаться. Несмотря на рваные вздохи, Накахара прикладывает все усилия, чтобы не потерять контроль и не показывать, насколько ему больно. Нужно срочно выбираться из этой ситуации. Стоит только подумать об этом, как громкий, неожиданно близкий звук выстрела заставляет вздрогнуть всем телом. Затем ещё один. И ещё. Чуя хорошо знает, кто всегда стреляет три раза, но вдруг не находит в себе сил обернуться, видя только, как Верлен переводит взгляд за его спину, и слыша, как падает за его стулом тяжёлое тело, а затем и клинок звонко ударяется о паркет. — Прекрасный день для званого ужина! Прошу меня простить за опоздание, приглашение где-то потерял. Растяпа. Чуя сглатывает ком в горле, сводя брови и кусая губы от того, какое облегчение его накрывает от знакомого весёлого голоса. Именно сейчас он осторожно вдыхает, фантомно чувствуя приятный изученный запах. Только сейчас ощущает, как на миг притупляются внутри боль и страх, от того, что теперь в этой пугающей комнате он не один. — Осаму Дазай? — Верлен удивлённо поднимает брови, бросает быстрый вопросительный взгляд на Чую, что чувствует, как намокают ресницы, но не может сдержать оскала, оголяющего острые клыки. — Так значит, вы живы. — Господин Исполнитель, — склоняет голову Хаяси, растягивая губы в хитрой улыбке. — Жив, к сожалению. Но больше не Исполнитель, один наш общий знакомый так быстро занял моё место, что даже как-то завидно было… О, а вот и он! Не говорите, что вы ему уже предложили вино… Чуя на него так падок, но совершенно не умеет пить. Накахара совершенно не вникает в смысл насмешливо сказанных слова, просто слушая голос. Он улавливает со стороны тихие шаги, а затем едва поворачивает голову, чтобы украдкой взглянуть на Дазая. Осаму подходит к середине стола, где опускает свой пистолет на скатерть, наконец, переводя на Чую взгляд. Тот коротко глядит на свою левую руку, болезненно ноющую и пульсирующую, затем на Норайо и впивается взглядом в плечи Верлена, что теперь выглядят напряжёнными. Почему-то именно сейчас Накахара не может посмотреть на Дазая, зная, как выглядит сам… Уязвимо. Жалко. Он в крови с головы до ног, раненный и прибитый ножом к столу, едва удерживающийся, чтобы не захрипеть от боли, и старающийся хотя бы дышать. Его поймали в ловушку, с ним играют. Чуя провалился со всем, с чем мог. Но он не способен и выдержать этот взгляд на себе, поэтому медленно переводит собственный в карие глаза, замирая от того, как, несмотря на застывшую на губах острую улыбку, те потемнели от такой картины, отражая в зрачках что-то жестокое. Чуя хочет сказать, что он в порядке, но слова забиваются у него в горле, там и оставаясь. Он чувствует, как дрожат собственные губы, а брови изламываются от собственной беспомощности. Он действительно жалок. Его не нужно спасать, но внутри всё рвёт от желания впервые попросить о помощи. И он мысленно бьёт себя по щекам за это, гордо поднимая подбородок. Дазай спускает смешок. Это не было весело, его переведённый на Норайо взгляд, кажется, способен убить. — Интересное у вас мероприятие, — негромко говорит Осаму, поднимая голову и глядя сверху вниз. — Верлен-сан, а я и не знал, как выглядит церемония посвящения в кумичо. — Бросьте свои шутки, Дазай-сан. Вы прервали важные переговоры. — Да? Юный Господин, я помешал тебе? — он снова смотрит на него, но Чуя не может выдавить из себя и слова. Тогда Осаму вдруг лениво подходит к нему и берет его бокал, пригубив вино. Тут же морщится, опуская бокал обратно. — Гадость какая. Чуя, не пей это, тебе не понравится. Как вы могли пригласить Наследника на ужин и не купить его любимое вино? — Дазай возмущённо смотрит на Верлена, после разочарованно качая головой. Только вот Верлен подаётся вперед, глядя только на Чую, и вдруг говорит на французском: — Чуя, дай мне ответ сейчас. У нас мало времени. Я обещаю тебе, ты уйдёшь отсюда живым. Накахара не сдерживается, чуть поднимая брови, ведь с того момента, как он слышал французскую речь словно несколько лет прошло. Однако, брови ползут выше от неожиданности ещё сильнее, когда на том же языке с самодовольством начинает говорить Осаму: — Один в лес не ходи, с рыжим дел не води. Поль, действительно думаете, что сработаетесь с Чуей? Он невыносим. Чуя игнорирует забаву в чужом тоне и слова в свой адрес, он куда больше удивлён тому, что Дазай знает французский. Неужели он понимал его всё это время? Почему тогда ни разу не ответил? — Кажется, Мори этажом выше. Вы ошиблись дверью, Дазай, — говорит Хаяси, выпрямляясь на своём стуле и недобро щурясь. Осаму хмыкает, молча снова отходит к месту, где оставил пистолет, не спеша ведёт пальцами по скатерти, и Чуя с учащенным пульсом успевает лишь заметить, как тот хватает один из ножей и резко швыряет его в Норайо. Накахара видит, как прибор вонзается в его левое плечо, выбивая болезненный рык, но мгновенно реагирует, призывая Смутную Печаль и со стоном вырывая нож из своей ладони. Он кривится от боли, сжимает челюсть, тяжело выдыхая, но подскакивает с места, как только понимает, что может это сделать. Верлен также встаёт из-за стола, вытаскивая из ножен длинный клинок, но Чуя первым делом с агрессией бросается в сторону Хаяси, пока тот пытается избавиться от ножа в плече. Чуя хватает мужчину за шею, способностью уменьшает его вес и заставляет подняться из-за стола, а затем отбрасывает в сторону окна. За спиной раздаётся грохот, звонко бьётся стекло, и Хаяси вылетает вместе с осколками и шторами на улицу. Падение со второго этажа вряд ли его убьёт, но на время задержит. Чуя, полыхая ненавистью, стремительно разворачивается лицом к месту, где должен стоять Верлен, но теряется, не находя мужчину в помещении. Он переводит взгляд на стоящего у стола Дазая, что вальяжно и лениво закидывает себе в рот виноград, словно происходящее вокруг никак его не касается. — Где он? — Чуя рычит, сжимает ладони в кулаки и тут же об этом жалеет. Его лицо перекашивается в болезненной гримасе, а с губ слетает сдавленный выдох. — Где Верлен? — он подходит к столу, с треском отрывает кусок ткани и начинает обматывать ею ладонь, чтобы хоть как-то остановить кровотечение. Пальцами пошевелиться не удаётся — больно до безумия. — Ушёл. Скорее всего что-то задумал, — пожимает неопределённо плечами мужчина, скользя по нему изучающим взглядом в поисках других повреждений на теле. — Чуя! Он окликает его в тот момент, когда Накахара широким шагом несётся к выходу из комнаты, и Чуя глубоко хмурится, закрывая на секунду глаза. Он чувствует, как кисти раненой руки касаются горячие пальцы и осторожно тянут на себя, и Чуя оглядывается через плечо, замечая напряженную складку между чужих бровей и стиснутую до бегающих желваков челюсть. — Ты действительно просто сел за этот стол? — карие глаза требовательно впиваются в голубые, и Чуя поджимает губы, дёргая плечом. — Мне нужны были ответы. Всё в порядке. На это нет времени, Скумбрия, найди Мори, — парень натягивает неестественную улыбку, словно она может спасти его от давящей камнем ситуации, и мягко отнимает руку из чужой слабой хватки. Он пулей вылетает из проклятой комнаты. Куда он мог пойти? Чуя не верит, что Поль мог просто сбежать. Нет, им обоим понятно, что всё кончится сегодня. В коридоре, залитом кровью и грязью, стоит отвратительно сильный металлический запах, до дурноты бьющий в лёгкие. Звуки