Смерть во сне? Нет, нет, нет - это слишком скучно

       Было то солнечно, то пасмурно. Тучи то и делали, что кочевали по всему небу закрывая солнце, но голубоглазую это никак не разочаровывало. Иногда, даже хотелось, чтобы пошёл дождь, вернее хотелось не дождя, а именно услышать его стук о черепицу и окна, дабы прочувствовать весь домашний уют. Более-менее проснувшись, она неспеша встаёт с постели и начинает тянуться, от чего голова тут же закружилась, а в глазах потемнело, что разом заставило упасть на падушку, что казалась холодным камнем. Вновь… Приняв водные процедуры, голубоглазая лениво спускается на первый этаж. Заметив дремлющего отца, она невольно улыбнулась, вспоминив, как в детстве частенько засыпала на его груди, пока тот плутал по царству Морфея. Казалось, что Томаса и пушками не разбудишь, хоть убейся. Порой, замечая усталый вид мужчины, ей сразу же становилось стыдно. Ей хотелось работать, хоть как-то помочь финансово, на что Томми всегда изъяснялся тем, что она подросток и ещё успеет окунуться во взрослую жизнь, а пока молодость бьёт ключём и он ещё в состоянии обеспечить их обоих, нужно просто наслаждаться жизнью. Такой расклад ей конечно же не понравился, но и не согласиться она не могла. Если устроится на работу против его воли, то рано или поздно Томас узнает, а учитывая население города, то узнал бы он об этом очень скоро, да и восемнадцати ей не было. Всё, чем Алиса могла помогать, это просто следить за домом, быть хранительницей очага так сказать: выбросить мусор, помыть посуду, пропылесосить, вообщем все домашние дела… Но и это голубоглазой казалось ничтожно-малым, чем она могла бы ему отплатить. Аккуратно накрыв мужчину флисовым пледом, Алиса всё таким же ленивым шагом направилась к холодильнику в поисках чего-то съестного. Готовить настроения не было от слова совсем, поэтому, девушка просто сделала бутерброд, поставив предварительно чайник. Голубоглазая по большей части предпочитала чай, в отличие от отца. Тот без чашки кофе просто жить не может. Если Томас не выпьет с утра этот свежесваренный напиток, то весь день будет ходить хмурым и нервным. Алиса же наоборот, обожала чаи, причём, с разными вкусами. Больше всего она любила либо вкус персика, либо же клюкву в сахаре, а порой, её притягивал вкус апельсина и корицы. На самом деле чай для неё являлся не просто напитком, что радовал вкусовые сосочки, а также, он был неким спутником к вдохновению. Конечно же, большую роль играла музыка, но чай тоже делал своё дело, ведь это так по-своему уютно, когда рядом стоит кружечка любимого чая. Главное не быть рукожопом и не пролить всё к чёртовой матери. Заслышав сзади шевеление, Алиса мгновенно повернулась в сторону звука, ожидая увидеть проснувшегося отца, но её взгляду предстала ужасающая картина, которую она боялась увидеть больше всего. Длинный язык клоуна блуждал по лицу спящего мужчины, заставляя девушку быстро поставить кружку с чаем обратно. Паника и дикий страх одолели её при страшной мысли о гибели самого дорогого человека в её жизни. Человека, что воспитал её, что всегда потдерживал. Она просто не могла этого допустить.  — Прошу тебя, не надо. Ты сказал, что не убьёшь его. — В панике проговорила она, боясь сделать лишнее движение. Оставив на лице Томаса последнюю слюнявую дорожку, Пеннивайз тут же дёрнулся, игриво хихикнув, после чего его лицо резко приняло серьёзный вид, предварительно застыв, от чего густая слюна сразу же устремилась вниз, медленно растекаясь по паркету.  — Поправочка, лисёнок. Я сказал, что не убью его, если ты не убьёшь себя. Советую не исключать его смерть. — Ядовито прошептал клоун, заставляя яблоки его глаз прокрутиться все триста шестьдесят градусов, от чего девушка тут же насторожилась, случайно сделав один шаг назад.  — Правила твоей дебильной игры не были нарушены. Я всё ещё жива и не собираюсь себя убивать, так что, будь добр, свали. — Лицо её было бледным. Глаза то и делали, что судорожно бегали, а в горле стоял противный ком, что накатывал волну истерики.  — Как некультуууурно… — С обидой пропел клоун, оголяя множество острых зубов, в то же время, переводя ядовитый взгляд горящих, янтарных глаз вновь на лицо мужчины.  — Стой! Извини, извини. Не надо, пожалуйста. Не надо, прошу тебя. —  — Хммм… Как то не убедительно. — Выдал клоун, продолжая оголять новый ряд зубов, на что голубоглазая тут же выскочила из-за стола, оставаясь стоять от монстра в двух метрах.  — Пеннивайз… Пенни, я очень тебя прошу, не делай этого. Оставь его в покое, пожалуйста. Тебе же нужен не он… — Тут зубы клоуна резко вернулись обратно, мгновенно уходя в глотку. Для девушки такое зрелище было не самым приятным, но на удивление, чувство отторжения это тоже не вызывало, что, по её же мнению, казалось странным. Демонстративно вздохнув, клоун тут же одним большим шагом сократил расстояние между ними, заставив Алису слегка занервничать, после чего, его пальцы медленно огладили подбородок голубоглазой, останавливаясь мёртвой хваткой на шее.  — Как же ты красиво лепечешь под страхом потерять близкого человека. Особенно моё имя… — Отпустив шею, его рука медленно продолжала очерчивать ключицы, заставляя девушку испытать резко-нахлынувшую волну мурашек, от чего клоун тут же усмехнулся, вогнав её в краску.  — Скажи его ещё раз, лисёнок. Скажи — Томно прошептали алые губы монстра, вгоняя девушку в жар. Аккуратно взяв второй рукой Алису за подбородок, клоун медленно огладил её дрожащие губы, после чего, резко вогнал большой палец в её горячий рот. Невольно взвизгнув, голубоглазая быстро зажмурилась, понимая, что, если издаст ещё хоть один малейший звук, то…  — Всё верно, Лисёнок. Папочка проснётся. Ты же не хочешь этого? Не хочешь? — Прорычал Пеннивайз, чувствуя как хлопок перчатки стал пропитываться горячей слюной.  — Давай, детка. Это не сложно, просто скажи — Судорожно продолжал говорить он, замечая, как слюна, пропитав весь хлопок, находившийся в полости её рта, начала каплями стекать на пол, превращаясь в тончайшие нити, что блестели на солнце.  — Пеиивайхх — Еле как выговорила Алиса, смущаясь всё сильнее. Глаза вовсе начали слезиться, от чего она всё же решилась их открыть, но тут же увидела перед собой томное лицо клоуна, на котором красовалась блаженная улыбка. Тем временем палец продолжал проникать ближе к горлу, заставляя ту нервно закашлять.  — Такая смущённая, такая милая, желанная, словно первая конфета для ребёнка… —  — Н-не надо — Процедила голубоглазая, уводя взгляд в сторону.  — Только я не ребёнок… — Прошептал Пеннивайз, притягивая её за талию, в последствии чего, из её губ случайно вырвался тихий стон, принуждая её лицо тут же вспыхнуть, а глаза вновь закрыться. В голове тут же поднялся шум, а тело ударило адовым жаром… «Ты такая же, как и я, только хуже.» «Возможно, я просто трус.» Ты мне никогда не нравилась, Стоун.» «Я думал, что кроме нас двоих у нас не будет никого.» Ты злишься, потому что боришься сама с собой.» Казалось, что вот-вот и её голова взорвётся. Не выдержав головной, сверлящей тяжести Алиса тут же окрывает глаза, просыпаясь в холодном поту. Очередной кошмар тут же принудил её по привычке подбежать к окну. Как только Алиса открыла его, по её телу сразу же пробежала мелкая дрожь от лёгкой, утренней прохлады, что, хоть и немного, но всё же смогла облегчить паническое состояние. Быстро надев чёрные джинсы и футболку с названием «Louser», голубоглазая заправила постель и тихо вышла из комнаты, аккуратно закрывая дверь, так-как знала, что отец мог ещё спать. Томми редко засыпал в своей комнате из-за своей занятости по работе. Ему всегда было удобнее спать на диване, в гостиной, потому что так он мог сэкономить драгоценное время. Сапение Томаса мгновенно заставило девушку вспомнить утренний сон. Резко ущипнув себя, она слегка поморщилась, убеждаясь в реальности происходящего. Аккуратно спустившись, она тихонько подошла к дивану, целуя отца в висок, после чего, голубоглазая сразу вздохнула, всё также настороженно направляясь к холодильнику. Было страшно. Если сон станет явью, то это будет самым, мягко говоря, ужасным