Серо-сиреневые

ㅤЕсли дотронуться до чего-то горячего, можно почувствовать холод. Зимний мороз начнет обжигать, если слишком долго не греться. С болью так же: когда ее столько, что едва хватает сил вынести, рано или поздно перестанешь чувствовать. Только боль не уйдет. С каждым днем приумножаясь, она заменит собой дыхание и кровь. Боль становится самой жизнью, когда ей это позволяют. ㅤФредерика Тревельян этого не знала, а потому — позволила. ㅤЕй было бы проще догадаться, что происходит, не растеряй она веру в себя, в ближнего, в целый мир. Отречься от андрастианства оказалось мало: Фредерика заодно отреклась и от самой себя. Потому что не знала, заслуживают ли люди вроде нее хоть чего-то хорошего. ㅤВозможно, прежняя Фредерика жила как-то неправильно. Возможно, не нашлось никого, кто бы провел вместе с ней работу над ошибками. ㅤА возможно, тот, кто наставлял ее прежде и поддерживал на ногах, обернулся ее злейшим врагом и ушел. ㅤИ вот скажите теперь: кто еще такого заслуживал? ㅤФредерика смотрела на жалкий обрубок, оставшийся от ее руки, и не понимала. Первые дни ей хотелось плакать — все время, каждый миг, наяву и во сне. Но хуже всего было то, что слезы не шли. ㅤЗатем желание плакать истаяло вместе с другими желаниями. Ее сердце словно прижгли, совсем как искалеченную руку; Фреда так и не поняла, что потеряла чувствительность, но не боль. А когда не чувствуешь вокруг пламени, того пламени, в которое ты своевольно шагнул... ㅤЗамечали все, кроме нее. Ее окаменевшие — вот-вот могут треснуть — плечи, стиснутые челюсти, бледное усталое лицо. Фреда словно не давала своей боли вырваться и оглушить весь мир. Она не слушала увещеваний, отворачивалась от друзей и соратников с их встревоженными лицами. Она боролась за мир ежечасно, боролась против Соласа, боролась с собой — она так устала бороться. ㅤИ когда она говорила: «Я хочу спасти мир», — то имела в виду: «Пусть все горит». ㅤА когда говорила: «Я хочу спасти Соласа», — то это значило: «Пусть он снова объяснит, как быть мной, как терпеть эту жизнь и сносить лишения, ведь раньше — с ним — это было так просто». ㅤФреда молча ложилась, молча вставала, не замечая, что все реже делает и то и другое. Фреда искала выход и не сдавалась, готовая погибнуть за весь Тедас... или вообще за что угодно. ㅤИ однажды вместо заученных правильных фраз она сказала Дориану: ㅤ— Я не могу. Не могу больше думать о нем. И о том, могло ли быть иначе, о том, что будет дальше и как не винить себя за это. О том, зачем все это, зачем был он, почему именно он, Дориан, разве это не сводит тебя с ума? Это сводит меня с ума. Я думаю об этом каждый миг; я так устала. Но я не могу, не должна сдаваться, только не сейчас — и это паскудно, Дориан. Разве я не заслужила?.. Хоть кто-то заслуживает того, что происходит? ㅤДориан помолчал и скупо ответил: ㅤ— Он заслуживает. ㅤФреда не ощутила ни единой эмоции, но даже эта неспособность чувствовать была ей безразлична. Ее рука не болела, сердце не саднило, голова не раскалывалась от мыслей и воспоминаний. А значит, можно наплевать и на тело, и на сердце, и забивать свою голову до бесконечности. Когда ничего не чувствуешь — ничего не страшно. ㅤПламя Ужасного Волка ластилось к ней со всех сторон, пока Фреда продолжала идти вперед. ㅤУмирать не страшно.