Spiegelbild

Мы стояли так ещё примерно с минуту. Я совершенно не понимаю, что сейчас мной руководит, но вдруг что-то щёлкнуло у меня в голове, и я, находившийся до этого точно на низком старте перед забегом, резко сорвался с цепи и, схватив тебя как можно крепче, перекинул через прогиб. Уже рассчитывая, что сейчас я развернусь, взгляну в твои всегда такие хищные и нахальные, но теперь растерянные глаза, поскальзываюсь и падаю сверху на тебя. Лишь тогда в мою и без того тяжёлую голову начинают закрадываться смутные сомнения в возможности своей победы – вряд ли поединок со своей точной копией может в принципе увенчаться успехом. Судя по всему, та же мысль посетила и тебя. Отшучиваешься: - Что, насиловать собрался? Быть может, меня в самом деле мечет то в холод, то в жар, но именно эти твои слова мне внезапно так захотелось претворить в жизнь. - Может, собрался, - отвечаю тебе с наигранным безразличием, немного остудив свой пыл. – А может и нет. Не беспокойся. Мне ты ещё живым нужен, как-никак. - Ладно, если ты снова хочешь предложить мне перемирие… - встаёшь на ноги и потираешь ушибленный бок. – Я, пожалуй, соглашусь. Пока ты мне ещё все мозги не вышиб. После этих слов ты заливаешься звонким, задорным смехом, заполняющим всё пространство ванной комнаты. А ты мне нравишься… Можешь быть весьма забавным. - Что ж, тогда я обязательно загляну к тебе в скором времени, сладенький, - когда мы оба встали, подходишь ко мне вплотную, чувствуя на себе моё обжигающе-жаркое дыхание, щёлкаешь по носу и тут же удаляешься восвояси. Я просто молча наблюдаю за твоей элегантной походкой и переправой через зеркальную плоскость, будто мои ноги прибили к полу. Хотелось попросить тебя остаться со мной хотя бы на эту ночь, но я понимал, что произошедшего на сегодня хватает с головой, и унижаться как-то не хотелось. Что ж, я позволил тебе поматросить и бросить себя… Но это только сегодня. И поглядим ещё, кто кого использует в следующий раз. С этими мыслями я приплёлся в комнату и плюхнулся на кровать, мгновенно заснув и даже не взглянув на время – последнее, наверное, было к лучшему. Таблетки, о которых я благополучно позабыл, этим вечером остались мной нетронутыми. Наутро я проснулся с чёткой мыслью – я обязан с кем-нибудь это обсудить. Всё это. Начиная от развития взаимоотношений со своим двойником и заканчивая тем, что это «развитие», судя по всему, и стало причиной резкой утраты необходимости в таблетках. Я, право, даже не знал, с кем из парней я могу быть совершенно откровенным: Шнайдер уже чуть не отправил меня на лечение, Флаке и Олли не скажут, но явно подумают о том же, Пауль вовсе засмеёт, а Тилль… Пожалуй, оказался наиболее подходящим вариантом. Я совершенно уверен, что если мне повезёт и он сейчас находится в добром здравии, он меня поймёт: стоит хотя бы вспомнить то, что мы с ним вытворяли в молодости… Это увлечение было достаточно продолжительным. Оно зародилось ещё во времена становления группы, когда всё и случилось внезапно и незапланированно под воздействием порошка. Мы оба всё прекрасно запомнили, и, отказавшись от лицемерных масок забвения, решили продолжить. Тогда с девушками у всех были проблемы - у нас с Тиллем под боком были только мы сами, и кто бы мог подумать, что мне с ним станет так хорошо: намного более просто и искренне, чем с любой истеричной куклой; такие отношения развивались легко и совершенно не приедались никому из нас. Так я думал, пока Тилль не объявил о новой своей пассии, что я воспринял очень болезненно. Поругавшись на этой почве, мы собачились на каждой репетиции, и это