Генри грустит

Эмма сидела за своим рабочим столом и занималась самым скучным занятием в мире — составляла отчёт, когда в кресло у длинного стола для совещаний, не спросив разрешения, уселась незваная гостья — учительница Генри Мэри Маргарет Бланшар. Эмма закончила с отчётом, сохранила файл и, с тяжёлым вздохом, уставилась на свою гостью. — Ты что-то хотела, Мэри Маргарет? Поговорить о Генри? Он что-то натворил? — Нет, — Мэри Маргарет залезла в сумочку, достала зеркальце, проверила макияж. — Он мой внук? — Нет, — холодно и спокойно ответила Эмма, хотя внутри всё начало закипать. — Вы его учительница, мисс Бланшар, и не более того. — Но… — Никаких «но», мисс Бланшар. Вы думаете, что имеете ко мне какое-то отношение и можете как-то вмешиваться в мою жизнь? Повторяю — нет. Вы не имеете ко мне никакого отношения и тем более к Генри. — С твоим появлением пошли часы на башне, которые стояли все эти годы, — Эмма припоминает, как характеризовала бывшую падчерицу Регина — «очень упряма». — И тебя, вас зовут Эмма. — И что? — фыркает Эмма в ответ. — Ты отправила в неизвестность маленькую девочку, грудного младенца, который не пробыл с родителями и часа, хотя Тёмный ясно сказал вам — БЕРЕЧЬ младенца. Редкий случай, когда Румпель не лукавил и старался выражаться, как можно более ясно, без подвоха, уловок, никакого «следовало читать написанное мелким шрифтом прежде чем ставить свою подпись!». Это называется беречь? Вытолкнуть ребёнка в незнакомый мир одного. И что ты ждёшь от меня? Признать тебя своей матерью? Знаешь сколько было у меня таких как ты мамаш? С десяток. Лицемерных, лживых, жестоких по отношению к собственным детям. Взявших меня ради пособий и сбросивших с рук, вернувших назад в систему. Мы и подругами вряд ли станем, а уж испытывать к тебе что-то кроме презрения… — Проклятие падёт… — начинает было Мэри Маргарет, но Эмма её прерывает: — Вы нарушили главное условие сделки и всё пошло наперекосяк. Я даже не знаю падёт ли ваше грёбаное Проклятие. Но никаких прав на меня у вас нет. И на Генри. Оставь пацана в покое, мисс Бланшар. Ещё не хватало чтобы ты и Регина устроили из-за него междусобойчик и он превратился в боевой трофей, приз победителю. В конце концов я уговорю Регину покинуть этот трёклятый городок и купить квартиру в Бостоне. А вы тут как нибудь сами разгребайтесь. Живите своей жизнью, без нас. — Ты жестока, — никакой обиды. Простая констатация факта. — И упряма. — Мне пришлось стать жестокой и упрямой, чтобы выжить в этом мире, когда мне не было на кого положиться, а сейчас прости, Мэри Маргарет, мне необходимо закончить этот чёртов отчёт — не хочу выслушивать от мэра язвительные замечания по поводу орфографических и стилистических погрешностей. Она требует от меня высокий штиль. Как будто я поэму пишу, а не официальную бумагу. — Регина всегда была такая, — ностальгически вздыхает Мэри Маргарет. — Благодаря ей у меня такой хороший почерк и прекрасные знания грамматики, стиль… — Рада за тебя, — фыркает Эмма и погружается в бюрократические дебри с головой, а Мэри Маргарет уходит, пожелав помощнику шерифа хорошего дня. … Эмма заканчивает отчёт, делает распечатку, кладёт её в папку, когда замечает на столе, по правую руку яблоко и записку: «Съешь меня!». Яблоко такое ароматное, что слюнки текут, а в животе уже урчит… … Это лицо хорошо знакомо Эмме, но сейчас оно висит над ней огромное, словно Луна. Нежные пальцы ласково касаются щеки, глаза полны любви и боли, такой страшной боли, что Эмме хочется плакать. — Не плачь, милая, — шепчет женщина и капли одна за другой падают из её глаз, обжигающе горячие и горечь от соли на губах. — Всё будет хорошо, Эмма. Мы с тобой однажды обязательно встретимся, Эмма… — Эмма, Эмма… И Эмма открывает глаза. Она лежит на крепких и горячих руках, хорошо знакомый аромат духов и то самое лицо снова так близко, глаза полны слёз, но в этот раз женщина улыбается и хлюпает носом. — Что произошло? — спрашивает Эмма у Регины, которая кажется тоже плачет — глаза красные. — Яблоко, — судорожно вздыхает