выстрелов, кажется, доносятся отовсюду. Накахара спешит вниз, на первый этаж, перешагивая через трупы людей клана, что когда-то должен был стать ему семьёй. ____ Из-за тёмных, длинных штор, лучи закатного солнца едва поступают в мало освещённую тихую комнату. Дазай оставляет за собой тела нескольких солдат Портовой Мафии, убитых им, когда заходит в словно отрезанное от остального мира помещение, закрывая за собой тяжёлую дверь. Он явно уже когда-то давно видел подобную картину: пустая комната, большая кровать с задёрнутым сетчатым балдахином, укрывающим закрытые глаза больного от чересчур яркого света и лежащий в постели умирающий глава организации, от которой на сегодняшний день мало что осталось. Осаму невесело улыбается этим мыслям, но от воспоминаний пробегает лёгкая дрожь. Он идёт привычно тихо, но знакомая фигура, стоящая у окна и сложившая руки на груди, оборачивается на него слишком круто, в ту же секунду скрывая в глазах всю панику и поднимая подбородок. — Дазай… — Акико выдыхает его имя едва слышно, делает несколько шагов навстречу и смотрит хмуро, строго говоря: — И года не прошло. Почему так долго? — Задержался. Как он? — Дазай говорит негромко, кивая в сторону постели, и следом интересуется: — Что помешало тебе сделать это без меня? Йосано тяжело выдыхает, несколько секунд молчит, но Осаму знает — та, несмотря на свою профессию и принципы, убила бы Огая Мори без колебаний. — Рядом со мной всё время кто-то был. Он… Тяжело. Проклятие забирает все силы, — её голос звучит затруднённо, что заставляет Дазая хмыкнуть. Как бы Акико ни ненавидела Мори за удерживание в организации, к людям всегда привязываешься сильнее из-за негативных, губящих эмоций. Она упирается кулаками в талию, откидывая короткие волосы с лица.— Сделай, что должен, и давай убираться отсюда. Дазай не отвечает, цепляется взглядом за тело, что начинает двигаться. Мори шумно, судорожно выдыхает перед тем, как медленно подняться и, не глядя на них, сесть на кровати, спустив на пол босые ноги. Сальные тёмные волосы свисают, касаясь подбородка, плечи его опущены, но силы ещё явно есть, раз он способен подняться. — Дазай… Решил проведать до того, как я умру? Я тебя недооценил, — голос мужчины тихий и осипший, Мори переводит на него отсутствующий взгляд, открывая бледное, блестящее от пота лицо и впалые скулы. — Не проститься с вами, Босс, было бы невежливо с моей стороны. Дазай не чувствует злости, смотря в блеклые глаза. Он ловит себя на том, что внутри у него ничего не дёргается, только возвращается мыслями к мальчишке, что где-то в этом здании сейчас бежит навстречу верной смерти. Этого он не ожидает от самого себя и отпускает смешок, слабо качая опущенной головой. — Привёл к нам врагов? — Вы сделали это первым, — отвечает Осаму, делая небольшой шаг вперёд и убирая руки за спину. Мори смотрит на него вопросительно, не вставая с места. Оружие у мужчины Йосано уже давно забрала, а призвать Элис у него нет сил из-за проклятия. Вряд ли это было честно со стороны Дазая, но как гласит старая поговорка — на войне все средства хороши. — Да… В тот момент, когда вместе с Полем Верленом решили оставить Чую Накахару при себе в Портовой Мафии. Или в тот момент, когда назначили меня Исполнителем. Над этим ещё надо подумать. Мори опускает голову, усмехаясь. Он знает, что сегодня умрёт, но встаёт на ноги, готовый сражаться — Дазай в нём никогда не сомневался. — Значит, я сам позволил тебе забрать в рукав свои фигуры? — Я с удовольствием сыграл бы с вами в сёги ещё раз, Мори-сан, но, боюсь, у нас слишком мало времени. — Ну а ты, Акико? — Огай переводит взгляд на молодую женщину за спиной Дазая. — Не хотелось бы умереть от рук женщины, лечившей меня столько лет. — Ты получишь только то, что заслуживаешь. Они все этого заслуживают. Дазай обдумывает это, сведя брови, но сохраняет на лице холоднокровие. Каждый из них — убийца. Кто-то делает это ради удовольствия, кто-то из мести, кто-то ради благополучия организации и людей. Кто-то исключительно из-за своего эго. Все они жертвуют чужими жизнями, ставят на кон бесценное. Это и отличает их всех, выходцев Портовой Мафии, от обычных людей — псы, что борются за своё, раздирая зубами на пути любого, будь то готовый отобрать у них жизнь и дом враг или же случайный человек, оказавшийся не в том месте не в то время. Жизнь для них не стоит выше смерти. Одинаково бесценны и при этом одинаково не стоят ничего. Каждый из них заслуживает смерти или же наказания по закону. Но вопрос только в том, кто попадается или кто сохранит жизнь. Всё это — действительно игра в сёги. Какие-то фигуры слетают, какие-то остаются в рукавах у других, переходя на вражескую сторону. Выигрывают или умирают. Мори был хорошим лидером, — Дазай думает и об этом. Но Мори также является и человеком, забравшим у него непозволительно много. — Ты мстишь мне, Осаму? — с гордой ухмылкой спрашивает Мори, делая к нему несколько шагов и даже сейчас стараясь держать спину ровно. — Я догадывался, что рано или поздно этот момент настанет. После приюта и Оды. — Разумеется, вы догадывались. Человек, сделавший зло, будет ожидать зла от других. Но вы так и не поняли, Босс. Я мщу не за Одасаку, а вместо него. Вы отняли у нас приют, которым он жил, а я отнял у вас то, чем жили вы. Портовой Мафии конец. База данных в руках врагов, счета аннулированы, авторитет в правительстве утерян. Сегодня погибнут ваши солдаты, — Дазай говорит это без тени самодовольства, скорее равнодушно, как нечто очевидное. Только сейчас осознавая, где в итоге оказался, понимает, что внутри нет ни удовлетворения, ни радости. — Всё кончено. — Вот как, — Мори хрипло смеётся. Невесело. Дазай и сам не до конца понимает причину его опасного непродолжительного смеха. — Твои мысли мне понятны, но вот Акико… О, моя Акико, ты так застыла на месте. Вот чьё бездействие сейчас мне непонятно. Пока женщина не может решиться, она испытывает мучительные сомнения, но стоит ей, наконец, сделать шаг, она устремляется к цели подобно резвой лошади. Женщина не оглядывается, как это делают мужчины, по сторонам. Он томно смотрит на неё, и Дазай чувствует лёгкий шлейф приятных духов, затем — едва ощутимое прикосновение к своему плечу. Йосано проносится мимо него легко, как будто вовсе не касается пола, но быстро, подобно изящной птице. Только после Осаму замечает в руках женщины блеснувшее острое лезвие скальпеля. А затем становится свидетелем убийства Главы Портовой Мафии во второй раз. ______ Дазай резво спускается вниз по лестнице, останавливаясь на последней ступеньке и пропуская вперёд Йосано, когда замечает, наконец, рыжую макушку. Чуя способностью откидывает от себя нескольких солдат, но тут же сам влетает в стену от яркой фиолетовой вспышки. Хаяси, раненный им ножом, двигается слишком быстро, концентрирует на ладони собственную силу, чтобы ударить Чую прямо в грудь. В этот момент Осаму срывается с лестницы. Ему остаётся всего несколько шагов до того, чтобы перехватить чужую руку, использовать Неполноценного человека, чтобы аннулировать чужую силу, но мир застывает в момент, когда покрасневшие лазурные глаза распахиваются, переведя на него растерянный взгляд, а сгусток энергии, предназначенный для Чуи, летит в него, отбрасывая в другой конец помещения. Осаму слышит лишь своё имя перед тем, как приложиться