моментом в её жизни. Порой, она не отличала уже, где сон, а где реальность. С последнего разговора с Робертом прошло уже как две недели. Две недели скуки и обыденности, но, как говорится, «скучно бывает лишь скучным людям». Конечно, Алиса могла бы порисовать, поиграть в плойку, посмотреть очередную, тупую комедию, но настроение было настолько мизерным, что ей хотелось просто лежать и загонять себя очередными мыслями, которые ей нахрен не сдались, а вроде бы и нужно было бы о чём-то и подумать. Грей не отвечал не на один звонок девушки. Слушая каждый день вместо голоса Роба голос автоответчика, она тут же сбрасывала, со злостью кидая телефон на диван. Такому игнорированию Алиса находила лишь две причины: либо что-то случилось с ним физически, либо морально. Она переживала за него, боялась, думала, что возможно обидела его, но чем? Она же просто общалась с другом и ничего больше. Неужто у них был какой-то договор, который запрещал разговаривать с друзьями? Шутки шутками, но голубоглазая действительно не понимала такой реакции со стороны мужчины, но, когда она представила, что это была возможно последняя их встреча, то постепенно начала паниковать, день за днём, боясь его больше не увидеть, порой даже задумываясь, не влюбилась ли она? Естественно, Роберт был для голубоглазой красивым, не симпатичным, а именно красивым, также, интересным, загадочным и таким уже родным, и казалось бы, вот твой шанс, бери его и не отпускай, но… Было такое чувство, что её сердце уже давно было вырвано вместе с артериями монстром, которого она ненавидела также сильно, как и втайне любила. А как только Алиса вспомнила этот горячий поцелуй с Греем, то сразу же подумала о клоуне, удивляясь схожести в ощущениях, и в голове сразу же возник вопрос… «Все поцелуи такие одинаковые, даже если портнёры разные?» Всё это вводило её в некое сметение и заставляло задуматься, но отложив вопрос о поцелуях, голубоглазая также заметила за эти две недели отсутствие и Пеннивайза, что подавляло её ещё больше. Их больше не было. Не было этих философских разговоров с Робертом, надоедливости со стороны клоуна, казалось, здорого, больше не придётся тратить последние нервы, но, возможно случилось то, чего она так же сильно боялась, как и смерть отца — грёбаная привязанность. Всё. И тут должна играть музыка с мема про режисерские титры. Было бы смешно, если бы не было так грустно, но это так, и ничего уже не изменить, это надо просто принять, но как можно принять такую нездоровую любовь к такому монстру? Алиса не знала ответа, но зато она была безмерно счастлива, что с ней был Томми, отчего становилось ещё страшнее потерять и его, оставшись в полном одиночестве. Окрыв холодильник, её взору предстали лишь несколько яиц, заветренный укроп и такие же заветренные пару кусочков пиццы. Даже пожарить яичницу не было настроения, поэтому, взяв несчастные два кусочка, Алиса лениво направилась в комнату, одарив спящего мужчину подавленностью голубых глаз. Она даже забыла сегодня расчесать волосы и принять водные процедуры, настолько ей было уже всё равно. Может, именно об этой смерти говорил Пеннивайз… Войдя в комнату, она также аккуратно закрыла за собой дверь, усаживаясь на ковёр с куском пиццы во рту. Вдохнув свежего воздуха, что тянулся с окна, голубоглазая сразу же услышала нотки притарных духов, которые так и не выветрились, но уже и не так сильно раздражали. Томас так был занят работой в последнее время, что даже не заглядывал в комнату девушки, а значит и о разбитых духах не узнал, что было плюсом. На отца голубоглазая вовсе не обижалась, а наоборот, прекрасно понимала, что у него сейчас проводятся множественные проверки и комиссии, поэтому, она просто старалась не отвлекать его. Невольно заглядевшись на ковёр, Алиса мгновенно вспомнила то самое тепло клоуна, оставленное на пушистом ворсе, после чего, её рука медленно прильнула к нему, но в ответ почувствовала лишь холод. Просто холод. Холод, что неумолимо продолжал настаивать на своём, не отдавая и капли былого, желанного тепла монстра.