Миллс. — И Проклятие пало. — И мы всё ещё здесь, — Эмма видит над собой крышку стола для совещаний и это определённо участок шерифа в Сторибруке, а не в какой то иной реальности. — Как ты себя чувствуешь, милая? — спрашивает Мэри Маргарет. — Нормально, — Эмма пытается подняться, но комната начинает вращаться против часовой стрелки, и Эмма, со стоном, валится назад на колени Регины. Откуда то сбоку выплывает лицо доктора Вэйла с бровями, озабоченно сведёнными к переносице: — Я должен провести обследование пострадавшей у себя в клинике. Сильные руки поднимают Эмму за руки и за ноги. Стол проплывает мимо, рука Регины скользит по волосам, Мэри Маргарет ломает пальцы в страшной тревоге. — Со мной всё будет в порядке… — шепчет Эмма. — Отчёт на столе, дорогая. Мы с тобой ещё поговорим, мама. Что-то, неприятно холодное, касается плеча, укол. Проваливаясь в сон Эмма успевает услышать смешок Регины: — Ты стала настоящим бюрократом, Свон. Чтобы ни случилось — главное отчёт. Я тебя люблю. — Я тоже люблю, тебя милая… — шепчет Мэри Маргарет. … — Она назвала тебя матерью, — говорит Регина. — Это большой прогресс. Мэри Маргарет вздыхает: — И что теперь? — Ничего. Мы одна семья. И ты будешь организатором нашей свадьбы. — Думаешь, легко забыть, что ты творила? — хмурится Мэри Маргарет. — А то, что сотворила ты? Разболтала наш с Дэниелом секрет и вряд ли ты, самая знаменитая разбойница в Зачарованном Лесу, была душкой. И потом — вождём повстанцев. А если остальные начнут припоминать свои претензии друг к другу… Сторибрук вряд ли уцелеет. — Это точно, — вынуждена согласиться Белоснежка со старым врагом и будущей родственницей по новой. — Лучше всё оставить позади, а то впереди ничего не будет. … Опять что-то мокрое падает на лицо, а потом… Эмма понимает, что её кто-то лижет и открывает глаза. Первое, что видит Свон это радостная мордашка Собаки у самого лица, потом узнаёт комнату. Это определённо ИХ спальня в особняке. — Фу, Собака, я уже проснулась. Хорошо знакомые руки поднимают пёсика и уносят, потом из этих рук Свон получает стакан прохладной и вкусной воды, напившись, решается задать вопрос: — Сколько меня не было в этом прекрасном мире? — Три года. Наш сын уже пошёл в колледж. — Что?! Регина чуть не падает с кровати от смеха: — Шучу. Это была шутка, Свон! Ты что шуток не понимаешь? — Таких нет. Так сколько, на самом деле? — Два дня. Ты у нас оказывается трудоголик, Свон. Тебе предписано побольше отдыхать и гулять на свежем воздухе. — А кто будет снимать пьяного Лероя с дерева? — Дэвид тоже пришёл в себя и заявил, что хочет получить значок помощника шерифа. Так что ты будешь работать вместе с собственным отцом. Ты, надеюсь, не против? — Регина смотрит на любимую с лёгкой тревогой, но Эмма в ответ только зевает: — Нет. Но сейчас я хочу поспать… — Соня, — ворчит Регина, но выходит из спальни, тихо прикрыв за собой дверь. … — Я согласна терпеть вас обоих и называть папой и мамой при одном условии — вы будете помнить, что я уже взрослая и не будете меня воспитывать и опекать, как маленькую. — Договорились, — кивает Мэри Маргарет. — Но для начала мы тебя, дочь, переоденем… Эмма закатывает глаза… … — Никто не захотел продолжения войны, — рассказывает Регина за завтраком. — Даже Лерой. Им наши разборки ещё до Проклятия были поперёк горла. Бабуля сказала, что мы слегка заигрались в «казаков-разбойников» и обе были такие милые девочки… Мол, побузили и хватит! Марш по кроваткам, а то в угол поставлю. — То есть, конец войне? — уточняет Эмма. — Да, но сейчас начнётся самое страшное, — вздыхает Регина. — Что?! — подскакивает в панике Эмма. — Я уже успела позабыть какого размера у Белоснежки шило в заднице… — вздыхает Регина. — Теперь вспомнила. — А я многое вспомнила, что не должна была… — Эмма смотрит куда-то в заоконное пространство. — Как она держала меня на руках, боль в её глазах… — Это всё Проклятие. Чёртова магия чёртова Проклятия. — Зато теперь я знаю… — Вот. Считай это последним подарком от Проклятия. Маленькая компенсация за причинённые неудобства.