всем телом о стену, сдавленно хрипя. — Дазай! Чуя с покатившимся вниз по ребрам сердцем провожает Дазая взглядом, тут же возвращается глазами к Норайо, замечая острый оскал перед тем, как увернуться от очередного удара. Накахара сжимает правую ладонь в кулак, игнорируя боль, решается замахнуться, когда Хаяси вдруг замирает, как и острое сверкающее лезвие у его горла. — Всё так же строишь из себя крутого, Норайо? — не без насмешки спрашивает стоящий сзади мужчина. — Рыжик, тебе заняться больше нечем? Чего застыл? — Так значит… — в серых глазах Хаяси мелькает удивление, а затем его губы расплываются в улыбке. — Ты жив, Кимура. — Жив, конечно. Накахара срывается с места, когда Хаяси бьёт Акайо под ребра локтем, заставляя отшатнуться, и между ними завязывается своя борьба. Он бежит к лежащему на полу Дазаю, опускается на колени и хватает того за ткань кофты на груди. Однако сразу шипит, расцепляя обожжённые болью пальцы. — Дазай! Эй! Слышишь меня?! — Чуя несильно бьёт его кулаком в грудь, пока Осаму, морщась, пытается сфокусировать на нем взгляд. Мужчина касается ладонью своего затылка, которым наверняка не хило приложился. — Дазай?! — Да слышу… Слышу. Только, — он пытается привстать и вздохнуть грудью, что выходит рвано. — Дышать… тяжело… А ещё… коленки дрожат. Как и всегда… рядом с тобой, Лисёнок, — он прикрывает веки, начиная улыбаться, и Чуя, которого накрывает жаром, обдающим нервы, только с неконтролируемым смешком выдаёт: — Идиот. Что-то трескается в его груди, разрывающейся сразу от нескольких чувств. Это неожиданное тепло, быстрое биение сердца всего лишь из-за этих шуточных слов, но улыбка, посвященная только ему в этой ситуации, заставляет чувствовать себя особенным. Вслед за этим в солнечном сплетении вязко тянет, мешая всплеск тепла с мраком от осознания, что, возможно, эта улыбка станет для него последней, когда он бесследно исчезнет. Или же умрёт. Тут как получится. Но разве он может позволить себе просто сбежать? — Можешь подняться? — Чуя оглядывает его на заметные повреждения, но Дазай только кивает, поднимаясь на локтях. — Иди давай. Накахара поджимает губы, но встаёт на ноги, оборачиваясь. Большая часть армии перешла на улицу, где есть подкрепление в виде снайпера, но в здании можно было заметить нескольких сотрудников Агентства и членов Портовой Мафии, в том числе и Акутагаву, чей расёмон пытался задеть Белого тигра. Чуя подавляет в себе желание кинуться на помощь, хмурится от противоречивых чувств. Он замечает, как Кимура толкает к двери Норайо, а тот, отталкиваясь от неё, снова летит в сторону мужчины. Они сцепляются в драке, выталкивая друг друга на улицу. Почему Акайо передумал? Из-за чего решил явиться сюда в таком состоянии? Чуя кидается вперёд, оглядываясь в поисках Верлена. Ему самому нужно выбраться наружу, потому что вырывать куски бетона из здания опасно не только для его жизни, но и для сотрудников Агентства, а ими рисковать он не может. Парень бежит наверх по лестнице, когда его резко толкает ещё незнакомая сила, откидывая назад. Только благодаря Смутной Печали он успевает отпрыгнуть, приземляясь на ноги и твёрдо упираясь ими в землю. Чуя поднимает взгляд, ища человека, что отбросил его, и натыкается на уверенное лицо. Это и отличает Верлена от тех, кто всё время смеялся перед Чуей в бою. Его сдержанность, граничащая со взрывным поведением. Потому Дазай как-то говорил, что они похожи. Но разве Чуя смог бы когда-нибудь переступить через верность? Поль спускается к нему, и Накахара изо всех сил ударяет по бетонной лестнице, заставляя её покрыться глубокими трещинами и разрушиться, но светловолосый мужчина успевает в один прыжок преодолеть расстояние между ними. Дазай не рассказывал о способности Поля, потому что ему самому не было до конца это известно. Чуя слышал только, что эспер силён. И он чувствует это каждой клеткой тела, когда Верлен ускоряется, когда нарастает сила его ударов. Он бьёт Накахару всего лишь под дых, но тому кажется, будто все его ребра трещат, подобно тому бетону, и ломаются, а воздух выбивается из легких с громким стоном. Чуя отлетает назад, тормозя ногами, и сгибается, пытаясь вздохнуть. — Чуя-кун, твоя сила действительно великая… Как и Божество внутри тебя, — произносит Верлен, подходя к нему неспеша, лениво убирая длинные светлые волосы с плеча за спину. — Арахабаки. Мы с Артуром Рембо допустили много ошибок в тот день, когда потерпели неудачу и вскрыли печать, но я и предположить не мог, как нам повезёт с тобой. Накахара замирает всего на минуту, а затем, когда у него наконец получается вздохнуть, пускай и с мучительной болью, но кидается на Верлена с громким озлобленным рыком. Чуя прикладывает все силы, когда бьёт его ногой в грудь, заставляя отшатнуться, когда уходит от ударов и наносит свои. Значит, это из-за них он даже не считает себя человеком? Значит, всю жизнь он страдал от этой силы только из-за действий двух приближённых его семьи? Его глаза загораются ненавистью, а зубы скрипят. — Это всё только ваша вина! Ты умрёшь из-за своих же ошибок! Чуя кричит, хватает Верлена за грудки, но когда они бьют практически одновременно с одинаково мощной силой, отлетают в разные стороны. Парень падает на землю, проезжаясь по ней, а затем оборачивается и находит глазами Ацуши, решаясь на подобное не сразу. — Ацуши-кун! — Чуя кидает быстрый взгляд на Верлена, понимая, что у него ещё есть несколько секунд. — Срочно выведи всех сотрудников из здания! Срочно! Накаджима, вытолкнувший Акутагаву наружу, встаёт с колен, вытирая с лица кровь, и уверенно кивает. К нему тут же подлетает Куникида, сверкая глазами, и Чуя замечает порез на чужой щеке. — Чуя-кун, что происходит? — Немедленно уходите отсюда. Убирайтесь как можно дальше. Доппо не задаёт лишних вопросов, но стоит в ступоре несколько секунд перед тем, как раздражённо выругаться и побеждать к выходу, схватив за руку Йосано. Чуя поворачивается к поднимающемуся с пола Верлену, а затем Смутной Печалью обрушивает мужчине на голову кусок потолка, заваливая обломками бетона, камней и балок. Это его задержит, но здание уже дрожит и даёт трещины. Накахара чувствует, как его хватают за руку, дергая назад, и встречается с темно-карими глазами. Он не может понять, что видит на лице напротив — воодушевление или тревогу? Он сам ни в чем не уверен, только лишь чувствует, что должен. — Что ты задумал? — Осаму окидывает его лицо внимательным взглядом, укрепляя хватку пальцев на локте, и встаёт совсем близко. Чуя почти неосознанно поглощает Дазая в свою способность, обводя их обоих красной оболочкой на случай, если в их сторону полетят пули. — Здесь ещё половина отряда клана и не меньше сотни из Портовой Мафии на улице. С минуты на минуту приедут и остальные. Ты не справишься в одиночку. — Справлюсь, — Чуя поднимает твёрдый взгляд, но резко выдыхает и дёргает нервно плечом, не зная, с чего начать: — Сначала Верлен, потом остальные… Я справлюсь, если выпущу его. Осаму несколько мгновений смотрит на него непонимающе, а затем, когда приходит осознание, опускает брови. — Ты не знаешь, как это работает. Что если ты умрёшь? — он дёргает его за руку, и Накахару, тяжело дышащего и чувствующего, как разрывает грудь, накрывает волной раздражения. У него нет времени на это, он то и дело оглядывается на гору камней. Чуя поджимает