заметно сказывалось на командном духе всей группы. Так продолжалось до тех пор, пока пассией не обзавёлся и я – тогда мы с Тиллем помирились окончательно и уже условились забыть обо всех наших страстях, однако именно благодаря этому опыту я смогу открыть Тиллю душу. Я набрал его номер. - Линдеманн, - голос звучал абсолютно ровно, свидетельствуя о том, что сегодняшний опохмел не перерос в очередную попойку, что не может не радовать. – Что стряслось? - Да так, поговорить хотел, - я начал издалека, непроизвольно закручивая пальцем короткую прядь своих волос. – Не сильно занят сейчас? - Да нет, разве что за пивом сходить собирался. Кажется, я значительно переоценил планы Тилля на сегодняшний день. - Стой-стой-стой, я хотел предложить тебе немного прогуляться, да и кроме того… - при одной мысли о выносе сора из нашей с двойником избы у меня ком в горле встал. – Есть, что обсудить. Кажется, это очень важно для меня. - Что ж, хорошо, можем сходить за пивом вместе, - это предложение прозвучало совершенно непринуждённо. - Боже, Тилль, ты неисправим. Ладно, тогда встретимся у твоего дома в полтретьего. - Замётано. Выпив для профилактики необходимую дозировку лекарств, чтобы перестраховаться, я стал приводить себя в надлежащий вид. Кто бы мог подумать, что сегодня я буду с тёплыми чувствами вспоминать тот вечер, когда мне в последний раз удалось побриться по-нормальному, глядя в большое настенное зеркало, а не сгорбившись кривляться перед маленьким кругленьким стеклом, которое я притащил в ванную из комнаты для "удобства". Надеюсь, хоть это отражение с ума не сойдёт... Ты почему-то не встретил меня сегодня утром. Быть может, отсыпаешься после бурной ночи, или же приходишь в себя после едва не состоявшейся драки. Я уже даже в какой-то мере скучаю по твоим подколам и придиркам – настолько они стали для меня привычными за какие-то пару дней. - Надеюсь, мы ещё увидимся сегодня, - с этими словами, адресованными пустому зазеркалью, я покидаю ванную, а затем и дом. *** - Так что ж… - банка пива открылась с негромким шипением. – Получается, у тебя случился половой контакт с самим собой? - Так точно. Мы сидим с Тиллем вдвоём в одном из самых немноголюдных мест всего Берлина, в небольшой беседке старого парка близ небольшой рощицы. Изначально я боялся, что Тилль и сейчас поднимет меня на смех – ну кто в здравом уме поверит в такое? Оказывается, как раз Тилль. Либо он в самом деле имеет основания верить мне, некогда столкнувшись с чем-то подобным, либо психолог из него может выйти хоть куда – второе утверждение, конечно, было намного ближе к действительности. Даже со стороны мы походили на психиатра и его пациента: съёжившийся и схватившийся за голову я и недоделанный Зигмунд Фрейд с банкой пива вместо тетрадки с заметками напротив меня. - Знаешь, я тебе немного завидую. Кроме шуток, - Тилль сделал очередной глоток из банки, собираясь с мыслями. – Радоваться надо, ты ж ни с кем, кроме себя любимого ужиться не можешь. - Боюсь, что и в этом плане промах, - вспомнив все наши с двойником перепалки, я нервно закурил, наблюдая за тем, как Тилль распахнул рот от несказанного удивления – дескать, насколько же сложным тогда может быть мой характер на самом деле. – Но не всё так плохо. Стало. После того, как случилось… Это. - Ааа, вот оно что, - Ох уж эта его ехидная улыбка! - Секс сближает, не так ли? Кому, как не нам, это особенно известно. Я наигранно усмехнулся. Несмотря на то, что периодически я, сидя глубокими одинокими вечерами на кухне с сигаретой, с какой-то до конца непонятной даже мне нежностью, прокручивал