***

Неделю спустя        — Твою мать — Прошипела голубоглазая хватаясь за пульсирующееся плечё, что тут же окрасилось в ярко-красную гуашь. Презрительно, исподлобья взглянув на окровавленную, сухую ветку, которая медленно пошатывалась, словно дрязня, девушка тут же шмыгнула под неё, стараясь больше ничего не задевать. Пробираясь всё дальше, вглубь мрачного хвойного леса, Алиса с осторожностью осматривала вокруг себя остальные ветви и, не сказать, чтобы удивлялась, но замечала явное отличие этой лесной зоны от других. Преждевременная засуха. Если голубоглазая, выходя из дома проходила мимо других лесных зон и видела всю сочность и красоту зелени, заполнявшую вокруг себя пробелы ввиде пустоты, окутывая, дома свежей листвой, будто высокие стены, то сейчас, именно здесь, она видела — смерть. Зелёные, но переходившие в жёлтый оттенок, листья уже лежали на мокрой, от гребного дождя, земле и гнили, наплевав на все законы природы. Деревья — великаны, что совсем недавно красовались своими сгустками пышной зелени, почти и вовсе оголились, тем самым открывая над собой серое небо. От этого всего Алисе становилось непосебе. Она просто не могла понять, почему именно здесь природа решила облениться, тем самым, обрекая данную часть леса на преждевременную старость.        Выбравшись из мрачных пут сухих ветвей, что со смачным и ярким звуком ломались, оставляя ссадины, девушка наконец вышла на пустошь, ту самую, которую к сожалению уже не забудет никогда. Противные воспоминания тут же закрались в юную головку, оставляя после себя липкий осадок. Перед глазами то и дело, что всплывали ужасающие картины, посекундно сменяясь одина за другой. Образ маленького мальчика, что был беспощадно изуродован, не выходил у неё из головы. И вновь это наваждение. Чувство ненависти. И даже не к нему… Нет. А к себе. За то, что любит. Любит, любит, любит, этого, как она выразилась в мыслях «урода». Голубоглазая ещё никогда не была настолько себе противна. Она прекрасно понимала, что таких детей, как этот невинный мальчик возможно тысячи, миллионы, что также смотрят куда то в пустоту, так и не осознав своей страшной смерти, и всё равно продолжала думать о нём, об этом клоуне, что надругался над её сердцем.  — Это болезнь. Болезнь. — Судорожно шептала голубоглазая, хватаясь за бледное, уже чуть ли не зелёное лицо. С силой потянув мешочки под глазами, тем самым на долю секунды изуродовав себя, девушка тут же опустила руки, после чего, невольно заметила высокий силуэт, что статично сидел на камне, том самом камне, где частенько любили проводить время Роберт и Алиса. Ключевое слово — любили… Но где-то там, в глубине души, всё-таки закрадывалась маленькая надежда, что сейчас, на этом камне, как и всегда, заправляя волосы назад, созерцал природу высокий, молодой человек, который когда-то с улыбкой рассказывал о жизни, который всегда приходил на помощь и потдерживал, который, последнее что сделал в её бытие, оставил жаркое и сладостное послевкусие жадного поцелуя на чувственных губах… А после и её оставил. И не было больше не улыбки, не искренности тех самых больших глаз, что смотрели прямо в душу. А горький запах табачного дыма, что преобретал форму колец, выходивший из пухлых губ, голубоглазая вовсе забыла… Разозлившись и осознав всю напрасность своих надежд, Алиса тут же быстрым шагом направилась в сторону этого силуэта, дабы больше не мучить себя, да похоронить эти бессмысленные ожидания. Приближаясь, она наконец смогла разглядеть привычную, кудрявую голову. И шаг её тут же замедлился. Это не Роберт. Усмехнувшись, голубоглазая продолжила плестись вперёд, высмеивая свою наивность и простоту.  — Чего один? — Спросила тихо Алиса, понимая, что её голосовые связки вовсе ослабели. Подсев к парню, девушка даже и краем глаза не взглянув на него, сразу же устремила пустой, статичный взгляд в зелёную капну деревьев, что медленно и блаженно танцевали в тёплом ветре. Приятно удивившись присутствием девушки, Фин хотел было улыбнуться, но тут же нахмурился, завидев всю неопрятность и зелёную бледность её тонкой кожи. Лишь глаза остались неизменно голубыми и такими же прекрасными, выделяясь из всей этой физической апатии. Будто алмазы сверкали они, даже не имея повода в виде солнечных лучей или же любых других источников света. Это восхищало и одновременно заставляло сердце кудрявого сжиматься, ведь это сияние глаз казалось ему таким болезненно-мучительным, словно, перед ним сидел призрак, такой тонкий и прозрачный, не имеющий ни эмоций, ни желаний, ни сил…  — Алиса. Я тебя не узнаю. Что произошло? — Обеспокоенно спросил парень, хватаясь за холодную, худощавую руку девушки.  — Всё хорошо —  — Ты вот сейчас серьёзно? Ты себя вообще видела? —  — Я просто приболела — С каждым сказанным словом, в котором чувствовалась несоизмеримая, глупая ложь, Фин тут же злился, сжимая хрупкие, тонкие пальчики, что даже не имели сил сопротивляться.  — Приболела? Приболела?! — Яростно повышал он тон, пытаясь разглядеть в голубых глазах остаток разума и жизни.  — Ты себя слышишь? Не ври мне. Это всё он? Тот мудак? Это из-за него?! — Медленно повернув голову в сторону кудрявого, голубоглазая мгновенно улыбнулась, невольно засмотревшись на его веснушчатое лицо, что было залито багровым румянцем.  — Ты так переживаешь за меня. Приятно. — Удивившись, парень на секунд пять опешил, после чего вновь вернулся в прежнее негодование.  — Не надо… — Пробомотал он, раздражаясь ещё больше.  — Что? —  — Не надо пытаться поменять тему. Ты пытаешься его выгородить. Алиса, этот ублюдок… —  — Этого ублюдка больше нет. — Прошептала она, продолжая болезненно улыбаться. Сама того не осознавая, девушка всем видом так и кричала: «Помоги мне! Помоги! Помоги!»  — Он тебя бросил? — Спросил Фин, сжав её тонкую руку до побеления в костяшках.  — Не… Не знаю. Может что-то… —        — Случилось? Нет, Алиса. С этим пидофилом нихренашеньки не случится. Хватит себя тешить надеждами. Ты же сама всё понимаешь. — Получив в ответ лишь молчание, кудрявый аккуратно заправил золотую прядь за ушко голубоглазой, что казалось больше прежнего на фоне исхудалого лица, сильно выраженных, чем обычно, скул и весьма заметных впадин в, когда-то существовавших, малиновых щёчках.  — Ты его любишь? — Алиса молчала. Казалось, что это тишина длилась чуть ли не вечность. Она тяжело выдохнула и…  — Нет. Я не люблю его. — Глаза Фина тут же забегали, а губы, то и дело, что пытались сдержать невольную улыбку.  — Точнее… Я люблю его, люблю, но не так сильно, как… —  — Кого? — Удивлённо спросил кудрявый.  — Слушай, я тебе скажу, но ты пообещаешь мне, что не сдашь меня в дурку… Я влюбилась в монстра… — Прошептала голубоглазая, пытаясь сдержать резко нахлышувший смех. Лицо парня так и источало недоумение, заставляя девушку тут же засмеяться.  — Ладно, забудь — С улыбкой проговорила она, слезая с камня.  — Подожди, что ты имела ввиду под словом монстр? —  — То и имела. Когда он злой, у него вырастают огромные когти, а клыки чего стоят. Любого сожрёт. Бойся —  — Алиса, ты ведь сейчас не серьёзно, да? Если это какой-то абьюзер, так и скажи, иначе, мне будет казаться, что ты явно под кайфом. Со мной даже не поделилась. — Пустошь мгновенно заполнилась хохотом голубоглазой, превращаясь в эховые кольца. Сама же девушка уходила всё дальше и дальше, не поворачивая и головы.  — Нет подожди. Куда ты уходишь? — Возмущённо прокричал Фин, идя по следам голубоглазой…