губы, всем корпусом поворачивается к Дазаю и чуть изламывает брови. Связки в горле сдавливает страх, и только из-за адреналина он не чувствует той боли, что обжигает его тело. Но в таком бою он долго не выдержит, придётся нанести последний удар. Это ужасает до свинцовых ног и сбившегося дыхания, но Чуя видит только такой выход. — Нет… Тебе придётся остаться тут, Дазай, — первые слова звучат неуверенно, но остальное Чуя старается сказать тверже, потому что больше всего хочет верить собственным словам: — Ты остановишь меня. Я доверяю тебе. Потому что иначе его разорвёт. Иначе, возможно, Божество внутри будет уже не остановить, и оно сотрёт с лица Земли Йокогаму. Чуя понимает, что действительно может умереть, он не знает, что его ждёт, но ищет ответ в карих глазах, готовый попробовать. Он не знает, стоит ли настолько доверять Осаму, но кладёт свою жизнь на его ладони, даже если по итогу окажется предан. Чуя видит, как слабо поднимаются брови Дазая, что-то трещит по швам в его взгляде и тихом выдохе. И это всё, что ему нужно, чтобы сделать шаг вперёд. Чуя не просит его покинуть помещение, если вдруг Дазай поймёт, что сделать это необходимо для того, чтобы выжить. Чуя не просит его об этом, словно заранее зная, что Осаму без него отсюда не уйдёт, даже если это и станет самым реальным в его жизни самоубийством. Он не просит остаться и спасти ему жизнь — он лишь говорит, что верит, что Дазай сделает это. И этого достаточно, чтобы Дазай отошёл в сторону, позволяя Накахаре сделать то, что, по мнению того, должен, даже если может умереть. Осаму этого достаточно, чтобы, глядя в отдаляющуюся чужую спину, не попытаться ухватиться пальцами за ткань кофты, останавливая. Он не станет этого делать, но и умереть Чуе у себя на руках сегодня не даст. Накахара отходит от него, приближаясь к груде камней, что один за другим постепенно начинают отлетать в сторону. Он завязывает волосы в низкий хвост, опускает голову, сжимая кулаки до явной боли. Заставляет вязкую кровь просочиться через оторванный кусок скатерти, закапать между пальцами на грязный пол. Дазай уверен — парень не знает, что делать, он только закрывает глаза, позволяя своему телу начать дрожать в поисках того внутреннего, скрытого. Смертельно опасного и по-звериному дикого. Тем временем Верлен, засыпанный кусками бетона, наконец, возникает перед глазами, не сразу, но встаёт на ноги, едва заметно шатаясь, и впивается в Чую разъярённым взглядом. Дазай чувствует, как утяжеляется биение его сердца, но заставляет себя остаться на месте, скрестив руки на груди и даже выдавив сквозь нехорошее, терпкое предчувствие хитрую улыбку. Он внимательно скользит взглядом по Чуе и из-за засученных до локтя рукавов видит, как по его телу начинают ползти рваные, неровные алые линии. Из Накахары вырывается громкий судорожный выдох, отразившийся от стен здания. Он остаётся пульсом в ушах Дазая, и тот щурится, видя, как парень резко сгибается, откашливаясь кровью, перемешанной с сухими хрипами. Мужчина коротко оглядывается, замечая застывшую у дверей Гин Акутагаву, что с распахнутыми глазами наблюдает за тем, как вмялся и задрожал под ногами Чуи пол. — Понимаю, интересное зрелище, но не советовал бы тут оставаться, — с довольными нотками говорит Дазай, склоняя голову на бок и встречаясь с её вопросительным непонимающим взглядом. На заданиях девушка не раз видела Чую в действии, но тогда тот не трясся, как от ударов током, и не извергал из себя столько крови и болезненных стонов. Гин опускает брови резко, одаривает мужчину острым взглядом и спешит исчезнуть, пока Дазай переводит всё своё внимание обратно на Чую, что поднимает, наконец, голову, глядя на пытающегося всё осознать Верлена. Дазай должен признать — даже у него что-то задрожало между рёбрами, когда весь первый этаж охватил дикий нечеловеческий смех. Зловещие мурашки пробегаются по телу так быстро и ощутимо, что мужчина неосознанно ведёт плечом, опуская руки и сжимая кулаки. Чуя продолжает заливаться жутким хохотом, откинув голову, а затем вдруг делает шаг вперёд, набирая в ладони мощнейшую, что до этого приходилось видеть Осаму, силу. Плотный сгусток энергии летит в сторону Поля, что едва успевает отскочить в сторону, ужасаясь. Чёрный шар пролетает мимо, но сносит собой участок стены. Дазай шумно выдыхает, делает шаг назад, но остаётся наблюдать за тем, как Поль предпринимает попытку напасть, от чего тут же отлетает с очередным шаром в его сторону. Он еле успевает увернуться, когда такая сила проносится мимо него, а затем со страшным грохотом ломает стену, заставляя здание задрожать. Осаму оборачивается в поисках Чуи, но не находит его взглядом, понимая, что тот уже покинул здание. Он явно не контролирует себя. Там, снаружи, не только армия Портовой Мафии и Верлен. Там люди Накахара-кай и сотрудники Агентства, и если они все умрут от его рук, как бы Чуя ни злился, подобное простить себе не сможет. Мужчина несётся вперед, тяжело дыша, перескакивает через каменные куски и вылетает на улицу, слыша, как за спиной начинает рушиться здание. Орган в груди колотится как сумасшедший, подскакивает в горлу, а тело неожиданно обдаёт холодным потом — ему срочно нужно найти Чую. Время идёт на минуты, а если тот ещё и далеко уйдёт, то превратит Йокогаму в руины, а затем и сам просто разорвётся от сокрушительной силы. На улице Осаму не обнаруживает той перестрелки, что гремела до этого — подкрепление отряда Портовой Мафии должно вскоре прибыть, но сейчас солдат осталось настолько мало, что те уже нашли укрытия и стреляют редко. Он видит Чёрных ящериц, что всё ещё борются с сотрудниками Детективного Агентства, видит Рюноске и практически выдохшегося Ацуши, на помощь к которому приходит Куникида. Он замечает и рыжую макушку Марка Твена, опускающегося над кем-то на коленях, но все они замирают, когда здание начинает складываться от очередного мощного удара по нему. Дазая просто отталкивает взрывной волной, откидывает в сторону, заставляя упасть на землю и рефлекторно прикрыть руками голову. Он жмурится, оглушённый на несколько секунд, но отползает и оборачивается, поднимая взгляд почти тут же и наконец находя Чую, зависшего в воздухе с чёрном шаром плотной энергии. — Дазай! Дазай, чёрт тебя подери! — взволнованный голос слышится откуда-то издалека, но подбежавший к нему мужчина хватает его за локоть, оттаскивая. — Что происходит? Что с ним? Это не входило в наш план! — Это истинное обличие способности Чуи. — Истинное обличие? Что ты имеешь ввиду? Дазай смотрит только на Накахару, чувствуя, как промокают под дождём волосы и одежда. Он много раз видел его в бою, но это нельзя было сравнить ни с чем. Когда-то разрушительные, но грациозные движения стали резкими и грубыми, черты лица парня из миловидно-девичьих, немного острых превратились в неузнаваемо жуткие. — Ты же знаешь улицу Сурибачи и помнишь, что там было до того взрыва. Так вот… Это было Божество, которое сейчас находится в Чуе. — Твою мать… — Он управляет гравитонами. И сейчас создаёт плотную чёрную дыру. Чуя не контролирует это… Широкая острая улыбка и безумный, опасный блеск в глазах. Рыжие испачканные волосы растрепались, придавая Чуе ещё более дикий вид, но хуже всего — тот смех, что всё ещё стоит в ушах. Накахара разрывается криком, отправляя новую сферу в здание. Дазай поднимается на