в памяти дни, проведённые вместе с Тиллем, и понимал, что скучаю по этому лёгкому и беззаботному времени. Но ворошить прошлое вместе с ним мне сейчас совершенно не хотелось – ещё чего, чтобы он увидел эмоции, которые я старательно прячу даже от самого себя? Ну уж нет. - Эй, ты чего затих? – неожиданное прикосновение к моей щеке привело меня в чувства. – Всё хорошо? - Да… То есть, не совсем. Понимаешь, я просто не знаю, что мне теперь делать с этим дальше. С осознанием того, что твоя жизнь зависит от лекарств, а не как раньше, жить тяжеловато, знаешь ли. - Не вешай нос! Как я понял из твоего рассказа, у тебя теперь есть ого-го какое горяченькое противоядие. - Намекаешь, что нам с ним стоит почаще видеться? - Намекаю, что да. Воспринимай это как прекрасное новое знакомство, тем более, что это знакомство с самим собой. Я бы, например, с удовольствием взглянул в глаза самому себе – именно себе, а не подражающей мне картинке на поверхности зеркала. Как считаешь? - Считаю, что ты прав, - слова Тилля вызвали у меня лёгкую улыбку и невероятное облегчение. Кажется, это – именно то, что мне так необходимо было услышать. Оставшийся вечер мы провели в этом же парке, обсуждая абсолютно разные вещи: детей, семьи, что-то из местных новостей, стараясь только не затрагивать музыку и планы относительно сольных проектов – этого всего сейчас хватало по горло. Когда солнце стало опускаться в закат, Тилль, на удивление ограничившийся сегодня лишь двумя банками пива, вызвался проводить меня до дома – очень заботливо и по-дружески с его стороны. - Но прежде чем мы разойдёмся, я бы хотел дать тебе один важный совет, - сказал Тилль, когда до моего дома оставалась примерно пара десятков метров. - Наслаждаясь компанией партнёра, доверяй ему, и позволь ему доверять тебе так же, но ни в коем случае не лезь туда, куда тебя не просят, - Тилль максимально серьёзно посмотрел мне прямо в глаза. Я прекрасно понял, с чем был связан этот совет, и почему он вдруг настроился на такой нешуточный лад – ноги у этого наставления росли из нашего прошлого опыта, и поддерживать зрительный контакт с другом было для меня сейчас максимально некомфортно, будто мне, провинившемуся ребёнку, приходилось посмотреть в глаза своему строгому отцу, но, понимая важность происходящего как для Тилля, который по-прежнему за меня волнуется, так и, собственно, для меня – виновника сего торжества, я пересилил себя и взглянул в его круглые, лазурно-голубые глаза, такие же чистые, как его намерения и пожелания для меня. - Хорошо, Тилль. Спасибо тебе большое за вечер. Мы обнялись и разошлись по своим домам. Как только я перешёл за порог, я понял, что катастрофически устал сегодня, но усталость эта была приятной – словно после хорошей тренировки, хоть истощён я был не физически, а, скорее, морально. Всё, на что меня сегодня хватит – контрастный душ и чашечка горячего кофе с парой сигарет, но, думая об этом, я осознаю, что в списке не хватает как раз тебя. Нужно поговорить. Спокойно, дипломатично, как и советовал мне Тилль. Довольно тяжело быть доброжелательным к неведомой сущности, которая при любой удобной возможности тебя подкалывает – ну не могу я оставаться невозмутимым, когда под вопрос ставится мой авторитет, даже если бы он падал лишь в глазах одного человека. И вообще, кто тут чьё отражение? Будет выпендриваться – напомню ему о его настоящем месте и предназначении! Освободив голову от перегружающих меня раздумий хотя бы на время, я встал под прохладную струю. Говорят, вода смывает тревожные мысли, а сегодня их накопилось достаточно, чтобы поверить