ноги, наблюдая за тем, как Чуя превращает строение в груду камней, как, опустившись наконец на землю, сносит всё на своём пути, ища взглядом цель. Очередная сфера летит в сторону солдат Портовой Мафии, и остальные, видя подобное, начинают пятиться. Осаму только хмурится, хватая за локоть стремящегося вперёд Акутагаву и качая головой. Тот отвечает возмущённым взглядом, вырывая руку. — Не надо, Акутагава-кун, — предупреждает Осаму, метнув в него убедительный взгляд. — Это не тот случай. — Ты защищаешь его, Дазай? Он уничтожил всё, что мог! — вскрикивает зло парень, перекашивая лицо в недовольной, гневной гримасе. — Ты не остановишь его. Не глупи. — Как отвратительно. Мало того, что ты предал Портовую Мафию, так ещё и о смерти солгал. Думал, я поведусь на твоё сообщение?! — А разве это не так? Дазай вытирает кровь, стекающей со лба до подбородка, и вдруг замечает шевеление у здания, а затем и поднимающегося Поля Верлена. Даже он представить не может, как бывший Старший Лейтенант клана вообще выжил после таких ударов, но, видимо, не зря его способности были на слуху. Чуя сразу замечает свою жертву, и Дазай делает шаг вперёд, когда Накахара атакует в последний раз. Мужчина поджимает губы, но шаги его уверенные, даже если последние. — Эй, — он обращается негромко, пока парень, широко раскрыв глаза и тяжело глотая ртом воздух, застывает. — Ты хорошо поработал, Лисёнок. Дазай не узнаёт невидящий взгляд, который получает в ответ, но приближается и без промедления опускает ладонь на щёку Чуи, заставляя их обоих загореться небесно-голубым цветом. Он слышит, как Накахара издаёт сдавленный вздох перед тем, как его ноги подкашиваются, и пальцами цепляется за Осаму в попытке не свалиться. Дазай обвивает парня руками, не позволяя упасть, но с треском в груди чувствует, как тот, весь испачканный пылью и кровью, содрогается всем телом, задыхаясь и опуская голову. Осаму закапывается пальцами в густые волосы, оставляя весь мир где-то за спиной, и мягко улыбается, ведь успел. Однако где-то позади раздаётся рёв моторов и шин, а затем и чужие многочисленные шаги. — Верлен… Он?.. — Чуя сипит, медленно поднимая голову, и Дазай сжимает челюсть, видя, что у того всё ещё идёт кровь изо рта, стекая по подбородку. — Мёртв. Всё кончено, Чуя-чан, — мужчина выдавливает из себя улыбку, убирая упавшие на лицо Чуи пряди ему за ухо, пока из-за спины до него не доносится знакомый голос и щелчки перезарядки автоматов. — Дазай-сан, отпустите Чую Накахару и отойдите. Чуя тут же переводит взгляд ему за спину, недобро хмуря брови, но его взгляд расфокусирован, и он едва ли способен сразу что-то понять. Мужчина медленно поворачивается лицом к пришедшим, поддерживая Чую за талию, и хмыкает: — С чего бы мне это делать? Артур Рембо, одетый в тёплое пальто даже в такой жаркий месяц, стоит в нескольких метрах от них со свойственным ему бесстрастным выражением лица в кругу вооружённых людей Накараха-кай, облачённых в чёрное кимоно с красными нашивками. — Вы, господа, немного опоздали. Операция окончена. Глава Портовой Мафии мёртв, как и ваш Старший лейтенант, — Дазай с насмешливой ухмылкой кивает в сторону уже неподвижного тела, зная, что сейчас Рембо позволит себе лишь тяжёлый взгляд на оппонента, даже не посмотрит в ту сторону, но позже обязательно подойдёт к Полю. — Поздно приходящим достаются кости. — Наследник клана вернётся в штаб вместе с нами, — холодно отвечает Рембо, делая шаг вперёд, и только того, как вздрагивает в его руках Чуя, достаточно, чтобы практически зарычать: — Чуя уедет отсюда только со мной. Вы и сами прекрасно всё знаете, Рембо-сан, с вашей стороны глупо полагать, что наследник отправится с вами куда-либо. Так что вы свободны. Артур переводит нечитаемый взгляд на Чую, что сейчас едва способен держаться на ногах и дышать, не то что говорить, а затем из отряда в их сторону выступают несколько крупных мужчин с решительностью на лице и оружием в руках, но замирают, как только слышат: — Отставить. Не трогайте их, — вперёд выходит ещё один человек, в таком же чёрном кимоно, но с хорошо знакомым лицом. Дазай слышит, как вздыхает Чуя, а затем переводит на мужчину непонимающий взгляд, поднимая брови. — Накахара-сама, — обращение, кажется, ещё больше удивляет парня. Тачихара выходит вперёд, уверенно смотрит только на Чую и отдаёт низкий поклон, держа спину ровной. Дазай наблюдает за тем, как забавно изгибает брови Накахара, как хмурится в недоумении, когда вышедший к ним юноша вдруг опускается на колено. Чуя резко оглядывается на него, Осаму, пытаясь понять и найти ответы. — Накахара-сама, — повторяется Мичизу, склоняя голову. — Я, Младший Лейтенант Накахара-кай, клянусь вам в верности и преданности. Всё это время я работал рядом с вами в Портовой Мафии как двойной агент, но более вам ничего не угрожает. Позвольте мне и вашим людям сопроводить вас до штаба. Чуя сглатывает. Кажется, Дазай отчётливо это слышит. Поэтому даже усмехается, но парня держит крепко. — Тачихара-кун, Наследник сейчас и половины не поймёт, прекращай. Мичизу коротко обводит Чую взглядом и торопливо встаёт на ноги, извиняясь. — Дазай, что происходит? — сипло спрашивает Накахара, непонимающе хмурясь. — Мичизу-кун работал в Мафии с того момента, как ты там появился. Но он человек твоего клана. Потом тебе всё расскажу… — Что? — Чуя-сан, вам придётся отправиться с нами. Я не намерен доверять Наследника человеку Портовой Мафии, — слышится холодный голос Рембо, и Чуя вдруг отходит от Дазая, что слабо поднимает брови. Парень едва на ногах стоит, но, цепляясь за его плечо одной рукой, выходит вперёд и зло щурится. Осаму только гордо подбородок поднимает, улыбаясь. — Я больше не ваш Наследник… Разве… Я не прав? — ему тяжело говорить, но каждое слово пропитано искренним презрением. — Я не стану кумичо… Накахара-кай… после предательства Поля Верлена. И уж тем более не стану… доверять вам, Рембо-сан. — Позвольте объяснить вам всё позже- — Нет. Не позволю. Тачихара, забирай своих людей и проваливайте, — Чуя выплевывает эти слова, заставляя парня с кирпично-красными глазами поднять брови и даже на миг растеряться: — То, что случилось, не касалось клана, это было- Накахара опускает плечи, находит кого-то вдалеке взглядом и снова поворачивается к Дазаю, тихо произнося: — Это… уже неважно. Дазай, что там… Что там делает Марк? Осаму переводит взгляд в сторону, и именно в этот момент Твен поднимается на ноги, глядя на них большими взволнованными глазами. Его руки, перепачканные в крови, дрожат, а рот открыт в тяжёлом дыхании. Дазай перевод взгляд ниже, замечая неподвижное тело, и поджимает губы, взяв Чую под руку. — Ну… Мечты одного из нас, судя по всему, сегодня исполнятся, — отвечает Дазай и, будто не замечая недовольства Младшего Лейтенанта, ведёт Чую в сторону Марка, что сразу подрывается к ним, начиная активно жестикулировать. — Чуя-сан, здесь… Кимура, он… В общем этот ублюдок ранил его. Как его там? Х… Хаяси, да. Я застрелил его, но не успел, он, кажется… Кажется мёртв. Не дышит, пульса нет. В общем я... — парень говорит быстро, бегая по ним взглядом, а затем поджимает губы, опуская глаза, и глубоко хмурится. Чуя шумно выдыхает, оглядывая тело Акайо. Тот не просто ранен своим же клинком. Оружие воткнули в живот и провели им вверх, фактически вспоров брюшную полость. Дазай не может понять, что видит в голубых глазах. Это не безразличие, скорее усталая тоска, но парень все ещё держится за него, пока к ним не подбегает Куникида. Накахара протестует взглядом, но Дазай смотрит твёрдо и передаёт Чую в руки Доппо, что подхватывает его под руку, всё никак не переставая задавать вопросы. — … Дазай, неужели это?.. — Помолчи минуту, Куникида, — Дазай переводит взгляд на Марка, щурится, а затем опускается на корточки перед Кимурой, чьему умиротворению в закрытых глазах и опущенных уголках губ даже после такой жестокой смерти можно даже позавидовать. — Пока он ещё не ожил, я сделаю то, о чем мы договорились. — Нет! — Марк вдруг перехватывает его руку на полпути, сжимая пальцами, но Дазай тут же её одергивает, бросая злой взгляд на мальчишку. — Не смей- — У нас был договор, Твен, так что не мешай мне. Однако, Твен неожиданно поднимает с земли свой пистолет, стирая рукавом кофты с лица дождевые капли. Он направляет дуло на Дазая, сохраняя на лице почти отчаянную решительность. — Нет. Он не умрёт сегодня, ясно? Не прикасайся к нему, — Марк шипит, ещё больше раздражая, и Осаму тяжело вздыхает, выходя из себя и рявкая: — Ты знаешь, каким он очнется? Совсем крышей поехал? Кимура хотел умереть, так не будем ему в этом мешать! Марк спускает предохранитель, предупреждая, и зелёные глаза наливаются гневом. — Марк, опусти пистолет, — голос Чуи сзади заставляет чуть склонить к нему голову. — Мы… не будем этого делать… Дазай. Не надо. Осаму закатывает глаза, встаёт на ноги, хлопая по бедрам ладонями, и поворачивается к Чуе, но, когда только решается начать говорить и убеждать в том, какая это глупость, чувствует, как слова остаются в горле. Накахара с каждой секундой всё больше теряет способность стоять и держать глаза открытыми, а выглядит так, будто его пропустили через мясорубку. Дазай просто не находит в себе сил с ним спорить, поэтому лишь соглашается. — Теперь он — твоя ответственность, Марк. Делай, что хочешь. Куникида, нам срочно нужна Йосано-сан, обо всем остальном поговорим потом. Пора расходиться, сюда вот-вот приедут остальные отряды Портовой Мафии. — Нет, — Чуя качает головой, давясь кашлем, а на его ответ Дазай вопросительно поднимает брови, наблюдая, как стекает из-за дождя кровь по лицу напротив. — Не приедут… Главный офис… — Позвольте мне, Чуя-сан, — Марк делает шаг к нему, убирает пистолет и теперь смотрит на Дазая, говоря: — После того, как военная полиция оцепила периметр, я пробрался в офис по просьбе Чуи-сана. Нелегко было пробраться на этаж, где хранится оружие, но мне удалось установить бомбы у несущих стен, — Твен вдруг улыбается, пускай и вяло, а затем опускает взгляд на наручные часы, слабо сводя брови. — Штаб должен был взлететь на воздух около пяти минут назад. Так что им там есть, чем заняться. Дазай поднимает в удивлении брови, открывая рот, а затем забирает из рук Куникиды Чую, обдумывая слова Марка. Так вот, зачем они созванивались… Это поражает не до глубины души, но Осаму отдаёт должное такому плану, лишь после хмуро спрашивая: — Что с Коё Озаки? Она была внутри? — Нет… Я предупредил анэ-сан, — отвечает ему Накахара, бессильно цепляясь пальцами за его кофту и тихо шипя от боли. — После того, как мы приехали сюда. Это было последнее, что говорит Чуя перед тем, как в обмороке обмякнуть на его руках. ________ Дазай закрывает за ними входную дверь, оставляя Чую у стены, к которой тот прислоняется, сгибаясь. Они вернулись в квартиру, выделенную ему Детективным Агентством, потому что Осаму полностью уверен в том, что только здесь Чуе ничего не угрожает. Он оглядывает до смерти изнеможённого парня, скидывает обувь и не нарушает тишины, помогая Чуе раздеться. Лишь после лечения у Акико Йосано Чуя восстановил способность передвигаться, хотя и не без его, Дазая, помощи, но значительные раны она вылечила и подправила его самочувствие после использования истинной формы Смутной Печали. — Давай, счастье моё, тебя нужно отмыть… Интересно, бывают ли рыжие свиньи? — задаётся вопросом Осаму и улыбается, когда Чуя кидает на него раздраженный, такой свойственный ему взгляд. — Ты был похож на свинью больше, когда появлялся дома в крови каждый раз, — Чуя говорит негромко, но уже чётче, принимая его помощь и проходя в небольшую ванную комнату. Мужчина на это только фыркает, усаживает на бортик ванны и принимается настраивать воду. Чуя не сопротивляется, когда Дазай его раздевает, а затем, подхватывая неожиданно на руки, усаживает в горячую воду. После работы Акико на нем не осталось открытых ран, но парень словно по старой памяти едва не начинает шипеть, с удивлением обнаруживая, что кожу не жжёт. Вместо ран остались только шрамы. Но боль всё же остаётся. Тело ломит. Каждая косточка будто чужая, не его. Каждая клетка от воспоминаний о том, что он чувствовал, отдав контроль нечеловеческому внутри, жалобно ноет. Больно внутри, под рёбрами, от осознания, что, по сути, будущего у Чуи тут нет. Он не верит Рембо, не верит непонятно откуда взявшемуся Тачихаре. Дазай объяснил, что тот работал как двойной агент, чтобы наблюдать за наследником изнутри вражеской организации, чтобы в случае чего защитить. И об этом знали только три человека: Дазай, Рембо и сам Мичизу. Но не Чуя. У него уже просто нет сил выяснять, почему и зачем, он только осторожно смывает кровь с рук, видя, как та, перемешиваясь с грязью, утекает по белой чугунной ванне в канализацию. Осаму рассказал, что связался с Рембо ещё днём, подозревая, что тот просто не в курсе всех событий, и Артур действительно был в Токио, но сразу же сорвался в Йокогаму. Поверил ли он Дазаю? Тяжело поверить в предательство близкого человека. Чуя не верил Верлену так, как Артур. Что тот сейчас чувствует? Но Накахара не хочет знать. Он не может поверить. Парень помнит, что, взглянув на мёртвое тело Поля, не почувствовал ничего, кроме сжирающей изнутри пустоты. Он не был рад, что отомстил, не испытывал удовольствия от убийства. Ему лишь хотелось смыть с себя этот день, выцарапать из себя внутреннее присутствие Божества, с которым пришлось сражаться рука об руку, чувствуя, как оно поглощает, заставляя подчиняться. Чуе незачем возвращаться в клан, даже если его там ждут. Он знает, что Мори мёртв, но понимает, что всё это время боролся не с тем врагом, впустую. Он разрушил Портовую Мафию, что была домом для многих, и всё напрасно. Все силы, которые он вложил в своё дело за этот месяц, вся месть, которую он жаждал, — всё это не имеет больше никакого смысла. И это душит его ледяными пальцами, заставляя болезненно насупить брови. Возможно, он сможет это обдумать позже, когда будет в состоянии? — Осаму… — Чуя прислоняется виском к прохладному кафелю стены, поджимая колени к груди и обнимая ноги руками. Он закрывает глаза, позволяя Дазаю взять шланг от душа и начать смывать всю грязь с его волос и тела. — Мори мёртв. Ода Сакуноске отомщен. Что ты… чувствуешь? Чуя интересуется искренне. Может, он сможет понять свои чувства, если узнает о том, что думает Дазай? Сможет определиться? Осаму тихо и невесело хмыкает, зарываясь пальцами в его влажные волосы, а затем начиная вспенивать шампунь. Чуя солгал бы, если бы сказал, что ему неприятно. Нет, это успокаивает, как и само присутствие мужчины, его едва уловимый запах. Всё, что остаётся осадком в груди, это именно мысли о