в это утверждение. Закончив, надеваю на себя любимый махровый халат и направляюсь на кухню, где меня уже ждёт чашечка кофе. Да ну? Напиток ещё горячий. Готов был явно практически впритык к моему выходу из душа. И чашечка, красненькая в горошек... Моя любимая. - Ты знал, что я приду, не так ли? Ответа не последовало, вместо него, откуда ни возьмись, появился ты собственной персоной. Хотя я и старался настроить себя максимально дружелюбно, мысль о том, что моя стратегия заключалась в прямой пропорциональной зависимости (а может и умноженной на двое) моего поведения от твоего, никак не хотела покидать разум. - Поговорить надо. - Пройдём в спальню. Ты устал, - таким спокойным я тебя ещё не видел. - Там и поговорим. Это казалось чем-то невероятным. С одной стороны, глупо удивляться тому, что мой собственный двойник улавливает тонкие волны моего настроения и начинает мыслить в похожем направлении, а с другой... Неожиданность остаётся неожиданностью. Мы садимся на незаправленную кровать. Ставишь поднос с двумя чашками кофе на прикроватный столик, берёшь свою и аккуратно дуешь на гладкую поверхность напитка. Тоже не любишь горячий? Ну и ну. - Выкладывай. - А что выкладывать? - Я даже не знал, с какой стороны подступиться к этому вопросу. - Я, для начала, одно хотел узнать. Ты тогда серьёзно согласился насчёт перемирия? - А ты сам как думаешь? Думаешь, что мне нравится драться с тобой? Тратить на это свои нервы? Расхлёбывать последствия? - На тебе сейчас ничего нет, кроме шорт, и я прекрасно вижу синяки, оставленные мной на твоём рельефном теле. - И все твои насмешки... - опешив от неожиданности, возражаю тебе - в такое откровение после всех твоих поступков было непросто поверить. - Я просто люблю подкалывать людей, Круспе! Тебе ли не знать? Всё начинает проясняться. Мы с ним намного более похожи друг на друга, чем мне хотелось бы изначально. Единственное, что отличает нас в нашем поведении - отношение к ситуации, и если он, давно желавший освобождения, наслаждается своим положением, то я был до невероятной степени удивлён таким поворотом событий охуел. Крайне и бесповоротно охуел. Но чем быстрее ты привыкаешь к нестандартной и неизбежной ситуации, тем лучше, так почему бы не повернуть её в нужное русло?.. - А знаешь, я думаю, что ты догадываешься, какое из последствий и мне, и тебе очень нравится... - перебиваешь мой внутренний голос. Подумать только. Либо ты ещё и телепат, либо в комнате повисла настолько ощутимая атмосфера похоти и желания, что и у тебя не осталось сил терпеть. Наблюдая мою ошарашенную реакцию, смеёшься, из-за чего кофе немного проливается на твои шорты. Мне стоит этим воспользоваться. - Испачкались... Какая жалость, придётся снимать, - игриво погладив ручку чашки, я ставлю её на стол и сажусь перед тобой на колени. Сегодня я хочу руководить процессом. Весь день этого ждал. Томно вздыхаешь в ожидании того, как я, удобно разместившись между твоих разведённых ног около самого интересного места, избавлю тебя от лишней на данный момент одежды... И вот, наконец я высвободил из тесного плена твой истекающий смазкой орган. Сегодня мы не будем торопиться, я практически уверен, что мы и так закончим достаточно скоро. Аккуратно беру крупный орган в ладонь, пальцем второй руки поглаживаю ствол так же, как две минуты назад гладил ручку у чашки - осторожно, нежно, трепетно. Подвигаюсь к нему вплотную так, чтобы ты ощущал им моё тепло; прижимаюсь щекой, провожу по нему носом, хлопаю ресницами по всей поверхности... Это заставляет тебя вскрикнуть от накаляющихся ощущений и всё того же