Оде. — Ничего, — спокойствие в голосе Дазая заставляет нахмуриться. Чуя хочет взглянуть на него, но не открывает глаза, пока по лицу стекает мыльная вода. — Не знаю, Морковка. Я сделал то, что должен был. Ода умер, желая отомстить за приют, в котором мы росли. После того, как мы оба попали в Портовую Мафию, в приюте появлялись другие дети, и Одасаку заботился о них. Пока Мори об этом не узнал. Я лишь сделал то, чего не смог сделать он. Накахара чувствует, как тяжелеет сердце, но проходится ладонями по лицу, открывая глаза и стеклянным взглядом упираясь в стену. Осаму не говорил об этом раньше, хотя это явно было важно для него. Много ли ещё не знает Чуя? Нужно ли ему знать? Да. Ему бы хотелось. Но его мучает осознание того, что Оду он заменить не сможет и никогда бы этого не хотел. Чуя не из тех, кто сможет быть для кого-то лишь «вторым». — Но тогда… Ты должен быть доволен, нет? — Чуя, «месть» сама по себе звучит красиво. Она может быть мотивацией и стимулом, но неизменна в том, что радости никогда не принесёт. Только пустоту. Мсти, или нет, мёртвые остаются мёртвыми. Ничего не поменяется. Мы делаем это исключительно из самолюбия. Дазай берет мягкую мочалку и проводит ею по спине, а Чуя опускает взгляд на свои руки. После ножа остался только шрам на ладони, ещё один к тому, что выше, идёт вдоль. С первого задания. И кожа, стертая до мяса, будто не была тронута. Это слишком странно, Накахара привык залечивать раны после заданий ещё несколько дней, а то и недель. Но Йосано хорошо справляется со своей работой врача. Видимо, из-за её ценного дара за неё так держался Огай. Он не знает, что ответить Дазаю. Чуя не хочет размышлять об этом, но кроме пустоты сейчас действительно ничего не чувствует. Если только слабую ноющую тоску под сердцем. — Ода… Ты всё ещё любишь его? Или те воспоминания? — решается спросить Чуя, отводя взгляд. Он напрягается всем телом, чувствуя, что рука Дазая замирает. Чуя успевает только моргнуть, когда чужие пальцы касаются его подбородка, поворачивая голову. Осаму заглядывает ему в глаза, и парень старается сохранить свое лицо безразличным, но видит, насколько нелегко тому отвечать на подобное. «Нелегко» и «отвечать» в принципе не должны стоять рядом с именем «Дазай Осаму», но тот поджимает губы, ища что-то в голубых глазах, и Чуя даже жалеет, что начал говорить об этом. Но рано или поздно ведь придётся? Он понимает, что может ранить словами, но ему нужно знать. — Говори прямо, что имеешь в виду, — его голос звучит со стальной ноткой, а парень чувствует, как его снова покидают силы. — Я всё ещё не понимаю, что тебе от меня нужно. Мори мёртв. Я больше не наследник клана. У меня ничего нет… И я никогда не стану им, — Чуя говорит эти слова практически шёпотом, опускает собственный взгляд и ведёт подбородком, укладывая его после на собственные дрожащие колени. Со стороны слышится тяжёлый вздох. Чуя сглатывает, понимая, что ему страшно услышать ответ. Ведь всё уже давно за той чертой, где не только доверие, как бы тяжело ни было признаваться себе в чувствах. Он привязан к Дазаю, как ни к кому не был за всю свою жизнь, и случилось это слишком быстро, отняв возможность понять и прочувствовать. А сейчас что делать с этим всем? — Я хочу уехать, — приглушённо продолжает Чуя, когда Дазай убирает с него руки, судя по всему, обдумывая ответ, но эти слова заставляют мужчину замереть окончательно. — Я уеду во Францию, как только поправлюсь. Я не смо- — Послушай меня, — Дазай обрывает его, снова хватает пальцами, но теперь за челюсть, поворачивая к себе лицом и, усевшись на колени перед ванной, подаётся вперед. Чуя распахивает глаза от резкого тона и разливающейся тьмой злости в кофейных глазах. — Никуда ты не поедешь. Ты останешься здесь, рядом со мной, Чуя. Это не обсуждается. Дьявол… — он вздыхает, но продолжает, кажется, ещё твёрже: — С чего ты взял, что сможешь заменить кого-то? Одасаку был мне другом детства, старшим братом, после — объектом глубокого интереса. Когда он умер, часть меня навсегда умерла вместе с ним, но другая часть сейчас здесь, перед тобой. Прошёл уже не один год, да, воспоминания остаются, но чувства рано или поздно уходят. Я буду помнить Одасаку, потому что он был мне дорог, но это не ставит тебя на ступень ниже, ясно? Дазай убирает руку, пока Чуя, тяжело дыша, бегает взглядом по его лицу и глазам, подняв брови. Осаму на несколько секунд опускает голову, о чем-то думает секунд десять, что кажутся Чуе вечностью, а затем берет его левую ладонь и прикасается губами к шраму, закрывая глаза. Накахара наблюдает за тем, как трепетно дрожат его густые ресницы, пытается понять собственные чувства, загоревшиеся волнением в груди. — Я клянусь тебе в верности, Чуя, — произносит тихо Дазай, обжигая горячим дыханием ладонь. — Я сделаю всё, чтобы ты больше не был один, только… верь мне, но взамен не смей оставлять меня. Парень протягивает вторую руку, по которой бегут капельки воды, и поворачивается всем корпусом к Дазаю, обнимая его за плечи. Он утыкается носом в его тёплую шею, прячась там и судорожно выдыхая: — Ненавижу тебя. — Врешь, Чу-у-уя. Ты жить без меня не можешь. Возможно, когда Чуя появился в квартире Осаму, он стал для него спасением от одиночества. Возможно, и Дазай стал для него тем же самым, когда Чуе пришлось вернуться в Японию. Чуя не знает, но уверен — они вместе, а это куда больше, чем по одному. Даже если снова придётся вернуться к этому разговору, ведь ему не раз нужно будет услышать подтверждение этих слов. Даже если снова будет больно. Но именно в этот миг те тайны и недосказанность, все те вопросы и подозрения — всё это остаётся где-то позади, теряя после сегодняшнего всякое значение. Чуя не замечает, как окунается в темноту, теряя сознание от нехватки сил после сегодняшнего использования способности, и Дазай подхватывает его на руки и относит на футон. Ни на следующее утро, ни к вечеру Чуя так и не просыпается. Этого не происходит даже через день и два. Дазай практически не выходит из квартиры, иногда созваниваясь с Куникидой для того, чтобы узнать информацию о происходящем за пределами этих обманчиво безопасных стен. Даже Ацуши, живущий в нескольких квартирах от них, один раз заглядывает, чтобы спросить о самочувствии Накахары и передать продукты. Но Чуя продолжает спать крепким беспробудным сном, дыша ровно и умиротворённо, лишь изредка подрагивая во сне. Осаму не был удивлён этому после того, что случилось с парнем за короткое время использования истинной формы своей способности, но каждый раз, бросая взгляд на спящего, изучая растрёпанные по белой подушке вьющиеся огненно-рыжие волосы, бледное лицо и заметно похудевшее за эти тяжёлые дни тело, сжимает губы. У него появляется слишком много свободного времени для того, чтобы начать анализировать последние слова Чуи, и с каждым разом под рёбрами становится только тяжелее, но вывод напрашивается лишь один — Дазай не откажется и от своих искренних слов. Чуя открывает тяжёлые веки, просыпаясь от продолжительного сна, только к вечеру третьего дня, когда комнату заливает тёплый красно-оранжевый свет закатного солнца, мягкие лучи которого согревают кожу. Двигаться уже куда легче, но тело всё ещё неприятно ломит, затормаживая движения. Он пытается сфокусировать взгляд, чувствуя, как налегает на виски слабая боль, а в горле