разрывающего желания. Какой же он у тебя чувствительный... От каждого прикосновения моих ресниц, которые, пархающими движениями, словно крылья бабочки, легонько похлопывают по твоей влажной головке, ты вздрагиваешь всем телом, непроизвольно толкаясь вперёд, крича, умоляя меня о продолжении. Кажется, я был прав: если я сейчас возьму его в рот, ты кончишь за секунду, поэтому своему языку я нашёл другое применение. - Залезай на кровать. Послушно делаешь то, что я сказал. Поворачиваю тебя раком, и твой вид в этом положении доводит меня до состояния, похожего на то, что я только что видел у тебя: невероятная жажда разрядки. - Ну что же ты, - оказавшись в положении снизу, ты ведёшь себя уже более скованно, чем в тот раз, когда ты нагнул меня в ванной. Но я уже не хочу мстить. Я хочу сделать приятно и себе, и тебе. - У тебя такая красивая дырка, а ты её прячешь. Не дело это. И сразу же после этих слов я раздвигаю пышные ягодицы в стороны жадно впиваюсь в твою промежность, поднимаясь чуть выше, немного впуская язык в колечко мышц. Твои стоны невероятно заводят и дразнят мою и так сильнейшую жажду, поэтому я как можно быстрее двигал языком, всасывался, вгрызался в тебя и шумно сглатывал, доводя до исступлённого крика. Понимая, что ещё немного таких игр приведут к тому, что ты и вовсе кончишь без рук, сменяю язык пальцами, растягивая тебя одним, двумя, тремя, и, наконец, входя внутрь настолько аккуратно, насколько это предоставлялось возможным. После того, как ты спустя некоторое время кончил с моей помощью прямо на простынь, я двигался в тебе ещё примерно минуту. Поняв, что момент наступления моей разрядки уже совсем близок, вскрикиваешь: - Только не внутрь! Слышишь?! - Ты что, залететь боишься? - В душе я уже был, опять не хочу... Не дослушав тебя, я, на твоё счастье, успел вытащить и кончить на простыню. Вымотанные и вспотевшие, садимся на край кровати рядом друг с другом. Пододвигаешься ближе. Кажется, ты хочешь поцеловать меня в благодарность за столь чудный вечер. - Чистюля, - руками поворачиваю к себе твоё лицо, любуясь. - раз в душ идти не хотел, так давай бельё поменяй. Недовольно фыркнув, ты всё же пошёл за другим комплектом и достаточно быстро справился с указанием. Поблагодарив тебя, я довольно плюхнулся на кровать, собираясь поскорее заснуть, но с удивлением заметил, что ты никуда не уходишь. - Хочешь ко мне? Киваешь. Откидываю свободный край одеяла, чтобы ты мог под него забраться. Пока мы молча лежим, я рефлексирую на тему всего, что произошло со мной за сегодня. Насколько же Тилль оказался прав... Мне досталось настоящее сокровище, которое я сначала отказался принимать и понимать, как с ним нужно обращаться. И хотя я понимаю, что привыкать мне к нему ещё придётся довольно долго, я был несказанно рад тому, что этот тип, как минимум, не будет больше мне докучать. Уж не знал, что именно так судьба покажет мне, насколько важно уметь идти на компромисс - особенно на компромисс с самим собой. - Слушай, а звать-то тебя как будем? - спрашиваю тебя сквозь полусон. - Мы ж с тобой, получается, абсолютные тёзки. - Ну, раз ты у нас Рихард... То я согласен быть просто Цвеном. Как мило. - Спокойной ночи, Цвен. - Тебе тоже, Рихард. Кажется, лёд между нами начал потихоньку таять. Постепенно ты начинаешь открываться мне совершенно с другой стороны: не злой и саркастичной, а нежной, чувственной; показываешь мне именно то, чего я сам в себе никогда не замечал или старался скрывать от окружающих, близких, себя самого. Стало быть, мне ещё предстоит растопить не просто глыбу льда, а самый настоящий айсберг...