суше, чем в пустыне, пустившей трещины. Накахара моргает несколько раз — в глаза словно песка насыпали, и первым делом находит сидящего на футоне, к нему спиной, Осаму. Тот, опустив голову, не двигается, о чём-то задумавшись, и каштановые волосы под лучами солнца отдают красным. Чуе в этот момент кажется, будто если коснуться их, то окажется, что они невероятно мягкие и тёплые. А ещё Дазай сейчас без своих бинтов. То, какими дурацкими раньше они казались, вызывая всплеск раздражения, — сейчас просто детская глупость на фоне всего остального. И это даже немного греет в солнечном сплетении. Он изучает покрытую шрамами спину, а затем тихо и очень хрипло зовёт: — Дазай. Осаму не дёргается, но по плечам видно, что напрягается, почти тут же оборачиваясь. Чуя облизывает пересохшие губы, накрывает лицо ладонями и неспеша трёт, пытаясь согнать остатки сна. Мужчина молча протягивает ему стакан воды — точно мысли читает. Парень отказывается от помощи в попытке попить, сам садится на футоне и жадно осушает стеклянный сосуд, облегченно выдыхая и отдавая его обратно в руки Дазая. — Как себя чувствуешь? — голос негромкий, какой-то пустой и бесстрастный. Дазай снова поворачивается к нему спиной, вытягивая шею и поднимая голову, заглядывая в окно. — Жить буду, — медленно кивает Чуя, приходясь взглядом по длинной шее с характерными отметинами, о которых думать впервые как-то удручающе. — Putain… — он слабо хмурится, накрывая пальцами виски и протирая. — Сколько я проспал? — Три дня, — ответ Дазая заставляет распахнуть глаза. Такое вообще возможно? — Выспался, сонная тетеря? — с чужих губ слетает тихий смешок, но Чуя едва не подскакивает, садясь чуть ближе и глядя теперь обеспокоенно. — Что с Кимурой? И с Кланом? Какие новости? Осаму переводит на него взгляд медленно, щурясь как-то изучающе, а затем неодобрительно вздыхает, вводя пальцы в тёмные волосы и отводя их назад. — Всё нормально. Относительно. Ты можешь разобраться с этим позже, — он замолкает, но словно хочет сказать что-то ещё. Чуя догадывается сам — это касается Рембо и всего Накахара-кай, но он сейчас действительно не хочет углубляться. Нормально, значит, нормально. Дазай отводит взгляд, и Чуя только сейчас замечает, или хочет заметить, что что-то не так. То ли дело в молчаливости, то ли в отсутствии привычной дазаевской весёлости. Наверное, именно это заставляет в груди сердце болезненно сжаться и тоскливо затянуть узел в животе. Он переводит взгляд на небольшой кофейный столик недалеко от их постели и, поджимая губы, замечает несколько открытых бутылок саке. Осаму замирает, когда вдруг чувствует, как его грудь обвивают прохладные, тонкие руки, а к спине прижимается обнажённая грудь. К плечу — мягкая, податливая щека. Это кажется чем-то слишком необычным и неожиданным, оттого он почти не двигается, только дышит теперь глубже, прислушиваясь к тому, как сопит сзади Чуя. И с чего это он? Ответ напрашивается сам — от усталости, неподъёмной ответственности и, возможно, чувства вины. Наверное, думает, что Дазай злится после того разговора, а сам спросить об этом не может, от того и льнет к нему, как потерянный котёнок. Дазай сглатывает, когда чувствует, как прикасаются сначала к плечам, а после к лопаткам влажные, горячие губы, оставляя едва ощутимые следы. Чуя обнимает его чуть крепче, намекая на ожидание ответных действий, но целует каждый его шрам на спине неторопливо и изучающе. Горячая патока разливается от горла к груди, разогревая изнутри, льётся по животу и ниже. До тихого вздоха от того, насколько всё кажется интимным и ощутимо мягким, практически нежным. Чуя оглаживает его живот ладонями мягко, ненавязчиво, но Дазай перехватывает его кисти, когда чувствует, что чужие руки спускаются ниже. — Нет, Чуя, тебе нужно отдохнуть. Накахара мычит что-то неразборчивое ему в лопатки, обжигая кожу горячим дыханием, но касается уже настойчивее. В этом, пожалуй, и есть проблема тех, кто о главном словами сказать не может — отчаянно пытаться показать это скорее прикосновениями, мягкостью поцелуев вместо извинений или признаний. Проблема тех, кому до исступления требуются ответные действия, чтобы знать, понять — ты не брошен и ни на секунду не забыт. Чуя подается вперёд, всё ещё сидя сзади, осторожно кусает его за мочку уха, тут же зализывая укус, на что Дазай закрывает глаза, шумно выдыхая. Он медленно поворачивается к Чуе, укладывает того на спину, давая то, чего тому хочется сейчас почти до всхлипов — поцелуи и поглаживания по всему телу. Он всё ещё против активных действий, но Накахара дёргает его каждый раз за волосы при попытке остановиться, убеждая, что он в порядке. Едва ли это так. Сегодня Чуя, принимая медленный темп, впивается в его плечи пальцами как в нечто такое, что может испариться в любой момент, оставив в ладонях только клубок серебристого дыма. Сегодня он тычется носом в его шею, вдыхая его запах как при последней встрече, касается его губами и щеками везде, докуда способен дотянуться, и Осаму не может не отвечать ему тем же. Мужчина трогает его невесомо, осторожно, точно прикасается к самому ценному и хрупкому, пускай последнее уж точно не про Чую. Дазай, слушая крайне тихие сегодня стоны, нисколько не удивляется, когда Чуя под ним начинает бесшумно плакать. Накопившееся внутри комом в его горле выходит наружу горячими слезами, что словно могут оставить на щеках и зацелованной шее ожоги. — Не останавливайся. Останься… — Чуя всхлипывает ему в шею, крепко прижимаясь грудью к груди, подаваясь навстречу бёдрами. — Не оставляй даже после смерти, слышишь? — его же фразой просит. Чуя словно разрывается от эмоций, и Дазай знал, что это произойдёт, когда тот останется один или наедине с ним. Такое уже было — Чуя может показать истинное только при нем, но, несмотря на жалобно сжимающееся сердце в груди, Осаму солжет, если скажет, что не испытывает в такие моменты толику удовольствия, стирая губами с щёк солёные слезы. Потому что это сокровенное было показано лишь ему, и Чуя весь, от ступней до макушки, от слез до улыбки принадлежит ему. Как и Дазай Чуе. Парень оказался способен поддерживать его внутреннее спокойствие и вместе с тем нарушать его, заставлять колебаться. Ему достаточно одного присутствия Чуи рядом, чтобы прекратить скучать, ведь это наполняет его удовлетворением. И за это Дазай никогда от него не отступит. Суть не в физической близости, а, скорее, в попытке показать, что всё в порядке. Что они оба здесь, цепляются друг за друга как за последний глоток воздуха. Друг другу надёжно принадлежащие. Невообразимая целостность, разливающаяся горячим по всему телу. Но даже эти неспешные и нежные прикосновения не способны передать все те мысли и чувства от того, что они оба вытесняют друг из друга эту мрачную пустоту и одиночество. Чуе хочется сказать, чтобы Дазай забрал всё, что у него есть. Даже если и сблизился с ним ради какой-то цели. Пускай забирает что угодно, чем бы оно ни было. Но он только закрывает глаза, роняя с ресниц слёзы от пережитого, от нынешней сломленности, и тихие стоны с губ, ставшие свидетелями того, насколько ему необходимо в этот момент стать поглощённым. Он не знает, будет ли в порядке завтра или через год, но отсекает желание от этого сбежать. Чуя подставляет щёки, принимая поцелуи. Зная, что сезон дождей в Японии наконец закончился.